Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума» создавалась автором в течение 8 лет (1816-1824 гг.). Это был период, когда русская литература бурно и активно развивалась. Меньше чем за полвека она прошла путь от классицизма к сентиментализму, романтизму, реализму. Происходящие изменения отразились и в художественных особенностях «Горя от ума», в той концовке, которую выбирает для своего произведения автор. Писатель создавал комедию в то время, когда в России практически не было русского национального театра (он был представлен в основном водевилями и пьесой Д.И. Фонвизина «Недоросль»). Российские подмостки были наполнены постановками французских пьес, написанных в соответствии с канонами классицизма. Самой большой заслугой А.С. Грибоедова в художественном отношении является то, что он постарался преодолеть каноны классицизма (особенно требование 3 единств) и внес огромный вклад в формирование реалистической драматургии. Выполняя требования единства времени (действие комедии происходит в течение суток), места (все события разворачиваются в доме Фамусова), он решительно нарушает требование единства действия. Главный герой комедии - Чацкий - существенно изменяется в процессе развития u1080 интриги. Он приехал в Москву соскучившийся, влюбленный, вовсе не расположенный осмеивать фамусовское общество. Но под влиянием «мильона терзаний» его настроение резко меняется. В последнем монологе («Вон из Москвы...») это уже совсем другой человек - иронически настроенный, озлобленный, негодующий. Нарушает автор единство действия еще и тем, что его герои представляют собой не статическую, одноплановую величину, они показаны с разных сторон. Павел Афанасьевич Фамусов предстает перед нами сначала как бюрократ («Подписано, так с плеч долой»), потом как консерватор («Не слушаю, под суд!»), но в то же время и как заботливый отец (думает о будущем Софьи, которую вырастил один, без матери), радушный хозяин (принимает и потчует гостей на балу).
А.С. Грибоедов воссоздает реальную картину быта, нравов, жизни барской Москвы первой четверти XIX века, рисует типические характеры фамусовского общества (Фамусов, Молчалин, Хлестова, Репетилов, Загорецкий), дает реалистическое изображение конфликта между «веком нынешним» и «веком минувшим». Особенным представляется и конфликт, изображенный в комедии, и концовка этого конфликта, финал произведения. Современная драматургу публика привыкла к тому, что центральной интригой классической комедии является конфликт любовный. Обычно в подобной пьесе влюбленным друг в друга молодым хозяевам, которым какие-то обстоятельства мешают соединиться, помогают решить эту проблему слуги, которые зачастую умнее и предприимчивее своих господ. Этот «любовный конфликт» есть и у Грибоедова. Но изображен и решается он весьма своеобразно. По классической традиции, Молчалин (секретарь хозяина) и Лиза (горничная дочери хозяина) должны всячески способствовать тому, чтобы соединились два любящих сердца: Софья (дочь хозяина) и Чацкий (влюбленный молодой человек). А в конце пьесы нас бы ожидала свадьба влюбленных. А лучше бы сразу две свадьбы: между Молчалиным с Лизой и Софьей с Чацким. Вот это бы и составило материал для последнего пятого действия классической комедии, его концовки. Все довольны, u1076 добродетель и любовь восторжествовали, а порок наказан.
Но Грибоедов, следуя своим замыслам изобразить реалистический конфликт, всячески стремится избежать такой прямолинейной трактовки своих идей. Он лишает свою пьесу пятого, итогового действия, а традиционный конфликт выглядит у него весьма оригинально. Чацкий любит Софью, Софья влюблена в Молчалина, Молчалина тянет к Лизе, Лизе нравится буфетчик Петруша, но одновременно она правильно оценивает и человеческие достоинства Чацкого («Кто так чувствителен, и весел, и остер, Как Александр Андреич Чацкий!»). Если прибавить сюда еще и попытки Фамусова заигрывать с Лизой, то вместо банального классического любовного треугольника мы получим уравнение со многими неизвестными из высшей математики. В принципе творческий метод реализма и соотносится с классицизмом, как арифметика с высшей математикой. Как разрешить такой конфликт, чтобы порок (то есть Молчалин, Фамусов и Софья) были наказаны, а добродетель (Чацкий и Лиза) восторжествовали? Реалистическое решение такого конфликта в пьесе практически невозможно (или это будет произведение совсем другого жанра), это хорошо понимает автор. Поэтому и отказывается от мысли изобразить пятое действие комедии, обрывая ее так называемой «открытой» концовкой. Но, как первым отметил И.А. Гончаров, любовный конфликт не главный в комедии. Он только осложняет, углубляет основной, которым является противоречие между консервативным московским дворянством и радикальным прогрессивным представителем дворянской молодежи - Чацким. В этот второй, главный, конфликт произведения вовлечены все те же герои, и опять здесь силы распределились очень реалистично, то есть совсем неравномерно. Одинокий в пьесе Чацкий борется против косных взглядов целого общества, фамусовского, как его принято называть, к которому принадлежат сам Фамусов, Молчалин, Софья, все гости, родные и знакомые хозяина дома, в котором происходит действие. На протяжении всей комедии данный конфликт углубляется и осложняется, доходит до прямой клеветы (со стороны фамусовского общества) и прямого неприятия (со стороны Чацкого). Какой же может быть реалистический финал у такого конфликта? Порок должен быть наказан. Мыслимо ли представить себе, чтобы в комедии реалистически было показано наказание всего фамусовского общества, которое, с точки зрения автора и его героя, является консервативным, реакционным и патриархальным? А Чацкий торжествовал бы победу? А.С. Грибоедов прекрасно понимал, что реалистическое изображение такой концовки невозможно, поэтому и обрывает действие своего произведения на самой высокой ноте, оставляя его без развязки. Чацкий уезжает из Москвы живой, в здравом рассудке, не отказавшись от своих прогрессивных идей, - уже это можно считать положительной концовкой действия комедии. Есть и еще одно объяснение смысла финала в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума». Каждому драматургу хотелось бы, чтобы зритель, выйдя из театра или отложив книгу, не сразу забыл о героях увиденного или прочитанного, чтобы он мысленно обращался к нарисованной ситуации, размышлял над ней, делал выводы, становился сторонником тех или иных взглядов. Поэтому «открытая» концовка, изображенная А.С. Грибоедовым в этой пьесе, дает читателю возможность поразмышлять о том, что будет с ее героями в дальнейшем. Как поведут себя герои на следующее утро? Хватит ли у Чацкого мужества уехать из Москвы, не повидавшись с Софьей? Узнает ли Фамусов правду о чувствах своей дочери отнюдь не к Чацкому, а к Молчалину? Сошлет ли он дочь, как грозился, в Саратов, а Лизу - на птичий двор? Разойдутся ли при помощи слуг по Москве слухи о конфузе, происшедшем в доме Фамусова, дойдут ли они до ушей «княгини Марьи Алексевны»? Какой приговор в связи с происшедшим выскажет «общественное мнение»? Как будет себя вести в таком щекотливом положении Молчалин? Что почувствует и что решит для себя Софья? Все это очень интересно, и думать об этом не перестают с момента первого чтения текста комедии. Именно поэтому у М.Е. Салтыкова-Щедрина появилось произведение «В среде умеренности и аккуратности », повествующее о повзрослевших Молчалиных, дошедших «до степеней известных», А.А. Блок называл «Горе от ума» единственным произведением русской литературы, не разгаданным до конца, М.В. Нечкина размышляла о том, могла ли Софья просто изобразить любовь к Молчалину, чтобы отомстить Чацкому за пренебрежение к себе. Таков, на мой взгляд, смысл «открытой» концовки комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» и ее роль в восприятии этого произведения и в его долгой литературной и сценической жизни.
Финал комедии «Горе от ума» Анализ 4 действия Форма урока: урок-театр. Цель: выявить степень прочтения произведения, обучение анализу монологов и диалогов; Воспитание зрительской культуры, формирование умения осмысливать увиденное и услышанное; Приобщение к театральной деятельности, выработка умения играть на импровизированной сцене. Оборудование: театральные программки, проектор, презентация к уроку, фрагмент последнего монолога Чацкого в исполнении актёра Олега Меньщикова, театральные атрибуты: шторы, звонок. Ход урока. 1.(Урок начинается до звонка, до начала (формального) акта. Перед входом в класс – “афиша”, извещающая о постановке спектакля. У входа в класс - ученик, раздающий театральные программки.) 2. После третьего звонка все рассаживаются. Слово учителя, целеполагание. Выбор жюри. 3. 1 акт урока Тест –игра на знание текста комедии. (Презентация): Слайд 2: Домашнее задание: Команда «Зрители». Выступите с речью - доказательством того, что комедия «Горе от ума» обладает традиционными классицистическими чертами. Примерный ответ учащегося: классицизм – ведущее направление 18 века. Комедия Грибоедова создавалась в начале 19 века, в ней не могли не отразиться следующие черты классицизма: единства времени, места – строго соблюдены. Единство действия – соблюдается частично,так как здесь два конфликта и две сюжетные линии. Постоянство характеров. Долг выше чувства. В комедии «Горе от ума» важную роль играет любовный конфликт, который перерастает в социально-политический. Все герои четко разделены на положительных и отрицательных. Обязателен хороший конец, то есть победа положительных героев и добродетели над отрицательными героями Жанр произведения строго определял его содержание. Комедия должна была быть либо юмористической, фарсовой, либо носить сатирический характер. Команда «Актеры». Выступите с речью - доказательством того, что комедия «Горе от ума» обладает чертами реализма. Примерный ответ учащегося: В классицистических произведениях любовной паре господ соответствовала пара слуг, их пародирующая. В «Горе от ума» сама хозяйская дочь влюблена в «слугу» (Молчалина). Таким образом, Грибоедов хотел показать реально существующий тип людей в лице Молчалина. Любовный конфликт перерастает в социально-политический. Каждый из героев не так уж плох. Например, в образе Фамусова (главного антипода Чацкого в общественном конфликте) вырисовываются вполне понятные положительные человеческие черты: он любит дочь, желает ей добра (в своем понимании), а Чацкий для него - родной человек (после смерти отца Чацкого Фамусов стал его опекуном я воспитателем), в начале комедии. Фамусов дает Чацкому вполне дельные советы. Образ же положительного героя, прогрессиста Чацкого, отмечен некоторыми отрицательными чертами: вспыльчивостью, чрезмерной раздражительностью, даже злобой. («Не человек - змея» - это оценка Чацкого бывшей возлюбленной Софьей). Такой подход к главным героям свидетельствует о появлении новых, реалистических тенденций в русской литературе. Использование внесценических персонажей - также новаторский прием. Эти герои помогают осмыслить происходящее в доме Фамусова более широко, в масштабах всей страны; они как бы расширяют, раздвигают рамки повествования. Все произведение сочетает в себе юмор и сатиру. Вывод учителя. Итак, Грибоедов хотел высмеять пороки современного ему общества в комедии, построенной в соответствии с канонами классицизма. Но, чтобы более полно отразить реальную ситуацию, ему пришлось отступить от канонов классицистической комедии. В итоге, мы можем сказать, что в комедии «Горе от ума» сквозь классицистическую форму произведения, построенного по принципам «века минувшего», проглядывают черты нового литературного направления, реализма, открывающего для писателя новые возможности изображения реальной жизни. Слайд3: Конкурс капитанов. Вспомните один из афоризмов комедии «Горе от ума» и постройте на его основе высказывание о современной жизни. Примерные ответы учащихся. Капитан команды «Зрители»: в комедии много афоризмов и крылатых выражений. Например, во втором действии Фамусов читает монолог «Петрушка, вечно ты с обновкой». В нем есть выражение, которое мы слышали не раз на уроках литературы «Читай не так как пономарь, а с чувством, толком, расстановкой». Т.е. читать необходимо выразительно, соблюдая знаки препинания, интонацию. Капитан команды «Актёры»:И.А.Гончаров отмечал, что в языке комедии Грибоедова отразился острый, едкий и живой ум писателя, который рассыпается злобным смехом. Так в финале комедии звучит фраза Фамусова «что будет говорить княгиня Марья Алексеевна». Эти слова стали крылатыми. Мы употребляем эту фразу, когда боимся распространения какого - либо слуха о тех или иных наших поступках, событиях. Далее с 4 по 15 слайд тест-игра, за правильный ответ раздаются жетоны, на которых указаны баллы. 4. Антракт (пауза, где можно встать, потянуться, пройти по классу; в это время исполняющие роли переодеваются и готовятся к выступлению). 5. 2 акт урока. Сцена из 4 действия Явл. 11,12 Лиза, Молчалин, Софья, в конце Чацкий. Лиза – Алина, Софья – Настя, Молчалин – Ермек, Чацкий – Саша Сосновских. ЯВЛЕНИЕ 11 Ч а ц к и й спрятан, Л и з а со свечкой. Л и з а Ах! мочи нет! робею: В пустые сени! в ночь! боишься домовых, И Чацкий, как бельмо в глазу; Вишь, показался ей он где-то здесь, внизу (Стучится к Молчалину.) Послушайте-с. Извольте-ка проснуться. Вас кличет барышня, вас барышня зовет. Да поскорей, чтоб не застали. ЯВЛЕНИЕ 12 Ч а ц к и й за колонною, Л и з а, М о л ч а л и н (потягивается и зевает). С о ф и я (крадется сверху). Л и з а Вы, сударь, камень, сударь, лед. М о л ч а л и н Ах! Лизанька, ты от себя ли? Л и з а От барышни-с. М о л ч а л и н Кто б отгадал, Что в этих щечках, в этих жилках Любви еще румянец не играл! Охота быть тебе лишь только на посылках? Л и з а А вам, искателям невест, Не нежиться и не зевать бы; Пригож и мил, кто не доест И не доспит до свадьбы. М о л ч а л и н Какая свадьба? с кем? Л и з а А с барышней? М о л ч а л и н Поди, Надежды много впереди, Без свадьбы время проволочим. Л и з а Что вы, сударь! да мы кого ж Себе в мужья другого прочим? М о л ч а л и н Не знаю. А меня так разбирает дрожь, И при одной я мысли трушу, Что Павел Афанасьич раз Когда-нибудь поймает нас, Разгонит, проклянёт!.. Да что? открыть ли душу? Я в Софье Павловне не вижу ничего Завидного. Дай бог ей век прожить богато, Любила Чацкого когда-то, Меня разлюбит, как его. Мой ангельчик, желал бы вполовину К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе; Да нет, как ни твержу себе, Готовлюсь нежным быть, а свижусь - и простыну. С о ф и я (в сторону) Какие низости! Ч а ц к и й (за колонною) Подлец! Л и з а И вам не совестно? М о л ч а л и н Мне завещал отец: Во-первых, угождать всем людям без изъятья Хозяину, где доведется жить, Начальнику, с кем буду я служить, Слуге его, который чистит платья, Швейцару, дворнику, для избежанья зла, Собаке дворника, чтоб ласкова была. Л и з а Сказать, сударь, у вас огромная опека! М о л ч а л и н И вот любовника я принимаю вид В угодность дочери такого человека... Л и з а Который кормит и поит, А иногда и чином подарит? Пойдемте же, довольно толковали. М о л ч а л и н Пойдем любовь делить плачевной нашей крали. Дай обниму тебя от сердца полноты. (Лиза не дается.) Зачем она не ты! (Хочет идти, София не пускает.) С о ф и я (почти шепотом, вся сцена вполголоса) Нейдите далее, наслушалась я много, Ужасный человек! себя я, стен стыжусь. М о л ч а л и н Как! Софья Павловна... С о ф и я Ни слова, ради бога, Молчите, я на всё решусь. М о л ч а л и н (бросается на колена, София отталкивает его) Ах, вспомните, не гневайтеся, взгляньте!.. С о ф и я Не помню ничего, не докучайте мне. Воспоминания! как острый нож оне. М о л ч а л и н (ползает у ног ее) Помилуйте... С о ф и я Не подличайте, встаньте, Ответа не хочу, я знаю ваш ответ, Солжете... М о л ч а л и н Сделайте мне милость... С о ф и я Нет. Нет. Нет. М о л ч а л и н Шутил, и не сказал я ничего, окроме... С о ф и я Отстаньте, говорю, сейчас, Я криком разбужу всех в доме, И погублю себя и вас. М о л ч а л и н Как вы прикажете. С о ф и я Иначе расскажу Всю правду батюшке с досады. Сама довольна тем, что ночью всё узнала, Нет укоряющих свидетелей в глазах, Как давиче, когда я в обморок упала, Здесь Чацкий был... Ч а ц к и й (бросается между ими) Он здесь, притворщица! Л и з а и С о ф и я Ах! Ах! .. Лиза свечку роняет с испугу; Молчалин скрывается к себе в комнату. 6. Анализ сцены. Рефлексия. СЛАЙД 16 В чём комизм и трагизм этой сцены? В чём здесь Грибоедов отходит от канонов классицизма? Какие качества в этой сцене обнаруживает Молчалин? Почему Молчалин не любит Софью? Какие заветы он получил от отца? Какие качества в этой сцене проявляет Софья? Как вы понимаете фразу Чацкого «Молчалины блаженствую на свете?» Понравилось ли вам исполнение ребят? Чье особенно? 1. 6. Видеофрагмент: последний монолог Чацкого в исполнении актёра Олега Менщикова. Интернет –ресурсы: Перова.Ru «Материалы по комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» «Последний монолог Чацкого». 7. Анализ монолога.Рефлексия. Слайд 17 Что в этой сцене узнаёт Чацкий? . На что у него открываются глаза? Справедливо ли он обвиняет Софью? Чем он возмущён, каким качеством Софьи? Как вы думаете, простит ли Софья Молчалина? В чём «мильон терзаний» Чацкого? Каков пафос (чувство) его монолога? Понравилось ли вам исполнение актера Олега Менщикова? Слово учителя: В обществе Фамусова идеи Чацкого, его речи и страдания остаются непонятыми. Ему хочется высказать всё, что накопилось у него на душе. На балу в доме Фамусова он восстанавливает против себя всех собравшихся, потому что сосуществование его с “московскими” невозможно. Общество, почувствовав это, повергло его и осмеяло. Чацкого объявили сумасшедшим за его инакомыслие. Его терзания так и остались неразрешёнными. Комедия Грибоедова говорит о горе человека, проистекающем от его ума. Именно ум Чацкого ставит его вне круга Фамусова. Лучшие человеческие свойства делают его для окружающих “чудаком” , “странным человеком” , а потом – просто безумцем. Чацкий рвётся к “свободной жизни” , “к занятиям наукой и искусством” и требует “службы делу, а не лицам” . Трагедия Чацкого – это трагедия “ума, алчущего познаний” . Комедия даёт Чацкому только “мильон терзаний” . Он находится среди людей, которые не живут, а играют свою роль. Чацкий поражён тем, что не находит в них ничего человеческого. Он не может, да и не хочет более оставаться среди них и уезжает. Такая игра для него противоестественна и неприемлема: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок. Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскоблённому есть чувству уголок. Карету мне, карету!» 9. Итоги урока. Слово жюри. Выставление оценок за тест и актёрскую игру. Дом.задание: (Слайд 18) прочитать критическую статью И.А.Гончарова «Мильон терзаний», законспектировать: Вопросы 1. О конфликте комедии 2. О Чацком 3. О Софье 4. О Молчалине 5. О новаторстве комедии 6. О языке комедии Цитаты Литература. 2. А.И.Грибоедов «Горе от ума» 3. И.А. Гончаров «Мильон терзаний» 4. Г.О.Винокур “Избранные работы по русскому языку” М., 1959 г. стр. 260 – 263. 5. В.Я. Коровина. Учебник литературы 9 кл.- М.:Просвещение 2010 6. В.Я. Коровина. Пособие для учащихся «Читаем думаем,спорим…»9 класс -М.: Просвещение,1998 7. Интернет-ресурсы: Перова. Ru Персональный сайт Перовой Инессы Николаевны «Материалы по комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» «Последний монолог Чацкого».
Замечали ли вы, что главный герой шекспировских трагедий постепенно стареет? Мы можем об этом судить, поскольку известна хронология пьес Шекспира. Юный Ромео («Ромео и Джульетта», ок. 1595), тридцатилетний Гамлет («Гамлет», ок. 1600), мужественный и зрелый воин Отелло («Отелло», ок. 1603), старый король Лир («Король Лир», ок. 1605) и вечный, без возраста, Просперо («Буря», ок. 1611). Это можно объяснить какими-то психологи-ческими или философскими причинами, можно сказать, что это взрослеет сам автор пьес, стареет и мудреет его лирический герой. Но есть гораздо более простое объяснение: все эти роли написаны для одного актера — для Ричарда Бёрбеджа, возглавлявшего театральную труппу, в которую Шекспир входил как актер. Бёрбедж играл и Ромео, и Гамлета, и Отелло, и Макбета, и Просперо и много других ролей. И по мере того, как стареет Бёрбедж, стареет шекспировский герой.
Это только один пример того, как шекспировские тексты неразрывно связаны с театром, для которого Шекспир писал. Он ведь писал не для читателя. Он, как и большинство людей его времени, относился к пьесам не как к роду литературы. Драматургия в то время только начинала становиться литера-турой. К пьесам относились как к материалу для актеров, как к сырью для театра. Не нужно считать, что Шекспир, сочиняя пьесы, думал о потомках, о том, что скажут будущие поколения. Он писал не просто пьесы, он писал спектакли. Он был драматургом с режиссерским мышлением. Каждую роль он писал для определенных актеров своей труппы. Он приспосабливал свойства персонажей к свойствам самих актеров. Нас, например, не должно удивлять, когда в финале «Гамлета» Гертруда говорит о Гамлете, что он толст и одышлив. Это шокирует: как это так? Гамлет — воплощение изящества, воплощение изысканности и утонченной меланхолии — вдруг тучен и одышлив? Это объясняется просто: Бёрбедж, играя Гамлета, был уже не мальчик, а был человеком довольно мощного, крепкого сложения.
У Мандельштама в одной статье «Художественный театр и слово» (1923). есть замечательная формула: «В слове скрыта режиссура». В шекспировском слове эта режиссура скрыта (или открыта) самым очевидным образом. Он пишет спектакли, он создает мизансцены.
В булгаковском «Театральном романе» есть такой момент, когда главный герой Максудов, только что сочинивший повесть «Черный снег», вдруг неожиданно для самого себя превращает ее в пьесу. Он сидит за столом, рядом какая-то облезлая кошка, над головой старая лампа. И вдруг ему кажется, что перед ним на столе коробочка, в которой двигаются маленькие фигурки. Вот кто-то стреляет, вот кто-то падает мертвый, вот кто-то играет на рояле и так далее. Вот тогда он понял, что сочиняет пьесу.
Что-то подобное было у Шекспира. Только перед ним была не сцена-коробка, а открытое пространство театра «Глобус», с его сценой, врезающейся в зрительный зал, так что публика окружала ее с трех сторон — и поэтому мизансцены были не плоскостными, а объемными. И Гамлет, говоря «быть или не быть», видел вокруг себя, рядом, внимательные лица публики. Публики, для которой и только для которой были написаны все эти пьесы. Шекспир был частью этой театральной реальности. Он всю жизнь прожил среди актеров, среди актерских разговоров, среди скудной бутафории. Он был человеком театра. Он выстраивал свои пьесы в этом конкретном сценическом пространстве. Он не только писал роли для актеров своей труппы, он приспосабливал структуру своих пьес к структуре сцены «Глобуса» или тех театров, где играла его труппа.
В «Глобусе» было три сценических пространства: была главная сцена, была верхняя сцена, которая нависала над главной как балкон, и была внутренняя сцена, которая занавеской отгораживалась от основной. Занавеса перед главной сценой не было. Шекспир выстраивает свою пьесу так, чтобы было ясно, где происходит определенная сцена, как меняется использование верхней сцены, внутренней сцены, использование хижины на самом верху сцены, где крепились подъемные механизмы. То есть он пишет спектакль. И какой увлекательной задачей — которой мы занимаемся со студентами уже много лет — становится извлечение спектакля из текста пьесы! Из текста «Гамлета» мы извлекаем премьеру «Гамлета», как в «Глобусе» играли «Гамлета» в 1601 году, когда эта пьеса была написана.
Если читать шекспировскую пьесу с этой точки зрения, то с этих страниц вдруг перед вами начинают появляться живые лица, живые мизансцены, живые театральные метафоры. Это, может быть, самое замечательное. И это доказывает, что Шекспир был человеком театра до мозга костей и что театр, в сущности, и тогда, и теперь — это главный инструмент, с помощью которого Шекспир объясняется с миром. Как бы ни были важны филологические исследования, исследования шекспировских философских идей, его мир — это прежде всего сцена, театр.
Отсутствие занавеса перед главной сценой определяет структуру пьесы. Например, если на сцене кого-нибудь убивают — а у Шекспира, как известно, это происходит часто, особенно в ранних пьесах. В каком-нибудь «Тите Андронике» крови очень много, пьеса начинается с того, что на сцену выносят останки двадцати, по-моему, четырех сыновей героя «Четырнадцать убийств, тридцать четыре трупа, три отрубленные руки, один отрезанный язык — таков инвентарь ужасов, наполняющих эту трагедию». А. А. Аникст. Тит Андроник. // Уильям Шекспир. Собрание сочинений. Т. 2. М., 1958. . И чего там только нет — отрезанные руки, отрезанные языки. Убивают у Шекспира все время. Что делать с покойниками на сцене? Куда их девать? В современном театре выключают свет или закрывают занавес. Актер, играющий только что убитого героя, встает и уходит за кулисы. Что делать тут? Учитывая, что спектакли шли при дневном свете, никакого искусственного освещения не было. Антрактов, кстати говоря, тоже не было. Большая часть публики стояла. (Представьте, как надо было любить театр, чтобы под открытым лондонским небом выстоять без антракта два с половиной, три часа.)
Так вот, на сцене кого-нибудь убивают или кто-то умирает. Скажем, в хронике Шекспира «Генрих IV» умирает король Генрих IV. Он произносит длинный и очень глубокий прощальный монолог, обращенный к сыну. И вдруг он задает странный вопрос: «Как называется соседний зал?» Я не думаю, что это главный вопрос, которым задается умирающий человек. Ему отвечают: «Иеруса-лимский, государь». Он говорит: «Отнеси меня в соседний зал, поскольку мне предсказывали, что я умру в Иерусалиме».
Подобных примеров множество. Скажем, зачем Гамлету уносить мертвого Полония? А затем, чтобы освободить сцену от мертвеца, поскольку занавеса не закроешь. Можно строить массу предположений о том, зачем в финале «Гамлета» нужен Фортинбрас. В чем философский, психологический, исторический смысл этого загадочного персонажа? Одно ясно абсолютно точно: Фортинбрас нужен, чтобы унести трупы, которых в финале на сцене немало. Естественно, смысл его существования не только в этом, но это одна из его чисто театральных функций.
Конечно, Шекспир — это не серия театральных трюков. Сам его взгляд на театр достаточно глубок и философичен. Один из лейтмотивов шекспировского творчества — это идея о том, что вся Вселенная устроена как театр. Театр есть модель мира. Это та игрушка, которую выдумал себе Господь для того, чтобы ему не было скучно в этом безбрежном пространстве, в этом бесконечном одиночестве. Театр — мир. История — театр. Жизнь — театр. Жизнь театральна. Люди — это актеры на сцене мирового театра. Это один из главных мотивов шекспировского творчества, который выводит нас из области чисто театрально-технических приспособлений в область миропонимания.
Над головой актеров в театре «Глобус» — навес, который называется «небеса». Под ногами — люк, который называется «ад, преисподняя». Актер играет между небесами и преисподней. Это замечательная модель, замечательный портрет ренессансного человека, утверждающего свою личность в пустом пространстве бытия, наполняющего эту пустоту между небом и землей смыслами, поэтическими образами, предметами, которых нет на сцене, но которые есть в слове. Поэтому когда мы говорим о Шекспире как человеке театра, мы должны иметь в виду, что его театр — это модель Вселенной.
Расшифровка
Дело было в 1607 году, по-моему — в сентябре. Два торговых английских корабля плыли из Лондона в Индию вокруг Африки по пути, открытому Васко да Гамой. Поскольку путь был далекий, решили сделать остановку около Сьерра-Леоне — отдохнуть и пополнить припасы. Один из кораблей назывался «Красный дракон», его капитаном был Уильям Килинг. В корабельном журнале он записал, что велел матросам прямо на палубе сыграть какую-нибудь пьесу. Эту запись открыли в конце XIX века — раньше никому в голову не приходило искать что-то шекспировское в архивах адмиралтейства.
Какую пьесу выбирают для неграмотной матросни? Во-первых, она должна быть крайне действенной. Во-вторых, чем больше убивают в пьесе, тем лучше. В-третьих, там должна быть любовь. В-четвертых, песни. В-пятых, чтобы шуты шутили и острили без перерыва. Наверняка именно этого ждала от спектакля абсолютно неграмотная матросская публика.
Килинг выбрал пьесу, которую матросы должны были сыграть для матросов. Она называлась «Гамлет» и ужасно понравилась матросам — потом они сыграли ее еще раз, плывя уже по Индийскому океану. В отличие от нас, они в этой пьесе не видели никаких загадок. Для них это была одна из популярных тогда трагедий мести, одна из тех кровавых трагедий, которые писал предшественник Шекспира Томас Кид . (Кстати, вероятнее всего, автор дошекспировского «Гамлета».)
Этот жанр кровавой драмы сводился к целому набору постоянных признаков. Первое, это история о тайном убийстве. Второе, в ней непременно должен появляться призрак, сообщающий, кого убили и кто убил. В-третьих, в пьесе должно быть театральное представление. И так далее. Так построена, кстати, пьеса Кида «Испанская трагедия», очень тогда популярная. В глазах матросов шекспировский «Гамлет» вполне естественно входил в этот популярный, любимый и очень простой, в сущности, жанр.
Способны ли были эти неграмотные ребята (которые на самом деле ничем не отличались от публики шекспировского театра «Глобус» — полуграмотных ремесленников) видеть в «Гамлете» то, что увидели позднейшие поколения, то, что видим мы? Ответ очевиден: конечно, нет. Они воспринимали эту пьесу, не отличая от других таких же, так скажем, детективных пьес. Рассчитывал ли Шекспир, сочиняя «Гамлета», что наступит время, когда будущее человечество откроет все те великие истины, которые он вложил в эту пьесу? Ответ тоже ясен: нет. Человек, который хочет, чтобы его пьесы сохранились, заботится об их публикации. Попробуйте с этим поспорить. Шекспир не только не заботился о публикации своих пьес — нередко он этому препятствовал. В то время драматургия считалась чисто театральной материей — и опубликоваными пьесы Шекспира и его современников оказывались по разным, часто случайным причинам.
Например, такая история была как раз с «Гамлетом». В 1603 году вышло первое издание «Гамлета», так называемое пиратское, с сокращенным, искаженным, исковерканным текстом, не очень похожим на тот, который мы знаем. Текст был украден и вопреки воле труппы и автора издан. Хотя авторская воля тогда мало что значила. Пьеса была в полной собственности труппы. Если вдруг в Лондоне закрывались театры (например, из-за чумы), тогда труппа, чтобы сохранить текст, вынуждена была относить пьесу к издателю и продавать за копейки.
«Гамлет» был очень популярной пьесой и среди матросов и ремесленников, и среди гуманистов-интеллигентов. «Гамлет» нравится всем, как писал шекспировский современник.
И вот, задним числом, в XX веке стали выяснять, какая сволочь продала шекспировский текст? Потому что ровно через год после того, как вышло пиратское издание, труппа Шекспира опубликовала подлинный текст. Дело в том, что сама труппа очень заботилась, чтобы пьесу не украли. А издатели хотели любым способом приобрести текст пьесы, если она имела успех. Иногда они подсылали стенографов, и те на слух записывали, хотя условия были очень скверные — спектакль шел при дневном свете, и спрятаться было негде. Актеры же, обнаружив человека, который записывает на спектакле текст, могли избить его до полусмерти.
А иногда издатели подкупали какого-нибудь актера, чтобы он на память воспроизвел текст. На память — потому что ни один актер не получал текста всей пьесы, только списки своих ролей.
И вот через три с лишним века после того, как пьеса была написана, историки решили разоблачить жулика. Они исходили из очень простого предположения. Этот актер, естественно, знал лучше всего текст своей роли и текст тех сцен, в которых был занят его персонаж. Исследователи сопоставили два текста пьесы, пиратский и подлинный. Выяснилось, что абсолютно совпадают тексты только трех маленьких ролей. Дело в том, что труппа Шекспира состояла, как и другие труппы того времени, из пайщиков — актеров, которые служили на паях и получали жалование в зависимости от доходов театра. А на малень-кие роли, в массовые сцены, нанимали актеров со стороны. Совершенно очевидно, что пират (это термин того времени), который продал текст, играл эти три маленькие роли в трех разных сценах — и потому они были переданы с полной достоверностью. Одна из них — это стражник Марцелл из первого акта, тот самый, который говорит знаменитые слова «Подгнило что-то в Датском государстве». Вполне понятно, что труднее всего пирату давались философские монологи. Попробуйте запомнить «Быть или не быть». Поэтому в этом издании монологи Гамлета были воспроизведены самым жалким образом. Кое-что пират дописывал и от себя. Помните, Гамлет перечисляет несчастья, которые обрушиваются на головы людей, и спрашивает, кто стал бы терпеть «гнет сильного… судей медливость»? К этому перечню несчастий пират добавил «страдание сирот и жестокий голод». Понятно, что это у него из души вырвалось.
После этого случая воровство больше не повторялось. Возможно, сами актеры труппы Шекспира схватили за руку этого несчастного жулика — и можно только представить, что они с ним сделали.
Почему я вспомнил об этой истории? Это один из тысячи примеров того, как судьба шекспировских текстов связана с судьбой театра шекспировской эпохи, с жизнью его труппы и его зрителей, для которых написаны эти великие пьесы.
Легко смеяться над неграмотностью публики, над тем, какие это были темные и неотесанные ребята. Но вместе с тем это была идеальная публика. Это была божественно прекрасная публика, готовая поверить во все, что происходит на сцене. Это была публика, воспитанная в церкви на проповеди, еще помнящая опыт мистериальных средневековых представлений . Это была публика, в которой было божественное простодушие. В этой публике, для которой писал Шекспир и от которой он прямым образом зависел, было фантастическое, завидное, в сущности исчезнувшее в современном театре свойство абсолютной веры. Веры, без которой великого театра не бывает.
Расшифровка
Комедии Шекспира не соответствует тому представлению о комедийном жанре, в котором мы воспитаны. Мы приучены к тому, что смех — это осмеяние. Мы привыкли, что комедия и сатира — это примерно одно и то же. Шекспировские комедии — это произведения таинственные, волшебные и странные («Я родилась под танцующей звездой», — говорит героиня комедии «Много шума из ничего» Беатриче). Это уникальнейший пример ренессансной комедии, лежащей в стороне от традиционного пути развития комедии мировой, которая сложилась как сатирическая, с уничтожающим, гневным, саркастическим смехом (мольеровского типа).
Шекспир смеется иначе. Это смех восторга перед миром. Это смех поэти-ческий, в котором выплескивается совершенно ренессансное по существу кипение жизненных сил. Этот смех становится признанием в любви к миру, к траве, к лесу, к небу, к людям.
Комедии традиционные, мольеровского типа, — это комедии осмеивающие. Комедии шекспировские — это комедии смеющиеся. Герои мольеровско-гоголевского типа — это персонажи осмеиваемые, сатирические, чаще всего старики. Герои Шекспира — молодые влюбленные, странствующие по свету в поисках счастья, люди, открывающие для себя мир. Они в первый раз влюбляются, ревнуют, негодуют — всё в первый раз. И дело не только в том, что шекспировские герои сами молоды, но и в том, что они несут в себе дух молодой эпохи, эпохи, открывающей для себя мир. Отсюда ощущение обольстительной первоначальности, которое составляет фантастическое обаяние шекспировских пьес. Для современного же человека — иронического, саркастического, не слишком склонного к тому, чтобы верить чему бы то ни было, — комедии Шекспира иногда оказываются загадкой, тайной за семью печатями.
Кстати, именно поэтому можно назвать десятки великих постановок трагедий в театре XX века — и буквально наперечет великие постановки комедий. Легко представить режиссера, который всю жизнь идет к тому, чтобы поставить «Гамлета». Но хотел бы я посмотреть на режиссера, который всю жизнь готовится к постановке «Укрощения строптивой». Это маловероятно. XX и XXI век больше открыты к трагедии. Может быть, потому, что комедии Шекспира полны чувства счастья, полны лучезарной головокружительной радости — радости самого существования, радости того, что человек родился, радости открытия мира, и человека, и любви.
Комедии Шекспира очень разные. Между «Укрощением строптивой» или «Комедией ошибок» с одной стороны и «Сном в летнюю ночь» или «Двенадцатой ночью» с другой — огромная дистанция. И все-таки существует понятие шекспировской комедии как особого цельного жанра. Один из признаков этого жанра состоит в том, что многие из комедий рассказывают одну и ту же историю — историю о том, как молодые влюбленные из драматического, враждебного мира, мира суровых законов, преследующего, уничтожающего любовь, бегут в лес. И лес их спасает и укрывает. Все их муки и драмы, которые заставляли их страдать, в лесу рассеиваются. Лес как образ природы — один из центральных образов ренессансного искусства. Он, как музыка, возвращает людей к их собственной природе. (Для ренессансного человека музыка — это символ бытия, образ устройства Вселенной. Это то, что люди Ренессанса заимствовали у античных пифагорейцев: музыка как закон существования Вселенной. Такой музыкой наполнены комедии Шекспира.)
В пьесе «Как вам это понравится» Розалинда и ее возлюбленный Орландо бегут из замка тирана Фредерика в лес и там находят гармонию, покой и счастье. Розалинда — один из самых блистательных, совершенных и склонных к игре и преображениям, сверхартистичных героев Шекспира. Вообще его герои — художники, актеры — часто находят настоящее счастье в игре.
Но в отличие от того, как это происходит в пасторали Пастораль — жанр в искусстве, поэтизи-рующий мирную и простую сельскую жизнь , где тоже герои бегут на природу из треволнений обыденной жизни, герои комедий Шекспира всякий раз возвращаются в мир — но в мир уже спасенный и обновленный лесом. Это противостояние можно назвать магистральным сюжетом шекспировских комедий — противостояние между суровым, традиционным, глупым, консерва-тивным, жестоким миром и миром свободы, который люди обретают в лесу.
Это сказочный лес. В комедии «Как вам это понравится» в нем растут пальмы и водятся львы, хотя действие происходит где-то между Францией и Бельгией. В пьесе «Сон в летнюю ночь» в лесу живут эльфы и волшебные существа. Это мир тридевятого царства, воплощенной мечты — с одной стороны. С другой — это английский лес. Тот самый Шервудский лес из баллад о Робин Гуде (как в «Двух веронцах», где разбойники, живущие между Миланом и Вероной, клянутся плешью старого монаха из удалой ватаги Робин Гуда). Или тот самый Арденский лес в пьесе «Как вам это понравится» — это и лес под Стратфордом, где провел свои детские годы Шекспир и где, по народным поверьям, жили эльфы — бестелесные летучие существа, наполняющие воздух этого леса. Это волшебная страна, но вместе с тем это елизаветинская Англия. В комедии «Как вам это понравится» говорится о людях, которые живут в этом лесу изгнанниками, как во времена Робин Гуда. Образ комедий Шекспира — это еще и образ старой Англии. Старой робин-гудовской Англии.
В хронике «Генрих V» женщина, стоявшая около смертного одра Фальстафа, самого великого комического героя Шекспира, говорит, что перед смертью тот бормотал о каких-то зеленых полях. Это зеленые поля старой Англии, поля старой робин-гудовской Англии. Англии, которая навеки уходит, с которой пьесы Шекспира прощаются. Прощаются, испытывая ностальгию по этому простодушному и прекрасному миру, который с такой глубиной, прелестью и простотой запечатлен в комедиях Шекспира.
Концовку лекции я заимствую у одного американского ученого. Читая лекцию о комедии Шекспира своим студентам, он закончил ее так: «Как определить мир комедий Шекспира? Пожалуй, лучше всего определить мир комедий Шекспира так. Это мир, в котором есть студенты, но нет лекций».
Расшифровка
Хроники Шекспира — это исторические драмы из прошлого Англии, главным образом XIV-XV веков. Интересно понять, почему в шекспировской Англии не только среди гуманистов, ученых, историков, но и среди простонародья возник такой огромный интерес к национальной истории. На мой взгляд, ответ очевиден. Когда в 1588 году Непобедимая испанская армада — огромный флот с десятками тысяч солдат на борту — двинулась на завоевание Англии, оказалось, что судьба Британии висит на волоске. Кто мог предположить, что буря разгонит корабли испанцев, а английские флотоводцы окажутся способны уничтожить этот огромный флот. Был момент, когда казалось, что англичан ждет национальная катастрофа. И эта угроза, это предчувствие катастрофы объединило страну, объединило все сословия. Англичане как никогда ощутили себя нацией. И как бывает в моменты национальной опасности, искусство, да и просто сознание людей, обратилось к прошлому — чтобы английская нация могла узнать там истоки своей исторической судьбы и обрести там надежду на победу. На волне национального объединения и возник этот специфический драматический жанр исторических хроник.
Можно сказать, что в хрониках Шекспира взгляд ренессансных гуманистов на историю был выражен с предельной полнотой. В его основании была идея о том, что сущность истории — это божественная сущность, что за историческим процессом стоит сверхволя, божественная воля, абсолютная справедливость. Те, кто нарушает законы истории, те, кто нарушает нравственные законы, обречены на гибель. Но существенно то, что самые театральные, по-человечески интересные мотивы и образы хроник Шекспира — как раз в историях о тех, кто преступает всяческие законы. Наиболее яркий пример — это Ричард III. Чудовище, монстр, злодей, сладострастник, убийца, клеветник, насильник. Но когда в самом начале пьесы он появляется на подмостках, он обращается к нам с исповедью. Какая странная идея начинать пьесу с исповеди. Как странно строить пьесу так, что в первой же сцене герой раскрывает свою жуткую душу. Какое ужасное нарушение всех законов строения драмы! Как дальше развивать события? Но Шекспир — гений, и он выше законов. И «Ричард III» — замечательное доказательство.
И дело не в том, что пьеса начинается с исповеди, а в том, что мы неожиданно попадаем под властное обаяние, особую страшную привлекательность этого урода, злодея, мерзавца, убийцы, сладострастника. Его грехи можно перечислять до бесконечности. Но это — фигура гения, черного, но гения, человека, рожденного повелевать. Рядом с ним остальные греховные или добродетельные политики кажутся мелкими сошками. В сущности, чтобы получить над ними власть, он тратит даже слишком много энергии. Над этими молчаливыми баранами, молчащими трусами победу одержать легче легкого.
Ричард III — это прежде всего великий актер. Он наслаждается самим процессом лицемерной игры, смены масок. Тут все моральные правила, все традиционные представления о добре и зле рушатся. Рушатся перед избранностью этой страшной, чудовищной, но истинно великой фигуры.
С какой легкостью этот горбун, урод, хромец одерживает победу над леди Анной. Это самая знаменитая сцена в пьесе, хотя она длится всего минут десять. Сначала леди Анна ненавидит его, плюет ему в лицо, проклинает его, потому что он убийца ее мужа и отца мужа, Генриха VI. А в конце сцены она принадлежит ему — такова сверхволя, страшная сверхсила, разрушающая все представления о добре и зле. И мы попадаем под его обаяние. Ждем, когда наконец этот гений зла появится на подмостках. Актеры всех времен обожали эту роль. И Бёрбедж, который был первым исполнителем, и Гаррик в XVIII веке, и Эдмунд Кин в XIX веке, и в конце XIX века Генри Ирвинг, и Лоренс Оливье. А если говорить о нашем театре, то великим примером остается спектакль Роберта Стуруа Роберт Стуруа (р. 1938) — театральный режиссер, актер, педагог. . Рамаз Чхиквадзе гениально сыграл этого получеловека-полумонстра.
Этот зверь был рожден повелевать, но гибель его неизбежна. Потому что он восстал против истории, против того, что соединяется у Шекспира в центральный лейтмотив хроник. Он, мятежник, взбунтовался против времени, против Бога. Не случайно, когда Кин играл эту роль, последним взглядом умирающего Ричарда был взгляд на небо. И это был взгляд непримиренный, непрощающий взгляд противника. «Ричард III» — один из примеров того, как шекспировский гений побеждает этические законы. И мы оказываемся во власти этого черного гения. Этот изверг, злодей, властолюбец побеждает не только леди Анну, он побеждает нас. (Особенно если Ричарда играет большой актер. Например, Лоренс Оливье. Это была его лучшая роль, которую он сыграл сначала в театре, а потом в поставленном им самим фильме.)
Хроники Шекспира долго считались чем-то вроде деидеологизированных трактатов по истории. Кроме «Ричарда III», которого всегда ставили и всегда любили актеры. Все эти бесконечные «Генрихи VI», часть первая, часть вторая, часть третья, «Генрих IV», часть первая, часть вторая, все эти «Короли Джоны» были больше интересны для историков, но не для театра.
Так было до тех пор, пока в 1960-е в Стратфорде Питер Холл, руководивший Королевским шекспировским театром, не поставил цикл шекспировских хроник под названием «Война роз» Война Алой и Белой розы , или Война роз , (1455-1485) — серия вооруженных династических конфликтов между боровшимися за власть группировками английской знати. . Он поставил их так, что стала очевидна связь между исторической драмой Шекспира и Брехтом, исторической драмой Шекспира и документальной драмой середины XX века. Связь между хрониками Шекспира и «театром жестокости» Антонена Арто Антонен Арто (1896-1948) — французский писатель, драматург, актер и теоретик, новатор театрального языка. Основание системы Арто — отрицание театра в привычном понимании этого явления, театра, удовлетворяющего традиционные запросы публики. Сверхзадача — обнаружить истинный смысл человеческого существо-вания через разрушение случайных форм. Термин «жестокость» в системе Арто имеет значение принципиально отличное от бытового. Если в обыденном понимании жестокость связана с проявлением индивидуализма, то по Арто жестокость — осознанное подчинение необходимости, направленное на разрушение индивидуальности. . Питер Холл отказался от традиционных патриотических сантиментов, от всякой попытки прославить величие Британской империи. Он поставил спектакль о чудовищном, уродливом, бесчеловечном лице войны, идя вслед за Бертольдом Брехтом и учась у него взгляду на историю.
С тех пор, с 1963 года, когда Питер Холл поставил в Стратфорде свой исторический цикл, театральная судьба хроник Шекспира переменилась. Они вошли в мировой театр с такой широтой, какая раньше была совершенно невозможна. И до сих пор хроники Шекспира сохраняются в репертуаре современного театра, прежде всего английского и нашего собственного.
Я помню замечательный спектакль «Генрих IV», поставленный в конце 1960-х Георгием Товстоноговым в Большом драматическом театре. А какая блестящая судьба на русской сцене у «Ричарда III». Дело не в том, что, ставя «Ричарда III», вспоминали о нашей истории, о фигуре нашего собственного монстра. Это было очевидно. Но Шекспир не писал пьесы с указанием на частные исторические фигуры. «Ричард III» — это пьеса не о Сталине. «Ричард III» — это пьеса о тирании. И даже не столько о ней, сколько о соблазне, который она несет. О жажде рабства, на которой строится всякая тирания.
Итак, хроники Шекспира — это не трактаты по истории, это живые пьесы, пьесы о нашей собственной исторической судьбе.
Расшифровка
Несколько лет назад я был в Вероне и ходил по тем местам, которые, как уверяют веронские жители, связаны с историей Ромео и Джульетты. Вот балкон старый, тяжелый, покрытый мхом, на котором стояла Джульетта, а под которым — Ромео. Вот храм, в котором отец Лоренцо венчал юных влюбленных. А вот склеп Джульетты. Он находится за пределами стен старого города, в современных веронских Черемушках. Там, среди абсолютно хрущевских пятиэтажек, стоит прелестный маленький старинный монастырь. В его подвале находится то, что называется склепом Джульетты. Никто не знает точно, он ли это, но считается, что так и есть.
Это открытая гробница. Я зашел в подвал, посмотрел, исполнил долг перед Шекспиром и собрался уже уходить. Но в последний момент заметил кучку бумажек, которая лежала на каменном выступе над гробницей. Я посмотрел одну и понял, что это письма, которые современные девчонки пишут Джульетте. И хотя неприлично читать чужие письма, все же одно я прочитал. Ужасно наивное, написанное по-английски. То ли американка это писала, то ли итальянская девчонка, решившая, что Джульетте надо написать по-английски, поскольку это пьеса Шекспира. Содержание было примерно таким: «Милая Джульетта, я только что узнала про твою историю и так плакала. Что эти гнусные взрослые сделали с тобой?»
Я подумал, что современное человечество и современный театр только этим и занимаются, что пишут письма великим произведениям прошлого. И получают ответ. В сущности, вся судьба современного театра, ставящего классику вообще и Шекспира в частности, есть история этой переписки. Иногда ответ приходит, иногда нет. Все зависит от того, какие вопросы мы задаем прошлому. Современный театр ставит Шекспира не для того, чтобы узнать, как жили люди в XVI веке. И не для того чтобы из нашего русского мира попытаться проникнуть в мир британской культуры. Это важно, но второстепенно. Мы обращаемся к классике, обращаемся к Шекспиру, главным образом чтобы понять себя.
Судьба «Ромео и Джульетты» это подтверждает. Шекспир не придумал сюжета этой пьесы. У него, кажется, вообще не было склонности выдумывать сюжеты. Только две пьесы Шекспира существуют без известных источников — «Сон в летнюю ночь» и «Буря». И то, возможно, потому, что мы просто не знаем, на каких источниках они строились.
Сюжет «Ромео и Джульетты» был известен очень-очень давно. В античности были свои Ромео и Джульетта — это Пирам и Фисба, история которых была описана Овидием. История Ромео упоминается и у Данте — Монтекки и Каппеллетти, как у него сказано в «Божественной комедии». Начиная с позднего Средневековья итальянские города спорят о том, где происходила история «Ромео и Джульетты». В конце концов победу одерживает Верона. Потом Лопе де Вега пишет пьесу о Ромео и Джульетте. Затем итальянские новеллисты один за другим рассказывают эту историю.
В Англии сюжет «Ромео и Джульетты» тоже был известен и до Шекспира. Один английский поэт, Артур Брук, написал поэму о любви Ромеуса и Джульетты. То есть шекспировской пьесе предшествует огромная история. Он строит свое здание на уже готовом фундаменте. И разные интерпретации этой пьесы возможны потому, что сама ее основа заключает в себе разные возможности понимания, трактовки этой истории.
У Артура Брука история тайной любви Ромеуса и Джульетты длится девять месяцев. У Шекспира действие трагедии укладывается в пять дней. Шекспиру важно начать пьесу днем в воскресенье и закончить ее ровно через пять дней, в ночь на пятницу. Ему важно, что предполагаемая свадьба Париса и Джульетты должна произойти в четверг. «Нет, в среду», — говорит отец Капулетти. Странная вещь: как связаны дни недели и великая трагедия с ее философскими идеями? Шекспиру важно, чтобы эти философские идеи были соединены с очень конкретными, житейскими обстоятельствами. За эти пять дней перед нами разворачивается величайшая история любви в мировой литературе.
Посмотрите, какими в эту историю входят Ромео и Джульетта и какими они покидают ее. Посмотрите, что с ними происходит за эти считаные дни. Посмотрите на эту девчонку, которая только что в куклы играла. И посмотрите, как трагические обстоятельства судьбы превращают ее в сильное, глубокое человеческое существо. Посмотрите на этого мальчишку, сентиментального подростка Ромео. Как он меняется к концу.
В одной из последних сцен пьесы есть момент, когда Ромео приходит к склепу Джульетты и там его встречает Парис. Парис решает, что Ромео явился, чтобы осквернить прах Джульетты, и преграждает ему дорогу. Ромео говорит ему: «Уйди, милый юноша». Тон, в котором Ромео обращается к Парису, который наверняка старше его, — это тон умудренного и утомленного жизнью человека, человека пожившего, человеа, стоящего на грани смерти. Это история о преображении человека любовью и трагедией, которая с этой любовью связана.
Трагедия, как известно, это область неотвратимого, это мир неизбежного. В трагедии гибнут, потому что должны, потому что гибель предписана человеку, который вступает в трагический конфликт. Однако гибель Ромео и Джульетты случайна. Если бы не эта дурацкая эпидемия чумы, посланник отца Лоренцо добрался бы до Ромео и объяснил, что Джульетта вовсе не мертва, что все это благородное плутовство Лоренцо. Странная история.
Иногда это объясняют тем, что «Ромео и Джульетта» — ранняя пьеса, что это еще не вполне трагедия, что до «Гамлета» еще далекая дорога. Возможно, это так. Но возможно и другое. Как понимать чуму в шекспировской трагедии? А что, если чума — это не просто эпидемия, а образ трагического существа бытия?
За этой историей скрывается иной подтекст, допускающий возможность иной интерпретации. Франко Дзеффирелли до того, как снять всем известный фильм «Ромео и Джульетта», 1968. , поставил спектакль в одном итальянском театре. Его привозили в Москву, и я помню, как он начинался. Он начинался с шумной, пестрой, неореалистической сцены рыночной толпы, веселящейся, бегающей, торгующей, кричащей. Италия, одним словом. И вдруг мы видели, как в глубине сцены появляется человек в черном и начинает двигаться через эту толпу на нас. В какой-то момент толпа замирает, а человек со свитком в руках выходит на авансцену и читает текст пролога. Этот черный человек и есть образ судьбы и неизбежности страданий и гибели влюбленных.
Какая из этих двух интерпретаций правильная? И можно ли говорить о правильной и неправильной интерпретации? Все дело в том, что в шекспировской драматургии заложены возможности самых разных, иногда чуть ли не взаимоисключающих точек зрения. Это свойство великого искусства. Это с ясностью доказывает и литературная, и главным образом театральная судьба «Ромео и Джульетты».
Достаточно вспомнить трагический спектакль Анатолия Эфроса, один из самых глубоких взглядов на эту пьесу. В этой постановке Ромео и Джульетта были не воркующие голубки — это были сильные, зрелые, глубокие люди, которые знали, что их ждет, если они позволят себе противостоять царящему в театральной Вероне миру хамской силы. Они бесстрашно шли навстречу смерти. Они уже прочитали «Гамлета». Они знали, чем это кончается. Их объединяло не только чувство, их объединяло желание противостоять этому миру и неизбежности гибели. Это был сумрачный спектакль, не оставлявший особенных упований, и это был спектакль, выросший из самого существа шекспировского текста.
Может быть, сам Шекспир написал бы так «Ромео и Джульетту», если бы писал эту пьесу не в пору своей юности, а в пору трагического «Гамлета».
Расшифровка
«Гамлет» для России — особая пьеса. Гамлет в трагедии говорит, что театр — это зеркало, в котором отражаются века, сословия и поколения, и цель театра — держать зеркало перед человечеством. Но и сам «Гамлет» — это зеркало. Кто-то сказал, что это зеркало, поставленное на большой дороге. И мимо него идут люди, поколения, народы, сословия. И каждый видит себя. Применительно к русской истории это особенно верно. Гамлет — это то зеркало, в котором Россия всегда стремилась увидеть свое лицо, стремилась через Гамлета понять себя.
Когда Мочалов Павел Степанович Мочалов (1800-1848) — актер эпохи романтизма, служил в московском Малом театре. сыграл Гамлета в 1837 году, Белинский написал свои знаменитые слова о том, что Гамлет — «это вы, это я, это каждый из нас». Эта фраза не случайна для русского взгляда на пьесу. Почти 80 лет спустя Блок напишет: «Я — Гамлет. Холодеет кровь…» (1914). Фраза «Я — Гамлет» лежит в основании не только сценической истории этой пьесы в русском театре, эта формула существенна и справедлива для всякой поры русской истории. Каждый, кто решит исследовать историю русской духовной культуры, русской интеллигенции, должен узнать, как в разные моменты истории интерпретировали эту пьесу, как понимали «Гамлета» в его трагических взлетах и страшных падениях.
Когда Станиславский в 1909 году репетировал «Гамлета», готовя актеров к приезду Гордона Крэга Эдвард Гордон Крэг (1872-1966) — английский актер, театральный и оперный режиссер эпохи модернизма. , который ставил пьесу в Московском Художественном театре, он сказал, что Гамлет — это ипостась Христа. Что миссия Гамлета не только в пьесе, а в мире — это миссия, которую можно сопоставить с существом Сына Божия. Это совсем не случайная для русского сознания ассоциация. Вспомните стихотворение Бориса Пастернака из «Доктора Живаго», когда Гамлету в уста вкладываются слова Христа в Гефсиманском саду:
«Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти».
Очень интересно посмотреть на то, в какие моменты русской истории «Гамлет» выходит на первый план. В какие моменты какая шекспировская пьеса оказывается самой существенной, самой важной. Были времена, когда «Гамлет» оказывался на периферии, когда первым номером становились другие пьесы Шекспира. Любопытно посмотреть, в какие моменты русской истории «Гамлет» оказывается инструментом русской исповеди. Так было в годы Серебряного века. Так было в послереволюционные годы, и прежде всего в Гамлете, сыгранном, может быть, самым гениальным актером XX столетия — Михаилом Чеховым. Актером великим и глубоким, мистиком, для которого главным смыслом Гамлета было общение с призраком, исполнение его воли.
Кстати, в статье Пастернака к переводам шекспировских трагедий есть фраза о том, что Гамлет идет «творить волю пославшего его». Гамлет Михаила Чехова шел исполнять волю пославшего его призрака — который не появлялся на сцене, но который был символизирован огромным вертикальным лучом, спускаю-щимся с неба. Гамлет вступал в этот огненный столб, в это светящееся пространство и подставлял себя ему, впитывая это небесное свечение не только в сознание, но и в каждую жилку своего тела. Михаил Чехов сыграл человека, раздавленного тяжкой поступью истории. Это был крик боли человека, по которому прошелся механизм русской революционной и послереволюци-онной реальности. Чехов сыграл Гамлета в 1924 году, а в 1928-м эмигрировал. Отъезд Чехова был абсолютно неизбежным — ему нечего было делать в стране победившей революции.
Его дальнейшая судьба была драматична. Он умер в 1955 году, а до этого жил на Западе: в Прибалтике, во Франции, потом в Америке. Он играл, был режиссером, педагогом. Но ничего соизмеримого с той ролью, которую он играл в России, он не сделал. И это была его трагедия. В этом была трагедия его Гамлета.
30 лет «Гамлет» не шел на московской сцене. (Если не считать особый случай акимовского «Гамлета» в Театре Вахтангова «Гамлет» в постановке Николая Акимова 1932 года в Театре им. Вахтангова. . Это была полупародия, расправа с традиционным, обожествляющим Гамлета русским взглядом.) Одной из причин, почему «Гамлет» был отлучен от московской сцены, было то, что эту пьесу терпеть не мог Сталин. Это понятно, потому что русская интеллигенция всегда видела в себе гамлетовское начало.
Был случай, когда в Художественном театре Немирович-Данченко, получивший особое разрешение, репетировал «Гамлета» (спектакль потом так и не вышел). И актер Борис Ливанов на одном из кремлевских приемов подошел к Сталину и сказал: «Товарищ Сталин, мы сейчас репетируем трагедию Шекспира „Гамлет“. Что бы вы нам посоветовали? Как нам подойти к постановке этой пьесы?» Есть несколько версий ответа Сталина, но самая достоверная такая. Сталин с непередаваемым презрением сказал: «Ну он же слабый». «Нет-нет! — сказал Ливанов. — Мы играем его сильным!»
Поэтому, когда не стало Сталина, в 1953 году сразу несколько русских театров обратились к этой полунеразрешенной пьесе. Одновременно в 1954-м вышли премьеры в Театре Маяковского, где пьесу поставил Охлопков Николай Павлович Охлопков (1900-1967) — актер театра и кино, режиссер, педагог. Ученик и продолжатель традиций Вс. Мейерхольда. С 1943 года возглавлял Театр им. Маяковского. , и в Ленинграде в Театре имени Пушкина (Александринском), где ее поставил Козинцев Григорий Михайлович Козинцев (1905-1973) — режиссер кино и театра, сценарист, педагог. За фильм «Гамлет» (1964) получил Ленинскую премию. еще до своего фильма.
История «Гамлета» в послевоенном российском театре — это очень большая тема, но я хочу сказать об одном. О том «Гамлете», который был «Гамлетом» моего поколения. Это был «Гамлет» Высоцкого, Боровского, Любимова «Гамлет» в Театре на Таганке был поставлен в 1971 году. Режиссером спектакля был Юрий Любимов, художником и сценографом — Давид Боровский, роль Гамлета исполнял Владимир Высоцкий. . Это было время не страшное, 1971 год, его невозможно сопоставить с концом 30-х годов. Но это было стыдное, позорное время. Всеобщее равнодушие, молчание, немногие диссиденты, которые отважились поднять свой голос, оказывались в тюрьме, танки в Чехословакии и так далее.
В такой стыдной политической и духовной атмосфере появился этот спектакль с Высоцким, и он заключал в себе настоящий русский мятеж, настоящий взрыв. Это был «Гамлет» очень простой, очень русский и очень гневный. Это был Гамлет, который позволял себе восстать. Это был Гамлет-мятежник. Он бросал вызов абсолютной силе трагедии, которая ему противостояла. Ему противостояла не только политическая система, советская тирания — все это Высоцкого не очень интересовало. Ему противостояли силы, справиться с которыми было невозможно. Силы, которые были символизированы в знаменитом образе занавеса «С помощью авиационных инженеров над сценой была смонтирована очень сложная конструкция, благодаря которой занавес мог двигаться в различных направлениях, меняя декорации, открывая одних действующих лиц, закрывая других, сметая со сцены третьих... Идея подвижного занавеса позволила Любимову найти ключ ко всему спектаклю. Где бы ни находился Гамлет, занавес приходил в движение и останавливался по строгому правилу: Высоцкий всегда оставался особняком, отдельно от других» (из статьи «Гамлет с Таганки. К двадцатилетию спектакля» в газете «Молодой коммунар», 1991 год). , созданного гениальным Давидом Боровским. Это было огромное безглазое чудовище, которое становилось то стеной из земли, то образом смерти, то огромной паутиной, опутывавшей людей. Это был движущийся монстр, от которого не скрыться, не убежать. Это была гигантская метла, смахивающая людей в смерть.
Два образа смерти в этом спектакле существовали одновременно — занавес как символ надличных неизбежных сил трагедии и могила на краю сцены из настоящей, живой земли. Я сказал «живой», но я ошибся. Это была мертвая земля, не та, в которой что-то растет. Это была земля, в которой хоронят.
И между этими образами смерти существовал Высоцкий. Гамлет, сама хриплость голоса которого, казалось, происходила от того, что кто-то цепкой рукой держал его за горло. Этот Гамлет пытался взвешивать все за и против, и это неизбежно заводило его в бесплодие умственного тупика, потому что с точки зрения здравого смысла восстание бессмысленно, обречено на пора-жение. Но в этом Гамлете была святая ненависть, если ненависть может быть святой. В этом Гамлете была правота нетерпения. И этот человек, этот воин, этот интеллигент и поэт, очертя голову, отбросив все сомнения, бросался на борьбу, на мятеж, на восстание и умирал, как умирают солдаты, тихо и не парадно. Никакого Фортинбраса тут было не нужно, никакого торжественного выноса тела Гамлета не было. Гамлет в глубине сцены, прислонившись спиной к стене, тихо сползал на землю — вот и вся смерть.
Замершему залу, в котором сидели люди моего поколения, этот спектакль и этот актер дарили надежду. Надежду на возможность сопротивления. Это был образ Гамлета, ставший частью души моего поколения, который, кстати, был прямо связан с пастернаковским образом Гамлета. Ведь совсем не случайно спектакль начинался с песни Высоцкого на эти самые стихи Пастернака из «Доктора Живаго». Занятно, что Высоцкий из этого стихотворения, которое он исполнял почти целиком, выбрасывал одну строфу «Я люблю твой замысел упрямый и играть согласен эту роль…». Этот Гамлет не любил мировой замысел. Он сопротивлялся любому лежащему в основании мира высшему замыслу. Он не соглашался играть эту роль. Этот Гамлет был весь мятеж, бунт, сопротивление. Это был порыв к воле, к воле-волюшке, к русскому пониманию свободы, к тому, о чем у Толстого говорил Федя Протасов Федор Протасов — центральный персонаж пьесы Льва Толстого «Живой труп». , слушая цыганское пение. Этот спектакль сыграл в нашей жизни огромную роль. Этот образ остался в нас на всю жизнь.
Есть времена для «Гамлета», есть времена не для «Гамлета». Ничего стыдного в негамлетовских временах нет. В конце концов, есть другие пьесы Шекспира. Гамлетовские времена особенные, и мне кажется (может быть, я ошибаюсь), что наше время не гамлетовское, мы не тянем на эту пьесу. Хотя, если вдруг выйдет молодой режиссер и, поставив эту пьесу, докажет, что мы достойны «Гамлета», я буду первый, кто будет радоваться.
Расшифровка
Если взглянуть на последние произведения художников разных времен и разных видов искусства, можно найти нечто их объединяющее. Есть что-то общее между последней трагедией Софокла «Эдип в Колоне», последними произведениями Бетховена, последними библейскими трагедиями Расина, поздним Толстым или поздним Достоевским и последними пьесами Шекспира.
Возможно, к художнику, который достиг предела, перед которым со страшной ясностью встала смерть как близкое будущее, приходит идея уйти из мира, оставив людям надежду, то, ради чего стоит жить, как бы ни была трагически безнадежна жизнь. Возможно, последние произведения Шекспира — это порыв к тому, чтобы вырваться за пределы катастрофической безнадежности. После «Гамлета», «Макбета», «Кориолана», «Тимона Афинского», этой самой мрачной, самой безнадежной из шекспировских трагедий, — попытка прорваться в мир упований, в мир надежды, чтобы сохранить ее людям. Ведь так не похожи последние пьесы Шекспира «Цимбелин», «Перикл», «Зимняя сказка» и, прежде всего, «Буря» — на все, что он делал до сих пор. На великие трагедии, говорящие о трагическом существе бытия.
«Буря» — пьеса, которую называют завещанием Шекспира, последним аккордом его творчества. Это, вероятно, самая музыкальная из шекспировских пьес и самая гармоническая. Это пьеса, которую мог создать только человек, прошедший через искушение трагедией, через соблазн безнадежности. Это надежда, возникающая по ту сторону отчаяния. Это, кстати, фраза из позднего романа Томаса Манна. Надежда, которая знает о безнадежности — и все-таки пытается ее преодолеть. «Буря» — это сказка, философская сказка. В ней действует волшебник Просперо, магическую власть над островом ему дают колдовские книги, его окружают фантастические персонажи: дух света и воздуха Ариэль, дух земли Калибан, прелестная дочь Просперо Миранда и так далее.
Но это не просто сказка и даже не просто философская сказка — это пьеса о попытке исправить человечество, исцелить безнадежно больной мир с помощью искусства. Совсем не случайно на это скопище уродов и злодеев, которые попадают на остров, Просперо напускает музыку как великую исцеляющую силу. Но вряд ли музыка способна исцелить их. Вряд ли искусство способно спасти мир, как вряд ли способна спасти мир красота. То, к чему приходит Просперо в финале этой странной, очень трудной для театра пьесы, это та идея, которая лежит в основании всего позднего Шекспира. Это идея спасения через милосердие. Только прощение способно если не изменить, то по крайней мере не усугубить зло, которое царит в мире. Вот к чему, говоря простыми словами, сводится смысл «Бури». Просперо прощает своих врагов, которые чуть не погубили его. Он прощает, хотя совершенно не уверен, что они изменились, что они исцелены. Но прощение — это последнее, что остается человеку перед уходом из мира.
Да, конечно, в финале Просперо возвращается на свой миланский престол с любимой дочерью Мирандой и с ее возлюбленным Фердинандом. Но в конце пьесы он говорит такие странные слова, которые всегда почему-то убирают из русских переводов. В подлиннике Просперо говорит, что он вернется для того, чтобы каждая третья его мысль была могилой. Финал этой пьесы совсем не так уж светел, как иногда считают. И все же это пьеса о прощании и прощении. Это пьеса прощальная и прощающая, как все последние пьесы Шекспира.
Она очень трудна для современного театра и нечасто выходит у современных режиссеров. Хотя на закате XX века чуть ли не все великие режиссеры европейского театра обращаются к этой пьесе — ее ставят Стрелер, Брук, в Москве ее ставит Роберт Стуруа в театре Et Cetera с Александром Калягиным в роле Просперо. Совсем не случайно эту пьесу ставит в своем замечательном фильме «Книги Просперо» Питер Гринуэй. На роль Просперо Гринуэй приглашает не кого-нибудь, а самого великого английского актера Джона Гилгуда Сэр Артур Джон Гилгуд (1904-2000) — английский актер, театральный режиссер, один из крупнейших исполнителей шекспировских ролей в истории театра. Обладатель всех основных исполнительских премий: «Оскара», «Грэмми», «Эмми», «Тони», BAFTA и «Золотого глобуса». . Он уже не может играть, он слишком стар и болен, чтобы сыграть роль так, как он играл свои великие роли в прежние времена. И в фильме Гринуэя Гилгуд не играет, он присутствует. Для Гринуэя этот актер важен как образ и символ великой культуры прошлого, не более того. Просперо у Гилгуда — это и Просперо шекспировский, и сам Шекспир, который пишет «Бурю», и Господь Бог, владыка этой прекрасной, пронизанной искусством Вселенной. Пронизанной, но перенасыщенной.
Для того чтобы оценить смысл того, что сделал Гринуэй, надо понять, что чуть ли не каждый кадр этого фильма должен вызывать ассоциацию с каким-то конкретным произведением ренессансного или постренессансного, барочного искусства XVI-XVII веков. Чуть ли не каждый кадр отсылает нас к великим произведениям то венецианских живописцев XVI века, то архитек-туры Микеланджело. Это мир, перенасыщенный искусством. Это культура, обремененная собой и тоскующая о финале, тоскующая о конце как своем исходе.
В финале фильма Просперо сжигает и топит свои волшебные книги. А что это за книги? Это главные книги человечества, включая, между прочим, «Первое фолио» — первое собрание произведений Шекспира, вышедшее после его смерти, в 1623 году. Мы видим, как фолио медленно опускается на дно. И происходит странная вещь: катастрофа, которая постигает Вселенную в финале фильма Гринуэя, дает чувство облегчения, избавления и очищения. Таков, мне кажется, смысл этого фильма, глубокого и глубоко проникшего в смысловые слои шекспировской пьесы.
После «Бури» Шекспир не пишет почти ничего. Пишет только вместе с Флетчером Джон Флетчер (1579-1625) — английский драматург, давший определение термину «трагикомедия». свою не лучшую, последнюю хронику «Генрих VIII». Кстати, во время ее представления происходит пожар «Глобуса» — любимое детище Шекспира сгорело дотла за полчаса. (Никто не пострадал, только у одного зрителя загорелись штаны, но кто-то вылил на них пинту эля, и все было погашено.) Я думаю, для Шекспира это стало ключевым прощальным событием. Последние четыре года он живет в Стратфорде и ничего не пишет.
Почему он молчит? Это одна из главных загадок его жизни. Одна из главных тайн его искусства. Может быть, он молчит потому, что все, что можно было сказать, что он должен был сказать, сказано. А может быть, он молчит потому, что никакой Гамлет не мог ни на йоту изменить мир, изменить людей, сделать мир лучше. Отчаяние и чувство того, что искусство бессмысленно и бесплодно, очень часто постигает великих художников на пороге смерти. Почему он молчит, мы не знаем. Мы знаем одно — последние четыре года Шекспир живет жизнью частного гражданина в Стратфорде, сочиняет завещание за несколько месяцев до смерти и умирает, очевидно от сердечного приступа. Когда в Испании умер Лопе де Вега, за его гробом шла вся страна — это были национальные похороны. Смерть Шекспира осталась почти незамеченной. Пройдет несколько лет, прежде чем его друг и соперник Бен Джонсон напишет: «Он принадлежит не одному нашему веку, а всем векам». Но это было открыто только через много-много-много лет. Настоящая жизнь Шекспира началась во второй половине XVIII века, не раньше. И она продолжается.
Комедия А.С.Г рибоедова «Горе от ума», работа над которой завершилась в 1824 году, произведение новаторское и по проблематике, и по стилю, и по композиции. Впервые в русской драматургии была поставлена задача показать не просто комедийное действие, основанное на любовном треугольнике, не образы-маски, соответствующие традиционным амплуа комедий классицизма, а живые, реальные типы людей - современников Грибоедова, с их подлинными проблемами и не только личными, но и общественными конфликтами.
Очень точно об особенности построения комедии «Горе от ума» сказал в своем критическом этюде «Мильон терзаний». И.А. Гончаров: «Две комедии как будто вложены одна в другую: одна, так сказать, частная, мелкая, домашняя, между Чацким, Софьей, Молчалиным и Лизой: это интрига любви, вседневный мотив всех комедий. Когда первая прерывается, в промежутке является неожиданно другая, и действие завязывается снова, частная комедия разыгрывается в общую битву и связывается в один узел».
Это принципиальное положение позволяет правильно оценить и понять как проблематику, так и героев комедии, а значит, разобраться в том, каков смысл ее финала. Но прежде всего надо определить, о каком финале идет речь. Ведь если, как убедительно говорит об этом Гончаров, в комедии две интриги, два конфликта, значит, и развязок должно быть две. Начнем с более традиционного - личного - конфликта.
В комедиях классицизма действие обычно основывалось на «любовном треугольнике», который составляли герои с четко определенной функцией в сюжете и характером. В эту «систему амплуа» входили: героиня и два любовника - удачливый и неудачливый, отец, не догадывающийся о любви дочери, и горничная, устраивающая свидания влюбленных, - так называемая субретка. Некое подобие таких «амплуа» есть и в комедии Грибоедова.
Чацкий должен был бы играть роль первого, удачливого любовника, который в финале, успешно преодолев все трудности, благополучно женится на своей возлюбленной. Но развитие действия комедии и особенно ее финал опровергают возможность такой трактовки: Софья явно предпочитает Молчалина, она дает ход сплетне о сумасшествии Чацкого, что вынуждает Чацкого покинуть не только дом Фамусова, но и Москву и, вместе с тем, расстаться с надеждами на взаимность Софьи. Кроме того, в Чацком есть и черты героя-резонера, который в произведениях классицизма служил выразителем идей автора.
Молчалин подошел бы под амплуа второго любовника, тем более, что с ним связано еще и наличие второго - комического - «любовного треугольника» (Молчалин - Лиза). Но на самом деле оказывается, что именно он удачлив в любви, к нему Софья испытывает особое расположение, что больше подходит под амплуа первого любовника. Но и здесь Грибоедов уходит от традиции: Молчалин явно не положительный герой, что обязательно для амплуа первого любовника, и изображается с негативной авторской оценкой.
Грибоедов несколько отходит от традиции и в изображении героини. В классической «системе амплуа» Софья должна была бы стать идеальной героиней, но в «Горе от ума» этот образ трактуется весьма неоднозначно, а в финале ее ждет не счастливый брак, а глубокое разочарование.
Еще больше отклоняется автор от норм классицизма в изображении субретки - Лизы. Как субретка она хитра, сообразительна, находчива и достаточно смела в отношениях с господами. Она весела и непринужденна, что однако, не мешает ей, как и положено по амплуа, принимать активное участие в любовной интриге. Но при этом Грибоедов наделяет Лизу достаточно необычными для такой роли чертами, роднящими ее с героем-резонером: она дает четкие, даже афористичные характеристики другим героям, формулирует некоторые важнейшие позиции фамусовского общества («грех не беда, молва не хороша», «и золотой мешок, и метит в генералы» - о Скалозубе).
Фамусов в «системе амплуа» играет роль благородного отца, не догадывающегося о любви дочери, но, меняя традиционный финал, Грибоедов лишает этого персонажа и возможности благополучно завершить развитие действия: обычно в конце концов, когда все раскрывалось, благородный отец, заботящийся о счастье дочери, благословлял влюбленных на брак и все заканчивалось свадьбой.
Очевидно, ничего подобного в финале «Горе от ума не происходит». Фамусов действительно о реальном положении вещей так ничего и не знает до самого конца. Но и там он все же остается в счастливом неведении об истинных пристрастиях своей дочери - он считает, что Софья влюблена в Чацкого, а о Молчалине как предмете воздыханий дочери, он даже не помышляет, иначе все закончилось бы куда хуже, прежде всего для Молчалина, конечно. Ведь помимо того, что подразумевает амплуа благородного отца, образ Фамусова включает черты типичного московского «туза», крупного начальника, барина, который не привык к тому, чтобы его подчиненные позволяли себе и куда меньшие вольности - недаром же Молчалин так боится проявления к нему симпатий со стороны Софьи, несмотря на все предосторожности девушки:
А меня так пробирает дрожь,
И при одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит, проклянет!.. -
Жалуется Молчалин Лизе. Да и все другие участники этого «треугольника» так сильно вышли за рамки своего амплуа именно потому, что, создавая реалистические образы, Грибоедов не мог наделить их каким-то стандартным набором черт. И как полнокровные, живые образы они стали вести себя совсем не так, как предусматривали правила классицизма.
Отвечая на упреки в «отсутствии плана», то есть именно того, о чем только что было сказано, Грибоедов утверждал, что напротив, его план «прост и ясен по исполнению. Девушка, сама на глупая, предпочитает дурака умному человеку». Точнее, пожалуй, не скажешь. А в результате получается, что даже в том, что как-то еще и сохраняло связь с традициями классицизма, Грибоедов выступил подлинным новатором. Его герои в личной сфере ведут себя так, как это, увы, довольно часто бывает в жизни: они ошибаются, теряются в догадках и выбирают явно ошибочный путь, но им самим это неведомо.
Так, Софья явно ошиблась в Молчалине, но она верит, что тихий молодой человек на самом деле похож на благородных героев сентиментальных романов, которые она так любит читать. В то же время, предпочитая повелевать, а не подчиняться, она резко отвергает благородного, но излишне пылкого, иногда даже запальчивого в спорах Чацкого, умудряющегося ненароком задеть столь дорогого сердцу Софьи Молчалина. В результате вместо того, чтобы развлечь, рассмешить девушку, Чацкий вызывает на себя бурю ее гнева. Она жестоко мстит незадачливому влюбленному: запускает в общество сплетню о его сумасшествии. Но и саму ее ждет глубокое разочарование: Молчалин оказывается обыкновенным карьеристом и подлецом.
Не подличайте, встаньте…
Упреков, жалоб, слез моих
Не смейте ждать, не стоите вы их, -
Гневно бросает Софья Молчалину, уличенному во лжи по отношению к ней, но прозрение наступает лишь в финале.
Но и Чацкого ждет весьма неожиданное открытие. С самого начала он жил в мире своих иллюзий: он почему-то решил, что Софья, после его неожиданного отъезда из дома Фамусова три года назад, относится к нему все с той же симпатией, хотя никаких оснований для этого мы не видим - ведь он даже писем ей не писал. Потом, почувствовав наконец ее холодность, он начинает искать соперника - и находит его в лице Скалозуба, опять же без всяких на то оснований в поведении или словах со стороны Софьи. Она девушка независимая и вряд ли так легко может принять мнение своего отца о молодом и перспективном полковнике. У нее свои представления о муже, впрочем, тоже в чем-то напоминающие традиционный для фамусовского общества образ мужа-мальчика, мужа-слуги.
У Чацкого все же возникло подозрение насчет Молчалина как о возможном сопернике, когда Софья упала в обморок, увидев, как того сбросила лошадь. Но встать на позицию девушки Чацкий не может, он слишком убежден в своих суждениях, в том числе и о Молчалине, а значит, по его мнению, и Софья любить такого человека не может. По какой-то весьма странной логике он, услышав, как Софья без удержу расхваливает Молчалина, делает парадоксальный вывод: «Она его не уважает. … Она не ставит в грош его».
Так Грибоедов ведет действие к закономерному финалу: крушению иллюзий всех основных героев. Но мотивирован такой финал не с точки зрения традиционной «системы амплуа», а с позиций психологического облика каждого из героев, внутренней мотивировки их поступков, вытекающей из индивидуальных особенностей персонажей.
Как видим, все у Грибоедова идет «не по правилам»: и герои не те, и сюжет развивается не так, и в финале вместо традиционного happy-end’а всех ожидает крушение иллюзий и надежд. Кстати, эта «неправильность» комедии вызвала отрицательную оценку у многих современников Грибоедова, хотя, разумеется, истинные знатоки искусства, сразу оценившие новаторский характер произведения, давали очень высокие отзывы о ней. И все же даже Пушкин, как известно, далеко не во всем принял это произведение, в частности, ему показался неубедительным характер Чацкого, по всей видимости, именно потому, что в нем сохранялись черты героя-резонера.
Но у пьесы есть и другая линия развития, а значит - финал другого конфликта. В нем Чацкий как представитель молодого прогрессивно мыслящего поколения России той эпохи вступает в неравную борьбу с фамусовским обществом - тем консервативным большинством, которое не желает принимать ничего нового: ни в политике, ни в социальных отношениях, ни в системе представлений, ни в привычном образе жизни. Он - один против всех и финал конфликта, по сути, предрешен: «Чацкий сломлен количеством старой силы», - как писал Гончаров.
Хотя Чацкий и презирает фамусовское общество, изгнание из этого общества для него все же мучительно: он здесь вырос, Фамусов некогда заменял ему отца и, как ни говори, он любит Софью, а потому он действительно страдает, получая свой «мильон терзаний», что придает финалу комедии даже трагическое звучание:
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! Все клянут! Мучителей толпа!
И все же, если его крах в любви абсолютно очевиден, то вопрос о том, можно ли назвать изгнание Чацкого из фамусовского общества победой над героем, остается открытым. «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок», - в отчаянье кричит Чацкий. Но свет широк, в нем можно найти не только место, «где оскорбленному есть чувству уголок», но и своих единомышленников, свое дело в жизни. Ведь если согласиться с правомерностью сопоставления Чацкого с декабристами - а это делали еще современники Грибоедова, сами декабристы, с которыми автор «Горе от ума» был хорошо знаком, - тогда нам остается признать, что спор таких героев, как Чацкий, со старыми устоями только начинается.
Продолжая разговор о значении финала столкновения Чацкого и фамусовского общества, Гончаров отмечал, что, несмотря ни на что, герой нанес консерваторам «смертельный удар качеством силы свежей». Может быть, говорить о «смертельном ударе» несколько преждевременно, но очевидно, что некогда монолитное фамусовское общество действительно дало брешь - и виноват в этом Чацкий. Нет теперь покоя старым московским «тузам» и знатным барыням, потому что нет уверенности в незыблемости своих позиций, хотя пока они еще и сильны. Гончаров абсолютно прав, называя Чацкого «передовым воином, застрельщиком», который всегда является и жертвой - такова судьба тех, кто идет первым.
И быть может, главный смысл финала комедии Грибоедова «Горе от ума» для нас в том, что человек, осмелившийся идти первым в эпоху перелома, смены одного века другим, крушения старых представлений и появления ростков новых, должен быть готов принести себя в жертву. Всегда, во все времена горе тому уму, который осмелился противопоставить новые понятия общепризнанным. Но и хвала человеку, который может сохранить такой ум свободным и здравым, несмотря на все превратности его личной судьбы.
а) Д.И. Фонвизин, «Недоросль»
ЯВЛЕНИЕ I
Стародум и Правдин.
Стародум. Я ни от кого их не таю для того, чтоб другие в подобном положении нашлись меня умнее. Вошед в военную службу, познакомился я с молодым графом, которого имени я и вспомнить не хочу. Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться тому, что в наше воспитание ещё и не входило. Я все силы употребил снискать его дружбу, чтоб всегдашним с ним обхождением наградить недостатки моего воспитания. В самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война. Я бросился обнимать его с радостию. «Любезный граф! вот случай нам отличить себя. Пойдём тотчас в армию и сделаемся достойными звания дворянина, которое нам дала порода». Вдруг мой граф сильно наморщился и, обняв меня, сухо: «Счастливый тебе путь, – сказал мне, – а я ласкаюсь, что батюшка не захочет со мною расстаться». Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему в ту ж минуту. Тут увидел я, что между людьми случайными и людьми почтенными бывает иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие души и что с великим просвещением можно быть великому скареду.
Правдин. Сущая истина.
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличить себя. Раны мои доказывают, что я их и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведён чином, а обойдён я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало моё сердце, и я тотчас взял отставку.
Правдин. Что ж бы иное и делать надлежало?
Стародум. Надлежало образумиться. Не умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдёну, нежели без заслуг пожаловану.
Правдин. Но разве дворянину не позволяется взять отставки ни в каком уже случае?
Стародум. В одном только: когда он внутренно удостоверен, что служба его отечеству прямой пользы не приносит. А! тогда поди.
Правдин. Вы даете чувствовать истинное существо должности дворянина.
Стародум. Взяв отставку, приехал я в Петербург. Тут слепой случай завёл меня в такую сторону, о которой мне отроду и в голову не приходило.
Правдин. Куда же?
Стародум . Ко двору. Меня взяли ко двору. А? Как ты об этом думаешь?
Правдин. Как же вам эта сторона показалась?
Стародум. Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне по большой прямой дороге никто почти не ездит, а все объезжают крюком, надеясь доехать поскорее.
Правдин. Хоть крюком, да просторна ли дорога?
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи.
Правдин. Так поэтому тут самолюбие…
Стародум. Тут не самолюбие, а, так назвать, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь. Я видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки.
Правдин. Но те достойные люди, которые у двора служат государству…
Стародум. О! те не оставляют двора для того, что они двору полезны, а прочие для того, что двор им полезен. Я не был в числе первых и не хотел быть в числе последних.
б) А.С. Грибоедов, «Горе от ума»
Фамусов
Вот то-то все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Учились бы на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам;
Весь в орденах; езжал-то вечно цугом;
Век при дворе, да при каком дворе!
Тогда не то, что ныне,
При государыне служил Екатерине.
А в те поры все важны! в сорок пуд...
Раскланяйся, тупеем не кивнут.
Вельможа в случае, тем паче,
Не как другой, и пил и ел иначе.
А дядя! что твой князь? что граф?
Сурьёзный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На куртаге ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкий;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдругорядь – уж нарочно,
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? как по-вашему? по-нашему смышлён.
Упал он больно, встал здорово.
Зато бывало в вист кто чаще приглашён?
Кто слышит при дворе приветливое слово?
Максим Петрович. Кто пред всеми знал почёт?
Максим Петрович! Шутка!
В чины выводит кто и пенсии даёт?
Максим Петрович! Да! Вы, нынешние, – нутка!
* Куртаг – приемный день при дворе. (