Надеждин н и как деятельность автобиография. Биографии великих людей. Значение надеждин николай иванович в краткой биографической энциклопедии

(17.10.1804 - 23.01.1856)

Русский литературный критик, этнограф, лингвист. Родился 5 (17) октября 1804 в с. Нижний Белоомут Зарайского уезда Рязанской губ. в семье потомственных священнослужителей. В 1815 окончил Рязанскую семинарию (выдающимся учебным успехам в которой, по некоторым сведениям, обязан своей фамилией – предки Надеждина именовались по месту жительства Белоомутскими или Беловодскими), в 1824 – Московскую духовную академию. В 1824–1826 – профессор словесности и немецкого (позже и латинского) языка в Рязанской семинарии, после чего, уволившись из духовного звания, стал домашним учителем в московской семье Самариных. С первыми стихами, эстетическими статьями и переводами выступал с 1828 в журнале «Вестник Европы», первая же из литературно-критических статей Надеждина (под псевд. «Экс-студент Никодим Надоумка», иногда Недоумко) Литературные опасения за будущий год (1828) вызвала сенсацию. Главным объектом полемического пафоса Надеждина здесь, а также в статьях Сонмище нигилистов, Две повести в стихах: «Бал» и «Граф Нулин», «Полтава». Поэма Александра Пушкина, «Иван Выжигин», нравственно-сатирический роман, Всем сестрам по серьгам (все 1829) был романтизм как тяготение к аффектации, фантазийной импровизационности и фрагментарности в сюжете, характерах и стиле, следы чего критик находил в творчестве У.Шекспира и П.Кальдерона, А.С.Пушкина и Е.А.Баратынского, В.Гюго и Дж.Байрона. Сторонник нравственно-воспитательной ориентации искусства, Надеждин был, однако, противником классицистского «украшения природы» и наивно-прямолинейного морализирования (свойственного, например, роману Ф.В.Булгарина Иван Выжигин).

Надеждин ратует за здравый смысл, соразмерность и гармонию, нередко при этом сближая романтическое своеволие с политическим либерализмом и бунтарством. Отвергаемый частью литературной общественности (Н.А.Полевой, О.М.Сомов, Пушкин, назвавший Надеждина в одной из своих язвительных эпиграмм «болваном семинаристом»), Надеждин, тем не менее, в 1829 был избран в члены-соревнователи Общества истории и древностей российских, сделав в 1830 доклад Предначертание исторически-критического исследования древнерусской системы уделов и в том же году защитив докторскую (минуя степень магистра) диссертацию О происхождении, природе и судьбах поэзии, называемой романтической. В 1831–1835 Надеждин – профессор Московского университета по кафедре изящных искусств и археологии.

Опираясь на принцип единства законов бытия и мышления и распространяя идею закономерности на процесс художественного творчества, Надеждин выстроил линию развития поэзии от объективно-классических форм античности, изображавшей «внешнюю» жизнь, через субъективно-романтическую форму Средневековья, воплощающую «постоянное самоуглубление» и «идеальное самосозерцание», к синтетической поэзии нового времени, в связи с чем и западноевропейский классицизм 18 в. (называемый Надеждиным «веком кощунства и нечестия»), и современный «неистовый» романтизм рассматривался эстетиком как анахроничные, «подражательные» формы (см. также трактат Надеждина О современном направлении изящных искусств, 1833, где, в частности, выдвигается мысль о необходимости высвобождения литературного героя от диктата авторского замысла, чем грешат, по мнению Надеждина, герои Ф.Шиллера и А.С.Грибоедова – ст. «Горе от ума». Комедия... А.Грибоедова, 1831; аналогичен протест против экзальтации в актерской игре в цикле статей Надеждина Русский театр. Письма в Петербург, 1833, а также в ст. История поэзии: Чтения... С.Шевырева, 1836).

В 1830-е годы, одобряя нравственно-христианскую поэзию А.Ламартина, А.Манцони (Мандзони) и Новалиса и отвергая «макабрскую пляску мертвых костей на кладбище жизни» Байрона, Р.Саути, В.Гюго и Ж.Занд, Надеждин приветствовал пушкинскую трагедию Борис Годунов как истинно народную драму, находя, однако, с точки зрения художественной логики, цельности и психологического правдоподобия, фрагментарным и поверхностным «арабеском» роман Евгений Онегин и неглубокими поэмы Граф Нулин и Домик в Коломне. При этом одним из первых Надеждин высоко оценил творчество Н.В.Гоголя, «великого комика жизни действительной». Аргументируя особую роль романа в современной литературе (ст. «Рославлев», или Русские в 1812 М.М.Загоскина, 1831, где из-за «неразвитости» русского общества недосягаемым образцом для отечественной словесности выдвигаются исторические романы В.Скотта), критик призывает к «примирению» русской народности и европеизма, что в грядущем должно привести, по Надеждину, к выполнению Россией своей глобальной мессианской роли (цикл Летописи отечественной литературы, 1832; Обозрение русской словесности за 1833 год, 1834; Европеизм и народность в отношении к русской словесности, 1836).

Несчастливая любовь к сестре А.В.Сухово-Кобылина (в будущем писательница Евгении Тур, 1815–1892) повлекла за собой уход Надеждина с кафедры и его путешествие (1835) по странам Европы (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Австрия). После публикации в 1836 в «Телескопе» Философического письма П.Я.Чаадаева журнал распоряжением царя был закрыт, а Надеждин сослан в Усть-Сысольск, затем в Вологду («прощен» в январе 1838).

С конца 1830-х годов разворачивается обширная научная деятельность Надеждина в области богословия, эстетики, этнографии, географии, фольклористики, истории и т.п., около 100 статей написаны им для Энциклопедического лексикона А.Плюшара. Надеждин активно выступает против «мрачного скептицизма» исторической школы М.Т.Каченовского, намечает пути изучения национального фольклора народов России (Народная поэзия у зырян, 1839), закладывает основы отечественной исторической географии, прослеживает эволюцию русского литературного языка в его соотношении со старославянским, содействует становлению славяноведения как науки и т.д. Автор фундаментальных трудов по этнографии (Об этнографическом изучении народности русской, 1847, где, в частности, говорится о необходимости изучения «русских вне России», и др.), Надеждин в 1848 избирается председателем отделения этнографии Русского географического общества. Существенный вклад в отечественную науку внесли труды Надеждина Об исторической истине и достоверности (1837), О наречиях русского языка (1841), О русских народных мифах и сагах, в применении их к географии и особенно к этнографии русской (1857). Среди других произведений Надеждина – Записка о путешествии по южно-славянским странам (1842), где, в частности, проявлен особый интерес к древнерусской письменности, книга Исследование о скопческой ереси (1845), записка О заграничных раскольниках (1846), труды по истории Новороссийского края, Бессарабии, рассказ в форме исповеди католического монаха Сила воли. Воспоминания путешественника (1841).

Надеждин был также редактором «Одесского альманаха» (1839–1840), после переселения в 1842 в Петербург – «Географических известий» (1848) и «Журнала Министерства внутренних дел» (1842–1856). Состоя с 1842 на службе в этом министерстве, по его заданию исследовал раскол, сделав вывод о необходимости ужесточить гонения властей на скопцов, хлыстов и др. представителей религиозного инакомыслия как опасных для государственного устройства.

Разносторонний и плодовитый исследователь, Надеждин вошел в историю русской гуманитарной культуры прежде всего как один из зачинателей, наряду с Д.В.Веневитиновым, И.В.Киреевским и В.Ф.Одоевским, русской философской эстетики и непосредственный предшественник концептуальной литературной критики В.Г.Белинского.

Надеждин, Николай Иванович

Николай Иванович Надеждин (5 (17) октября - 11 (23) января ) - многосторонний учёный и критик, сын священника Рязанской губернии, воспитанник Рязанской духовной семинарии и Московской духовной академии .

Ранние годы

Родился в семье потомственных священнослужителей. Первоначально Николай Иванович пошёл по стопам отца и деда и поступил в 1815 году Рязанскую духовную семинарию. После семинарии продолжил свое образование в Московской духовной академии, которую окончил в 1824 году. По завершении учёбы Надеждин 2 года служил преподавателем словесности, немецкого и латинского языков в Рязанской семинарии. В 1826 году он оставляет службу в семинарии, увольняется из духовного звания и переезжает в Москву, где устраивается домашним учителем в семью дворян Самариных.

Начало литературной и научной деятельности

В Москве Надеждин знакомится с Каченовским, издателем «Вестника Европы», с которым они вскоре становятся близкими друзьями. В «Вестнике Европы» Надеждин напечатает свою первую историческую статью - «О торговых поселениях итальянцев на северном Черноморье», а затем, с 1828 по 1830 год - ряд критических статей по современной литературе (под псевдонимом «Экс-студент Никодим Надоумко»): «Литературные опасения за будущий год», «Сонмище нигилистов», «Две повести в стихах: „Бал“ и „Граф Нулин“, „Полтава“. Поэма Александра Пушкина», «Иван Выжигин», нравственно-сатирический роман", «Всем сестрам по серьгам». Там же были напечатаны несколько рассказов Надеждина и довольно много стихов, написанных в духе Шиллера. Большая часть этих литературных произведений была признана критиками слабыми с художественной точки зрения.

Надеждин - профессор Московского университета

В 1830 году Надеждин защищает докторскую диссертацию о романтической поэзии. Диссертация была написана на латинском языке и имела название «De poeseos, quae Romantica audit, origine, indole et fatis» («О начале, сущности и судьбах поэзии, называемой романтической»). Извлечения из неё были вскоре напечатаны в «Вестнике Европы» и «Атенее» под названием «О настоящем злоупотреблении и искажении романтической поэзии». После защиты диссертации Надеждину, теперь доктору словесных наук, была предложена должность профессора по кафедре изящных искусств и археологии Московского университета. Незадолго до этого Надеждин был также избран в члены-соревнователи «Общества истории и древностей российских».

С начала 1832 по 1835 год Надеждин, в звании ординарного профессора, читал в Московском университете теорию изящных искусств, археологию и логику. В отличие от большинства профессоров того времени Надеждин не строил свой курс на сухих конспектах из известных учебников: его лекции были блестящими импровизациями, производившими глубокое впечатление на слушателей, среди которых были: В. Г. Белинский, Н. В. Станкевич, О. M. Бодянский и К. С. Аксаков. Особенно сильное впечатление лекции молодого профессора произвели на Станкевича и Белинского. Станкевич, глубоко воодушевленный идеями Николая Ивановича даже говорил, что если когда-нибудь он будет в раю, то обязан этим Надеждину: так много пробудил он в нём. Впрочем, некоторые, как например К. Аксаков, находили в чтениях Надеждина отсутствие серьёзного содержания.

«Телескоп»

В 1831 году Надеждин основывает собственный журнал «Телескоп », с иллюстрированным приложением «Молва». Программа изданий была очень широкая: отражать главнейшие направления современного просвещения. В «Телескопе» и «Молве» регулярно печатались многие известные писатели и критики того времени: Жуковский, Загоскин, Кольцов, Погодин, Шевырев, Герцен, Огарев, Белинский и др. Большая роль отводилась также переводам сочинений известнейших иностранных писателей: философов, ученых, беллетристов. Регулярно в изданиях появлялись перепечатки в русском переводе статей из известных зарубежных журналов того времени, в основном английских и французских. На страницах «Телескопа» и «Молвы» Надеждин печатал и собственные критические статьи, а также статьи по философии и эстетике. Постепенно «Телескоп» и «Молва» вошли в число самых читаемых российских журналов того времени. «Молва» пользовалась популярностью даже среди светских дам. Надеждин сам был главным редактором «Телескопа». В «Молве» же ведущую роль играл Белинский. Он же в отсутствие Надеждина в 1835-1836 годах полностью редактировал оба издания.

Философско-эстетическая система Надеждина

Идеи Надеждина в философии, эстетике и художественной критике тесно связаны и образуют систему. Её основой явилась своеобразная разработка философии Ф. В. И. Шеллинга с двух противостоящих друг другу позиций - религиозности (свою систему взглядов сам он называл «теософизмом» или «религиозно-философским взглядом») и культурологической концепции, что привело (особенно в области, эстетики) к существенной независимости от шеллингианства.

Согласно культурологической концепции Николая Ивановича, исходящей из идеи двойственности - материальности и духовности - человека, «культура» (термин, который употреблял сам Надеждин - Телескоп.- 1836.- № 9.- С. 114) движется от первобытной нерасчленности к односторонней материальности античности и далее - к односторонней духовности Средневековья. В Античности дух человеческий устремляется во вне, движется центробежно, в Средневековье - во внутрь, центростремительно. Это движение происходит по диалектическим законам. Начиная с XVI в. осуществляется постепенный синтез этих двух начал, XIX в. есть век этого синтеза.

В области философии Надеждин выступил как представитель одной из школ русского Просвещения - русского диалектического идеализма (Д. М. Велланский, М. Г. Павлов, А. И. Галич, московские «любомудры » - В. Ф. Одоевский, Д. В. Веневитинов и др., молодые Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский и др.), главным теоретическим источником которого была философия раннего Шеллинга. Николай Иванович работал в нескольких областях философии. В натурфилософии он пропагандировал идеи диалектического развития, единства всего сущего. На основе концепции «динамизма» (проводимой в физике профессором Московского университета М. Г. Павловым, натурфилософию которого Надеждин всячески поддерживал и пропагандировал) он пытался преодолеть метафизическую ограниченность тогдашнего атомизма и объяснить происхождение и специфику живого вещества. Здесь намечался его отход от шеллингианского идеализма, когда он утверждал, что «дух наш есть не что иное, как самосознание природы; его мысль должна быть полным, всеобъемлющим зеркалом бытия» (Телескоп.- 1833.- № 9.- С. 107). В методологии Николай Иванович отстаивал единство опыта и умозрения (Там же.- 1836.- № 12.- С. 557-559), критикуя вульгарное умозрительство многих русских шеллингианцев 20-30 гг. и эмпиризм, в котором он упрекал проф. Московского университета, историка литературы и эстетика С. Л, Шевырева (Телескоп.- 1836.-№ 9.-С. 119-121, 124-125,. 134). Надеждин обосновывал новый для России тех времен методологический принцип единства исторического и логического (Там же.- № 8.- С. 615-618, 628-629), принцип единства анализа и синтеза (Там же.- № 11.- С. 429). Здесь также намечалась линия критики шеллингианства и отхода от него.

Весьма значительна роль Надеждина в развитии логики. Ему принадлежит несомненный приоритет в ассимиляции на русской почве идей диалектической логики Г. В. Ф. Гегеля. Николай Иванович преодолел понимание логики как чисто формальной науки, находящейся за пределами философии. Он осознавал её как важнейшую часть философии, обеспечивающую постижение противоречивости мира и сознания (что, по Шеллингу, невозможно для логики и осуществляется лишь посредством мистического «интеллектуального созерцания»). Надеждин вслед за Гегелем включал в предмет логики категории, и, применяя к логике идею тождества бытия и мышления, истолковывал эти категории и логические законы как воспроизведение в сознании законов и связей бытия. Проблематика философии истории непосредственно включена в культурологическую концепцию Николая Ивановича. Он трактовал философию истории как науку об общих законах развития человечества, о специфических для истории формах всеобщих законов бытия. Такими специфическими законами являются единство человеческого рода, его развиваемость и совершенствование, законосообразность исторического развития, единство необходимости и свободы. Хотя по Надеждину в основе этих закономерностей и лежит некое идеальное начало (Бог), конкретное объяснение истории человечества, осознание её этапов возможно только через социальные, географические, политические и прочие реальные факторы исторического развития. В этом контексте Надеждин рассматривал и проблему нации, национальной специфики исторического, в частности культурного развития, применяя эти идеи и к России.

Рассматривая эстетику как часть философии, Надеждин синтезировал эстетику просветительского классицизма и шеллингианского романтизма. В результате он построил систему реалистической эстетики, явившуюся одним из отечественных теоретических источников эстетики русского критического реализма. Свою эстетику Николай Иванович считал наукой, основанной на философии, и разрабатывал её не только как концепцию закономерностей возникновения и развития искусства, но и как теорию искусства будущего. Он делал это в русле своей культурологической концепции, по которой главными чертами культуры XIX в. являются синтетичность, сближение с действительностью, жизнью и практическая устремленность. Под «синтетичностью» (или «всеобщностью») понимается снятие односторонности классической и романтической форм искусства, то есть односторонних стремлений выразить в искусстве соответственно лишь материальное или духовное начало, и создание искусства, которое будет представлять человека в единстве и полноте. Для достижения такого идеала в «художественной деятельности» необходимо удовлетворить «потребность естественности и потребность народности» (Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. - М., 1974.-- Т. 2. - С. 453, 454). Под естественностью Надеждин понимал правдивость обобщенного изображения жизни в искусстве, истинность художественного изображения. Искусство должно быть «полным, светлым отражением народов, среди коих процветает», должно развиваться в национальной форме, «в связи с его (народа) политическою, ученою и религиозною историей», в зависимости от форм общества (Литературная критика. - М., 1972. - С. 441-443). При этом, поскольку искусство подчинено законам «единства» и «бесконечного развития», оно лишено какой-либо национальной ограниченности и является единством национального («народного») и общечеловеческого («чужеядства»): «в своем беспрестанном расширении творческий гений народа встречается с другими, более или менее соприкосновенными народами, и по закону естественного сочувствия, по законам взаимного притяжения, коими держится целость и единство вселенной, берет больше или меньше участия в их жизни, обогащается их успехами, питается их приобретениями» (Литературная критика. - С. 402). Сближаясь с жизнью, искусство проникает «в сокровеннейшие изгибы бытия, в мельчайшие подробности жизни» (Русские эстетические трактаты. - С. 454). «Творческая деятельность… не что иное, как воспроизводительница бытия, соревновательница духа жизни, струящегося в недрах природы» (Там же.- С. 453). Наконец, практическая устремленность означает, что жизнь деятелей культуры «не ограничивается ныне уединенным отшельничеством в мире идеалов; они исходят и на позорище вещественного. Поэзия не мешает им действовать на чреде общественного служения и жить для блага и чести народов» (Телескоп.- 1831.- № 1.-7 С. 39).

В системе эстетических идей Надеждина существенное значение имела также идея историзма: искусство развивается и притом по диалектическим законам, следовательно, поступательно; существует прогресс искусства, поскольку принципы идеального искусства лишь постепенно проникают в сознание художника и осуществляются в продуктах их творчества (мысль, которая до сих пор является в эстетике дискуссионной).

Являясь сторонником реалистической критики, Надеждин своими первыми литературными выступлениями возглавил борьбу против господствовавшего в то время в русской литературе романтизма. Отвергая романтическое «душегубство», развиваемое в бесчисленных вариациях, Надеждин требовал заменить все это существенным достоинством и величием изображаемых предметов. Объектами жестких нападок Надеждина стали творчество Н. А. Полевого, Греча, О. М. Сомова, Гнедича, Боратынского, Подолинского, Орлова, Ф. Булгарина и даже А. С. Пушкина (последний критиковался за скитанья по «керченским острогам, цыганским шатрам и разбойническим вертепам» и за малоидейные поэмы вроде «Графа Нулина»). Литераторы отвечали Надеждину той же монетой. Пушкин, к примеру, написал несколько едких эпиграмм: «Притча», «Мальчишка Фебу гимн поднес» и др. (Впрочем, после выхода «Полтавы» и «Бориса Годунова» отношение Надеждина к Пушкину кардинально изменилось. Надеждин решительно признал ошибочность своей оценки творчества великого поэта и отзывался о нём в целом очень высоко; со своей стороны Пушкин отказался от контркритики Надеждина и даже стал участвовать в его «Телескопе»)

Надеждин настаивал на необходимости философского углубления литературной критики. Для него характерно воззрение на общественный процесс как на развитие, характерно признание, что история человечества «…есть не что иное, как беспрестанное движение, непрерывный ряд изменений». Отсюда - исторический подход к действительности. Его принцип - «сознательное творчество, руководствующееся отчетливым пониманием минувшего». Нужно, чтобы «история почиталась не простым только поминанием упокойников, но учительницей настоящего и истолковательницей будущего». Считая искусство выражением жизни, Надеждин для русской литературы выставил три принципа: естественность, оригинальность, народность. Естественность есть не что иное, как реализм, народность - требование национального искусства (при этом Надеждин четко отграничивал истинную народность от вульгарных подделок под неё (роман Булгарина «Иван Выжигин»)). Соответственно этим требованиям основными жанрами литературы Надеждин выдвигал повесть и роман. Образцом для подражания он считал произведения Н. В. Гоголя, Н. Загоскина, М. А. Максимовича, Карамзина, Аксакова, а позже и Пушкина. В произведениях этих писателей видел первые и блестящие опыты возведения простонародного языка на ступень литературного достоинства.

Н. И. Надеждин и Е. В. Сухово-Кобылина

Одновременно с преподаванием в московском университете и изданием журнала Надеждин продолжал подрабатывать домашним преподавателем. После окончания обучения Юрия Федоровича Самарина Николай Иванович устраивается учителем детей дворян Сухово-Кобылиных, которые тогда также жили в Москве. В процессе обучения между ним и старшей дочерью Сухово-Кобылиных Елизаветой (будущей писательницей Евгенией Тур) устанавливаются очень теплые дружеские отношения. Елизавета Васильевна была просто очарована умом и образованностью молодого профессора, и старалась как могла по его предмету. Надеждин хвалил её успехи, называя своей лучшей воспитанницей. Постепенно дружеские отношения между Сухово-Кобылиной и Надеждиным переросли в романтические. Летом 1834 года Николай и Елизавета решают пожениться. Однако этому браку не суждено было состояться. Родители Елизаветы Васильевны выступили категорически против, считая жениха, имевшего незнатное происхождение, недостойным руки дворянской дочери.

Николай и Елизавета думают обвенчаться тайно, однако их замысел проваливается (в будущем история отношений с Елизаветой Сухово-Кобылиной послужит Надеждину основой для повести «Сила воли»(антология «Сто русских литераторов», 1841)). Последствия этой неудавшейся попытки жениться были весьма печальны для Надеждина. Брат Елизаветы Александр (в будущем известный драматург) вызывает Надеждина на дуэль, однако Надеждин отказывается принять вызов, мотивируя это тем, что раз в силу своего недворянского происхождения он не может жениться на Елизавете, то и решать вопрос чести дворянским способом ему недолжно. Взбешенный таким ответом Сухово-Кобылин потребовал от Надеждина убираться вон из Москвы, грозя, что иначе пристрелит дерзкого поповича, даже если за то ему будет Сибирь.

В сложившихся условиях Николай Иванович предпочитает оставить преподавательскую деятельность и уехать в путешествие за границу. В течение 1835-1836 годов он исколесит большую часть Западной Европы. Среди стран посещенных им были Германия, Франция, Швейцария, Италия, Австрия и др. Изданием «Телескопа» и «Молвы» в отсутствие Надеждина заведовал Белинский.

Гонения, ссылка (1836-1842 годы)

Вернувшись в 1836 году из своей поездки, Надеждин отказался от предложенной ему кафедры в Киевском университете и снова принялся за издание «Телескопа». Однако просуществовать долго этому журналу было не суждено.

В октябрьской книжке (№ 15 за 1836 год) Надеждин публикует «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева , в котором Николай Иванович усмотрел «возвышенность предмета, глубину и обширность взглядов». Публикация письма вызвала сильное негодование в правящих кругах. Император Николай I, лично прочитав статью, назвал её содержание «смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного», прибавив, что «не извинительны ни редактор журнала, ни цензор».

«Телескоп» был закрыт, Надеждин сослан в Усть-Сысольск (впоследствии ему разрешили поселиться в Вологде). В ссылке Надеждин не перестает работать - пишет статьи для словаря Плюшара «Энциклопедический Лексикон» и несколько замечательных исследований для «Библиотеки для Чтения» («Об исторической истине и достоверности», «Опыт исторической географии русского мира» и др.).

В 1838 году по ходатайству Д. М. Княжевича и Я. И. Ростовцева Надеждин был амнистирован императором и смог покинуть место ссылки, однако к преподаванию в университете он допущен не был.

По приглашению Княжевича Надеждин уезжает в Одессу, где становится редактором его журнала «Одесский альманах». В Одессе Надеждин также активно занимается изучением истории юга России, публикует научные статьи: «Геродотова Скифия, объясненная чрез сличение с местностями», «Критический разбор сочинения доктора Линднера: Skythien und die Skythen von Herodot», «О местоположении древнего города Пересечена, принадлежавшего народу Угличам», «Народная поэзия у зырян» и др. При непосредственном участии Надеждина в начале 1840 года создается «Одесское общество любителей истории и древностей».

В 1840-1841 годах Надеждин и Княжевич предпринимают обширное научное путешествие по южным и западнославянским землям. В письмах Погодину и Максимовичу Надеждин так описал маршрут и цели этой экспедиции: «В непродолжительном времени я оставляю Одессу и Россию», - еду далеко на Запад. Хочу объехать все словенские земли. Я собираю давно уже материалы для истории Восточной Церкви, преимущественно у Словенских народов". «Хочу объехать Балкан и Карпат, эти родимые гнезда нашего доблестного рода и могучего языка. Еду через Молдавию, Валахию, Седмиградию, Сербию и Венгрию - сначала до Вены; потом - побывши в Праге и Мюнхене - спускаюсь в Италию до Неаполя. Оттуда хочу пробраться через Адриатику, - до Рагузы (Дубровника) и Черной Горы, и по Далматскому берегу, через Кроацию и Стирию, опять в Вену. Из Вены уже обыкновенной дорогой проеду в Львов и думаю заглянуть к Венгерским Руснякам в Северо-восточные Комитаты; буду и на развалинах Галича».

Сведения, полученные в результате этой экспедиции, дадут Надеждину огромный материал для его дальнейших научных исследований.

Уже почти сразу по возвращении в Россию Надеждин напишет и опубликует в «Одесском альманахе» и в «Журнале министерства народного просвещения» несколько статей, некоторые из которых: «Сила воли. Воспоминания путешественника», «О наречиях русского языка», «Записка о путешествии по южно-славянским странам» до сих пор не потеряли своего научного значения.

Одним из главных выводов сделанных Надеждиным по итогам экспедиции стало развенчание панславянских взглядов, утверждавших о бесспорном стремлении всех славянских народов к созданию единого общеславянского государства. «Славянский патриотизм, мечтающий о централизации славянского мира, - писал он, основываясь на впечатлениях от поездки по населенным славянами землям Австрийской империи, - существует только в головах некоторых фанатиков», но народы славянские вообще, - за исключением венгерских славян и русинов, угнетаемых магнатами - «живут себе преспокойно под австрийским владычеством, ни мало не думая о какой-либо политической самобытности». Надеждин первым из российских ученых осмеливается дать столь жесткий ответ весьма популярному в то время среди российской элиты панславянизму.

Служба в Министерстве внутренних дел

В 1842 году Надеждин переезжает в Санкт-Петербург и поступает на службу в Министерство Внутренних дел. В самом начале 1843 году Надеждин был назначен главным редактором «Журнала Министерства Внутренних Дел». В этом издании, являющемся официальным печатным органом МВД Николай Иванович напечатает ряд собственных трудов по географическому, этнографическому и статистическому изучению России («Новороссийские степи», «Племя русское в общем семействе славян» [т. I], «Исследование о городах русских» [т. VI-VII], «Объем и порядок обозрения народного богатства» [т. IX] и др.). Руководство журналом Надеждин осуществлял вплоть до своей смерти в 1856 году.

В 1844-1846 годах Надеждин по заданию министра внутренних дел Л. А. Перовского , проводит работу по исследованию христианских религиозных меньшинств Российской империи и граничащих с Россией стран Европы. Николай Иванович подошёл к этому заданию основательно: много работал в архивах, ездил в места компактного проживания религиозных меньшинств в России и за границей, жил некоторое время среди сектантов, аккуратно интересуясь их религиозными взглядами и собирая необходимую информацию. Из трудов Надеждина, явившихся результатом проделанной работы, опубликованы были только два: «Исследование о скопческой ереси» (1845) и «О заграничных раскольниках» (1846). На основе своих исследований Надеждин делает вывод о необходимости ужесточить преследование властями скопцов, хлыстов и прочих маргинальных христианских сект, как представляющих опасность для государственного устройства и общества в целом.

Деятельность в Русском географическом обществе

В 1847 году Надеждин принимает участие в создании Русского географического общества . В статье «Об этнографическом изучении русского народа» («Записки Русского Географического Общества», кн. 2, СПб., 1847) Николай Иванович широко намечает объём науки этнографии и её разветвления по разным сторонам народной жизни (изучение народности со стороны историко-географической, со стороны народной психологии, археологии, быта и проч.). Он дал несколько образцовых трудов по исторической географии и составил этнографическую программу, рассылка которой доставила Географическому обществу массу ценных данных. Направление, разработанное Надеждиным в этой области, А. Н. Пыпин («Истории русской этнографии», т. I) характеризует как этнографический прагматизм, стремившийся исходить из непосредственных, точных фактов, и приписывает ему большую долю того улучшения приемов наблюдения и собирания этнографических материалов, какое замечается в последующих трудах российских изыскателей. В конце 1848 года Надеждина, уже общепризнанного культурного и научного деятеля, награжденного рядом государственных и ведомственных наград, избирают председательствующим отделения этнографии общества. В этой должности Надеждин продолжает активно трудиться: редактирует «Географические Известия» и «Этнографический Сборник», пишет статьи для них.

Последние годы жизни

В 1852 году Л. А. Перовского на посту главы МВД сменяет Д. Г. Бибиков. Новый министр решает реформировать ведомственный журнал МВД, - несколько изменяются план, задачи и цели издания, ужесточаются требования к содержанию и оформлению статей. Все работы по реформированию журнала ложатся на плечи главного редактора. Целыми днями Надеждин вынужден находится в своем кабинете, просматривая груды рукописей. перечитывая бесчисленные корректуры. Упорная работа подрывает его здоровье, восстановить которое не помогло даже лечением в Крыму. В 1854 г. с Надеждиным случился удар. Несколько оправившись от болезни Николай Иванович продолжает активно трудиться, регулярно нарушая предписываемый врачами режим: время необходимое для отдыха он использует для перевода на русский язык «Землеведения» Риттера.

В конце 1855 года здоровье Надеждина стремительно ухудшается. 27-го декабря 1855 года он последний раз председательствует на собрание этнографического отделения РГО. Собрание из-за болезни Николая Ивановича проводится на его квартире.

Утром 11-го января 1856 года Николай Иванович Надеждин скончался. На смерть выдающегося ученого и культурного деятеля откликнулись многие издания России, поместив на своих страницах обширные некрологи.

Значение литературной, научной и культурной деятельности Надеждина

Я встретился с Надеждиным у Погодина . Он показался мне весьма простонародным, vulgar, скучен, заносчив и безо всякого приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный. Критики его были очень глупо написаны, но с живостию, а иногда и с красноречием. В них не было мыслей, но было движение; шутки были плоски.

Критическая деятельность Надеждина имела весьма существенное значение для русской литературы XIX века. Н. Г. Чернышевский писал, что он «первый объяснил нашей критике, что такое Поэзия, что такое художественное произведение. От него узнали у нас, что поэзия есть воплощение идеи, что идея есть зерно, из которого вырастает художественное произведение…; что Красота формы состоит в соответствии её с идеею. Он первый начал строго рассматривать, понята ли и прочувствованна ли идея, выраженная в произведении, есть ли в нем художественное единство, выдержаны ли и верны ли человеческой природе, условиям времени и народности характеры действующих лиц, истекают ли подробности произведения из его цели, естественно ли, по закону ли поэтической необходимости развивается весь ход событий, воплощающих идею автора из данных характеров и положений». В силу этого Чернышевский утверждал, что Николай Иванович «первый дал русской критике все эстетические основания, на которых должна она развиваться, и показал примеры, как прилагать эти принципы к суждению о поэтическом произведении», когда сказал, что его критикой было положено основание критике гоголевского периода русской литературы (Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений - Т. 3. - С. 163, 177).

Значителен вклад Надеждина и в развитие отечественной науки. В своих сочинениях: «Об исторической истине и достоверности (1837)», Народная поэзия у зырян, (1839), «О наречиях русского языка» (1841), «Об этнографическом изучении народности русской» (1847) «О русских народных мифах и сагах, в применении их к географии и особенно к этнографии русской» (1857) и др. Надеждин одним из первых намечает пути изучения национального фольклора народов России, закладывает основы отечественной исторической географии, прослеживает эволюцию русского литературного языка в его соотношении со старославянским, содействует становлению славяноведения как науки. Многие из научных трудов Надеждина не утратили своей актуальности и по сей день.

Ранние годы

Родился в семье потомственных священнослужителей. Первоначально Николай Иванович пошел по стопам отца и деда и поступил в 1815 году Рязанскую духовную семинарию. После семинарии продолжил свое образование в Московской духовной академии, которую окончил в 1824 году. По завершении учебы Надеждин 2 года служил преподавателем словесности, немецкого и латинского языков в Рязанской семинарии. В 1826 году он оставляет службу в семинарии, увольняется из духовного звания и переезжает в Москву, где устраивается домашним учителем в семью дворян Самариных.

Начало литературной и научной деятельности

В Москве Надеждин знакомится с Каченовским, издателем «Вестника Европы», с которым они вскоре становятся близкими друзьями. В «Вестнике Европы» Надеждин напечатает свою первую историческую статью - «О торговых поселениях итальянцев на северном Черноморье», а затем, с 1828 по 1830 год - ряд критических статей по современной литературе (под псевдонимом «Экс-студент Никодим Надоумко»): «Литературные опасения за будущий год», «Сонмище нигилистов», «Две повести в стихах: „Бал“ и „Граф Нулин“, „Полтава“. Поэма Александра Пушкина», «Иван Выжигин», нравственно-сатирический роман", «Всем сестрам по серьгам». Там же были напечатаны несколько рассказов Надеждина и довольно много стихов, написанных в духе Шиллера. Большая часть этих литературных произведений была признана критиками слабыми с художественной точки зрения.

Надеждин - профессор Московского университета

В 1830 году Надеждин защищает докторскую диссертацию о романтической поэзии. Диссертация была написана на латинском языке и имела название «De poeseos, quae Romantica audit, origine, indole et fatis» («О начале, сущности и судьбах поэзии, называемой романтической»). Извлечения из нее были вскоре напечатаны в «Вестнике Европы» и «Атенее» под названием «О настоящем злоупотреблении и искажении романтической поэзии». После защиты диссертации Надеждину, теперь доктору словесных наук, была предложена должность профессора по кафедре изящных искусств и археологии Московского университета. Незадолго до этого Надеждин, был также избран в члены-соревнователи «Общества истории и древностей российских».

С начала 1832 по 1835 год Надеждин, в звании ординарного профессора, читал в Московском университете теорию изящных искусств, археологию и логику. В отличие от большинства профессоров того времени Надеждин не строил свой курс на сухих конспектах из известных учебников: его лекции были блестящими импровизациями, производившими глубокое впечатление на слушателей, среди которых были: В. Г. Белинский, Н. В. Станкевич, О. M. Бодянский и К. С. Аксаков. Особенно сильное впечатление лекции молодого профессора произвели на Станкевича и Белинского. Станкевич, глубоко воодушевленный идеями Николая Ивановича даже говорил, что если когда-нибудь он будет в раю, то обязан этим Надеждину: так много пробудил он в нем. Впрочем, некоторые, как например К. Аксаков, находили в чтениях Надеждина отсутствие серьезного содержания.

«Телескоп»

В 1831 году Надеждин основывает собственный журнал «Телескоп », с иллюстрированным приложением «Молва». Программа изданий была очень широкая: отражать главнейшие направления современного просвещения. В «Телескопе» и «Молве» регулярно печатались многие известные писатели и критики того времени: Жуковский, Загоскин, Кольцов, Погодин, Шевырев, Герцен, Огарев, Белинский и др. Большая роль отводилась также переводам сочинений известнейших иностранных писателей: философов, ученых, беллетристов. Регулярно в изданиях появлялись перепечатки в русском переводе статей из известных зарубежных журналов того времени, в основном английских и французских. На страницах «Телескопа» и «Молвы» Надеждин печатал и собственные критические статьи, а также статьи по философии и эстетике. Постепенно «Телескоп» и «Молва» вошли в число самых читаемых российских журналов того времени. «Молва» пользовалась популярностью даже среди светских дам. Надеждин сам был главным редактором «Телескопа». В «Молве» же ведущую роль играл Белинский. Он же в отсутствии Надеждина в 1835-1836 годах полностью редактировал оба издания.

Философско-эстетическая система Надеждина

Идеи Надеждина в философии, эстетике и художественной критике тесно связаны и образуют систему. Ее основой явилась своеобразная разработка философии Ф. В. И. Шеллинга с двух противостоящих друг другу позиций - религиозности (свою систему взглядов сам он называл «теософизмом» или «религиозно-философским взглядом») и культурологической концепции, что привело (особенно в области, эстетики) к существенной независимости от шеллингианства.

Согласно культурологической концепции Николая Ивановича, исходящей из идеи двойственности - материальности и духовности - человека, «культура» (термин, который употреблял сам Надеждин - Телескоп.- 1836.- № 9.- С. 114) движется от первобытной нерасчленности к односторонней материальности античности и далее - к односторонней духовности Средневековья. В Античности дух человеческий устремляется во вне, движется центробежно, в Средневековье - во внутрь, центростремительно. Это движение происходит по диалектическим законам. Начиная с XVI в. осуществляется постепенный синтез этих двух начал, XIX в. есть век этого синтеза.

В области философии Надеждин выступил как представитель одной из школ русского Просвещения - русского диалектического идеализма (Д. М. Велланский, М. Г. Павлов, А. И. Галич, московские «любомудры » - В. Ф. Одоевский, Д. В. Веневитинов и др., молодые Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский и др.), главным теоретическим источником которого была философия раннего Шеллинга. Николай Иванович работал в нескольких областях философии. В натурфилософии он пропагандировал идеи диалектического развития, единства всего сущего. На основе концепции «динамизма» (проводимой в физике профессором Московского университета М. Г. Павловым, натурфилософию которого Надеждин всячески поддерживал и пропагандировал) он пытался преодолеть метафизическую ограниченность тогдашнего атомизма и объяснить происхождение и специфику живого вещества. Здесь намечался его отход от шеллингианского идеализма, когда он утверждал, что «дух наш есть не что иное, как самосознание природы; его мысль должна быть полным, всеобъемлющим зеркалом бытия» (Телескоп.- 1833.- № 9.- С. 107). В методологии Николай Иванович отстаивал единство опыта и умозрения (Там же.- 1836.- № 12.- С. 557-559), критикуя вульгарное умозрительство многих русских шеллингианцев 20-30 гг. и эмпиризм, в котором он упрекал проф. Московского университета, историка литературы и эстетика С. Л, Шевырева (Телескоп.- 1836.-№ 9.-С. 119-121, 124-125,. 134). Надеждин обосновывал новый для России тех времен методологический принцип единства исторического и логического (Там же.- № 8.- С. 615-618, 628-629), принцип единства анализа и синтеза (Там же.- № 11.- С. 429). Здесь также намечалась линия критики шеллингианства и отхода от него.

Весьма значительна роль Надеждина в развитии логики. Ему принадлежит несомненный приоритет в ассимиляции на русской почве идей диалектической логики Г. В. Ф. Гегеля. Николай Иванович преодолел понимание логики как чисто формальной науки, находящейся за пределами философии. Он осознавал ее как важнейшую часть философии, обеспечивающую постижение противоречивости мира и сознания (что, по Шеллингу, невозможно для логики и осуществляется лишь посредством мистического «интеллектуального созерцания»). Надеждин вслед за Гегелем включал в предмет логики категории, и, применяя к логике идею тождества бытия и мышления, истолковывал эти категории и логические законы как воспроизведение в сознании законов и связей бытия. Проблематика философии истории непосредственно включена в культурологическую концепцию Николая Ивановича. Он трактовал философию истории как науку об общих законах развития человечества, о специфических для истории формах всеобщих законов бытия. Такими специфическими законами являются единство человеческого рода, его развиваемость и совершенствование, законосообразность исторического развития, единство необходимости и свободы. Хотя по Надеждину в основе этих закономерностей и лежит некое идеальное начало (Бог), конкретное объяснение истории человечества, осознание ее этапов возможно только через социальные, географические, политические и прочие реальные факторы исторического развития. В этом контексте Надеждин рассматривал и проблему нации, национальной специфики исторического, в частности культурного развития, применяя эти идеи и к России.

Рассматривая эстетику как часть философии, Надеждин синтезировал эстетику просветительского классицизма и шеллингианского романтизма. В результате он построил систему реалистической эстетики, явившуюся одним из отечественных теоретических источников эстетики русского критического реализма. Свою эстетику Николай Иванович считал наукой, основанной на философии, и разрабатывал ее не только как концепцию закономерностей возникновения и развития искусства, но и как теорию искусства будущего. Он делал это в русле своей культурологической концепции, по которой главными чертами культуры XIX в. являются синтетичность, сближение с действительностью, жизнью и практическая устремленность. Под «синтетичностью» (или «всеобщностью») понимается снятие односторонности классической и романтической форм искусства, то есть односторонних стремлений выразить в искусстве соответственно лишь материальное или духовное начало, и создание искусства, которое будет представлять человека в единстве и полноте. Для достижения такого идеала в «художественной деятельности» необходимо удовлетворить «потребность естественности и потребность народности» (Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. - М., 1974.-- Т. 2. - С. 453, 454). Под естественностью Надеждин понимал правдивость обобщенного изображения жизни в искусстве, истинность художественного изображения. Искусство должно быть «полным, светлым отражением народов, среди коих процветает», должно развиваться в национальной форме, «в связи с его (народа) политическою, ученою и религиозною историей», в зависимости от форм общества (Литературная критика. - М., 1972. - С. 441-443). При этом, поскольку искусство подчинено законам «единства» и «бесконечного развития», оно лишено какой-либо национальной ограниченности и является единством национального («народного») и общечеловеческого («чужеядства»): «в своем беспрестанном расширении творческий гений народа встречается с другими, более или менее соприкосновенными народами, и по закону естественного сочувствия, по законам взаимного притяжения, коими держится целость и единство вселенной, берет больше или меньше участия в их жизни, обогащается их успехами, питается их приобретениями» (Литературная критика. - С. 402). Сближаясь с жизнью, искусство проникает «в сокровеннейшие изгибы бытия, в мельчайшие подробности жизни» (Русские эстетические трактаты. - С. 454). «Творческая деятельность… не что иное, как воспроизводительница бытия, соревновательница духа жизни, струящегося в недрах природы» (Там же.- С. 453). Наконец, практическая устремленность означает, что жизнь деятелей культуры «не ограничивается ныне уединенным отшельничеством в мире идеалов; они исходят и на позорище вещественного. Поэзия не мешает им действовать на чреде общественного служения и жить для блага и чести народов» (Телескоп.- 1831.- № 1.-7 С. 39).

В системе эстетических идей Надеждина существенное значение имела также идея историзма: искусство развивается и притом по диалектическим законам, следовательно, поступательно; существует прогресс искусства, поскольку принципы идеального искусства лишь постепенно проникают в сознание художника и осуществляются в продуктах их творчества (мысль, которая до сих пор является в эстетике дискуссионной).

Являясь сторонником реалистической критики, Надеждин своими первыми литературными выступлениями возглавил борьбу против господствовавшего в то время в русской литературе романтизма. Отвергая романтическое «душегубство», развиваемое в бесчисленных вариациях, Надеждин требовал заменить все это существенным достоинством и величием изображаемых предметов. Объектами жестких нападок Надеждина стали творчество Н. А. Полевого, Греча, О. М. Сомова, Гнедича, Боратынского, Подолинского, Орлова, Ф. Булгарина и даже А. С. Пушкина (последний критиковался за скитанья по «керченским острогам, цыганским шатрам и разбойническим вертепам» и за малоидейные поэмы вроде «Графа Нулина»). Литераторы отвечали Надеждину той же монетой. Пушкин, к примеру, написал несколько едких эпиграмм: «Притча», «Мальчишка Фебу гимн поднес» и др. (Впрочем, после выхода «Полтавы» и «Бориса Годунова» отношение Надеждина к Пушкину кардинально изменилось. Надеждин решительно признал ошибочность своей оценки творчества великого поэта и отзывался о нем в целом очень высоко; со своей стороны Пушкин отказался от контркритики Надеждина и даже стал участвовать в его «Телескопе»)

Надеждин настаивал на необходимости философского углубления литературной критики. Для него характерно воззрение на общественный процесс как на развитие, характерно признание, что история человечества «…есть не что иное, как беспрестанное движение, непрерывный ряд изменений». Отсюда - исторический подход к действительности. Его принцип - «сознательное творчество, руководствующееся отчетливым пониманием минувшего». Нужно, чтобы «история почиталась не простым только поминанием упокойников, но учительницей настоящего и истолковательницей будущего». Считая искусство выражением жизни, Надеждин для русской литературы выставил три принципа: естественность, оригинальность, народность. Естественность есть не что иное, как реализм, народность - требование национального искусства (при этом Надеждин четко отграничивал истинную народность от вульгарных подделок под нее (роман Булгарина «Иван Выжигин»)). Соответственно этим требованиям основными жанрами литературы Надеждин выдвигал повесть и роман. Образцом для подражания он считал произведения Н. В. Гоголя, Н. Загоскина, М. А. Максимовича, Карамзина, Аксакова, а позже и Пушкина. В произведениях этих писателей видел первые и блестящие опыты возведения простонародного языка на ступень литературного достоинства.

Н. И. Надеждин и Е. В. Сухово-Кобылина

Одновременно с преподаванием в московском университете и изданием журнала Надеждин продолжал подрабатывать домашним преподавателем. После окончания обучения Юрия Федоровича Самарина Николай Иванович устраивается учителем детей дворян Сухово-Кобылиных, которые тогда также жили в Москве. В процессе обучения между ним и старшей дочерью Сухово-Кобылиных Елизаветой (будущей писательницей Евгенией Тур) устанавливаются очень теплые дружеские отношения. Елизавета Васильевна была просто очарована умом и образованностью молодого профессора, и старалась как могла по его предмету. Надеждин хвалил ее успехи, называя своей лучшей воспитанницей. Постепенно дружеские отношения между Сухово-Кобылиной и Надеждиным переросли в романтические. Летом 1834 года Николай и Елизавета решают пожениться. Однако этому браку не суждено было состояться. Родители Елизаветы Васильевны выступили категорически против, считая жениха, имевшего незнатное происхождение недостойным руки дворянской дочери.

Николай и Елизавета думают обвенчаться тайно, однако их замысел проваливается (в будущем история отношений с Елизаветой Сухово-Кобылиной послужит Надеждину основой для повести «Сила воли»(антология «Сто русских литераторов», 1841)). Последствия этой неудавшейся попытки жениться были весьма печальны для Надеждина. Брат Елизаветы Александр (в будущем известный драматург) вызывает Надеждина на дуэль, однако Надеждин отказывается принять вызов, мотивируя это тем, что раз в силу своего недворянского происхождения он не может жениться на Елизавете, то и решать вопрос чести дворянским способом ему недолжно. Взбешенный таким ответом Сухово-Кобылин потребовал от Надеждина убираться вон из Москвы, грозя, что иначе пристрелит дерзкого поповича, даже если за то ему будет Сибирь.

В сложившихся условиях Николай Иванович предпочитает оставить преподавательскую деятельность и уехать в путешествие за границу. В течение 1835-1836 годов он исколесит большую часть Западной Европы. Среди стран посещенных им были Германия, Франция, Швейцария, Италия, Австрия и др. Изданием «Телескопа» и «Молвы» в отсутствие Надеждина заведовал Белинский.

Гонения, ссылка (1836-1842 годы)

Вернувшись в 1836 году из своей поездки, Надеждин отказался от предложенной ему кафедры в Киевском университете и снова принялся за издание «Телескопа». Однако просуществовать долго этому журналу было не суждено.

В октябрьской книжке (№ 15 за 1836 год) Надеждин публикует «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева , в котором Николай Иванович усмотрел «возвышенность предмета, глубину и обширность взглядов». Публикация письма вызвала сильное негодование в правящих кругах. Император Николай I, лично прочитав статью, назвал её содержание «смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного», прибавив, что «не извинительны ни редактор журнала, ни цензор».

«Телескоп» был закрыт, Надеждин сослан в Усть-Сысольск (впоследствии ему разрешили поселиться в Вологде). В ссылке Надеждин не перестает работать - пишет статьи для словаря Плюшара «Энциклопедический Лексикон» и несколько замечательных исследований для «Библиотеки для Чтения» («Об исторической истине и достоверности», «Опыт исторической географии русского мира» и др.).

В 1838 году по ходатайству Д. М. Княжевича и Я. И. Ростовцева Надеждин был амнистирован императором и смог покинуть место ссылки, однако к преподаванию в университете он допущен не был.

По приглашению Княжевича Надеждин уезжает в Одессу, где становится редактором его журнала «Одесский альманах». В Одессе Надеждин также активно занимается изучением истории юга России, публикует научные статьи: «Геродотова Скифия, объясненная чрез сличение с местностями», «Критический разбор сочинения доктора Линднера: Skythien und die Skythen von Herodot», «О местоположении древнего города Пересечена, принадлежавшего народу Угличам», «Народная поэзия у зырян» и др. При непосредственном участии Надеждина в начале 1840 года создается «Одесское общество любителей истории и древностей».

В 1840-1841 годах Надеждин и Княжевич предпринимают обширное научное путешествие по южным и западнославянским землям. В письмах Погодину и Максимовичу Надеждин так описал маршрут и цели этой экспедиции: «В непродолжительном времени я оставляю Одессу и Россию», - еду далеко на Запад. Хочу объехать все словенские земли. Я собираю давно уже материалы для истории Восточной Церкви, преимущественно у Словенских народов". «Хочу объехать Балкан и Карпат, эти родимые гнезда нашего доблестного рода и могучего языка. Еду через Молдавию, Валахию, Седмиградию, Сербию и Венгрию - сначала до Вены; потом - побывши в Праге и Мюнхене - спускаюсь в Италию до Неаполя. Оттуда хочу пробраться через Адриатику, - до Рагузы (Дубровника) и Черной Горы, и по Далматскому берегу, через Кроацию и Стирию, опять в Вену. Из Вены уже обыкновенной дорогой проеду в Львов и думаю заглянуть к Венгерским Руснякам в Северо-восточные Комитаты; буду и на развалинах Галича».

Сведения, полученные в результате этой экспедиции, дадут Надеждину огромный материал для его дальнейших научных исследований.

Уже почти сразу по возвращении в Россию Надеждин напишет и опубликует в «Одесском альманахе» и в «Журнале министерства народного просвещения» несколько статей, некоторые из которых: «Сила воли. Воспоминания путешественника», «О наречиях русского языка», «Записка о путешествии по южно-славянским странам» до сих пор не потеряли своего научного значения.

Одним из главных выводов сделанных Надеждиным по итогам экспедиции стало развенчание панславянских взглядов, утверждавших о бесспорном стремлении всех славянских народов к созданию единого общеславянского государства. «Славянский патриотизм, мечтающий о централизации славянского мира, - писал он, основываясь на впечатлениях от поездки по населенным славянами землям Австрийской империи, - существует только в головах некоторых фанатиков», но народы славянские вообще, - за исключением венгерских славян и русинов, угнетаемых магнатами - «живут себе преспокойно под австрийским владычеством, ни мало не думая о какой-либо политической самобытности». Надеждин первым из российских ученых осмеливается дать столь жесткий ответ весьма популярному в то время среди российской элиты панславянизму.

Служба в Министерстве внутренних дел

В 1842 году Надеждин переезжает в Санкт-Петербург и поступает на службу в Министерство Внутренних дел. В самом начале 1843 году Надеждин был назначен главным редактором «Журнала Министерства Внутренних Дел». В этом издании, являющемся официальным печатным органом МВД Николай Иванович напечатает ряд собственных трудов по географическому, этнографическому и статистическому изучению России («Новороссийские степи», «Племя русское в общем семействе славян» [т. I], «Исследование о городах русских» [т. VI-VII], «Объем и порядок обозрения народного богатства» [т. IX] и др.). Руководство журналом Надеждин осуществлял вплоть до своей смерти в 1856 году.

В 1844-1846 годах Надеждин по заданию министра внутренних дел Л. А. Перовского , проводит работу по исследованию христианских религиозных меньшинств Российской империи и граничащих с Россией стран Европы. Николай Иванович подошел к этому заданию основательно: много работал в архивах, ездил в места компактного проживания религиозных меньшинств в России и за границей, жил некоторое время среди сектантов, аккуратно интересуясь их религиозными взглядами и собирая необходимую информацию. Из трудов Надеждина, явившихся результатом проделанной работы, опубликованы были только два: «Исследование о скопческой ереси» (1845) и «О заграничных раскольниках» (1846). На основе своих исследований Надеждин делает вывод о необходимости ужесточить преследование властями скопцов, хлыстов и прочих маргинальных христианских сект, как представляющих опасность для государственного устройства и общества в целом.

Николай Иванович Надеждин

Русский мыслитель

Надеждин Николай Иванович (5.10.1804-11.01.1856), русский мыслитель, литературный критик, журналист. Родился в с. Н.-Белоомут Рязанской губ. в семье дьякона. Окончил Московскую Духовную академию. После защиты диссертации, посвященной романтической поэзии (1830), - профессор Московского университета по кафедре теории изящных искусств и археологии (1831-35). С 1831 издавал журнал «Телескоп» с приложением газеты «Молва». В 1836 за опубликование «Философского письма» Чаадаева «Телескоп» был закрыт, а Надеждин выслан в Усть-Сысольск. По возвращении из ссылки (1838) Надеждин занимался гл. обр. исследованиями в области этнографии, лингвистики, истории исторической географии.

Убежденный монархист и противник масонской идеологии, Надеждин резко отрицательно отнесся к французской революции 1830, критически оценивал идеи французских материалистов XVIII в.

Философия истории была для него наукой об общих законах развития человечества, о специфике исторических форм бытия. В основе исторических закономерностей лежит, по его мнению, идея Бога как сугубо духовного начала, провиденциализм. Такими закономерностями провиденциального характера являются: единство человеческого рода, развитие и совершенствование, законосообразность исторического развития, единство свободы и необходимости. Большую роль в исследовании философии истории играют, по Надеждину, принцип единства исторического и логического, а также принцип единства анализа и синтеза.

Надеждин стремился развить принцип изменяемости и закономерности, который, по его мнению, должен обнять все богатства опыта, «вещественности». С этим связана критика Надеждиным субъективного идеализма и агностицизма: «исступленного идеализма» Беркли, «скептического неверия Давида Юма», «идеалистического исступленья» Фихте. Высший этап философии Надеждин видел в «философии тождества» Шеллинга, поскольку тот обратился к «вещественности» и пытался опереться в своих систематических построениях на «скрижали опыта». Философия Шеллинга, прежде всего его учение о противоречивости, о центробежной и центростремительной силах, оказала сильное влияние на методологию Надеждина. Борьбу (и примирение) противоборствующих начал Надеждин стремился проследить во всех сферах жизни: в природе, в развитии общества (центростремительное стремление к «народности», центробежное стремление к «общности», всечеловеческому), в теории познания (внутреннее созерцание и внешнее наблюдение), в развитии искусства (стремление «вне себя» - к объективному миру - и «внутрь себя»). При этом в постановке философских проблем эстетики («сообразность формы с идеею» и т. д.).

Стремясь к выявлению «строгого систематического единства» фактов, Надеждин пришел к построению системы развития искусства, полнее всего выраженной в диссертации. Считая, что в «поэзии» «отражались эпохи жизни всего человечества», Надеждин различал 3 периода истории искусства: классицизм, романтизм и новая поэзия. Последняя должна объединить в себе сильные стороны предыдущих форм искусства. В дальнейшем Надеждин осознал известный схематизм такого построения, однако никогда не отказывался от идеи «стройной философской системы» в эстетике.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Другие биографические материалы:

Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Российский деятель культуры (Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Исторический словарь. 2-е изд. М., 2012 ).

Черейский Л.А. Надеждин и Пушкин (Л.А. Черейский. Современники Пушкина. Документальные очерки. М., 1999 ).

Ваганова Г.А. Философ (Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. III, Н – С ).

Ваганова Г.А. Литературный критик, журналист, философ, историк и этнограф (Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014 )

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

Русская национальная философия в трудах ее создателей (специальный проект ХРОНОСа).

Сочинения:

Литературная критика. Эстетика. М., 1972;

Лекции по теории изящных искусств. – В кн.: Русские эстетические трактаты первой трети 19 в. М., 1974.

О современном направлении изящных искусств; // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. М., 1974.

Лекции по археологии; // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. М., 1974.

Литература:

Козмин Н.К. Николай Иванович Надеждин. Жизнь и научно-литературная деятельность, 1804–1836. СПб., 1912;

Каменский З.А. Н.И. Надеждин. М., 1984.

Ростиславов Д. И. Записки о Надеждине // Русская старина. 1894. № 6;

Козмин Н. К. Николай Иванович Надеждин: Жизнь и научно-литературная деятельность, 1804-1836. Спб., 1912;

Жегалкина Е. П. Надеждин - критик Пушкина // Учен, зап. Московского педагогического ин-га им. Н. К. Крупской. М., 1958. Т. 166, вып. 4;

Каменский 3. А. Н. И. Надеждин. М., 1984.

Чернышевский Н. Г., Очерки гоголевского периода рус. лит-ры, Полн. собр. соч., т. 3, М., 1947;

Рыпин А. Н., История рус. этнографии, т. 1, СПБ, 1890;

Очерки истории ист. науки в СССР, т. 1, М., 1955;

Манн Ю., Н. И. Надеждин - предшественник Белинского, "Вопр. лит-ры", 1962, No 6.

Николай Иванович Надеждин (5 (17 ) октября - 11 (23 ) января ) - русский учёный , критик , профессор Московского Университета , философ , журналист , этнограф , знаток раскола церкви и её истории.

Ранние годы

Родился в семье сельского священника. Окончил рязанское духовное училище (1815), Рязанскую духовную семинарию (1820) и Московскую духовную академию (1824). После окончания академии был профессором словесности и немецкого языка в Рязанской духовной семинарии; также исполнял в ней должность библиотекаря.

В 1826 году подал прошение об отставке, вышел из духовного звания и переехал в Москву, где познакомился с профессором-медиком Ю. Е. Дядьковским , а через него - с редактором «Вестника Европы» М. Т. Каченовским . С этого начался новый этап в жизни Н. И. Надеждина.

Начало литературной и научной деятельности

В 1828 году «Вестник Европы» напечатал первые статьи Надеждина «С Патриарших прудов»: «Литературные опасения за будущий год» и др., - за подписью Никодим Надоумко. В 1831 году он основал журнал «Телескоп» , в котором также публиковал критику . Эта деятельность продолжалась до 1836 года, когда за публикацию «Философических писем» П. Я Чаадаева «Телескоп» был закрыт, а сам Николай Иванович сослан в Усть-Сысольск , затем в Вологду.

В 1830 году Надеждин защитил в Московском университете диссертацию о романтической поэзии на латинском языке, за которую получил степень доктора этико-филологических наук и с декабря 1831 года по июнь 1835 года, в качестве ординарного профессора университета по кафедре теории изящных искусств и археологии, читал курсы: «Теория изящных искусств», «Археология, или История изящных искусств по памятникам», «Ложка». Одновременно преподавал логику, российскую словесность и мифологию в Московской театральной школе .

Философия Надеждина

Взгляды Николая Ивановича были противоречивы. С одной стороны, он был убеждённым монархистом и противником революций . С другой - выступал за демократизацию образования . Он критиковал субъективный идеализм и агностицизм. По его мнению, высшим этапом философии была «философия тождества» Шеллинга за счёт её вещественности и попыток опереться на опыт. Философия Шеллинга в целом и его учение о противоречивости в частности оказали на Надеждина большое влияние. Он стремился рассмотреть борьбу и примирение противоборствующих начал во всех сферах жизни.

Служба в Министерстве внутренних дел

Основные сочинения

  • Надеждин Н. И. Опыт исторической географии русского мира. СПб., 1837. (Библиотека для Чтения. Т. 22. Ч. 2).
  • Надеждин Н. И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.

Напишите отзыв о статье "Надеждин, Николай Иванович"

Примечания

Литература

  • Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII - начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. - М .: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. - С. 171-172. - 300 с. - 2 000 экз. - ISBN 5-8037-0164-5.
  • Каменский З. А. // Русские писатели: Биобиблиографический словарь / Под ред. П. А. Николаева. - М .: Просвещение, 1990. - Т. 2: М-Я .
  • Козмин Н. К . - СПб., 1912.
  • // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
  • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
  • Трубачев С. С. // Исторический вестник. - 1889. - Т. 37 , № 8. - С. 307-330; № 9. - С. 499-527 .
  • Попрыгин Р. // Акценты: альманах. - Воронеж, 2008. - Вып. 3-4 . - С. 47-53 . - ISBN 5-900955-02-8 .
  • Прийма Ф. Я. Н. И. Надеждин и славяне // Славянские литературные связи: Сборник науч. статей / Отв. ред. акад. М. П. Алексеев ; Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. - Л. : Наука . Ленингр. отд-ние, 1968. - С. 5-28. - 288 с. - 3100 экз. (в пер.)

Ссылки

  • А. Красилин // Литературный журнал «Рефлексия Абсурда». - № 5. - 2014
  • на сайте «Летопись Московского университета»

Отрывок, характеризующий Надеждин, Николай Иванович

– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l"Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.

После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.