Бес имитации. Анджей вайда - современник бесов Спектакль бесы современник

Премьера. В театре "Современник" поставили спектакль "Бесы" по одноименному роману Федора Достоевского. Инсценировку Альбера Камю в сценической редакции Анджея Вайды посмотрела корреспондент "Ф.".

Все начинается неожиданно и резко. "Я, Николай Ставрогин, отставной офицер, в 186- году жил в Петербурге, предаваясь разврату, в котором не находил удовольствия". Даже не с конца - с приложения, со скандальной исповеди Николая Ставрогина - с главы "У Тихона", которую в свое время издатель Достоевского Михаил Катков печатать наотрез отказался. Николай Ставрогин (Владислав Ветров), как на краю обрыва, сидит у кромки идущей под уклон сцены и деланно равнодушным тоном исповедуется в грехе совращения малолетней самоубийцы Матреши, чтобы по окончании эпизода упасть навзничь и корчиться, корчиться в страшном эпилептическом, бесовском припадке...

Ставрогин у Ветрова выходит вполне адекватным: "ни холоден, ни горяч". Пожалуй, лишь излишне демоничен для человека, для которого не существует ни добра, ни зла. С образами остальных героев в спектакле происходят какие-то странные недоразумения. Взять хоть Кириллова. У Достоевского это характер мрачный, сосредоточенный - это безумец, зацикленный на единственной мысли: сознательно лишить себя жизни и достичь этим высшей свободы. У Дмитрия Жамойды получается какой-то двусмысленный тип с замашками мужчины нетрадиционной ориентации. Это такой-то хочет "Богом стать"?.. Шатов (Сергей Гирин) выдается, пожалуй, только очками а-ля Гарри Поттер и медвежьей походкой, Даша (Елена Корикова) похожа на французскую горничную. Лиза Дроздова, роль которой, видимо, по фамильному критерию отдана Ольге Дроздовой, выходит не порывистой и насмешливой, находящейся на грани нервного срыва барышней, а безжизненной куклой. Елена Яковлева, которой досталась роль слабоумной хромоножки и законной супруги Ставрогина Марьи Тимофеевны Лебядкиной, несмотря на видимые старания, тоже зачастую попадает мимо образа: ее движения неестественны, судорожны, она захлебывается в каких-то старушечьих завываниях и сильнее всего походит не на умалишенную, а на играющую ее актрису. Но больше всего вопросов вызывает Петр Верховенский в исполнении актера Александра Хованского. Прообраз персонажа Сергей Нечаев - анархист, "разрушитель", "поджигатель основ" - был наделен сильной харизмой со знаком минус. Александр Хованский очень пытается эту самую харизму выказать: говорит сквозь зубы, добавляет к голосу металлический оттенок, заканчивает каждую фразу сквозящей в тоне угрозой. Но хоть он и проделывает это со старательностью упорного школьника, Петруша выходит, по характерному словечку самого Достоевского, каким-то "мелкотравчатым".

Серьезных и сильных актерских работ в "Бесах" только две: разнузданный и вечно пьяненький капитан Лебядкин в исполнении Сергея Гармаша и Степан Трофимович Верховенский, которого играет Игорь Кваша. Первый кривляется, шутовствует и юродствует, читает "басню Крылова собственного сочинения", то с деланным пафосом и хитрым прищуром исполняет душераздирающий монолог, то перескакивает вдруг на униженные и кривляющиеся интонации... Второму удается создать очень точный, "достоевский" образ Степана Трофимовича - жалкого, слабохарактерного любителя пышных французских фраз, непрактичного, беспомощного и удивительно трогательного.

Череду часто сменяющихся сцен хочется назвать калейдоскопом, но это не так: в спектакле совсем нет ярких красок. Только черное, белое, серое - как старинный дагерротип, как немое кино, как отражение в мутной реке. По сцене кружат черные бесы, их искаженные вопли то и дело разносятся из динамиков. Анджей Вайда вслед за Достоевским предостерегает от прошлых и будущих бесов разрушения и нечаевщины, от пут манипуляторов, нажимающих рычажки, смазывающих колесики, запускающих кровавый механизм будущих репрессий. Но достаточно ли слова и предсказания Достоевского услышаны здесь, в России? - спрашивает режиссер. Покинули ли ее бесы? И наступило ли время исцеления?..

Елена Ямпольская

Пан Вайда поставил в Достоевского за шесть недель

"Бесы" Анджея Вайды, сыгранные в "Современнике", гораздо интереснее "Бесов" Анджея Вайды в экранизации 1988 года. На мой вкус, конечно. Причины тут могут быть разные, а может, и одна, причем самая простая. Есть такой фактор, называется "русский артист". Никто никогда не сыграет Достоевского ли, Толстого ли, Чехова так, как это сделают русские актеры, и стараться им особенно не надо, а из кожи вон лезть -тем более, потому что у них общая кожа с Достоевским, Чеховым и Толстым. Во всяком случае, много общих клеточек.

Непонятно, как физически удалось за полтора месяца сделать сильный, полнометражный спектакль на тридцать человек. Изучаешь плотно набранную программку, и кажется, что в едином порыве "взбесилась" чуть ли не вся труппа "Современника". Причем сразу, на уровне программки, ясно, что обязана стать удачей хромоножка Мария Тимофеевна - Елена Яковлева. Что Игорь Кваша идеален для старшего Верховенского. А вот Сергей Гармаш - капитан Лебядкин - поверг меня в некоторое недоумение. Не таким я представляла себе Лебядкина, скорее, маленьким, мерзеньким, плюгавым. Но мы - обыватели, а Вайда все-таки гений, есть разница. Гармаш не просто совпал с Лебядкиным, как влитой, он в этом спектакле лучше всех, ярче всех, не говорю уже - смешнее всех, и это не мое личное пристрастие, а очевидный выбор зала. Гармаш играет так, что впервые в жизни я пожалела о преждевременной насильственной кончине капитана Лебядкина, ибо во втором акте мы были лишены его блистательного общества. Зато до антракта Лебядкин - бенефициант. И проторчав полтора часа за кулисами, а потом выйдя на поклоны, Гармаш первым, если не единственным, удостоился приветственных воплей зала. Сидевшая рядом со мной Лия Меджидовна Ахеджакова шептала восхищенно: "Какой актер, какой актер..."

Быть смешным - очень важная штука, когда играешь "Бесов". Потому что они написаны на грани откровенного глумежа. Здесь роскошный комичный текст, и если местами трактуется о вещах философских или жутких, то блестящие парадоксы все равно вызывают у слушателя улыбку удовольствия... Помимо Лебядкина, чумазого, громогласного, хрипатого, этакого Ноздрева, которого унизила, оскорбила и опустила жизнь, алкаша с неустойчивой вибрацией во всех членах, тощего, но сильного медведя, которого на потеху публике обучили маршировать с неуклюжей грацией, принимать первую балетную позицию и по-оперному отводить лапу, так вот, помимо Лебядкина - Гармаша, комическую функцию с привычной профессиональной легкостью исполняет - Степан Трофимович. То в бархатном сюртучке, петушком, петушком, то испуганный и ошарашенный, то жалкий и раздавленный, человек с пылким театральным воображением, Верховенский-отец - может быть, самый психологически точный тип в "Бесах" Достоевского и соответственно в "Бесах" Вайды. Для Кваши явно не составило труда его сыграть, Игорь Владимирович ведь был уже отцом Карамазовым у Валерия Фокина. Вообще, глядя на Верховенского и Лебядкина, на Квашу и Гармаша, приходишь к неожиданному выводу, что юмор вполне может спасти мир. Причем быстрее и надежнее красоты.

Экранные "Бесы" Вайды когда-то показались мне скучными, прямолинейными и лишенными интриги. В сценических "Бесах" пружинка закручена туже, но все равно сыграть семисотстраничный роман почти с начала и до самого конца можно только беглым пунктиром. Неторопливый, велеречивый, многословно вязкий материал приобретает у Вайды поистине сверзвуковое, кинематографическое ускорение.

"Бесы" ведь как написаны? С оттяжечкой - чтобы автор мог укрепить свое материальное положение. "А надобно вам заметить, что, отклоняясь от основной цели нашего повествования несколько в сторону, мы не можем не сказать..." - и все в таком духе. Но на долгие периоды у театра, разумеется, времени нет. Был роман, остались тезисы. Мартовские тезисы.

Эпизоды летят, словно кадры, спектакль разматывается, как пленка в аппарате, очередную выгородку приносят и утаскивают бегом, ракурсы сменяются мгновенно. Если и есть статичные сцены, так они сканированы с исторических фотографий: группа мужчин в сюртуках вокруг резного стола... Особым комизмом вдруг выпячивается конкретное мышление персонажей: Петр Верховенский сулит разрушить старую Россию "в мае", а Кириллов точно узнал, что счастлив, "в прошлую среду". Иногда конкретика притянута за уши, вопреки автору. Например, Федька каторжный у Вайды говорит Ставрогину: "Я от вас за ту же работу (то есть за убийство Лебядкиных, сестры и брата) полторы тысячи получить могу". На самом деле было сказано: "как же мне пускаться на то, когда и все полторы тысячи могу вынуть, если только пообождав?.." Простоват становится Достоевский у Вайды, есть такой грех.

Убрать намеки и экивоки -значит разогнать туман, в котором только и могут обитать бесы. Бесовская стихия - это мгла, ночь, страх неизвестности. В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам. А тут атмосфера тайны совершенно рассеялась, причины и следствия наверху, свет такой, что глаза слепит.

Не понятна самая малость - когда действие происходит.

Пункт первый в программе "достоевских" заговорщиков - уничтожить армию и флот - буквально в последние годы успешно выполнен и перевыполнен.

Пункт второй - обеспечить народ едой и сапогами - тоже.

Главный посыл: "Чем быстрее начнем разрушать, тем лучше", - явно дожил до наших дней.

Постоянно поминаются тлеющие угли, языки пламени и даже - "зарево их деяний". Отличная была бы шапка для газет, выходивших утром 15 марта. "Не стану описывать картину пожара, ибо кто у нас на Руси ее не знает"... Рассказчик () дорого продает свой текст, и зал дорого, с веселым оживлением его покупает.

То, что, начиная с безграничной свободы, неминуемо утыкаешься в безграничный деспотизм, уже детям известно. В первом акте Ставрогин уходит через зал направо, во втором налево. Идеологическая бесовщина отдает то левизной, то правизной, жестокими детскими болезнями. У зрителя голова идет кругом: это было недавно? это было давно?

Диалог Ставрогина с Петром Верховенским о проблемах центрального комитета прозвучал специально для прибывшего на премьеру Михаила Горбачева. По его же адресу доставили менее забавный пассаж Петра Степановича (Александр Хованский), очкастенького, мерзкого, червяком извивающегося: "Социализм в нашей стране распространяется преимущественно из сентиментальности... Поэтому надо позволить дуракам много говорить... Более всего они боятся прослыть реакционерами..."

Театр, конечно, никакие бомбы под дорогого гостя подкладывать не собирался. И вообще вправе обиженно сказать глумливому критику: "Вы стилист, а не друг". Галина Волчек умеет любить людей, причем любить преданно. Объекты ее симпатий могут быть спорными, но глубина и верность чувства потрясают незыблемым благородством.

Либеральный "современниковский" зал встретил явление Горбачева (со скромной охраной из трех человек) теплыми аплодисментами. А для кого-то, наверное, и Михаил Сергеевич - из бесовского племени. Это я к тому, что бесы у каждого свои. Если вообще не живут внутри нас.

У Вайды бесы из людей вышли, в свиней не вошли и разгуливают по сцене вполне свободно. Существа в коротких серых балахонах, лица скрыты под капюшонами, на ногах тяжелые остроносые башмаки. Сразу вспоминается: "Имя им - легион". Сначала они просто работают на подхвате, как у пушкинского Балды, - подай, прими, пошел вон. Но по мере развития событий сцену уже не покидают, толпятся заинтересованно, хороводят вокруг героев и, наконец, всей стаей уволакивают долгожданный труп Шатова. Динамики разрываются каким-то уханьем, вяканьем, чавканьем, гавканьем, кряканьем, кваканьем, шепотом и гоготом, и недовольным рокотом, и противным гундежом. Звуки не человеческие и не животные, но средние между животными и человеческими, то есть именно бесовские.

Бесы существуют отдельно - это очень важный момент. Петр Верховенский - не бес, но проводник бесятины на земле, и уж тем более не бес Николай Ставрогин. В первые же минуты спектакля он сообщает залу: "Я не знаю, не чувствую зла и добра", и ему сразу не веришь, потому что, коли говорит про добро и зло, так, стало быть, чувствует. Роль Ставрогина, слишком ответственная и потому заведомо проигрышная, досталась новому герою "Современника" Владиславу Ветрову. Не знаю, в какой московской труппе сегодня можно найти актера и фактурного, и обладающего гипнотическим воздействием на зал. Ветров для Ставрогина, пардон, староват, и имидж у него не Ивана Царевича, а скорее, эффектного Кощея. Он вальяжен и медлителен, как серый кардинал на пенсии. Помнится, у Достоевского Николай Всеволодович резко критиковал католичество. Так что, наверное, не без издевки поляк Вайда сделал Ставрогина вылитым иезуитом. Аскетичный, строгий, наглухо, до подбородка застегнутый - ксендз, в котором якобы для всех только и свет в окошке. Не может такого быть. Никто не поднимет его имя в качестве знамени, никто не посвятит ему ни жизнь, ни мысль, и на такого человека в футляре даже странно как-то возлагать большие надежды.

Кое-где, например, в сценах родов шатовской жены, или убийства самого Шатова, или повешения Ставрогина, спектакль, по-моему, излишне натуралистичен. У Достоевского не столько кровь, сколько идея крови. Не раскоканный старушечий череп, а идея раскоканного черепа. Не петля в чуланчике, но идея петли. А с пистонными выстрелами на театре вообще надо кончать. Зато как здорово, ровно, спокойно и бытово сделана сцена, когда симпатичный Кириллов (Дмитрий Жамойда) с легкомысленным любопытством готовится к самоубийству...

За последний месяц в Москве выходят уже вторые "Бесы". Первые поставлены Александром Гордоном в формате ток-шоу. Ну Гордону вообще свойственно искать простые, а главное, конкретные ответы на сложные вопросы. И даже более того - на вопросы, до конца никем не сформулированные. У Вайды не вопрос - ответ, у него искренняя боль от безысходности, и после его спектакля удивительно четко понимаешь, что бороться со злом - значит, как это ни грустно, бороться с терпимостью, потому что в терпимости нуждается именно зло, и первое не ходит без второго. Если же мы хотим оставаться цивилизованными людьми, нами будет безнаказанно вертеть и то, и другое, а нам остается лишь верить в ту недосягаемую точку, где терпимость, наконец, станет тождественна добру.

Тем не менее при несопоставимом масштабе двух зрелищ "Бесы", помноженные на два, а то и возведенные в квадрат, пугают. Охота на бесов так же опасна, как охота на ведьм. Помяни беса - он и появится. Ему ведь только того и нужно.

"Бесы" - не первая работа Вайды с "Современником". В 1972 году он поставил здесь пьесу американского драматурга Дэвида Рэйба "Как брат брату", посвященную "вьетнамскому синдрому". Что касается Достоевского, то оскароносный пан Вайда ставил его произведения на многих площадках мира, даже в Японии, где в спектакле "Настасья Филипповна" главную женскую роль играл мужчина. Но постановка Достоевского на языке оригинала для Вайды -первая. Об этом он, по его собственному признанию, мечтал 30 лет.

В том же 1972 году на торжественном приеме режиссера представили министру культуры Советского Союза Екатерине Фурцевой. "Пан Вайда, что я могу сделать для вас?" - спросила она. Вайда ответил, что хотел бы поставить "Бесов" на советской сцене. "А вы считаете, они на ней устоят?" - отшутилась Фурцева. Стоявшая рядом Галина Волчек больно наступила Вайде на ногу. К тому моменту "Бесы" в интерпретации Вайды вышли на сцене "Старого театра" Кракова.

Сегодня на сцене "Современника" поставлены шедевры сразу трех классиков - Достоевского, Альбера Камю - автора инсценировки, и собственно Анджея Вайды, который за основу постановки взял именно французское переложение. Приступая к работе, Вайда поставил только одно условие: будем репетировать быстро, не больше шести недель, актеры должны работать на сцене в состоянии легкого озноба. Режиссер смотрел репертуар "Современника" и потом составил список. Напротив каждой роли стояла фамилия актера. Галине Волчек было предложено сыграть Варвару Петровну Ставрогину, однако она отказалась.

Сцена похожа на раскрытую посередине книгу. На заднике нарисовано сумрачное небо, крутой наклонный планшет абсолютно пуст. По фактуре он напоминает деревенское бездорожье, в спектакле Анджея Вайды это бездорожье месят ногами почти три десятка артистов. Персонажи одеты как современники Достоевского, бесы - этакие слуги просцениума, что выносят на сцену мебель, ширмы и выносят со сцены трупы, - наряжены босховскими крестьянами. Бесы, так сказать, перелистывают страницы книги, и этому процессу аккомпанируют хлюпанье, вой и стоны в динамиках. Страха эти бесы не вызывают, напротив, довольно часто в зале звучит смех. Смеются, когда капитан Лебядкин (Сергей Гармаш), выкаблучиваясь - не то ему до ветра не терпится, не то попросту пьян, - читает басню «Таракан». Когда заседает тайное общество, тоже смеются («Верховенский, вы не имеете ничего заявить?» - «Ровно ничего, я желал бы рюмку коньяку». - «Ставрогин, вы не желаете?» - «Благодарю, я не пью»). Когда Сергей Юшкевич - Рассказчик говорит: «Не стану описывать картину пожара, ибо кто у нас на Руси ее не знает», - в зале тоже смеются. В другой раз смеются, когда Петруша Верховенский (Александр Хованский) обещает разрушить старую Россию к маю. Смешон потрепанный жизнью вольтерьянец - старший Верховенский, которого играет Игорь Кваша. Публика радуется на «Бесах» в двух случаях - на репризах любимых артистов и на политических аллюзиях, свидетельствующих, что недаром же роман был не рекомендован к чтению в советской стране и недаром на телевидении вот только что, перед выборами, не пропустили ток-шоу Гордона по мотивам «Бесов». Смеха в публике много, но не инфернальности, не бесовщины, не проклятых вопросов. Нет и загадки: что это за человек господин Ставрогин, который всех околдовал? Владислав Ветров (рост, благородная осанка, высокое бледное чело) уже в первой сцене объяснил про себя, что он не чувствует ни добра, ни зла, и с тех пор ему остается вышагивать по сцене таким перезрелым Чайльд Гарольдом; но за что любит его безумная Лебядкина (Елена Яковлева), что в нем нашла порывистая Даша (Елена Корикова), из чего Лиза (Ольга Дроздова) сделала вывод, что это унылое существо может любить, - решительно непонятно. И уж тем более непонятно, как он мог соблазнить своими идеями Шатова и Кириллова, и ослеп, что ли, Петруша Верховенский, когда думал выдать его за нового самозванца Ивана-царевича. Непонятно и то, почему Ставрогин покончил с собой. Дело тут не только в артисте Ветрове. Вопрос: может, дело в режиссере Вайде?

Всякая инсценировка, в особенности если инсценируют толстенный роман, напоминает книжку-раскладушку, аттракцион, трехмерные картинки с подписями. В редких случаях театр берет книгу и живет с ней несколько лет. Трилогия Женовача по «Идиоту» менее всего была инсценировкой; Петр Фоменко, читая с актерами «Войну и мир» несколько лет, полноценный, увесистый спектакль сделал лишь по первым главам. Лев Додин играет своих «Бесов» в три вечера. Анджей Вайда тоже давно живет с этой книгой - еще в начале семидесятых он хотел ставить роман в «Современнике», но поставил в Кракове, позже снял кино. Вайда жил с книгой давно, но театр, причем чужой театр, чужие актеры - должны были освоить ее за те несколько недель, что прожил с ними Вайда. Они и освоили - как сумели. А то, почему из книжки вышла пусть увесистая, пусть монументальная, но раскладушка - не вопрос. Так ведь почти всегда бывает.

Этот спектакль как энциклопедия, после которого хочется прочитать Достоевского в оригинале.
Здесь основная идея это противостояние старого и нового поколения. Сын (А. Хованский) и отец (И. Кваша). Несчастный отец, которого сын просто ненавидит, которому в итоге придется уйти из дома, взяв с собой только немного книг.
Сын Верховенский здесь человек молодого поколения настолько изворотливое создание, что можно диву даться. А. Хованский играет эту роль великолепно.
А как же Ставрогин? А Ставрогин здесь желчный, циничный, человек, который все прошел и прекрасно понимает, что все его идеи пали прахом, и понимает, все к чему он прикасается, умирает. Нет, он ни капельки не устал, он как настоящий сноб взирает на всех свысока, но в глине души все же пытается изменить людей, пытается увидеть в них хоть немного хорошего. Он предупреждает Шатова , что его убьют, он пытается переубедить и предупредить Кириллова, что его самоубийство попытаются использовать тайное общество, чтобы не отвечать самим за убийство Шатова. Он хочет отдалить Лизу от себя, потому что знает, что она будет несчастна.
Его идеи создания подпольного общества, как он задумывал, провалены, эти «революционеры» действуют, скорее всего, как стадо ненормальных людей, а не как он хотел.
Кириллов здесь, человек который находится в таком моральном упадке, ему когда-то вбили в голову, что застрелиться это самая наивысшая цель в жизни человека, зажигает лампадку, молится на образы, это как такая дикая игрушка в руках других.
Момент когда, Верховенский младший ждет, пока Кириллов напишет бумагу, якобы он убил Шатова, с какой жадностью он ждет, один из самых напряженных моментов спектакля. Для него люди это ничто, есть только идея, смести все, уничтожить ненавистное старое поколение путем революции
И вот во втором действии пошли убийства за убийством, сначала больная Лебядкина , потом несчастный Шатов , потом его жена, Кириллов, Лиза , старший Верховенский , и, наконец, сам Ставрогин.
«Бесы» сама по себе шикарная вещь, которую обязательно нужно прочитать. Тут дело в том, что прочитав этот роман Вы сможете лучше понимать смысл вложенный в спектакль.
Еще один из самых запоминающееся момент спектакля, это кульминация, когда на подсвеченной мягким голубым цветом сцене стоит шкаф. И вот девушка, которая согласна уехать с ним, открывает этот шкаф…а там..висит повешенный Ставрогин. Такой момент запомнится надолго.

Желаю всем зороших впечатлений, и по-настоящему культурно обогатиться, оно того стоит

Этот спектакль по праву входит в список спектаклей, которые меня зацепили за три года увлечения театром, можете прочитать о них в посте

Премьера еще одного спектакля по роману Достоевского «Бесы» прошла в театре на Малой Бронной , там сделан немного другой уклон, уклон на личность Ставрогина как организатора подпольного общества. Для сравнения можете почитать об этой постановке в посте

Выдающийся польский кинорежиссер Анджей Вайда сегодня прилетел в Москву. Цель его визита - поставить в столичном театре "Современник" спектакль по роману Достоевского "Бесы".

Лауреат премий Оскар, Сезар, Феликс занимается не только кино. С конца 50-х Вайда работал в театре и творчество Достоевского ему хорошо знакомо. "Бесов" и "Преступление и наказание" он ставил на польских сценах.

В аэропорту режиссера встречали его коллега Галина Волчек и наш корреспондент Ольга Меженная.

Шереметьево-2. Галина Волчек встречает Анджея Вайду и Кристину Захватович, жену Вайды и сценографа и художника по костюмам. Галина Волчек здесь потому, что это она пригласила Вайду в Москву, в "Современник". Вайда, в свою очередь, здесь потому, что в "Современнике" он намерен поставить спектакль "Бесы" по роману Достоевского. Розы из рук в руки уже переданы где-то там, куда камеру не пускают. Ждать багаж гостям предстоит в специальном зале, где можно поговорить.

Анджей Вайда: "Долететь в Москву куда легче, чем поставить "Бесов"... Для меня работа с Достоевским всегда большое потрясение. А с "Бесами" - тем более".

Вайда уже ставил "Бесов". Впервые - больше тридцати лет назад в Кракове. Тот спектакль в Польше сразу запретили. А в Лондоне, например, против его показа протестовало советское посольство. Фурцевой как-то Вайда хотел поведать о своей мечте снять с советскими актерами кинокартину "Бесы", но Галина Волчек вовремя его остановила. Тогда было не время.

Потом на немецком и японском Вайда работал с "Бесами". А в Америке Лизу в его театральной постановке "Бесов" играла Мерил Стрип.

Анджей Вайда: "Она тогда была еще студенткой актерского колледжа. И мы с Кристиной все время, когда любовались ею в работе, думали о том, как примет ее Голливуд, с этой скромностью, спокойствием, достоинством. Марылькой мы тогда ее называли".

С "Современником" у Вайды связи, как с "Бесами" и Достоевским, - давнишние. В 1972-м году он ставил в этом театре американскую пьесу "Как брат брату", с Гафтом, Квашой и Лидией Толмачевой. Тогда он увидел на сцене Галину Волчек. И еще увидел ночные очереди у билетных касс "Современника". Про те очереди теперь он говорит - это было лучшее для театров время. Ну, а Галину Волчек он позвал в "Бесах" сыграть.

Анджей Вайда: "Это условие - Волчек согласилась? – Ну, так, как все женщины, да или нет...".

На репетиции ему отведено полтора месяца. За неделю до премьеры полностью закроется для зрителей театр, для того чтобы сцена для Вайды в любое время была свободна.

Всех, с кем предстоит работать, Анджей Вайда говорит, что знает. Недавно инкогнито он был в Москве. Неделю. Смотрел все спектакли "Современника". Выбирал актеров.

Анджей Вайда: "Завтра начинаем. Важный для меня день".

Ольге Дроздовой предстоит в московских "Бесах" Вайды сыграть Лизу, ту самую, что играла когда-то Мерил Стрип. Гармаш, Яковлева, Кваша, - Вайда говорит о тех, кто еще будет занят в спектакле. Но уже идет вниз. Шапки, специально приготовленные для Москвы, достаются из багажа уже на выходе.