Бес имитации. Анджей вайда - современник бесов Бесы современник

Вернее, четыре месяца назад. Так вот, эти "Бесы", сегодня — совсем не то, что те вчера!). Итак, по-порядку. Спектакль в сценической редакции Анджея Вайды поставлен много лет назад (2004 год). То есть текст уже "от зубов отскакивает" и в этом есть такая опасность "замыливания", механического воспроизведения. Чего опасалась, и не увидела! Спектакль очень живой и очень в душу проникающий. Не надрывом и не истерией, а, знаете, жизненностью и даже вот повседневной такой обыденностью что ли. Вот как в реале порой трудно различить зло и добро, простоту и хитрость, порядочность и лукавство, так и здесь. И актуальность действия, и достоевщина эта как никогда близка и понятна: вот они, "наши" — среди негодяев и подлецов, и поколение, живущее "за чужой счет", и бесы — среди нас, неопознанные, но хорошо видимые и слышимые!

Идея с бесами, меняющими декорации и их визжащими-шепчущими голосами сколь проста, столь и гениальна. При их появлении нарастает напряжение и беспокойство переходящее в тревогу. Но, удивительно, как кротко сидит и слушает евангельскую притчу бес, не убоявшийся ее смысла. Или столь сильны они? Ужасно интересно было смотреть спектакль, ничуть не скучно, и не затянуто. При том, что персонажи практически все задействованы, и много-много текста. И сюжет знаком. Вот, кстати, о публике и сюжете. Ну почему у нас не читают, не знают хотя бы сюжет? Идут на спектакль, как я услышала в фойе: "на знаменитостей". А надо бы на автора да на режиссера-постановщика! И восприятие было бы ярче, и отклик публики больше. Хотя, не знаю, вроде не самый трудный был зал, хорошо реагировал, немного лишь пропускал. Скуп только на аплодисменты — даже робок, что ли. Я несколько раз их инициировала. Ну как же иначе показать актерам, что здорово же играют!?)
Понравились почти все. Игорь Владимирович Кваша — Верховенский-старший — трогательно смешон, нелеп и где-то жалок, и взгляд его и суетливость рук — комичный трагизм, превосходно, мастер, конечно. Под стать ему прекрасна своей игрой и обликом, и голосом Тамара Васильевна Дегтярева — Ставрогина В.П.

Сергей Гармаш — Лебядкин хрестоматийный, иного кажется и быть не может, хорош! И даже язык как бы по теме заплетался)).

Рассказчик — Сергей Юшкевич — человек-контраст — облик и одежда в полном несоответствии с манерами и голосом — последние безупречны!) Мария Лебядкина в исполнении Елены Плаксиной шокирует своей узнаваемостью, точностью попадания в героиню. От ее игры в первом акте — мурашки по коже.

Илье Древнову, на мой взгляд, не хватает мистики и недотягивает он до "человекобога Кириллова", показанного Достоевским. Ставрогин для меня также неоднозначен — вообще эта роль ускользающая, и В. Ветрову удалось, пожалуй, передать характер и силу персонажа, а вот обаяние, притягательность — я не увидела. Александр Хованский в роли Петра Верховенского очень понравился! Вот оно обаяние беса, роскошная простота и беспощадный нигилизм. Ну, не хорош разве? И кураж, такой кураж у него! Вся дьявольская страсть революционера, готового умереть за идеи свои, и снести каждого, кто встанет на пути их воплощения. И нет тут никакой фарфоровой кукольности. Я им откровенно залюбовалась, браво!

Финал спектакля показался слегка скомканным, быстрым. Не по времени — по сюжету. И оттого не ахнуло сердце при виде распахнутого шкафа. А может, просто показалось, ибо не тайна была для меня.
Кстати, когда забирала в антракте цветы из гардероба, сотрудницы спросили — кому подарите? Хованскому, — отвечаю, — уже решила. И по их реакции, по улыбке, по восклицанию: Ах, Саше! — поняла, как любят актера в театре. И чувствуется особая атмосфера. Мне было очень приятно поблагодарить Александра Хованского за великолепную игру букетом роз. И лишь досадно, что он был один, этот букет. Люди! Дарите цветы своим любимым, "знаменитостям", на которых вы идете смотреть! Ведь это так важно — сказать спасибо, взглянуть в глаза, почувствовать прикосновение теплых рук, и так, я верю, необходимо актерам! Аншлаг, аплодисменты и цветы. Признательность за искусство и талант. А что еще мы, зрители, можем дать взамен?

Марина Давыдова

Анджеи Вайда поставил в великий роман Достоевского

Приехав в Россию и инсценировав здесь "Бесов", Анджеи Вайда поставил критиков перед мучительным выбором: оценивать спектакль как таковой или же писать о нем, учитывая возраст знаменитого кинорежиссера и его заслуги перед мировой культурой. После некоторых колебаний мы выбираем первый путь. Вайда достоин того, чтобы услышать именно правду, а не лицемерные комплименты и дежурные славословия (пусть ими довольствуются художники иного калибра). Правда в данном случае заключается в следующем: поставить роман Достоевского за шесть недель (а именно столько продолжалась работа над спектаклем) с чужой командой невозможно. Со своей тоже непросто.

У Льва Додина, обратившегося к "Бесам" в начале 90-х, ушло три года на то, чтобы освоить их сложное многоголосие. Артисты постигали эту книгу умом, душой, печенкой, всем своим организмом. Они в буквальном смысле творили ее во время репетиций. Артисты "Современника" не творили и не постигали. Они попытались взять "Бесов", как берут высоту в прыжках с шестом, и даже не сбили планку, а просто не долетели до нее. Для Вайды это уже энное обращение к роману: он ставил его в разных частях света и, как говорится, набил руку. Но умение быстрехонько развести участников спектакля по мизансценам тут мало что решает. Глубины вживания в такие роли даже при наличии таланта не добьешься с наскока.

Во (Николай Ставрогин) есть то, что прекрасно описывается не имеющим аналога в русском языке английским словом presence. Иными словами, на него интересно смотреть. Но что он играет, понять невозможно. После отлично проведенной первой сцены, сцены исповеди (из-за кулис - сразу вперед, в луч прожектора), кажется, что играет вроде бы человека из подполья. Человека, которому превратиться в "Ивана Царевича" так же сложно, как серому волку - в льва. И этот неожиданный ход мог бы стать решением роли, но не стал. Образ Ставрогина растворяется в мрачной инфернальности, которая вполне пошла бы Германну из "Пиковой дамы", но которая не может исчерпать ужасающую и влюбляющую в себя всех (включая автора) личность центрального героя романа. Верховенский-младший не сыгран вообще. Его просто нет. Есть некий артист (зовут Александр Хованский), произносящий в соответствующих местах соответствующий текст. неубедительно пуглив и нервно суетлив в роли Степана Трофимовича. Ольга Дроздова неубедительно страдает в роли Лизы. Склонная к характерности Елена Яковлева в роли Хромоножки без труда поддает гротеска, а Сергей Гармаш, играющий Лебядкина, броско и размашисто рисует образ юродствующего бомжа, но это скорее годящиеся для репетиционной разминки этюды, чем глубоко осмысленные роли. Все прочие персонажи сыграны примерно, приблизительно, часто не сыграны никак. Единственная удача спектакля - совершенно неожиданный Дмитрий Жамойда в роли Кириллова, не сумрачный, а скорее ироничный суицидал, стремительно переходящий от ледяного спокойствия к лихорадочной одержимости.

В молодой российской режиссуре, кстати, ярко заявившей о себе именно на сцене "Современника", отсутствие глубины искупается обычно отменными кунштюками, постановочной изобретательностью, драйвом, наконец. Легковесность тут нередко возведена в принцип. Но Вайда к кунштюкам не склонен. Сценография его спектакля скромна, чтобы не сказать - примитивна (пустой покатый помост да выполненный в традиционных для польского театра грязно-серых тонах задник). Постановочный прием один - наряженные в черные хитоны с капюшонами слуги просцениума суетятся у героев под ногами, унося и принося предметы мебели и реквизита. По свидетельству очевидцев, в краковской постановке Вайды в этих черных слугах просцениума было нечто бесовское, что придавало спектаклю дополнительное напряжение. Здесь они похожи на каких-то пришельцев из голливудского фильма категории В, по неведомой логике ворвавшихся вдруг в пространство романа.

Столь же приблизительно, как будто бы на скорую руку изготовлена и инсценировка "Бесов". В ее основу была положена пьеса Камю, но по ходу дела она обрастала новыми сценами, репликами, персонажами, причем обрастала, как кажется, по простому принципу: вот тут, на 158-й странице, хороший текст, надо бы вставить. Вставили. В многочасовом шедевре Льва Додина метафизика революции отошла на второй план, а на первый вышла сложная диалектика добра и зла, веры и безверия, богоискательства и богоборчества. В спектакле Вайды невозможно выделить ни центральной темы, ни основных силовых линий, ни главного героя, которым у Камю, безусловно, является Ставрогин и которым в давнем фильме самого Вайды стал Шатов. Многоголосие превращается здесь в невнятицу. Диалогичность - в калейдоскопичность. Сдержанное благородство первого акта во втором вырождается в какую-то мелодраматическую вампуку. Аразошедшиеся на цитаты фразы Достоевского, задорно выкрикнутые со сцены, вдруг начинают отдавать Михаилом Задорновым, размышляющим над судьбами родины.

Дело, конечно, не только в сжатых сроках. В конце концов, в 1913 году в Художественном театре "Николая Ставрогина" тоже поставили в рекордные сроки (за два с лишним месяца). Но за спиной у "художественников" при этом высилась постановка "Братьев Карамазовых". Артисты "Современника", как и подавляющее большинство артистов московских театров, отвыкли от трудной работы души и кропотливой работы над ролью.

Что, вообще говоря, такое есть бесовство по Достоевскому? Это, помимо прочего, еще и попытка уложить сложную, противоречивую жизнь в прокрустово ложе полюбившихся идей и схем. Для бесов жизнь лишена глубины. Бес может быть страшен, а может -и обаятелен, но он всегда примитивен. Не случайно сложный, вмещающий в себя противоречия Ставрогин эманирует разнообразные "бесовские идеи", но к самим "бесам" все же не причислен. Невольно приходишь к выводу, что наша театральная (только ли театральная?) жизнь сегодня тоже охвачена своеобразным бесовством - нежеланием постигать то или иное явление во всем его объеме, всеобщим и тотальным опопсовением. С горечью понимаешь, как мало у нас за последнее время было подлинных актерских свершений (они ведь, в конце концов, возможны и вне великой режиссуры). Как много халтуры и эксплуатации добытой за пределами театра славы. Как много - неизбежное следствие "попсовизации" - появилось имитаторов глубины и духовности, умело выдающих себя за спасителей культуры. И как много поклонников этого имитаторства.

На премьеру в "Современнике" по обыкновению съехался истеблишмент - популярные телеведущие, известные писатели, примелькавшиеся политики. Ее почтил своим присутствием даже Михаил Горбачев. Вряд ли им всем было ясно: великого режиссера Анджея Вайду на сей раз тоже попутал бес.

Выдающийся польский кинорежиссер Анджей Вайда сегодня прилетел в Москву. Цель его визита - поставить в столичном театре "Современник" спектакль по роману Достоевского "Бесы".

Лауреат премий Оскар, Сезар, Феликс занимается не только кино. С конца 50-х Вайда работал в театре и творчество Достоевского ему хорошо знакомо. "Бесов" и "Преступление и наказание" он ставил на польских сценах.

В аэропорту режиссера встречали его коллега Галина Волчек и наш корреспондент Ольга Меженная.

Шереметьево-2. Галина Волчек встречает Анджея Вайду и Кристину Захватович, жену Вайды и сценографа и художника по костюмам. Галина Волчек здесь потому, что это она пригласила Вайду в Москву, в "Современник". Вайда, в свою очередь, здесь потому, что в "Современнике" он намерен поставить спектакль "Бесы" по роману Достоевского. Розы из рук в руки уже переданы где-то там, куда камеру не пускают. Ждать багаж гостям предстоит в специальном зале, где можно поговорить.

Анджей Вайда: "Долететь в Москву куда легче, чем поставить "Бесов"... Для меня работа с Достоевским всегда большое потрясение. А с "Бесами" - тем более".

Вайда уже ставил "Бесов". Впервые - больше тридцати лет назад в Кракове. Тот спектакль в Польше сразу запретили. А в Лондоне, например, против его показа протестовало советское посольство. Фурцевой как-то Вайда хотел поведать о своей мечте снять с советскими актерами кинокартину "Бесы", но Галина Волчек вовремя его остановила. Тогда было не время.

Потом на немецком и японском Вайда работал с "Бесами". А в Америке Лизу в его театральной постановке "Бесов" играла Мерил Стрип.

Анджей Вайда: "Она тогда была еще студенткой актерского колледжа. И мы с Кристиной все время, когда любовались ею в работе, думали о том, как примет ее Голливуд, с этой скромностью, спокойствием, достоинством. Марылькой мы тогда ее называли".

С "Современником" у Вайды связи, как с "Бесами" и Достоевским, - давнишние. В 1972-м году он ставил в этом театре американскую пьесу "Как брат брату", с Гафтом, Квашой и Лидией Толмачевой. Тогда он увидел на сцене Галину Волчек. И еще увидел ночные очереди у билетных касс "Современника". Про те очереди теперь он говорит - это было лучшее для театров время. Ну, а Галину Волчек он позвал в "Бесах" сыграть.

Анджей Вайда: "Это условие - Волчек согласилась? – Ну, так, как все женщины, да или нет...".

На репетиции ему отведено полтора месяца. За неделю до премьеры полностью закроется для зрителей театр, для того чтобы сцена для Вайды в любое время была свободна.

Всех, с кем предстоит работать, Анджей Вайда говорит, что знает. Недавно инкогнито он был в Москве. Неделю. Смотрел все спектакли "Современника". Выбирал актеров.

Анджей Вайда: "Завтра начинаем. Важный для меня день".

Ольге Дроздовой предстоит в московских "Бесах" Вайды сыграть Лизу, ту самую, что играла когда-то Мерил Стрип. Гармаш, Яковлева, Кваша, - Вайда говорит о тех, кто еще будет занят в спектакле. Но уже идет вниз. Шапки, специально приготовленные для Москвы, достаются из багажа уже на выходе.

Сцена похожа на раскрытую посередине книгу. На заднике нарисовано сумрачное небо, крутой наклонный планшет абсолютно пуст. По фактуре он напоминает деревенское бездорожье, в спектакле Анджея Вайды это бездорожье месят ногами почти три десятка артистов. Персонажи одеты как современники Достоевского, бесы - этакие слуги просцениума, что выносят на сцену мебель, ширмы и выносят со сцены трупы, - наряжены босховскими крестьянами. Бесы, так сказать, перелистывают страницы книги, и этому процессу аккомпанируют хлюпанье, вой и стоны в динамиках. Страха эти бесы не вызывают, напротив, довольно часто в зале звучит смех. Смеются, когда капитан Лебядкин (Сергей Гармаш), выкаблучиваясь - не то ему до ветра не терпится, не то попросту пьян, - читает басню «Таракан». Когда заседает тайное общество, тоже смеются («Верховенский, вы не имеете ничего заявить?» - «Ровно ничего, я желал бы рюмку коньяку». - «Ставрогин, вы не желаете?» - «Благодарю, я не пью»). Когда Сергей Юшкевич - Рассказчик говорит: «Не стану описывать картину пожара, ибо кто у нас на Руси ее не знает», - в зале тоже смеются. В другой раз смеются, когда Петруша Верховенский (Александр Хованский) обещает разрушить старую Россию к маю. Смешон потрепанный жизнью вольтерьянец - старший Верховенский, которого играет Игорь Кваша. Публика радуется на «Бесах» в двух случаях - на репризах любимых артистов и на политических аллюзиях, свидетельствующих, что недаром же роман был не рекомендован к чтению в советской стране и недаром на телевидении вот только что, перед выборами, не пропустили ток-шоу Гордона по мотивам «Бесов». Смеха в публике много, но не инфернальности, не бесовщины, не проклятых вопросов. Нет и загадки: что это за человек господин Ставрогин, который всех околдовал? Владислав Ветров (рост, благородная осанка, высокое бледное чело) уже в первой сцене объяснил про себя, что он не чувствует ни добра, ни зла, и с тех пор ему остается вышагивать по сцене таким перезрелым Чайльд Гарольдом; но за что любит его безумная Лебядкина (Елена Яковлева), что в нем нашла порывистая Даша (Елена Корикова), из чего Лиза (Ольга Дроздова) сделала вывод, что это унылое существо может любить, - решительно непонятно. И уж тем более непонятно, как он мог соблазнить своими идеями Шатова и Кириллова, и ослеп, что ли, Петруша Верховенский, когда думал выдать его за нового самозванца Ивана-царевича. Непонятно и то, почему Ставрогин покончил с собой. Дело тут не только в артисте Ветрове. Вопрос: может, дело в режиссере Вайде?

Всякая инсценировка, в особенности если инсценируют толстенный роман, напоминает книжку-раскладушку, аттракцион, трехмерные картинки с подписями. В редких случаях театр берет книгу и живет с ней несколько лет. Трилогия Женовача по «Идиоту» менее всего была инсценировкой; Петр Фоменко, читая с актерами «Войну и мир» несколько лет, полноценный, увесистый спектакль сделал лишь по первым главам. Лев Додин играет своих «Бесов» в три вечера. Анджей Вайда тоже давно живет с этой книгой - еще в начале семидесятых он хотел ставить роман в «Современнике», но поставил в Кракове, позже снял кино. Вайда жил с книгой давно, но театр, причем чужой театр, чужие актеры - должны были освоить ее за те несколько недель, что прожил с ними Вайда. Они и освоили - как сумели. А то, почему из книжки вышла пусть увесистая, пусть монументальная, но раскладушка - не вопрос. Так ведь почти всегда бывает.

Современник театр о спектакле "Бесы"

Ф.М.Достоевский

БЕСЫ

Инсценировка Альбера Камю
Сценическая редакция Анджея Вайды.

Перевод с польского инсценировки романа «Бесы» - Никита Кузнецов

Небольшая террористическая организация начинает действовать в российской глубинке. Ее непосредственный руководитель – Петр Верховенский – тесно общается с уголовными элементами и не брезгает мокрыми делами. Ее идейный вдохновитель – Николай Ставрогин – больше занят личной жизнью. Он соблазняет всех женщин, которые попадаются ему на пути, а в финале принимает швейцарское гражданство и вешается. Любовь, политика, преступления, -- все смешалось в этих «Бесах».

Вослед за Достоевским и Камю, написавшим инсценировку романа, Вайда рассказывает страшную историю духовной деградации российского общества. Его режиссерская рука здесь подобна резцу ваятеля, отсекающего все лишнее. Самой главной победой режиссера оказался роман Достоевского "Бесы". Именно он мерцает и пульсирует, выпирает и болезненно саднит в самых непредвиденных местах. Над ним смеются и неожиданно замирают, слушая слова Верховенского-младшего о провокациях, поджогах, убийствах и развращении общества, глядя, как кружатся бесы в черных одеждах по сцене и как смиренно один из них садится послушать евангельскую притчу о свиньях, в которых вошли бесы. В спектакле Анджея Вайды "Современник" приобрел неудобную, по-настоящему современную историю. Слова Достоевского страшно резонируют в сегодняшнем пространстве России. Случай этого писателя таков, что иногда слова важнее того, как они играются актерами. Главное, чтобы их услышали…

ПОСТАНОВКА - АНДЖЕЙ ВАЙДА

Действующие лица и исполнители:

Николай Всеволодович Ставрогин - Владислав ВЕТРОВ
Матреша - Лера МОТИНА
Тихон - Андрей АВЕРЬЯНОВ
Рассказчик - Сергей ЮШКЕВИЧ
Алексей Кириллов - Илья ДРЕВНОВ
Иван Шатов - Сергей ГИРИН,
Олег ФЕОКТИСТОВ
Лизавета Николаевна Дроздова - Марина АЛЕКСАНДРОВА
Мария Тимофеевна Лебядкина - Елена ЯКОВЛЕВА,
Елена ПЛАКСИНА
Капитан Лебядкин - Сергей ГАРМАШ
Варвара Петровна Ставрогина - Тамара ДЕГТЯРЕВА
Прасковья Ивановна Дроздова - Светлана КОРКОШКО
Даша Шатова - Клавдия КОРШУНОВА
Степан Трофимович Верховенский - Игорь КВАША
Шигалев - Александр КАХУН
Липутин - Александр БЕРДА,
Алексей КЛИМОВ
Виргинский - Владислав ФЕДЧЕНКО
Семинарист - Евгений ПАВЛОВ
Лямшин - Олег ФЕОКТИСТОВ
Алексей Егорович - Владимир ЗЕМЛЯНИКИН
Маврикий Николаевич - Максим РАЗУВАЕВ
Петр Степанович Верховенский - Александр ХОВАНСКИЙ
Федька - Валерий ШАЛЬНЫХ
Виргинская - Дарья БЕЛОУСОВА
Студентка - Полина РАШКИНА
Капитан - Рашид НЕЗАМЕТДИНОВ
Мария Шатова - Марина ФЕОКТИСТОВА
Священник - Рогволд СУХОВЕРКО
Черные Фигуры - Кирилл МАЖАРОВ,
Рашид НЕЗАМЕТДИНОВ,
Владимир СУВОРОВ,
Ольга МАРКИНА