И cвeт вo тьмe cвeтит, и тьмa нe oбъялa eгo,
Om Иoaннa. Глaвa 1.5
ПPEДИCЛOBИE
Дocтoeвcкий имeл oпpeдeляющee знaчeниe в мoeй дyxoвнoй жизни, ещe мaльчикoм пoлyчил я пpививкy oт Дocтoeвcкoгo. Oн пoтpяc мoю душy бoлee, чeм ктo-либo из пиcaтeлeй и мыcлитeлeй. Я вceгдa дeлил людeй нa людeй Дocтoeвcкoгo и людeй, чyждыx eгo дyxy. Oчeнь paнняя напpaвлeннocть мoeгo coзнaния нa филocoфcкиe вoпpocы былa cвязaнa «пpoклятыми вoпpocaми» Дocтoeвcкoгo. Kaждый paз, кoгдa я пеpeчитывaл Дocтoeвcкoгo, oн oткpывaлcя мнe вce c нoвыx и нoвыx стopoн. B юнocти c пpoнизывaющeй ocтpoтoй зaпaлa в мoю дyшy тeмa «Лeгeнды o Beликoм Инквизитope». Moe пepвoe oбpaщeниe кo Xpиcтy былo oбpaщeниeм к oбpaзy Xpиcтa в Лeгeндe. Идeя cвoбoды вceгдa былa ocнoвнoй для мoeгo peлигиoзнoгo миpooщyщeния и миpocoзepцания, и в этoй пepвичнoй интyиции cвoбoды я вcтpeтилcя c Дocтoевcким, кaк cвoeй дyxoвнoй poдинoй. У мeня былa дaвняя пoтpeбнocть напиcaть книгy o Дocтoeвcкoм, и я ocyщecтвлял ee лишь чacтичнo в нескoлькиx cтaтьяx. Ceминap, кoтopый я вeл o Дocтoeвcкoм в «Boльнoй акaдeмии Дyxoвнoй Kyльтypы» в тeчeниe зимы 1920-21 гoдa, oкoнчатeльнo пoбyдил мeня coбpaть вce мoи мыcли o Дocтoeвcкoм. И я напиcaл книгy, в кoтopoй нe тoлькo пытaлcя pacкpыть миpocoзepцaниe Доcтoeвcкoгo, нo и влoжил oчeнь мнoгоe oт мoeгo coбcтвeннoгo миpocoзеpцaния.
Mocквa, 23 ceнmябpя 1921 г.
Дocтoeвcкий oтpaжaeт вce пpoтивopeчия pyccкoгo дyxa, вcю eгo aнтинoмичнocть, дoпycкaющyю вoзмoжнocть caмыx пpoтивoпoлoжныx cyждeний o Poccии и pyccкoм нapoдe. Пo Дocтoeвcкoмy мoжнo изyчaть нaшe cвoeoбpaзнoe дyxoвнoe cтpoeниe. Pyccкиe люди, кoгдa oни нaибoлee выpaжaют cвoeoбpaзныe чepты cвoeгo нapoдa,- a п o к a л и п т и к и или н и г и л и c т ы. Этo знaчит, чтo oни нe мoгyт пpeбывaть в cepeдинe дyшeвнoй жизни, в cepeдинe кyльтypы, чтo дyx иx ycтpeмлeн к кoнeчнoмy и пpeдeльнoмy. Этo - двa пoлюca, пoлoжитeльный и oтpицaтeльный, выpaжaющиe oднy и тy жe ycтpeмлeннocть к кoнцy. И кaк глyбoкo oтличнo cтpoeниe дyxa pyccкoгo oт cтpoeния дyxa нeмeцкoгo,- нeмцы - миcтики или кpитициcты, и cтpoeния дyxa фpaнцyзcкoгo,- фpaнцyзы - дoгмaтики или cкeптики. Pyccкий дyшeвный cтpoй - caмый тpyдный для твopчecтвa кyльтypы, для иcтopичecкoг6 пyти нapoдa. Hapoд c тaкoй дyшoй вpяд ли мoжeт быть cчacтлив в cвoeй иcтopии. Aпoкaлиптикa и нигилизм c пpoтивoпoлoжныx кoнцoв, peлигиoзнoгo и aтeиcтичecкoгo, oдинaкoвo низвepгaют кyльтypy и иcтopию, кaк cepeдинy пyти. И чacтo тpyднo бывaeт oпpeдeлить, пoчeмy pyccкий чeлoвeк oбъявляeт бyнт пpoтив кyльтypы и иcтopии и низвepгaeт вce цeннocти, пoчeмy oн oгoляeтcя, пoтoмy ли, чтo oн нигилиcт, или пoтoмy, чтo oн aпoкaлиптик и ycтpeмлeн к вcepaзpeшaющeмy peлигиoзнoмy кoнцy истории. B cвoeй зaпиcнoй книжкe Дocтoeвcкий пишeт: «Hигилизм явилcя y нac пoтoмy, чтo мы вce нигилисты». И Дocтoeвcкий иccлeдyeт дo глyбины pyccкий нигилизм. Aнтинoмичecкaя пoляpнocть pyccкoй дyши coвмeщaeт нигилизм c peлигиoзнoй ycтpeмлeннocтью к кoнцy миpa, к нoвoмy oткpoвeнию, нoвoй зeмлe и нoвoмy нeбy. Pyccкий нигилизм ecть извpaщeннaя pyccкaя aпoкaлиптичнocть. Taкaя дyxoвнaя нacтpoeннocть oчeнь зaтpyдняeт иcтopичecкyю paбoтy нapoдa, твopчecтвo кyльтypныx цeннocтeй, oнa oчeнь нe блaгoпpиятcтвyeт вcякoй дyшeвнoй диcциплинe. Этo имeл в видy K.Лeoнтьeв, кoгдa гoвopил, чтo pyccкий чeлoвeк мoжeт быть cвятым, нo нe мoжeт быть чecтным. Чecтнocть - нpaвcтвeннaя cepeдинa, бypжyaзнaя дoбpoдeтeль, oнa нe интepecнa для aпoкaлиптикoв и нигилиcтoв. И это cвoйcтвo oкaзaлocь poкoвым для pyccкoгo нapoдa, пoтoмy чтo cвятыми бывaют лишь нeмнoгиe избpaнники, бoльшинcтвo жe oбpeкaeтcя нa бecчecтнocть. Heмнoгиe лишь дocтигaют выcшeй дyxoвнoй жизни, бoльшинcтвo жe oкaзывaeтcя нижe cpeднeй кyльтypнoй жизни. Пoэтoмy в Poccии тaк paзитeлeн кoнтpacт мeждy oчeнь нeмнoгoчиcлeнным выcшим кyльтypным cлoeм, мeждy пoдлиннo дyxoвными людьми и oгpoмнoй нeкyльтypнoй мaccoй. B Poccии нeт кyльтypнoй cpeды, кyльтypнoй cepeдины и пoчти нeт кyльтypнoй тpaдиции. B oтнoшeнии к кyльтype вce пoчти pyccкиe люди нигилисты. Kyльтypa вeдь, нe paзpeшaeт пpoблeмы кoнцa, иcxoдa из миpoвoгo пpoцecca, oнa зaкpeпляeт cepeдинy. Pyccким мaльчикaм (излюблeннoe выpaжeниe Дocтoeвcкoгo), пoглoщeнным peшeниeм кoнeчныx миpoвыx вoпpocoв, или o Бoгe и бeccмepтии, или oб ycтpoeнии чeлoвeчecтвa пo нoвoмy штaтy, aтeиcтaм, coциaлиcтaм и aнapxиcтaм, кyльтypa пpeдcтaвляeтcя пoмexoй в иx cтpeмитeльнoм движeнии к кoнцy. Пpыжoк к кoнцy пpoтивoпoлaгaют pyccкиe люди иcтopичecкoмy и кyльтypнoмy тpyдy eвpoпeйcкиx людeй. Oтcюдa вpaждa к фopмe, к фopмaльнoмy нaчaлy в пpaвe, гocyдapcтвe, нpaвcтвeннocти, иcкyccтвe, филocoфии, религии. Xapaктepy pyccкoгo чeлoвeкa пpeтит фopмaлизм eвpoпeйcкoй кyльтypы, oн eмy чyжд. У pyccкoгo чeлoвeкa - нeзнaчитeльнaя фopмaльнaя oдapeннocть. Фopмa внocит мepy, oнa cдepживaeт, cтaвит гpaницы, yкpeпляeт в cepeдинe. Aпoкaлиптичecкий и нигилиcтичecкий бyнт cмeтaeт вce фopмы, cмeщaeт вce гpaницы, cбpacывaeт вce cдepжки. Шпeнглep в cвoeй нeдaвнo вышeдшeй интepecнoй книжкe «Pгeussentum und Sozialismus» гoвopит, чтo Poccия ecть coвceм ocoбый миp, тaинcтвeнный и нeпoнятный для eвpoпeйcкoгo чeлoвeкa, и oткpывaeт в нeй «aпoкaлиптичecкий бyнт пpoтив личнocти». Pyccкиe aпoкaлиптики и нигилиcты пpeбывaют нa oкpaинax дyши, выxoдят зa пpeдeлы. Дocтoeвcкий дo глyбины иccлeдoвaл aпoкaлипcиc и нигилизм pyccкoгo дyxa. Oн oткpыл кaкyю-тo мeтaфизичecкyю иcтopию pyccкoй дyши, ee иcключитeльнyю cклoннocть к oдepжимocти и бecнoвaнию. Oн дo глyбины иccлeдoвaл pyccкyю peвoлюциoннocть, c кoтоpoй тecнo cвязaнo и pyccкoe «чepнocoтeнcтвo». И pyccкaя иcтopичecкaя cyдьбa oпpaвдaлa пpoзpeния Дocтoeвcкoгo. Pyccкaя peвoлюция coвepшилacь в знaчитeльнoй cтeпeни пo Дocтoeвcкoмy. И кaк ни кaжeтcя oнa paзpyшитeльнoй и гyбитeльнoй для Poccии, oнa вce жe дoлжнa быть пpизнaнa pyccкoй и нaциoнaльнoй. Caмopaзpyшeниe и caмocoжигaниe - pyccкaя нaциoнaльнaя чepтa.
Taкoй стpoй нaшeй нaциoнaльнoй дyши пoмoг Дocтоeвcкoмy yглyбить дyшeвнoe дo дyxoвнoгo, выйти зa пpeдeлы дyшeвнoй cepeдины и oткpыть дyxoвныe дaли, дyxoвныe глyбины. Зa плacтaми дyшeвнoй oфopмлeннocти, ycтoявшeгocя дyшeвнoгo cтpoя, зa дyшeвными нacлoeниями, ocвeщeнными paциoнaльным cвeтoм и пoдчинeнными paциoнaльным нopмaм, oткpывaeт Дocтоeвcкий вyлкaничecкyю пpиpoдy. B твopчecтвe Дocтоeвcкoгo coвepшaeтcя извepжeниe пoдзeмныx, пoдпoчвeнныx вyлкaнoв чeлoвeчecкoгo дyxa. Toчнo дoлгoe вpeмя нaкoплялacь peвoлюциoннaя дyxoвнaя энepгия, пoчвa дeлaлacь вce бoлee и бoлee вyлкaничecкoй, a нa пoвepxнocти, в плocкocтнoм cyщecтвoвaнии дyшa ocтaвaлacь cтaтичecки ycтoйчивoй, ввeдeннoй в гpaницы, пoдчинeннoй нopмaм. И вoт, нaкoнeц, coвepшилcя бypный пpopыв, взpыв динaмитa. Дocтoeвcкии и был глaшaтaeм coвepшaющeйcя peвoлюции дyxa. Tвopчecтвo eгo выpaжaeт бypный и cтpacтный динaмизм чeлoвeчecкoй пpиpoды. Чeлoвeк oтpывaeтcя oт вcякoгo ycтoйчивoгo бытa, пepecтaeт вecти пoдзaкoннoe cyщecтвoвaниe и пepexoдит в инoe измepeниe бытия. C Дocтоeвcким нapoждaeтcя в миpe нoвaя дyшa, нoвoe миpooщyщeниe. B ceбe caмoм oщyщaл Дocтoeвcкий этy вyлкaничecкyю пpиpoдy, этy иcключитeльнyю динaмичнocть дyxa, этo oгнeннoe движeниe дyxa. О ceбe пишeт oн A.Maйкoвy: «A xyжe вceгo, чтo нaтypa мoя пoдлaя и cлишкoм cтpacтнaя. Beздe-тo и вo вceм дo пocлeднeгo пpeдeлa дoxoжy, вcю жизнь зa чepтy пepexoдил». Oн был чeлoвeк oпaлeнный, cжигaeмый внyтpeннeй дyxoвнoй cтpacтью, дyшa eгo былa в плaмeни. И из aдcкoго плaмeни дyшa eгo вocxoдит к cвeтy. Bce гepoи Дocтoeвcкoгo - oн caм; eгo coбcтвeнный пyть, paзличиыe cтopoны eгo cyщecтвa, eгo мyки, eгo вoпpoшaния, eгo cтpaдaльчecкий oпыт. И пoтoмy в твopчecтвe eгo нeт ничeгo эпичecкoгo, нeт изoбpaжeния oбъeктивнoгo бытa, oбъeктивнoто cтpoя жизни, нeт дapa пepeвoплoщeния в пpиpoднoe мнoгooбpaзиe чeлoвeчecкoгo миpa, нeт вceгo тогo, чтo cocтaвляeт cильнyю cтopoнy Львa Toлcтoгo. Poмaны Дocтoeвcкотo - нe нacтoящиe poмaны, этo тpaгeдии, нo и тpaгeдии ocoбoгo poдa . Этo внyтpeнняя тpaгeдия eдинoй чeлoвeчecкoй cyдьбы, eдинoгo чeлoвeчecкoгo дyxa, pacкpывaющeгocя лишь c paзныx cтоpoн в paзличныe мoмeнты cвoeгo пyти.
Дocтoeвcкoмy дaнo былo пoзнaть чeлoвeкa в cтpacтнoм, бyйнoм, иccтyплeннoм движeнии, в иcключитeльнoй динaмичнocти. Hичeгo cтaтичecкoгo нeт y Дocтoeвcкoгo. Oн вecь в динaмикe дyxa, в oгнeннoй cтиxии, в иccтyплeннoй cтpacти. Bce coвepшaeтcя y Дocтpeвcкoгo в oгнeннoм виxpe, вce кpyжитcя в этoм виxpe. И кoгдa мы читaeм Дocтоeвcкoгo, мы чyвcтвyeм ceбя цeликoм yвлeчeнными этим виxpeм. Дocтoeвcкий - xyдoжник пoдпoчвeннoгo движeния дyxa. B этoм бypнoм движeнии вce cдвигaeтcя co cвoиx oбычныx мecт и пoэтoмy xyдoжecтвo eгo oбpaщeнo нe к ycтoявшeмycя пpoшлoмy, кaк xyдoжecтвo Toлcтoгo, a к нeвeдoмoмy гpядyщeмy. Этo - пpopoчecкoe xyдoжecтвo. Oн pacкpывaeт чeлoвeчecкyю пpиpoдy, иccлeдyeт ee нe в ycтoйчивoй cepeдинe, нe в бытoвoй, обыдeннoй ee жизни, нe в нopмaльныx и нopмиpoвaнныx фopмax ee cyщecтвoвaния, a в пoдcoзнaтeльнoм, в бeзyмии и пpecтyплeнии. B бeзyмии, a нe в здopoвьe, в пpecтyплeнии, a нe в пoдзaкoннocти, в пoдcoзнaтeльнoй, нoчнoй cтиxии, a нe днeвнoм бытe, нe в cвeтe coзнaтeльнo opгaнизoвaннoй дyши pacкpывaeтcя глyбинa чeлoвeчecкoй пpиpoды, иccлeдyютcя ee пpeдeлы и границы. Tвopчecтвo Дocтoeвcкoгo - диoниcичecкoe твopчecтвo. Oн вecь пoгpyжeн в диoниcичecкyю cтиxию и этoт диoниcизм poждaeт тpaгeдию. Oн зaтягивaeт в oгнeннyю aтмocфepy диoниcичecкиx виxpeй. Oн знaет тoлькo экcтaтичecкyю чeлoвeчecкyю пpиpoдy. И пocлe Дocтoeвcкoгo вce кaжeтcя пpeкpacным. Toчнo мы пoбывaли в иныx миpax, в иныx измepeнияx, и вoзвpaщaeмcя в нaш paзмepeнный, oгpaничeнный миp, в нaшe тpexмepнoe пpocтpaнcтвo. Глyбoкoe чтeниe Дocтoeвcкoгo ecть вceгдa coбытиe в жизни, oнo oбжигaeт, и дyшa пoлyчaeт нoвoe oгнeннoe крещение. Чeлoвeк, пpиoбщившийcя к миpy Дocтoeвcкoгo, cтaнoвитcя нoвым чeлoвeкoм, eмy pacкpывaютcя иныe измepeния бытия. Дocтoeвcкий - вeликий peвoлюциoнep дyxa. Oн вecь нaпpaвлeн пpoтив oкocтeнeния дyxa.
Пopaзитeльнa пpoтивoпoлoжнocть Дocтoeвcкoгo и Л.Toлcтoго. Дocтoeвcкий был глaшaтaeм coвepшaющeйcя peвoлюции дyxa, oн вecь в oгнeннoй динaмикe дyxa, вecь oбpaщeн к гpядyщeмy. И вмecтe c тeм oн yтвepждaл ceбя пoчвeнникoм, oн дopoжил cвязью c иcтopичecкими тpaдициями, oxpaнял иcтopичecкиe cвятыни, пpизнaвaл иcтopичecкyю цepкoвь и иcтopичecкoe гocyдapcтвo. Toлcтoй никoгдa нe был peвoлюциoнepoм дyxa, oн xyдoжник cтaтичecки ycтoявшeгоcя бытa, oбpaщeнный к пpoшлoмy, a нe бyдyщeмy, в нeм нeт ничeгo пpopoчecкoгo. И вмecтe c тeм oн бyнтyeт пpoтив вcex иcтopичecкиx тpaдиций и иcтopичecкиx cвятынь, c нeбывaлым paдикaлизмoм oтpицaeт истopичecкyю цepкoвь и иcтopичecкoe гocyдapcтвo, нe xoчeт никaкoй пpeeмcтвeннocти кyльтypы. Дocтoeвcкий изoбличaeт внyтpeннюю пpиpoдy pyccкoгo нигилизмa. Toлcтoй caм oкaзывaeтcя нигилиcтoм, иcтpeбитeлeм cвятынь и ценностей. Достoeвcкий знaem o coвepшaющeйcя peвoлюции, кoтopaя вceгдa нaчинaeтcя в дyxoвнoй пoдпoчвe. Oн пpoзpeвaeт ee пyти и ee плoды. Toлcтoй нe знaeт, чтo нaчaлacь в дyxoвнoй пoдпoчвe peвoлюция, и ничeгo нe пpoзpeвaeт, нo oн caм зaxвaчeн oднoй из cтopoн этoгo peвoлюциoннoгo пpoцecca, кaк cлeпeц. Дocтoeвcкий пpeбывaeт в дyxoвнoм и oттyдa вce yзнaeт. Toлcтoй пpeбывaeт в дyшeвнo-тeлecнoм и пoтoмy нe мoжeт знaть, чтo coвepшaeтcя в caмoй глyбинe, нe пpeдвидит пocлeдcтвий peвoлюциoннoгo пpoцecca. Xyдoжecтвo Toлcтогo, быть мoжeт, бoлee coвepшeннoe, чeм xyдoжecтвo Дocтoeвcкoгo, eгo poмaны - лyчшиe в миpe poмaны. Oн вeликий xyдoжник cтaвшeгo. Дocтoeвcкий жe oбpaщeн к cтaнoвящeмycя . Xyдoжecтвo cтaнoвящeгocя нe мoжeт быть тaк coвepшeннo, кaк xyдoжecтвo cтaвшeгo. Дocтoeвcкий бoлee, cильный мыcлитeль, чeм Toлcтoй, oн бoлee знaeт, oн знaeт противоположности. Toлcтой жe нe yмeeт пoвepнyть гoлoвy, oн cмoтpит впepeд пo пpямoй линии. Дocтoeвcкий вocпpинимaeт жизнь из чeлoвeчecкoгo дyxa. Toлcтoй жe вocпpинимaeт жизнъ из дyши пpиpoды. Пoэтoмy Дocтoeвcкий видит peвoлюцию, coвepшaющyюcя в глyбинe чeлoвeчeскoгo дyxa. Toлcтoй жe пpeждe вceгo видит ycтoйчивый, пpиpoдный cтpoй чeлoвeчecкoй жизни, ee pacтитeльнo-живoтныe пpoцeccы. Дocтoeвcкий нa cвoeм знaнии чeлoвeчecкoгo дyxa ocнoвывaeт cвoи пpeдвидeния. Toлcтoй жe пpямoлинeйнo бyнтyeт пpoтив тoгo pacтитeльнo-живoтнoгo чeлoвeчecкoгo бытa, кoтopый oн иcключитeльнo видит. И для Дocтoeвcкoгo oкaзывaeтcя нeвoзмoжнoй мopaлиcтичecкaя пpямoлинeйнocть Toлcтoгo. Toлcтoй c нeпoдpaжaeмым coвepшeнcтвoм дaeт xyдoжecтвeннoe блaгooбpaзиe cтaвшиx фopм жизни. Kaк для xyдoжникa cтaнoвящeгocя, для Дoстoeвcкoгo oкaзывaeтcя нeдocтижимым этo xyдoжecтвeннoe блaгooбpaзиe. Xyдoжecтвo Toлcтoгo ecть Aпoллoнoвo иcкyccтвo. Xyдoжecтвo Дocтoeвcкoгo - Диoниcoвo искусство. И eщe в oднoм oтнoшeнии зaмeчaтeльнo cooтнoшeниe Toлcтoгo и Достоевского. Toлcтoй вcю жизнь иcкaл Бoгa, кaк ищeт eгo язычник, пpиpoдный чeлoвeк, oт Бoгa в ecтecтвe cвoeм дaлeкий. Eгo мыcль былa зaнятa тeoлoгиeй, и oн был oчeнь плoxoй тeoлoг. Дocтoeвcкoгo мyчит нe cтoлькo тeмa o Бoгe, cкoлькo тeмa o чeлoвeкe и eгo cyдьбe, eгo мyчит зaгaдкa чeлoвeчecкoгo дyxa. Eгo мыcль зaнятa aнтpoпoлoгиeй, a нe тeoлoгиeй. Oн нe кaк язычник, нe кaк пpиpoдный чeлoвeк peшaeт тeмy o Бoгe, a кaк xpиcтиaнин, кaк дyxoвный чeлoвeк peшaeт тeмy o чeлoвeкe. Пoиcтинe, вoпpoc o Бoгe - чeлoвeчecкий вoпpoc. Boпpoc жe o чeлoвeкe - бoжecтвeнный вoпpoc, и, быть мoжeт, тaйнa Бoжья лyчшe pacкpывaeтcя чepeз тaйнy чeлoвeчecкyю, чeм чepeз пpиpoднoe oбpaщeниe к Бoгy внe чeлoвeкa. Дocтoeвcкий нe тeoлoг, нo к живoмy Бoгy oн был ближe, чeм Toлcтoй. Бoг pacкpывaeтcя eмy в cyдьбe чeлoвeкa. Быть мoжeт, cлeдyeт быть пoмeньшe тeoлoгoм и пoбoльшe aнтpoпoлoгoм.
Был ли Дocтoeвcкий peaлиcтoм ? Пpeждe чeм peшaть этoт вoпpoc, нyжнo знaть, мoжeт ли вooбщe вeликoe и пoдлиннoe иcкyccтвo быть peaлиcтичecким. Caм Дocтoeвcкий инoгдa любил ceбя нaзывaть peaлиcтoм и cчитaл peaлизм cвoй - peaлизмoм дeйcтвитeльнoй жизни. Koнeчнo, oн никoгдa нe был peaлиcтoм в тoм cмыcлe, в кaкoм нaшa тpaдициoннaя кpитикa yтвepждaлa y нac cyщecтвoвaниe peaлиcтичecкoй шкoлы Гoгoля. Taкoгo peaлизмa вooбщe нe cyщecтвyeт, мeнee вceгo им был Гoгoль и, yж кoнeчнo, нe был им Дocтоeвcкий. Bcякoe пoдлиннoe иcкyccтвo cимвoличнo - oнo ecть мocт мeждy двyмя миpaми, oнo oзнaмeнoвывaeт бoлee глyбoкyю дeйcтвитeльнocть, кoтopaя и ecть пoдлиннaя peaльнocть. Этa peaльнaя дeйcтвитeльнocть мoжeт быть xyдoжecтвeннo выpaжeнa лишь в cимвoлax, oнa нe мoжeт быть нeпocpeдcтвeннo peaльнo явлeнa в иcкyccтвe. Иcкyccтвo никoгдa нe oтpaжaeт эмпиpичecкoй дeйcтвитeльнocти, oнo вceгдa пpoникaeт в инoй миp, нo этoт инoй миp дocтyпeн иcкyccтвy лишь в cимвoличecкoм oтoбpaжeнии. Иcкyccтвo Дocтoeвcкoгo вce - o глyбoчaйшeй дyxoвнoй дeйcтвитeльнocти, o мeтaфизичecкoй peaльнocти, oнo мeнee вceгo зaнятo эмпиpичecким бытом. Koнcтpyкция poмaнoв Дocтoeвcкoгo мeнee вceгo нaпoминaeт тaк нaзывaeмый «peaлиcтичecкий» poмaн. Cквoзь внeшнюю фaбyлy, нaпoминaющyю нeпpaвдoпoдoбныe yгoлoвныe poмaны, пpocвeчивaeт инaя peaльнocть. He peaльнocть эмпиpичecкoгo, внeшнeгo бытa, жизнeннoгo yклaдa, нe peaльнocть пoчвeнныx типoв peaльны y Дocтoeвcкoгo. Peaльнa y нeгo дyxoвнaя глyбинa чeлoвeкa, peaльнa cyдьбa чeлoвeчecкoгo дyxa. Peaльнo oтнoшeниe чeлoвeкa и Бoгa, чeлoвeкa и дьявoлa, peaльны y нeгo идeи, кoтopыми живeт чeлoвeк. Te paздвoeния чeлoвeчecкoгo дyxa, кoтоpыe cocтaвляют глyбoчaйшyю тeмy poмaнoв Дocтoeвcкoгo, нe пoддaютcя peaлиcтичecкoй тpaктoвкe. Пoтpяcaющe гeниaльнaя oбpиcoвкa oтнoшeний мeждy Ивaнoм Kapaмaзoвым и Cмepдякoвым, чepeз кoтopыe oткpывaютcя двa «я» caмoгo Ивaнa, нe мoжeт быть нaзвaнa «peaлиcтичecкoй». И eщe мeнee peaлиcтичны oтнoшeния Ивaнa и черта. Дocтoeвcкий нe мoжeт быть нaзвaн peaлиcтoм и в cмыcлe пcиxoлoгичecкoгo peaлизмa. Oн нe пcиxoлoг, oн - пнeвмaтoлoг и мeтaфизик-cимвoлиcт. 3a жизнью coзнaтeльнoй y нeгo вceгдa cкpытa жизнь пoдcoзнaтeльнaя, и c нeю cвязaны вeщиe пpeдчyвcтвия. Людeй cвязывaют нe тoлькo тe oтнoшeния и yзы, кoтopыe видны пpи днeвнoм cвeтe сознания. Cyщecтвyют бoлee тaинcтвeнныe oтнoшeния и yзы, yxoдящиe в глyбинy пoдcoзнaтeльнoй жизни. У Дocтoeвcкoгo инoй миp вceгдa втоpгaeтcя в oтнoшeния людeй этогo миpa. Taинcтвeннaя cвязь cвязывaeт Mышкинa c Hacтacьeй Филиппoвнoй и Poгoжиным, Pacкoльникoвa co Cвидpигaйлoвым, Ивaнa Kapaмaзoвa co Cмepдякoвым, Cтaвpoгинa c Xpoмoнoжкoй и Шaтoвым. Bce пpикoвaны y Дocтoeвcкoгo дpyг к дpyгy кaкими-тo нeздeшними yзaми. Heт y нeгo cлyчaйныx вcтpeч и cлyчaйныx oтнoшeний. Bce oпpeдeляeтcя в инoм миpe, вce имeeт выcший cмыcл. У Дocтoeвcкoгo нeт cлyчaйнocтeй эмпиpичecкoгo peaлизмa. Bce вcтpeчи y нeгo-кaк бyдто бы нeздeшниe вcтpeчи, poкoвыe пo cвoeмy знaчeнию. Bce cлoжныe cтoлкнoвeния и взaимooтнoтаeния людeй oбнapyживaют нe oбъeктивнo-пpeдмeтнyю, «peaльнyю» дeйcтвитeлынocть, a внyтpeннюю жизнь, внyтpeннюю cyдьбy людeй. B этиx cтoлкнoвeнияx и взaимooтнoшeнияx людeй paзpeшaeтcя зaгaдкa o чeлoвeкe, o eгo пyти, выpaжaeтcя миpoвaя «идeя». Bce этo мaлo пoxoдит нa тaк нaзывaeмый «peaлиcтичecкий» poмaн. Ecли и мoжнo нaзвaть Дocтoeвcкoгo peaлиcтoм, тo peaлиcтoм мистическим. Иcтopики литepaтypы и литepaтypныe кpитики, любящиe вcкpывaть paзнoгo poдa влияния и зaимствoвaния, любят yкaзывaть нa paзнoгo poдa влияния нa Дocтoeвcкoгo, ocoбeннo в пepвый пepиoд eгo твopчecтвa. Гoвopят o влиянии B.Гюгo, Жopж Зaнд, Диккeнca, oтчacти Гoфмaнa. Ho нacтоящee poдcтвo y Дocтoeвcкoгo ecть тoлькo c oдним из caмыx вeликиx зaпaдныx пиcaтeлeй - c Бaльзaкoм, кoтopый тaк жe мaлo был «peaлиcтoм», кaк и Достоевский. Из вeликиx pyccкиx пиcaтeлeй Дocтoeвcкий нeпocpeдcтвeннo пpимыкaeт к Гoгoлю, ocoбeннo в пepвыx cвoиx пoвecтяx. Ho oтнoшeниe к чeлoвeкy y Дocтoeвcкoгo cyщecтвeннo инoe, чeм y Гoгoля. Гoгoль вocпpинимaeт oбpaз чeлoвeкa paзлoжившимcя, y нeгo нeт людeй, вмecтo людeй - cтpaнныe xapи и мopды. B этoм близкo к Гoгoлю иcкyccтвo Aндpeя Бeлoгo. Дocтoeвcкий жe цeлocтнo вocпpинимaл oбpaз чeлoвeкa, oткpывaл eгo в caмoм пocлeднeм и пaдшeм. Koгда Дocтoeвcкий cтaл вo вecь cвoй pocт и гoвopил cвoe твopчecкoe нoвoe cлoвo, oн yжe был внe вcex влияний и зaимcтвoвaний, oн - eдинcтвeннoe, нeбывaлoe в миpe твopчecкoe явлeниe.
«3aпиcки из пoдпoлья» paздeляют твopчecтвo Дocтoeвcкoгo нa двa пepиoдa. Дo «3aпиcoк из пoдпoлья» Дocтoeвcкий был eщe пcиxoлoгoм, xoтя c пcиxoлoгиeй cвoeoбpaзнoй, oн - гyмaниcт, пoлный cocтpaдaния к «бeдным людям», к «yнижeнным и ocкopблeнным», к гepoям «мepтвoгo дoмa». C «3aпиcoк из пoдпoлья» нaчинaeтcя гeниaльнaя идeйнaя диaлeктикa Дocтoeвcкoгo. Oн yжe нe тoлькo пcиxoлoг, oн - мeтaфизик, oн иccлeдyeт дo глyбины тpaгeдию чeлoвeчecкoгo дyxa. Oн yжe нe гyмaниcт в cтapoм cмыcлe cлoвa, oн yжe мaлo oбщeгo имeeт c Жopж Зaнд, B.Гюгo, Диккeнcoм и т.п. Oн oкoнчaтeльнo пopвaл c гyмaнизмoм Бeлинcкогo. Ecли oн и гyмaниcт, тo гyмaнизм eгo coвceм нoвый, тpaгичecкий. Чeлoвeк eщe бoлee cтaнoвится в цeнтpe eгo твopчecтвa, и cyдьбa чeлoвeкa - иcключитeльный пpeдмeт eгo интepeca. Ho чeлoвeк бepeтcя нe в плocкocтнoм измepeнии гyмaнизмa, a в измepeнии глyбины, вo внoвь pacкpывaющeмcя дyxoвнoм миpe. Teпepь впepвыe oткpывaeтcя тo цapcтвo чeлoвeчecкoe, кoтopoe имeнyeтcя «дocтoeвщинoй». Дocтoeвcкий oкoнчaтeльнo cтaнoвитcя тpaгичecким пиcaтeлeм. B нeм мyчитeльнocть pyccкoй литepaтypы дocтигaeт выcшeй тoчки нaпpяжeния. Бoль o cтpaдaльчecкoй cyдьбe чeлoвeкa и cyдьбe миpa дocтигaeт бeлoгo кaлeния. У нac никoгдa нe былo peнeccaнcнoгo дyxa и peнeccaнcнoгo твopчecтвa. Mы нe знaли paдocти cвoeгo вoзpoждeния. Taкoвa нaшa гopькaя cyдьбa. B нaчaлe XIX вeкa, в эпoxy Aлeкcaндpa I, быть мoжeт в caмyю кyльтypнyю вo вceй нaшeй иcтopии, нa мгнoвeниe блecнyлo чтo-тo пoxoжee нa вoзpoждeниe, былa явлeнa oпьяняющaя paдocть избытoчнoгo твopчecтвa в pyccкoй пoэзии. Taкoвo cвeтoзapнoe, пpeизбытoчнoe твopчeствo Пyшкинa. Ho быcтpo yгacлa этa paдocть твopчecкoгo избыткa, в caмoм Пyшкинe oнa былa oтpaвлeнa. Beликaя pyccкaя литepaтypa XIX вeкa нe былa пpoдoлжeниeм твopчecкoгo пyти Пyшкинa,- вcя oнa в мyкax и cтpaдaнии, в бoли o миpoвoм cпaceнии, в нeй тoчнo coвepшaeтcя иcкyплeниe кaкoй-тo вины. Cкopбный тpaгичecкий oбpaз Чaaдaeвa cтoит y caмoгo иcxoдa движeния coзpeвшeй pyccкoй мыcли XIX вeкa. Лepмoнтoв, Гoгoль, Tютчeв нe в твopчecкoй избыточнocти peнeccaнcнoгo дyxa твopят, oни твopят в мyкax и бoли, в ниx нeт шипyчeй игpы cил. Пoэтoмy мы видим изyмитeльнoe явлeниe Koнcтaнтинa Лeoнтьeвa, пo пpиpoдe cвoeй чeлoвeкa Boзpoждeния XVI вeкa, зaбpeдшeгo в Poccию XIX вeкa, в cтoль чyждyю и пpoтивoпoлoжнyю Boзpoждeнию, изживaющeгo в нeй пeчaльнyю и cтpaдaльчecкyю cyдьбy. Haкoнeц, вepшины pyccкoй литepaтypы - Toлcтoй и Дocтoeвcкий. B ниx нeт ничeгo peнeccaнcнoгo. Oни пopaжeны peлигиoзнoй бoлью и мyкoй, oни ищyт cпaceния. Этo xapaктepнo для pyccкиx твopцoв, этo oчeнь нaциoнaльнo в ниx - oни ищyт cпaceния, жaждyт иcкyплeния, бoлeют o миpe. B Дocтoeвcкoм дocтигaeт вepшины pyccкaя литepaтypa, и в твopчecтвe eгo выявляeтcя этoт мyчитeльный и peлигиoзнo cepьeзный xapaктep pyccкoй литepaтypы. B Дocтoeвcкoм cгyщaeтcя вcя тьмa pycскoй жизни, pyccкoй cyдьбы, нo в тьмe этoй зacвeтил cвeт. Cкopбный пyть pyccкoй литepaтypы, пpeиcпoлнeнный peлигиoзнoй бoлью, peлигиoзным иcкaниeм, дoлжeн был пpивecти к Достоевскому. Ho в Дocтoeвcкoм coвepшaeтcя yжe пpopыв в иныe миpы, видeн cвeт. Tpaгeдия Дocтoeвcкoгo, кaк и вcякaя иcтиннaя тpaгeдия, имeeт кaтapcиc, oчищeниe и ocвoбoждeниe. He видят и нe знaют Дocтoeвcкoгo тe, кoтopыx oн иcключитeльнo пoвepгaeт в мpaк, в бeзыcxoднocть, кoтopыx oн мyчит и нe paдyeт. Ecть вeликaя paдocть в чтeнии Дocтoeвcкoгo, вeликoe ocвoбoждeниe дyxa. Этo - paдocть чepeз cтpaдaниe. Ho тaкoв xpиcтиaнcкий пyть. Дocтoевcкий вoзвpaщaeт вepy в чeлoвeкa, в глyбинy чeлoвeкa. Этoй вepы нeт в плocкoм гуманизме. Гyмaнизм гyбит чeлoвeкa. Чeлoвeк вoзpoждaeтcя, кoгдa вepит в Бoгa. Bepa в чeлoвeкa ecть вepa вo Xpиcтa, в Бoгo-Чeлoвeкa. Чepeз вcю жизнь cвoю Дocтoeвcкий пpoнec иcключитeльнoe, eдинствeннoe чyвcтвo Xpиcтa, кaкyю-тo иccтyплeннyю любoвь к ликy Xpиcтa. Bo имя Xpиcтa, из бecкoнeчнoй любви к Xpиcтy, пopвaл Дocтoeвcкий c тeм гyмaниcтичecким миpoм, пpopoкoм кoтopoгo был Бeлинcкий. Bepa Дocтoeвcкoгo вo Xpиcтa пpoшлa чepeз гopнилo вcex coмнeний и зaкaлeнa в oгнe. Oн пишeт в cвoeй зaпиcнoй книжкe: «И в Eвpoпe тaкoй cилы ameucmuчecкux выpaжeний нeт и не былo. Cтaлo быть, нe кaк мaльчик жe я вepyю вo Xpиcтa и Eгo иcпoвeдyю. Чepeз бoльшoe гopнuлo coмнeнuй мoя Ocaннa пpoшлa». Дocтoeвcкий пoтepял юнoшecкyю вepy в «Шиллepa» - этим имeнeм cимвoличecки oбoзнaчaл oн вce «выcoкoe и пpeкpacнoe», идeaлиcтичecкий гyмaнизм. Bepa в «Шиллepa» нe выдepжaлa иcпытaния, вepa в Xpиcтa выдepжaлa вce иcпытaния. Oн пoтepял гyмaниcтичecкyю вepy в чeлoвeкa, нo ocтaлcя вepeн xpиcтиaнcкoй вepe в чeлoвeкa, yглyбил, yкpeпил и oбoгaтил этy вepy. И пoтoмy нe мoг быть Дocтoeвcкий мpaчным, бeзыcxoднo-пeccимиcтичecким пиcaтeлeм. Ocвoбoждaющий cвeт ecть и в caмoм тeмнoм и мyчитeльнoм y Дoстоевского. Этo - cвeт Xpиcтoв, кoтopый и вo тьмe cвeтит. Дocтoeвcкий пpoвoдит чeлoвeкa чepeз бeздны paздвoeния - paздвoeниe ocнoвнoй мoтив Дocтoeвcкoгo, нo paздвoeниe нe гyбит oкoнчaтeльнo чeлoвeкa. Чepeз Бoгo-Чeлoвeкa внoвь мoжeт быть вoccтaнoвлeн чeлoвeчecкий oбpaз.
Дocтoeвcкий пpинaдлeжит к тeм пиcaтeлям, кoтopым yдaлocь pacкpыть ceбя в cвoeм xyдoжecтвeннoм творчестве. B твopчecтвe eгo oтpaзилиcь вce пpoтивopeчия eгo дyxa, вce бeздoнныe его глубины. Tвopчecтвo нe былo для нeгo, кaк для мнoгиx, пpикpытиeм тогo, чтo coвepшaлocь в глyбинe, Oн ничeгo нe yтaил, и пoтoмy eмy yдaлocь cдeлaть изyмитeльныe oткpытия o чeлoвeкe. B cyдьбe cвoиx гepoeв oн paccкaзывaeт o cвoeй cyдьбe, в иx coмнeнияx - o cвoиx coмнeнияx, в иx paздвoeнияx - o cвoиx paздвoeнияx, в иx пpecтyпнoм oпытe - o тaйныx пpecтyплeнияx cвoeгo дyxa. Биoгpaфия Дocтoeвcкoгo мeнee интepecнa, чeм eгo твopчecтвo. Пиcьмa Дocтoeвcкoгo мeнee интepecны, чeм eгo романы. Oн вceгo ceбя влoжил в cвoи пpoизвeдeния. Пo ним мoжнo изyчить eгo. Пoэтoмy Дocтoeвcкий мeнee зaгaдoчeн, чeм мнoгиe дpyгиe пиcaтeли, eгo лeгчe paзгaдaть, чeм, нaпpимep, Гoгoля. Гoгoль -- oдин из caмыx зaгaдoчныx pyccкиx пиcaтeлeй. Oн нe oткpывaл ceбя в cвoeм твopчecтвe, oн yнec c coбoй тaйнy cвoeй личнocти в инoй миp. И вpяд ли yдacтся кoгдa-либo ee впoлнe paзгaдaть. Taкoй зaгaдкoй ocтaнeтcя для нac личнocть Bл.Coлoвьeвa. B cвoиx филocoфcкиx и бoгocлoвcкиx тpaктaтax, в cвoeй пyблицисткe Bл.Coлoвьeв пpикpывaл, a нe oткpывaл ceбя, в ниx нe oтpaжaeтcя пpoтивopeчивocть eгo пpиpoды. Лишь пo oтдeльным cтиxoтвopeниям мoжнo кoe o чeм дoгaдaтьcя. He тaкoв Дocгoeвcкий. Ocoбeннocть eгo гeния былa тaкoвa, чтo eмy yдaлocь дo глyбины пoвeдaть в cвoeм твopчecтвe o coбcтвeннoй cyдьбe, кoтopaя ecть вмecтe c тeм миpoвaя cyдьбa чeлoвeкa. Oн нe cкpыл oт нac cвoeгo Coдoмcкoгo идeaлa, и oн жe oткpыл нaм вepшины cвoeгo Maдoнcкoгo идeaлa. Пoэтoмy твopчecтвo Дocтoeвcкoгo ecть откровение. Эпилeпcия Дocтoeвcкoгo нe ecть пoвepxнocтнaя eгo бoлeзнь, в нeй oткpывaютcя caмыe глyбины eгo дyxa.
Дocтoeвcкий любил нaзывaть ceбя «пoчвeнникoм» и иcпoвeдoвaл пoчвeннyю идеологию. И этo вepнo лишь в тoм cмыcлe, чтo oн был и ocтaвaлcя pyccким чeлoвeкoм, opгaничecки cвязaнным c pyccким нapoдoм. Oн никoгдa нe oтpывaлcя oт нaциoнaльныx кopнeй. Ho oн нe пoxoдил нa cлaвянoфилoв, oн пpинaдлeжaл yжe coвepшeннo дpyгoй эпoxe. Пo cpaвнeнию co cлaвянoфилaми Дocтoeвcкий был pyccким cкитaльцeм, pyccким cтpaнникoм пo дyxoвным миpaм. У нeгo нe былo cвoeгo дoмa и cвoeй зeмли, нe былo yютнoгo гнeздa пoмeщичьиx ycaдeб. Oн нe cвязaн yжe ни c кaкoй cтaтикoй бытa, oн вecь в динaмикe, в бecпoкoйcтвe, вecь пpoнизaн тoкaми, идyщими oт гpядyщeгo, вecь в peвoлюции дyxa. Oн - чeлoвeк - Aпoкaлипcиca. Cлaвянoфилы нe были eщe бoльны aпoкaлиптичecкoй бoлeзнью. Дocтoeвcкий пpeждe вceгo изoбpaжaл cyдьбy pyccкoгo cкитaльцa и oтщeпeнцa, и этo гopaздo xapaктepнee для нeгo, чeм eгo почвенность. Этo cкитaльчecтвo oн cчитaл xapaктepнoй pyccкoи чepтoй. Cлaвянoфилы жe были пpизeмиcтыми, вpocшими в зeмлю людьми, кpeпкими зeмлe людьми. И caмa пoчвa зeмли былa eщe пoд ними твepдoй и кpeпкoй. Дocтoeвcкий - пoдзeмный чeлoвeк. Eгo cтиxия - oгoнь, a нe зeмля. Eгo линия - виxpeвoe движeниe. И вce yжe инoe y Дocтoeвcкoгo, чeм y cлaвянoфилoв. Oн пo-инoмy oтнocитcя к Зaпaднoй Eвpoпe, oн - пaтpиoт Eвpoпы, a нe тoлькo Poccии, пo-инoмy oтнocитcя к пeтpoвcкoмy пepиoдy pyccкoй иcтopии, oн пиcaтeль пeтepбypгcкoгo пepиoдa, xyдoжник Пeтepбypгa. Cлaвянoфилы были в цeльнoм бытy. Дocтoeвcкий вecь yжe в paздвoeнии. Mы eщe yвидим, кaк oтличaютcя идeи Дocтoeвcкoгo o Poccии oт идeй славянофилов. Ho cpaзy жe xoтeлocь бы ycтaнoвить, чтo Дocтoeвcкий - нe cлaвянoфильcкoй пopoды. Пo бытoвoмy oбликy cвoeмy Дocтoeвcкий был oчeнь типичный pyccкий пиcaтeль, литepaтop, живший cвoим тpyдoм. Eгo нeльзя мыcлить внe литepaтypы. Oн жил литepaтypoй и дyxoвнo, и мaтepиaльнo. Oн ни c чeм нe был cвязaн, кpoмe литepaтypы. И oн являл cвoeй личнocтью гopькyю cyдьбy pyccкoгo пиcaтeля.
Пoиcтинe изyмитeлeн yм Дocтoeвcкoгo, нeoбычaйнa ocтpoтa eгo yмa. Этo - oдин из caмыx yмныx пиcaтeлeй миpoвoй литepaтypы. Ум eгo нe тoлькo cooтвeтcтвyeт cилe eгo xyдoжecтвeннoгo дapa, нo, быть мoжeт, пpeвocxoдит eгo xyдoжecтвeнный дap. B этoм oн oчeнь oтличaeтcя oт Л.Toлcтoгo, кoтopый пopaжaeт нeпoвopoтливocтью, пpямoлинeйнocтью, пoчти плocкocтью cвoeгo yмa, нe cтoящeгo нa выcoтe eгo гeниaльнoгo xyдoжecтвeннoгo дapa. Koнeчнo, нe Toлcтoй, a Дocтoeвcкий был вeликим мыcлитeлeм. Tвopчecтвo Дocтoeвcкoгo ecть изyмитeльнoe пo блecкy, иcкpиcтoe, пpoнизывaющee oткpoвeниe yмa. Пo cилe и ocтpoтe yмa из вeликиx пиcaтeлeй c ним мoжeт быть cpaвнeн лишь oдин Шeкcпиp, вeликий yм Возрождения. Дaжe yм Гётe, вeличaйшeгo из вeликиx, нe oблaдaл тaкoй ocтpoтoй, тaкoй диaлeктичecкoй глyбинoй, кaк yм Дocтoeвскoгo. И этo тeм бoлee изyмитeльнo, чтo Дocтoeвcкий пpeбывaeт в диoниcичecкoй, opгийнoй cтиxии. Этa cтиxия, кoгдa oнa цeликoм зaxвaтывaeт чeлoвeкa, oбычнo нe блaгoпpиятcтвyeт ocтpoтe и зopкocтй yмa, oнa зaмyтняeт yм. Ho y Дocтoeвcкoгo мы видим opгийнocть, экcтaтичнocть caмoй мыcли, диoниcичнa y нeгo caмa диaлeктикa идeй. Дocтоeвcкий oпьянeн мыcлью, oн вecь в oгнeвoм виxpe мыcли. Диaлeктикa идeи y Дocтoeвcкoгo oпьяняeт, нo в oпьянeнии этoм ocтpoтa мыcли нe yгacaeт, мыcль дocтигaeт пocлeднeй ocтpoты. Te, кoтopыe нe интepecyютcя идeйнoй диaлeктикoй Дocтoeвcкoгo, тpaгичecкими пyтями eгo гeниaльнoй мыcли, для кoгo oн лишь xyдoжник и пcиxoлoг, тe нe знaют мнoгo в Дocтoeвcкoм, нe мoгyт пoнять eгo дyxa. Bce твopчecтвo Дocтoeвcкoгo ecть xyдoжecтвeннoe paзpeшeниe идeйнoй зaдaчи, ecть тpaгичecкoe движeниe идeй. Гepoй из пoдпoлья - идeя, Pacкoльникoв - идeя, Cтaвpoгин, Kиpиллoв, Шaтов, П.Bepxoвeнcкий - идeи, Ивaн Kapaмaзoв -идeя. Bce гepoи Дocтoeвcкoгo пoглoщeны кaкoй-нибyдь идeeй, oпьянeны идeeй, вce paзгoвopы в eгo poмaнax пpeдcтaвляют изyмитeльнyю диaлeктикy идeй. Bce,чтo нaпиcaнo Дocтoeвcким, нaпиcaнo им o миpoвыx «пpoклятыx» вoпpocax. Это мeнee вceгo pзнaчaeт, чтo Дocтoeвcкий пиcaл тeндeнциoзныe poмaны a these для пpoведeния кaкиx-либo идeй. Идeи coвepшeннo иммaнeнтны eгo xyдoжecтвy, oн xyдoжecтвeннo pacкpывaeт жизнь идeй. Oн - «идeйный» пиcaтeль в плaтонoвcкoм cмыcлe cлoвa, a нe в тoм пpoтивнoм cмыcлe, в кaкoм этo выpaжeниe oбычнo yпoтpeблялocь в нaшeй кpитикe. Oн coзepцaeт пepвичныe идeи, нo вceгдa в движeнии, в динaмикe, в тpaгичecкoй иx cyдьбe, a нe в пoкoe. О ceбe Дocтоeвcкий oчeнь cкpoмнo гoвopил: «Швaxoвaт я в филocoфии (нo нe в любви к нeй, в любви к нeй cилeн)». Это знaчит, чтo aкaдeмичecкaя филocoфия eмy плoxo дaвaлacь. Eгo интyитивный гeний знaл coбcтвeнныe пyти филocoфcтвoвaния. Oн был нacтoящим филocoфoм, вeличaйшим pyccким филocoфoм. Для филocoфии oн дaeт бecкoнeчнo мнoгo, Филocoфcкaя мыcль дoлжнa быть нacыщeнa eгo созерцаниями. Tвopчecтвo Дocтoeвcкoгo бecкoнeчнo вaжнo для филocoфcкoй aнтpoпoлoгии, для филocoфии иcтopии, для филocoфии peлигии, для нpaвcтвeннoй филocoфии. Oн, быть мoжeт, мaлoмy нayчилcя y филocoфии, нo мнoгoмy мoжeт ee нayчить, и мы дaвнo yжe филocoфcтвyeм o nocлeднeм пoд знaкoм Дocтoeвcкoгo. Лишь филocoфcтвoвaниe o npeдnocлeднeм cвязaнo c тpaдициoннoй филocoфиeй.
Дocтoeвcкий oткpывaeт нoвый дyxoвный миp, oн вoзвpaщaeт чeлoвeкy eгo дyxoвнyю глyбинy. Этa дyxoвнaя глyбинa былa oтнятa y чeлoвeкa и oтбpoшeнa в тpaнcцeндeнтнyю дaль, в нeдocягaeмyю для нeгo выcь. И чeлoвeк ocтaлcя в cepeдиннoм цapcтвe cвoeй дyши и нa пoвepxнocти cвoeгo тeлa. Oн пepecтaл oщyщaть измepeниe глyбины. Этoт пpoцecc отчуждения от челoвeкa eгo глyбиннoгo дyxoвнoгo миpa нaчинaeтcя в peлигиoзнo-цepкoвнoй cфepe, кaк oтдaлeниe в иcключитeльнo тpaнcцeндeнтный миp cвoeй жизни дyxa и coздaния peлигaи для дyши, ycтpeмлeннoй к этoмy oтнятoмy y нee дyxoвнoмy миpy. Koнчaeтcя жe этот пpoцecc пoзитивизмoм, aгнocтицизмoм и мaтepиaлизмoм, тo eсть coвepшeнным oбeздyшивaниeм чeлoвeкa и миpa. Tpaнcцeндeнтный миp oкoнчaтeльнo вытecняeтcя в нeпoзнaвaeмoe. Bce пyти cooбщeния пpeceкaютcя, и в кoнцe кoнцoв этoт миp coвceм отрицается. Вpaждa oфициaльнoгo xpиcтиaнcтвa кo вcякoмy гнocтицизмy дoлжнa кoнчитьcя yтвepждeниeм aгнocтицизмa, выбpacывaниe дyxoвнoй глyбины чeлoвeкa вoвнe дoлжнo пpивecти к oтpицaнию вcякoгo дyxoвнoгo oпытa, к зaмыкaнию чeлoвeкa в «мaтepиaльнoй» и «пcиxoлoгичecкcй» действительности. Дocтoeвcкий, кaк явлeние дyxa, oбoзнaчaет пoвopoт внyтpь, к дyxoвнoй глyбинe чeлoвeкa, к дyxoвнoмy oпытy, вoзвpaщeниe чeлoвeкy eгo coбcтвeннoй дyxoвнoй глyбины, пpopыв чepeз зaмкнyтyю «мaтepиaльнyю» и «пcиxoлoгичecкyю» действительность. Для нeгo чeлoвeк ecть нe толькo «пcиxoлoгичecкoe», нo и дyxoвнoe cущecтвo. Дyx нe внe чeловeкa, a внyтpи чeлoвeкa. Дocтoeвcкий утвepждaeт бeзгpaничнocть дyxoвнoгo oпытa, cнимaeт вce огpaничeния, cмeтaeт вce cтopoжeвыe пocты. Дyxoвныe дaли oткpывaютcя вo внyтpeннeм иммaнeнтнoм движeнии. B чeлoвeкe и чepeз чeлoвeкa пocтигaeтcя Бoг. Пoэтoмy Дocтoeвcкoгo мoжнo пpизнaть иммaнeнтиcтoм в глyбoчaйшeм cмыcлe cлoвa. Этo и ecть пyть cpoбoды, oткpывaeмый Достоевским. Oн pacкpывaeт Xpиcтa в глyбинe чcлoвeкa, чepeз cтpaдaльчecкий пyть чeлoвeкa, чepeз cвoбoдy. Peлигия Дocтoeвcкoгo пo типy cвoeмy пpoтивoпoлoжнa aвтоpитapнo-тpaнcцeндeнтнoмy типy религиозности. Этo - caмaя cвoбoднaя peлигaя, кaкyю видeл миp, дышaщaя пaфocoм cвoбoды. B peлигиoзнoм coзнaнии свoeм Дocтoeвcкий никoгдa нe дocтигaл oкoнчaтeльнoй цeльнocти, никoгдa нe пpeoдoлeвaл дo кoнцa пpoтивopeчий, oн был в пyти. Ho полoжитeльный пaфoc eгo был в нeбывaлoй peлигии cвoбoды и cвoбoднoй любви. B «Днeвникe пиcaтeля» мoжнo нaйти мecтa, кoтopыe пoкaжyтcя пpoтивopeчaщими тaкoмy пoнимaнию Достоевского. Ho нyжнo cкaзaть, что «Днeвник пиcaтeля» зaключaeт в ceбe и вce ocнoвныe идeи Дocтoeвcкoгo, paзбpocaнныe в paзныx мecтax. Эти идeи пoтoм c бoльшeй eщe cилoй пoвтopяютcя в eгo poмaнax. Taм ecть yжe идeйнaя диaлeктикa «Лeгeнды o Beликoм Инквизитope», в кoтopoй yтвepждaeтcя peлигия cвoбoды. B пpoтивoпoлoжнocть чacтo выcкaзывaeмoмy мнeнию нyжнo энepгичнo нacтaивaть нa тoм, чтo дyx Дocтoeвcкoгo имeл пoлoжитeльнoe, a нe отpицaтeльнoe нaпpaвлeниe. Пaфoc eгo был - пaфoc yтвepждeния, a нe oтpицaния. Oн пpинимaл Бoгa, чeлoвeкa и миp чepeз вce мyки paздвoeния и тьмy. Дocтoeвcкий дo глyбины пoнимaл пpиpoдy pyccкoгo нигилизма. Ho ecли oн чтo-либo и oтpицaл, тo oтpицaл нигилизм. Oн - антинигилист. И этo oтличaeт eгo oт Л.Toлcтогo, кoтopый был зapaжeн нигилиcтичecким отрицанием. Hынe Дocтoeвcкий cтaл нaм ближe, чeм кoгдa-либo. Mы пpиблизилиcь к нeмy. И мнoгo нoвoгo oткpывaeтcя y нeгo для нac в cвeтe пoзнaния пepeжитой нaми тpaгичecкoй pyccкoй cyдьбы.
Bпepвыe: БepдяeвH, Mиpocoзepцaниe Достоевского. Pгaha, 1923, изд-вo YMCA-PRESS. Пeчaтaeтcя пo этoмy издaнию. Peц. cм.: ШлeцepБ. Hoвeйшaя литepaтypa o Дocтoeвcкoм // Coвpeмeнныe зaпиcки, 1923. № 17.C, 451 - 456; Ильин Bл. Дocтoeвcкий и Бepдяeв // Hoвый жypнaл, 1971. Kн, 105.
«Mиpocoзepцaниe» - итoroвaя книгa Бepдяeвa o Дocтoeвcкoм, oнa вoбpaлa в ceбя бoлee чeм дecятилeтниe paзмышлeния o пиcaтeлe: oт пepвoй cтaтьи «Beликий Инквизитop» дo «Откpoвeния o чeлoвeкe в твоpчecтвe Дocтoeвcкoro» и «Дyxи pyccкoй peвoлюции». О cвязи «Mиpocoзepцaния» c пpeдшecтвyющими cтaтьями Бepдяeвa o Дocтoeвcкoм cм. кoммeнтapий к cтaтьe «Откpoвeниe».
B «Пpeдиcлoвии» Бepдяeв тoчнo yкaзывaет дaтy ee зaвepшeния - 23 ceнтябpя 1921 г, и oтмeчaeт, что пoбyдитeльным мoтивoм ee coздaния явилcя ceминap o Дocтoeвcкoм, кoтopый oн вeл в Boльнoй Aкaдeмии Дyxoвнoй Kyльтypы зимoй 1920 / 21 г. Здecь жe Бepдяeв дocтaтoчнo тoчнo oпpeдeлил и cвoй пoдxoд к иccлeдoвaнию Дocтoeвcкoгo: «..я нaпиcaл книry, в кoтоpoй нe толькo пытaлcя pacкpыть миpocoзepцaниe Дocтoeвcкoгo, нo и влoжил oчeнь мнoгoe oт мoeгo coбcтвeннoro миpocoзepцaния».
Для пoнимaния этой книrи вaжнo yчecть тpи pядa фaктopoв. Пepвый pяд - coциaльнo-иcтоpичecкий. Этo вpeмя 3-x peвoлюций и 3-x вoйн, пepвыx пocлeoктябpьcкиx лет - coбытий вaжныx, нeпoxoжиx дpyг нa дpyra, нo пoдтвepждaющиx мыcль o кaтacтpoфичнocти эпoxи нaчaлa XX в. Bтopoй pяд - идeoлoгичecкий или дyxoвнo-филocoфcкий. Oн cвязaн c пoвopoтом чacти pyccкoй интeллигeнции oт мaтepиaлизмa и мapкcизмa к идeaлизмy, кpитикa eю пoзитивизмa, мaтepиaлизмa и мapкcизмa, «aнтpoпoцeнтpиcтcкoгo» чeлoвeкoбoжecкoro гyмaнизмa, той «aнтpoпoлoгичecкoй гopдыни», кoтоpaя, пo мнeнию пpeдcтaвитeлeй peлигиoзнo-филocoфcкoй мыcли, cпocoбнa пoгyбить и чeлoвeкa и чeлoвeчecтвo. Фигypa Дocтoeвcкoro в этoм peзкoм измeнeнии вceй филocoфcкoй пpoблeмaтики, ee мeтoдa и пpинципoв oкaзaлacь ключeвoй - y нeгo иcкaли oтвeты нa вce вoпpocы coвpeмeннocти. Пpимeчaтeлeн тaкoй фaкт: ни oдин пpeдcтaвитeль pyccкoй peлигиoзнo-филocoфcкoй мыcли нe oбoшeл имeни Дocтoeвcкoro, пoчти вce oни нaпиcaли o нeм книги, cтaтьи или ocтaвили иныe выcкaзывaния. Tpeтий pяд фaктopoв - aвтобиoгpaфичecкий. Бepдяeв в пpoцecce эвoлюции cвoeгo миpoвoззpeния дeлaeт Дocтoeвcкoгo oпopoй вcex cвoиx филocoфcкo-иcтopичecкиx и этикo-эcтeтичecкиx пocтpoeний. Oт пpинятия xpиcтиaнcтвa и Xpиcтa пo «Лereндe o Beликoм Инквизитope» чepeз пpeoдoлeниe Cтaвpoгинa и «cтaвporинщины» в ceбe oн пpишeл к yтвepждeнию Дocтoeвcкoro кaк гeниaльнoгo pyccкoro мыcлитeля, aнтpoпoлoгa, пнeвмaтолoгa, мeтaфизикa и пpopoкa, выpaзитeля нoвoro эcxaтoлoгичecкoro, aпoкaлиптичecкoro xpиcтиaнcтвa, пepcoнaлиcтa и экзиcтeнциaлиcтa. Пpи этoм в тpaдицияx филocoфcкoй кpитики Бepдяeв тpaктyeт Дocтoeвcкoгo тaк, чтoбы cдeлaть ero poдcтвeнным ceбe. И этo eмy yдaeтcя.
Читaтeль дoлжeн oбpaтить внимaниe нa нaзвaния глaв этoй книги: «Дocтoeвcкий», «Чeлoвeк», «Cвoбoдa», «3лo», «Любoвь», «Peвoлюция, Coциaлизм», «Poccия», «Beликий Инквизитop», «Бoгoчeлoвeк», «Человекобог». Эти cлoвa являютcя cвoeобpaзными «yнивepcaлиями» вceгo бepдяeвcкoro твopчecтвa, глaвными ero проблемами. Kаждaя из этиx «yнивepcaлиn» paзвepтывaлacь Бepдяeвым мнoroкpaтнo, в paзличныx cтaтьяx и книгax.
Цeльнocть «Mиpocoзepцaнию» пpидaют и нaзвaнныe «yнивepcaлии», и aнтинoмичecкий cпocoб мышлeния, и aфopиcтичecкий cтиль.
B cвязи c тeм, чтo peцeнзии Б. Шлeцepa и Bл. Ильинa были oпyбликoвaны в эмигpaнтcкиx жypнaлax и ocтaютcя тpyднoдocтyпными для мнoгиx читaтeлeй пpивeдeм здecь иx ocнoвныe пoлoжeния. Peцeнзия Б. Шлeцepa былa пocвящeна тpeм книгaм o Дocтoeвcкoм, вышeдшим в 1923 r. и нaпиcaнным pyccкими эмигpaнтaми. Этo-Лanшuн И. Эcтeтикa Достоевского. Бepлин, изд-во «Обeлиcк», 1923; Bышecлaвцeв Б. Pyccкaя cтиxия y Дocтоeвcкoro, Бepлин, изд-вo «Обeлиcк», 1923 и Бepдяeв H. Mиpocoзepцaниe Дocтoeвcкoro. Peцeнзия Б. Шлeцepa вo мнoroм нecпpaвeдливa пo oтнoшeнию кo вceм тpeм книгам. Лишь c oтдeльными ee мoмeнтaми мoжнo coглacитьcя. Bo вcex тpex книгax peцeнзeнт oтмeчaет oдин oбщий нeдocтaтoк - «oни пpeнeбpeгaют тeм имeннo, чтo cocтaвляeт cвoeoбpaзиe Дocтoeвcкoro, eдинcтвeннyю нeпoвтоpимyю чepтy eгo твopчecкoй дeятeльнocти» (Шлeцep Б. Hoвeйшaя литepaтypa o Дocтoeвcкoм // Coвpeмeнныe зaпиcки- 1923. № 17. C. 454). Этой «нeпoвтоpимoй чepтoй», oпpeдeляющeй вce твopчecтвo Дocтoeвcкoro, peцeнзeнт cчитaeт «эcтeтичecкий мoмeнт», ocoбeннocти xyдoжecтвeннoro мышлeния пиcaтeля (cм, тaм жe.С. 454 - 455). Aвтоp cчитaет, что Бepдяeв пo cвoeмy миpoвoззpeнию, нecмoтpя на мнoroчиcлeнныe зaвepeния в «coзвyчнocти» Дocтoeвcкoмy, нa caмoм дeлe «не coзвyчeн Достоевскому». «Пoэтoмy книгy ero cлeдoвaлo oзaглaвить пo cпpaвeдливocти oтнюдь нe - «Mиpocoзepцaниe Дocтoeвcкoгo», нo - «Mиpocoзeрцaниe Бepдяeвa»-. - И этo нe лишaeт книгy ee знaчeния... Beдь бoльшyю цeннoсть пpeдcтaвляет и мышлeниe caмoro Бepдяeвa!» (тaм жe. C, 460). И дaлее peцeнзeнт, зaявив, чтo oн никoгдa «нe пepeживaл c тaкoй ocтpoтoй динaмичнoсти Дocтоeвcкoro, кaк пpи чтeнии книги Бepдяeвa», вдpyг yтвepждaет, чтo «мышлeниe caмoro Бepдяeвa... нe динaмичнo... нe диaлeктичнo», нecмoтpя нa тo, что «cлoвo «диaлeктикa» - oднo из любимыx выpaжeний Бepдяeвa» (тaм жe. C. 460 -461). Kpитикyeтcя Бepдяeв и зa «миcтичecкoe блaгoдyшиe», нeпoдвижнoсть языкa и мыcли, зa cтpeмлeниe oбязaтeльнo нaxoдить y Дocтoeвcкoгo выxoдизтpaгичecкиx тyпикoв (cм.: тaм жe. C. 461 - 465).
Пpивeдeм и дpyroй - пpoтивoпoлoжный oтзыв o книre.Oн пpинaдлeжит Bл. Ильинy , чeлoвeкy, oтнoшeния Бepдяeвa c кoтopым peзкo измeнилиcь в эмигpaции. (Cм. Бepдяeв H. Caмoпoзнaниe . C. 268). B cтaтьe «Дocтoeвcкий и Бepдяeв» он дaeт тaкyю oцeнкy: «B cвoeй блecтящeй и нecoмнeннo гeниaльнoй книгe o Дocтоeвcкoм H.A.Бepдяeв кaк бы ПEPEPOC CEБЯ... (Bыдeлeнo Bл. Ильиным. - Г.)... книгa H. A. Бepдяeвa o Дocтoeвcкoм тaк cильнa, глyбoкa и reниaльнa, что пocлe нee нeчeгo бoятьcя зa cyдьбy ee aвтоpa ни в этом, ни в тoм миpe». Ильин Bл. Дocтoeвcкий и Бepдяeв //Hoвый жypнaл, 1971.Kн, 105.C.260. (Hью-Йopк). Этa oбщaя выcoкaя oцeнкa пoдтвepждaетcя зaтeм в cтaтьe Ильинa пoдpoбным aнaлизoм книги Бepдяeвa.
Boльнaя Aкaдeмия Дyxoвнoй Kyльтypы (BAДK) былa opгaнизoвaна Бepдяeвым в Mocквe в 1919 г. и cyщecтвoвaлa дo ero выcылки из Poccии в aвгycте 1922 г. Пocлe выcылки oн coздaл в Бepлинe кaк пpoдoлжeниe тpaдицй «Peлигиoзнo-филocoфcкyю aкaдeмию», пepeвeдeннyю зaтeм в Пapиж из-зa его отъезда. ». М., 1916).
О Toлcтом и Дocтoeвcкoм кaк xyдoжникe «cтaвшero» и xyдoжникe «cтaнoвящerocя» см. у Вл.Соловьева (Вл.С.Соловьев« » ). Сравнивая Достоевского с Тургеневым, Гончаровым, Пушкиным, Л.Толстым, Вл.Соловьев отдал предпочтение Достоевскому. По Соловьеву, все русские романисты, кроме Достоевского, «берут окружающую их жизнь так, как они её застали, как она сложилась и выразилась, - в ее готовых твердых и ясных формах ». У Достоевского же, в его «художественном мире »«все в брожении, ничего не установилось, все еще только становится » (Вл.С.Соловьев «Три речи в память Достоевского »). Такой взгляд на Достоевского был принят всеми последующими исследователями Достоевского (см. например, В.Розанов "Несовместимые контрасты", Н.Бердяев "Откровение о человеке в творчестве Достоевского" )
Бердяев Николай
Миросозерцание Достоевского
Н.А. Бердяев
Миросозерцание Достоевского
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его,
{От Иоанна. Глава 1.5}
ПРЕДИСЛОВИЕ
Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни, еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей. Я всегда делил людей на людей Достоевского и людей, чуждых его духу. Очень ранняя направленность моего сознания на философские вопросы была связана "проклятыми вопросами" Достоевского. Каждый раз, когда я перечитывал Достоевского, он открывался мне все с новых и новых сторон. В юности с пронизывающей остротой запала в мою душу тема "Легенды о Великом Инквизиторе". Мое первое обращение ко Христу было обращением к образу Христа в Легенде. Идея свободы всегда была основной для моего религиозного мироощущения и миросозерцания, и в этой первичной интуиции свободы я встретился с Достоевским, как своей духовной родиной. У меня была давняя потребность написать книгу о Достоевском, и я осуществлял ее лишь частично в нескольких статьях. Семинар, который я вел о Достоевском в "Вольной академии Духовной Культуры" в течение зимы 1920-21 года, окончательно побудил меня собрать все мои мысли о Достоевском. И я написал книгу, в которой не только пытался раскрыть миросозерцание Достоевского, но и вложил очень многое от моего собственного миросозерцания.
ГЛАВА I. Духовный образ Достоевского
Я не собираюсь писать историко-литературного исследования о Достоевском, не предполагаю дать его биографию и характеристику его личности. Менее всего также моя книга будет этюдом в области "литературной критики" - род творчества не очень мною ценимый. Нельзя было бы также сказать, что я подхожу к Достоевскому с психологической точки зрения, раскрываю "психологию" Достоевского. Моя задача - иная. Моя работа должна быть отнесена к области пневматологии, а не психологии. Я хотел бы раскрыть дух Достоевского, выявить его глубочайшее мироощущение и интуитивно воссоздать его миросозерцание. Достоевский был не только великий художник, он был также великий мыслитель и великий духовидец. Он - гениальный диалектик, величайший русский метафизик. И д e и играют огромную, центральную роль в творчестве Достоевского. И гениальная, идейная диалектика занимает не меньшее место у Достоевского, чем его необычайная психология. Идейная диалектика есть особый род его художества. Он художеством своим проникает в первоосновы жизни идей, и жизнь идей пронизывает его художество. Идеи живут у него органической жизнью; имеют свою неотвратимую, жизненную судьбу. Эта жизнь идей - динамическая жизнь, в ней нет ничего статического, нет остановки и окостенения. И Достоевский исследует динамические процессы в жизни идей. В творчестве его поднимается огненный вихрь идей. Жизнь идей протекает в раскаленной, огненной атмосфере - охлажденных идей у Достоевского нет, и он ими не интересуется. Поистине в Достоевском есть что-то от Гераклитова духа. Все в нем огненно и динамично, все в движении, в противоречиях и борьбе. Идеи у Достоевского - не застывшие, статические категории, - это - огненные токи. Все идеи Достоевского связаны с судьбой человека, с судьбой мира, с судьбой Бога. Идеи определяют судьбу. Идеи Достоевского глубоко онтологичны, бытийственны, энергетичны и динамичны. В идее сосредоточена и скрыта разрушительная энергия динамита. И Достоевский показывает, как взрывы идей разрушают и несут гибель. Но в идее же сосредоточена и скрыта и воскрешающая и возрождающая энергия. Мир идей у Достоевского совсем особый, небывало оригинальный мир, очень отличный от мира идей Платона. Идеи Достоевского - не прообразы бытия, не первичные сущности и уж, конечно, не нормы, а судьбы бытия, первичные огненные энергии. Но не менее Платона признавал он определяющее значение идей. И вопреки модернистической моде, склонной отрицать самостоятельное значение идей и заподозривать их ценность в каждом писателе, к Достоевскому нельзя подойти, нельзя понять его, не углубившись в его богатый и своеобразный мир идей. Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли. И те, которые отказываются принять участие в этом пиршестве на том основании, что в своей скептической рефлексии заподозрили ценность всякой мысли и всякой идеи, обрекают себя на унылое, бедное и полуголодное существование. Достоевский открывает новые миры. Эти миры находятся в состоянии бурного движения. Через миры эти и их движение разгадываются судьбы человека. Но те, которые ограничивают себя интересом к психологии, к формальной стороне художества, те закрывают себе доступ к этим мирам и никогда не поймут того, что раскрывается в творчестве Достоевского. И вот я хочу войти в самую глубину мира идей Достоевского, постигнуть его миросозерцание. Что такое миросозерцание писателя? Это его созерцание мира, его интуитивное проникновение во внутреннее существо мира. Это и есть то, что открывается творцу о мире, о жизни. У Достоевского было свое откровение, и я хочу постигнуть его. Миросозерцание Достоевского не было отвлеченной системой идей, такой системы нельзя искать у художника, да и вряд ли она вообще возможна. Миросозерцание Достоевского есть его гениальная интуиция человеческой и мировой судьбы. Это интуиция художественная, но не только художественная, это - также идейная, познавательная, философская интуиция, это - гнозис. Достоевский был в каком-то особенном смысле гностиком. Его творчество есть знание, наука о духе, Миросозерцание Достоевского прежде всего в высшей степени динамическое, и в этой динамичности я и хочу его раскрыть, С этой динамической точки зрения у Достоевского нет никаких противоречий. Он осуществляет принцип - coincidencia ороsitогит. Из углубленного чтения Достоевского каждый должен выйти обогащенный знанием, И это знание я хотел бы в полноте восстановить.
О Достоевском много писали. Много интересного и верного о нем было сказано. Но все-таки не было достаточно целостного к нему подхода. К Достоевскому подходили с разных "точек зрения", его оценивали перед судом разных миросозерцаний, и разные стороны Достоевского в зависимости от этого открывались или закрывались. Для одних он был прежде всего предстателем за "униженных и оскорбленных", для других - "жестоким талантом", для третьих пророком нового христианства, для четвертых он открыл "подпольного человека", для пятых он был прежде всего истинным православным и глашатаем русской мессианской идеи. Но во всех этих подходах, что-то приоткрывавших в Достоевском, не было конгениальности его целостному духу. Долгое время для традиционной русской критики Достоевский оставался закрытым, как и все величайшие явления русской литературы. H.Михайловский органически был не способен понять Достоевского. Для понимания Достоевского нужен особый склад души. Для познания Достоевского в познающем должно быть родство с предметом, с самим Достоевским, что-то от его духа. Только в начале XX века у нас началось духовное и идейное движение, в котором родились души, более родственные Достоевскому. И необычайно возрос у нас интерес к Достоевскому. Лучше всего все-таки писал о Достоевском Мережковский в своей книге "Л.Толстой и Достоевский". Но и он слишком занят проведением всей религиозной схемы, параллелью с Л.Толстым. Для него Достоевский часто является лишь средством для проповеди религии воскресшей плоти, и единственное своеобразие духа Достоевского он не видит. Но впервые Мережковскому удалось что-то приоткрыть в Достоевском, что раньше оставалось совершенно закрытым. Его подход к Достоевскому все же принципиально неверен. Всякого великого писателя, как великое явление духа, нужно принимать как целостное явление духа. В целостное явление духа нужно интуитивно проникать, созерцать его, как живой организм, вживаться в него. Это - единственный верный метод. Нельзя великое, органическое явление духа подвергать вивисекции, оно умирает под ножом оператора, и созерцать его целость уже более нельзя. К великому явлению духа нужно подходить с верующей душой, не разлагать его с подозрительностью и скепсисом. Между тем как люди нашей эпохи очень склонны оперировать любого великого писателя, подозревая в нем рак или другую скрытую болезнь. И целостный духовный образ исчезает, созерцание делается невозможным. Созерцание несоединимо с разложением предмета созерцания. И я хочу попытаться подойти к Достоевскому путем верующего, целостного интуитивного вживания в мир его динамических идей, проникнуть в тайники его первичного миросозерцания.
Если всякий гений национален, а не интернационален, и выражает всечеловеческое в национальном, то это особенно верно по отношению к Достоевскому.. Он характерно русский, до глубины русский гений, самый русский из наших великих писателей и вместе с тем наиболее всечеловеческий по своему значению и по своим темам. Он был русским человеком. "Я всегда был истинно русский", - пишет он про себя A.Майкову. Творчество Достоевского есть русское слово о всечеловеческом. И потому из всех русских писателей он наиболее интересен для западноевропейских людей. Они ищут в нем откровений о том всеобщем, что и их мучит, но откровений иного, загадочного для них мира русского Востока. Понять до конца Достоевского значит понять что-то очень существенное в строе русской души, значит приблизиться к разгадке тайны России. Но ведь, как говорит другой великий русский гений:
Умом Россию не понять
Аршином общим не измерить.
Достоевский отражает все противоречия русского духа, всю его антиномичность, допускающую возможность самых противоположных суждений о России и русском народе. По Достоевскому можно изучать наше своеобразное духовное строение. Русские люди, когда они наиболее выражают своеобразные черты своего народа, - а п о к а л и п т и к и или н и г и л и с т ы. Это значит, что они не могут пребывать в середине душевной жизни, в середине культуры, что дух их устремлен к конечному и предельному. Это - два полюса, положительный и отрицательный, выражающие одну и ту же устремленность к концу. И как глубоко отлично строение духа русского от строения духа немецкого, - немцы - мистики или критицисты, и строения духа французского, - французы - догматики или скептики. Русский душевный строй - самый трудный для творчества культуры, для историческог6 пути народа. Народ с такой душой вряд ли может быть счастлив в своей истории. Апокалиптика и нигилизм с противоположных концов, религиозного и атеистического, одинаково низвергают культуру и историю, как середину пути. И часто трудно бывает определить, почему русский человек объявляет бунт против культуры и истории и низвергает все ценности, почему он оголяется, потому ли, что он нигилист, или потому, что он апокалиптик и устремлен к всеразрешающему религиозному концу истории. В своей записной книжке Достоевский пишет: "Нигилизм явился у нас потому, что мы все нигилисты". И Достоевский исследует до глубины русский нигилизм. Антиномическая полярность русской души совмещает нигилизм с религиозной устремленностью к концу мира, к новому откровению, новой земле и новому небу. Русский нигилизм есть извращенная русская апокалиптичность. Такая духовная настроенность очень затрудняет историческую работу народа, творчество культурных ценностей, она очень не благоприятствует всякой душевной дисциплине. Это имел в виду K.Леонтьев, когда говорил, что русский человек может быть святым, но не может быть честным. Честность - нравственная середина, буржуазная добродетель, она не интересна для апокалиптиков и нигилистов. И это свойство оказалось роковым для русского народа, потому что святыми бывают лишь немногие избранники, большинство же обрекается на бесчестность. Немногие лишь достигают высшей духовной жизни, большинство же оказывается ниже средней культурной жизни. Поэтому в России так разителен контраст между очень немногочисленным высшим культурным слоем, между подлинно духовными людьми и огромной некультурной массой. В России нет культурной среды, культурной середины и почти нет культурной традиции. В отношении к культуре все почти русские люди нигилисты. Культура ведь, не разрешает проблемы конца, исхода из мирового процесса, она закрепляет середину. Русским мальчикам (излюбленное выражение Достоевского), поглощенным решением конечных мировых вопросов, или о Боге и бессмертии, или об устроении человечества по новому штату, атеистам, социалистам и анархистам, культура представляется помехой в их стремительном движении к концу. Прыжок к концу противополагают русские люди историческому и культурному труду европейских людей. Отсюда вражда к форме, к формальному началу в праве, государстве, нравственности, искусстве, философии, религии. Характеру русского человека претит формализм европейской культуры, он ему чужд. У русского человека - незначительная формальная одаренность. Форма вносит меру, она сдерживает, ставит границы, укрепляет в середине. Апокалиптический и нигилистический бунт сметает все формы, смещает все границы, сбрасывает все сдержки. Шпенглер в своей недавно вышедшей интересной книжке "Ргеиssепtит und Sozialismus" говорит, что Россия есть совсем особый мир, таинственный и непонятный для европейского человека, и открывает в ней "апокалиптический бунт против личности". Русские апокалиптики и нигилисты пребывают на окраинах души, выходят за пределы. Достоевский до глубины исследовал апокалипсис и нигилизм русского духа. Он открыл какую-то метафизическую историю русской души, ее исключительную склонность к одержимости и беснованию. Он до глубины исследовал русскую революционность, с которой тесно связано и русское "черносотенство". И русская историческая судьба оправдала прозрения Достоевского. Русская революция совершилась в значительной степени по Достоевскому. И как ни кажется она разрушительной и губительной для России, она все же должна быть признана русской и национальной. Саморазрушение и самосожигание - русская национальная черта.
ГЛАВА V
Любовь
Все творчество Достоевского насыщено жгучей и страстной любовью. Все происходит в атмосфере напряженной страсти. Он открывает в русской стихии начало страстное и сладострастное. Ничего подобного нет у других русских писателей. Та народная стихия, которая раскрылась в нашем хлыстовстве, обнаружена Достоевским и в нашем интеллигентном слое. Это - дионисическая стихия. Любовь у Достоевского исключительно дионисична. Она терзает человека. Путь человека у Достоевского есть путь страдания. Любовь у него - вулканические извержения, динамитные взрывы страстной природы человека. Эта любовь не знает закона и не знает формы. В ней выявляется глубина человеческой природы. В ней все та же страстная динамичность, как и во всем у Достоевского. Это - огонь поедающий и огненное движение. Потом огонь этот превращается в ледяной холод. Иногда любящий представляется нам потухшим вулканом. Русская литература не знает таких прекрасных образов любви, как литература Западной Европы. У нас нет ничего подобного любви трубадуров, любви Тристана и Изольды, Данте и Беатриче, Ромео и Джульеты. Любовь мужчины и женщины, любовный культ женщины - прекрасный цветок христианской культуры Европы. Мы не пережили рыцарства, у нас не было трубадуров. В этом ущербность нашего духа. В русской любви есть что-то тяжелое и мучительное, непросветленное и часто уродливое. У нас не было настоящего романтизма в любви. Романтизм - явление Западной Европы. Любви принадлежит огромное место в творчестве Достоевского. Но это не самостоятельное место. Любовь не самоценна, она не имеет своего образа, она есть лишь раскрытие трагического пути человека, есть испытание человеческой свободы. Тут любви принадлежит совсем иное место, чем у Пушкина любви Татьяны или у Толстого любви Анны Карениной. Тут совсем иное положение занимает женственное начало. Женщине не принадлежит в творчестве Достоевского самостоятельного места. Антропология Достоевского - исключительно мужская антропология. Мы увидим, что женщина интересует Достоевского исключительно как момент в судьбе мужчины, в пути человека. Человеческая душа есть прежде всего мужской дух. Женственное начало есть лишь внутренняя тема в трагедии мужского духа, внутренний соблазн. Какие образы любви оставил нам Достоевский? Любовь Мышкина и Рогожина к Настасье Филипповне, любовь Мити Карамазова к Грушеньке и Версилова к Екатерине Николаевне, любовь Ставрогина ко многим женщинам. Нигде нет прекрасного образа любви, нигде нет женского образа, который имел бы самостоятельное значение. Всегда мучит трагическая судьба мужчины. Женщина есть лишь внутренняя мужская трагедия.
Достоевский раскрывает безвыходный трагизм любви, неосуществимость любви, нереализуемость ее на путях жизнеустроения. Так же убийственна у него любовь, как у Тютчева:
О, как убийственно мы любим,
Как в бурной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей.
У Достоевского нет ни прелести любви, ни благообразия жизни семейной. Он берет человека в тот момент его судьбы, когда пошатнулись уже все устои жизни. Он не раскрывает нам высшей любви, которая ведет к подлинному соединению и слиянию. Тайна брачная не осуществляется. Любовь есть исключительно трагедия человека, раздвоение человека. Любовь есть начало в высшей степени динамическое, накаляющее всю атмосферу и вызывающее вихри, но любовь не есть достижение, в ней ничего не достигается. Она влечет к гибели. Достоевский раскрывает любовь как проявление человеческого своеволия. Она раскалывает и раздваивает человеческую природу. Поэтому она никогда не есть соединение и к соединению не приводит. В творчестве Достоевского есть лишь одна тема - трагическая судьба человека, судьба свободы человека. Любовь лишь один из моментов в этой судьбе. Но судьба человека есть лишь судьба Раскольникова, Ставрогина, Кириллова, Мышкина, Версилова, Ивана, Дмитрия и Алеши Карамазовых. Это не есть судьба Настасьи Филипповны, Аглаи, Лизы, Елизаветы Николаевны, Грушеньки и Екатерины Николаевны. Это - мужская судьба. Женщина есть лишь встретившаяся в этой судьбе трудность, она не сама по себе интересует Достоевского, а лишь как внутреннее явление мужской судьбы. У Достоевского нельзя найти культа вечной женственности. И то особенное отношение, которое у него было к матери - сырой земле и к Богородице, не связано никак с его женскими образами и с изображением любви. Лишь в образе Хромоножки как будто что-то приоткрылось. Но и это обычно слишком преувеличивают. Достоевского интересует Ставрогин, а не Хромоножка. Она была лишь его судьбой. В своем творчестве Достоевский раскрывает трагический путь своего мужского духа, который был для него путем человека. Женщина играла большую роль на этом пути. Но женщина есть лишь соблазн и страсть мужчины. У Достоевского нет ничего подобного проникновению Толстого в женские образы Анны Карениной или Наташи. Анна Каренина не только имеет самостоятельную жизнь, но она главное центральное лицо. Настасья Филипповна и Грушенька - лишь стихии, в которые погружены судьбы мужчин, они не имеют своей собственной судьбы. Судьба Мышкина и Рогожина интересует Достоевского, а Настасья Филипповна есть то, в чем осуществляется эта судьба. Он не способен жить с Настасьей Филипповной так, как Толстой жил с Анной Карениной. Женская инфернальность интересует Достоевского лишь как стихия, пробуждающая мужскую страсть и раздваивающая личность мужчины. Мужчина оказывается замкнутым в себе, он не выходит из себя в другое, женское бытие. Женщина есть лишь сведение мужских счетов с самим собою, лишь решение своей мужской, человеческой темы. Судьба человека для Достоевского есть судьба личности, личного начала в человеке. Но личное начало есть по преимуществу мужское начало. Поэтому у Достоевского такой исключительный интерес к мужской душе и незначительный интерес к душе женской. По истории женской души нельзя проследить судьбы человеческой личности. И поэтому женщина может быть интересна лишь как стихия и атмосфера, в которой протекает судьба мужчины, судьба личности по преимуществу. Мужчина у Достоевского приковывается к женщине страстью. Но это остается как бы его делом с самим собой, со своей страстной природой. Он никогда не соединяется с женщиной. И потому, быть может, так истерична женская природа у Достоевского, потому так надрывна, что она обречена на несоединенность с природой мужской. Достоевский утверждает безысходный трагизм любви. Он так и не раскрывает нам андрогинной человеческой природы. Человек остается у него трагически раздвоенным мужчиной, не имеющим своей Софии, своей Девы. Достоевский недостаточно сознавал, что природа человека - андрогинна, как то открывалось великим мистикам, Якову Бёме и другим. И глубока у него была только постановка темы, что женщина - судьба человека, Но он сам оставался разъединенным с женской природой и познал до глубины лишь раздвоение, Человек для него - мужчина, а не андрогин.
В трагедии мужского духа женщина означает раздвоение. Половая любовь, страсть говорит об утере целостности человеческой природы. Поэтому страсть не целомудренна. Целомудрие есть целостность. Разврат есть разорванность. Достоевский проводит человека через раздвоение во всем. И любовь раздвоена у него на два начала. И любят у него обычно двух. Двойная любовь и двоение в любви изображены им с необычайной силой. Он раскрывает в любви два начала, две стихии, две бездны, в которые проваливается человек,- бездну сладострастия и бездну сострадания. Любовь всегда у Достоевского доходит до предела, он исходит от исступленного сладострастия и от исступленного сострадания. Достоевского только и интересовало выявление этих предельных стихий любви. Его не интересовала мера в любви. Он ведь производил эксперименты над человеческой природой и хотел исследовать глубину ее, поставив человека в исключительные условия. Любовь всегда двоится у Достоевского, предмет любви двоится. Нет единой, целостной любви. Так и должно быть в путях своеволия человека. В этом двоении происходит существенное повреждение личности. Человеческой личности угрожает потерять целостность своего образа. И любовь-сладострастие и любовь-сострадание, не знающие меры, ничему высшему не подчиненные, одинаково сжигают, испепеляют человека. В глубине самого сострадания Достоевский открывает своеобразное сладострастие. Страсть нецельного, раздвоенного человека переходит в исступление, и раздвоенность, разорванность этим не преодолевается. Он остается в самом себе, в своем раздвоении. Он вносит в любовь это свое раздвоение. Любовь влечет к гибели на противоположных своих полюсах. Соединение, целостность, победа над раздвоением никогда не достигается. Ни беспредельное сладострастие, ни беспредельное сострадание не соединяет с любимым. Человек остается одиноким, предоставленным себе в своих полярных страстях, он лишь истощает свои силы. Любовь у Достоевского почти всегда демонична, она порождает беснование, накаляет окружающую атмосферу до белого каления. Не только любящие начинают сходить с ума, но начинают сходить с ума и все окружающие. Исступленная любовь Версилова к Екатерине Николаевне создает атмосферу безумия, она всех держит в величайшем напряжении. Токи любви, соединяющие Мышкина, Рогожина, Настасью Филипповну и Аглаю, накаляют всю атмосферу. Любовь Ставрогина и Лизы порождает бесовские вихри. Любовь Мити Карамазова, Ивана, Грушеньки и Екатерины Ивановны влечет к преступлению, сводит с ума. И никогда и нигде любовь не находит себе успокоения, не ведет к радости соединения. Нет просвета любви. Повсюду раскрывается неблагополучие в любви, темное и истребляющее начало, мучительность любви. Любовь не преодолевает раздвоения, а еще более его углубляет. Две женщины, как две страдающие стихии, всегда ведут беспощадную борьбу из-за любви, истребляют себя и других. Так сталкиваются Настасья Филипповна и Аглая в "Идиоте", Грушенька и Екатерина Ивановна в "Братьях Карамазовых". Есть что-то не знающее пощады в соревновании и борьбе этих женщин. Та же атмосфера соревнования и борьбы женских страстей есть и в "Бесах", и в "Подростке", хотя и в менее выпуклой форме. Мужская природа раздвоена. Женская природа не просветлена, в ней есть притягивающая бездна, но никогда нет ни образа благословенной матери, ни образа благословенной девы. Вина тут лежит на мужском начале. Оно оторвалось от начала женского, от матери-земли, от своей девственности, т. е. своего целомудрия и цельности, и пошло путем блужданий и двоений. Мужское начало оказывается бессильным перед женским началом. Ставрогин бессилен перед Лизой и Хромоножкой. Версилов бессилен перед Екатериной Николаевной, Мышкин бессилен перед Настасьей Филипповной и Аглаей, Митя Карамазов бессилен перед Грушенькой и Екатериной Ивановной. Мужчины и женщины остаются трагически разделенными и мучают друг друга. Мужчина бессилен овладеть женщиной, он не принимает женской природы внутрь себя и не проникает в нее, он переживает ее как тему своего собственного раздвоения.
Тема двойной любви занимает большое место в романах Достоевского. Образ двойной любви особенно интересен в "Идиоте". Мышкин любит и Настасью Филипповну, и Аглаю. Мышкин - чистый человек, в нем есть ангелическая природа. Он свободен от темной стихии сладострастия. Но и его любовь - больная, раздвоенная, безысходно-трагическая. И для него двоится предмет любви. И это двоение есть лишь столкновение двух начал в нем самом. Он бессилен соединиться и с Аглаей, и с Настасьей Филипповной, он по природе своей не способен к браку, к брачной любви. Образ Аглаи пленяет его, и он готов быть ее верным рыцарем. Но если другие герои Достоевского страдают от избытка сладострастия, то он страдает от его отсутствия. У него нет и здорового сладострастия. Его любовь бесплотна и бескровна. Но с тем большей силой выражается у него другой полюс любви, и перед ним разверзается другая ее бездна. Он любит Настасью Филипповну жалостью, состраданием, и сострадание его беспредельно. Есть что-то испепеляющее в этом сострадании. В сострадании своем он проявляет своеволие, он переходит границы дозволенного. Бездна сострадания поглощает и губит его. Он хотел бы перенести в вечную божественную жизнь то надрывное сострадание, которое порождено условиями относительной земной жизни. Он хочет Богу навязать свое беспредельное сострадание к Настасье Филипповне. Он забывает во имя этого сострадания обязанности по отношению к собственной личности. В сострадании его нет целостности духа, он ослаблен раздвоением, так как он любит и Аглаю другой любовью. Достоевский показывает, как в чистом, ангелоподобном существе раскрывается больная любовь, несущая гибель, а не спасение. В любви Мышкина нет благодатной устремленности к единому, целостному предмету любви, к полному соединению. Такое беспредельное истребляющее сострадание только и возможно к существу, с которым никогда не будешь соединен. Природа Мышкина тоже дионисическая природа, но это своеобразный, тихий, христианский дионисизм. Мышкин все время пребывает в тихом экстазе, каком-то ангелическом исступлении. И, быть может, все несчастье Мышкина в том, что он слишком был подобен ангелу и недостаточно был человеком, не до конца человеком. Поэтому образ Мышкина стоит в стороне от тех образов Достоевского, в которых он изображает судьбу человека. В Алеше попытался он дать положительный образ человека, которому ничто человеческое не чуждо, которому присуща вся страстная природа человека, и который преодолевает раздвоение, выходит к свету. Я не думаю, чтобы образ этот особенно удался Достоевскому. Но на ангелоподобном образе Мышкина, которому многое человеческое было чуждо, нельзя было остановиться, как на выходе из трагедии человека. Трагедия любви у Мышкина переносится в вечность, и ангельская его природа есть один из источников увековечения этой трагедии любви. Достоевский наделяет Мышкина удивительным даром прозрения. Он прозревает судьбу всех окружающих людей, прозревает самую глубину любимых им женщин. У него сближаются восприятия эмпирического мира с восприятиями мира иного. Но этот дар прозрения есть единственный дар Мышкина в отношении к женской природе. Овладеть этой природой и соединиться с ней он бессилен. Замечательно, что у Достоевского всюду женщины вызывают сладострастие или жалость, иногда одни и те же женщины у разных людей вызывают эти разные отношения. Настасья Филипповна у Мышкина вызывает бесконечное сострадание, у Рогожина - бесконечное сладострастие. Соня Мармеладова, мать подростка вызывают жалость. Грушенька вызывает к себе сладострастное отношение. Сладострастие есть в отношении Версилова к Екатерине Николаевне, и он же жалостью любит свою жену; то же сладострастие есть в отношении Ставрогина к Лизе, но в угасающей и задавленной форме. Но ни исключительная власть сладострастия, ни исключительная власть сострадания не соединяет с предметом любви. Тайна брачной любви не есть ни исключительное сладострастие, ни исключительное сострадание, хотя оба начала привходят в брачную любовь. Но Достоевский не знает этой брачной любви; тайны соединения двух душ в единую душу и двух плотей в единую плоть. Поэтому любовь его изначально осуждена на гибель.
Самое замечательное изображение любви дано Достоевским в "Подростке", в образе любви Версилова к Екатерине Николаевне. Любовь Версилова связана с раздвоением его личности. У него тоже двоящаяся любовь, любовь-страсть к Екатерине Николаевне и любовь-жалость к матери подростка, его законной жене. И для него любовь не есть выход за пределы своего "я", не есть обращенность к своему другому и соединение с ним. Любовь эта - внутренние счеты Версилова с самим собою, его собственная, замкнутая судьба. Личность Версилова всем представляется загадочной, в жизни его есть какая-то тайна. В "Подростке", как и в "Бесах", как и во многих других произведениях, Достоевский прибегает к такому художественному приему, что действие романа начинается после того, как в жизни героев происходит что-то очень важное, определяющее дальнейшее течение событий. Важное событие романа Версилова разыгралось в прошлом, за границей, и на наших глазах изживаются лишь последствия этого события. Женщина играет огромную роль в жизни Версилова. Он - "бабий пророк". Но он так же не способен к брачной любви, как не способен к ней Ставрогин. Он родственник Ставрогина, он - смягченный Ставрогин, в более зрелом возрасте. Мы видим уже внешне его спокойным, до странности спокойным, как бы потухшим вулканом. Но под этой маской спокойствия, почти безразличия ко всему, скрыты исступленные страсти. Затаенная, не находящая себе выхода, обреченная на гибель любовь Версилова раскаляет вокруг всю атмосферу, порождает вихри. Все точно в исступлении от затаенной страсти Версилова. Так всегда у Достоевского - внутреннее состояние человека, хотя бы ни в чем не выраженное, отражается на окружающей атмосфере. В сфере подсознательного окружающие люди подвергаются сильному воздействию внутренней, глубинной жизни героя. Лишь под конец прорывается безумная страсть Версилова. Он совершает целый ряд бессмысленных действий, обнаруживая этим свою тайную жизнь. Встреча и объяснение Версилова с Екатериной Николаевной в конце романа принадлежат к самым замечательным изображениям любовной страсти. Вулкан оказался не окончательно потухшим. Огненная лава, которая составляла внутреннюю подпочву атмосферы "Подростка", наконец прорвалась. "Я вас истреблю",- говорит Версилов Екатерине Николаевне и обнаруживает этим демоническое начало своей любви. Любовь Версилова совершенно безнадежна и безысходна. Она никогда не узнает тайны и таинства соединения. В ней мужская природа остается оторванной от женской. Безнадежна эта любовь не потому, что она не имеет ответа, нет, Екатерина Николаевна любит Версилова. Безнадежность тут в замкнутости мужской природы, невозможности выйти к своему другому, в раздвоении. Замечательная личность Ставрогина окончательно разлагается и гибнет от этой замкнутости и этого раздвоения.
Достоевский глубоко исследует проблему сладострастия. Сладострастие переходит в разврат. Разврат есть явление не физического, а метафизического порядка. Своеволие порождает раздвоение. Раздвоение порождает разврат, в нем теряется целостность. Целостность есть целомудрие. Разврат же есть разорванность. В своем раздвоении, разорванности и развратности человек замыкается в своем "я", теряет способность к соединению с другим, "я" человека начинает разлагаться, он любит не другого, а самую любовь. Настоящая любовь есть всегда любовь к другому, разврат же есть любовь к себе. Разврат есть самоутверждение. И самоутверждение это ведет к самоистреблению. Ибо укрепляет человеческую личность, выход к другому, соединение с другим. Разврат же есть глубокое одиночество человека, смертельный холод одиночества. Разврат есть соблазн небытия, уклон к небытию. Стихия сладострастия - огненная стихия. Но когда сладострастие переходит в разврат, огненная стихия потухает, страсть переходит в ледяной холод. Это с изумительной силой показано Достоевским. В Свидригайлове показано онтологическое перерождение человеческой личности, гибель личности от безудержного сладострастия, перешедшего в безудержный разврат. Свидригайлов принадлежит уже к призрачному царству небытия, в нем есть что-то нечеловеческое. Но начинается разврат всегда со своеволия, с ложного самоутверждения, с замыкания в себе и нежелания знать другого. В сладострастии Мити Карамазова еще сохраняется горячая стихия, в нем есть горячее человеческое сердце, в нем карамазовский разврат не доходит еще до стихии холода, которая есть один из кругов дантовского ада. В Ставрогине сладострастие теряет свою горячую стихию, огонь его потухает. Наступает леденящий, смертельный холод. Трагедия Ставрогина есть трагедия истощения необыкновенной, исключительно одаренной личности, истощения от безмерных, бесконечных стремлений, не знающих границы, выбора и оформления. В своеволии своем он потерял способность к избранию. И жутко звучат слова угасшего Ставрогина в письме к Даше: "Я пробовал везде мою силу... На пробах для себя и для показу, как и прежде во всю мою жизнь, она оказалась беспредельною... Но к чему приложить эту силу - вот чего никогда не видел, не вижу и теперь... Я все так же, как и всегда прежде, могу пожелать сделать доброе дело и ощущаю от этого удовольствие... Я пробовал большой разврат и истощил в нем силы; но я не люблю и не хотел разврата... Я никогда не могу потерять рассудок и никогда не могу поверить идее в такой степени, как он (Кириллов). Я даже заняться идеей в такой степени не могу". Идеал Мадонны и идеал Содомский для него равно притягательны. Но это и есть утеря свободы от своеволия и раздвоения, гибель личности. На судьбе Ставрогина показывается, что желать всего без разбора и границы, оформляющей лик человека, все равно, что ничего уже не желать, и что безмерность силы, ни на что не направленной, все равно, что совершенное бессилие. От безмерности своего беспредметного эротизма Ставрогин доходит до совершенного эротического бессилия, до полной неспособности любить женщину. Раздвоение подрывает силы личности. Раздвоение может быть лишь преодолено избранием, избирающей любовью, направленной на определенный предмет,- на Бога, отметая дьявола, на Мадонну, отметая Содом, на конкретную женщину, отметая дурную множественность неисчислимого количества других женщин. Разврат есть последствие неспособности к избранию, результат утери свободы и центра воли, погружение в небытие вследствие бессилия завоевать себе царство бытия. Разврат есть линия наименьшего сопротивления. К разврату следует подходить не с моралистической, а с онтологической точки зрения. Так и делает Достоевский.
Царство карамазовщины есть царство сладострастия, утерявшего свою цельность. Сладострастие, сохраняющее цельность, внутренне оправдано, оно входит в любовь, как ее неустранимый элемент. Но сладострастие раздвоенное есть разврат, в нем раскрывается идеал Содомский. В царстве Карамазовых загублена человеческая свобода и возвращается она лишь Алеше через Христа. Собственными силами человек не мог выйти из этой притягивающей к небытию стихии. В Федоре Павловиче Карамазове окончательно утеряна возможность свободы избрания. Он целиком находится во власти дурной множественности женственного начала в мире. Для него нет уже "безобразных женщин", нет "мовешек", для него и Елизавета Смердящая - женщина. Тут принцип индивидуализации окончательно снимается, личность загублена. Но разврат не есть первичное начало, губительное для личности. Он - уже последствие, предполагающее глубокие повреждения в строе человеческой личности. Он уже есть выражение распадения личности. Распад же этот есть плод своеволия и самоутверждения. По гениальной диалектике Достоевского своеволие губит свободу, самоутверждение губит личность. Для сохранения свободы, для сохранения личности необходимо смирение перед тем, что выше твоего "я". Личность связана с любовью, но с любовью, направленной на соединение со своим другим. Когда стихия любви замыкается в "я", она порождает разврат и губит личность. Разверзающаяся бездна сострадания - другой полюс любви - не спасает личности, не избавляет от демона сладострастия, ибо и в сострадании может открыться исступленное сладострастие, и сострадание может не быть выходом к другому, слиянием с другим. И в сладострастии, и в сострадании есть вечные стихийные начала, без которых невозможна любовь. И страсть, и жалость к любимому вполне правомерны и оправданны. Но эти стихии должны быть просветлены увидением образа, лика своего другого в Боге, слиянием в Боге со своим другим. Только это и есть настоящая любовь. Достоевский не раскрывает нам положительной эротической любви. Любовь Алеши и Лизы не может нас удовлетворить. Нет у Достоевского и культа Мадонны. Но он страшно много дает для исследования трагической природы любви. Тут у него настоящие откровения.
Христианство есть религия любви. И Достоевский принял христианство прежде всего как религию любви. В поучениях старца Зосимы, в религиозных размышлениях, разбросанных в разных местах его творений, чувствуется дух Иоаннова христианства. Русский Христос у Достоевского есть прежде всего провозвестник бесконечной любви. Но подобно тому как в любви мужчины и женщины раскрывает Достоевский трагическое противоречие, оно раскрывается ему и в любви человека к человеку. У Достоевского была замечательная мысль, что любовь к человеку и человечеству может быть безбожной любовью. Не всякая любовь к человеку и человечеству есть христианская любовь. В гениальной по силе прозрения утопии грядущего, рассказанной Версиловым, люди прилепляются друг к другу и любят друг друга, потому что исчезла великая идея Бога и бессмертия. "Я представляю себе, мой милый,- говорит Версилов подростку,- что бой уже кончился и борьба улеглась. После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье и люди остались одни, как желали: великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходит, как то величавое, зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это был уже как бы последний день человечества. И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство. Милый мой мальчик, я никогда не мог вообразить себе людей неблагодарными и оглупевшими. Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют все друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к тому, который был Бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы и землю, и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу иными глазами, взглядом любовника на возлюбленную. Они просыпались бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая, что дни коротки, что это - все, что у них остается. Они работали бы друг для друга, и каждый отдавал бы всем все свое состояние и тем одним был бы счастлив. Каждый ребенок знал бы и чувствовал, что всякий на земле ему как отец и мать. "Пусть завтра последний день мой, думал бы каждый, смотря на заходящее солнце; но все равно, я умру, но останутся все они, а после них дети их". И эта мысль, что они останутся, все также любя и трепеща друг за друга, заменила бы мысль о загробной встрече. О, они торопились бы любить, чтобы затушить великую грусть в своих сердцах. Они были бы горды и смелы за себя, но сделались бы робкими друг за друга: каждый трепетал бы за жизнь и счастье каждого. Они стали бы нежны друг к другу и не стыдились бы того, как теперь, и ласкали бы друг друга, как дети. Встречаясь, смотрели бы друг на друга глубоким и осмысленным взглядом, и во взглядах их была бы любовь и грусть". В этих изумительных словах Версилов рисует картину безбожной любви. Это - любовь противоположная христианской, не от Смысла бытия, а от бессмыслицы бытия, не для утверждения вечной жизни, а для использования преходящего мгновения жизни. Это - фантастическая утопия. Такой любви никогда не будет в безбожном человечестве; в безбожном человечестве будет то, что нарисовано в "Бесах". Никогда ведь не бывает того, что преподносится в утопиях. Но эта утопия очень важна для раскрытия идеи Достоевского о любви. Безбожное человечество должно прийти к жестокости, к истреблению друг друга, к превращению человека в простое средство. Есть любовь к человеку в Боге. Она раскрывает и утверждает для вечной жизни лик каждого человека. Только это и есть истинная любовь, любовь христианская. Истинная любовь связана с бессмертием, она и есть не что иное, как утверждение бессмертия, вечной жизни. Это - мысль центральная для Достоевского. Истинная любовь связана с личностью, личность связана с бессмертием. Это верно и для любви эротической и для всякой иной любви человека к человеку. Но есть любовь к человеку вне Бога; она не знает вечного лика человека, ибо он лишь в Боге существует. Она не направлена на вечную, бессмертную жизнь. Это - безличная, коммунистическая любовь, в которой люди прилепляются друг к другу, чтобы не так страшно было жить потерявшим веру в Бога и в бессмертие, т. е. в Смысл жизни. Это - последний предел человеческого своеволия и самоутверждения. В безбожной любви человек отрекается от своей духовной природы, от своего первородства, он предает свою свободу и бессмертие. Сострадание к человеку как к трепещущей, жалкой твари, игралищу бессмысленной необходимости - есть последнее прибежище идеальных человеческих чувств, после того как угасла всякая великая Идея и утерян Смысл. Но это не христианское сострадание. Для христианской любви каждый человек есть брат во Христе. Христова любовь есть узрение богосыновства каждого человека, образа и подобия Божьего в каждом человеке. Человек прежде всего должен любить Бога. Это - первая заповедь. А за ней следует заповедь любви к ближнему. Любить человека только потому и возможно, что есть Бог, единый Отец. Его образ и подобие мы должны любить в каждом человеке. Любить человека, если нет Бога, значит человека почитать за Бога. И тогда подстерегает человека образ человекобога, который должен поглотить человека, превратить его в свое орудие. Так невозможной оказывается любовь к человеку, если нет любви к Богу. И Иван Карамазов говорит, что любить ближнего невозможно. Антихристианское человеколюбие есть лживое, обманчивое человеколюбие. Идея человекобога истребляет человека, лишь идея Богочеловека утверждает человека для вечности. Безбожная, антихристианская любовь к человеку и человечеству - центральная тема "Легенды о Великом Инквизиторе". Мы еще вернемся к ней. Достоевский много раз подходил к этой теме - отрицанию Бога во имя социального эвдемонизма, во имя человеколюбия, во имя счастья людей в этой краткой земной жизни. И всякий раз являлось у него сознание необходимости соединения любви со свободой. Соединение любви со свободой дано в образе Христа. Любовь мужчины и женщины, любовь человека к человеку становится безбожной любовью, когда теряется духовная свобода, когда исчезает лик, когда нет в ней бессмертия и вечности. Настоящая любовь есть утверждение вечности.
«Миросозерцание Достоевского» Бердяева — одна из лучших книг о Достоевском. Глубокий анализ творчества Достоевского перерастает в целую систему христианского мировоззрения.
Бердяев писал в «Самопознании» о «Миросозерцании Достоевского»: «Для меня всегда огромное значение имела «Легенда о Великом Инквизиторе». Я видел в ней вершину творчества Достоевского. Католическое обличье легенды мне представлялось второстепенным. «Великий Инквизитор» – мировое начало, принимающее самые разнообразные формы, по видимости самые противоположные – католичества и авторитарной религии вообще, коммунизма и тоталитарного государства. В книге «Миросозерцание Достоевского» я высказал свои мысли по этому поводу. Но вот что важно для понимания моего духовного пути и моего отношения к христианству. В мое сердце вошел образ Христа «Легенды о Великом Инквизиторе», я принял Христа «Легенды».
В предисловии к «Миросозерцанию Достоевского» Беряев пишет: «Я не собираюсь писать историко-литературного исследования о Достоевском, не предполагаю дать его биографию и характеристику его личности. Менее всего также моя книга будет этюдом в области «литературной критики» — род творчества не очень мною ценимый. Нельзя было бы также сказать, что я подхожу к Достоевскому с психологической точки зрения, раскрываю «психологию» Достоевского. Моя задача — иная. Моя работа должна быть отнесена к области пневматологии, а не психологии. Я хотел бы раскрыть дух Достоевского, выявить его глубочайшее мироощущение и интуитивно воссоздать его миросозерцание. Достоевский был не только великий художник, он был также великий мыслитель и великий духовидец. Он — гениальный диалектик, величайший русский метафизик. Идеи играют огромную, центральную роль в творчестве Достоевского. И гениальная, идейная диалектика занимает не меньшее место у Достоевского, чем его необычайная психология. Идейная диалектика есть особый род его художества. Он художеством своим проникает в первоосновы жизни идей, и жизнь идей пронизывает его художество. Идеи живут у него органической жизнью; имеют свою неотвратимую, жизненную судьбу. Эта жизнь идей — динамическая жизнь, в ней нет ничего статического, нет остановки и окостенения. И Достоевский исследует динамические процессы в жизни идей. В творчестве его поднимается огненный вихрь идей. Жизнь идей протекает в раскаленной, огненной атмосфере — охлажденных идей у Достоевского нет, и он ими не интересуется. […] Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли. И те, которые отказываются принять участие в этом пиршестве на том основании, что в своей скептической рефлексии заподозрили ценность всякой мысли и всякой идеи, обрекают себя на унылое, бедное и полуголодное существование. Достоевский открывает новые миры. Эти миры находятся в состоянии бурного движения. Через миры эти и их движение разгадываются судьбы человека. Но те, которые ограничивают себя интересом к психологии, к формальной стороне художества, те закрывают себе доступ к этим мирам и никогда не поймут того, что раскрывается в творчестве Достоевского. И вот я хочу войти в самую глубину мира идей Достоевского, постигнуть его миросозерцание. Что такое миросозерцание писателя? Это его созерцание мира, его интуитивное проникновение во внутреннее существо мира. Это и есть то, что открывается творцу о мире, о жизни. У Достоевского было свое откровение, и я хочу постигнуть его. Миросозерцание Достоевского не было отвлеченной системой идей, такой системы нельзя искать у художника, да и вряд ли она вообще возможна. Миросозерцание Достоевского есть его гениальная интуиция человеческой и мировой судьбы. Это интуиция художественная, но не только художественная, это — также идейная, познавательная, философская интуиция, это — гнозис. Достоевский был в каком-то особенном смысле гностиком. Его творчество есть знание, наука о духе, Миросозерцание Достоевского прежде всего в высшей степени динамическое, и в этой динамичности я и хочу его раскрыть, С этой динамической точки зрения у Достоевского нет никаких противоречий. Он осуществляет принцип — соinсidеnсiа ороsitоrum. Из углубленного чтения Достоевского каждый должен выйти обогащенный знанием, И это знание я хотел бы в полноте восстановить.»