Сложно сегодня встретить человека, который не читал книгу А. Грина «Алые паруса». Цитаты из этого произведения многие девочки заучивают наизусть. Но вот что интересно, часто, читая книгу, мы выписываем из нее понравившиеся нам фразы с целью в будущем сверкнуть своими знаниями. Но редко у кого получается осуществить этот план. В нужное время и в нужном месте фразы всегда вылетают из головы. Сегодня мы освежим вашу память и частично процитируем «Алые паруса».
"Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить"
Эта фраза очень актуальна в наши дни. Сегодня дети слишком много учатся, и как мы понимаем, эта тенденция берет свое начало в прошлом веке, когда и была написана книга «Алые паруса». Цитата повествует нам о том, что из-за вечной занятости ребенок теряет сначала свое детство, а потом может и потерять жизнь. Не в прямом смысле, конечно. Просто если с детства входит в привычку вечная гонка за знаниями, со временем она перерастает в погоню за деньгами. И в этой вечной спешке мало кто может остановиться, чтобы посмотреть, как прекрасна наша жизнь. Главная героиня произведения «Алые паруса» Ассоль цитирует слова старца и искренне верит, что за ней приплывет принц.
Ее не волнует мнение соседей, девочка умеет жить по-настоящему. И в конце книги ее надежды оправдываются. Всем людям нужно помнить эту поучительную историю и хоть иногда отрываться от учебы и работы и начинать жить по-настоящему.
"Чудеса делаются своими руками"
Если вдуматься в смысл фразы, то становится понятно, что не стоит откладывать жизнь на завтра. А. Грин хотел сказать, что человек творит судьбу не только своими мыслями, но и своими руками, эта мысль хорошо прослеживается на протяжении всего рассказа «Алые паруса». Цитата может показаться кому-то странной. Ведь главная героиня книги, по сути, ничем не занимается, она сидит и ждет, ну еще мечтает. Но на самом деле в цитату заложен более глубокий смысл. Автор имел в виду, что счастье в жизни мы должны искать в первую очередь в себе. И именно тогда, когда мы научимся быть довольными собой, мы будем помогать другим. И вот именно в этот момент и станет понятно, что творить чудеса порой бывает очень просто.
"Тишина, только тишина и безлюдье — вот что нужно было ему для того, чтобы все самые слабые и спутанные голоса внутреннего мира зазвучали понятно"
Рассматривая эту цитату из книги, становится понятно, что люди вот уже 100 лет не знают лучшего способа решить свои проблемы, как остаться наедине с самим собой. Ведь именно покой дает то невероятное чувство, когда мысли становятся более ясными. Именно так считает автор книги «Алые паруса». Цитата сегодня актуальна, как никогда. Ведь раньше люди чувствовали себя одиноко, находясь среди людей. А сегодня человек даже наедине с собой чувствует необходимость зайти в социальные сети. Поэтому многим легче спросить совета у друзей, чем посидеть в одиночестве и самостоятельно принять решение.
"Мы любим сказки, но не верим в них"
Иногда кажется, что автор книги «Алые паруса» А. Грин, цитаты которого мы сегодня разбираем, был невероятно прозорливым человеком. Иначе сложно объяснить, почему многие мысли писателя не то что не потеряли актуальности, но и с каждым годом становятся все популярнее. Читая цитату, написанную выше, кажется, что все люди стали реалистами. А ведь это очень плохо. Достичь высот в этой жизни может только человек, который умеет фантазировать. Но многие не могут верить в сказки и считают, что их жизнь никогда не будет яркой и красочной. А теперь давайте на минуточку представим, что главная героиня произведения «Алые паруса» Ассоль, цитату которой мы здесь приводим, не поверила бы старцу и не стала бы ждать Алых парусов. Тогда бы мы с вами не читали этот милый рассказ. Именно поэтому стоит иногда верить в сказку и впускать ее в свою жизнь.
"Море и любовь не любят педантов"
Ну и напоследок разберем еще одну цитату из книги «Алые паруса». Чтобы понять смысл этого высказывания, нужно узнать, что такое педант. Обращаясь к словарю, можно выяснить, что это человек, который зациклен на мелочах. Ему хочется, чтобы все шло точно по плану и было выполнено в срок. Но, как правильно выразился А. Грин, в море педанту делать нечего. Эта стихия слишком своенравна, и запланировать морское путешествие от и до просто невозможно. Чтобы ходить в море, нужно уметь быстро менять планы и подстраиваться под стихию.
Так же и в любви. Нельзя ничего планировать заранее. Любовь слишком непредсказуема. Нужно ценить каждое мгновение, ведь завтра будет новый день, и неизвестно, что он принесет.
Мы любим сказки, но не верим в них, отдавая свои помыслы повседневности.
Этим тихим воскресным вечером, когда есть шанс поднять глаза от серой пыли забот и будней, я предлагаю перечитать пару фрагментов из повести Александра Грина «Алые Паруса».
Фильм, безусловно, видели все, но эти строки помогут нам вспомнить, что мы тоже можем делать настоящие чудеса.
Своими руками.
Константин ЖУКОВ
…
Теперь он действовал уже решительно и покойно, до мелочи зная все, что предстоит на чудном пути. Каждое движение - мысль, действие - грели его тонким наслаждением художественной работы. Его план сложился мгновенно и выпукло. Его понятия о жизни подверглись тому последнему набегу резца, после которого мрамор спокоен в своем прекрасном сиянии.
Грэй побывал в трех лавках, придавая особенное значение точности выбора, так как мысленно видел уже нужный цвет и оттенок. В двух первых лавках ему показали шелка базарных цветов, предназначенные удовлетворить незатейливое тщеславие; в третьей он нашел образцы сложных эффектов. Хозяин лавки радостно суетился, выкладывая залежавшиеся материи, но Грэй был серьезен, как анатом. Он терпеливо разбирал свертки, откладывал, сдвигал, развертывал и смотрел на свет такое множество алых полос, что прилавок, заваленный ими, казалось, вспыхнет. На носок сапога Грэя легла пурпурная волна; на его руках и лице блестел розовый отсвет. Роясь в легком сопротивлении шелка, он различал цвета: красный, бледный розовый и розовый темный, густые закипи вишневых, оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех сил и значений, различные - в своем мнимом родстве, подобно словам: "очаровательно" - "прекрасно" - "великолепно" - "совершенно"; в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый цвет долго не представлялся глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало ясного и твердого "да". Наконец, один цвет привлек обезоруженное внимание покупателя; он сел в кресло к окну, вытянул из шумного шелка длинный конец, бросил его на колени и, развалясь, с трубкой в зубах, стал созерцательно неподвижен.
Этот совершенно чистый, как алая утренняя струя, полный благородного веселья и царственности цвет являлся именно тем гордым цветом, какой разыскивал Грэй. В нем не было смешанных оттенков огня, лепестков мака, игры фиолетовых или лиловых намеков; не было также ни синевы, ни тени - ничего, что вызывает сомнение. Он рдел, как улыбка, прелестью духовного отражения. Грэй так задумался, что позабыл о хозяине, ожидавшем за его спиной с напряжением охотничьей собаки, сделавшей стойку. Устав ждать, торговец напомнил о себе треском оторванного куска материи.
- Довольно образцов, - сказал Грэй, вставая, - этот шелк я беру.
- Весь кусок? - почтительно сомневаясь, спросил торговец. Но Грэй молча смотрел ему в лоб, отчего хозяин лавки сделался немного развязнее. - В таком случае, сколько метров?
Грэй кивнул, приглашая повременить, и высчитал карандашом на бумаге требуемое количество.
- Две тысячи метров. - Он с сомнением осмотрел полки. - Да, не более двух тысяч метров.
- Две? - сказал хозяин, судорожно подскакивая, как пружинный. - Тысячи? Метров? Прошу вас сесть, капитан. Не желаете ли взглянуть, капитан, образцы новых материй? Как вам будет угодно. Вот спички, вот прекрасный табак; прошу вас. Две тысячи... две тысячи по. - Он сказал цену, имеющую такое же отношение к настоящей, как клятва к простому "да", но Грэй был доволен, так как не хотел ни в чем торговаться. - Удивительный, наилучший шелк, - продолжал лавочник, - товар вне сравнения, только у меня найдете такой.
Когда он наконец весь изошел восторгом, Грэй договорился с ним о доставке, взяв на свой счет издержки, уплатил по счету и ушел, провожаемый хозяином с почестями китайского короля.
К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
Следует заметить, что Грэй в течение нескольких лет плавал с одним составом команды. Вначале капитан удивлял матросов капризами неожиданных рейсов, остановок - иногда месячных - в самых неторговых и безлюдных местах, но постепенно они прониклись "грэизмом" Грэя. Он часто плавал с одним балластом, отказываясь брать выгодный фрахт только потому, что не нравился ему предложенный груз. Никто не мог уговорить его везти мыло, гвозди, части машин и другое, что мрачно молчит в трюмах, вызывая безжизненные представления скучной необходимости. Но он охотно грузил фрукты, фарфор, животных, пряности, чай, табак, кофе, шелк, ценные породы деревьев: черное, сандал, пальму. Все это отвечало аристократизму его воображения, создавая живописную атмосферу; не удивительно, что команда "Секрета", воспитанная, таким образом, в духе своеобразности, посматривала несколько свысока на все иные суда, окутанные дымом плоской наживы. Все-таки этот раз Грэй встретил вопросы в физиономиях; самый тупой матрос отлично знал, что нет надобности производить ремонт в русле лесной реки.
Был белый утренний час; в огромном лесу стоял тонкий пар, полный странных видений. Неизвестный охотник, только что покинувший свой костер, двигался вдоль реки; сквозь деревья сиял просвет ее воздушных пустот, но прилежный охотник не подходил к ним, рассматривая свежий след медведя, направляющийся к горам.
Внезапный звук пронесся среди деревьев с неожиданностью тревожной погони; это запел кларнет. Музыкант, выйдя на палубу, сыграл отрывок мелодии, полной печального, протяжного повторения. Звук дрожал, как голос, скрывающий горе; усилился, улыбнулся грустным переливом и оборвался. Далекое эхо смутно напевало ту же мелодию.
Охотник, отметив след сломанной веткой, пробрался к воде. Туман еще не рассеялся; в нем гасли очертания огромного корабля, медленно повертывающегося к устью реки. Его свернутые паруса ожили, свисая фестонами, расправляясь и покрывая мачты бессильными щитами огромных складок; слышались голоса и шаги. Береговой ветер, пробуя дуть, лениво теребил паруса; наконец, тепло солнца произвело нужный эффект; воздушный напор усилился, рассеял туман и вылился по реям в легкие алые формы, полные роз. Розовые тени скользили по белизне мачт и снастей, все было белым, кроме раскинутых, плавно двинутых парусов цвета глубокой радости.
Охотник, смотревший с берега, долго протирал глаза, пока не убедился, что видит именно так, а не иначе. Корабль скрылся за поворотом, а он все еще стоял и смотрел; затем, молча пожав плечами, отправился к своему медведю.
Пока "Секрет" шел руслом реки, Грэй стоял у штурвала, не доверяя руля матросу - он боялся мели. Пантен сидел рядом, в новой суконной паре, в новой блестящей фуражке, бритый и смиренно надутый. Он по-прежнему не чувствовал никакой связи между алым убранством и прямой целью Грэя.
- Теперь, - сказал Грэй, - когда мои паруса рдеют, ветер хорош, а в сердце моем больше счастья, чем у слона при виде небольшой булочки, я попытаюсь настроить вас своими мыслями, как обещал в Лиссе. Заметьте - я не считаю вас глупым или упрямым, нет; вы образцовый моряк, а это много стоит. Но вы, как и большинство, слушаете голоса всех нехитрых истин сквозь толстое стекло жизни; они кричат, но, вы не услышите. Я делаю то, что существует, как старинное представление о прекрасном-несбыточном, и что, по существу, так же сбыточно и возможно, как загородная прогулка. Скоро вы увидите девушку, которая не может, не должна иначе выйти замуж, как только таким способом, какой развиваю я на ваших глазах.
Он сжато передал моряку то, о чем мы хорошо знаем, закончив объяснение так: - Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля и свойство характеров; я прихожу к той, которая ждет и может ждать только меня, я же не хочу никого другого, кроме нее, может быть именно потому, что благодаря ей я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное - получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения - чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя. Когда начальник тюрьмы сам выпустит заключенного, когда миллиардер подарит писцу виллу, опереточную певицу и сейф, а жокей хоть раз попридержит лошадь ради другого коня, которому не везет, - тогда все поймут, как это приятно, как невыразимо чудесно. Но есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение, и - вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим - значит владеть всем. Что до меня, то наше начало - мое и Ассоль - останется нам навсегда в алом отблеске парусов, созданных глубиной сердца, знающего, что такое любовь. Поняли вы меня?
- Да, капитан. - Пантен крякнул, вытерев усы аккуратно сложенным чистым платочком. - Я все понял. Вы меня тронули. Пойду я вниз и попрошу прощения у Никса, которого вчера ругал за потопленное ведро. И дам ему табаку - свой он проиграл в карты.
Прежде чем Грэй, несколько удивленный таким быстрым практическим результатом своих слов, успел что-либо сказать, Пантен уже загремел вниз по трапу и где-то отдаленно вздохнул. Грэй оглянулся, посмотрев вверх; над ним молча рвались алые паруса; солнце в их швах сияло пурпурным дымом. "Секрет" шел в море, удаляясь от берега. Не было никаких сомнений в звонкой душе Грэя - ни глухих ударов тревоги, ни шума мелких забот; спокойно, как парус, рвался он к восхитительной цели; полный тех мыслей, которые опережают слова.
К полудню на горизонте показался дымок военного крейсера, крейсер изменил курс и с расстояния полумили поднял сигнал - "лечь в дрейф!".
- Братцы, - сказал Грэй матросам, - нас не обстреляют, не бойтесь; они просто не верят своим глазам.
Он приказал дрейфовать. Пантен, крича как на пожаре, вывел "Секрет" из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру. По-видимому, этот раз Грэй имел больше успеха, чем с простодушным Пантеном, так как крейсер, помедлив, ударил по горизонту могучим залпом салюта, стремительный дым которого, пробив воздух огромными сверкающими мячами, развеялся клочьями над тихой водой. Весь день на крейсере царило некое полупраздничное остолбенение; настроение было неслужебное, сбитое - под знаком любви, о которой говорили везде - от салона до машинного трюма, а часовой минного отделения спросил проходящего матроса:
- "Том, как ты женился?" - "Я поймал ее за юбку, когда она хотела выскочить от меня в окно", - сказал Том и гордо закрутил ус.
Некоторое время "Секрет" шел пустым морем, без берегов; к полудню открылся далекий берег. Взяв подзорную трубу, Грэй уставился на Каперну. Если бы не ряд крыш, он различил бы в окне одного дома Ассоль, сидящую за какой-то книгой. Она читала; по странице полз зеленоватый жучок, останавливаясь и приподнимаясь на передних лапах с видом независимым и домашним. Уже два раза был он без досады сдунут на подоконник, откуда появлялся вновь доверчиво и свободно, словно хотел что-то сказать. На этот раз ему удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове "смотри", с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и, действительно, едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: - "Опять жучишка... дурак!.." - и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения. "Секрет" в это время огибал небольшой мыс, держась к берегу углом левого борта; негромкая музыка лилась в голубом дне с белой палубы под огнем алого шелка; музыка ритмических переливов, переданных не совсем удачно известными всем словами: "Налейте, налейте бокалы - и выпьем, друзья, за любовь"... - В ее простоте, ликуя, развертывалось и рокотало волнение.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Тем временем в Каперне произошло такое замешательство, такое волнение, такая поголовная смута, какие не уступят аффекту знаменитых землетрясений. Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла. Мужчины, женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль. Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать - яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего - ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи - она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича: - Я здесь, я здесь! Это я!
Тогда Циммер взмахнул смычком - и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка - все двигалось, кружилось и опадало.
Но весло резко плеснуло вблизи нее; она подняла голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: - Совершенно такой.
- И ты тоже, дитя мое! - вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. - Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?
Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт "Секрета", - все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене. Не помня - как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад. И скоро Ассоль увидела, что стоит в каюте - в комнате, которой лучше уже не может быть.
Тогда сверху, сотрясая и зарывая сердце в свой торжествующий крик, вновь кинулась огромная музыка. Опять Ассоль закрыла глаза, боясь, что все это исчезнет, если она будет смотреть. Грэй взял ее руки и, зная уже теперь, куда можно безопасно идти, она спрятала мокрое от слез лицо на груди друга, пришедшего так волшебно. Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая, недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял за подбородок вверх это давным-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись. В них было все лучшее человека.
- Ты возьмешь к нам моего Лонгрена? - сказала она.
- Да. - И так крепко поцеловал он ее вслед за своим железным "да", что она засмеялась.
Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.
Меж тем на палубе у гротмачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
- Ну, вот... - сказал он, кончив пить, затем бросил стакан. - Теперь пейте, пейте все; кто не пьет, тот враг мне.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то время, как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны "Секрет", давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках.
Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
My english and turkish friends are always asking me: why Russians became so inspired and dreamy looking on each yacht or gulet with red sails.
The answer is inside a story.
I"m proudly recommend this evergreen novel by russian writer Alexander Grin about a little girl named Assol, who meets a wizard one day. The wizard tells her that a ship with red sails will arrive -- sometime in the future - to take her away to a new, happy life with a dashing young prince. She holds onto this prediction in spite of taunts and the ridicule of her neighbors. Meanwhile, the son of a local nobleman grows up to become a sea captain and falls in love with Assol. Sure enough, he decides the only way to win her heart is to unfurl red sails and head into port.
After reading you will have an opportunity to become more close to understanding of Russian soul.
Konstantin Zhukov
Дорогие друзья, приглашаем вас в "блистающий мир" Александра Грина - яркий и загадочный! В этом мире появляются необычные проекты, воплощаются самые смелые фантазии. В нем живут сильные, мужественные герои, которые своими руками создают чудеса, по-настоящему любят и так же сильно ненавидят. В мире Александра Грина чаще всего торжествует любовь, справедливость, осуществляется человеческое счастье. Этим писатель-романтик близок к нам, сегодняшним читателям - вечные идеалы всегда вдохновляют людей!
Отрывок из книги
Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трехсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был, наконец, покинуть службу.
Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой, он не увидел, как всегда еще издали, на пороге дома свою жену Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания. Вместо нее, у детской кроватки – нового предмета в маленьком доме Лонгрена – стояла взволнованная соседка.
– Три месяца я ходила за нею, старик, – сказала она, – посмотри на свою дочь.
Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо, сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду, затем сел, потупился и стал крутить ус. Ус был мокрый, как от дождя.
– Когда умерла Мери? – спросил он.
Женщина рассказала печальную историю, перебивая рассказ умильным гульканием девочке и уверениями, что Мери в раю. Когда Лонгрен узнал подробности, рай показался ему немного светлее дровяного сарая, и он подумал, что огонь простой лампы – будь теперь они все вместе, втроем – был бы для ушедшей в неведомую страну женщины незаменимой отрадой.
Месяца три назад хозяйственные дела молодой матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец, потеря небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным человеком.
Мери пошла к нему в шесть часов вечера. Около семи рассказчица встретила ее на дороге к Лиссу. Заплаканная и расстроенная Мери сказала, что идет в город заложить обручальное кольцо. Она прибавила, что Меннерс соглашался дать денег, но требовал за это любви. Мери ничего не добилась.
– У нас в доме нет даже крошки съестного, – сказала она соседке. – Я схожу в город, и мы с девочкой перебьемся как-нибудь до возвращения мужа.
В этот вечер была холодная, ветреная погода; рассказчица напрасно уговаривала молодую женщину не ходить в Лисе к ночи. «Ты промокнешь, Мери, накрапывает дождь, а ветер, того и гляди, принесет ливень».