Три мушкетера Александр Дюма. Истинная мужская дружба
(Пока оценок нет)
Название: Три мушкетера
Автор: Александр Дюма
Год: 1844
Жанр: Исторические приключения, Зарубежная классика, Зарубежная старинная литература, Зарубежные приключения, Литература 19 века
О книге «Три мушкетера» Александр Дюма
Наверняка в мире нет такого взрослого человека, который не прочел книгу «Три мушкетера» Александра Дюма. Эта история о смелом д’Артаньяне и трех его друзьях – Арамисе, Портосе и Атосе. Чаще всего это произведение становится первым, которое действительно берет за душу и прививает настоящий вкус к чтению.
Скачать книгу можно внизу страницы в форматах fb2, epub, rtf, txt.
Эмоции, пережитые во время чтения этой книги, запоминаются на всю жизнь. «Три мушкетера» формируют представление и о настоящей захватывающей литературе, и о взаимоотношениях между людьми. Вам необязательно возвращаться к этому произведению вновь и вновь, но все взаимоотношения героев других книг будут волей-неволей сравниваться с тем, о чем написано в «Трех мушкетерах».
Пересказывать сюжет этой книги нет никакого смысла, потому как большинство о нем слышали. И всё же обойти стороной его не удастся – хотя бы в общих чертах. Итак, молодой дворянин-гасконец д’Артаньян появляется в Париже в надежде на успех и славу. Познакомившись с Портосом, Атосом и Арамисом, д’Артаньян открывает для себя благородных, нравственных и, что самое главное, настоящих друзей. Со времени его встречи с Констанцией Бонасье, дамой, близкой к самой Анне Австрийской, жизнь молодого гасконца полностью изменяется. Он попадает в эпицентр вражды между гвардейцами кардинала Ришелье и мушкетерами его величества. Кроме того, д’Артаньян впутывается и в политические интриги, от которых зависит теперь и он, и королевская семья.
Описание быта времен Людовика XIII, нравов придворных дам и господ, игра жизнью и смертью, честь и бесчестье – все это по-настоящему привлекает своей романтикой. Книга «Три мушкетера» захватывает, погружает читателя в мир приключений, дарит много красочных впечатлений и эмоций. Да, накал страстей здесь поистине заставляет сопереживать, радоваться и печалиться вместе с героями.
Александр Дюма, кстати, просто мастер неожиданных поворотов сюжета. Он всегда сумеет преподнести читателю что-то такое, от чего буквально мурашки по коже, и это в тот момент, когда всё совершенно спокойно.
Дружба в «Трех мушкетерах» – это просто эталон данного чувства. Без слащавости и пафосных излишеств – верная дружба, к которой каждый из нас должен стремиться. К тому же, каждый мушкетер будто бы дополняет команду: Атос – своей честью, Арамис – умом, Портос – силой, ну и, конечно же, отвагой – д’Артаньян.
Любовь, как и все иное в жизни храбрых мушкетеров, подчиняется долгу. Долг и честь всегда в первую очередь. Тем не менее, любовь Александр Дюма показывает как нечто совершенно сумасшедшее и страстное, хотя и без привычной «приправы» – слащавости.
«Три мушкетера» – определенно одна из тех . На ней стоит взрослеть, познавать мир и настоящие, благородные чувства.
На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно или читать онлайн книгу «Три мушкетера» Александр Дюма в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
Цитаты из книги «Три мушкетера» Александр Дюма
Наконец, честность его была безукоризненна, и это в тот век, когда военные так легко входили в сделку с верой и совестью, любовники - с суровой щепетильностью, свойственной нашему времени, а бедняки - с седьмой заповедью господней. Словом, Атос был человек весьма необыкновенный.
Зато Арамис, хотя и могло показаться, что у него нет никаких тайн, был весь окутан таинственностью. Скупо отвечая на вопросы, касавшиеся других, он тщательно обходил все относившееся к нему самому.
Портос, как мы уже успели узнать, был прямой противоположностью Атоса: он не только много разговаривал, но разговаривал громко. Надо, впрочем, отдать ему справедливость: ему было безразлично, слушают его или нет. Он разговаривал ради собственного удовольствия - ради удовольствия слушать самого себя. Он говорил решительно обо всем, за исключением наук, ссылаясь на глубокое отвращение, которое, по его словам, ему с детства внушали ученые.
Этот достойный господин - мы, разумеется, имеем в виду Атоса - был очень молчалив. Вот уже пять или шесть лет, как он жил в теснейшей дружбе с Портосом и Арамисом. За это время друзья не раз видели на его лице улыбку, но никогда не слышали его смеха. Слова его были кратки и выразительны, он говорил всегда то, что хотел сказать, и больше ничего: никаких прикрас, узоров и красот. Он говорил лишь о существенном, не касаясь подробностей.
… герцог время от времени поглядывал на молодого человека, словно не веря, что такая предусмотрительность, такое мужество и преданность могут сочетаться с обликом юноши, которому едва ли исполнилось двадцать лет.
Оттенок таинственности, окутывавшей Атоса, делал еще более интересным этого человека, которого даже в минуты полного опьянения ни разу не выдали ни глаза, ни язык, несмотря на всю тонкость задаваемых ему вопросов.
Во время переправы миледи удалось распутать веревку, которой были связаны ее ноги; когда лодка достигла берега, миледи легким движением прыгнула на землю и пустилась бежать.
Но земля была влажная; поднявшись на откос, миледи поскользнулась и упала на колени.
Суеверная мысль поразила ее: она решила, что небо отказывает ей в помощи, и застыла в том положении, в каком была, склонив голову и сложив руки.
где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис»
Примерно год тому назад, занимаясь в королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Воспоминания г-на д"Артаньяна», напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня: я унес эти мемуары домой, разумеется с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.
Я не собираюсь подробно разбирать здесь это любопытное сочинение, а только посоветую ознакомиться с ним тем моим читателям, которые умеют ценить картины прошлого. Они найдут в этих мемуарах портреты, набросанные рукой мастера, и, хотя эти беглые зарисовки в большинстве случаев сделаны на дверях казармы и на стенах кабака, читатели тем не менее узнают в них изображения Людовика XIII, Анны Австрийской, Ришелье, Мазарини и многих придворных того времени, изображения столь же верные, как в истории г-на Анкетиля.
Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.
Д"Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис.
Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д"Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.
С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство.
Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную № 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную:
«Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».
Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой - имя Портоса, а на тридцать первой - имя Арамиса.
Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую Академию со своим собственным.
Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.
Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.
А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.
Установив это, мы переходим к нашему повествованию.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТРИ ДАРА Г-НА Д"АРТАНЬЯНА-ОТЦА
В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ларошель. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный Мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то глухой, то явной, то тайной, то открытой, - были еще и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев - никогда. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый первый понедельник апреля 1625 года горожане, услышав шум и не узрев ни желто-красных значков, ни ливрей слуг герцога Ришелье, устремились к гостинице «Вольный Мельник».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек… Постараемся набросать его портрет: представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников, в шерстяной куртке, синий цвет которой приобрел оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые - неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить гасконца , даже если на нем нет берета, - а молодой человек был в берете, украшенном подобием пера; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь фермерского сына, если бы не длинная шпага на кожаной портупее, бившаяся о ноги своего владельца, когда он шел пешком, и ерошившая гриву его коня, когда он ехал верхом.
Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень и на самого всадника.
Александр Дюма
где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис».
Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Воспоминания г-на д"Артаньяна», напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня; я унес эти мемуары домой, разумеется, с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.
Я не собираюсь подробно разбирать здесь это любопытное сочинение, а только посоветую ознакомиться с ним тем моим читателям, которые умеют ценить картины прошлого. Они найдут в этих мемуарах портреты, набросанные рукой мастера, и, хотя эти беглые зарисовки в большинстве случаев сделаны на дверях казармы и на стенах кабака, читатели тем не менее узнают в них изображения Людовика XIII, Анны Австрийской, Ришелье, Мазарини и многих придворных того времени, изображения столь же верные, как в истории г-на Анкетиля.
Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.
Д"Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис.
Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д"Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.
С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство.
Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную. N 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную:
«Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».
Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой - имя Портоса, а на тридцать первой - имя Арамиса.
Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую академию со своим собственным.
Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.
Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.
А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.
Итак, мы переходим к нашему повествованию.
Глава 1. ТРИ ДАРА Г-НА Д"АРТАНЬЯНА-ОТЦА
В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Мента, где некогда родился автор «Романа о розе», казалось взволнованным так, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то тайной, то явной, то скрытой, то открытой, - были еще и воры, и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев - никогда.
Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый первый понедельник апреля 1625 года горожане, услышав шум и не узрев ни желто-красных значков, ни ливрей слуг герцога де Ришелье, устремились к гостинице «Вольный мельник».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек… Постараемся набросать его портрет: представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников, в шерстяной куртке, синий цвет которой приобрел оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить гасконца, даже если на нем нет берета, - а молодой человек был в берете, украшенном подобием пера; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины.
Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь фермерского сына, если бы не длинная шпага на кожаной портупее, бившаяся о ноги своего владельца, когда он шел пешком, и ерошившая гриву его коня, когда он ехал верхом.
Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень даже и на самого всадника.
Сознание этого тем острее задевало молодого д"Артаньяна (так звали этого нового Дон-Кихота, восседавшего на новом Росинанте), что он не пытался скрыть от себя, насколько он - каким бы хорошим наездником он ни был - должен выглядеть смешным на подобном коне. Недаром он оказался не в силах подавить тяжелый вздох, принимая этот дар от д"Артаньяна-отца.
Он знал, что цена такому коню самое большее двадцать ливров. Зато нельзя отрицать, что бесценны были слова, сопутствовавшие этому дару.
Сын мой! - произнес гасконский дворянин с тем чистейшим беарнским акцентом, от которого Генрих IV не мог отвыкнуть до конца своих дней. - Сын мой, конь этот увидел свет в доме вашего отца лет тринадцать назад и все эти годы служил нам верой и правдой, что должно расположить вас к нему. Не продавайте его ни при каких обстоятельствах, дайте ему в почете и покое умереть от старости. И, если вам придется пуститься на нем в поход, щадите его, как вы щадили бы старого слугу. При дворе, - продолжал д"Артаньян-отец, - в том случае, если вы будете там приняты, на что, впрочем, вам дает право древность вашего рода, поддерживайте ради себя самого и ваших близких честь вашего дворянского имени, которое более пяти столетий с достоинством носили ваши предки. Под словом «близкие» я подразумеваю ваших родных и друзей. Не покоряйтесь никому, за исключением короля и кардинала. Только мужеством - слышите ли вы, единственно мужеством! - дворянин в наши дни может пробить себе путь. Кто дрогнет хоть на мгновение, возможно, упустит случай, который именно в это мгновение ему предоставляла фортуна. Вы молоды и обязаны быть храбрым по двум причинам: во-первых, вы гасконец, и, кроме того, - вы мой сын. Не опасайтесь случайностей и ищите приключений. Я дал вам возможность научиться владеть шпагой. У вас железные икры и стальная хватка. Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться. Я могу, сын мой, дать вам с собою всего пятнадцать экю, коня и те советы, которые вы только что выслушали. Ваша матушка добавит к этому рецепт некоего бальзама, полученный ею от цыганки; этот бальзам обладает чудодейственной силой и излечивает любые раны, кроме сердечных. Воспользуйтесь всем этим и живите счастливо и долго… Мне остается прибавить еще только одно, а именно: указать вам пример - не себя, ибо я никогда не бывал при дворе и участвовал добровольцем только в войнах за веру. Я имею в виду господина де Тревиля, который был некогда моим соседом. В детстве он имел честь играть с нашим королем Людовиком Тринадцатым - да хранит его господь! Случалось, что игры их переходили в драку, и в этих драках перевес оказывался не всегда на стороне короля. Тумаки, полученные им, внушили королю большое уважение и дружеские чувства к господину де Тревилю. Позднее, во время первой своей поездки в Париж, господин де Тревиль дрался с другими лицами пять раз, после смерти покойного короля и до совершеннолетия молодого - семь раз, не считая войн и походов, а со дня совершеннолетия и до наших дней - раз сто! И недаром, невзирая на эдикты, приказы и постановления, он сейчас капитан мушкетеров, то есть цезарского легиона, который высоко ценит король и которого побаивается кардинал. А он мало чего боится, как всем известно. Кроме того, господин де Тревиль получает десять тысяч экю в год. И следовательно, он весьма большой вельможа. Начал он так же, как вы. Явитесь к нему с этим письмом, следуйте его примеру и действуйте так же, как он.
Александр Дюма
где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис»
Примерно год тому назад, занимаясь в королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Воспоминания г-на д"Артаньяна», напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня: я унес эти мемуары домой, разумеется с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.
Я не собираюсь подробно разбирать здесь это любопытное сочинение, а только посоветую ознакомиться с ним тем моим читателям, которые умеют ценить картины прошлого. Они найдут в этих мемуарах портреты, набросанные рукой мастера, и, хотя эти беглые зарисовки в большинстве случаев сделаны на дверях казармы и на стенах кабака, читатели тем не менее узнают в них изображения Людовика XIII, Анны Австрийской, Ришелье, Мазарини и многих придворных того времени, изображения столь же верные, как в истории г-на Анкетиля.
Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.
Д"Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис.
Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д"Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.
С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство.
Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную № 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную:
«Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».
Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой - имя Портоса, а на тридцать первой - имя Арамиса.
Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую Академию со своим собственным.
Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.
Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.
А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.
Установив это, мы переходим к нашему повествованию.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТРИ ДАРА Г-НА Д"АРТАНЬЯНА-ОТЦА
В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ларошель. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный Мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то глухой, то явной, то тайной, то открытой, - были еще и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев - никогда. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый первый понедельник апреля 1625 года горожане, услышав шум и не узрев ни желто-красных значков, ни ливрей слуг герцога Ришелье, устремились к гостинице «Вольный Мельник».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек… Постараемся набросать его портрет: представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников, в шерстяной куртке, синий цвет которой приобрел оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые - неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить гасконца , даже если на нем нет берета, - а молодой человек был в берете, украшенном подобием пера; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь фермерского сына, если бы не длинная шпага на кожаной портупее, бившаяся о ноги своего владельца, когда он шел пешком, и ерошившая гриву его коня, когда он ехал верхом.
Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень и на самого всадника.
В первый понедельник апреля 1625 г. население городка Менг в предместье Парижа казалось взволнованным так, словно гугеноты вздумали превратить его во вторую крепость Ларошель: в Менг въехал молодой человек восемнадцати лет на рыжем мерине без хвоста. Его облик, одежда и манеры вызвали в толпе горожан шквал насмешек. Всадник, впрочем, не обращает на них внимания, как и подобает дворянину, почитающему зазорным выяснять отношения с простолюдинами. Другое дело - оскорбление, нанесённое равным: д’Артаньян (так зовут нашего героя) бросается с оголённой шпагой на знатного господина в чёрном; однако тому на помощь прибегают несколько горожан с дубьём. Очнувшись, д’Артаньян не обнаруживает ни обидчика, ни - что гораздо серьёзнее - рекомендательного письма отца к старому боевому товарищу, капитану королевских мушкетёров г-ну де Тревилю, с просьбой определить достигшего совершеннолетия отпрыска на военную службу.
Мушкетёры Его Величества - цвет гвардии, люди без страха и упрёка, за что им сходит с рук независимое и бесшабашное поведение. В тот час, когда д’Артаньян ожидает приёма у де Тревиля, г-н капитан учиняет очередную головомойку (не влекущую, впрочем, печальных последствий) троим своим любимцам - Атосу, Портосу и Арамису. Де Тревиля, надо заметить, возмутило не то, что они устроили драку с гвардейцами кардинала Ришелье, а позволили арестовать себя... Какой позор!
Беседуя с де Тревилем (принявшим молодого д’Артаньяна весьма ласково), юноша видит за окном незнакомца из Менга - и стремглав бросается на улицу, задев на лестнице поочерёдно трёх мушкетёров. Все трое вызывают его на поединок. Незнакомец в чёрном успевает улизнуть, зато в урочный час на условленном месте ждут д’Артаньяна Атос, Портос и Арамис. Дело получает неожиданный оборот; шпаги всех четверых дружно обнажаются против вездесущих гвардейцев герцога Ришелье. Мушкетёры убеждаются, что молодой гасконец не только задира, но и настоящий храбрец, владеющий оружием ничуть не хуже их, и принимают д’Артаньяна в свою компанию.
Ришелье жалуется королю: мушкетёры вовсе обнаглели. Людовик XIII скорее заинтригован, чем огорчён. Ему хочется узнать, кто этот неизвестный четвёртый, бывший с Атосом, Портосом и Арамисом. Де Тревиль представляет гасконца Его Величеству - и король зачисляет д’Артаньяна на службу в свою гвардию.
К остановившемуся в его доме д’Артаньяну, о доблести коего по Парижу уже ползут слухи, обращается галантерейщик Бонасье: вчера похищена его молодая жена, камеристка Её Величества королевы Анны Австрийской. По всем приметам похититель - незнакомец из Менга. Причина похищения - не прелести мадам Бонасье, а её близость к королеве: в Париже лорд Бекингэм, возлюбленный Анны Австрийской. Мадам Бонасье может навести на его след. Королева в опасности: её покинул король, её преследует вожделеющий к ней Ришелье, она теряет одного за другим верных людей; в придачу ко всему (или прежде всего) она - испанка, влюблённая в англичанина, а Испания и Англия - главные противники Франции на политической арене. Вослед за Констанцией похищен и сам г-н Бонасье; в их доме устраивается западня на лорда Бекингэма или кого-то из близких к нему людей.
Однажды ночью д’Артаньян слышит в доме возню и сдавленные женские вопли. Это г-жа Бонасье, бежавшая из-под стражи, снова угодила в мышеловку - теперь уже в собственном доме. Д’Артаньян отбивает её у людей Ришелье и прячет на квартире Атоса.
Следя за всеми её выходами в город, он подстерегает Констанцию в обществе мужчины в мушкетёрском мундире, Неужели друг Атос вздумал отбить у него спасённую красавицу? Ревнивец быстро смиряется: спутник мадам Бонасье - лорд Бекингэм, которого она ведёт в Лувр на свидание к королеве. Констанция посвящает д’Артаньяна в сердечные тайны своей госпожи. Он обещает защищать королеву и Бекингэма, как её самоё; этот разговор становится их объяснением в любви.
Бекингэм покидает Париж, увозя подарок королевы Анны - двенадцать бриллиантовых подвесков. Проведав об этом, Ришелье советует королю устроить большой бал, на который королева должна явиться в подвесках - тех, что теперь хранятся в Лондоне, в шкатулке Бекингэма. Он предвидит позор отвергшей его притязания королевы - и посылает в Англию одного из лучших своих тайных агентов миледи Винтёр: ей надлежит похитить у Бекингэма два подвеска - даже если остальные десять и вернутся чудом в Париж к большому балу, кардинал сумеет доказать небезупречность королевы. Наперегонки с миледи Винтёр мчится в Англию д’Артаньян. Миледи удаётся то, что поручил ей кардинал; однако время работает на д’Артаньяна - и он доставляет в Лувр десять подвесков королевы и ещё два точно такие же, изготовленные лондонским ювелиром менее чем за двое суток! Кардинал посрамлён, королева спасена, д’Артаньян принят в мушкетёры и вознаграждён любовью Констанции. Есть, впрочем, и убытки: Ришелье узнает о доблести новоиспечённого мушкетёра и поручает опекать его коварной миледи Винтёр.
Плетя козни против д’Артаньяна и внушая ему сильную и противоречивую страсть, миледи одновременно обольщает графа де Варда - человека, служившего помехой гасконцу при его путешествии в Лондон, посланного кардиналом в помощь миледи. Кэтти, служанка миледи, будучи без ума от молодого мушкетёра, показывает ему письма своей хозяйки де Варду. Д’Артаньян под видом графа де Варда приходит на свидание к миледи и, не узнанный ею в темноте, получает в знак любви кольцо с бриллиантом. Своё приключение д’Артаньян спешит преподнести друзьям как весёлую шутку; Атос, однако же, при виде кольца мрачнеет. Кольцо миледи вызывает в нем мучительное воспоминание. Это - фамильная драгоценность, подаренная им в ночь любви той, которую он почитал за ангела и которая в действительности была заклеймённой преступницей, воровкой и убийцей, разбившей сердце Атоса. Рассказ Атоса вскоре подтверждается: на обнажённом плече миледи её пылкий любовник д’Артаньян замечает клеймо в виде лилии - печать вечного позора.
Отныне он - враг миледи. Он посвящён в её тайну. Он отказался убить на дуэли лорда Винтёра - лишь обезоружил, после чего примирился с ним (братом её покойного мужа и дядей её маленького сына) - а ведь она давно стремится завладеть всем состоянием Винтёров! Ничего не получилось у миледи и из её замысла стравить д’Артаньяна с де Бардом. Уязвлена гордость миледи - но и честолюбие Ришелье. Пригласив д’Артаньяна перейти служить в свой гвардейский полк и получив отказ, кардинал предостерегает молодого наглеца: «С той минуты, как вы лишитесь моего покровительства, никто не даст за вашу жизнь и ломаного гроша!»...
Место солдата - на войне. Взяв у де Тревиля отпуск, д’Артаньян и три его друга отправляются в окрестности Ларошели, портового города, открывающего англичанам ворота во французские пределы. Закрывая их для Англии, кардинал Ришелье завершает дело Жанны д’Арк и герцога де Гиза. Победа над Англией для Ришелье - не столько в том, чтобы избавить короля Франции от врага, сколько в отмщении более удачливому сопернику в любви к королеве. То же и Бекингэм: он в этой военной кампании стремится удовлетворить личные амбиции. Он предпочитает вернуться в Париж не посланником, но триумфатором. Истинной ставкой в этой кровавой партии, разыгрываемой двумя могущественнейшими державами, служит благосклонный взгляд Анны Австрийской. Англичане осаждают крепость Сен-Мартен и форт Ла Пре, французы - Ла-Рошель.
Перед боевым крещением д’Артаньян подводит итоги двухлетнего пребывания в столице. Он влюблён и любим - но не знает, где находится его Констанция и жива ли она вообще. Он стал мушкетёром - но имеет врага в лице Ришелье. За спиной у него множество необычайных приключений - но и ненависть миледи, которая не упустит случая отомстить ему. Он отмечен покровительством королевы - но это плохая защита, скорее, повод для преследований... Единственное его безусловное приобретение - перстень с алмазом, коего блеск, впрочем, омрачён горькими воспоминаниями Атоса.
Волей случая Атос, Портос и Арамис сопровождают кардинала в его ночной прогулке инкогнито в окрестностях Ларошели. Атос в трактире «Красная голубятня» слышит беседу кардинала с миледи (именно на встречу с ней ехал Ришелье под охраной мушкетёров). Он отправляет её в Лондон в качестве посредницы в переговорах с Бекингэмом. Переговоры, однако, не вполне дипломатичны: Ришелье предъявляет сопернику ультиматум. Если Бекингэм посмеет сделать в нынешнем военном противостоянии решительный шаг, кардинал обещает предать огласке документы, порочащие королеву, - свидетельства не только её благосклонности к герцогу, но и её сговора с врагами Франции. «А если Бекингэм заупрямится?» - спрашивает миледи. - «В этом случае, как не раз бывало в истории, на политической сцене должна возникнуть роковая женщина, которая вложит кинжал в руку какого-нибудь убийцы-фанатика...» Миледи прекрасно понимает намёк Ришелье. Что же, она - именно такая женщина!.. Совершив неслыханный подвиг - отобедав на пари на бастионе, открытом врагу, отразив несколько мощных атак ларошельцев и вернувшись в расположение армии невредимыми, - мушкетёры предупреждают герцога Бекингэма и лорда Винтёра о миссии миледи. Винтёру удаётся арестовать её в Лондоне. Охранять миледи поручено молодому офицеру Фельтону. Миледи узнает, что её страж - пуританин. Она называется его единоверкой, якобы соблазнённой Бекингэмом, оклеветанной и заклеймённой как воровка, в то время как в действительности страдает за веру. Фельтон сражён миледи наповал, Религиозность и строгая дисциплина сделали его человеком, недоступным обычным обольщениям. Но история, поведанная ему миледи, поколебала его враждебность к ней, а своей красотой и показной набожностью она покорила его чистое сердце, Фельтон помогает миледи Винтёр бежать. Он поручает знакомому капитану доставить несчастную пленницу в Париж, а сам проникает к герцогу Бекингэму, которого - во исполнение сценария Ришелье - убивает кинжалом.
Миледи прячется в монастыре кармелиток в Бетюне, где живёт и Констанция Бонасье. Узнав, что с часу на час здесь должен объявиться д’Артаньян, миледи отравляет возлюбленную своего главного врага и спасается бегством. Но уйти от возмездия ей не удаётся: по её следам мчатся мушкетёры.
Ночью в тёмном лесу совершается суд над миледи. Она повинна в смерти Бекингэма и обольщённого ею Фельтона. На её совести смерть Констанции и подстрекательство д’Артаньяна к убийству де Варда. Ещё одна - самая первая её жертва - совращённый ею молодой священник, которого она склонила к краже церковной утвари. Осуждённый за это на каторгу, пастырь Божий наложил на себя руки. Его брат, палач из Лилля, поставил целью своей жизни отомстить миледи. Однажды он уже настиг её и заклеймил, но преступница скрылась тогда в замке графа де ла Фер - Атоса и, умолчав о злосчастном прошлом, вышла за него замуж. Нечаянно обнаружив обман, Атос в ярости совершил над женой самосуд: повесил её на дереве. Судьба дала ей ещё один шанс: графиню де ла Фер спасли, и она вернулась к жизни и к своим гнусным делам под именем леди Винтёр. Родив сына, миледи отравила Винтёра и получила богатое наследство; но этого ей было мало, и она мечтала о доле, принадлежащей деверю.
Предъявив ей все перечисленные обвинения, мушкетёры и Винтёр вверяют миледи лилльскому палачу. Атос подаёт ему кошелёк с золотом - плату за тяжкий труд, но тот швыряет золото в реку: «Сегодня я исполняю не своё ремесло, а свой долг». В лунном свете блистает лезвие его широкого меча... Три дня спустя мушкетёры возвращаются в Париж и предстают своему капитану де Тревилю. «Ну что, господа, - спрашивает их храбрый капитан. - Хорошо вы повеселились в отпуске?» - «Бесподобно!» - отвечает за себя и за друзей Атос.