Данный труд основа церковнославянской грамматической науки. Мелетий (Смотрицкий): биография

1. Грамматiки Славенския правильное синтагма. Потщанием многогрешного мниха Мелетия Смотриского, в коиновии братства церковнаго Виленскаго, при храме Сошествиа пресвятаго и животворящаго Духа назданном, странствующаго, снисканное и прижитое, лета от воплощения Бога Слова 1619. Правящу апостолский престол великия Божия Константинополския церкве виленскому патриарсе г. Отцу Тимофею, Виленскому же коиновию предстателствующу г. Отцу Леонтию Карповичу, архимандриту. В Евью, 1619. 252 л. (504 с.). Сигнатура внизу, по тетрадям (которых 31). На обороте заглавного листа герб князя Богдана Огинского; потом: «Учителем школьным автор», а затем идёт другой заглавный лист, на котором означен 1618 год, без показания места издания; оборотная сторона его белая. Переплет эпохи: доски обтянутые кожей, латунные застёжки. 14,5x9,0 см.

2. Грамматика славенская Мелетия Смотрицкого, изданная (умноженная) в Москве, 1648 года (нач. 7156 г. декабря 6, конч. 7156 г. февраля 2). Алексей; Иосиф. Строк 19. Шрифт: 10 строк = 78 мм. 388 листов; нумерация их и сигнатура тетрадей (которых 48,5) внизу. В начале (л.л. 1-44) – Предисловие Грамматики. В конце – Послесловие. Орнамент: инициалов 1; заставок 16 с 3-х досок. Печать в два цвета: черный и красный. Переплет эпохи: доски обтянутые кожей, латунные застёжки. 21,8x17см.

В 1618-1619 годах вышел главный филологический труд Восточных славян «Ґрамматіки Славенския правилное Cvнтаґма» (Евье, ныне Вевис под Вильнюсом) - основа церковнославянской грамматической науки на следующие два века, выдержавшая множество переизданий, переработок и переводов. Там, на берегу озера с тем же названием, в начале XVII века располагалось имение князей Огинских, где в 1618 году Богдан Огинский основал типографию, печатавшую славянские и польские книги. «Грамматика» Смотрицкого - выдающийся памятник славянской грамматической мысли.

Мелетий Смотрицкий (в миру - Максим Герасимович Смотрицкий, встречается и смешанная форма имени Максентий, псевдоним Теофил Ортолог; род. предп. 1577-1578, местечко Смотрич или Каменец-Подольский - 17 (27) декабря 1633 (Дермань) - архиепископ Полоцкий; писатель, деятель просвещения. Активно выступал за присоединение православной церкви, находящейся на украинских землях, к унии; предложения получили отпор со стороны кругов, объединявшихся вокруг епископа Перемышльского Исайи (Копинского). Сын русского писателя-полемиста Герасима Смотрицкого, первого ректора Острожской школы, знатока церковнославянского языка, участника редактирования и издания «Острожской Библии» Ивана Федорова. Начальное образование Мелетий получил в Острожской школе от отца и грека Кирилла Лукариса (в будущем также ректора Острожской школы, а позже Константинопольского патриарха), где получил возможность в совершенстве освоить церковнославянский и греческий языки. После смерти отца Смотрицкого князь Константин Острожский отправил способного юношу для дальнейшего обучения в иезуитскую Виленскую академию (это случилось, по разным источникам, в 1594 или в 1601 году; первый вариант считается более достоверным); затем Смотрицкий много путешествовал за границей, слушал лекции в различных университетах, особенно в протестантских Лейпцигском, Виттенбергском и Нюрнбергском университетах. Вероятно, за границей он получил учёную степень доктора медицины. Вернувшись, поселился у князя Б. Соломерецкого под Минском. Смотрицкий часто ездил в Минск, боролся против унии, вследствие чего многие униаты вернулись к православию и в Минске было основано православное братство. Около 1608 года переехал в Вильну, состоял в Виленском братстве, анонимно издал трактат «Αντίγραφη» («Ответ»); вероятно, преподавал в братской школе. Активно участвовал в национально-религиозной борьбе. Под псевдонимом Теофил Ортолог в 1610 году напечатал свой знаменитейший труд «Θρηνος» («Плач»), как и большинство других полемических произведений Смотрицкого - по-польски. В этом сочинении автор бичует епископов, перешедших в унию, призывает их одуматься, но также критикует нерадивость и злоупотребления православного духовенства; в полемике с католиками Смотрицкий выступает как энциклопедически образованный человек своего времени, цитирует либо упоминает более 140 авторов - не только отцов церкви, но и многих античных и возрожденческих ученых и писателей. Этим трудом Смотрицкий приобрел огромную популярность среди православных; как он сам писал, некоторые современники считали эту книгу равной трудам Иоанна Златоуста и за неё готовы были кровь пролить и душу отдать. Критика как католической, так и православной иерархии, показ религиозных и национальных гонений народа Малороссии и Белоруссии, а главное - призыв к активной защите своих прав весьма обеспокоили польские королевские власти. Сигизмунд III в 1610 году запретил продавать и покупать книги Виленского братства под угрозой штрафа в 5000 золотых; местным властям король повелел конфисковать братскую типографию, забрать и сжечь книги, а наборщиков и корректоров арестовать, что и было исполнено. Редактор и корректор Леонтий Карпович попал в узилище; Смотрицкому удалось избежать ареста. Про жизнь и деятельность Смотрицкого после королевских репрессий сохранилось очень мало сведений. Вероятно, он вернулся в Малороссию; может быть, некоторое время жил в Остроге и преподавал в тамошней школе. Смотрицкого считают одним из первых ректоров Киевской братской школы, организованной в 1615-1616 гг., где он преподавал церковнославянский язык и латынь. Затем он вернулся в Вильну, где жил в Свято-Духовом монастыре. Под давлением или даже по категорическому требованию Виленского братства, которое не могло оставаться равнодушным к контактам Смотрицкого с униатами, принял монашество под именем Мелетия. В 1616 году вышел в свет его перевод на малоросский язык «Евангелия учительного… отца нашего Каллиста».

«Грамматика» состоит из следующих частей: орфография, этимология, синтаксис, просодия. Написанный по образцу греческих грамматик, труд Смотрицкого отражает специфические явления церковнославянского языка. Ему принадлежит установление системы падежей, свойственных славянским языкам (в этом Смотрицкий опередил западных грамматистов, подгонявших падежи живых языков под нормы латинского языка), установление двух спряжений глаголов, определение (ещё не совсем точное) вида глаголов и др.; отмечены лишние буквы славянской письменности, в которых она не нуждается. «Грамматика» Смотрицкого имеет и раздел о стихосложении, где вместо силлабического стиха предлагается пользоваться метрическим, как якобы более свойственным славянской речи (в действительности - воспроизводящим авторитетный античный образец; эксперимент Мелетия с искусственной метризацией церковнославянского языка не имел последствий). Его «Грамматика» насыщена множеством примеров, облегчающих усвоение грамматических правил. Она неоднократно переиздавалась (Вильно, 1629; Кременец, 1638, 1648; Москва, 1648, 1721, с приближением к живому русскому языку и дополнительными статьями о пользе изучения грамматики) и оказала большое влияние на развитие русской филологии и преподавание грамматики в школах. В азбуковниках XVII века из неё сделаны обширные выписки. «Грамматика» Смотрицкого учитывалась авторами ряда последующих славянских грамматик, изданных за границей - Генриха Вильгельма Лудольфа (Оксфорд, 1696), Ильи Копиевича (Амстердам, 1706), Павла Ненадовича (Рымник, 1755), Стефана Вуяновского (Вена, 1793) и Авраама Мразовича (Вена, 1794). Смотрицкий подчеркивал необходимость сознательного усвоения учебного материала - «умом разумей слова». Им было выдвинуто 5 ступеней обучения: «зри, внимай, разумей, рассмотряй, памятуй». Некоторые исследователи упоминают о якобы составленном Смотрицким примерно тогда же словаре, но этим сведениям подтверждения не найдено. Столь же сомнительны сведения о греческой грамматике Смотрицкого (якобы 1615 года издания в Кёльне). Однако подтверждено его участие в написании «Букваря языка славенска», напечатанного в 1618 году в том же Евье. Оборот заглавного листа «Грамматики» 1619 года украшает герб Богдана Огинского, а сама книга имеет посвящение
патриарху константинопольскому Тимофею и архимандриту Виленского монастыря Леонтию Карповичу. Московское издание 1648 года - четвёртое по счёту. Напечатанное по повелению царя Алексея Михайловича и с благословения его духовного отца московского патриарха Иосифа, оно появилось анонимно, в «отредактированном» виде, дополненное лингвистическими рассуждениями, авторство которых приписывают Максиму Греку. Основному тексту предпослано довольно обширное предисловие, в котором содержатся сентенции о пользе грамматики, о необходимости чтения Священного Писания, а также «душеполезные наставления» отцов церкви. «Грамматика» разделена на четыре части: орфографию, этимологию, синтаксис и просодию, представлявшую новую систему ударений в стихосложении. «Чесому учат сия четыречасти. Орфография учит право писати, и гласом в речениих прямо ударяти. Этимологиа учит речения в своя им части точне возносити. Синтаксис учит словеса сложне сычиняти. Просодиа учит метром, или мерою количества стихи слагати». Изначально призванная противостоять усилению полонизации западного края, книга Смотрицкого сыграла важную роль в культурном развитии России. До появления в 1755 году «Российской грамматики» М.В. Ломоносова она являлась основным учебником церковно-славянского языка. На протяжении нескольких десятилетий грамотные люди учились по «Грамматике славенской» «благо глаголати и писати». Но если признать честно, славянская грамматика Мелетия Смотрицкого была написана невразумительным языком. Для ее преодоления требовалось много терпения и даже отваги. Постичь по ней «известное художество глаголати и писати учащее» было мудрено. «Что есть ударение гласа?» - мог прочесть русский человек и ломал голову над ответом: «Есмь речений просодиею верхней знаменование». Или: «Что есть словес препинание?» «Есть речи, иначертанием различных в строце знамен, разделение». Но разобраться все же было можно. И это была серьезная книга, содержащая, между прочим, и правила, как «метром или мерою количества стихи слагати». И эта просодия филолога-новатора у современников и ближайших потомков тоже частенько не вызывала сочувствия. Известный поэт XVIII века В.К. Тредиаковский в статье «О древнем, среднем и новом стихотворении российском» писал по этому поводу: «Неизвестно, способ ли ему рифмический не полюбился или так он был влюблён в греческий древний и латинский способ стихосложения, что составил свой, для наших стихов, совсем греческий и потому ж латинский. Но коль ни достохвальное сие тщание Смотрицкого, однако учёные наши духовные люди не приняли сего состава его стихов, остался он только в его грамматике на показание потомкам примера, а те утверждались отчасу более на рифмических стихах среднего состава, приводя их в некоторую исправность и образца польских стихов».

В 1620-1621 годах в Малороссии и в Белоруссии пребывал патриарх Иерусалимский Феофан: почти все тамошние епископские кафедры перешли в унию, и надо было возвести новых иерархов. Феофан разослал грамоты, в которых советовал избрать кандидатов и прислать к нему. Виленский кандидат (архимандрит Святодуховского монастыря Л. Карпович) был болен, поэтому отправляться в Киев было препоручено Смотрицкому; его патриарх поставил архиепископом Полоцким, епископом Витебским и Мстиславским (эти кафедры с 1618 года занимал униат Иосафат Кунцевич). В конце 1620 года, после смерти Леонтия Карповича, Смотрицкий был избран архимандритом Святодуховского монастыря. В этот период он развернул активную деятельность по защите православия и новых епископов, против унии; выступал с проповедями в виленских храмах, на площадях, в ратуше, рассылал своих послов с письмами и книгами по городам, местечкам, хуторам и магнатским замкам… Покровитель унии король Сигизмунд III не утвердил новых православных епископов и митрополита. Королевское правительство осудило действия Феофана, объявило его турецким шпионом, а епископов повелело схватить и привлечь к судебной ответственности. Против Смотрицкого Сигизмунд издал в 1621 году три грамоты, объявив того самозванцем, врагом государства, оскорбителем величества и подстрекателем и повелев его арестовать. В Вильне организовали погром православных. Смотрицкий в ответ издал ряд антиуниатских трудов, в которых защищает восстановление православной иерархии, опровергает католическо-униатские обвинения, показывает произвол королевских властей и преследования украинского и белорусского населения, отстаивавшего свои права и достоинство: «Verificatia niewinności…» («Оправдание невинности…», Вильна, 1621), «Obrona Verificatiey…» («Защита „Оправдания“…», Вильна, 1621), «Elenchus pism uszczypliwych…» («Разоблачение ядовитых писаний…», Вильна, 1622) и др. Вместе с митрополитом Борецким Смотрицкий в 1623 году ездил на сейм в Варшаву, где они безуспешно пытались добиться утверждения новых православных епископов. Осенью 1623 года восставшее население Витебска убило униатского архиепископа Иосафата Кунцевича. С благословения папы Урбана VIII королевские власти жестоко расправились с восставшими, Смотрицкого же обвинили в том, что он был их духовный сообщник. Из-за этого он решил поехать за границы Речи Посполитой и в начале 1624 года отправился на Ближний Восток, перед этим остановившись в Киеве. Он побывал в Константинополе, посетил Египет и Палестину; через Константинополь в 1626 году вернулся в Киев. Как позже признавался Смотрицкий в письме князю Хрептовичу, поездка была связана с планами унии, про которые сказать патриарху он не отважился. Смотрицкий хотел получить от патриарха грамоту, ограничивающую автономию ставропигийных братств, и действительно привез её. Вернувшегося Смотрицкого православные встретили настороженно, даже враждебно. Архимандрит Киево-Печерского монастыря Захария Копыстенский не принял Смотрицкого и настаивал, чтобы так поступили и прочие монастыри; причиной стали привезенные грамоты и слухи про его наклонность к унии. Только благодаря стараниям И. Борецкого (также обвиняемого в склонности к унии) его принял Межигорский монастырь. Чтобы развеять подозрения, Борецкий и Смотрицкий весной 1626 года «перед многим духовенством, паны шляхтою, войтом, бурмистрами, райцами, брацтвом церковным и всем посполством ясне пред всеми невинности и верности свое певные знаки оказали…», как писал митрополит Петр Могила в особой грамоте. Смотрицкий оказался в сложном положении: в свой Виленский монастырь после привезения грамот возвращаться было невозможно, в Киеве же его встретили неблагосклонно. Он обращается к князю Янушу Заславскому, чтобы получить пустующее место архимандрита Дерманского монастыря на Волыни, который тогда был под покровительством Александра, сына Януша. Этот поступок оказался фатальным в жизни Смотрицкого. По наущению униатского митрополита Рутского Заславский согласился на это, но при условии, что Смотрицкий примкнёт к унии. После некоторых колебаний Смотрицкий согласился. Но ему полностью не поверили и требовали письменных подтверждений обращения в униатство. В июне 1627 года Смотрицкий стал униатом. При этом он просил, чтобы до получения ответов из Рима это держалось в тайне, чтобы за ним оставалось звание архиепископа и т. п. Подлинные причины этого перехода толкуются по-разному. В течение 1628-1629 годов выпустил несколько книжек, в которых оправдывает свои поступки, агитирует за унию, критикует труды православных полемистов, в том числе и свои прошлые взгляды, касается прежде всего чисто теологических вопросов. Деятельность Смотрицкого в пользу унии потерпела полный крах. По его инициативе осенью 1627 года в Киеве был созван собор, на котором он обещал подготовить к изданию свой катехизис, но попросил сперва позволить ему опубликовать свои размышления об отличиях между православной и католической церквями; в феврале 1628 года на соборе в г. Городке на Волыни уже утверждал, что западная и восточная церкви в основных положениях не расходятся, так что возможно их примирение. Для обсуждения его предложений было решено созвать новый собор, к которому Смотрицкий должен был подготовить изложение своих взглядов. Но вместо того он написал «Апологию», в которой обвинял православных в разных ересях и призывал присоединяться к католицизму; книга была издана без санкции митрополита. Печатал её униат К. Сакович. Поведение Смотрицкого и его книга вызвали негодование. На новый собор в августе 1628 года приехало пять епископов, много низшего духовенства, мирян, казаков. Смотрицкого не допускали на заседания, пока он не отречется от «Апологии»; он пытался сопротивляться, но узнав, что народ, собравшийся у Михайловского монастыря, грозит расправой, если его униатство откроется, публично отрёкся от книги, подписав акт, проклинающий её, и поправ её листы ногами перед лицом собравшихся. Для успокоения народа собор выпустил окружную грамоту, дабы Смотрицкого и иных иерархов более не подозревали в униатстве. Но Мелетий неожиданно вернулся в Дерманский монастырь, написал и издал книгу «Protestatia», направленную против собора, где открыто выступил против православия, объяснил свое былое отречение от унии шантажом, и просил короля созвать новый собор для примирения церквей. Собор был созван в 1629 году во Львове, но православные отказались в нём участвовать. Оказавшись в кругу людей, с которыми всю жизнь боролся, покинутый старыми друзьями, больной Мелетий, оставаясь в Дермане, больше ничего не написал и не опубликовал. Там же он скончался и был похоронен 17 (27) декабря 1633 года в Дерманском монастыре. Мелетий не был до конца последователен, но своей деятельностью, педагогической работой, плодом которой стала церковно-славянская «Грамматика», Смотрицкий внёс неоценимый великий вклад в культуру восточных славян.

Автор рассказывает о сложной и противоречивой жизни и деятельности, анализирует общественно-политические взгляды мыслителя на фоне сложной исторической обстановки. Рассматриваются два периода жизни и деятельности Смотрицкого - первый, когда он был активным сторонником и участником выступлений против католического засилия в Белоруссии, и второй - последние годы жизни, когда Смотрицкий отошел от этой борьбы. Подробно освещается его научная деятельность как филолога, как автора известной «Грамматики» славянского языка, которая сохраняла свое научное значение на протяжении 150 лет.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Бывают в истории личности, которые рождены своей эпохой, но их значение и известность выходят далеко за ее пределы. Бывают и такие, которых нельзя представить вне своего времени, вне тех условий, в которых они воспитывались и жили. Смотрицкий совмещает в себе черты одних и других. В самом деле, когда мы произносим его имя, мы вспоминаем его прежде всего как автора известной «Грамматики» церковнославянского языка, которую Ломоносов вместе с «Арифметикой» Магницкого назвал «вратами своей учености». Менее. известна общественно-литературная деятельность Смотрицкого как писателя-полемиста. Она тесно связана с эпохой, непонятна и необъяснима без нее. Без Смотрицкого трудно представить развитие литературы и общественной мысли в один из сложнейших периодов истории Белоруссии - в I четверти XVII в. Как сын своего.времени, он отразил всю его сложность и противоречивость.

Мелетий Смотрицкий привлекал к себе внимание многих исследователей. О нем писали польские, немецкие, русские, украинские, белорусские и другие ученые. Публиковались отдельные архивные документы о жизни Смотрицкого, печатались его сочинения в переводе и в подлиннике, писались монографические исследования и короткие статьи о жизни и о различных сторонах деятельности Смотрицкого. Особенно значительна группа работ, посвященная анализу филологических взглядов Смотрицкого. И это внимание естественно, ибо его «Грамматика» сохраняла свое научное значение в течение 150 лет после издания.

Основным достоинством всей дореволюционной литературы о Смотрицком является выявленный и собранный большой фактический материал. В своих выводах и интерпретациях одни авторы были более объективны и беспристрастны (К. Харлампович, К. Еленевский, А. Осинский), другие - тенденциозны (М. Коялович, С. Голубев, А. Демьянович, иезуитские и униатские историки).

Однако для всех них характерен один недостаток, который вытекает по существу из ограниченности мировоззрения. Для них важно было выяснить значение церковной деятельности Смотрицкого, сущность религиозной борьбы того периода и в зависимости от этого оценить его место в истории религиозной жизни. Дореволюционные историки видели в общественной борьбе того периода одни только страстные и яростные «богословские перебранки». По их мнению, «если бы только люди того времени могли столковаться между собой относительно небесных вещей, то у них не было бы никаких оснований ссориться из-за земных дел». Они либо недостаточно, либо совсем не касались анализа классовой позиции Смотрицкого в той религиозно-политической борьбе, которая развернулась после Брестской церковной унии. Поэтому роль социальных и классовых идей в становлении личности и в характере творчества Смотрицкого они игнорировали, а весь упор делали на одну сторону - религиозную, которая освещалась ими как центральная и единственная и в деятельности Смотрицкого, и в общественной жизни того времени.

В послеоктябрьский период советские исследователи уделяли недостаточное внимание изучению общественной мысли Белоруссии и Украины этого периода, деятельности и взглядов Смотрицкого в частности. И только в последние годы, в основном в трудах белорусских и украинских ученых, посвященных истории общественной мысли и литературы, Смотрицкого не обходят молчанием. Среди этих работ в первую очередь следует отметить «Хрэстаматыю па старажытнай беларускай лггаратуры» А. Коршунова (Минск, 1959), сборник «Из истории философской и общественно-политической мысли Белоруссии» (Минск, 1962), книгу «Украинсью письменники-полемшти конца XVI - початку XVII ст. в боротьбы проти Ватжану i Унп» П. Загайко (КиТв, 1957), «Во славном месте виленском» А. Анушкина (М., 1962), «Из истории общественно-политической жизни городов Белоруссии в XVI - половине XVII в.» 3. Копысского («Труды Института истории АН БССР», вып. 3. Минск, 1958) и др.

Нельзя не указать также последних работ П. Яременко «Пересторога» - украшський антиушатський памфлет початку XVII ст.» (Киев, 1963) и «Украшський письменник-полемист Христофор Фшалет и його «Апокрисис» (Льв1в, 1964), где дается подробная характеристика изучаемого нами периода, анализ крупных полемических трактатов того времени и оценка религиозно-литературной полемики, активным участником которой был и Мелентий Смотрицкий.

Нам кажется, что пробел в изучении личности и деятельности Смотрицкого советскими учеными не был случайным: своей противоречивой непоследовательной позицией в национально-освободительном движении он не вызывал интереса у исследователей. Тем не менее без Смотрицкого нельзя полно представить общественную и культурную жизнь в Белоруссии начала XVII в. Все это требует тщательного и объективного изучения его деятельности, чем и руководствовался автор этого исследования.

КАЖДАЯ ЭПОХА СВОЕОБРАЗНА

Годы жизни М. Смотрицкого приходятся на один из критических периодов в истории Белоруссии. Великое княжество Литовское того времени, в составе которого находились Белоруссия и Украина, - это экономический гнет и произвол светских и духовных феодалов, это классовая борьба народных масс за свои права и человеческое достоинство, это национальное и религиозное унижение и угнетение. Картина жизни в общих чертах представляется довольно яркая: огромные владения князей с многочисленными поселениями крестьян, либо полностью, либо частично зависимых, закабаленных бесчисленными поборами, чиншами и т. п.; оживленные города с разнообразным ремеслом, с купцами, ведущими торговлю, с различными религиозными храмами; многочисленные монастыри-крепости, имеющие свои аптеки и «шпитали», типографии, библиотеки и школы - ведь это было время, когда «монополия на интеллектуальное образование досталась попам, и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер»

Две унии - политическая Люблинская и церковная Брестская - влияли на умонастроение и общественное движение того времени. В 1569 г. на сейме в Люблине был утвержден договор, по которому Великое княжество Литовское и Польское королевство образовали единое государство - Речь Посполитую. Это был союз, который фактически утверждал политическое, социально-экономическое и национальное господство Польши и определил собой ее захватническую, колониальную политику в отношении княжества Литовского. Из всех последствий этого политического акта мы рассмотрим коротко лишь некоторые.

В силу договора польские феодалы могли иметь в Литовском княжестве земельные владения, чем они не замедлили воспользоваться. Теперь эксплуатировали крестьян не только свои магнаты - Радзивиллы, Слуцкие, Чарто-рыские, Воловичи, Хрептовичи, Ходкевичи, Тышкевичи, Кишки, Соломерецкие и др., но и польские, которые создавали на свободных еще землях свои фольварки, основанные на барщинном труде. Польские короли щедро раздавали белорусские земли в пожизненное владение. Магнату Лукомскому было, пожаловано целое Кричевское староство с десятками тысяч крестьян. Владения феодала Войткевича насчитывали несколько поветов, самому королю принадлежали большие земельные вла,-дения - Могилевское, Бобруйское, Городец-кое староства с городами и селами. Свои и иноземные феодалы, чувствуя силу и поддержку королевской власти, усилили экономическую эксплуатацию в своих владениях. Стремление белорусских князей и шляхты во всем быть похожими на польских магнатов и шляхту требовало все больших и больших расходов, что, естественно, выливалось в стремлении выжать из своих владений как можно больше доходов.

В результате унии образовалось большое многонациональное государство. Но правящий класс Польши, поддерживаемый верхушкой католической церкви, начал наступление на национальную культуру белорусского, литовского и украинского народов, всячески вознося польскую нацию и культуру и унижая национальное достоинство других народов, их язык, культурные традиции, национальные нравы и обычаи. Это был курс на духовное порабощение непольских народов, на уничтожение их языка, культуры, на полонизацию. Стали постепенно вытесняться национальные языки, а польский становился общепринятым в общении и в делопроизводстве; подвергались осмеянию и унижению национальные особенности, поруганию национальные обычаи. Местные феодалы в подавляющем большинстве довольно быстро стали отказываться от всего своего, национального. Литовский гуманист XVI в. Даукша «с горечью и укором говорит о литовской шляхте, которая уже через тридцать лет после Люблинской унии стала стыдиться своего родного языка».

Литовские, белорусские и украинские феодалы и шляхта не хотели ни в чем казаться хуже и ниже польских собратьев по классу. Это выразилось как во внешнем подражании, так и в заимствовании образа мыслей, определенных норм нравственности. Образование молодежь княжеских и шляхетских родов стремилась получить в польских высших учебных заведениях. Стали исчезать национальные особенности в строительстве и устройстве жилищ, в одежде, забывались свои, «дедовские» обычаи в быту. Стали строить свои дома по западному образцу: имения-замки, имения-крепости; заводить роскошные экипажи и богатую обстановку, держать множество слуг, щеголять оружием и роскошью. Язык, одежда, кухня, вероисповедание,. весь образ жизни - все изменилось, ничего не осталась из того, что напоминало бы свое, национальное, самобытное. Осталось одно сословное звание «паны и Шляхта закону римского и греческого», а позднее и это различие по вере исчезнет совсем во всем шляхетском сословии Речи Посполитой.

Естественно, в этих условиях низшие сословия, особенно крестьянство, испытывали национальное угнетение не только со стороны польских властей и магнатов, но и со стороны своих местных феодалов, которые проявляли во всем «к хлопам» презрение и нетерпимость к малейшим их требованиям независимости и былых прав, к проявлениям национального духа и характера.

К классово-экономическому и национальному угнетению прибавлялось и религиозное преследование. Неограниченная светская и духовная власть феодалов давала им возможность бесконтрольно распоряжаться совестью своих подданных. Если тот или иной князь был католической веры, последователем Лютера или сторонником арианства и других религиозных сект, то он насильно обращал своих подданных в новую веру. Но это религиозное насилие имело, если можно сказать, локальное значение, оно лишний раз подтверждало и без того бесправное и угнетенное положение подданных феодалов и особенно плебейских и крестьянских масс. С конца же XVI в. религиозное угнетение и насилие превратилось в государственную политику феодально-католической верхушки в отношении белорусского и украинского народов.

С течением времени католическая церковь, заняв господствующее положение в Польше, начала осуществлять свои давнишние планы - планы соединения православной церкви с католической под главенством римского папы. Люблинская уния во многом помогла осуществлению их замыслов. Благодаря церковной унии римская курия пыталась возместить тот урон, который ей был нанесен реформацией, когда многие страны - Германия, Англия, Нидерланды и некоторые другие - вышли из-под власти католицизма. Путем унии папство пыталось поднять свой престиж и расширить сферу господства. Уния церквей должна была также облегчить возможность подчинения римскому папе в будущем богатого Русского государства. Все это подогревало космополитические притязания римских пап в этот период.

Сначала активно выступал против присоединения православной церкви, находящейся на червоно-русских землях , к унии , но к концу жизни перешёл на противоположные позиции; предложения получили отпор со стороны кругов, объединявшихся вокруг епископа Перемышльского Исайи (Копинского) .

Биография

Ранние годы

Сын православного писателя-полемиста Герасима Смотрицкого , первого ректора Острожской школы , знатока церковнославянского языка , участника редактирования и издания «Острожской Библии» Иваном Федоровым .

Начальное образование Мелетий получил в Острожской школе от отца и грека Кирилла Лукариса (в будущем также ректора Острожской школы, а позже Константинопольского патриарха), где получил возможность в совершенстве освоить церковнославянский и греческий языки. После смерти отца Смотрицкого князь Константин Острожский отправил способного юношу для дальнейшего обучения в иезуитскую Виленскую академию (это случилось, по разным источникам, в 1594 или в 1601 году; первый вариант считается более достоверным); затем Смотрицкий много путешествовал за границей, слушал лекции в различных университетах, особенно в протестантских Лейпцигском , Виттенбергском и Нюрнбергском университетах. Вероятно, за границей он получил учёную степень доктора медицины. Вернувшись, поселился у князя Б. Соломерецкого под Минском. Смотрицкий часто ездил в Минск, боролся против унии, вследствие чего многие униаты вернулись к православию и в Минске было основано православное братство. Около 1608 года переехал в Вильну , состоял в Виленском братстве, анонимно издал трактат «Αντίγραφη» («Ответ») ; вероятно, преподавал в братской школе . Активно участвовал в национально-религиозной борьбе. Под псевдонимом Теофил Ортолог в 1610 году напечатал свой знаменитейший труд «Θρηνος» («Плач»), как и большинство других полемических произведений Смотрицкого - по-польски. В этом сочинении автор бичует епископов, перешедших в унию, призывает их одуматься, но также критикует нерадивость и злоупотребления православного духовенства; в полемике с католиками Смотрицкий выступает как энциклопедически образованный человек своего времени, цитирует либо упоминает более 140 авторов - не только отцов церкви, но и многих античных и возрожденческих учёных и писателей. Этим трудом Смотрицкий приобрел огромную популярность среди православных; как он сам писал, некоторые современники считали эту книгу равной трудам Иоанна Златоуста и за неё готовы были кровь пролить и душу отдать.

Критика как католической, так и православной иерархии, показ религиозных и национальных гонений православного народа Речи Посполитой, а главное - призыв к активной защите своих прав весьма обеспокоили польские королевские власти. Сигизмунд III в 1610 году запретил продавать и покупать книги Виленского братства под угрозой штрафа в 5000 золотых; местным властям король повелел конфисковать братскую типографию, забрать и сжечь книги, а наборщиков и корректоров арестовать, что и было исполнено. Редактор и корректор Леонтий Карпович попал в узилище; Смотрицкому удалось избежать ареста.

Про жизнь и деятельность Смотрицкого после королевских репрессий сохранилось очень мало сведений. Вероятно, он вернулся в Малороссию; может быть, некоторое время жил в Остроге и преподавал в тамошней школе. Смотрицкого считают одним из первых ректоров Киевской братской школы, организованной в 1615-1616 гг., где он преподавал церковнославянский язык и латынь . Затем он вернулся в Вильну, где жил в Свято-Духовом монастыре . Под давлением или даже по категорическому требованию Виленского братства, которое не могло оставаться равнодушным к контактам Смотрицкого с униатами, принял монашество под именем Мелетия. В 1616 году вышел в свет его перевод на староукраинский язык «Евангелия учительного… отца нашего Каллиста».

«Грамматика»

В 1618-1619 годах вышел главный филологический труд «Ґрамма́тіки Славе́нския пра́вилное Cv́нтаґма» (Евье, ныне Вевис под Вильнюсом) - основа церковнославянской грамматической науки на следующие два века, выдержавшая множество переизданий, переработок и переводов. «Грамматика» Смотрицкого - выдающийся памятник славянской грамматической мысли. Она состоит из следующих частей: орфография , этимология , синтаксис , просодия . Написанный по образцу греческих грамматик, труд Смотрицкого отражает специфические явления церковнославянского языка. Ему принадлежит установление системы падежей, свойственных славянским языкам (в этом Смотрицкий опередил западных грамматистов, подгонявших падежи живых языков под нормы латинского языка), установление двух спряжений глаголов, определение (ещё не совсем точное) вида глаголов и др.; отмечены лишние буквы славянской письменности, в которых она не нуждается. «Грамматика» Смотрицкого имеет и раздел о стихосложении , где вместо силлабического стиха предлагается пользоваться метрическим , как якобы более свойственным славянской речи (в действительности - воспроизводящим авторитетный античный образец; эксперимент Мелетия с искусственной метризацией церковнославянского языка не имел последствий). Его «Грамматика» насыщена множеством примеров, облегчающих усвоение грамматических правил. Она неоднократно переиздавалась (Вильно, 1629; Кременец, 1638, 1648; Москва, 1648, 1721, с приближением к живому русскому языку и дополнительными статьями о пользе изучения грамматики) и оказала большое влияние на развитие русской филологии и преподавание грамматики в школах. В азбуковниках XVII в. из неё сделаны обширные выписки. «Грамматика» Смотрицкого учитывалась авторами ряда последующих славянских грамматик, изданных за границей - Генриха Вильгельма Лудольфа (Оксфорд, 1696), Ильи Копиевича (Амстердам, 1706), Павла Ненадовича (Рымник, 1755), Стефана Вуяновского (Вена, 1793) и Авраама Мразовича (Вена, 1794).

Некоторые исследователи упоминают о якобы составленном Смотрицким примерно тогда же словаре, но этим сведениям подтверждения не найдено. Столь же сомнительны сведения о греческой грамматике Смотрицкого (якобы 1615 года издания в Кёльне). Однако подтверждено его участие в написании «Букваря языка славенска», напечатанного в 1618 году в том же Евье.

Борьба против унии (1620-1623)

В 1620-1621 годах на Украине и в Белоруссии пребывал патриарх Иерусалимский Феофан : почти все тамошние православные епископы перешли в униатство, и надо было восстанавливать православную церковную иерархию. Феофан разослал грамоты, в которых советовал избрать кандидатов и прислать к нему в Киев. Виленским кандидатом был первоначально архимандрит Святодуховского монастыря Леонтий Карпович , но из-за его болезни отправляться в Киев было препоручено Смотрицкому. Именно его патриарх Феофан и поставил архиепископом Полоцким, епископом Витебским и Мстиславским. Однако никакой реальной церковной власти Смотрицкий не получил: все названные кафедры с 1618 года занимал поддерживаемый правительством Речи Посполитой униат Иосафат Кунцевич .

В конце 1620 года, после смерти Леонтия Карповича , Смотрицкий был избран архимандритом Святодуховского монастыря. В этот период он развернул активную деятельность по защите православия и новых епископов: выступал с проповедями в виленских храмах, на площадях, в ратуше, рассылал своих послов с письмами и книгами по городам, местечкам, хуторам и магнатским замкам…

Как и следовало ожидать, покровитель унии король Сигизмунд III не утвердил новых православных епископов и митрополита. Правительство Речи Посполитой осудило действия патриарха Феофана , объявило его турецким шпионом, а новопоставленных епископов повелело схватить и привлечь к судебной ответственности. Против Смотрицкого Сигизмунд издал в 1621 году три грамоты, объявив того самозванцем, врагом государства, оскорбителем величества и подстрекателем, которого следует арестовать. В Вильне был организован погром православных.

Смотрицкий в ответ издал ряд антиуниатских трудов, в которых защищал восстановление православной иерархии, опровергал католическо-униатские обвинения, рассказывал о произволе королевских властей, о преследованиях православных русинов , отстаивавших свои права и обычаи: «Suplicacia» (прошение, умоление) «Verificatia niewinności…» («Оправдание невинности…», Вильна, 1621), «Obrona Verificatiey…» («Защита „Оправдания“…», Вильна, 1621), «Elenchus pism uszczypliwych…» («Разоблачение ядовитых писаний…», Вильна, 1622) и др. В 1623 году Смотрицкий вместе с митрополитом Борецким ездил на сейм в Варшаву, где они безуспешно пытались добиться утверждения новых православных епископов.

Осенью 1623 года восставшее население Витебска убило униатского архиепископа Иосафата Кунцевича . С благословения папы Урбана VIII королевские власти жестоко расправились с восставшими, Смотрицкого же обвинили в том, что он был их духовным сообщником. Вероятно, это было одной из причин, побудивших Смотрицкого покинуть на время пределы Речи Посполитой .

Путешествие на Восток (1624-1626)

В начале 1624 года Смотрицкий отправился в Киев , а затем на Ближний Восток . Он побывал в Константинополе , посетил Египет и Палестину ; в 1626 году через Константинополь вернулся в Киев.

Главной открыто декларируемой целью путешествия Смотрицкого было получение от патриарха грамоты, ограничивающей автономию ставропигийных братств, и такую грамоту он действительно привёз. Позже в письме князю Хрептовичу Смотрицкий утверждал, что намеревался предложить патриарху план введения унии, но так и не отважился это сделать.

В Киеве Смотрицкого встретили настороженно, даже враждебно. Архимандрит Киево-Печерского монастыря Захария Копыстенский не принял его и настаивал, чтобы так поступили и прочие монастыри. Причиной стали привезённые Смотрицким грамоты и слухи о его наклонности к унии. Только благодаря стараниям И. Борецкого (также обвиняемого в приверженности унии) Смотрицкого принял Межигорский монастырь . Чтобы развеять подозрения православных, Борецкий и Смотрицкий весной 1626 года «перед многим духовенством, паны шляхтою, войтом, бурмистрами, райцами, брацтвом церковным и всем посполством ясне пред всеми невинности и верности своё певные знаки оказали…», как писал позже печерский архимандрит Петр Могила в особой грамоте.

Обращение в униатство (1627)

Положение Смотрицкого оставалось сложным: после распространения порочащих его слухов среди православных прихожан возвращение в виленский Святодуховский монастырь представлялось невозможным. Желая получить пустующее место архимандрита Дерманского монастыря на Волыни, Смотрицкий обратился за помощью к князю Янушу Заславскому, сын которого Александр был покровителем названного монастыря. По наущению униатского митрополита Рутского Януш Заславский согласился предоставить Смотрицкому вакантную должность при условии, что он примкнёт к унии. После некоторых колебаний Смотрицкий был вынужден дать согласие, но ему не поверили и потребовали письменного подтверждения. В июне 1627 года Смотрицкий официально стал униатом. При этом он просил, чтобы до получения ответов из Рима это держалось в тайне и чтобы за ним оставалось звание архиепископа. Подлинные причины поступков Смотрицкого, связанных с переходом в униатство, толкуются по-разному.

Поздние годы (1628-1633)

Осенью 1627 года по инициативе Смотрицкого в Киеве был созван собор, на котором он обещал подготовить к изданию свой катехизис, но просил сперва позволить ему опубликовать свои размышления об отличиях между православной и католической церквями. В феврале 1628 года на соборе в г. Городке на Волыни Смотрицкий уже утверждал, что Западная и Восточная церкви в основных положениях не расходятся, так что возможно их примирение. Для обсуждения его предложений было решено созвать новый собор, к которому Смотрицкий должен был подготовить изложение своих взглядов. Но вместо того он написал «Апологию», в которой обвинял православных в разных ересях и призывал присоединяться к католицизму. Книга была издана без санкции митрополита, печатал её униат К. Сакович.

Поведение Смотрицкого и его книга вызвали народное негодование. На новый собор в августе 1628 года приехали пять епископов; было много низшего духовенства, мирян, казаков. Смотрицкого не допускали на заседания, пока он не отречется от «Апологии». Сперва он пытался возражать, но собравшийся у Михайловского монастыря народ грозил ему расправой, которая стала бы неизбежной, если бы его униатство открылось. В страхе Смотрицкий публично отрёкся от книги, подписав акт, проклинающий её, и поправ её листы ногами перед лицом собравшихся.

Для успокоения народа собор выпустил окружную грамоту, дабы Смотрицкого и иных иерархов более не подозревали в униатстве. Но Смотрицкий, вернувшись в Дерманский монастырь , написал и издал направленную против собора книгу «Protestatia», где открыто выступил против православия, объяснил своё отречение от унии шантажом и просил короля созвать новый собор для примирения церквей. Собор был созван в 1629 году во Львове , но православные отказались в нём участвовать.

«Острожский летописец» содержит такую запись: «1629. Мелетий Смотрицкий, архиепископ Полоцкий, будучи православный для архимандритства Дерманского манастыря, отступив восточныя церкви и стався хулником на церковь восточную святую. Потом тую свою ересь и писмо проклинав и палил и топтав уманастыре Печерском при службе божей и при соборе. Потом паки солгав духусвятому, и бысть хулник на святую церковь и на патриархи, а хвалця папежскии, кламца на святых божиих. И умре в таком зломудрии своем» .

Оказавшись в кругу людей, с которыми всю жизнь боролся, покинутый старыми друзьями, больной Смотрицкий, оставаясь в Дермане, больше ничего не написал и не опубликовал.

Скончался и был похоронен 17 (27) декабря 1633 года в Дерманском монастыре .

Произведения

«Θρηνος to iest Lament iedyney S. powszechney apostolskiey Wschodniey Cerkwie… »- Wilno, 1610.
«Ґрамма́тіки Славе́нския пра́вилное Cv́нтаґма…» Евье, 1619. Репринт: Київ: Наукова думка, 1979. Интернет-версия (отсканировано).
«Apologia». - Львов, 1628.
Verificatia niewinności // АЮЗР. - Ч. 1. - T. 7.
Лямент у світа убогих на жалостноє преставленіє святолюбивого а в обої добродітелі багатого мужа в Бозі велебного господина отця Леонтія Карповича, архімандрита общіа обителі при церкві Сошествія святого духа братства церковного Віленського православного гречеського // Пам’ятки братських шкіл на Україні. - К., 1988.
Collected works of Meletij Smortyc’kyj / Harvard Library of Early Ukrainian Literature: Texts: Volume I. Cambridge (Massachusetts): Harvard University, 1987. ISBN 0-916458-20-2
Німчук В. В. Києво-Могилянська академія і розвиток укр. лінгвістики XVII-XIX ст. // Роль Києво-Могилянської академії в культурному єднанні слов’янських народів. - К., 1988.
Нічик В. М., Литвинов В. Д., Стратій Я. М. Гуманістичні і реформаційні ідеї на Україні. - К., 1991.
Осинский А. С. Мелетий Смотрицкий, архиепископ Полоцкий. - К., 1912.
Прокошина Е. Мелетий Смотрицкий. - Минск, 1966.
Цирульников А. М. История образования в портретах и документах: Учебное пособие для студентов педагогических заведений. - М., 2001.
Яременко П. К. Мелетій Смотрицький. Життя і творчість. - К., 1986.
Frick D. Meletij Smotryc’kyj. Cambridge, Mass., 1995.

1. Грамматiки Славенския правильное синтагма. Потщанием многогрешного мниха Мелетия Смотриского, в коиновии братства церковнаго Виленскаго, при храме Сошествиа пресвятаго и животворящаго Духа назданном, странствующаго, снисканное и прижитое, лета от воплощения Бога Слова 1619. Правящу апостолский престол великия Божия Константинополския церкве виленскому патриарсе г. Отцу Тимофею, Виленскому же коиновию предстателствующу г. Отцу Леонтию Карповичу, архимандриту. В Евью, 1619. 252 лл. (504 с.). Сигнатура внизу, по тетрадям (которых 31). На обороте заглавного листа герб князя Богдана Огинского; потом: «Учителем школьным автор», а затем идёт другой заглавный лист, на котором означен 1618 год, без показания места издания; оборотная сторона его белая. Переплет эпохи: доски обтянутые кожей, латунные застёжки. 14,5x9,0 см. Смотрицкий подчеркивал необходимость сознательного усвоения учебного материала - «умом разумей слова». Им было выдвинуто 5 ступеней обучения: «зри, внимай, разумей, рассмотряй, памятуй». Главный филологический труд Восточных славян!

В 1618 году в местечке Евье, близ Вильно, был напечатан Букварь Языка Словенска. На титуле было указано, что это "руковожение" подготовлено иноками Виленского монастыря и что напечатан букварь 24 июля 1618 года. В издании Букваря принимал непосредственное издание и Мелетий Смотрицкий. Почти одновременно с этим, в 1618-1619 годах вышел и главный филологический труд Восточных славян «Ґрамматіки Славенския правилное Cvнтаґма» (Евье, ныне Вевис под Вильнюсом) - основа церковнославянской грамматической науки на следующие два века, выдержавшая множество переизданий, переработок и переводов. Она состоит из следующих частей: орфография, этимология, синтаксис, просодия. Написанный по образцу греческих грамматик, труд Смотрицкого отражает специфические явления церковнославянского языка. Ему принадлежит установление системы падежей, свойственных славянским языкам (в этом Смотрицкий опередил западных грамматистов, подгонявших падежи живых языков под нормы латинского языка), установление двух спряжений глаголов, определение (ещё не совсем точное) вида глаголов и др.; отмечены лишние буквы славянской письменности, в которых она не нуждается. «Грамматика» Смотрицкого имеет и раздел о стихосложении, где вместо силлабического стиха предлагается пользоваться метрическим, как якобы более свойственным славянской речи (в идействительности - воспроизводящим авторитетный античный образец; эксперимент Мелетия с искусственной метризацией церковнославянского языка не имел последствий). Его «Грамматика» насыщена множеством примеров, облегчающих усвоение грамматических правил. Она неоднократно переиздавалась (Вильно, 1629; Кременец, 1638, 1648; Москва, 1648, 1721, с приближением к живому русскому языку и дополнительными статьями о пользе изучения грамматики) и оказала большое влияние на развитие русской филологии и преподавание грамматики в школах. Там, на берегу озера с тем же названием, в начале XVII века располагалось имение князей Огинских, где в 1618 году Богдан Огинский основал типографию, печатавшую славянские и польские книги. «Грамматика» Смотрицкого - выдающийся памятник славянской грамматической мысли.

Мелетий Смотрицкий (в миру - Максим Герасимович Смотрицкий, встречается и смешанная форма имени Максентий, псевдоним Теофил Ортолог; род. предп. 1577-1578, местечко Смотрич или Каменец-Подольский - 17 (27) декабря 1633 (Дермань) - архиепископ Полоцкий; писатель, деятель просвещения. Активно выступал за присоединение православной церкви, находящейся на украинских землях, к унии; предложения получили отпор со стороны кругов, объединявшихся вокруг епископа Перемышльского Исайи (Копинского). Сын русского писателя-полемиста Герасима Смотрицкого, первого ректора Острожской школы, знатока церковнославянского языка, участника редактирования и издания «Острожской Библии» Ивана Федорова. Начальное образование Мелетий получил в Острожской школе от отца и грека Кирилла Лукариса (в будущем также ректора Острожской школы, а позже Константинопольского патриарха), где получил возможность в совершенстве освоить церковнославянский и греческий языки. После смерти отца Смотрицкого князь Константин Острожский отправил способного юношу для дальнейшего обучения в иезуитскую Виленскую академию (это случилось, по разным источникам, в 1594 или в 1601 году; первый вариант считается более достоверным); затем Смотрицкий много путешествовал за границей, слушал лекции в различных университетах, особенно в протестантских Лейпцигском, Виттенбергском и Нюрнбергском университетах. Вероятно, за границей он получил учёную степень доктора медицины. Вернувшись, поселился у князя Б. Соломерецкого под Минском. Смотрицкий часто ездил в Минск, боролся против унии, вследствие чего многие униаты вернулись к православию и в Минске было основано православное братство. Около 1608 года переехал в Вильну, состоял в Виленском братстве, анонимно издал трактат «Αντίγραφη» («Ответ»); вероятно, преподавал в братской школе. Активно участвовал в национально-религиозной борьбе. Под псевдонимом Теофил Ортолог в 1610 году напечатал свой знаменитейший труд «Θρηνος» («Плач»), как и большинство других полемических произведений Смотрицкого - по-польски. В этом сочинении автор бичует епископов, перешедших в унию, призывает их одуматься, но также критикует нерадивость и злоупотребления православного духовенства; в полемике с католиками Смотрицкий выступает как энциклопедически образованный человек своего времени, цитирует либо упоминает более 140 авторов - не только отцов церкви, но и многих античных и возрожденческих ученых и писателей. Этим трудом Смотрицкий приобрел огромную популярность среди православных; как он сам писал, некоторые современники считали эту книгу равной трудам Иоанна Златоуста и за неё готовы были кровь пролить и душу отдать. Критика как католической, так и православной иерархии, показ религиозных и национальных гонений народа Малороссии и Белоруссии, а главное - призыв к активной защите своих прав весьма обеспокоили польские королевские власти. Сигизмунд III в 1610 году запретил продавать и покупать книги Виленского братства под угрозой штрафа в 5000 золотых; местным властям король повелел конфисковать братскую типографию, забрать и сжечь книги, а наборщиков и корректоров арестовать, что и было исполнено. Редактор и корректор Леонтий Карпович попал в узилище; Смотрицкому удалось избежать ареста. Про жизнь и деятельность Смотрицкого после королевских репрессий сохранилось очень мало сведений. Вероятно, он вернулся в Малороссию; может быть, некоторое время жил в Остроге и преподавал в тамошней школе. Смотрицкого считают одним из первых ректоров Киевской братской школы, организованной в 1615-1616 гг., где он преподавал церковнославянский язык и латынь. Затем он вернулся в Вильну, где жил в Свято-Духовом монастыре. Под давлением или даже по категорическому требованию Виленского братства, которое не могло оставаться равнодушным к контактам Смотрицкого с униатами, принял монашество под именем Мелетия. В 1616 году вышел в свет его перевод на малоросский язык «Евангелия учительного… отца нашего Каллиста».

I. К истории вопроса о литературных нормах русского языка

1.1 Предыстория

Русский язык из индоевропейской семьи после распада общеевропейского праславянского языка (VI–VII вв.) на восточную, западную и южную группы развивался в восточнославянской группе, из которой выделился в ХV в. (5)

«Культура Древней Руси характеризовалась двуязычием: церковнославянским и древнерусским языками. Книжным, литературным, учёным языком являлся церковнославянский. Древнерусский же язык использовался в повседневном общении, деловой переписке и т.п. На рубеже XVII-XVIII вв. сложился великорусский язык, вытеснивший из культурного общения церковнославянский» . (14)

«Вся богослужебная литература, - пишут Михайлова и Голованова,- являясь списанной со старославянских византийских и болгарских источников, отражала нормы старославянского языка. Однако в эту литературу проникали слова и элементы древнерусского языка. Параллельно этому стилю языка существовала еще и светская и деловая литература». (5)

В процессе образования древнерусского литературно-письменного языка первичной была народная разговорная речь (говоры) восточнославянских племен, которые в IX-Х вв. обладали богатым устным народным творчеством, эпической и лирической поэзией, сказаниями и легендами, пословицами и поговорками (15).

«Книжно-славянский литературный язык, основанный на старославянском и используемый преимущественно в церковной литературе» и «народно-литературный язык, основанный на живом древнерусском языке и используемый в светской литературе», постепенно сближались в той или иной степени, и, хотя и не преодолели своего разъединения и различия, но «на их основе в XVIII в. образовался литературный русский язык» (5).

Виктор Виноградов (1894/95-1969) (16), академик АН СССР (1946), литературовед и языковед-русист, филолог, в работе «Язык Пушкина» (1935) (17) к вопросу о становлении нормализованного русского литературного языка замечает, что с конца XVIII века эта «нормализация осуществлялась посредством запрета и строгого ограничения в литературном обиходе слов профессиональной, “простонародной” и вообще диалектической (здесь: идущей от диалектов, а не от диалектики – П.П.) социально чуждой (с точки зрения салонного, светско-дворянского языка) окраски» (17).

Современный же литературный русский язык, согласно Михайловой и Головановой, берёт своё начало только в XIX в.:

Конец XIX в. до настоящего времени – второй период развития современного литературного русского языка. Данный период характеризуется вполне сложившимися языковыми нормами, однако эти нормы в течение времени совершенствуются» (5).

Вместе с тем, по завершению процесса образования письменного русского литературного языка и, особенно, после того как в нём были официально установлены правила и нормы, устное народное творчество и говоры уже рассматриваться не как составная часть современного литературного языка, а в своём особом диалектном языковом поле (1).

Лев Щерба (1880-1944), российский и советский лингвист, академик АН СССР (18), в статье «Современный русский литературный язык» отмечает:

«Чем большее число диалектов объединяет данный литературный язык, тем традиционнее и неподвижнее должны быть его нормы. Он не может следовать за изменениями в разговорном языке того или другого диалекта, так как он тогда перестанет быть всем понятным, т. е. перестанет выполнять ту основную функцию, которую должен выполнять литературный язык и которая в сущности только и делает его литературным, т. е. общепринятым, а потому и общепонятным». (19)

«Языковые средства, не способные служить всему обществу, отбрасываются, признаются нелитературными», - констатируют Михайлова и Голованова (5).

Особенностями норм литературного языка являются следующие (5):

1) относительная устойчивость;
2) распространенность;
3) общеупотребительность;
4) общеобязательность;
5) соответствие употреблению, обычаю, возможностям языковой системы.

1.2. Пушкин – основатель современного русского литературного языка

Александр Пушкин (1799 -1837) - величайший русский поэт с африканскими, немецкими и иными нерусскими корнями по матери. Согласно родословной Пушкина, прадедом Пушкина по матери был африканец Абрам Ганнибал, а его прабабушками по материнской линии российская немка Христина Шеберг и Сарра Ржевская (20).
Пушкин официально признан «основоположником современного русского литературного языка» (21). Вклад Пушкина в русский литературный язык научно определён прежде всего благодаря исследованию Виноградова (16) «Язык Пушкина» (1933) (17), а также последующих литературоведов и лингвистов:

Бориса Томашевского (1890-1957) (22), теоретика стиха и текстолога, автора книги «Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения» (1925) (23);

Григория Винокура (1896-1947), члена Союза писателей СССР, заведующего Рукописным отделом и Сектором пушкиноведения Пушкинского Дома, в центре научных интересов которого была стилистика русского языка и особенно поэтическая стилистика и который занимался, в частности, творчеством Пушкина. Винокур был членом Пушкинской комиссии с 1933, инициатором работы по созданию Словаря языка Пушкина, участвовал в составлении Толкового словаря русского языка под редакцией Дмитрия Ушакова (24, 25).

В статье «Литературный язык и пути его развития» (1940) Щерба писал:

«Из того, что в основе всякого литературного языка лежит богатство всей еще читаемой литературы, вовсе не следует, что литературный язык не меняется. Пушкин для нас еще, конечно, вполне жив: почти ничто в его языке нас не шокирует. И однако было бы смешно думать, что сейчас можно писать в смысле языка вполне по-пушкински» (19).

Мы покажем на примерах, что и Пушкин, отнюдь не всегда был безупречным образцом «правильного» или литературного языка не только своего времени, но и, тем более, современного. На это указывал в своих исследованиях Томашевский. Ссылаясь на многочисленные орфографические отступления от литературной нормы «в сторону архаизмов и живого произношения», именно он сделал вывод, что «Язык Пушкина не был «правильным» литературным языком его времени» и даже «Далеко не все пушкинские формы были литературно приемлемы в печати» (23).

«Понимаем ли мы Пушкина? – ставил в 1918 году вопрос Валерий Брюсов (1873-1924), один из самых известных русских поэтов, основателей символизма, литературовед и литературный критик (26), и отмечал, что «для “среднего” читателя в сочинениях Пушкина три элемента “непонятности”:

Во-первых, чтобы вполне понимать Пушкина, необходимо хорошо знать его эпоху, исторические факты, подробности биографии поэта и т. п. …

Во-вторых, необходимо знать язык Пушкина, его словоупотребление…

В-третьих, необходимо знать всё миросозерцание Пушкина….» (27).

Винокур в статье «Пушкин и русский язык» (1937) указывал (28):

«...В пушкинское время влияние нормативной грамматики на литературный язык было гораздо более слабым, чем впоследствии. Поэтому в литературный язык свободнее проникали и легче в нем удерживались такие явления, которые представляют собой уклонение живого разговорного языка от схем книжной грамматики и которые в наше время уже не только на письме, но и в устной речи оставляют впечатление “нелитературности”. Это касается в некоторой степени и словарного запаса языка.

В начале XIX в. в литературном языке находили себе место некоторые такие слова, которые нам теперь кажутся недостаточно литературными, областными и т. д. Но не всё нелитературное с нашей точки зрения было нелитературным с точки зрения языковой практики пушкинского времени.

За столетие, отделяющее нас от Пушкина (статья Винокура была написана в 1937 году), русский литературный язык пережил ряд изменений, общий смысл которых можно определить приблизительно так: во-первых, более строгое разграничение между литературно правильными и нелитературными формами языка; во- вторых, постепенное устранение резких противоречий между “высоким” и “простым” слогом внутри собственно литературного языка.

Из литературного языка изгоняются разного рода архаизмы и специфические элементы старой книжной речи, но вместе с тем литературный язык становится гораздо более строгим по отношению к таким фактам языка, преимущественно фонетическим и морфологическим, но в некоторой мере также и лексическим, которые начинают относиться к категориям “областных”, “простонародных” и т.д.

Иначе говоря, процесс опрощения литературного языка, процесс приближения книжного языка к живой разговорной речи сопровождался словарно-грамматической чисткой языка, внедрением в литературную речь грамматического единообразия и нормативной правильности» (28).

Творчество Пушкина, безусловно, сыграло важнейшую роль в формировании норм современного литературного языка. До Пушкина многие такие нормы просто не существовали, не образовались или не утвердились для многих слов и выражений, хотя уже были, безусловно, правила русской грамматики.

1.3. Предшественники Пушкина и их вклад в основание русского литературного языка

Признавая вклад Пушкина в основание современного русского литературного языка и учитывая, что творчество этого величайшего поэта пришлось на первый период развития такого языка, нужно, тем не менее, вспомнить и его предшественников.
1.3.1 Максим Смотрицкий – Теофил Ортолог и его «Грамматика»

Обратившись к более раннему времени, к XVI-XVII вв. , нужно упомянуть прежде всего Максима Смотрицкого, известного в церкви как Мелетий, и имевшего ещё псевдоним Теофил Ортолог (род. то ли в 1572, то ли ок. 1577-1579), украинского и белорусского публициста, учёного филолога, церковного и общественного деятеля Юго-Западной Руси, архиепископа Полоцкого (29).

В 1618-1619 годах вышла «Грамматика» Смотрицкого, главный его филологический труд, «основа церковнославянской грамматической науки на следующие два века, выдержавшая множество переизданий, переработок и переводов… - выдающийся памятник славянской грамматической мысли».

«Грамматика» Смотрицкого состояла из следующих частей: орфография, этимология, синтаксис, просодия или учение об ударении (в первую очередь музыкальном, занимающееся слогами с точки зрения их ударности и протяженности (29). Просодией называли в старину совокупность правил стихосложения (30,31).

Смотрицкому принадлежит установление системы падежей, свойственных славянским языкам; двух спряжений глаголов; определение (ещё не совсем точное) вида глаголов и др.; отмечены лишние буквы славянской письменности, в которых она не нуждается.

«Грамматика» Смотрицкого имела и раздел о стихосложении, где вместо силлабического стиха предлагалось пользоваться метрическим, как якобы более свойственным славянской речи.

«Грамматика» Смотрицкого неоднократно переиздавалась с приближением к живому русскому языку и оказала большое влияние на развитие русской филологии и преподавание грамматики в школах. В азбуковниках XVII в. из неё сделаны обширные выписки.

Смотрицкий подчеркивал необходимость сознательного усвоения учебного материала - «умом разумей слова». Им было выдвинуто 5 ступеней обучения: «зри, внимай, разумей, рассмотряй, памятуй». Смотрицкий участвовал в написании «Букваря языка славенска» (1618).
1.3.2 Вклад Михаила Ломоносова в основание русского литературного языка
Далее нужно упомянуть великого учёного и большого поэта Михаила Ломоносова (1711-1765), вклад которого в основание русского литературного языка бесспорен, но которому всё же нельзя приписывать заслугу, что он «утвердил основания СОВРЕМЕННОГО русского литературного языка» (32). Эта заслуга остаётся за Пушкиным.

Ломоносов же был одним из первых, кто составил (1755) «Российскую грамматику» и тем самым положил начало нормам русского литературного языка.

Ломоносов написал первые русские труды по риторике: «Краткое руководство к риторике» (1743) и фундаментальный труд «Риторика» (1748), ставшей первой в России хрестоматией мировой и отечественной литературы, или, как тогда говорили, словесности.

Риторика рассматривалась Ломоносовым как наука об устном и письменном красноречии, которую нужно «пристойными словами изображать… На основе «Риторики» впоследствии были написаны учебники по русскому красноречию». В своём труде он выделил и поэзию, дав «наставление к сочинению поэтических произведений» (32).

В книге «Рассуждение о пользе книг церковных в российском языке» Ломоносов «разработал стилистическую систему русского языка» (33).

В «Письме о правилах российского стихотворства» (1739) Ломоносов, будучи известным поэтом своего времени, высказал своё представление о литературной правильности русской поэтической речи.

Ломоносов в своём письме призывал к тому, чтобы, во-первых, стараться не употреблять в русской поэзии без надобности иностранных или чужеродных слов; во-вторых, пользоваться всем словарным богатством русского языка, не чураясь и просторечных народных выражений и слов; и, наконец, в-третьих, стараться избегать неугодные слова и выражения и не забывать все хорошие, беря из поэтических примеров только то, что достойно последованию или применению в современном русском языке.
1.3.3 Пионер русской фонетики Василий Тредиаковский
Василий Тредиаковский (1703-1769), русский поэт, переводчик и филолог, впервые в русском языке и литературе теоретически разделивший поэзию и прозу, (34) писал о «вольностях поэтического языка»:

«Вольность есть некоторое изменение слов, употреблением утвержденных...
Обыкновенно поступают стихотворцы свободнее и смелее в избрании слогов и употребляют иногда в стих, для меры, такие слова, коих в прозе отнюдь стерпеть не можно. Имеют они сие право подтвержденное множеством веков: однако, должно и им быть в сем умеренным.

Вольности вообще такой быть надлежит, чтоб слово, употребленное по вольности, весьма распознать было можно, что оно прямое наше, и еще так, чтоб оно несколько и в употреблении находилось, а не нелепое какое, странное и дикое» (35).

В трактате Тредиаковского «Разговор об орфографии» (1748) речь шла о русских звуках, буквах и шрифтах. В своём учении об орфографии Тредиаковский выразил стремление приблизить русское правописание к фонетической его основе: «Орфография моя большею частию есть по изглашению для слуха, а не по произведению ради ока…» (35).

Литературовед, академик и доктор филологических наук Леонид Тимофеев(1904-1984) (36) во вступительной статье о Тредиаковском, опубликованной в книге избранных произведений поэта (1963) (37), приводит заслуживающую внимания характеристику его орфографического трактата данную Винокуром в исследовании «Орфографическая теория Тредиаковского» (1948) (38):
«большинство его (Тредиаковского - П.П.) положений, касающихся фонетики, оказывается соответствующим действительности, причем надо непременно иметь в виду то, что в установлении этих положений Тредиаковский не имел предшественников и был подлинным пионером науки... Несомненен его научный приоритет в истории русской фонетики по целому ряду пунктов... Тредиаковский предстает перед нами как пионер русской фонетики, стоящий намного выше всех своих современников».
1.3.4 Александр Сумароков – борец за чистоту и правильность русского литературного языка

Александр Сумароков (1717-1777) был замечательным, очень популярным поэтом и писателем своего времени, внесшим значимый вклад в историю борьбы за чистоту и правильность русского литературного языка и русской поэзии; он ещё являлся и основателем русского театра, по праву считающимся его отцом (39,40,41).

В стихотворении «Эпистола о стихотворстве» (1747) Сумароков писал:

Нельзя, чтоб тот себя письмом своим прославил,
Кто грамматических не знает свойств, ни правил
И, правильно письма не смысля сочинить,
Захочет вдруг творцом и стихотворцем быть.
Он только лишь слова на рифму прибирает,
Но соплетенный вздор стихами называет.

Ни ударения прямого нет в словах,
Ни сопряжения малейшего в речах,
Ни рифм порядочных, ни меры стоп пристойной
Нет в песне скаредной при мысли недостойной.
..............................................
Слог песен должен быть приятен, прост и ясен,
Витийств не надобно; он сам собой прекрасен.

Пушкин писал:
«Сумароков лучше знал русский язык, нежели Ломоносов, и его критики (в грамматическом отношении) основательны. Ломоносов не отвечал или отшучивался. Сумароков требовал уважения к стихотворству» (42).
1.3.5 Гавриил Державин и его вклад в развитие современного руского литературного языка

Гавриил (Гаврила) Державин (1743-1816), происходивший из известного татарского рода Багрим-мурзы из Большой Орды (43,44). - «лучезарнейший светило поэзии нашей» (45) эпохи Просвещения, «крупнейший поэт XVIII в.» (46)
Державин был ещё и государственным деятелем Российской империи:
«В 1791-1793 годах - кабинет-секретарь Екатерины II.
В 1793 году назначен сенатором с производством в тайные советники.
С 1795 года по 1796 год - президент Коммерц-коллегии.
В 1802-1803 годах - министр юстиции Российской империи» (43).
С основания Императорской Российской академии (1783) Державин был её действительным членом. В составе издательской группы он принимал участие в составлении и издании первого академического толкового словаря русского языка или по полному названию «Словаря Академии Российской, производным порядком расположенного» (43, 47,48), вышедшего в 1784 – 1789 гг. Известно, что лично Державин, собирал для указанного словаря слова на букву «Т» (48), но это не самое главное, что он сделал для поэтического русского языка.
Главный вклад поэта Державина в развитие современного русского литературного языка заключается в том, что что он ввёл в классическую поэзию оригинальные и живые сочетания разных стилей, тем самым сознательно отойдя от взглядов на поэзию Ломоносова и его теории трёх стилей. Он первым включил в ткань, наряду с архаизмами и поэтизмами высокого стиля, также и яркие просторечия, и тем самым обогатил литературный язык русской поэзии, сделав его более ярким, впечатлительным, смелым, правдивым и народным.

1.3.6. Образование Российской Академии как центра для изучение русского языка и словесности

В 1783 г. указом Екатерины II в Санкт-Петербурге по образцу Французской Академии была основана Императорская Российская Академия, известная и упоминаемая в различных источника просто как Российская Академия или как Академия Российская.
По аналогии с Французской Академией целями которой во Франции являются изучение французского языка, литературы, регулирование языковой и литературной нормы французского языка (49) «Краткое начертание Императорской Российской Академии» (или по современному понятию Устав- П.П.) гласил, что «Императорская Российская Академия долженствует иметь предметом своим вычищение и обогащение российского языка, общее установление употребления слов оного, свойственное оному витийство и стихотворение». (48)
Для дальнейшего понимания сути работы указанной Российской Академии в её различных преобразованиях, а также её академиков или действительных и почётных членов, их нужно отличать от одновременно существовавшей в Санкт-Петербурге и основанной указом Петра I в 1724 г. императорской академии наук как высшего научного заведения Российской империи (50) имевшей официальные названия «Академия наук и художеств в Санкт-Петербурге» (1724-1746), «Императорская академия наук и художеств в Санкт-Петербурге» (1747-1802), «Императорская академия наук» (1803-1835) , «Императорская Санкт-Петербургская академия наук» (1836-1917) и «Российская академия наук (РАН) (1917-1925). Затем в истории академии наук, в связи со сменой официального названия государства, нужно указать ещё и на следующие названия: «Академия наук СССР» (1925-1991) и снова «Российская академия наук» (с 1991 года). Соответственно, научные академики отличались от действительных и почётных членов указанной выше Российской Академии, бывших в своём большинстве известными литераторами и поэтами.
В XIX в. членами Российской Академии стали следующие выдающиеся поэты:
Иван Крылов (1769-1844), крупнейший русский баснописец (к этому жанру он обратился в 1805 г.), и в то же время он был известен как публицист и издатель сатирико-просветительских журналов. Он стал действительным членом Императорской Российской академии с 1811 (41,51);
Николай Карамзин (1766-1826) - замечательный поэт-сентименталист, выдающийся историк и крупнейший русский литератор того времени, (52), родословная которого, как утверждают исследователи, шла от татарского рода некоего Кара-мурзы (53). В 1818 г. Карамзин был избран членом Российской Академии и Императорской академии наук.

Василий Жуковский (1783-1852) - «центральная фигура раннего романтизма» открывший путь этому направлению в российской поэзии и явившийся родоначальником русской баллады (41,54). Жуковский стал действительными членами Российской Академии также в 1818 году.
По происхождению Жуковский - незаконнорожденный сын помещика Афанасия Бунина и его наложницы-турчанки Сальхи (по крещению названной Турчаниновой Елизаветой Дементьевной). Свою фамилию и отчество Василий получил от крёстного отца - обедневшего киевского помещика Андрея Григорьевича Жуковского, ставшего приживалой у Буниных. Так на попечении двух отцов (родного и крёстного) и вырос будущий поэт, переводчик, литературный критик и педагог Василий Жуковский (41,54), ставший литературным наставником Пушкина, а затем – «собирателем, хранителем и издателем пушкинского литературного наследия» (41).
В 1817-1841 годах Жуковский был учителем русского языка великой княгини, а затем императрицы Александры Фёдоровны, жены русского императора Николая I, наставником цесаревича Александра Николаевича. В 1841 году получил титул Тайного советника (54).
Он прославился ещё как автор слов государственного гимна Российской империи «Боже, Царя храни!» (1833).
Александр Востоков (имя при рождении Александр-Вольдемар Остенек, нем. Osteneck) (1781-1864), русский поэт «балто-немецкого происхождения», родившийся в Эстонии (в то время Лифляндская губерния Российской империи), отцом которого был некий русский дворян из Прибалтики Х. И. Остен-Сакен («Osten» по-немецки означает «восток», откуда и ведет происхождение литературного псевдонима поэта, ставшего и его официальной фамилией), филолог, член Российской академии с 1820 г., академик Петербургской Академии Наук с 1841 года (41,55). Востоков, кроме того, удостоился званий доктора философии Тюбингенского университета (1825) и доктора Пражского университета (1848). В 1831 г. Российская Академия издала«Русскую грамматику», составленную Востоковым в двух вариантах: сокращённая «для употребления в низших учебных заведениях» и «полнее изложенная» (55). Востокову принадлежали «первопроходческие наблюдения в области синтаксиса». (55) В молодости Востоков, был видным деятелем литературно-художественного объединения «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств» (1801-1812, 1816-1825) , образованного при Акадамии наук в Петербурге первоначально под названием «Дружеское общество любителей изящного» (41, 56) и официально признанного в 1803 году.

Помимо многих научных трудов, Востоков является и автором «Краткой истории Общества любителей наук, словесности и художеств (1804), в которой подробно описал первые три года его работы. При этом заметим, что в названии указанной работы и описываемых в ней трудов Общества он, может быть случайно, поставил науку на первое место, а словесность на второе (57);
В1832 г. действительным членом Российской Академии был избран Александр Пушкин (58), став на тот период 159-м действительным членом Российской Акадамии.
Всего же за 58-летнюю историю (с 1783 по 1841 гг.) Российской Академии в её состав было избрано 187;действительных членов, среди которых преобладали литераторы (58). В последующем изложении мы ещё укажем некоторых из них, ставших известными как поэты и внесших свой значительный вклад в становление современного русского литературного языка.

1.3.7 Екатерина Дашкова – первая женщина президент Российской Академии и её вклад в развитие современного русского литературного языка
Неоценима роль в развитии современного русского литературного языка княгини Екатерины ДАшковой (1743- 1810), урождённой графини Воронцовой (Дашкова –её фамилия по мужу) (59). Кстати, в то время фамилия ДАшков, произносимая с ударением на «а» свидетельствовала о принадлежности к княжескому роду, а ДашкОв, с ударением на «о» - к дворянскому (60).
Княгиня Дашкова - политик, участвовавшая в перевороте против Петра III;
учёный - первая в мире женщина, управлявшая академией наук: в 1783 году она была назначена первым председателем Российской академии и директором Академии наук, избрана в члены Американского философского общества;
литератор - эссеист, драматург, журналист и мемуарист, «её статьи напечатаны в «Друге Просвещения» (1804-1806) и в «Новых ежемесячных сочинениях»», написала для эрмитажного театра комедию «Тоисёков, или человек бесхарактерный» (1786), драму «Свадьба Фабиана, или алчность к богатству наказанная» - продолжение драмы Коцебу: «Бедность и благородство души»;
поэтесса и переводчик: писала стихи на русском и французском языках, перевела с французского «Опыт о эпическом стихотворстве» Вольтера, переводила с английского в «Опытах трудов вольного российского собрания»;
мемуары Дашковой были изданы на английском и французском языках (59).

В 1771-1783 годах Дашкова активно участвовала в работе Вольного Российского Собрания (59), существовавшего при Московском университете с 1771 по 1787 г., которое прекратило свою работу в связи с открытием Российской Академии (61).

Вольное Российское Собрание состояло из 51 члена, в основном это была профессура университета (61). Его основателем и председателем был директор и куратор Московского университета Иван Мелиссино (1718 - 1795), происходивший из древнего греческого рода, находившегося в родстве с византийскими императорами (62). Также нужно упомянуть в связи с деятельностью Собрания последнего представителя классицизма XVIII века, в творчестве которого наметился поворот к сентиментализму, русского поэта с древними по отцу румынскими корнями, Михаила Хераскова (1733-1807), который также был директором Московского университета (1763-1770), и его куратором (1778-1802). (63)
Дашкова активно участвовала в составлении первого академического толкового словаря – главного труда Российской Академии, которой она руководила с момента своего основания до 1794 г. Она собирала для этого словаря слова на буквы Ц, Ш, Щ, сделала дополнения ко многим другим буквам и также «много трудилась над объяснением слов (преимущественно обозначающих нравственные качества)» в указанном Словаре (59).
В ноябре 1783 г. на заседании Российской академии Дашкова предложила использовать печатную букву « ё», задав присутствовавшим академикам вопрос: правомерно ли писать «iолка» и не разумнее ли заменить диграф «iо» на одну литеру «ё» (60) .

1.3.8 Первые академические издания толкового словаря руского языка
Первый академический толковый словарь русского языка соответствовал или устанавливал, по существу, лексические нормы литературного языка второй половины XVIII в.
При составлении первого «Словаря Академии Российской, производным порядком расположенного» использовались материалы Российского собрания Академии наук в 1735-1743 годах и Вольного Российского Собрания - литературной и научной общественной организации, существовавшей при Московском университете с 1771 по 1787 год, целями которой были сформулированы по существу те же самые, что и для основанной в последующем Российской Академии: ««исправление и обогащение» русского языка, составление словаря русского языка, введения в обиход русских научных терминов, издание исторических источников». (47)

Хотя первый толковый словарь определялся как «славянороссийский», тем не менее примерно одну пятидесятую часть от числа всех слов в словаре занимали иностранные заимствования. «Их оставляли в некоторых случаях, например:

1) если слово срослось с русским языком, как многие слова татарского происхождения;
2) церковные слова греческие и еврейские, принятые в православном богослужении;
3) названия должностей, принятые в законодательстве, в основном, из немецкого языка;
4) названия «произведений естественных и художественных, привозимых из чужих краёв»». (47)

Выпуск шеститомного толкового соваря русского языка в 1784 – 1789 гг. стал главным делом жизни княгини Дашковой, остававшейся на посту президента Российской академии до 1796 года.
В первый толковый словарь русского языка вошли 43 357 слов, которые располагались по общему корню, образуя разветвлённые смысловые гнёзда и таким образом, пользуясь словарём, можно было определить происхождение слов, т.е. этот словарь был не только толковым, но, по существу, также и первым этимологическим словарём русского языка или, точнее говоря, «содержал элементы этимологического словаря» (47).
Во втором издании «Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный» (1806-1822) включал 51 388 слов. Составители его отступили предложенного и осуществлённого Дашковой в первом издании принципа группирования лексических единиц по общему корню слов (48).

1.3.8 Великий реформатор русского языка Николай Карамзин

Карамзин оказал огромное влияние на развитие русского литературного языка и вошёл в историю как его великий реформатор. Он целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, предпочитая в своих произведениях обиходный язык своей эпохи, решительно приблизил литературный язык к разговорному, хотя использовал и старые слова, когда считал их особенно выразительными (52).

Великий русский критик Виссарион Белинский (1811-1848) , родившийся в бывшем Свеаборге (по-шведски Sveaborg - шведская крепость) или по-фински - в Суоменлинна, так как по-фински Suomenlinna - «Финская крепость», крепость, входящая в черту Хельсинки (Финляндия) фамилия которого по отцу была БелЫнский (64), происходящая от названия села Белынь Пензенской губернии, где его дед по отцу служил священником (при поступлении в университет будущий критик решил «смягчить» свою фамилию, записавшись как Белинский) писал о реформаторском вкладе Карамзина в русскую литературу следующее:

«В лице Карамзина русская литература в первый раз сошла на землю с ходуль, на которые поставил её Ломоносов». (65)

Интересно высказывание Карамзина: «грамматик должен быть добродушным и жалостливым, особливо к стихотворцам». (66)

Карамзин одним из первых поддержал букву «ё», предложенную Дашковой (52) и благодаря ему она приобрела широкую известность (67).

«Чуткий на языковые нюансы Карамзин первым решился использовать молоденькую литеру в своем стихотворении, заменив ею корявое сочетание в слове "слiозы"»,- писала Елена Новоселова в «Российской газете» в 2003 г. в связи с 220-летием семой молодой буквы русского алфавита (68).

В первой книге стихотворного альманаха «Аониды» (1796) Карамзин напечатал с буквой «ё» не только слово слёзы», но ещё и слова «зарёю», «орёлъ», «мотылёкъ», «а также глагол «потёкъ» (60, 67).

Долгое время считалось, что именно Карамзин ввёл в письменную речь букву «ё». (60,69,70)
Тем не менее, печатная буква «ё» появилась ещё в 1795 году, в первом издании сборника стихотворений «И мои безделки» известного русского поэта, представителя сентиментализма, баснописца, члена Российской академии (1797) Ивана Дмитриева (1760 -1837), который был отпечатан в Московской университетской типографии. Название сборнику было дано по аналогии с карамзинскими «Моими безделками». Дмитриев дальний родственник Карамзина (71), с которым познакомился только в 1783 году и стал его другом. Он также известен как государственный деятель и министр юстиции (1810-1814) (71).

Указанный сборник был под заглавием, по аналогии с карамзинскими «Моими безделками» (60).
Филолог Елена Огнева указывает, что Дмитриев «прибежал тогда к Николаю Михайловичу (Карамзину-П.П.) и показал, что в слове всЁ поставил в конце Ё. И Карамзин заменил две буквы в слове слiозы на Ё»» (67)

Также и российский писатель, прозаик и исследователь Виктор Чумаков (1932-2012), являвшийся председателемтак называемого «Союза ёфикаторов России» (72), подтверждает, что первым словом, написанным Дмитриевым с буквой «ё», было «всё». Собственно, именно Чумакову принадлежит это открытие, сделанное, как он пишет, в августе 1999 года (60).
Известно также, что именно Дмитриев способствовал поступлению Пушкина в Царскосельский лицей, а первая его встреча с маленьким Александром Пушкиным произошла в 1809 году (71).

1.4. Российские литературные и филологические общества XIX века
Литературное общество «Беседа любителей русского слова» (73), ещё называвшееся, как указано в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» (74) «Беседа любителей российской словесности» (75) было основано в 1811 году Державиным и Шишковым по инициативе последнего «с целью развивать и поддерживать вкус к изящному слову посредством публичного чтения образцовых произведений в стихах и прозе» (75).
Интересно, что название, выбранное для этого литературного общества «Беседа любителей русского слова» не было случайным. Оно ассоциируется с известным журналом«Собеседник любителей российского слова», основанном Дашковой и выходившим в 1783 и 1784 годах, в котором «участвовали лучшие литературные силы того времени:
Державин, Херасков, Капнист, Фонвизин, Богданович, Княжнин» (59).
Литературная роль Державина и Хераскова нами уже рассматривалась выше. Теперь обратимся к кратким характеристикам других литературных личностей, указанных в вышеприведённом списке.
Василий Капнист (р. 1757 или 1758; ум. 1823), русский поэт с греческими и турецкими корнями (41,76,77,78), известный своими антикрепостническими взглядами, служил при департаменте Министерства народного просвещения. Друг Державина и был женат на его сестре. Капнист участвовал в создании Словаря Академии Российской» (1814). Ему был поручен выбор слов из «Русской правды» и «Слова о полку Игореве».

Денис Фонвизин (1745-1792) - русский литератор, хотя его фамилия Фон-Визен происходила от немецкой (Von Wiesen) или, с русифицированным окончанием - Фон-Визин, как она писалась в XVIII веке в два слова или через дефис; это же правописание сохранялось до середины XIX века. Прародитель Фонвизиных попал в русский плен и стал россияниным во время Ливонской войны (1558-1583) . В литературном мире Фонвизин известен как создатель знаменитой русской бытовой комедии «Недоросль» (1782). Он также был членом Вольного Российского Собрания (61). Фонвизин имел титул статского советника, находился на службе в русской дипломатии, был секретарём её главы Н. И. Панина. (79)
Ипполит Богданович (1743-1803) – известный русский поэт и переводчик, родился в Полтавской губернии (по другим сведениям – в Киевской губернии). Также, как и Фонвизин, Богданович состоял на дипломатической службе, с 1788 по 1795 год являлся председателем государственного архива, член Российской академии с 1783 года. Его поэма «Душенька» (1775) имела огромный успех и высоко оценена Пушкиным (80). Она являлась вольным переложением романа Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» (1669). (74,80) «В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указано, однако,что «после «Душеньки» Богданович не сочинил ничего выдающегося даже по понятиям того времени». С такой оцененкой согласны и современники: «Из всего написанного Ипполитом Фёдоровичем историко-литературное значение имеет только «Душенька»». (80) Вместе с тем, «во исполнение воли императрицы, Богданович собрал и издал русские пословицы». (74)
Русский поэт и один из крупнейших драматургов русского классицизма Яков Княжнин (1740-1791) (81), кстати, женатый на первой русской поэтессе, старшей дочери Сумарокова, Екатерине Сумароковой (1746-1797) , которая первой среди женщин напечатала свои стихи в 1759 году (82).
Продолжим, однако, описание того существенного, на наш взгляд, что касается литературного общества «Беседа любителей русского слова» .
Собрания этого общества проходили в доме Державина, «который предоставил в распоряжение нового общества обширную залу в своем доме, принял на себя все расходы, какие по обществу могли понадобиться, и пожертвовал для его библиотеки значительное собрание книг» (75).
В «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» подробно описана структура и порядок работы «Беседы» (Б.):

«Собрания должны были происходить в осеннее и зимнее время по одному разу в месяц; кроме того, решено было основать повременное издание, в котором печатались бы труды членов Б. и посторонних лиц. Б. должна была состоять из 24-х действительных членов и из членов-сотрудников. Для соблюдения порядка в Чтениях она разделялась на четыре разряда по 6-ти членов в каждом; разряды должны были собираться по очереди. В каждом торжественном заседании председателю очередного разряда вменялось в обязанность прочесть написанную им главную статью, после чего могли читать и другие, но не иначе, как с предварительного одобрения всего общества и притом - с тем, чтобы каждый раз Чтения продолжались не более 2-2; часов» (75).
«Состав Б. при ее основании был следующий: I pазряд - председатель Шишков, члены: Оленин, Кикин, кн. Д. П. Горчаков, кн. С. А. Шихматов, Крылов. II разряд - председатель Державин, члены: И. М. Муравьев-Апостол, гр. Хвостов, Лабзин, Баранов, Львов. III разряд - председатель А. С. Хвостов, члены: кн. Б. Вл. Голицын, кн. Шаховской, Филатов, Марин и непременный секретарь Российской академии Соколов. IV разряд: председатель Захаров, члены: Политковский, Дружинин, Карабанов, Писарев и Львов» (75).
Охарактеризуем прежде всего председателей «Общества», которых мы ещё не характеризовали.
Литератор и государственный деятель, адмирал Александр Шишков (1754-1841), занимал посты государственного секретаря, президента Российской академии (1813-1841), министра народного просвещения (1824-1828) (41,83).

Трактат Шишкова «Рассуждения о старом и новом слоге российского языка» (1803) вызвал полемику его последователей, считавших необходимым формирование русского литературного языка на традиционной национальной, а не французской основе, по большей части старых апологетов классицизма и архаистов с молодыми «новаторами»-западниками, «романтиками» и, прежде всего, с сентименталистом Карамзиным, который, тем не менее, был избран почётным членом «Общества» Шишкова и Державина, а затем и больше всего с Жуковским (75).
С 1811 года началось постепенное сближение Шишкова с Карамзиным, а в 1818 году, после издания Карамзиным «Истории государства Российского, Шишков стал горячим поклонником Карамзина.
Кроме того, именно Шишков, являясь президентом Российской Академии содействовал избранию Карамзина в действительные члены Академии в том же году, как впоследствие и Пушкина, который сблизился с Карамзиным также в 1818 г. и до конца 1810-х годов находился, как отмечал Виноградов (17), под его влиянием.

Александр Хвостов (1753-1820) (84), назначенный председателем третьего разряда состава литературного Общества «Беседа любителей русского слова» , был на самом деле не очень известным русским писателем и поэтом, выступая в литературе больше как переводчик. Он был военным, дипломатом и имел титул тайного советника. Тем не менее, его шуточная ода «К бессмертию» («Хочу к бессмертью приютиться»), напечатанная в «Собеседнике любителей российского слова» (т. X, с. 165), и «Послание к творцу послания», то есть к Фонвизину, приведённое известным поэтом, князем Петром Вяземским (1792-1878) (85) в биографии Фонвизина обратили на себя внимание. О Вяземском мы ещё будем говорить в дальнейшем.
Что же касается Александра Хвостова нужно сказать, что, несмотря на его председательство в литературном обществе «Беседа любителей русского слова», в русской поэзии большую известность снискал не он, а его двоюродный брат - граф Дмитрий Хвостов (1757-1835) (86), один из поздних представителей поэтического классицизма, также военный и государственный деятель, сенатор, обер-прокурор сената и Святейшего Синода, тайный советник драматург, почётный член Императорской Академии наук (1817), значительную часть жизни собиравший материалы для составления словаря русских писателей, участвовавший в издании журнала «Друг просвещения» (1804-1806).
«Новшестом, внесённым в русскую поэзию Дмитрием Хвостовым, стало воспевание берёзок как символов Родины, а также героизация образа Ивана Сусанина». (41, 86) Дмитрий Хвостов входил во второй разряд членов «Общества», участвующих в Чтениях под председательством Державина (75).
Иван Захаров (1754 – 1816) – председатель IV разряда состава «Бесед» , в русской литературе известен, главным образом, как переводчик. Среди его многочисленных и популярных переводов особенно выделились «Странствования Телемака, сына Улиссова» Ф. Фенелона (1786). В этом переводе он шёл по стопам Тредиаковского, первым выполнившего стихотворное переложение этого произведения. Захаров пытася приблизиться к прозаическому оригиналу и усовершенствовать слог и стиль, выступая «за чистый русский язык перевода, без варваризмов (в данном случае галлицизмов). Вместе с тем он принял развитую Тредиаковским трактовку романа Фенелона как эпической поэмы в прозе, требующей для передачи особого синтаксиса и «высокого слога», насыщенного славянизмами». (87)

В переводческой работе оформились основные принципы Захарова, предъявляемые к переводу, которые он изложил в «Рассуждении о переводе книг» (1787). Он выступал одновременно и против буквального («слово в слово и к чтению трудного»), и против русифицированного (приблизительного) перевода («неверный и несходный с подлинником, но коего сложение гладко и удобопонятно»).
«Совершенный перевод», согласно Захарову, «долженствует изобразить подлинник со всею верностию, то есть приять в себя точный смысл, а паче образ писания авторского», и соединить все это с «гладкостию слога». «Гладкость» он рассматривал как реализацию теории «трех штилей» М. В. Ломоносова, заслугу которого видел в том, что тот показал «обилие, силу, красоту, славено-российского слова», дал наставления «о выборе и расположении слов» и «научил почерпать слова в самом их источнике, сиречь в книгах церковных». (87)
По рекомендации Е. Р. Дашковой Захаров в 1786 году был избран в члены Российской Академии, ибо, как она писала, «его знание и упражнение в российском слове в преложении его Похождения Телемака доказано». В 1788 г. Захаров осуществил за свой счет 2-е, исправленное, издание «Телемака». Он также активно участвовал в работе над академическим толковым словарем, представив в 1788 г. список слов на литеру «З» с объяснениями, за что был в 1789 г. награжден золотой медалью Академии (87).
На старости лет Захаров решился проявить себя и как оригинальный поэт, написав стихи на тему Отечественной войны 1812 года «Марш всеобщего ополчения России» (1812) и «Песнь победителю Наполеона Александру I» (1812). Вяземский заметил в «Записной книжке»: «Захаров до старости не писывал стихов, а теперь вдруг написал оду, из которой можно сделать по крайней мере шесть». (88)

Почётными членами общества «Беседа любителей русского слова» были крупные государственные сановники (41):

Граф Михаил Сперанский (1772-1839) в то время (1810-1812) был Государственным секретарём Российской империи, а его преемником стал Шишков (89).

Граф Фёдор Растопчин (1763-1826) - государственный деятель, московский градоначальник, член Государственного совета (с 1814 г.), президент Коллегии иностранных дел, писатель и публицист патриотического толка, высмеивавший галломанию (90), т.е. «страстное почтение (со стороны преимущественно не-французов) ко всему французскому (будь то искусство, литература, история и т. д.), которое выражается в желании всячески подражать быту французов и возвеличивать его над бытом остальных народов» (91).
Почётным членом с 1811г. «Беседы любителей русского слова» являлись и уже упомянутые Карамзин (75) и Капнист (76). В отличие от большинства сторонников Шишкова, Капнист не был апологетом классицизма и противником Карамзина, а примыкнул в конце XVIII века к возглавляемым им сентименталистам и печатался в его «Собрании разных новых стихотворений» - «Аонидах» (впрочем в этом издании печатался и Державин). Капнист публиковал свои стихи и в «Чтениях» «Беседы любителей русского слова».
Также и почетным членом общества «Беседы любителей русского слова» был ещё один русский поэт и драматург, член Академии Российской с 1792 г. Николай Николев (1758-1815) родственник княгини Е. Р. Дашковой по отцовской линии, велущей начало от переселившегося в Россию в XVII в. французского полковника Д. Николь-Деманора (92). Николев был ещё и почетным членом «Общества любителей российской словесности» (с 1811 г.) при Московском университете. Николев защищал принципы классицизма, но «постепенно в его творчестве все больше места занимали другие направления, в частности, развивающийся тогда сентиментализм.» (92)
Над председателями Общества во главе каждого разряда были поставлены еще "попечители" - министры:
Пётр Завадовский (1739-1812) - первый руководитель Министерства народного просвещения (1802-1810) , при котором появились народные школы, уездные училиша, губернские гимназии, основаны Казанский, Харьковский и Дерптский университеты, открыт Петербургский педагогический институт; были учреждены учебные округа, изданы уставы университетов (93);
адмирал Николай Мордвинов (1754-1845) - первый в истории России морской министр (1802). «Мордвинов имел репутацию самого либерального человека в царском правительстве и пользовался большим авторитетом среди декабристов» (94);
Алексей Разумовский (1748-1822) - министр народного просвещения (1810-1816) , попечитель (1807) и почетный член Московского университета (1812).

При нём были открыты 72 приходских школы, 24 уездных училища, несколько гимназий и других учебных заведений; открыто несколько учёных обществ; учреждена при Московском университете первая кафедра славянской словесности. При личном содействии Разумовского выработан устав Царскосельского лицея, где учился Пушкин, и 19 октября 1811 года состоялось его открытие (95);
Иван Дмитриев - министр юстиции (1810-1814) и русский поэт (71), о котором мы уже упоминали как о первом авторе, который первым тиражировал в своих напечатанных стихах букву «ё».
Большинство членов общества «Беседа любителей русского слова» считаются архаистами (96), и главным из них был Шишков, по определению и термину «архаисты», предложенному литературоведом, прозаиком, поэтом, драматургом переводчиком, и критиком, Юрием Тыняновым (1894-1943) (97) в статье «Архаисты и Пушкин» (1921-1924), вошедшей в книгу «Архаисты и новаторы» (1929) (98). Тынянов был не только русского, но и белорусского происхождения. Он родился в бывшей Витебской губернии ныне относящейся к Латвии,в еврейской семье: его отец - Насон Аронович (Николай Аркадьевич) Тынянов),: мать - Сора-Хася Беровна (Софья Борисовна) Эпштейн (97).
Основываясь на заметках русского, из семьи российских немцев-дворян, поэта, прозаика и общественного деятеля, декабриста, друга Пушкина Вильгельма Кюхельбекера (1797-1846) (99,100), Тынянов подразделил архаистов на старшую и младшую группы.

Старшую группу архаистов представляли сотрудники и сторонники «Беседы любителей русского слова» (96,98). Кроме возглавлявших ту группу Шишкова и Державина к ней относились, прежде всего, следующие члены «Беседы», указанные Тыняновым (98):
Крылов, о котором мы уже упоминали среди членов Российской Академии XIX в., был и членом Общества «Беседы любителей русского слова», но, тем не менее, не принадлежал ни к одному из отмеченных выше противоборствующих направлений, «но это не помешало Белинскому признать «по справедливости» неоспоримое право Крылова «считаться одним из блистательнейших деятелей карамзинского периода, в то же время оставаясь самобытным творцом нового элемента русской поэзии - народности». Народности, «которая только проблескивала и промелькивала временами в сочинениях Державина, но в поэзии Крылова явилась главным и преобладающим элементом»». (65,101) Крылов входил в первый разряд членов Общества для Чтений под председательством Шишкова;

Князь Александр Шаховской (1777-1846), поэт, писатель и театральный деятель, создатель русского водевиля. (41, 102), вошедший в состав третьего разряда членов Общества «Беседа любителей русского слова» под председательством Александра Хвостова для чтений в заседаниях Общества в этом разряде (75).
В это время Шаховской написал стихотворную комедию «Урок кокеткам, или Липецкие воды», которая по художественным достоинствам «возвышалась над всем, что было создано в России в области стихотворной комедии после «Ябеды» Капниста и до «Горя от ума». Ни одна из пьес Шаховского не вызывала таких яростных споров, как эта. Резкость нападок на Шаховского была обусловлена личным характером его сатиры. Он прямо метил в определенных лиц. Наибольшее возмущение вызвала карикатурная фигура сентиментального поэта-балладника Фиалкина, в котором зрители угадали В. А. Жуковского» (102);
Кроме того, к старшим архаистам относились следующие известные литераторы того времени:
Сергей Ширинский-Шихматов (1783 или 1785-1837), иеромонах Православной Российской Церкви Аникита, князь, поэт, духовный и светский писатель, член Российской академии(1809), академик Императорской (Петербургской) Академии наук, принимал деятельное участие в «Беседах любителей русского слова» со дня основания этого общества (103) и также входил в первый разряд членов, участвующих в Чтениях Общества под председательством Шишкова (75);

Николай Гнедич (1784-1833), член Российской Академии (с 1811 г.), заведующий отделением греческих книг в публичной библиотеке, прославившийся полным переводом «Илиады» Гомера (41, 104) гекзаметром, а не александрийским стихом, как в первых незаконченных переводах, хотя и не был членом «Беседы», но был близк к этому общесту (98).
Перевод Гнедича изобиловал архаизмами, но достоинствами его была точная передача подлинника, сила и яркая образность языка (104). Гнедич был членом «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (56).

Владислав ОзерОв (1769-1816), русский драматург и поэт, наиболее популярный из трагиков начала XIX в. (105) также не входил в «Беседы», но был последователем этого общества.
В своих стихотворных трагедиях Озеров соблюдал правила драматургии классицизма, но они были в то же время проникнуты и сентименталистским настроем (41,46,105).

Как литератор Озеров примыкал к кружку Алексея Оленина (1763-1843), российского государственного деятеля (директора Императорской Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге с 1811 года, Государственного секретаря в 1814-1827 годах, впоследствии члена Государственного совета, Действительного тайного советника)., историка, археолога, художника (с 1804 г. члена и с 1817 г. президента Академии художеств), члена Российской академии (с1786 г.), почётного члена Петербургской Академии наук (с 1809 г.).

К убеждённым архаистам старшего поколения относился и Александр Востоков (98), о котором мы упоминали выше.

К архаистам младшего поколения (96,98), «пик деятельности которых приходится на первую половину 1820-х годов (98) относились поэты декабристского направления:

Александр Грибоедов (1795-1829), русский дипломат, статский советник, драматург с польскими родовыми корнями, носящий фамилию, представляющую перевод фамилии Гржибовский (106,107). Его главным произведением является комедия-пьеса в стихах «Горе от ума» (1822-1824), сочетавшая в себе элементы не только классицизма, но и новых для начала XXI в. направлений романтизма и реализма, вошедшая в рускую литературу как одна из вершин русской драматургии и поэзии, написанной в афористической стиле, который способствовал тому, что она «разошлась на цитаты» крылатых фраз (108);
Павел Катенин (1792-1853) – поэт, драматург, литературный критик, переводчик и театральный деятель, член Российской академии (1833), один из последних представителей классицизма, который полемизировал с романтиками, хотя «многое почерпнул из оборота романтической поэзии» (41). Считается, что именно Катенин возглавлял одно из течений декабристского романтизма. Поэзия Катенина отличалась широким использованием просторечных форм русского языка, что сближало его с Шишковым (109);

Кюхельбекер был не только участником Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (56), но сотрудником и действительным членом ещё одного, схожего по наименованию, литературного объединения существовавшего в Петербурге в 1816-1826 г.г. (110) - «Вольного общества любителей российской словесности». В 1820 - 1821гг. Кюхельбекер под влиянием Грибоедова «примыкает к «дружине» Шишкова» . (98)

С 1818 г. в сторону младших архаистов эволюционировал и А. С. Пушкин, особенно в поэме «Руслан и Людмила» (1817-1820). (96)
«Вольное общество любителей российской словесности» было основано с дозволения правительства в январе 1816 года под именем «Общество любителей словесности». Созданию общества благоволил сам Александр I. Державин и Шишков, возражали: «Зачем открывать новое общество, когда есть старое, которое по недостатку членов не действует. Пусть они придут к нам и работают». Шишков считал, что новое общество будет конкурировать с возглавляемой им Российской академией и поэтому представляет для неё опасность…
Шишков был вынужден уступить; добавление в название слова “вольное” подчёркивало частный характер общества, в отличие от Российской академии, имевшей официальный статус» (110).
Основателями «Вольного общества любителей российской словесности» были члены масонской ложи Избранного Михаила (110):
русский поэт, публицист, прозаик Фёдор Глинка (1786-1880), поэт духовного жанра, входивший в организацию декабристов (41, 110,111). Популярными песнями стали стихотворения Глинки «Тройка» («Вот мчится тройка удалая…») (1824) и «Узник» (1831) («Не слышно шуму городского…»);
Александр Боровков (1788-1856) (99) - поэт, переводчик, мемуарист, редактор журнала Петербургского Вольного общества любителей российской словесности «Соревнователь просвещения и благотворения», российский чиновник, служивший в судах (112). Примечательно, что сразу (на третий день) после восстания декабристов 14 декабря 1825 года, т.е. 17 декабря 1825 Боровков был назначен Николаем I на должность «правителя дел (секретаря) Следственного комитета для изысканий о злоумышленных обществах» (112).
По заказу императора в 1825-1826 г.г. Боровков стал составителем - биографического словаря декабристов и лиц, проходивших по следствию о восстании, так называемого «Алфавита Боровкова» (113).
Кондратий Рылеев (1795-1826) (107)– русский поэт с нерусскими корнями родословной по матери, носившей девичью фамилию Эссен (114). Рылеев вошёл в «Вольное общество любителей российской словесности» в 1821 года (110,114). Он был лидером декабристов и был казнён через повешение, причём дважды, так как сначала верёвка не выдержала и оборвалась.

По преданию, рассказанному некой Софьей Николаевной Савиной и опубликованному в журнале «Исторический Вестникъ» в 1894 г., когда в детстве трёхлетний Рылеев болел, его матери, молящейся Господу о здоровье сына и сохранении ему жизни, явился, как-будто в наступившем во время молитвы сне, голос ангела, и в этом сне матери были видения, в том числе виселицы, как предсказание будущей смерти её сына (115). Мать поэта, однако, не дожила до этой несправедливой казни.
Кроме поэтов декабристского направления, большинство из которых были членами «Вольного общества любителей российской словесности» (110) нужно упомянуть ещё Евгения Баратынского (Боратынского) (1800-1844) (116) – одного из «самых ярких и в то же время загадочных и недооценённых» русских поэтов-романтиков, происходившего из галицкого шляхетского рода Боратынских (116), и, как замечал Брюсов, ещё имевшего и итальянские кровные связи (117).
В отличие от «Вольного общества любителей российской словесности» (110) нужно рассказать ещё об одном литературном и филологическом объединении, схожем по названию, но отличающееся отсутствием в нём слова «Вольного». Это - «Общество любителей российской словесности», основанное в 1811 году при Московском университете (118). Оно существовало до 1837 г. и, возобновив свою деятельность в 1857 году, существовало далее до 1930 года. Самым крупным изданием этого общества считается «Толковый словарь живого великорусского языка» Даля (1863-1866) (41,118, 119).
Владимир Даль (1801-1872) (120) - русский поэт (первые стихотворения Даля были опубликованы в 1827 году) и писатель (первую извесность известность в литературных кругах русской столицы Далю принесли «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый» (1832).
Даль имел по отцовской линии датские корни, а по материнской – французские, известный также по псевдониму «Казак Луганский», был этнографом и лексикографом, собирателем русского фольклора, военным врачом, членом и затем почётным членом (1868) Общества любителей Российской словесности (118).
Русский поэт, философ, драматург, публицист и переводчик Алексей Хомяков (1804-1860), член-корреспондент Петербургской Академии наук (с 1856 года) (41,121) был известен также как основоположник славянофильства, «литературного и религиозно-философского течения русской общественной и философской мысли, оформившегося в 40-х годах XIX века, ориентированного на выявление самобытности России, её типовых отличий от Запада, представители которого выступали с обоснованием особого, отличного от западноевропейского, русского пути» (122).

Он был одним из председателей, возглавлявших «Общество любителей российской словесности.
Известно, что слово “славянофил” впервые было применено к Шишкову и к другим архаистам (96).
Общество «Беседа любителей русского слова» прекратило свою деятельность после смерти Державина.

В противовес обществу «Беседа любителей русского слова» последователи Карамзина под предводительством Жуковского объединились в литературный кружок «Арзамас» (1815-1818) в Петербурге (41,123).

В кружок «Арзамас» вошли, кроме молодого Пушкина и его близкого друга князя Вяземского, ещё и друг и наставник Пушкина - Константин Батюшков (1787-1855) (41,124), который был заочно выбран членом литературного общества «Арзамас» в 1815 году но только в 1817 года впервые попал на его заседание.
Заседания этого кружка проходили «в атмосфере шутовства и веселья» (41), с пародиями и эпиграммами на шишковцев и заканчивались застольем.

Вяземский критически отзываясь о Шишкове, отметил:

«Я помню, что во время оно мы смеялись нелепостям его манифестов; но между тем большинство - народ, Россия - читали их с восторгом и умилением, и теперь многие восхищаются их красноречием, следовательно, они были кстати» (88).

Шишков боролся за чистоту русского языка, против господствующего в то время французского влияния, как на русский язык, так и на русское общество в высших его сословиях, но его ориентация на церковнославянский язык, как первооснову национального русского языка, тем не менее, не вполне соответствовала культурным потребностям развития русского общества, стремившегося к развитию русского языка из различных источников не только национальной, но и всей мировой культуры.

Галицизмы, против засорения которыми русского языка возмущался Шишков и его последователи, еще не менее 100 лет активно внедрялись, в том числе и посредством поэтических произведений многих известных русских поэтов. В том числе, по свидетельству русского поэта и издателя Сергея Маковского (1877-1962) (125), и Пушкин «гениально ввёл сотни их в русскую речь» (126).

«В русской поэзии начала XIX в. еще сильно влияние классицизма… Но в целом классицизм уже покидает литературную сцену» (46). Ему насмену приходят новые направления: сентиментализм и романтизм.
Борьба архаистов с карамзинистами закончилась компромиссом. Карамзин учёл позицию шишковцев в своём главном прозаическом произведении «Истории государства российского».
Изменявшуюся позицию Пушкина в литературных спорах того времени отметил Тынянов:
«До 1818 г. Пушкин может быть назван правоверным арзамасцем-карамзинистом. 1818 г. - год решительного перелома и наибольшего сближения с младшими архаистами». (98).

Примечание: Данный раздел является продолжением публикации «О литературных нормах в русской поэзии. Предисловие». Продолжение (следующие разделы) работы «О литературных нормах в русской поэзии» следуют в новых публикациях.