Послеполуденный отдых. балет и болезнь вацлава нижинского. Послеполуденный отдых фавна. Прелюдия Дебюсси

Цитата сообщения

Рассказы о музыке: «Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» Клода Дебюсси

"теме" "Разговоры о музыке"...

Фавн Рудольф Нуриев

«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна», создана в 1894 году. «Прелюдия» была написана под «впечатлением» поэтичной эклоги Стефана Малларме (1842-1898). Первоначально Дебюсси хотел проиллюстрировать стихи тремя симфоническими миниатюрами для актерского чтения с танцами, но ограничился прелюдией, которая обобщенно пере-давала образ стихотворения, главными героями которого стали Фавн, римский бог плодородия, покровитель скотоводства, полей и лесов, соот-ветствующий греческому Пану, и нимфы - женские божества природы греческой мифологии, живущие в горах, лесах и морях. Композитор так писал: « Музыка этой прелюдии есть свободная иллюстрация прекрасного стихотворения Малларме. Она отнюдь не претендует на синтез стихотворения. Скорее, это следующие друг за другом картины, среди которых движутся желания и грезы фавна в послеполуденный зной. Затем, утомленный преследованием пугливо убегающих нимф, отдается упоительному сну ….».

Рудольф Нуриев


Вам вечность подарить, о нимфы!
Полдень душный
Растаял в чаще сна, но розово-воздушный
Румянец ваш парит над торжеством листвы.
Так неужели я влюбился в сон?


Увы, невыдуманный лес, приют сомнений темных, -
Свидетель, что грехом я счел в роптаньях томных
Победу ложную над розовым кустом.
Опомнись, Фавн!..


Когда в пылании густом
Восторг твой рисовал двух женщин белокожих,
Обман, струясь из глаз, на родники похожих,
Светился холодом невинности, но та,
Другая, пылкая, чьи жгучие уста
Пьянят, как ветерок, дрожащий в шерсти рыжей,

Вся вздохи, вся призыв! - о нет, когда все ближе
Ленивый обморок полдневной духоты,
Единственный ручей в осоке слышишь ты,
Напевно брызжущий над флейтою двуствольной,
И если ветерок повеет своевольный,
Виной тому сухой искусственный порыв,
Чьи звуки, горизонт высокий приоткрыв,
Спешат расплавиться в непостижимом зное,
Где вдохновение рождается земное!

Возвратись,
Безмолвная душа к полуденному зною,
Где плоть усталая смирится с тишиною, -
Там опьяняющих лучей я выпью сок
И, голову склонив на страждущий песок,
Забуду дерзкие кощунственные речи.
О нимфы! И во сне я с вами жажду встречи.

Фавн В.Нижинский

«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» стала одним из пер-вых импрессионистических опусов Дебюсси. Дебюсси не любил, когда его называли импрессионистом, но тонкими нитями его творчество связано с этим направлением в живописи.

В.Нижинский

Для импрессионизма в музыке характерно: изображение мгновенных, случайных движений и ситуаций, как бы стремление к передаче первого непосредственного впечатления от явления;

эстетика чувств,

любование красотой мира,

свежесть и непосредственность восприятия жизни,

светлая и трепетная образность;

текучая форма в передаче тонких настроений, психологических нюансов, изменчивых состояний души;

в мелодике «принцип размытых граней»:

зыбкость,

неуловимость,

нечеткость рисунка,

импровизационность;

ритмика гибкая, капризная;

аккорды расширенного мажора-минора, отказ от явных функциональных тяготений;

колористическая роль гармонии;

применение увеличенных трезвучий, септаккордов, нонаккордов; движение параллельными трезвучиями и септаккордами; использование «необычных» ладов: пентатоники, целотонного звукоряда, диатонических ладов, модальной техники; интерес к оркестровой красочности.


«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» - это лирический пейзаж, наделенный конкретным сюжетом. Но образы произведения зыбки и завуалированы, полны намеков и символики. Главная задача композитора - разбудить фантазию слушателя, направить ее в русло опреде-ленных впечатлений и настроений, а переходы тонких, «текучих» со-стояний определяют основную логику развития этой оркестровой миниатюры.

Стригина Е.В.
Музыка ХХ века Издательский дом «Бия», 2006.

Продолжаю рассказ о Русских сезонах Дягилева.

Вот что пишет об истории создания хореографической картины «Послеполуденный отдых фавна» будущий фаворит Дягилева Сергей Лифарь. Ему, скорее всего, рассказал сам Дягилев.

«Сергей Павлович сидел с Нижинским на площади Святого Марка в Венеции, и тут ему вдруг, мгновенно, пришла в голову пластическо-хореографическая мысль сделать «Фавна». Сергей Павлович тут же вскочил и стал показывать около двух больших колонн венецианской площади угловатую тяжёлую пластику Фавна…

Первый творческий опыт Нижинского был мучительным и потребовал громадной затраты времени и сил не только Нижинского, растерявшегося, беспомощного, но и Бакста, и самого Дягилева… Дягилев присутствовал при всех репетициях - а их было больше ста! Нижинский ставил отдельно каждый такт и после каждого такта поворачивался к Дягилеву и спрашивал «Так Сергей Павлович? Ну, а теперь что?»

Сравним этот рассказ Сергея Лифаря, взятый из его книги, с фрагментом из «Ранних воспоминаний» сестры Вацлава Нижинского Брониславы. В книге (она написана в 1960 году), основанной на дневниках, которая будущая известная балерина и хореограф вела на протяжении всей жизни, она вспоминает, как в 1911 году ей стало известно о замысле постановки «Фавна»:

«…Вацлав принялся делиться со мной замыслами своего первого хореографического произведения.

-Я хочу отойти от классической Греции, которую так любит Фокин, и обратиться к архаике, которую меньше знают и редко используют в театре… Ничего сентиментального, ничего «сладкого», ни в формах, ни в движениях… Скорее даже Ассирия, чем Греция. У меня уже есть некоторые идеи.

Я была потрясена: «А как же Фокин? Он уже знает? Как он это воспринял?»

-Пока Фокин ничего не должен знать о моём балете. Я поработаю над некоторыми танцами с тобой, потом мы покажем это Дягилеву и Баксту."

Бронислава стала моделью для брата. Она исполняла и роль фавна, и роли нимф. На ней Вацлав пробовал разные формы, движения, необычную пластику…

Лишь вначале 1912 года Нижинский приступает к репетициям «Фавна». Они проходят очень трудно. Мало того, что непривычна сама хореография, Нижинский требует абсолютной точности в каждой позе, каждом жесте. Танцовщики, привыкшие к классическим постановкам, где им разрешалось вносить отдельные дополнения или изменения в свои роли, лишь бы только не нарушали общую композицию, здесь ощущали себя скованными:

«Разве это балет? Ни одного танцевального па, ни одного свободного движения - ни сольного танца - да и вообще никаких танцев… Мы словно вытесаны из камня!»

Ещё резче высказывались о «Фавне» артисты, не занятые в спектакле. Многие из них … считали, что Нижинский взялся не за своё дело. Катастрофа наступила, когда «Фавн» целиком был показан Дягилеву. Тот потребовал переделать балет с начала и до конца!

Бронислава Нижинская вспоминает: «По пути домой я повстречала Сергея Павловича. Он был взбудоражен не меньше Вацлава и тут же начал рассказывать о возникших у них недоразумениях и жаловаться, что Вацлав невозможен… В конце концов он решительно заявил мне: «Я такое в Париже не покажу! Пусть Ваца так и знает!»

Спас «Фавна» Лев Бакст. Посмотрев репетицию, он был так восхищён, что поцеловал Нижинского и заявил всем присутствующим: «Париж будет в диком восторге! Это сверхгениально, а вы просто идиоты, что не поняли этого!»

Нижинская вспоминает: «Бакст… имел немалое влияние на Дягилева. Он умел бороться за свои убеждения и отстаивать их. Часто его голос оказывался решающим. Все в труппе любили Бакста…»

Бакст создал изумительные декорации и костюмы. Для нимф - гофрированные газовые туники кремового цвета, со светло-голубыми и зеленоватыми узорами.

На головах парики из золотых шнуров-локонов.

На Фавне - светло-коричневое трико с коричневыми пятнами - «козлиная шкура». Бёдра обвивала гирлянда виноградных листьев, заканчивающаяся маленьким хвостиком, на голове парик из тех же золотых шнуров, но туго сплетённых и украшенных рожками…

Балет был впервые показан в Париже 29 мая 1912 года. Спектакль длился всего 8 минут. После того, как опустился занавес, публика несколько мгновений молчала, потом взорвалась криками, свистом, аплодисментами. Негодующие возгласы смешивались с криками «бис!» Занавес подняли, и спектакль повторили.

На следующий день газета «Фигаро» вышла со статьёй своего директора Гастона Кальметта:

«Тот, кто говорит об искусстве и поэзии применительно к этому спектаклю, смеётся над нами…. Мы увидели фавна, необузданного, с отвратительными движениями скотской эротики и совершенно бесстыдными жестами. И всё. Заслуженные свистки сопровождали чересчур экспрессивную пантомиму похотливого животного, омерзительного спереди и ещё более омерзительного в профиль».

В защиту «Фавна» выступил прославленный скульптор Огюст Роден:

«Нет больше никаких танцев, никаких прыжков, никаких скачков - ничего, кроме мимики и жестов полусонного животного. Он вытягивается, сгибается, наклоняется, припадает к земле, выпрямляется, бросается вперёд и отступает назад. Его движения то медленны, то порывисты, нервны, угловаты; глаза жадно впитывают окружающее, его руки вытянуты ладонями вверх, пальцы сжаты; голова повёрнута назад. Гармония его мимики и пластики совершенна. Всё тело выражает то, что диктует ум. Он обладает красотой античных фресок и статуй; он - идеальная модель, по которой тоскует каждый художник и скульптор.

Можно подумать, что Нижинский превращается в статую, когда лежит на скале, вытянувшись во весь рост, согнув ногу, приложив флейту к губам, и ничего не может быть более волнующего, чем его движение в конце акта, когда он бросается на покрывало, сброшенное одной из нимф, и страстно целует его.

Я хотел бы, чтобы каждый артист мог увидеть это совершенное воплощение идеала красоты древних греков».

Кальметт, не желавший сдаваться потребовал, чтобы правительство отняло у Родена его особняк, за который государство, т.е. налогоплательщики, заплатили пять миллионов франков.

« У меня нет времени отвечать на оскорбления месье Кальметта,- написал Роден. - Я восхищён работой Нижинского и считаю её образцом гармонии. Он гениальный танцовщик. Я хотел бы, чтобы такой благородный эксперимент, как «Фавн», поняли бы во всей его целостности, и все артисты могли бы прийти и обменяться мнениями на этом красивейшем зрелище».

Газетная война набирала всё большую силу: одни выступали против «Фавна», другие за. Наконец, на спектакль явилась… полиция, но запретить «Фавна» так и не посмела. Среди массы статей внимание Дягилева привлекла рецензия некого Луначарского, по слухам политэмигранта, жившего в Париже, но печатавшегося в петербургском журнале «Театр и искусство»:

« На осуждение русского спектакля как непристойного, морально опасного - большая обывательская толпа ответила тем, что валом повалила в «Шатле». «Как! Неприличная вещь! Ступайте и немедленно достаньте билет», - сказала массовая дама массовому кавалеру».

«Фавн» затмил все новинки сезона, в том числе и балет «Дафнис и Хлоя». Михаил Фокин покинул труппу. Единственным хореографом остался Вацлав Нижинский.

Состав оркестра: 3 флейты, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, античные тарелочки, 2 арфы, струнные.

История создания

«Послеполуденный отдых фавна» - первое симфоническое сочинение Дебюсси , в котором в совершенстве выражен его индивидуальный импрессионистский стиль; оно навеяно одноименной эклогой Стефана Малларме (1842-1898). Французский поэт, глава школы символистов, объединивший вокруг себя молодых поэтов и художников-импрессионистов, написал это большое стихотворение на античный мифологический сюжет еще в 1865-1866 годах (опубликовано оно было 10 лет спустя), возможно, вдохновленный картиной французского художника XVIII века Буше из Лондонской Национальной галереи. Поэтический стиль Малларме - нарочито сложный, непонятный, аллегорический - отличается в то же время чувственной яркостью образов, изяществом вкуса, утонченно- радостным восприятием жизни. Сам Малларме сравнивал свою поэзию с музыкой: он стремился, чтобы его фразы, определенным образом расположенные, поэтически воздействовали на читателя, подобно звукам музыки на слушателя.

Эклога «Послеполуденный отдых фавна» предназначалась для известного французского актера Коклена-старшего - для декламации, иллюстрируемой танцами. Дебюсси, познакомившийся с эклогой в 1886 году, задумал дополнить чтение трех- частной композицией: прелюдией, интерлюдией и финалом (парафразой). Однако смысл стихотворения оказался полностью исчерпан уже в прелюдии, не потребовав продолжения. Услышав ее впервые в авторском исполнении на фортепиано, Малларме был восхищен: «Я не ожидал чего-либо подобного! Эта музыка продолжает настроение моего стихотворения и дополняет его более ярко, чем краски».

Сохранившаяся программа, вероятно, принадлежит Дебюсси: «Музыка этой «Прелюдии» - очень свободная иллюстрация прекрасного стихотворения Малларме. Она отнюдь не претендует на синтез стихотворения. Скорее это следующие один за другим пейзажи, среди которых витают желания и грезы Фавна в послеполуденный зной. Затем, утомленный преследованием пугливо убегающих нимф, он отдается упоительному сну, полному осуществившихся наконец мечтаний о полноте обладания во всеобъемлющей природе».

А в письме, написанном год спустя после завершения «Послеполуденного отдыха фавна» (1894), Дебюсси объяснял принцип его программности в шутливом тоне: «Это общее впечатление от стихотворения, так как при попытке более точно следовать за ним музыка задыхалась бы, подобно извозчичьей лошади, конкурирующей с чистокровной в состязании за Большой приз».

Премьера состоялась 22 декабря 1894 года в Париже, в концерте Национального общества под управлением Гюстава Доре. Как вспоминал впоследствии дирижер, уже во время исполнения он внезапно почувствовал, что слушатели совершенно покорены этой музыкой, и тотчас же по окончании она была сыграна снова. Это был первый настоящий успех Дебюсси.

В 1912 году на музыку «Послеполуденного отдыха фавна» в парижском театре Шатле был поставлен . Хореографом и исполнителем роли Фавна выступил знаменитый русский танцовщик Вацлав Нижинский, который совсем не понравился композитору, назвавшему Нижинского молодым дикарем и порочным гением.

Музыка

Соло флейты сразу же вводит как в далекий мир светлой пасторальной античности, так и в мир музыки Дебюсси, настолько оно типично для композитора. Хроматизированная чувственная мелодия развертывается в свободно импровизационной манере в свирельных тембрах высоких деревянных духовых инструментов. Особый колорит музыке придают глиссандо арфы и перекличка валторн - единственных медных, используемых в прелюдии. В центральном разделе возникает более широкая, напевная, словно озаренная солнцем тема в насыщенном звучании tutti. Когда она замирает у солирующей скрипки, вновь возвращается свирельный наигрыш флейты на фоне переливов арфы. Изложение его прерывают краткие дразнящие мотивы. Музыка приобретает, по авторскому определению, характер «еще большего томления», красочность усиливается включением античных тарелочек. Их пианиссимо на фоне флажолетов арфы и пиццикато низких струнных завершает произведение - словно прекрасное видение растворилось в легком полуденном мареве.

Симфоническая прелюдия

"Послеполуденный отдых фавна"

Прелюдия «Послеполуденный отдых фавна» была написана на основе

одноименного сочинения Стефана Малларме в 1892 г. В какой-то степени это музыкальное произведение можно сравнить с пейзажами художников-импрессионистов: «Белые кувшинки» и «Поле тюльпанов» К. Моне; «Тропинка в высокой траве»,

О. Ренуара. Никакого драматического конфликта или борьбы, сюжета или динамичного развития действия - только мир природы с разнообразием его красок и образов.

Произведение Малларме привлекло Дебюсси в первую очередь яркой живописностью мифологического существа, грезящего в знойный день о прекрасных нимфах.

Жанр, к которому обратился Стефан Маларме, мало привлекал современных ему поэтов. Это эклога - диалог персонажей античной буколической поэзии. Действие, а вернее бездействие происходит на берегу Эгейского моря, где нещадно палит полуденное солнце и мерно журчит флейта Пана. Эту полуденную истому нарушают испуганные возгласы купающихся дриад, к которым подкрадывается косматый покровитель пастухов…

В основе музыкального сочинения лежит, по существу, один лишь мелодический образ «томления», построенный на «ползучих» хроматических интонациях. Для его оркестрового воплощения Дебюсси использовал почти все время один и тот же специфический инструментальный тембр - флейту в низком регистре. Образ статичен, что соответствует замыслу композитора и оправдывается характером самого образа. Лишь в небольшой средней части (композиция трехчастная) при проведении новой диатонической темы у струнной группы оркестра общий характер становится более напряженным. Реприза заканчивается постепенно исчезающей темой «томления».

«Фавн» был исполнен в 1894 г., после чего о Дебюсси-композиторе заговорили в широких музыкальных кругах Парижа. А в 1912 г. Вацлав Нижинский поставил «Фавна» в виде хореографической картины.

После первого исполнения «Послеполуденного отдыха фавна» Дебюсси получил письмо от Стефана Малларме: «Ваша иллюстрация "Фавна" не только не диссонирует с моим текстом, наоборот, она превышает его ностальгией, изумительной чуткостью, мечтательностью и богатством».

Место первой постановки

«Послеполуденный отдых фавна» - одноактный балет , премьера которого состоялась 29 мая 1912 года в театре Шатле в Париже в рамках показов Русских балетов Дягилева . Хореографом и главным исполнителем выступил Вацлав Нижинский , декорации и костюмы создал Леон Бакст . В качестве музыкального сопровождения использовалась симфоническая поэма Клода Дебюсси «Прелюдия к Послеполуденному отдыху фавна ». В основу музыки и балета легла эклога Стефана Малларме «Послеполуденный отдых фавна ».

История создания

На создание балета на античную тему Нижинского, вероятно, вдохновил Дягилев . Во время поездки в Грецию в 1910 году тот был впечатлен изображениями на античных амфорах и заразил своим энтузиазмом Нижинского. Выбор музыки остановился на прелюдии к «Послеполуденному отдыху фавна» Клода Дебюсси . Нижинский сначала нашел музыку слишком мягкой и недостаточно резкой для представляемой им хореографии, но уступил по настоянию Дягилева. Во время посещения Лувра с Леоном Бакстом , Нижинский был вдохновлен греческой керамикой, выполненной в технике краснофигурной вазописи . В особенности его поразили аттические кратеры , изображающие сатиров , преследующих нимф, и сюжеты из «Илиады ». Он сделал несколько эскизов, которые могли бы дать идеи для хореографии. В конце 1910 года в Санкт-Петербурге Нижинский с сестрой экспериментировали с эскизами . Подготовительная работа продолжалась в Париже до 1911 года . Первые репетиции проходили в Берлине в январе 1912 года .

Сюжет

Сюжет балета не является адаптацией эклоги Малларме, а сценой, предшествующей описываемым в ней событиям. Фавн просыпается, любуется виноградом, играет на флейте... Вдруг появляется группа нимф , затем вторая, которая сопровождает главную нимфу. Она танцует, держа в руках длинный шарф. Фавн, привлеченный танцами нимф, бросается к ним, но они в испуге разбегаются. Только главная нимфа медлит. После дуэта она убегает, уронив свой шарф под ноги фавну. Он поднимает его, уносит в своё логово на скале и, расположившись на легкой ткани, предается любовной истоме.

Хореография

Особенностью хореографии Нижинского был разрыв с классической традицией. Он предложил новое видение танца, построенное на фронтальных и профильных позах, заимствованных у фигур древнегреческой вазописи. Нижинский в балете исполнил только один прыжок, который символизировал пересечение ручья, где купаются нимфы. Персонажи в костюмах Бакста выстраивались на сцене так, что создавалось впечатление, будто это древнегреческий фриз . Нимфы, одетые в длинные туники из белого муслина, танцевали босиком, с подкрашенными красной краской пальцами ног. Партию главной нимфы танцевала Лидия Нелидова . Что до Нижинского, то костюм и грим полностью изменили танцовщика. Артист подчеркнул раскосость своих глаз, утяжелил рот, чтобы показать животное начало фавна. На нем было трико кремового цвета с разбросанными темно-коричневыми пятнами. Впервые мужчина появлялся на сцене столь откровенно обнаженным: никаких кафтанов, камзолов или штанов. Трико дополняли лишь маленький хвостик, виноградная лоза, обхватывавшая талию, да плетеная шапочка золотистых волос с двумя золотыми рожками.

Реакция публики и критиков

Первая работа Нижинского поразила публику, которая не привыкла к хореографии, строящейся на профильных позах, угловатых движениях. Многие упрекали балет и в непристойности. Так Гастон Кальмет , редактор и владелец газеты «Le Figaro », снял из набора статью симпатизировавшего Русскому балету критика и заменил её собственным текстом, где резко осудил «Фавна»:

Однако парижские артистические круги восприняли балет совершенно в ином свете. В газете «Le matin » вышла статья Огюста Родена , побывавшего и на генеральной репетиции, и на премьере, восхваляющая талант Нижинского:

Нет больше никаких танцев, никаких прыжков, ничего, кроме положений и жестов полусознательной животности: он распростирается, облокачивается, идёт скорченный, выпрямляется, подвигается вперёд, отступает движениями то медленными, то резкими, нервными, угловатыми; его взгляд следит, его руки напрягаются, кисть широко раскрывается, пальцы сжимаются один против другого, голова поворачивается, с вожделением измеренной неуклюжести, которую можно считать единственной. Согласование между мимикой и пластикой совершенное, всё тело выражает то, чего требует разум: у него красота фрески и античной статуи; он идеальная модель, с которой хочется рисовать и лепить.

Напишите отзыв о статье "Послеполуденный отдых фавна"

Примечания

Литература

  • Baron Adolf de Meyer, Jennifer Dunning. L"Après-midi d"un faune: Vaslav Nijinsky, 1912. - Dance Books, 1983. - ISBN 0903102781 .

Ссылки

  • (англ.)

Отрывок, характеризующий Послеполуденный отдых фавна

И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.

С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d"Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.