Белая гвардия- список ролей и очень краткое описание персонажей. Белая гвардия- список ролей и очень краткое описание персонажей Белая гвардия лариосик

После такой ворчливой рецензии захотелось написал о романе М.А. Булгакова "Белая гвардия". Роман этот я считаю самым талантливым и значительным у самого писателя. Куда более сильным, чем любимый всеми незаконченный им самим "Мастер и Маргарита". Булгаков начал писать роман после смерти своей матери (1 февраля в 1922 года) и писал до 1924 года. Рукопись романа не сохранилась. Перепечатывавшая роман машинистка И. С. Раабен, утверждала, что это произведение задумывалось Булгаковым как трилогия. В третьей части, действие которой охватывало весь 1919 год, Мышлаевский перешёл на сторону большевиков и служил в Красной Армии.

У романа могли быть и другие названия, — так Булгаков выбирал между «Полночный крест» и «Белый крест». Один из отрывков ранней редакции романа в декабре 1922 года был опубликован в берлинской газете «Накануне» под названием «В ночь на 3-е число» с подзаголовком "Из романа «Алый мах». В 1923 году Булгаков писал о своей работе: «А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, от которого небу станет жарко…» В своей автобиографии 1924 года Булгаков написал: «Год писал роман „Белая гвардия“. Роман этот я люблю больше всех других моих вещей». Однако сам писатель сомневался касательно силы этого произведения — 5 января 1925 года в своём дневнике он написал: «Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и „Белая гвардия“ не сильная вещь».

А теперь хотелось бы написать про реальных прототипов героев романа. Про двух их них я уже недавно

Алексей Васильевич Турбин - это, конечно же, альтер эго самого Булгакова. По крайней мере так он себя видит в романе. Его роль в сериале исполнил Константин Хабенский, в "Днях Турбиных" его играл великолепный Андрей Мягков. На мой взгляд, Хабенскому не удалось переиграть Мягкова.

Елена Турбина-Тальберг - это сестра писателя Варвара Афанасьевна Карум (Булгакова). Разорвала отношения с братом после публикации романа. Первая жена М. А. Булгакова Т. Н. Лаппа вспоминала: "… Варя его (Л. С. Карума. — Б. С.) любила. Она потом Михаилу такое ужасное письмо прислала: «Какое право ты имел так отзываться о моем муже… Ты вперед на себя посмотри. Ты мне не брат после этого…» В сериале ее играет Ксения Рапопорт, в "ДТ" ее сыграла великолепная актриса Валентина Титова. Титова, на мой взгляд, гораздо более убедительна.

Сергей Иванович Тальберг — капитан Генерального штаба гетмана Скоропадского, муж Елены. Капитан Тальберг, муж Елены Тальберг-Турбиной имеет много общих черт с мужем Варвары Афанасьевны Булгаковой, Леонидом Сергеевичем Карумом (1888—1968), немцем по происхождению, кадровым офицером, служившим вначале Скоропадскому, а потом большевикам. Карум написал мемуары «Моя жизнь. Рассказ без вранья», где описал в том числе события романа в собственной интерпретации. Карум писал, что он очень рассердил Булгакова и других родственников своей жены, когда в мае 1917 года надел на собственную свадьбу мундир с орденами, однако с широкой красной повязкой на рукаве. В романе братья Турбины осуждают Тальберга за то, что он в марте 1917 года «был первый, — поймите, первый, — кто пришел в военное училище с широченной красной повязкой на рукаве… Тальберг как член революционного военного комитета, а не кто иной, арестовал знаменитого генерала Петрова». Карум действительно был членом исполкома Киевской городской Думы и участвовал в аресте генерал-адъютанта Н. И. Иванова. Карум отконвоировал генерала в столицу. На этот раз в сериале его исполнил Игорь Черневич, а вот Олега Басилашвили в ДТ ему обыграть не удалось.

Мышлаевский

Прототипом поручика Мышлаевского стал друг детства Булгакова Николай Николаевич Сынгаевский. В своих воспоминаниях Т. Н. Лаппа (первая жена Булгакова) описала Сынгаевского таким: «Он был очень красивый… Высокий, худой… голова у него была небольшая… маловата для его фигуры. Все мечтал о балете, хотел в балетную школу поступить. Перед приходом петлюровцев он пошел в юнкеры».

Т. Н. Лаппа также вспоминала, что служба Булгакова у Скоропадского свелась к следующему: «Пришел Сынгаевский и другие Мишины товарищи и вот разговаривали, что надо не пустить петлюровцев и защищать город, что немцы должны помочь… а немцы все драпали. И ребята сговаривались на следующий день пойти. Остались даже у нас ночевать, кажется. А утром Михаил поехал. Там медпункт был… И должен был быть бой, но его, кажется, не было. Михаил приехал на извозчике и сказал, что все кончено и что будут петлюровцы». После 1920 года семья Сынгаевских эмигрировала в Польшу.

В сериале его играет М. Пореченков против В. Басова в ДТ. Эмоциональная моя оценка - даже рядом не стоял. Басов ярче и до сих пор смотрится более реалистично, чем Пореченков.

Шервинский

Прототипом поручика Шервинского стал ещё один друг Булгакова — Юрий Леонидович Гладыревский, певец-любитель, который служил (правда не адъютантом) в войсках гетмана Скоропадского, после он эмигрировал. Гладыревский эмигрировал во Францию, где с конца 1920-х гг. на концертах и благотворительных вечерах исполнял под гитару русские и цыганские песни. В 1930 году руководил хором Приюта великой княгини Елены Владимировны, в 1931—1962 гг. — балалаечным оркестром. В 1930-х гг. выступал с оркестром в ресторанах «Prado» и «Normandy». Был Генеральным секретарём Союза российских кадетских корпусов и смотрителем участка русского кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа. В 1963 году руководил работами по созданию на этом кладбище памятника великому князю Константину Константиновичу и всем кадетам. Один из организаторов Дней кадетской скорби и паломничеств на кладбище. Секретарь Объединения бывших воспитанников Ярославского кадетского корпуса. Умер 20 марта 1968 в Каннах, похоронен на местном кладбище, в 1968 перезахоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

В сериале его играет Евгений Дятлов, который соперничает с великолепным Василием Лановым в ДТ. Мой выбор понятен - Лановой!

Николка

Прототипом Николки Турбина стал брат М. А. Булгакова — Николай Булгаков. Вторая жена писателя Любовь Евгеньевна Белозерская-Булгакова в книге «Воспоминания» писала: «Один из братьев Михаил Афанасьевича (Николай) был тоже врачом. Вот на личности младшего брата, Николая, мне и хочется остановиться. Сердцу моему всегда был мил благородный и уютный человечек Николка Турбин (особенно по роману „Белая гвардия“. В пьесе „Дни Турбиных“ он гораздо более схематичен.). В жизни мне Николая Афанасьевича Булгакова увидеть так и не удалось. Это младший представитель облюбованной в булгаковской семье профессии — доктор медицины, бактериолог, ученый и исследователь, умерший в Париже в 1966 году. Он учился в Загребском университете и там же был оставлен при кафедре бактериологии». Елена Сергеевна Булгакова записала со слов жены Николая Афанасьевича семейную легенду, которая даже имела название — «Как педель Максим спас Николку»: «Когда петлюровцы пришли, они потребовали, чтобы все офицеры и юнкера собрались в Педагогическом музее Первой гимназии (музей, где собирались работы гимназистов). Все собрались. Двери заперли. Коля сказал: „Господа, нужно бежать, это ловушка“. Никто не решался. Коля поднялся на второй этаж (помещение этого музея он знал как свои пять пальцев) и через какое-то окно выбрался во двор — во дворе был снег, и он упал в снег. Это был двор их гимназии, и Коля пробрался в гимназию, где ему встретился Максим (педель). Нужно было сменить юнкерскую одежду. Максим забрал его вещи, дал ему надеть свой костюм, и Коля другим ходом выбрался — в штатском — из гимназии и пошел домой. Другие были растреляны.

В сериале его играет молодой актер, сын Михаила Ефремова, Ниолай Ефремов. В ДТ его роль сыграл молодой Андрей Ростоцкий. И на этот раз "Дни Турбиных" побеждают - именно офицеры и юнкера у Ростоцкого получались лучше всего, он был словно создан на экране воплощать офицерские образы.

Карась

Т. Н. Лаппа вспоминала: «Карась был точно — все его звали Карасем или Карасиком, не помню, это было прозвище или фамилия… Он был именно похож на карася — низенький, плотный, широкий — ну, как карась. Лицо круглое… Когда мы с Михаилом к Сынгаевским приходили, он там часто бывал…» По версии Чудаковой, прототипом Карася согласно воспоминаниям Т. Н. Лаппа, послужил приятель Сынгаевских: «невысокого такого роста, толстенький, лицо круглое. Симпатичный был. Вот чем занимался, не знаю».

По другой версии, которую высказал исследователь Тинченко, прообразом Степанова-Карася стал Андрей Михайлович Земский (1892—1946) — муж сестры Булгакова Надежды. 23-летние Надежда Булгакова и Андрей Земский — уроженец Тифлиса и выпускник филолог Московского университета познакомились в Москве в 1916 году. Земский был сыном священника — преподавателя духовной семинарии. Земский был направлен в Киев для учёбы в Николаевском артиллерийском училище. В короткие увольнительные юнкер Земский бегал к Надежде — в тот самый дом Турбиных.

В июле 1917 года Земский окончил училище и был назначен в запасной артиллерийский дивизион в Царском селе. Надежда поехала с ним, но уже — в качестве жены. В марте 1918 года дивизион был эвакуирован в Самару, где произошёл белогвардейский переворот. Подразделение Земского перешло на сторону белых, однако сам он в боях с большевиками не участвовал. После этих событий Земский преподавал русский язык. Арестованный в январе 1931 года Л. С. Карум под пытками в ОГПУ дал показания, что Земский в 1918 году месяц или два числился в колчаковской армии. Земский был тут же арестован и сослан на 5 лет в Сибирь, потом в Казахстан. В 1933 году дело пересмотрели и Земский смог вернуться в Москву к семье. Потом Земский продолжал преподавать русский язык, в соавторстве издал учебник русского языка.

В сериале его играл Евгений Стычкин, а в ДТ Петр Щербаков. Щербаков мне казался более убедителен. А Стычкин как-то смешно даже смотрелся рядом с Пореченковым.

Лариосик

В своих мемуарах Л. С. Карум писал о прототипе Лариосика: «В октябре месяце появился у нас Коля Судзиловский. Он решил продолжать обучение в университете, но был уже не на медицинском, а на юридическом факультете. Дядя Коля просил Вареньку и меня позаботиться о нём. Мы, обсудив эту проблему с нашими студентами, Костей и Ваней, предложили ему жить у нас в одной комнате со студентами. Но это был очень шумливый и восторженный человек. Поэтому Коля и Ваня переехали скоро к матери на Андреевский спуск, 36, где она жила с Лелей на квартире у Ивана Павловича Воскресенского. А у нас в квартире остались невозмутимый Костя и Коля Судзиловский.»

По воспоминаниям брата Юрия Леонидовича Гладыревского Николая: «А Лариосик — это мой двоюродный брат, Судзиловский. Он был офицером во время войны, потом демобилизовался, пытался, кажется, поступить учиться. Он приехал из Житомира, хотел у нас поселиться, но моя мать знала, что он не особенно приятный субъект, и сплавила его к Булгаковым. Они ему сдавали комнату…»

Тут даже и сравнивать нечего. В сериале его роль исполнил Сергей Брюн, а в ДТ его исполнял замечательный советский актер Сергей Иванов, запомнившийся всем по роли лейтенанта Кузнечика из фильма "В бой идут одни старики". Иванов в роли Лариосика великолепен.

Прототип прапорщика-футуриста Михаила Шполянского — это известный впоследствии литератор Виктор Борисович Шкловский. Его роль в сериале исполнил Федор Бондарчук.

«Белая гвардия» — во многих деталях является автобиографическим романом, который основан на личных впечатлениях и воспоминаниях писателя о событиях происходивших в Киеве зимой 1918—1919 гг. Турбины — девичья фамилия бабушки Булгакова со стороны матери. В членах семьи Турбиных без труда угадываются родственники Михаила Булгакова, его киевские друзья, знакомые и он сам. Рукописи романа не сохранились. Действие романа происходит в доме, который до малейших деталей списан с дома, в котором жила семья Булгаковых в Киеве и в котором теперь расположен музей Дом Турбиных.

По другой версии, которую высказал исследователь Ярослав Тинченко, прообразом Степанова-Карася стал Андрей Михайлович Земский (1892-1946) - муж сестры Булгакова Надежды. 23-летние Надежда Булгакова и Андрей Земский, уроженец Тифлиса и выпускник филолог Московского университета, познакомились в Москве в 1916 году. Земский был сыном священника - преподавателя духовной семинарии. Земский был направлен в Киев для учёбы в Николаевском артиллерийском училище. В короткие увольнительные юнкер Земский бегал к Надежде - в тот самый дом Турбиных.

В июле 1917 года Земский окончил училище и был назначен в запасной артиллерийский дивизион в Царском селе. Надежда поехала с ним, но уже в качестве жены. В марте 1918 года дивизион был эвакуирован в Самару, где произошёл белогвардейский переворот. Подразделение Земского перешло на сторону белых, однако сам он в боях с большевиками не участвовал. После этих событий Земский преподавал русский язык.

Арестованный в январе 1931 года Л. С. Карум под пытками в ОГПУ дал показания, что Земский в 1918 году месяц или два числился в колчаковской армии. Земский был тут же арестован и сослан на 5 лет в Сибирь, потом в Казахстан. В 1933 году дело пересмотрели и Земский смог вернуться в Москву к семье.

Потом Земский продолжал преподавать русский язык, в соавторстве издал учебник русского языка.

Лариосик

Существуют два претендента, которые могли стать прототипом Лариосика, и оба они полные тёзки одного года рождения - оба носят имя Николай Судзиловский 1896 года рождения и оба из Житомира. Один из них Николай Николаевич Судзиловский племянник Карума (приёмный сын его сестры), но он не жил в доме Турбиных.

В своих мемуарах Л. С. Карум писал о прототипе Лариосика:

«В октябре месяце появился у нас Коля Судзиловский. Он решил продолжать обучение в университете, но был уже не на медицинском, а на юридическом факультете. Дядя Коля просил Вареньку и меня позаботиться о нём. Мы, обсудив эту проблему с нашими студентами, Костей и Ваней, предложили ему жить у нас в одной комнате со студентами. Но это был очень шумливый и восторженный человек. Поэтому Коля и Ваня переехали скоро к матери на Андреевский спуск, 36, где она жила с Лелей на квартире у Ивана Павловича Воскресенского. А у нас в квартире остались невозмутимый Костя и Коля Судзиловский.»

Т. Н. Лаппа вспоминала, что тогда у Карумов «жил Судзиловский - такой потешный! У него из рук все падало, говорил невпопад. Не помню, то ли из Вильны он приехал, то ли из Житомира. Лариосик на него похож».

Т. Н. Лаппа также вспоминала: «Родственник какой-то из Житомира. Я вот не помню, когда он появился… Неприятный тип. Странноватый какой-то, даже что-то ненормальное в нём было. Неуклюжий. Что-то у него падало, что-то билось. Так, мямля какая-то… Рост средний, выше среднего… Вообще, он отличался от всех чем-то. Такой плотноватый был, среднего возраста… Он был некрасивый. Варя ему понравилась сразу. Леонида-то не было…»

Николай Васильевич Судзиловский родился 7 (19) августа 1896 года в деревне Павловка Чаусского уезда Могилевской губернии в имении своего отца, статского советника и уездного предводителя дворянства. В 1916 году Судзиловский учился на юридическом факультете Московского университета. В конце года Судзиловский поступил в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков, откуда был исключен за неуспеваемость в феврале 1917 года и направлен вольноопределяющимся в 180-й запасной пехотный полк. Оттуда он был направлен во Владимирское военное училище в Петрограде, но был исключен и оттуда уже в мае 1917 года. Чтобы получить отсрочку от военной службы, Судзиловский женился, а в 1918 году вместе с женой переехал в Житомир к своим родителям. Летом 1918 года прототип Лариосика безуспешно пытался поступить в Киевский университет. В квартире Булгаковых на Андреевском спуске Судзиловский появился 14 декабря 1918 года - в день падения Скоропадского. К тому времени жена его уже бросила. В 1919 году Николай Васильевич вступил в Добровольческую армию, и его дальнейшая судьба неизвестна.

План пересказа

1. Семья Турбиных.
2. Город в опасности.
3. Бегство Тальберга.
4. Разговор о формировании русской армии.
5. Жизнь Города зимой 1918 г.
6. Петлюра наступает на Город.
7. Создается дивизион по защите Города.
8. Бегство гетмана и командующего армией. Роспуск дивизиона.
9. Николай Турбин вынужден распустить отряд юнкеров. Смерть Най-Турса.
10. Алексей Турбин ранен. Приезд Лариосика.
11. Вечер в доме Турбиных. Нападение на Василису и исчезновение пистолетов из тайника Турбинных.
12. Николка находит мать и сестру Най-Турса и рассказывает им о его героической гибели.
13. Молитва Елены. Выздоровление Алексея Турбина.
14. Елена узнает, что Тальберг за границей женился.
15. Смерть Петлюры. Философские мысли автора.

Пересказ

Главы 1, 2 и 3

«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй... Молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь... В мае, «через год после того, как дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, и в ту неделю, когда старший сын, Алексей Васильевич Турбин, после тяжких походов, службы и бед вернулся на Украину в Город, в родное гнездо, белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевско-му спуску на Подол, в маленькую церковь Николая Доброго».

Алексей Турбин, Елена, Николка — все были словно оглушены смертью матери. Отпели, похоронили на кладбище, где давно уже лежал отец-профессор. Турбины живут в доме № 13 по Алексеевскому спуску. Дом наполнен предметами, знакомыми и любимыми с детства. Изразцовая печка, испещренная надписями и рисунками Турбинных и их друзей, бронзовые часы, кремовые шторы, мебель старого красного бархата, турецкие ковры, бронзовая лампа под абажуром, шкаф с книгами, с Наташей Ростовой, «Капитанской дочкой» — «все это мать в самое трудное время оставила детям и, уже задыхаясь и слабея, цепляясь за руку Елены, плачущей, молвила: «Дружно... живите». «Но как жить? Как же жить? Алексею Васильевичу Турбину, старшему, - молодому врачу - двадцать восемь лет, Елене -двадцать четыре, а Николке — семнадцать с половиной. Жизнь-то им перебило на самом рассвете... Упадут стены, потухнет огонь в бронзовой лампе, а «Капитанскую дочку» сожгут в печи. Мать сказала детям: «Живите». А им придется мучиться и умирать.

Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-танк». В столовой «старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года», Николка — унтер-офицер и его подруга-гитара. «Тревожно в Городе, туманно, плохо... Но, несмотря на все, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты». Елена волнуется: где же Тальберг? За окнами слышен грохот пушек, выстрелы. «Николка, наконец, не выдерживает:

— Желал бы я знать, почему так близко стреляют? Ведь не может же быть...

— Потому стреляют, что немцы — мерзавцы, — неожиданно бурчит старший.

Елена поднимает голову на часы и спрашивает:

— Неужели, неужели они оставят нас на произвол судьбы? — Голос ее тосклив».

Все трое размышляют о том, удастся ли Петлюре войти в город, и почему нет до сих пор союзников».

Вскоре послышались шаги, стук в дверь. Вошла «высокая, широкоплечая фигура в серой шинели», в заиндевевшем башлыке. Это был поручик Виктор Викторович Мышлаевский. Голова его «была очень красива, странной и печальной и привлекательной красотой давней, настоящей породы и вырождения». Он просится переночевать: сильно замерз, даже обморозился. Мышлаевский «ругал похабными словами полковника Щетки-на, мороз, Петлюру, и немцев, и метель, и кончил тем, что самого гетмана всея Украины обложил гнуснейшими площадными словами». Говорил, что сутки они пробыли на морозе, легко одетыми, без валенок, защищая Город, и лишь в два часа дня пришла смена — «человек двести юнкеров» под командованием полковника Най-Турса. Двое замерзли насмерть, двоим придется ампутировать ноги. Мышлаевский рассказывает о полной неразберихе: «что делается — уму непостижимо», о безразличии и предательстве командования. Слушая рассказ Мышлаевского, Елена плачет. Ей представляется, что Тальберг убит.

Раздается звонок. Это Тальберг — высокий, статный человек с «двухслойными глазами», с «вечной патентованной улыбкой». Он служит в гетмановском военном министерстве. Братья Турбины не любят Тальберга, чувствуют в нем некую двуликость, фальшь. Хотя Тальберг «улыбается всем благосклонно», его приход сеет тревогу. Он рассказывает «медленно и весело» о том, что на поезд с деньгами, который он конвоировал, напал «неизвестно кто».

Елена и Тальберг уходят на свою половину. Тальберг сообщает жене, что обстоятельства вынуждают его бежать из Города сейчас, немедленно. Елена, «похудевшая и строгая», собирает ему чемодан. Тальберг говорит, что ему оставаться в Городе опасно, так как есть вероятность, что скоро «Петлюра войдет». Тальберг говорит, что не может взять ее с собой «на скитанья и неизвестность». Елена спрашивает Тальберга, почему он не сообщит братьям о предательстве немцев. Тальберг краснеет и говорит, что предупредит Турбиных. Прощаясь с мужем, «Елена всплакнула, но тихо - женщина она была сильная». Тальберг рассказал братьям Елены о немцах и простился: «уколол обоих братьев щетками черных подстриженных усов». Тальберг бежит с немцами.

Ночью в квартире этажом ниже домохозяин Василий Иванович Лисович, прозванный Василисой (из страха он с января 1918 г. на всех документах стал писать свое имя «Вас. Лис.»), прятал в тайник под обои пачку денег. Всего тайников было три. В это же самое время волчья оборванная серая фигура наблюдала за ним с ветви дерева на безлюдной улице сквозь щель простыни на окне. Василиса лег спать и ему снилось, будто воры отмычками вскрыли тайник, а червонный валет выстрелил в него в упор. Василиса вскочил с воплем, но в доме было тихо, а сверху от Турбиных слышались звуки гитары.

В комнате Турбиных за столом сидели их друзья: Леонид Юрьевич Шервинский, ныне адъютант в штабе князя Белорукова, «маленький улан», он принес розы Елене; подпоручик Степанов — по гимназической кличке Карась, «маленький, укладистый, действительно очень похожий на карася», и Мышлаевский. Глаза Мышлаевского «в красных кольцах — стужа, пережитый страх, водка, злоба». Карась сообщает новость: «всем нужно идти драться... Командир — полковник Малышев, дивизион замечательный — студенческий».

Шервинский радостно воспринимает новость об исчезновении Тальберга: он влюблен в Елену. У Шервинского чудесный голос: «Все вздор на свете, кроме такого голоса». Он мечтает о том, что после войны бросит военную службу и будет петь в La Sса1а и в Большом театре в Москве. Друзья обсуждают положение в Городе. Турбин кричит, что гетмана стоит повесить, он полгода «издевался над русскими офицерами, над всеми»: запретил формирование русской армии. Он, Турбин, собирается записаться в дивизион Малышева если не врачом, то простым рядовым. Алексей думает, что в Городе можно было бы набрать пятидесятитысячную армию, «отборную, лучшую, потому что все юнкера, все студенты, гимназисты, офицеры, а их тысячи в Городе, все пошли бы с дорогою душой. Не только Петлюры бы духу не было в Малороссии, но мы бы Троцкого прихлопнули в Москве, как муху».

Друзья разошлись спать, Елена у себя не спит: «черная громадная печаль одевала Еленину голову, как капор». Елена пытается найти оправдание поступку Тальберга: «он очень резонный человек», но понимает, что «не было в душе самого главного» - уважения к нему.

Алексей тоже долго не может уснуть. И его мучает мысль о предательстве и трусости Тальберга: «Мерзавец он. Больше ничего! ...О, чертова кукла, лишенная малейшего понятия о чести!» Под утро Алексей засыпает и ему «явился маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку и глумливо сказал: «Святая Русь - страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь - только лишнее бремя». Турбин собирается выстрелить в него, но кошмар исчезает. На рассвете Турбину снится Город.

Глава 4

«Как многоярусные соты, дымился и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром... И было садов в Городе так много, как ни в одном городе мира... Играл светом и переливался, светился, и танцевал, и мерцал Город по ночам до самого утра, а утром угасал, одевался дымом и туманом. Но лучше всего сверкал электрический белый крест в руках громаднейшего Владимира на Владимирской горке...» Зимой 1918 г. жизнь Города была «странною, неестественной». В Город устремились толпы «новых пришельцев». Банкиры, домовладельцы, журналисты, аристократы, секретари директоров департаментов, поэты, ростовщики, актрисы и пр., бежавшие из Москвы и Петербурга. «Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка». По ночам на окраинах слышались выстрелы. «Кто в кого стрелял — никому не известно».

Все обитатели Города ненавидели большевиков, ненавидели «трусливой, шипящей» ненавистью. Часть новых горожан, таких, как полковник Най-Турс, «сотни прапорщиков и подпоручиков, бывших студентов, как Степанов - Карась, сбитых с винтов жизни войной и революцией, и поручики, тоже бывшие студенты, но конченные для университета навсегда, как Виктор Викторович Мышлаевский, ненавидели большевиков ненавистью горячей и прямой, той, которая может двинуть в драку...»

Появление гетмана держалось на немцах. В городе не знали о том, как немцы расправляются с крестьянами. Узнав же о карательных мерах, такие, как Василиса, говорили про мужиков: «Вот будут они помнить революцию! Выучат их немцы». «Ладно: тут немцы, а там, за далеким кордоном, большевики. Только две силы».

Глава 5

В сентябре был выпущен из тюрьмы гетмановскими властями Семен Васильевич Петлюра. «Прошлое его было погружено в глубочайший мрак». Это бы «миф, порожденный на Украине в тумане страшного 18-го года». ...И было другое - лютая ненависть. Было четыреста тысяч немцев, а вокруг них четырежды сорок раз четыреста тысяч мужиков с сердцами, горящими неутоленной злобой». Ненависть порождали изуродованные шомполами спины, реквизированные лошади, отобранный хлеб. Среди крестьян были и те, кто вернулся с войны и умел стрелять. Словом, дело было не в Петлюре именно. Не было бы его, был бы кто-то другой. Немцы оставляют Украину, а это означает, что кто-то поплатится жизнью, и, конечно, не те, кто бежит из города.

Алексей Турбин видит во сне рай. Там полковник Най-Турс в облике рыцаря со светозарным шлемом и вахмистр Жилин, убитый в 16-м году. Жилин рассказывает, что в раю много места и хватит на всех большевиков, которые погибнут под Перекопом в 20-м году, рассказывает о своем разговоре с Богом. Бог сказал: «Все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные». Турбин протянул руки к вахмистру и попросился в его бригаду, врачом. Жилин утвердительно закачал головой и тут Турбин проснулся.

В ноябре слово «Петлюра», произносимое немцами как «Пэтурра», стало звучать у всех на устах. Петлюра наступал на Город.

Глава 6

В центре Города на окне бывшего магазина «Парижский шик» висел большой плакат с призывом к добровольцам записываться в мортирный дивизион. В полдень сюда пришли Мышлаевский и Турбин. Полковник Малышев зачислил в дивизион командиром четвертого взвода Мышлаевского и лекарем -Алексея Турбина. Назначение дивизиона — защита Города и гетмана от банд Петлюры и, возможно, от большевиков. Через час Турбин должен был явиться на плац Александровской гимназии. По дороге на плац Турбин купил газету «Вести» от 13 декабря 1918 г., в которой говорилось, что в войсках Петлюры полный развал и он скоро потерпит крах.

Грохотали пушки. Неожиданно Турбин увидел на Владимирской улице процессию гробов с телами офицеров. Погибшие были порезаны и изуродованы мужиками с петлюровцами. В толпе, собравшейся около гробов, Турбин услышал голос: «Так им и треба». В бешенстве он схватил за рукав того, кто это сказал, намереваясь застрелить негодяя, но понял, что ошибся. Говорил кто-то другой. Негодуя, Турбин ткнул скомканный лист «Вестей» в нос мальчишке-газетчику: «Вот тебе вести. Вот тебе. Сволочь!» «На этом припадок его бешенства и прошел. ...Чувствуя стыд Турбин вобрал голову в плечи и, круто свернув...» выбежал на плац гимназии.

Турбин подошел к родной ему гимназии, где проучился восемь лет. Столько же он не видел ее. «Его сердце защемило почему-то от страха. Ему показалось вдруг, что черная туча заслонила небо, что налетел какой-то вихрь и смыл всю жизнь, как страшный вал смывает пристань». Он вспоминает гимназические годы: «сколько было нелепого и грустного и отчаянного, но сколько было радостного». «Куда же все делось?»

На плацу проводилось спешное учение. Замелькали знакомые Турбину лица. Турбин инструктирует фельдшеров-студентов. Мышлаевский объясняет юнкерам-студентам, как обращаться с винтовками. На плацу появляется полковник Малышев. Он омрачился, узнав, что на сто двадцать юнкеров -восемьдесят студентов, не умеющих обращаться с винтовкой. Полковник приказывает распустить дивизион на ночь по домам. Студзинский пытается спорить, настаивает на том, чтобы ночь новобранцы провели на плацу. Однако полковник резко обрывает его.

Малышев приветствует дивизион: ««Артиллеристы! Слов тратить не буду... Будем мы бить Петлюру, сукина сына, и, будьте покойны, побьем!» На Турбина вновь нахлынули воспоминания о гимназических годах. Он увидел старичка - сторожа гимназии Максима, который когда-то тащил их, проштрафившихся мальчишек, к гимназическому начальству. В порыве чувств он намеревается догнать Максима, но одергивает себя: «Довольно сентиментальничать. Просентиментальничали свою жизнь. Довольно».

Глава 7

Темной ночью тайно из дворца был вывезен в немецкий госпиталь под именем майора фон Шратто некий человек, весь замотанный бинтами. Он, якобы, ранил сам себя случайно в шею.

В начале пятого из дворца артиллерийский полковник передал в штаб полковнику Малышеву некое сообщение. А в семь Малышев объявил собравшимся: «За ночь в государственном положении на Украине произошли резкие и внезапные изменения. Поэтому я объявляю вам, что дивизион распущен! Немедленно разойтись по домам!». Все ошеломлены, некоторые офицеры заподозрили Малышева в измене, хотели арестовать его. Полковнику пришлось объясниться. Оказалось, защищать больше некого: гетман бежал, а за ним и командующий армией генерал Белоруков. Петлюра уже подступает к Городу, у него огромная армия.

Мышлаевский предлагает сжечь здание гимназии, Малышев не разрешает этого сделать, говорит, что скоро Петлюре достанется более ценное — сотни жизней, и спасти их нет возможности.

Часть II

Глава 8

К утру 14 декабря 1918 г. Город был обложен войсками Петлюры, но в Городе еще не знали об этом. Полковника Щеткина в штабе не было — штаба не существовало. Его адъютанты также исчезли. Никто не понимал, что творилось. «И в будущем, вероятно, не скоро поймут». Штабные телефоны звонили все реже и реже. Вокруг Города стреляло, грохотало. Но Город еще жил пока своей обычной жизнью. Появляется некий полковник Болботун. За кого он?

Глава 9

Болботун со своим конным полком вошел в Город беспрепятственно. Только у Николаевского колонного училища его встретил пулемет и огонь 30 юнкеров и 4 офицеров. Лишь один из четырех броневиков пришел на помощь - в броневом дивизионе измена: оставшиеся броневики выведены из строя. Изменником был Михаил Семенович Шполянский. Если бы все броневики подошли, Болботун убрался бы. Но Шполянский решил, что не стоит защищать гетмана, пусть тот столкнется с Петлюрой.

Глава 10

Най-Турс с юнкерами охраняет Политехническое шоссе. Увидев конных гайдамаков, он дает команду «Огонь!», не зная еще, что силы оборонявшихся ничтожно малы по сравнению с несколькими полками наступавших. Юнкера, посланные Най-Турсом на разведку, вернулись с сообщением: «Господин полковник, никаких наших частей... нигде нет...» А Най-Турс, понявший, что их предали и оставили погибать, «отдал юнкерам никогда ими не слыханную, странную команду...»

В помещении бывших казарм томилось отделение первой пехотной дружины в составе двадцати восьми юнкеров. Командовал ими Николка Турбин. «Командир отделения штабс-капитан Безруков и двое его помощников-прапорщиков утром уехали в штаб и не возвращались». Николай Турбин по телефону получает приказ и выводит на улицу двадцать восемь человек.

Алексей Турбин решает идти к своему дивизиону. На душе у него «было очень тревожно». Он не понимал, что творится в Городе. Подъехав на извозчике, Турбин увидел у музея вооруженную толпу. Он подумал, что опоздал, потом понял: «Катастрофа... Но вот в чем ужас - они, наверно, ушли в пешем строю. Вероятно, Петлюра подошел неожиданно...» Он находит полковника Малышева, который жжет в печке документы. Малышев говорит ему: «Снимайте скорее погоны и бегите, прячьтесь... Петлюра в городе. Город взят. Штабы предали нас... я дивизион успел разогнать» И вдруг истерически выкрикивает: «Своих я всех спас. На убой не послал! На позор не послал!» Услышав пулемет, советует Турбину бежать и сам скрывается. «Мысли в голове Турбина сбились в бесформенную кучу. Потом, в тишине, ком постепенно размотался». Турбин сорвал погоны, бросил их в печь и выбежал во двор.

Глава 11

Повинуясь приказу, младший Турбин вывел юнкеров в Город. «Маршрут привел Турбина на перекресток, совершенно мертвенный», хотя телефонный голос приказал застать здесь отряд третьей дружины и подкрепить его. Николка решил ожидать отряд. В конце концов ожидания оправдались, но совсем не так, как представлялось Турбину. Появились «свои», но вели они себя странным образом: они убегали, срывая с себя погоны, рвали документы. Николке гордость не позволяла постыдно бежать, и он пытался ввязаться в бой. Неожиданно появился полковник Най-Турс. Он сорвал с Николки погоны и приказал юнкерам спасаться бегством, срывать погоны, бросать оружие, рвать документы. Но Николку вдруг охватил «странный пьяный экстаз». «Не желаю, господин полковник, — ответил он суконным голосом, сел на корточки, обеими руками ухватился за ленту и пустил ее в пулемет». Най-Турс припал к пулемету — всадники, гнавшиеся за юнкерами, исчезли. Най «кулаком погрозил небу и прокричал: «Ребят! Ребят! Штабные стервы!» Най-Турса убили на глазах Турбина. «Николкин мозг задернуло черным туманом». И лишь когда он понял, что остался один, он все же побежал. Николка понял, что Город захватили петлюровцы. Он убегал на спасительный Подол, указанный ему Най-Турсом. Вокруг суетились, бежали в панике люди. «Путь Николки был длинен». В сумерки он возвратился домой и узнал от Елены, что Алексей не вернулся. Елена думает, что Алексей убит.

Чей-то голос из штаба продолжает отдавать команды огневым точкам защитников города: «Бить ураганным огнем по урочищу, по коннице!» Конная сотня налетела и перебила нескольких юнкеров и офицеров возле землянки, находившейся верстах в восьми от города. «Командир, оставшийся в землянке у телефона, выстрелил себе в рот. Последними словами командира были: «Штабная сволочь. Отлично понимаю большевиков».

Николка дома собирается ждать Алексея, но засыпает. Ему снится кошмар, сквозь который он слышит, как зовет его Елена, потом возникает какая-то нелепая фигура с клеткой, в которой сидит канарейка, представляется родственником из Житомира. Наконец Николка окончательно просыпается, видит старшего брата в бессознательном положении, а через три минуты уже мчится по Алексеевскому спуску за врачом для раненого Алексея.

Часть III

Глава 12

Елена рассказывает пришедшему в сознание Алексею о последних событиях. Лариосик, племянник Тальберга, явился в дом за несколько минут до того, как какая-то дама привезла раненого Алексея. Лариосик просится жить у Турбиных. «Я такого балбеса в жизнь свою не видала. У нас он начал с того, что всю посуду расхлопал. Синий сервиз». О себе Лариосик рассказывает, что ему изменила жена, что он одиннадцать дней добирался из Житомира, поезд захватили бандиты, его чуть не расстреляли и вообще он «ужасный неудачник». У Турбиных ему «чрезвычайно понравилось».

Алексей Турбин в тяжелом состоянии. Температура за сорок. Он бредит. Николка находит оружие брата, и теперь находку надлежит надежно спрятать. Най-Турсов кольт и браунинг Алексея вместе с погонами, вложенными в коробку, подвесили через окно в щель между двумя сходящимися домами на костыль, оставшийся от пожарной лестницы. Всем любопытным соседям решено было говорить, что у Турбина-старшего тиф.

Глава 13

Алексей в бреду заново переживает произошедшее. Он видит, что не успевает на поверку и приходит на плац, когда здание гимназии опустело. Он спешит к магазину мадам Анжу и встречается там с Малышевым, который спешно сжигает все документы дивизиона. Алексей только тогда узнает, что все кончено, Петлюра в городе и надо спасаться. Однако очень хотелось узнать, что делается в городе у музея, и он выходит на Владимирскую улицу. Турбин слышит голос Малышева, шепчущий ему: «Беги!». Прямо на него по Прорезной покатой улице, с Крещатика, двигались петлюровцы. Заметив Турбина, они начинают преследовать его. Алексей пытается убежать. Его ранят, почти настигают, когда на помощь приходит женщина, появившаяся из калитки в глухой черной стене. Она прячет его у себя. Женщину зовут Юлия Александровна Рейсс.

«Утром, около девяти часов, случайный извозчик у вымершей Мало-Провальной принял двух седоков — мужчину в черном штатском, очень бледного, и женщину». Они приезжают на Алексеевский спуск, к дому № 13.

Глава 14

На следующий вечер у Турбиных в доме собрались Мышлаевский, Карась, Шервинский - все живы. У постели Алексея консилиум: определили, что у него сыпной тиф.

Офицеры говорят о предательстве главнокомандующего, гетмана и «штабных», о судьбе Ная, о петлюровцах. Снизу послышался странный шум: у соседей как будто были гости — слышался смех Василисы, громкий голос его жены Ванды. «Потом поутихло». Раздавшийся звонок переполошил всех не на шутку. Выяснилось, что пришла запоздавшая телеграмма от матери Лариосика. Затем в квартире появляется насмерть перепуганный Василиса, которого ограбили вооруженные бандиты, обчистившие его тайники. Стоило Василисе сказать, что один из пистолетов бандитов был большой и черный, а другой - маленький, с цепочкой, как Николка сорвался с места и бросился к окну своей комнаты. Раздался звон стекла и крик. Коробки с пистолетами в тайнике не было.

Глава 16

«То не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу, то не бурые, мутные реки текут по старым улицам — то сила Петлюры несметная на площадь старой Софии идет на парад». Силы петлюровцев поражают: артиллерия кажется бесконечной, кони — сытые, «крепкие, крутокрупые», всадники бравые. В толпе собравшихся зевак и Николка Турбин. Все ждут появления Петлюры. Неожиданно в Рыльском переулке грохнул залп. Толпа ударилась в панику: народ бежал с площади, давя друг друга.

Глава 17

Все три дня Николка думает о заветной цели. Раздобыв адрес Най-Турса, Николка находит дом, встречается с матерью и сестрой Най-Турса. По лицу и замешательству Николки они понимают, что Най-Турс погиб. Когда прошел первый приступ горя, Николка рассказывает им, что его командир «умер как герой». Он вовремя прогнал юнкеров, а сам прикрывал их пулеметным огнем. Пули попали Най-Турсу в голову и грудь. Николка рассказывал и плакал. Он вместе с сестрой Най-Турса решает найти тело командира. Разыскали его в кладовой казармы, заваленной трупами.

«В ту же ночь в часовне все было сделано так, как Николка хотел, и совесть его была совершенно спокойна, но печальна и строга». «Старуха мать повернула к Николке трясущуюся голову и сказала ему: «Сын мой. Ну, спасибо тебе». И от этого Николка опять заплакал».

Глава 18

«Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря». Доктор сказал, что надежды нет, что начинается агония. Хотели уже позвать священника, но не решились. Елена, запершись в комнате, молилась перед иконой Богородицы: «Слишком много горя сразу посылаешь, мать-заступница. Так в один год и кончаешь семью. За что?.. Мать взяла у нас, мужа у меня нет и не будет, это я понимаю... А теперь и старшего отнимаешь. За что? На Тебя одна надежда, Пречистая Дева. На Тебя. Умоли Сына своего, умоли господа Бога, чтоб послал чудо...» Долго, истово молилась Елена: «Все мы в крови повинны, но Ты не карай. Не карай...» Елене привиделось, что лик на иконе ожил, внял ее молитвам. Она упала без чувств от «страха и пьяной радости». В это время произошел кризис болезни Алексея. Он выжил.

Глава 19

Петлюра был в городе сорок семь дней. Шел 1919 год. «Второго февраля по турбинской квартире прошла черная фигура, с обритой головой, прикрытой черной шелковой шапочкой. Это был воскресший Турбин. Он резко изменился. На лице, у уголков рта, по-видимому, навсегда присохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали в тенях и навсегда стали неулыбчивыми и мрачными».

Турбин встречается с Рейсс и в знак благодарности за спасение дарит ей браслет покойной матери. «Вы мне милы... Позвольте мне прийти к вам еще». «Придите...» — отвечала она.

Елена получает из Варшавы письмо от знакомой, которая сообщает, что Тальберг женится на Лидочке Герц, и они вместе уезжают в Париж. Елена дает это письмо Алексею. Тот читает и цедит: «С каким бы удовольствием... я б ему по морде съездил...» Он рвет фотографию Тальберга в клочья. «Елена по-бабьи заревела и уткнулась Турбину в крахмальную грудь».

Глава 20

«Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, но 1919-й был его страшней». Петлюровцы покидают Город. «А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто». Наступают большевики.

Дом на Алексеевском спуске мирно спал. Спали и обитатели дома: Турбин, Мышлаевский, Карась, Лариосик, Елена и Николка. «Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла - слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч. Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»

Сочинение

Есть книги, удерживающие внимание лишь движением сюжета, динамизмом действий. Они легко читаются и тут же забываются. Но есть иные книги. Они заставляют думать и размышлять. Именно такие книги становятся верными спутниками жизни. К их числу я отношу роман М.Булгакова "Белая гвардия".

М.Булгаков – очень откровенный писатель. Его книги переполнены собственными переживаниями. А душа писателя – это океан мудрости и любви. Булгаков удивительно тонко и ненавязчиво стремится приблизить читателя к потоку своих мыслей, а также чувств своих героев. В романе "Белая гвардия" главной задачей для художника стал показ мироощущения героя, ставшего свидетелем крушения прежнего мира, ломки традиционных устоев. Очень важно для автора было также показать не столько исторические события, сколько их нравственную составляющую. Мне кажется, что эти темы лежат в основе эпизода, которому я дала название "Удивительное происшествие…"

Почему я выбрала такое название? Во-первых, эти слова принадлежат одному из главных персонажей эпизода - Николке Турбину. Именно его глазами мы видим все происходящие события. Так он охарактеризовал появление в доме нового жильца.

Во-вторых, название звучит одновременно и серьезно, и юмористически. Именно такое настроение возникает при чтении данного фрагмента.

В-третьих, разве не удивительно возвращение так долго ожидаемого старшего брата Алексея, которого уже оплакивали, считали погибшим. Удивительно и появление нового героя, который вносит в роман иные интонации и выражает авторскую позицию.

Это один из эпизодов, который расширяет и углубляет представление о героях романа, именно здесь, в 11 главе, начинают разрушаться идеалы и иллюзии прежних светлых лет, которыми жили герои. Они начинают прозревать и понимать, что по-прежнему жить нельзя.

Очень важен этот фрагмент и для раскрытия внутреннего мира героев. Мы понимаем, что Николка Турбин – человек мужественный, готовый сделать все ради близких.Эти качества Булгаков глубоко ценил в людях.

Благодаря этому эпизоду читатель видит удивительное духовное единение автора со своими героями.

Здесь нашла отражение одна из важных идей М.Булгакова: "Надо безбоязненно глядеть в будущее."

Именно с этих позиций я и хочу рассмотреть эпизод " Удивительное происшествие…"

Ему предшествует ряд очень важных событий, которые лучше помогают понять душевное состояние героев. Дивизия распущена, она не может отстоять Город, защищать нечего и некого. Но об этом не знают юнкера. "Повинуясь телефонному голосу, унтер-офицер Турбин Николай вывел двадцать восемь человек юнкеров и через весь Город провел их согласно маршруту." Для Николки это был тот самый " момент, когда можно быть героем". Он был готов защищать до последнего свой Город, свой Дом, свою Семью. Но произошло "чудовищное". Город оставлен, сдан без боя, в панике бегут войска. Полковник Най-Турс ценой своей жизни спасает юнкеров от неминуемой гибели. Его смерть потрясла Николку, ему стало безумно страшно. Как загнанный зверь мечется Николка в поисках спасения и понимает, что Город и люди становятся чужими. Вот дворник Нерон готов сдать его петлюровцам, вот раздаются со всех сторон голоса:"С офицерами расправляются так им и надо". Эти события можно назвать переломными в жизни героя. Остается одно спасение – Дом. но и здесь нет покоя: брат Алексей еще не вернулся.

Ночью Николка вырезает большой крест и надпись на двери о смерти полковника Най-Турса. Так начинается эпизод. Заканчивается он тем, что доктор, обследовав и дав лекарство Алексею, обещает никому не говорить о его ранении и удаляется.

Эпизод начинается ночью. И это не случайно. Ведь ночь – это воплощение жизненных начал, это особое состояние, когда стихия жизни раскрывается в бессознательно импульсивных движениях. Заканчивается эпизод уже днем. За это короткое время в доме Турбиных случается два очень важных события: возвращается пропавший Алексей и появляется новое лицо – кузен из Житомира., который рассказывает о своей жизненной трагедии. Таков сюжет эпизода.

Главным действующим лицом данного фрагмента является Николка Турбин – юнкер семнадцати с половиной лет. Мы видим его в начале эпизода подавленным и одиноким. Ему совсем недавно пришлось заглянуть в глаза смерти, на его глазах геройски погиб полковник Най-Турс. Юнкер он стал свидетелем предательства людей, с которыми ходил по одним улицам, дышал одним воздухом. Теперь они - враги. Столько сразу свалилось на неокрепшие плечи младшего Турбина. Но на всю жизнь он запомнит, как умеют смотреть в глаза смерти настоящие офицеры. Таким человеком останется в памяти Николки полковник Най-Турс. Не случайно,придя домой, юноша на двери вырезает перочинным ножом понятную только ему и важную только для него "изломанную надпись". Но он помнит и о том, как тяжело сестре Елене, которая переживает за старшего брата, до сих пор не вернувшегося домой. И все-таки эмоциональное напряжение берет свое. Он "заснул как мертвый, одетым, на кровати". Это завязка эпизода.

А дальше - сон Николки. "Сны играют для меня исключительную роль",- писал М.Булгаков Для автора – это время осмысления сути жизни, ее внутренних сторон и движений. Соотнося реальность с идеальными представлениями, они в символической форме раскрывают истину. Не случайно Николка видит во сне паутину. Это символ" смутного времени", когда все так запутано, что не разобраться.Писателю очень важно, чтобы читатель обратил внимание на этот образ, поэтому он использует повтор. Кругом паутина, которая нарастает и нарастает, подбирается к самому лицу. Она может окутать так, что не выпутаешься, задохнешься. Главное выбраться. Ведь впереди – целые равнины чистейшего снега. Это воспринимается как символ нравственной устойчивости. Ведь белый цвет символизирует чистоту и истину. Булгаков связывает также с этим цветом свои представления о вечных ценностях: о доме, семье, Родине. Все здесь проникнуто хаосом: он наступает извне и развивается изнутри, наполняет душу героя. То состояние, которое испытывает герой, Булгаков очень точно передает при помощи метафоры " кошмар уселся лапками на груди". Сон дает не только герою, но и читателям понимание смысла событий, как важно человеку,трагически заблудившемуся в историческом водовороте событий, найти свою дорогу. помогает предвидеть последующие события, связывает автора с героем. Мы чувствуем его постоянное присутствие. Оно и в прямых высказываниях ("Оригинально спится, я вам доложу!"), и в эмоциональном синтаксисе (восклицательные по интонации предложения, многоточие завершает предложение). И еще один образ сопровождает сон Николки – свист. Звуковой фон тоже значим: все звуки, доносящиеся до героя, несколько приглушены и размыты, напоминают тот же свист.(Николка завалился головой навзничь, лицо побагровело, из горла свист… Свист!.. Снег и паутина какая-то…Самое- сквозь- нарастает- нарастает- подбирается- к самому- лицу…)

Таким образом, сон еще раз подчеркивает одиночество героя, усталость и разбитость, открывает новые грани характера героя… Вместе с Булгаковым мы приходим к достаточно простой, но в то же время философской мысли: несмотря на трагические события, сопровождающие переломную эпоху, определяющими всегда остаются, по мнению автора, нетленные нравственные истины.

Сон-показатель внутренней раздвоенности героя. В душе его конфликт между жестокой реальностью теми нравственными понятиями и законами, которые управляют жизнью человека, по которым человек жил и хотел бы жить дальше.

На фоне драматических событий перед нами предстает неловкий,но добрый молодой человек, которого Елена называет сам представляется как брат из Житомира, а в письме мать называет его Лариосиком. Наше внимание привлекает привезенная им птица. Канарейка – символ жизни, радости, беззаботности. Опять Булгаков использует прием контраста. Новый герой вносит в дом Турбиных оптимизм и надежду.

Николка находится в каком-то промежуточном состоянии между дремотой и сном, когда еще чувствуется свет разума, но власть уже отдана подсознанию. Поэтому он не сразу понимает, что происходит, но уже слышит "скорбный голос, полный внутренних слез". Так в роман входит новый герой. Мы видим его глазами Николки и понимаем, что это тактичный, внимательный человек, который поможет любому, кто нуждается в его помощи, он даже забудет о своих неприятностях, но никогда не обидит человека.

Таким образом, эпизод открывает новые грани характера героя.

Так как он находится на грани яви и сна, новый человек для него – видение.Автор упорно повторяет это слово. Оно символично. Портрет построен на контрасте: молодо, но кожа на лице старческая., в руках черная клетка с черным платком и голубое письмо. Черный цвет сопровождает нового героя, но одновременно голубой. Это не случайно. Контрастное сочетание черного и голубого не только подчеркивает трагедию персонажа, но и передает трагизм времени. Далее мы узнаем, что герой пережил трагедию. Причем о личной трагедии героя говориться с иронией, и это на фоне действительно трагических событий в семье Турбиных.Николка вспоминает, что Алексей не вернулся, и тутже страшная мысль:"Убили…" Все, что он видит и слышит кажется ему чепухой, несмотря на трагический голос видения. О состоянии Николки можно судить по тем коротким предложениям с использованием междометий (Ах, Ой,О.ей,ей, Боже мой), по очень выразительным глаголам Глаза его выкатились, спина похолодела.

Мысль о гибели Алексея окончательно вывела Николку из состояния сна. Неизвестный протягивает Николке голубое письмо. Автор не раз подчеркивает, что конверт голубой, а письмо написано на нежном небесном листике, тем самым снижая трагичность ситуации, иронизирует. Да и сам текст письма о ужасном ударе, который постиг Лариосика, воспринимается как ирония. Для Николки пока это видение, неизвестный, но читатель уже обратил внимание на его открытость, чистосердечность, наивность, беспомощность, неловкость. . Автору нужен был именно такой герой, так он выражает очень важную авторскую мысль:

Трагедийность ситуации разряжается присутствием Неизвестного. А высказывание его о птице как лучшем друге человека показывает, что перед нами человек добрый, неозлобленный, несмотря на те тяготы, которые выпали на его плечи. Он не понимает, какие трагические события происходят в доме. Кажется, что занят лишь собой, своими проблемами, забывает сказать о самом главном, что Алексей жив и прибыл вместе с ним, что ему нужна помощь. "Ваш брат прибыл вместе со мной",- ответил удивленно неизвестный. Я думаю, что это кульминация эпизода. Все зашевелилось, мир, страшный, трагичный вновь обрушился на Николку. Но тем не менее он симпатичесн автору.его эмоциональность, романтичность.

Алексея Турбина тоже сопровождает черный цвет. это цвет зла, скорби, хаоса, символ нарушения гармонии.(Черное чужое пальто, черные чужие брюки) повтор слов чужой символично. Черный цвет появляется тогда, когда важные для автора ценности оказываются под угрозой. Его состояние описано лежал неподвижно, зубы стиснуты, лицо бледно синеватой бледности –тавтология. Так говорят о мертвом человеке, но не о живом.

Николка бежит, сумбурность мыслей – это признак переживания.

Обратим внимание на одну важную деталь, о которой Булгаков говорит как бы впопыхах: неизвестный обрушил с буфета посуду. По осколкам все бегали и ходили с хрустом взад и вперед. Это семейная реликвия – столовой сервиз, символ уюта, покоя, семьи. Рушится семейный уют, нет его в доме турбиных. Трагическим лейтмотивом звучит тема крушения прежней жизни, прежних взглядов и убеждений. Старый мир рушится. Но жить нужно.

Особое значение в эпизоде играет цвет. Он создает устойчивый эмоциональный мотив, мелодию образа. Так трагическая реальность происходящего – кровь, ранение Алексея- отражается в красно- черных тонах. Появляется красный цвет. Символ.

Важный художественный прием, который использует Булгаков, - раскрытие характеров героев через повседневное самочувствие, их эмоционально окрашенные размышления. Состояние героев передается тоже при помощи цвета и поступков. Елена металась, хваталась, растрепанная. Анюта белая, меловая, с огромными глазами. Неизвестный – глаза были увлажнены слезами.

Сюжетная роль Лариосика – показать, что жизнь богата, разнообразна, она продолжается несмотря ни на что.

Завершается эпизод разговором Елены с доктором. Из этого микроэпизода мы видим, что Булгаков продолжает отстаивать свою модель мироздания – дом, который должен противостоять ветрам и бурям. Город – символ распада устоев, безнравственности, предательства. Из него бегут, его боятся. Так было с Николкой. Дома все иначе. Поэтому становится понятным поведение доктора. Он порядочный человек, он не может здесь быть другим. Доктор – еще один герой эпизода. Не взял деньги. Обещал приехать вечером. Отрывистый разговор- волнение.понимает, чем все грозит в теперешнее время. Контраст, то, что видел на улице николка- предательство,и дома все родные, близкие, люди.

Финал все-таки звучит оптимистично. У Турбиных есть прочная основа – умение держаться вместе. Беречь и уважать друг друга., бескорыстие, честь и достоинство.

Эпизод и трагический и юмористический.интересен стиль Булгакова.Неизбежная трагедийность событий сочетается с добрым юмором, пророческим сном. Отчетливо слышен голос автора, полный внутренней боли и лиричности.особо хочется отметить и такую черту стиля автора – точный выбор слов, немногословность. Близкие автору герои даны как бы изнутри, хотя одновременно дана и их трагедия.В данном эпизоде особенно ярко проявилась еще одна черта дарования писателя. Критики отмечали, что тех, кому писатель симпатизирует, легко узнать. Рассказ оних, как бы драматично не складывались события, ведется с юмором. Это мы видим в миниэпизоде пробуждения Николки (Цитата), и в представлении нового героя Лариосика.

Булгаков - виртуозный мастер. Он обладает сложной ассоциативной техникой письма. Умело изображать переживания героев, их мысли, эмоции, чувстваДля этого ему не нужны длинные монологи. Он в совершенстве владеет другим средством изображение внутреннего мира героя – психологизмом.

Таким образом, эпизод "Удивительное происшествие…" расширяет и углубляет представление о внутреннем мире героев.

Намечаются новые сюжетные линии: знакомство Алексея с, а гибель Най-Турса позднее приведет Николку к (Жизненные пути Алексея и, Николки и пересекутся.) Таким образом, эпизод имеет важное значение для развития сюжета..

Эпизод помогает еще лучше понять неповторимый авторский стиль писателя.

Эпизод очень важен в романе и тесно связан с идейным смыслом всего произведения. омане и тесно связан с идейным смыслом всего произведения. Кроме того, здесь автор с особой силой утверждает свою точку зрения на семью. Он еще раз подчеркнул, что семья – целое, неделимое, особый мир людей, в котором заключено все самое хорошее и светлое. И только семья, скрепленная узами любви, сочувствия и сострадания способна противостоять разрушающему влиянию времени.

Основной же смысл эпизода, мне кажется, заключается в показе "тех тайных изгибов, по которым бежит и прячется душа человеческая". Страдающую и недоумевающую душу поколения открыл Булгаков читателю.

Другие сочинения по этому произведению

Опубл.: 1925. Источник: Булгаков М. А. Белая гвардия. Жизнь господина де Мольера. Рассказы. - М.: Правда, 1989.

В маленькой спальне Турбина на двух окнах, выходящих на застекленную веранду, упали темненькие шторы. Комнату наполнил сумрак, и Еленина голова засветилась в нем. В ответ ей светилось беловатое пятно на подушке - лицо и шея Турбина. Провод от штепселя змеей сполз к стулу, и розовенькая лампочка в колпачке загорелась и день превратила в ночь. Турбин сделал знак Елене прикрыть дверь.

Анюту сейчас же предупредить, чтобы молчала…

Знаю знаю… Ты не говори, Алеша, много.

Сам знаю… Я тихонько… Ах, если рука пропадет!

Ну что ты, Алеша… лежи, молчи… Пальто-то этой дамы у нас пока будет?

Да, да. Чтобы Николка не вздумал тащить его. А то на улице… Слышишь? Вообще, ради бога, не пускай его никуда.

Дай бог ей здоровья, - искренне и нежно сказала Елена, - вот, говорят, нет добрых людей на свете…

Слабенькая краска выступила на скулах раненого, и глаза уперлись в невысокий белый потолок, потом он перевел их на Елену и, поморщившись, спросил:

Да, позвольте, а что это за головастик?

Елена наклонилась в розовый луч и вздернула плечами.

Понимаешь, ну, только что перед тобой, минутки две, не больше, явление: Сережин племянник из Житомира. Ты же слышал: Суржанский… Ларион… Ну, знаменитый Лариосик.

Ну, приехал к нам с письмом. Какая-то драма у них. Только что начал рассказывать, как она тебя привезла.

Птица какая-то, бог его знает…

Елена со смехом и ужасом в глазах наклонилась к постели:

Что птица!.. Он ведь жить у нас просится. Я уж не знаю, как и быть.

Жи-ить?..

Ну, да… Только молчи и не шевелись, прошу тебя, Алеша… Мать умоляет, пишет, ведь этот самый Лариосик кумир ее… Я такого балбеса, как этот Лариосик, в жизнь свою не видала. У нас он начал с того, что всю посуду расхлопал. Синий сервиз. Только две тарелки осталось.

Ну, вот. Я уж не знаю, как быть…

В розовой тени долго слышался шепот. В отдалении звучали за дверями и портьерами глухо голоса Николки и неожиданного гостя. Елена простирала руки, умоляя Алексея говорить поменьше. Слышался в столовой хруст - взбудораженная Анюта выметала синий сервиз. Наконец, было решено в шепоте. Ввиду того, что теперь в городе будет происходить черт знает что и очень возможно, что придут реквизировать комнаты, ввиду того, что денег нет, а за Лариосика будут платить, - пустить Лариосика. Но обязать его соблюдать правила турбинской жизни. Относительно птицы - испытать. Ежели птица несносна в доме, потребовать ее удаления, а хозяина ее оставить. По поводу сервиза, ввиду того, что у Елены, конечно, даже язык не повернется и вообще это хамство и мещанство, - сервиз предать забвению. Пустить Лариосика в книжную, поставить там кровать с пружинным матрацем и столик…

Елена вышла в столовую. Лариосик стоял в скорбной позе, повесив голову и глядя на то место, где некогда на буфете помещалось стопкой двенадцать тарелок. Мутно-голубые глаза выражали полную скорбь. Николка стоял напротив Лариосика, открыв рот и слушая какие-то речи. Глаза у Николки были наполнены напряженнейшим любопытством,

Нету кожи в Житомире, - растерянно говорил Лариосик, - понимаете, совершенно нету. Такой кожи, как я привык носить, нету. Я кликнул клич сапожникам, предлагая какие угодно деньги, но нету. И вот пришлось…

Увидя Елену, Лариосик побледнел, переступил на месте и, глядя почему-то вниз на изумрудные кисти капота, заговорил так:

Елена Васильевна, сию минуту я еду в магазины, кликну клич, и у вас будет сегодня же сервиз. Я не знаю, что мне и говорить. Как перед вами извиниться? Меня, безусловно, следует убить за сервиз. Я ужасный неудачник, - отнесся он к Николке. - Я сейчас же в магазины, - продолжал он Елене.

Я вас очень прошу ни в какие магазины не ездить, тем более, что все они, конечно, закрыты. Да позвольте, неужели вы не знаете, что у нас в Городе происходит?

Как же не знать! - воскликнул Лариосик. - Я ведь с санитарным поездом, как вы знаете из телеграммы.

Из какой телеграммы? - спросила Елена. - Мы никакой телеграммы не получили.

Как? - Лариосик открыл широкий рот. - Не по-лучили? А-га! То-то я смотрю, - он повернулся к Николке, - что вы на меня с таким удивлением… Но позвольте… Мама дала вам телеграмму в шестьдесят три слова.

Ц… Ц… Шестьдесят три слова! - поразился Николка. - Какая жалость. Ведь телеграммы теперь так плохо ходят. Совсем, вернее, не ходят.

Как же теперь быть? - огорчился Лариосик. - Вы разрешите мне у вас? - Он беспомощно огляделся, и сразу по глазам его было видно, что у Турбиных ему очень нравится и никуда он уходить бы не хотел.

Все устроено, - ответила Елена и милостиво кивнула, - мы согласны. Оставайтесь и устраивайтесь. Видите, у нас какое несчастье…

Лариосик огорчился еще больше. Глаза его заволокло слезной дымкой.

Елена Васильевна! - с чувством сказал он. - Располагайте мной, как вам угодно. Я, знаете ли, могу не спать по три и четыре ночи подряд.

Спасибо, большое спасибо.

А теперь, - Лариосик обратился к Николке, - не могу ли я у вас попросить ножницы?

Николка, взъерошенный от удивления и интереса, слетал куда-то и вернулся с ножницами. Лариосик взялся за пуговицу френча, поморгал глазами и опять обратился к Николке:

Впрочем, виноват, на минутку в вашу комнату…

В Николкиной комнате Лариосик снял френч, обнаружив необыкновенно грязную рубашку, вооружился ножницами, вспорол черную лоснящуюся подкладку френча и вытащил из-под нее толстый зелено-желтый сверток денег. Этот сверток он торжественно принес в столовую и выложил перед Еленой на стол, говоря:

Вот, Елена Васильевна, разрешите вам сейчас же внести деньги за мое содержание.

Почему же такая спешность, - краснея, спросила Елена, - это можно было бы и после…

Лариосик горячо запротестовал:

Нет, нет, Елена Васильевна, вы уж, пожалуйста, примите сейчас. Помилуйте, в такой трудный момент деньги всегда остро нужны, я это прекрасно понимаю! - Он развернул пакет, причем изнутри выпала карточка какой-то женщины. Лариосик проворно подобрал ее и со вздохом спрятал в карман. - Да оной лучше у вас будет. Мне что нужно? Мне нужно будет папирос купить и канареечного семени для птицы…

Елена на минуту забыла рану Алексея, и приятный блеск показался у нее в глазах, настолько обстоятельны и уместны были действия Лариосика.

«Он, пожалуй, не такой балбес, как я первоначально подумала, - подумала она, - вежлив и добросовестен, только чудак какой-то. Сервиза безумно жаль».

«Вот тип», - думал Николка. Чудесное появление Лариосика вытеснило в нем его печальные мысли.

Здесь восемь тысяч, - говорил Лариосик, двигая по столу пачку, похожую на яичницу с луком, - если мало, мы подсчитаем, и сейчас же я выпишу еще.

Нет, нет, потом, отлично, - ответила Елена. - Вы вот что: я сейчас попрошу Анюту, чтобы она истопила вам ванну, и сейчас же купайтесь. Но скажите, как же вы приехали, как же вы пробрались, не понимаю? - Елена стала комкать деньги и прятать их в громадный карман капота.

Глаза Лариосика наполнились ужасом от воспоминания.

Это кошмар! - воскликнул он, складывая руки, как католик на молитве. - Я ведь девять дней… нет, виноват, десять?.. позвольте… воскресенье, ну да, понедельник… одиннадцать дней ехал от Житомира!..

Одиннадцать дней! - вскричал Николка. - Видишь! - почему-то укоризненно обратился он к Елене.

Да-с, одиннадцать… Выехал я, поезд был гетманский, а по дороге превратился в петлюровский. И вот приезжаем мы на станцию, как ее, ну, вот, ну, господи, забыл… все равно… и тут меня, вообразите, хотели расстрелять. Явились эти петлюровцы, с хвостами…

Синие? - спросил Николка с любопытством.

Красные… да, с красными… и кричат: слазь! Мы тебя сейчас расстреляем! Они решили, что я офицер и спрятался в санитарном поезде. А у меня протекция просто была… у мамы к доктору Курицкому.

Курицкому? - многозначительно воскликнул Николка. - Тэк-с, - кот… и кит. Знаем.

Кити, кот, кити, кот, - за дверями глухо отозвалась птичка.

Да, к нему… он и привел поезд к нам в Житомир… Боже мой! Я тут начинаю богу молиться. Думаю, все пропало! И, знаете ли? птица меня спасла. Я говорю, я не офицер. Я ученый птицевод, показываю птицу… Тут, знаете, один ударил меня по затылку и говорит так нагло - иди себе, бисов птицевод. Вот наглец! Я бы его убил, как джентльмен, но сами понимаете…

Еле… - глухо послышалось из спальни Турбина. Елена быстро повернулась и, не дослушав, бросилась туда.

Пятнадцатого декабря солнце по календарю угасает в три с половиной часа дня. Сумерки поэтому побежали по квартире уже с трех часов. Но на лице Елены в три часа дня стрелки показывали самый низкий и угнетенный час жизни - половину шестого. Обе стрелки прошли печальные складки у углов рта и стянулись вниз к подбородку. В глазах ее началась тоска и решимость бороться с бедой.

На лице у Николки показались колючие и нелепые без двадцати час оттого, что в Николкиной голове был хаос и путаница, вызванная важными загадочными словами «Мало-Провальная…», словами, произнесенными умирающим на боевом перекрестке вчера, словами, которые было необходимо разъяснить не позже, чем в ближайшие дни. Хаос и трудности были вызваны и важным падением с неба в жизнь Турбиных загадочного и интересного Лариосика, и тем обстоятельством, что стряслось чудовищное и величественное событие: Петлюра взял Город. Тот самый Петлюра и, поймите! - тот самый Город. И что теперь будет происходить в нем, для ума человеческого, даже самого развитого, непонятно и непостижимо. Совершенно ясно, что вчера стряслась отвратительная катастрофа - всех наших перебили, захватили врасплох. Кровь их, несомненно, вопиет к небу - это раз. Преступники-генералы и штабные мерзавцы заслуживают смерти - это два. Но, кроме ужаса, нарастает и жгучий интерес, - что же, в самом деле, будет? Как будут жить семьсот тысяч людей здесь, в Городе, под властью загадочной личности, которая носит такое страшное и некрасивое имя - Петлюра? Кто он такой? Почему?.. Ах, впрочем, все это отходит пока на задний план по сравнению с самым главным, с кровавым… Эх… эх… ужаснейшая вещь, я вам доложу. Точно, правда, ничего не известно, но, вернее всего, и Мышлаевского и Карася можно считать кончеными.

Николка на скользком и сальном столе колол лед широким косарем. Льдины или раскалывались с хрустом, или выскальзывали из-под косаря и прыгали по всей кухне, пальцы у Николки занемели. Пузырь с серебристой крышечкой лежал под рукой.

Мало… Провальная… - шевелил Николка губами, и в мозгу его мелькали образы Най-Турса, рыжего Нерона и Мышлаевского. И как только последний образ, в разрезной шинели, пронизывал мысли Николки, лицо Анюты, хлопочущей в печальном сне и смятении у жаркой плиты, все явственней показывало без двадцати пяти пять - час угнетения и печали. Целы ли разноцветные глаза? Будет ли еще слышен развалистый шаг, прихлопывающий шпорным звоном - дрень… дрень…

Неси лед, - сказала Елена, открывая дверь в кухню.

Сейчас, сейчас, - торопливо отозвался Николка, завинтил крышку и побежал.

Анюта, милая, - заговорила Елена, - смотри никому ни слова не говори, что Алексея Васильевича ранили. Если узнают, храни бог, что он против них воевал, будет беда.

Я, Елена Васильевна, понимаю. Что вы! - Анюта тревожными, расширенными глазами поглядела на Елену. - Что в городе делается, царица небесная! Тут на Боричевом Току, иду я, лежат двое без сапог… Крови, крови!.. Стоит кругом народ, смотрит… Говорит какой-то, что двух офицеров убили… Так и лежат, головы без шапок… У меня и ноги подкосились, убежала, чуть корзину не бросила…

Анюта зябко передернула плечами, что-то вспомнила, и тотчас из рук ее косо поехали на пол сковородки…

Тише, тише, ради бога, - молвила Елена, простирая руки.

На сером лице Лариосика стрелки показывали в три часа дня высший подъем и силу - ровно двенадцать. Обе стрелки сошлись на полудне, слиплись и торчали вверх, как острие меча. Происходило это потому, что после катастрофы, потрясшей Лариосикову нежную душу в Житомире, после страшного одиннадцатидневного путешествия в санитарном поезде и сильных ощущений Лариосику чрезвычайно понравилось в жилище у Турбиных. Чем именно - Лариосик пока не мог бы этого объяснить, потому что и сам себе этого не уяснил точно.

Показалась необычайно заслуживающей почтения и внимания красавица Елена. И Николка очень понравился. Желая это подчеркнуть, Лариосик улучил момент, когда Николка перестал шнырять в комнату Алексея и обратно, и стал помогать ему устанавливать и раздвигать пружинную узкую кровать в книжной комнате.

У вас очень открытое лицо, располагающее к себе, - сказал вежливо Лариосик и до того засмотрелся на открытое лицо, что не заметил, как сложил сложную гремящую кровать и ущемил между двумя створками Николкину руку. Боль была так сильна, что Николка взвыл, правда, глухо, но настолько сильно, что прибежала, шурша, Елена. У Николки, напрягающего все силы, чтобы не завизжать, из глаз сами собой падали крупные слезы. Елена и Лариосик вцепились в сложенную автоматическую кровать и долго рвали ее в разные стороны, освобождая посиневшую кисть. Лариосик сам чуть не заплакал, когда она вылезла мятая и в красных полосах.

Боже мой! - сказал он, искажая свое и без того печальное лицо. - Что же это со мной делается?! До чего мне не везет!.. Вам очень больно? Простите меня, ради бога.

Николка молча кинулся в кухню, и там Анюта пустила ему на руку, по его распоряжению, струю холодной воды из крана.

После того, как хитрая патентованная кровать расщелкнулась и разложилась и стало ясно, что особенного повреждения Николкиной руки нет, Лариосиком вновь овладел приступ приятной и тихой радости по поводу книг. У него, кроме страсти и любви к птицам, была еще и страсть к книгам. Здесь же на открытых многополочных шкафах тесным строем стояли сокровища. Зелеными, красными, тисненными золотом и желтыми обложками и черными папками со всех четырех стен на Лариосика глядели книги. Уж давно разложилась кровать и застелилась постель и возле нее стоял стул и на спинке его висело полотенце, а на сиденье среди всяких необходимых мужчине вещей - мыльницы, папирос, спичек, часов, утвердилась в наклонном положении таинственная женская карточка, а Лариосик все еще находился в книжной, то путешествуя вокруг облепленных книгами стен, то присаживаясь на корточки у нижних рядов залежей, жадными глазами глядя на переплеты, не зная, за что скорее взяться - за «Посмертные записки Пиквикского клуба» или за «Русский вестник 1871 года». Стрелки стояли на двенадцати.

Но в жилище вместе с сумерками надвигалась все более и более печаль. Поэтому часы не били двенадцать раз, стояли молча стрелки и были похожи на сверкающий меч, обернутый в траурный флаг.

Виною траура, виною разнобоя на жизненных часах всех лиц, крепко привязанных к пыльному и старому турбинскому уюту, был тонкий ртутный столбик. В три часа в спальне Турбина он показал 39,6. Елена, побледнев, хотела стряхнуть его, но Турбин повернул голову, повел глазами и слабо, но настойчиво произнес: «Покажи». Елена молча и неохотно подала ему термометр. Турбин глянул и тяжело и глубоко вздохнул.

В пять часов он лежал с холодным, серым мешком на голове, и в мешке таял и плавился мелкий лед. Лицо его порозовело, а глаза стали блестящими и очень похорошели.

Тридцать девять и шесть… здорово, - говорил он, изредка облизывая сухие, потрескавшиеся губы. - Та-ак… Все может быть… Но, во всяком случае, практике конец… надолго. Лишь бы руку-то сохранить… а то что я без руки.

Алеша, молчи, пожалуйста, - просила Елена, оправляя у него на плечах одеяло… Турбин умолкал, закрывая глаза. От раны вверху у самой левой подмышки тянулся и расползался по телу сухой, колючий жар. Порой он наполнял всю грудь и туманил голову, но ноги неприятно леденели. К вечеру, когда всюду зажглись лампы и давно в молчании и тревоге отошел обед трех - Елены, Николки и Лариосика, - ртутный столб, разбухая и рождаясь колдовским образом из густого серебряного шарика, выполз и дотянулся до деления 40,2. Тогда тревога и тоска в розовой спальне вдруг стали таять и расплываться. Тоска пришла, как серый ком, рассевшийся на одеяле, а теперь она превратилась в желтые струны, которые потянулись, как водоросли в воде. Забылась практика и страх, что будет, потому что все заслонили эти водоросли. Рвущая боль вверху, в левой части груди, отупела и стала малоподвижной. Жар сменялся холодом. Жгучая свечка в груди порою превращалась в ледяной ножичек, сверлящий где-то в легком. Турбин тогда качал головой и сбрасывал пузырь и сползал глубже под одеяло. Боль в ране выворачивалась из смягчающего чехла и начинала мучить так, что раненый невольно сухо и слабо произносил слова жалобы. Когда же ножичек исчезал и уступал опять свое место палящей свече, жар тогда наливал тело, простыни, всю тесную пещеру под одеялом, и раненый просил - «пить». То Николкино, то Еленино, то Лариосиково лица показывались в дымке, наклонялись и слушали. Глаза у всех стали страшно похожими, нахмуренными и сердитыми. Стрелки Николки сразу стянулись и стали, как у Елены, - ровно половина шестого. Николка поминутно выходил в столовую - свет почему-то горел в этот вечер тускло и тревожно - и смотрел на часы. Тонкрх… тонкрх… сердито и предостерегающе ходили часы с хрипотой, и стрелки их показывали то девять, то девять с четвертью, то девять с половиной…

Эх, эх, - вздыхал Николка и брел, как сонная муха, из столовой через прихожую мимо спальни Турбина в гостиную, а оттуда в кабинет и выглядывал, отвернув белые занавески, через балконную дверь на улицу… «Чего доброго, не струсил бы врач… не придет…» - думал он. Улица, крутая и кривая, была пустыннее, чем все эти дни, но все же уж не так ужасна. И шли изредка и скрипели понемногу извозчичьи сани. Но редко… Николка соображал, что придется, пожалуй, идти… И думал, как уломать Елену.

Если до десяти с половиной он не придет, я пойду сама с Ларионом Ларионовичем, а ты останешься дежурить у Алеши… Молчи, пожалуйста… Пойми, у тебя юнкерская физиономия… А Лариосику дадим штатское Алешине… И его с дамой не тронут…

Лариосик суетился, изъявлял готовность пожертвовать собой и идти одному и пошел надевать штатское платье.

Нож совсем пропал, но жар пошел гуще - поддавал тиф на каменку, и в жару пришла уже не раз не совсем ясная и совершенно посторонняя турбинской жизни фигура человека. Она была в сером.

А ты знаешь, он, вероятно, кувыркнулся? Серый? - вдруг отчетливо и строго молвил Турбин и посмотрел на Елену внимательно. - Это неприятно… Вообще, в сущности, все птицы. В кладовую бы в теплую убрать, да посадить, в тепле и опомнились бы.

Что ты, Алеша? - испуганно спросила Елена, наклоняясь и чувствуя, как в лицо ей веет теплом от лица Турбина. - Птица? Какая птица?

Лариосик в черном штатском стал горбатым, широким, скрыл под брюками желтые отвороты. Он испугался, глаза его жалобно забегали. На цыпочках, балансируя, он выбежал из спаленки через прихожую в столовую, через книжную повернул в Николкину и там, строго взмахивая руками, кинулся к клетке на письменном столе и набросил на нее черный плат… Но это было лишнее - птица давно спала в углу, свернувшись в оперенный клубок, и молчала, не ведая никаких тревог. Лариосик плотно прикрыл дверь в книжную, а из книжной в столовую.

Неприятно… ох, неприятно, - беспокойно говорил Турбин, глядя в угол, - напрасно я застрелил его… Ты слушай… - Он стал освобождать здоровую руку из-под одеяла… - Лучший способ пригласить и объяснить, чего, мол, мечешься, как дурак?.. Я, конечно, беру на себя вину… Все пропало и глупо…

Да, да, - тяжко молвил Николка, а Елена повесила голову. Турбин встревожился, хотел подниматься, но острая боль навалилась, он застонал, потом злобно сказал:

Уберите тогда!..

Может быть, вынести ее в кухню? Я, впрочем, закрыл ее, она молчит, - тревожно зашептал Елене Лариосик.

Елена махнула рукой: «Нет, нет, не то…» Николка решительными шагами вышел в столовую. Волосы его взъерошились, он глядел на циферблат: часы показывали около десяти. Встревоженная Анюта вышла из двери в столовую.

Что, как Алексей Васильевич? - спросила она.

Бредит, - с глубоким вздохом ответил Николка.

Ах ты, боже мой, - зашептала Анюта, - чего же это доктор не едет?

Николка глянул на нее и вернулся в спальню. Он прильнул к уху Елены и начал внушать ей:

Воля твоя, а я отправлюсь за ним. Если нет его, надо звать другого. Десять часов. На улице совершенно спокойно.

Подождем до половины одиннадцатого, - качая головой и кутая руки в платок, отвечала Елена шепотом, - другого звать неудобно. Я знаю, этот придет.

Тяжелая, нелепая и толстая мортира в начале одиннадцатого поместилась в узкую спаленку. Черт знает что! Совершенно немыслимо будет жить. Она заняла все от стены до стены, так, что левое колесо прижалось к постели. Невозможно жить, нужно будет лазить между тяжелыми спицами, потом сгибаться в дугу и через второе, правое колесо протискиваться, да еще с вещами, а вещей навешано на левой руке бог знает сколько. Тянут руку к земле, бечевой режут подмышку. Мортиру убрать невозможно, вся квартира стала мортирной, согласно распоряжению, и бестолковый полковник Малышев, и ставшая бестолковой Елена, глядящая из колес, ничего не могут предпринять, чтобы убрать пушку или, по крайней мере, самого-то больного человека перевести в другие, сносные условия существования, туда, где нет никаких мортир. Самая квартира стала, благодаря проклятой, тяжелой и холодной штуке, как постоялый двор. Колокольчик на двери звонит часто… бррынь… и стали являться с визитами. Мелькнул полковник Малышев, нелепый, как лопарь, в ушастой шапке и с золотыми погонами, и притащил с собой ворох бумаг. Турбин прикрикнул на него, и Малышев ушел в дуло пушки и сменился Николкой, суетливым, бестолковым и глупым в своем упрямстве. Николка давал пить, но не холодную, витую струю из фонтана, а лил теплую противную воду, отдающую кастрюлей.

Фу… гадость эту… перестань, - бормотал Турбин.

Николка и пугался и брови поднимал, но был упрям и неумел. Елена не раз превращалась в черного и лишнего Лариосика, Сережина племянника, и, вновь возвращаясь в рыжую Елену, бегала пальцами где-то возле лба, и от этого было очень мало облегченья. Еленины руки, обычно теплые и ловкие, теперь, как грабли, расхаживали длинно, дурацки и делали все самое ненужное, беспокойное, что отравляет мирному человеку жизнь на цейхгаузном проклятом дворе. Вряд ли не Елена была и причиной палки, на которую насадили туловище простреленного Турбина. Да еще садилась… что с ней?.. на конец этой палки, и та под тяжестью начинала медленно до тошноты вращаться… А попробуйте жить, если круглая палка врезывается в тело! Нет, нет, нет, они несносны! и как мог громче, но вышло тихо, Турбин позвал:

Юлия, однако, не вышла из старинной комнаты с золотыми эполетами на портрете сороковых годов, не вняла зову больного человека. И совсем бы бедного больного человека замучили серые фигуры, начавшие хождение по квартире и спальне, наравне с самими Турбиными, если бы не приехал толстый, в золотых очках - настойчивый и очень умелый. В честь его появления в спаленке прибавился еще один свет - свет стеариновой трепетной свечи в старом тяжелом и черном шандале. Свеча то мерцала на столе, то ходила вокруг Турбина, а над ней ходил по стене безобразный Лариосик, похожий на летучую мышь с обрезанными крыльями. Свеча наклонялась, оплывая белым стеарином. Маленькая спаленка пропахла тяжелым запахом йода, спирта и эфира. На столе возник хаос блестящих коробочек с огнями в никелированных зеркальцах и горы театральной ваты - рождественского снега. Турбину толстый, золотой, с теплыми руками, сделал чудодейственный укол в здоровую руку, и через несколько минут серые фигуры перестали безобразничать. Мортиру выдвинули на веранду, причем сквозь стекла, завешенные, ее черное дуло отнюдь не казалось страшным. Стало свободнее дышать, потому что уехало громадное колесо и не требовалось лазить между спицами. Свеча потухла, и со стены исчез угловатый, черный, как уголь, Ларион, Лариосик Суржанский из Житомира, а лик Николки стал более осмысленным и не таким раздражающе упрямым, быть может, потому, что стрелка, благодаря надежде на искусство толстого золотого, разошлась и не столь непреклонно и отчаянно висела на остром подбородке. Назад от половины шестого к без двадцати пять пошло времечко, а часы в столовой, хоть и не соглашались с этим, хоть настойчиво и посылали стрелки все вперед и вперед, но уже шли без старческой хрипоты и брюзжания и по-прежнему - чистым, солидным баритоном били - тонк! И башенным боем, как в игрушечной крепости прекрасных галлов Людовика XIV, били на башне - бом!.. Полночь… слушай… полночь… слушай… Били предостерегающе, и чьи-то алебарды позвякивали серебристо и приятно. Часовые ходили и охраняли, ибо башни, тревоги и оружие человек воздвиг, сам того не зная, для одной лишь цели - охранять человеческий покой и очаг. Из-за него он воюет, и, в сущности говоря, ни из-за чего другого воевать ни в коем случае не следует.

Только в очаге покоя Юлия, эгоистка, порочная, но обольстительная женщина, согласна появиться. Она и появилась, ее нога в черном чулке, край черного отороченного мехом ботика мелькнул на легкой кирпичной лесенке, и торопливому стуку и шороху ответил плещущий колокольчиками гавот оттуда, где Людовик XIV нежился в небесно-голубом саду на берегу озера, опьяненный своей славой и присутствием обаятельных цветных женщин.

В полночь Николка предпринял важнейшую и, конечно, совершенно своевременную работу. Прежде всего он пришел с грязной влажной тряпкой из кухни, и с груди Саардамского Плотника исчезли слова:

Затем при горячем участии Лариосика были произведены и более важные работы. Из письменного стола Турбина ловко и бесшумно был вытащен Алешин браунинг, две обоймы и коробка патронов к нему. Николка проверил его и убедился, что из семи патронов старший шесть где-то расстрелял.

Здорово… - прошептал Николка.

Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы Лариосик оказался предателем. Ни в коем случае не может быть на стороне Петлюры интеллигентный человек вообще, а джентльмен, подписавший векселей на семьдесят пять тысяч и посылающий телеграммы в шестьдесят три слова, в частности… Машинным маслом и керосином наилучшим образом были смазаны и най-турсов кольт и Алешин браунинг. Лариосик, подобно Николке, засучил рукава и помогал смазывать и укладывать все в длинную и высокую жестяную коробку из-под карамели. Работа была спешной, ибо каждому порядочному человеку, участвовавшему в революции, отлично известно, что обыски при всех властях происходят от двух часов тридцати минут ночи до шести часов пятнадцати минут утра зимой и от двенадцати часов ночи до четырех утра летом. Все же работа задержалась, благодаря Лариосику, который, знакомясь с устройством десятизарядного пистолета системы Кольт, вложил в ручку обойму не тем концом и, чтобы вытащить ее, понадобилось значительное усилие и порядочное количество масла. Кроме того, произошло второе и неожиданное препятствие: коробка со вложенными в нее револьверами, погонами Николки и Алексея, шевроном и карточкой наследника Алексея, коробка, выложенная внутри слоем парафиновой бумаги и снаружи по всем швам облепленная липкими полосами электрической изоляции, не пролезала в форточку.

Дело было вот в чем: прятать так прятать!.. Не все же такие идиоты, как Василиса. Как спрятать, Николка сообразил еще днем. Стена дома N_13 подходила к стене соседнего 11-го номера почти вплотную - оставалось не более аршина расстояния. Из дома N_13 в этой стене было только три окна - одно из Николкиной угловой, два из соседней книжной, совершенно ненужные (все равно темно), и внизу маленькое подслеповатое оконце, забранное решеткой, из кладовки Василисы, а стена соседнего N_11 совершенно глухая. Представьте себе великолепное ущелье в аршин, темное и невидное даже с улицы, и не доступное со двора ни для кого, кроме разве случайных мальчишек. Вот как раз и будучи мальчишкой, Николка, играя в разбойников, лазил в него, спотыкаясь на грудах кирпичей, и отлично запомнил, что по стене тринадцатого номера тянется вверх до самой крыши ряд костылей. Вероятно раньше, когда 11-го номера еще не существовало, на этих костылях держалась пожарная лестница, а потом ее убрали. Костыли же остались. Высунув сегодня вечером руку в форточку, Николка и двух секунд не шарил, а сразу нащупал костыль. Ясно и просто. Но вот коробка, обвязанная накрест тройным слоем прекрасного шпагата, так называемого сахарного, с приготовленной петлей, не лезла в форточку.

Ясное дело, надо окно вскрывать, - сказал Николка, слезая с подоконника.

Лариосик отдал дань уму и находчивости Николки, после чего приступил к распечатыванию окна. Эта каторжная работа заняла не менее полчаса, распухшие рамы не хотели открываться. Но, в конце концов, все-таки удалось открыть сперва первую, а потом и вторую, причем на Лариосиковой стороне лопнуло длинной извилистой трещиной стекло.

Потушите свет! - скомандовал Николка"

Свет погас, и страшнейший мороз хлынул в комнату. Николка высунулся до половины в черное обледенелое пространство и зацепил верхнюю петлю за костыль. Коробка прекрасно повисла на двухаршинном шпагате. С улицы заметить никак нельзя, потому что брандмауэр 13-го номера подходит к улице косо, не под прямым углом, и потому, что высоко висит вывеска швейной мастерской. Можно заметить только если залезть в щель. Но никто не залезет ранее весны, потому что со двора намело гигантские сугробы, а с улицы прекраснейший забор и, главное, идеально то, что можно контролировать, не открывая окна; просунул руку в форточку, и готово: можно потрогать шпагат, как струну. Отлично.

Вновь зажегся свет, и, размяв на подоконнике замазку, оставшуюся с осени у Анюты, Николка замазал окно наново. Даже если бы каким-нибудь чудом и нашли, то всегда готов ответ: «Позвольте? Это чья же коробка? Ах, револьверы… наследник?..

Ничего подобного! Знать не знаю и ведать не ведаю. Черт его знает, кто повесил! С крыши залезли и повесили. Мало ли кругом народу? Так то-с. Мы люди мирные, никаких наследников…»

Идеально сделано, клянусь богом, - говорил Лариосик.

Как не идеально! Вещь под руками и в то же время вне квартиры.

Было три часа ночи. В эту ночь, по-видимому, никто не придет. Елена с тяжелыми истомленными веками вышла на цыпочках в столовую. Николка должен был ее сменить. Николка с трех до шести, а с шести до девяти Лариосик.

Говорили шепотом.

Значит так: тиф, - шептала Елена, - имейте в виду, что сегодня забегала уже Ванда, справлялась, что такое с Алексеем Васильевичем. Я сказала, может быть, тиф… Вероятно она не поверила, уж очень у нее глазки бегали… Все расспрашивала, - как у нас, да где были наши, да не ранили ли кого. Насчет раны ни звука.

Ни, ни, ни, - Николка даже руками замахал, - Василиса такой трус, какого свет не видал! Ежели в случае чего, он так и ляпнет кому угодно, что Алексея ранили, лишь бы только себя выгородить.

Подлец, - сказал Лариосик, - это подло!

В полном тумане лежал Турбин. Лицо его после укола было совершенно спокойно, черты лица обострились и утончились. В крови ходил и сторожил успокоительный яд. Серые фигуры перестали распоряжаться, как у себя дома, разошлись по своим делишкам, окончательно убрали пушку. Если кто даже совершенно посторонний и появлялся, то все-таки вел себя прилично, стараясь связаться с людьми и вещами, коих законное место всегда в квартире Турбиных. Раз появился полковник Малышев, посидел в кресле, но улыбался таким образом, что все, мол, хорошо и будет к лучшему, а не бубнил грозно и зловеще и не набивал комнату бумагой. Правда, он жег документы, но не посмел тронуть диплом Турбина и карточки матери, да и жег на приятном и совершенно синеньком огне от спирта, а это огонь успокоительный, потому что за ним, обычно, следует укол. Часто звонил звоночек к мадам Анжу.

Брынь… - говорил Турбин, намереваясь передать звук звонка тому, кто сидел в кресле, а сидели по очереди то Николка, то неизвестный с глазами монгола (не смел буянить вследствие укола), то скорбный Максим, седой и дрожащий. - Брынь… - раненый говорил ласково и строил из гибких теней движущуюся картину, мучительную и трудную, но заканчивающуюся необычайным и радостным и больным концом.

Бежали часы, крутилась стрелка в столовой и, когда на белом циферблате короткая и широкая пошла к пяти, настала полудрема. Турбин изредка шевелился, открывал прищуренные глаза и неразборчиво бормотал:

По лесенке, по лесенке, по лесенке не добегу, ослабею, упаду… А ноги ее быстрые… ботики… по снегу… След оставишь… волки… Бррынь… бррынь…