«Обаятельный и искрометный Фигаро», «благородный Жермон», «блистательный Онегин» – такими восторженными эпитетами награждают критики Василия Владимировича Ладюка. Этот российский певец-баритон – один из наиболее востребованных исполнителей современности – на свет появился за пределами России, в Праге, отцом его был военный музыкант. Позднее семья переехала в Москву.

Музыкальные данные Василия проявились рано, первым его выступлением стало сольное исполнение песни «Крейсер «Аврора» в детском саду. Позднее он начал учиться в музыкальной школе. Находилась она довольно далеко от дома, и родителям было нелегко сопровождать туда сына несколько раз в неделю, поэтому и заинтересовало их газетное объявление о дополнительном наборе в Московское хоровое училище им. А.В.Свешникова, где ребенок получал бы и общее, и музыкальное образование, куда можно было бы приводить его на целый день. На вступительном экзамене присутствовал Виктор Попов. Вот так – почти случайно – Василий Ладюк во втором классе оказался в хоровом училище.

Поначалу Ладюк не проявлял особого рвения, ненавидя уроки сольфеджио и завидуя ровесникам, которые могли по воскресеньям играть в хоккей, а не заниматься часами на инструменте. По этой причине успехи были весьма скромными, а педагоги откровенно именовали его «серостью». Но в седьмом классе, после получения хорошей годовой оценки по сольфеджио, отношение его к занятиям изменилось, благодаря чему Ладюк добился успеха и в 1997 г. закончил училище с отличием. Следующим этапом стала Академия хорового искусства и аспирантура при ней. О своем наставнике – Викторе Сергеевиче Попове – Ладюк сохранил самые теплые воспоминания, называет его «подвижником музыкальной культуры» и очень жалеет, что Виктор Сергеевич не дожил до его успехов. Свои вокальные навыки певец совершенствовал не только в Академии, но и на мастер-классах за границей – в «Метрополитен-опера» и «Ла Скала».

В 2003 г. Василий Ладюк становится артистом «Новой оперы», а в 2007 г. – приглашенным солистом Большого театра. Уже в те годы он весьма удачно заявляет о себе за пределами родной страны, завоевывая первые премии и Гран-при на международных вокальных конкурсах в Барселоне, Мадриде и Сидзуоко.

В репертуаре певца появляется партия за партией. Немало ролей исполнил он в «Новой опере»: Меркуцио в « » Шарля Гуно, Роберт в « », Белькоре в « », Папагено, баритоновая партия в кантате Карла Орфа « ». Участвовал он в музыкальном дивертисменте «Россини», в гала-концертах «Иоганн Штраус, король вальсов», «Парад баритонов и басов», «Вива, Верди!», В Большом театре в разные годы он исполнял партии Елецкого, Жермона, Онегина, Марселя в « », Родриго в « ».

Международная карьера Василия Ладюка началась в 2006 г. исполнением партии Щелкалова в « » в Брюсселе. В дальнейшем он пел принца Ямадори в « » в Барселоне, Сильвио в « », Арлекина в « » и Андрея Болконского в Нью-Йорке, Онегина и Марселя в Осло, Жермона в Венеции и Праге, Валентина в « » в Турине, Франсиско Писарро в опере «Atahualpa» в Перу. Критики неизменно отличают мягкость и благородство, присущие манере Василия Ладюка, его артистизм и выразительность; называют его «истинным художником оперного жанра». Несмотря на все свои успехи за рубежом, покидать Россию артист не собирается, он очень любит Москву.

Примечательно, что Ладюк проявил себя не только как оперный певец. Совместно с он участвовал в разработке учебной программы для Академии . При этом артист учел ту проблему, с которой столкнулся сам в начале своей оперной карьеры: в большинстве музыкальных вузов обучение актерскому мастерству носит факультативный характер, и оперные студии не всегда способны компенсировать отсутствие систематической подготовки. В результате многим молодым певцам на сцене поистине мешают собственные руки – совсем как героине фильма «Начало». Начиная карьеру в «Новой опере», певец обратил внимание, что в этом театре было немало выпускников музыкального факультета ГИТИСа, чьи вокальные данные нельзя было назвать выдающимися, но актерская игра была выше всяких похвал. Этой стороне оперы Василий Ладюк придает большое значение и в собственном творчестве, и в том, что касается подготовки оперных певцов.

Певец поддерживает связь с родным учебным заведением. Ежегодно он вручает премию им. Виктора Попова двум лучшим ученикам Московского хорового училища.

Василий Ладюк – создатель и руководитель фестиваля «Опера LIVE». Среди постоянных участников этого мероприятия – Анна Нечаева, Хибла Герзмава, Николай Диденко, Алексей Неклюдов. По традиции фестиваль начинается спектаклем на сцене «Новой оперы».

Музыкальные Сезоны

- Василий, как отмечали тройную дату, надеюсь, дома, в Москве!
- (Вздыхает.) К счастью, был дома, с семьей. Но, если честно, некогда было праздновать. Сами понимаете - новогодние « елки». Один концерт - в Третьяковской галерее с Димой Корчаком и оркестром Феликса Коробова, другой - в Большом театре на творческом юбилее Елены Васильевны Образцовой 26 декабря - тоже с Корчаком. 31 декабря в ММДМ - новогодний концерт с Владимиром Спиваковым.

Ваш многолетний творческий тандем с Корчаком - одним из лучших молодых лирических теноров - очень популярен. Спелись вы в прямом смысле весьма удачно. Бывала не раз на ваших концертах: удовольствие огромное и всегда полные залы восторженной публики! Просто гордость берет за нашу оперную школу! Вы же и учились вместе?
- С детства. Сначала в хоровом училище и в академии у Виктора Сергеевича Попова. Потом в аспирантуре у Дмитрия Вдовина. Они оба наши учителя жизни. Один научил предельной честности. И сам был олицетворением этой профессиональной честности. Горел на сцене, отдаваясь ей сполна. Это привилось мне от него. А мастерство вокальной техники заложил Вдовин. Но не просто как флэшку вынул из компьютера и поменял программу. Он сумел убедить меня в том, что заложено природой, родителями, Богом, потому что никто, и прежде всего я сам, не верил, что буду петь как профессионал на оперной сцене. Это очень интересный мир. Счастлив, что попал сюда благодаря цепочке случайностей, которые переросли в закономерность. У меня никакого представления до 2001 года, кем хочу стать, не было. Собирался пойти в менеджмент музыкальный. Попов увидел то, что мне было самому не известно про себя, отправил нас в аспирантуру, заставил учиться. Если бы меня попросили отмотать жизнь на 10-15 лет назад,я бы повторил этот путь с удовольствием. Учителя и те отношения, которые сложились между нами, оказали решающую роль в моей судьбе. Не просто отучили - и плывите дальше сами. А они вели по жизни. Не случайно Попов оставил такой важный след в музыкальной культуре нашей страны. В декабре 2014-го ему исполнилось бы 80 лет. Мы с Корчаком и Спиваковым 20 декабря в Доме музыки запланировали концерт его памяти. Стараемся не забывать и поддерживаем Академию хорового искусства. Уже три года мы с Митькой (Корчак. - Ред.) вручаем премии имени Попова. Он - двум студентам академии (вокалисту и хоровику), а я - учащимся хорового училища.

- То есть вы их оплачиваете сами, что ли?
- Ну да.

- Это поступок!
Своим успехом на оперной сцене вы развенчали мнение скептиков о том, что « хоровик» не может стать солистом, тем более « звездой»?
- Хочу ответить скептикам: считаю, у « хоровика» больше шансов стать разносторонне развитым солистом, если есть харизма и голова на плечах. Вообще, в нашей профессии опыт - это бесценный груз. Главная разница между вокалистами и хористами в образовании. У вокалистов в голове один вокал и резонаторы - шутка. А мы учились не только петь в хоре, а и управлять им - учились дирижировать. Из нас Попов старался делать прежде всего образованных музыкантов. И полученное нами образование в хоровом училище и академии очень помогает сейчас в жизни. Быстро учу партии, иначе, глубже воспринимаю музыкальный материал, чем тот же вокалист. Я стараюсь слышать всех партнеров на сцене, слышать оркестр, мне легче в сложной мизансцене, когда режиссер просит петь спиной к зрителям, например. Помогают навыки дирижерские: умение анализировать такую сложную музыкальную форму, как опера, где одновременно звучит оркестр, солисты и хор. Когда кому-то из певцов дирижер палкой стучит по пульту, заставляя того обратить внимание на него, я разговариваю с маэстро примерно таким образом: я вас слышу, вижу, если даже вы не видите моих глаз, я все равно чувствую каждый взмах вашей палочки.
- Накануне Нового года в « Новой опере» состоялась премьера « Пиковой дамы», вы в коронной партии Елецкого. Какая это по счету постановка « Пиковой» в вашей творческой биографии? - На самом деле не так уж их было много. В Большом театре у Валерия Фокина, с дирижером Михаилом Плетневым и Еленой Образцовой в партии Графини шесть лет назад, в Хьюстонской Гранд Опере в 2010-м под управлением Карло Рицци, в Красноярске пару лет назад и сейчас в « Новой опере». Можно сказать, что Елецкий - визитная карточка баритона. На первом в моей жизни Международном конкурсе в Барселоне в 2005-м я пел Елецкого, на « Опералии» в том же году в Мадриде ее предложил мне исполнить Пласидо Доминго. Он очень любит « Пиковую даму», пел Германа в Мариинке у Гергиева.

- Елецкий принес вам победу на этих престижных конкурсах!
- И так можно сказать. Был период, арию Елецкого пел так часто на всех концертах, что больше не мог ни слушать, ни петь. Перебор. Года два не пел. Не самая, кстати, благодарная партия для баритона. По сути, вся партия - это одна ария, но зато какая!

- Очень красивая. Расскажите о последней неординарной постановке.
- « Пиковая дама» - третья постановка в нашем театре известного питерского режиссера Юрия Александрова после « Любовного напитка» Доницетти и « Князя Игоря» Бородина. Интересная и довольно радикальная: действие растянуто во времени и пространстве, охватывает историю нашей страны с начала ХХ века: Первая мировая война, революция, террор 30-х годов, блокада Ленинграда, смерть Сталина в 53-м и до наших дней… Даже Графиня у нас не столетняя старуха, а весьма привлекательная молодая особа, в первом акте - роскошная аристократка, в сталинские годы - советская кинозвезда, но в финале, спившись, кончает жизнь самоубийством. Образ Лизы тоже претерпевает трансформацию по мере перемещения во времени: каждая эпоха откладывает на ней свой отпечаток - барышня-дворянка, потом война и революции, холод, голод и гибель в блокадном Ленинграде. То, что я вижу на сцене, довольно интересно. Художник нашего театра Виктор Герасименко создал 3D-декорации, используя экран с проекциями.

- Как публика реагирует на авангардные эксперименты с классикой?
- Сегодняшняя проблема состоит в неготовности части публики воспринимать модернизацию классики. Если режиссеру есть что сказать, поступки мотивированы, то это оправдывает средства. Вспомните, какая реакция была на талантливую постановку « Евгения Онегина» Дмитрия Чернякова в Большом театре. Я с удовольствием играю и пою в этом спектакле уже шесть лет. И жду каждый следующий спектакль с нетерпением. Каждая роль в нем так проработана психологически, что забываешь, что это опера, с ее достаточной условностью, а не кино, например. Зал на каждом спектакле забит битком. Ни одного свободного билета в кассе. И не важно, где мы играем спектакль: в Москве, в Израиле, в Лондоне или Токио…

- А что, по-вашему, помешало Чернякову повторить свой успех в « Руслане и Людмиле»? Хотя его же версию « Травиаты» на открытии нового сезона 7 декабря в « Ла Скала» публика приняла весьма благосклонно?
- Я Митю очень люблю и уважаю как человека и режиссера, но, на мой взгляд, с « Русланом» ему не совсем повезлоили, может быть, не хватило времени, потому что, насколько я знаю, душой и мыслями он весь был в это время в Амстердаме, в будущей постановке « Сказания о невидимом граде Китеже». К тому же на « Руслане» по техническим причинам смена декораций между актами занимает достаточно много времени, и у зрителей это вызывает раздражение.

Ну да, сегодняшний зритель живет на других скоростях, чем сто лет назад, ему становится скучно, если режиссер не придумал, как завладеть его вниманием и душой.

Это удалось Александрову в « Пиковой даме», как мне кажется. Декорации мобильные, выразительные, современные. Режиссер не просто механически перенес время действия практически на сто лет вперед, а сознательно растянул сюжет до средней продолжительности жизни человека, рожденного на закате императорской России.

- Как работают оперные режиссеры старшего поколения, как Александров с исполнителями?
- Чрезвычайно подробно. Юрий Исаакович может, например, чтобы сократить время на объяснения, сам выйти и показать актеру, что он от него хочет. Очень подробно. Благодаря этому, кстати, его « Любовный напиток» даже через семь лет выглядит свежо, держится в таком коконе своеобразном, я помню все его наставления, которые мы проходили на репетициях, как после премьеры. Такая режиссура - большая редкость сегодня в театре.

- Много ли вам встречалось режиссеров, за которыми хотелось идти с удовольствием?
- Моя творческая жизнь подобна ракете, только набрала разгон, и отработана первая ступень. Впереди - еще вторая и, дай бог, третья. Мне везло с режиссерами: тот же Дмитрий Черняков, Франческа Замбелло в Большом театре очень ки-нематографично и со вкусом поставила « Травиату» в прошлом году. Алла Сигалова ставила в « Новой опере» очень интересную по режиссуре и пластике « Травиату». Мне довелось прикоснуться в Метрополитен-опере к гениальной постановке Андрея Кончаловского « Война и мир», замечательным « Паяцам» Дзеффирелли и красивой « Ариадне на Наксоке» Элайза Машинского. Он же, кстати, ставил у нас в театре « Севильского цирюльника» пару лет назад.

- А как вам « Фигаро», - тоже ведь коронная партия, оперный шлягер, не говоря уже о выходной арии? Кстати, сколько вас слушаю, вы с каждым разом поете ее все с большей внутренней свободой.
- Спасибо. Эта редкая партия, которая разрешает « валять дурака». И сколько бы ты над ней ни работал, она зависит от твоего сиюминутного настроения. Все шутки-прибаутки, которые позволительны, чтобы не впасть в пошлость, их каждый раз изобретаешь экспромтом во время спектакля.

- До какой степени вы готовы идти на компромисс с режиссером или дирижером, если в чем-то с ними не согласны?
- Бывает, что у меня и дирижера или у меня и режиссера разные интерпретации. Видение образа. Нужно в короткий срок найти общее решение. Бывает по-разному. Что такое оперный театр? Какое слово главное? Опера. А что такое опера? Это солисты. Можно ли оперу исполнить без оркестра? Да, можно, посадите пианиста - и он сыграет аккомпанемент певцу. Но оперы без солистов не бывает. Я не могу себе позволить расходиться с оркестром. Нужно через себя переступать, если даже не согласен с дирижером. Чтобы зритель не почувствовал, что его обманули. Он заплатил деньги. И хочет получить удовольствие. И внутренние отношения между солистом и дирижером не должны касаться зрителей. У нас сложились очень теплые отношения с Владимиром Теодоровичем Спиваковым. Последние три года регулярно выступаю в его концертах, фестивалях. 22 января исполняем « Колокола» Рахманинова. В сентябре с оркестром НФРО под управлением Спивакова будем записывать на СD « Онегина» с Хиблой Герзмавой. Недавно мы с ним ездили в Армению. Один концерт играли в Ереване в память о Заре Саакянц, отце Сати Спиваковой - большого музыканта, создателя первого камерного оркестра Армении. Второй концерт был в Гюмри (бывшем Ленинакане) - памяти жертв Спитакского землетрясения 1988 года. Это, конечно, незабываемые впечатления.

У вас, баритонов, в отличие от теноров, конкуренция, наверное, самая жесткая? Как вы себя чувствуете в этой ситуации?
- Прекрасно! Не буду кривить душой, работы более чем достаточно. У нас демографический кризис. За нами практически нет поколения. Только 20-летки. Сегодня я имею возможность выбирать, что петь, а что не петь. Музыка разная бывает. Очень важно, научиться анализировать, прежде чем принимать решение, не бросаться с головой в пропасть.

- А что бы вы порекомендовали своим юным коллегам, только начинающим петь за рубежом?
- Надо быть губкой, все впитывать, что видишь и слышишь вокруг. Лучше молчать - и за умного сойдешь (шутит). Все на самом деле проще, чем кажется. Самое главное - делать свое дело хорошо, быть честным перед публикой. Это главное. Трудом доказывать свою состоятельность. И прежде всего самому себе.После победы на « Опералии» был такой, достаточно курьезный случай. По условиям конкурса победитель награждается серией спектаклей на сцене оперы в Барселоне. Сразу 22 спектакля спеть « Мадам Баттерфляй» - это закаляет. Но моя партия занимала на сцене ровно 4 минуты за весь спектакль.

- Но хотя бы партнеры хорошие были?
- Патриция Чоффи пела. Очень впечатлила. Других уже не помню.

- А какое впечатление у вас сохранилось от встречи с Пласидо Доминго?
- Он удивительный человек. Поразил тем, что, несмотря на высоту своего полета, все помнит. Мы встретились через два года после его конкурса в Нью-Йорке в буфете Мета (Метрополитен-опера. - Ред.). Он приехал на свою постановку, я - на свою. Подошел к нему поздороваться. Доминго, не задумываясь ни секунды, назвал меня по имени. - Это один из признаков гениальности. Вы приглашенный солист Большого театра и остаетесь верным своей альма-матер - « Новой опере».- « Новая опера» - мой дом, который в какой-то мере меня вырастил, дал старт. А Большой театр - всегда был и будет Большой театр. На его сцене хочет и мечтает петь каждый, и я не исключение. Но для меня не имеет значения в штате ли я, или приглашенный солист. Раз меня зовут, значит, я там нужен… Ни звания, ни место работы не влияют на качество исполнителя. Каждый раз на сцене нужно доказывать, что ты имеешь право выходить перед публикой.Меня спрашивают постоянно: а где самая важная сцена? Метрополитен, « Ла Скала», Большой? Я отвечаю: мне без разницы - Москва, Нью-Йорк, Милан, Париж или Рязань. Важно, насколько ты не позволяешь себе халтурить. Схалтуришь, значит, завтра на твое место придет лучший.

- Но вы меньше всего похожи на самоубийцу. А скорее, на человека очень разумного, выдержанного.
- Да, у меня нервная система - стальные канаты. Честность - для меня первое дело. Виктор Сергеевич Попов учил: музыкант-исполнитель никогда не может быть удовлетворен на 100 процентов. Если появляется такое чувство, все, ложись в гроб, история закончена. Это на практике испытано. Не было ни одного спектакля, чтобы я был всем доволен. Всегда есть что-то, какие-то мелкие « блошки», а может, и не мелкие… Задача каждого исполнителя - искать эти « блошки». А зрителям, друзьям говорить, что все замечательно. На двух этих противоходах и держится профессия. Самая большая опасность - звездануть. Я - Бог! Тогда теряешь контроль над собой. И конец!

- Неужели ни разу не попробовали звездануть?
- Не знаю, что это. Почему публика довольна? Потому что ты приложил труд, который она не видит, - дни, недели репетиций.

- Вам еще рано об этом думать. Кстати, вас некоторые сравнивают с вашим тезкой и старшим коллегой - « самым итальянским баритоном России» Василием Герелло?
- Я такого, правда, не слышал. Но недавно с Василием пересекся на одном гала-концерте по случаю завершения телевизионного конкурса « Большая Опера», он открывал концерт, я завершал. И поразился его фантастической физической и вокальной форме. Дай бог, каждому певцу в 50 лет так выглядеть! Не будем называть другого очень известного 50-летнего баритона, которому Василий даст все сто очков! Начинающим певцам есть чему поучиться у Герелло: потрясающий итальянский язык, аутентичная, европейская манера исполнения. Он большой мастер и драматический актер.

- А почему к нашим певцам так много нареканий на Западе за плохое произношение?
- Что касается произношения, школа Вдовина как раз основана на этом. По губам получали у него за произношение. Нам сложно не потому, что мы тупые, а у нас в русском языке нет таких звуков. Я был свидетелем в Лас-Пальмосе, когда пел с известным тенором Хуаном Диего Флоресом в « Искателях жемчуга», как Ив Абель, французский дирижер, стал придираться к нашему с ним французскому языку. Пианист долго терпел, а потом сказал дирижеру: я с вами не согласен. Почем? Потому что правильно и так, и иначе. Во французском языке очень отличается написание и вокализация. И тем не менее нам проще адаптироваться к европейским языкам, чем иностранцам петь на русском. Ни одного зарубежного певца не знаю, кто бы исполнил партию чисто на русском.

- А вам на каком языке легче петь?
- На любом. Самый сложный для оперного пения - русский. Наши классические композиторы, к сожалению, не думали о певцах. Писали гениальную музыку, но исполнять ее чрезвычайно сложно.

Известная оперная певица Мария Гулегина, сделавшая успешную карьеру на Западе, считает, что наши оперные певцы сегодня лучшие.
- Есть певцы от Бога, как Доминго и Паваротти, никто никогда их не превзойдет. Но Паваротти пел только итальянскую музыку, а Доминго - практически все - от бельканто до Вагнера. И сейчас, желая продлить свою жизнь на сцене, в 70 лет, он перешел на баритональные партии и делает это достойно. У нас всегда образование было лучше, чем где бы то ни было. У нас даже есть уникальная медицинская профессия - фониатр. Не отоларинголог, а именно фониатр. На Западе практически их нет. В Италии, по-моему, есть два врача. Без этих специалистов мы не представляем своей жизни. И у меня есть такой - Лев Рудин - замечательный врач-фониатр, которому я доверяю свой голос, то есть самое дорогое, что есть у меня в жизни! Всякое случается. В Осло в Королевской опере замечательная была « Богема». За четыре дня до премьеры я сильно простудился. Недолго думая, купил своему врачу билет, он прилетел из Москвы и лечил меня все это время до премьеры. Благодаря чему я смог выйти на сцену и спеть. Речь идет не о голосовых данных. А о профессии.

У большинства наших певцов всегда больное место - актерское мастерство. Как вы решали эту проблему для себя?
- Сложно. Старая оперная традиция: выходи на авансцену и пой себе. Очень хорошо помню своего первого Онегина десять лет назад в « Новой опере»: как я был счастлив, как горд собой - и насколько, я теперь понимаю, это было ужасно с актерской точки зрения. Но времена меняются. Если ты подписываешься под чем-то, то делай все, что велит режиссер. Даже если нужно петь головой вниз. Конкуренция очень велика, но если ты в форме, то есть преимущество. Режиссер может поставить такие задачи, что не всякому певцу будет под силу их выполнить. Но на том уровне, на котором актерское мастерство преподается у нас в музыкальных вузах (я не имею в виду ГИТИС - это не музыкальный вуз), - это не о чем. Были случаи, когда из-за этой проблемы брали в театр не консерваторских, а из ГИТИСа, ибо у них актерская подготовка лучше. К сожалению, наше образование переживает реформы, которые только ухудшают положение. Кстати, это миф, что на Западе лучшая ситуация. Львиная доля артистов воспитывают себя сами. Сценический опыт в данном случае имеет немалое значение.

- А что еще вами не спето?
- Да много чего еще… Я приверженец такого принципа: люблю ту музыку, которую работаю в данный момент. Слава богу, что сегодня я могу себе позволить что-то делать, а что-то нет. Музыка тоже разная бывает.

Итак, первую ступень ракеты вы отстреляли, будет и вторая, и третья… А дальше как мыслите свое существование?
- Был бы счастлив подучиться симфоническому дирижированию. В принципе, навыки базовые есть. Нужна специализация. Чувствую, что силы для того, чтобы осуществить это, есть.

- Тогда удачи вам, Василий!

Звездный баритон Василий Ладюк объяснил, почему сохраняет верность Москве и ее «Новой Опере»

Еще совсем недавно баритон Василий Ладюк ходил в подающих надежды, а ныне он один из самых востребованных и любимых публикой оперных певцов, на выступления которого все билеты всегда проданы. На сцене своего родного театра — столичной «Новой Оперы» — Василий дал во вторник концерт в дуэте с сопрано Ириной Лунгу, известной больше в Европе, нежели дома, в России. Об этом вечере и о жизни сразу на несколько театров артист рассказал корреспонденту «Труда».

— Как родилась идея концерта с Ириной Лунгу?

— После премьеры «Травиаты» в Большом театре мне очень хотелось продолжить сотрудничество с дирижером этого спектакля, французом Лораном Кампеллоне. Ему идея совместного концерта понравилась. Логично, что маэстро предложил для программы музыку своих соотечественников. Первое отделение мы отдали произведениям Амбруаза Тома, Шарля Гуно, Жюля Массне, а второе посвятили Джузеппе Верди, 200-летие которого отмечает весь мир. Для полнокровности программы хотелось насытить ее еще и дуэтами. Ирина Лунгу — замечательная певица: солистка Воронежского театра, в 2003 году она получила стипендию театра «Ла Скала», а следом золотую медаль на престижном Международном конкурсе имени Марии Каллас. И сегодня поет в лучших театрах мира, но, к сожалению, не в России. Так что для нынешней нашей публики она новое лицо, и встреча с ней — хорошая интрига для концерта.

— Недавно в «Новую Оперу» пришел новый директор Дмитрий Сибирцев. Вам стало комфортнее, труднее в труппе?

— Дело певца — выходить на сцену и хорошо петь. Дело дирекции — обеспечить такие условия, при которых артистам было бы комфортно, чтобы у них не пропадало желание возвращаться в родные стены после выступлений в других театрах. У меня это желание всегда присутствует.

— Дипломатичный ответ.

— Я по натуре человек неконфликтный. Если с чем-то не согласен, спокойно и аргументированно высказываю мнение. Одни это учитывают, тогда это работает на спектакль. Другие — нет. Но главное, чтобы ситуация не выходила за рамки цивилизованных отношений. В этом контексте мне было очень печально узнать про дикий случай с балетмейстером Сергеем Филиным. Эта криминальная история бросает тень на первый театр страны, на все искусство. Все пройдет, а осадочек останется. Дурно. Хочется думать, простите за пафос, о высоком: о спектаклях, о музыке, а такие вещи лично меня «опускают».

— Вы много поете в Большом театре, у вас контракты с легендарными оперными домами — «Ла Скала» в Милане, «Метрополитен» в Нью-Йорке, но вы по-прежнему остаетесь солистом «Новой Оперы».

— В «Новой Опере» началась моя профессиональная карьера. Здесь я стал оперным певцом, а театр — моим домом. Когда мне довелось выйти за пределы «Новой Оперы», театр не ревновал, а наоборот, поддержал меня. Мне никто не ставил палки в колеса — всегда шли навстречу. И я взаимно готов действовать в интересах театра, на сцену которого всегда выхожу с удовольствием и трепетом. Петь в Большом театре, Мариинском или «Ла Скала» интересно, престижно, ответственно, но я не гонюсь за количеством театров и наград. Звучит банально, но это правда: пение — приоритет моей жизни.

— Будучи выпускником знаменитой Хоровой академии под руководством Виктора Попова, вы поете с самого детства. Неужели ни разу в жизни не чувствовали усталости от пения, желания все бросить и заняться чем-нибудь другим?

— Нет. Но чем старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю годы учебы. Мальчишками мы порой ненавидели «шару» — так мы до сих пор по-свойски называем хоровушку. Страдали от системы интернатского воспитания и ужасов (в детском восприятии) профессионального обучения, высочайший уровень которого мы все осмыслили лишь много позже.

С младых ногтей мы выступали на взрослой сцене, часто вместе с большими артистами. Самое интересное, что мы тогда ничего не боялись — ни сцены, ни публики. Мы об этом просто не думали. Счастливое время! Единственное, чего мы боялись, вернее, кого, — это был Виктор Сергеевич Попов, наш художественный руководитель. Один взгляд — я до сих пор его помню, — и тебя просто нет. Позднее, когда я делал первые шаги в профессии, сам факт того, что Виктор Сергеевич рядом, в зале или за сценой, придавал уверенности. Это как в детстве, когда в присутствии родителей ты чувствуешь себя в полной безопасности. Но в юные годы, по глупости, многого не ценишь. Осознание значения в твоей жизни такого человека, как Попов, приходит позднее. Виктор Сергеевич навсегда останется со мной как внутренний советчик, критик, опора. Смешно говорить, но тогда, в детстве, даже его подзатыльники помогали. Теперь на смену его подзатыльникам приходят шишки, которые набиваешь себе уже сам.

«Блистательный Онегин», «благородный Жермон», «искрометный и обаятельный Фигаро» – так пишут критики о ярких образах, созданных Василием Ладюком. Его голос – лирический баритон с красочной тембральной палитрой – украшает оперные постановки в России и за рубежом. Ладюк – ведущий солист Московского театра «Новая Опера» имени Колобова (с 2003 года), приглашенный солист Большого театра России (с 2007); выступает на сценах Мариинского театра, Метрополитен-оперы, Хьюстонской Большой опер...

Выпускник Московского хорового училища имени Свешникова и Академии хорового искусства имени Попова (вокальный и дирижерско-хоровой факультеты, 2001), Ладюк совершенствовал мастерство в аспирантуре Академии (класс профессора Дмитрия Вдовина), на мастер-классах специалистов из театров Ла Скала, Метрополитен-оперы, Хьюстонской Большой оперы (2002-2005).

Уже в начале творческого пути музыкант стал победителем престижных международных конкурсов: имени Франсиско Виньяса в Барселоне (Гран-при и приз зрительских симпатий), «Опералии» Пласидо Доминго в Мадриде (Первая премия) и конкурса вокалистов в Сидзуоке в Японии (Гран-при). Затем последовали успешные выступления в крупнейших оперных театрах мира – Мариинском, Парижской опере, Метрополитен-опере, Ла Скала, Ковент-Гардене. В репертуаре певца свыше тридцати оперных и кантатно-ораториальных партий.

Ладюк сотрудничал с выдающимися дирижерами и режиссерами, среди которых Валерий Гергиев, Пласидо Доминго, Владимир Спиваков, Владимир Федосеев, Михаил Плетнев, Дмитрий Юровский, Джеймс Конлон, Джанандреа Нозеда, Андрей Кончаловский, Дмитрий Черняков, Франческа Замбелло, Каспер Холтен. Выступления артиста проходили в Брюсселе, Осло, Венеции, Турине, Токио, Хьюстоне. Ладюк – постоянный участник фестивалей «Владимир Спиваков приглашает», «Черешневый лес», «Крещендо» Дениса Мацуева, а также Международного музыкального фестиваля в Кольмаре (Франция). Ладюк – инициатор и художественный руководитель Музыкального фестиваля «ОПЕРА Live», в 2016 году состоявшегося в третий раз.

Ладюк принимал участие в спектакле «Милый друг», посвященном Петру Ильичу Чайковскому и Надежде Филаретовне фон Мекк, который был поставлен в Букингемском дворце при содействии принца Чарльза. Участвовал в работе жюри проекта телеканала «Культура» «Большая опера». Награжден Молодежной премией «Триумф» (2009) и «Премией Олега Янковского» (номинация «Творческое открытие», 2011-2012).

«Можно всю жизнь заниматься вокалом, но не стать музыкантом»

В декабре 2014 года весь музыкальный мир отмечал юбилей Виктора Сергеевича Попова, выдающегося хормейстера, педагога, основателя Академии Хорового искусства, которому исполнилось бы 80 лет. Это событие и стало поводом для встречи с Василием Ладюком, одним из его звездных учеников.

Юбилейные торжества продолжались весь год, а в декабре завершился и первый музыкальный фестиваль «Opera Live», организованный Василием, одним из важнейших событий которого стал концерт Памяти Учителя, посвященный 80-летию В.С.Попова.

Представлять героя рубрики, думаем, необходимости нет - известность Василия Ладюка далеко перешагнула границы нашей страны. Этого певца знают и любят не только в России. Но, судя по нашей беседе, слава Богу, звёздная болезнь ему не грозит - общались мы искренне, Василий был открыт, да и вообще, слушать так близко его голос - не со сцены, а глаза в глаза - редкое удовольствие. Правда, оттенок легкой грусти просачивался в словах неизбежно - в этот день Москва прощалась с Верой Васильевной Горностаевой, влияние и личность которой удивительно схожи с влиянием и личностью Виктора Сергеевича Попова…

-Сегодня день такой грустный. Я как раз иду после прощания с Верой Васильевной Горностаевой, она так внезапно ушла, и осталось ужасное чувство необратимой потери. Виктор Сергеевич тоже ушел так неожиданно?

-Виктор Сергеевич - это человек-комета. Комета, у которой огромный хвост пламени, и он горел. Как во Вселенной сгорает комета, когда это происходит - никому не известно. Я думаю, это тот же самый случай, когда предсказать было невозможно. Мы знали, что были разные неприятности, и он сильно болел. Но, конечно же, все надеялись на то, что он выкарабкается изо всех историй, тем более, что незадолго до трагических событий, за полгода, был такой же момент, когда ему было плохо, и он всё-таки смог перебороть это, вышел на работу и концерты делал…

-У Вас не осталось ощущения чего-то недосказанного? Что не успели что-то сделать?

Самое печальное в том, что Виктор Сергеевич не увидел плоды своей деятельности, которые взращивал последнее десятилетие, когда в Академии хорового искусства - его детище - появилась наконец-то сильная вокальная кафедра. Да, когда мы, его ученики, становились лауреатами, он это застал, но то, что мы сейчас делаем в жизни, как развивается наша карьера, и какие у нас успехи на мировых сценах - к сожалению, он этого уже не видит. Но, безусловно, человек живет в своих учениках и в нашей памяти столько, сколько мы его помним. Конечно же, все события, которые происходят, связаны с Академией хорового искусства. Вот, например, мы с Дмитрием Корчаком вручаем ежегодную премию им.В.С.Попова - Митя вручает двум лучшим студентам Академии, я - двум лучшим учащимся хорового училища. Собирается Ученый совет (это компетентные люди - педагоги, ректор АХИ), голосованием решают и определяют тех учащихся, которым вручат премии. При том, что в моем случае Слава Козленко получал два раза подряд, несмотря на то, что хочется поощрять разных учащихся. Бывают такие случаи...

И концерт, который прошел на моем фестивале 29 ноября «Памяти Виктора Сергеевича Попова» - это те самые моменты, которые говорят о том, что мы о нём помним, что он живет в нашем сердце, и, конечно же, мы надеемся, что оттуда сверху человек смотрит на всё, что происходит на земле бренной и даже каким-то образом помогает, оберегает, как ангел-хранитель.

-Когда такие люди уходят, всегда возникает вопрос, а кто придет вместо них? Вот ушел Виктор Сергеевич. А после него появился кто-нибудь такого же масштаба?

Я думаю, в каждом поколении, сколько существует музыка, каждый раз все задумываются о том, а кто будет дальше. И наверно, это правильно, что таких людей - единицы, а не каждый второй или каждый третий. Тогда бы мы не понимали ценность творчества, мастерства, таланта таких людей, которые уходят от нас.

-Как Вы оказались в хоровом училище? Поступили сразу в первый класс?

Нет, я поступил во второй класс. Мы ничего тогда не знали о хоровом училище, случайно на каком-то клочке газетного объявления мои родители прочитали, что «объявляется дополнительный набор в хоровое училище». И это прозвучало как спасение, потому что маме приходилось возить меня в музыкальную школу, мы тратили полтора часа на дорогу. А в музыкальной школе это занятия: хор, сольфеджио, фортепиано по полной программе три раза в неделю. Когда, прочитав объявление, родители поняли, что мальчика можно отдать на весь день, только с утра привезти, а вечером забрать, и там занятия и общеобразовательные, и музыкальные, и накормлен, и в тепле, они поехали сразу на Большую Грузинскую. Как сейчас помню прослушивание. Сначала был Александр Александрович Шишонков, затем сам Виктор Сергеевич заставил постучать, попеть. Потом сказали - приводите его 1 сентября. Вот так я был записан в Хоровое училище им.Свешникова. Я ещё застал время обучения на Большой Грузинской в том знаменитом особняке. На самом деле, это я сейчас понимаю, тогда я относился к музыке очень посредственно, и педагоги называли меня «серостью». Я понимал, что сольфеджио я просто ненавижу.

-Как начинали свои отношения с музыкой? С какого-то инструмента или сразу петь начали?

Начал я очень просто: в детском саду спел песню «Крейсер Аврора» на седьмое ноября.

-А когда Вы почувствовали тягу к пению?

Я вообще не чувствовал тягу. Это все неправда. Сама музыка мне стала нужна в классе восьмом-девятом. Некоторые дети в три года сами просят у родителей скрипку. Это какие-то вундеркинды. Я прекрасно помню, что все свое детство завидовал друзьям, которые играли в футбол, хоккей, которые проводили субботу-воскресенье не за фортепиано, а, как говорится, сделал уроки - «сделал дело, гуляй смело». И два выходных. У меня такого никогда не было в жизни. Но по прошествии лет, когда становишься взрослым человеком, ты понимаешь, что время все расставляет по своим местам. Из тех, кто жил тогда с нами в одном дворе, моих друзей и сверстников, по сути дела, никто ничего выдающегося в жизни не добился. Я не могу сказать, что я добился чего-то выдающегося в жизни.

-Василий, ну не скромничайте!

Мы начали разговор с Виктора Сергеевича Попова -вот это выдающийся человек, который в своей жизни сделал очень и очень многое. И он, скажем так, подвижник музыкальной культуры, который не просто занимался своей собственной личной карьерой (как раз-таки на себя самого зачастую ему было наплевать, потому что аккуратное отношение к своему здоровью у него отсутствовало). Он горел на работе, горел как спичка, как комета, как звезда. Да. Горел…И сгорел. Наверно, великие только так и могут. Гореть. По-другому не получается. И Виктор Сергеевич, конечно же, является для нас примером для подражания, примером для совершения важных поступков в жизни, которые относятся не столько к тебе самому, сколько для общества, для культуры. Не случайно я задумал музыкальный фестиваль «Опера LIVE».

Правда, он не только оперный: он будет сочетать в себе разные жанры. И я надеюсь, лет через десять, когда мы справим первое десятилетие фестиваля, можно будет оглянуться назад, и задать себе вопрос: получилось ли сделать что-то социально значимое? Или все, что было сделано, можно выкинуть в корзину? Если фестиваль получит социальное плавание, в том смысле, что будет признан общественностью, нашими культурными руководящими организациями - Министерством культуры и Департаментом культуры - тогда поймешь, что делаешь то, что нужно делать. Если это останется ненужным, значит, можно будет закрыть проект и начать заниматься чем-то другим.

-После того, как первый фестиваль завершился, у Вас осталось желание продолжать?

Да, я могу сказать, что конкретно в эти дни занимаюсь именно планированием следующего фестиваля.

-Когда он будет, уже известно?

Он пройдет в те же самые сроки - осень и начало декабря. Я не стремлюсь вписать его в какую-то неделю, чтобы события шли чередой друг за другом. Зрители, мне кажется, должны несколько осмысливать то, где они побывали и что увидели. В 2015-м году я уже вижу, что, если в первый раз было пять мероприятий, то в этот раз в Москве будет уже семь или восемь, и есть идея провести пару концертов в Санкт-Петербурге. Это будут совместные мероприятия с Фондом Елены Васильевны Образцовой, скорее всего, связанные с Гала-концертом лауреатов ее конкурса. Это я Вам открываю маленький секрет...Мы пока ведём переговоры по этому поводу с её фондом.

-Конкурс молодых оперных певцов Елены Образцовой проходит в конце августа в Санкт-Петербурге, и вы тогда же планируете мероприятие?

Нет, будем делать это в октябре. А на этом конкурсе мы обязательно учредим специальный приз. Не знаем пока, будет ли это приз зрительских симпатий, или ещё что-то такое. Он будет вручаться участнику конкурса с предложением выступить в сольном или Гала-концерте нашего фестиваля. Наш приз станет таким джокером для участников конкурса Елены Васильевны Образцовой.

Программа будет расширяться? Планируете привлекать ещё кого-то, например, хоровые коллективы?

Хоровые коллективы будут выступать. Первый фестиваль - это был пробный шаг. Мы его провели, можно сказать, в усечённом формате, и везде присутствовала моя фамилия. Но это не странно, а скорее закономерно. Конечно, в будущем я хочу от этого отойти. Мое участие в фестивале должно ограничиваться каким-то точечным набором событий, и так, чтобы некоторые события подходили под эгиду фестиваля, но без меня. У нас есть масса молодых замечательных артистов, которые имеют свою индивидуальность, и мое участие в концерте абсолютно не обязательно. Поэтому в 2015-м году я уже вижу два концерта без меня. Хотя я в это время свободен и буду в Москве. Может, буду присутствовать на этих концертах в качестве зрителя. Но выступать будут другие люди.

-Давайте поговорим о фестивале «Вокальные перекрестки» с баритонами в Новой Опере, в котором Вы принимаете участие. Почему исполняете именно Свиридова? Вы сами его выбрали?

Я люблю творчество Георгия Васильевича, оно мне очень близко, и мне действительно очень нравится, как он писал вокальные сочинения.

-А что будете исполнять?

-Шесть романсов на стихи Пушкина, потом будет фортепианное трио, и вокальный цикл «Петербург». Это то, что Георгий Васильевич написал специально для Дмитрия Хворостовского.

-Слышала в Вашем исполнении «Перстень-страдание» и «В октябре», это что-то невероятное…слёзы на глазах сами появляются. Как Вам это удается?

Что именно?

-Петь так проникновенно.

Ну, я не знаю…Господь Бог, наверно.

-Недавно проходил 25-ый конкурс вокалистов им.Глинки, и я там заметила такую вещь. Само жюри считает, что певец на сцене должен быть артистом. Должна быть драматургия, эмоция. Вокалисты должны не только петь, но и передать всю глубину образа. А в кулуарах (среди зрителей были и педагоги, и музыковеды, и поклонники) прозвучало такое мнение, что «не надо играть лицом». Нельзя использовать сценическое движение для усиления образа. Надо стоять и петь. А, по-Вашему, как должен вести себя на сцене певец?

Я не буду спорить с педагогами и не буду спорить с жюри. И мимика, как Вы понимаете, бывает абсолютно разная. Если это потуги, связанные со звукоизвлечением, то это мимика определенного характера. Если это мимика и жесты, связанные с драматургией образа, который исполняется - это совсем другое. И это очень хорошо видно. Не нужно разглядывать человека в микроскоп, чтобы понять, испытывает ли он проблемы или это его ощущение от исполняемой музыки, от переживания образа.

Я знаю разных певцов. Кто-то затрачивает себя больше, кто-то меньше. Мой взгляд на подобное как раз-таки схож с пониманием жюри конкурса Глинки. Образ нужно проживать от начала до конца, потому что есть конечный потребитель - зритель, который, если бы захотел послушать музыку, купил бы компакт-диск, и слушал бы его, ощущая эмоциональные переживания исполнителя, но не видя его мимику и жесты. Человеку, который приходит в оперу посмотреть оперный спектакль, или на концерт, думаю, одного звука будет мало. Ему нужна эмоция, ему нужна жизнь, ему нужна правда. Именно за этой правдой он сюда и пришел. Потому что в зависимости от исполняемой музыки человек может находиться в разных состояниях. Кому-то, может, в жизни этого не хватает, и он пришёл посмотреть, как это бывает. Это очень важно.

-Этому как раз и учат в Хоровой Академии?

А этому нигде не учат. Но это беда не Академии хорового искусства. Это беда всех музыкальных вузов нашей страны. Думаю, что и не только нашей страны, а во всём мире. К сожалению, актёрское мастерство - если это не театральный драматический вуз - дается как факультатив.

Кстати, я столкнулся с тем, что в начале двухтысячных годов в оперные театры, в частности, в Новую Оперу, в большом количестве стали брать выпускников музыкального факультета ГИТИС. И при ближайшем рассмотрении оказалось, что вокальные данные у них довольно-таки средние, зато на сцене они могли делать всё, что угодно. Они могли хоть кульбиты исполнять, а потом петь, потому что их этому учили.

Это проблема вузов, в которых основное образование - музыкальное. При той нагрузке, которая падает на студента, понятно, что есть основные направления - это как раз специальность - а есть побочные. Срабатывает защитная функция организма: он просто отметает то, что ему сейчас менее важно. Важно получить отличное образование в твоей основной специальности, а потом уже взять остальное. Я сам через это прошёл, и я прекрасно помню себя, свой дебют на большой сцене. Мне казалось - как это было прекрасно! Но меня очень быстро опустили на землю, в том числе и Виктор Сергеевич, кстати. Зато сейчас я понимаю, что это действительно был детский лепет. Все через это должны пройти, но при этом, безусловно, тот внутренний стержень, харизма - не приобретается с годами, это можно только усилить, но это получается при рождении. Это либо есть, либо его нет.

-А Вы сразу хотели быть вокалистом?

Да никем я не хотел быть! Мы не договорили про увлечение музыкой, съехали с темы…Так вот, я до восьмого класса вообще не хотел быть музыкантом, потому что для меня это были мучения. Мучения были, понимаете? Я думаю, что таких - большинство.

-Но «Крейсер Аврора» же пели…

Ну и что. Сказали - пой. И я пел.

-Сознательно, по собственному желанию, когда стали петь?

Понимание того, что мне стала нравиться музыка, пришло в седьмом классе, когда я в первый раз получил за сольфеджио положительную оценку. Не тройку, а положительную оценку, годовую. У меня не получалось. Ну, не любил. А кто сольфеджио любит?! Только теоретики, наверно. Или те, у кого абсолютный слух.

Очень хорошо помню наш разговор с Виктором Сергеевичем, когда я заканчивал Академию хорового искусства, перед поступлением в аспирантуру. Мы должны были получить три «отлично» по госэкзаменам - дирижированию, вокалу и за дипломную работу. Всё это было сделано на серьезном уровне, всё соответствовало стандартам и правилам. Но, получив «отлично», мы с Митей Корчаком пришли в кабинет к Виктору Сергеевичу, и заявили: «Виктор Сергеевич, мы тут подумали, что вот аспирантура ваша…Там же нужно будет кандидатский минимум писать…всякие работы…Ну не надо нам это! Мы в общем-то никуда уже и не пойдём». На что нам было рассказано очень «крепкими» выражениями, как любил Виктор Сергеевич, что он думает о нас, кто мы есть на самом деле, и что мы должны сделать в ближайшие тридцать секунд, иначе «вы узнаете, что с вами будет». У Виктора Сергеевича тоже была такая жизненная история, когда он был уже деканом трёх факультетов, в Гнесинском институте, его позвал к себе Свешников, который тогда был ректором Московской консерватории и сказал, что «будешь заниматься хоровым училищем». А у Виктора Сергеевича на тот момент уже был Большой детский хор Центрального телевидения и Всесоюзного радио. И по советским законам следующее место работы являлось бесплатным. То есть он за это ничего не получал, а нагрузки и так хватало. Сутки - они не резиновые, в них всего лишь 24 часа.

Фотография из архива Академии хорового искусства им.В.С.Попова

И понятно, что деканат трёх факультетов плюс ещё Большой детский хор съедали всё свободное время, если можно в данном случае вообще рассуждать о свободном времени…Но Свешников сказал: «Будешь заниматься хоровым училищем». Виктор Сергеевич ответил, что нет времени, не будет. Александр Васильевич пригрозил - «Сгною!». И собственно, фигура Свешникова на тот момент была такой, что, если бы Виктор Сергеевич посмел сказать что-то ещё в ответ, кислород был бы перекрыт в две секунды. Не потому, что Александр Васильевич был плохой человек. А потому, что это тоже была комета, и он видел собрата своего и заставлял всеми силами, чтобы тот включался в процесс. Как в кузнице - это маленькое пламя, его мехами раздувают, и оно потом горит часами. Так и здесь было. И Виктор Сергеевич с нами поступил абсолютно так же - заставлял пинками, тумаками, крепкими словами, но как к родным детям относился. Безусловно, мы на него не обижались, но, может быть, и многого не понимали. Сейчас, когда уже прошло столько времени - мы закончили аспирантуру в 2003 году - понимаешь, насколько он был тогда прав. Во всех ситуациях - жизненных и профессиональных. Причём при всей его диктатуре он был очень демократичным человеком, потому что умел послушать, хоть и сопляков: были такие случаи, когда мы понимали, что в дискуссии с ним находимся. Скажем так, он выслушивал нас. Это уже немаловажно.

- Мне как-то на глаза попался список выпускников АХИ. Это же просто состав Новой Оперы и не только. Всех ведущих театров страны, так скажем.

Я пойду дальше. И скажу, что, когда Катя Лёхина в 2008 году получила Первую премию на конкурсе Пласидо Доминго, на приёме после вручения наград Пласидо у неё спросил: «Катя, я вот уже какой год пытаюсь понять. Я знаю Московскую консерваторию, Академию им.Гнесиных в Москве, я знаю консерваторию в Санкт-Петербурге, но я не знаю Хоровую академию в Москве. Почему на моем конкурсе ты уже третий лауреат из этого учебного заведения?». Значит, это доказывает, что мы делаем что-то правильное. И Виктор Сергеевич делал все правильно.

-Скоро в Академии хорового искусства будет проходить весенний набор. Что бы Вы могли сказать про свою альма матер, чтобы убедить родителей отдать своих чад туда учиться?

Я своим коллегам всегда говорю, что это того стоит, и показываю на себя - вот, посмотрите на меня, я же прошел эту школу, и не только я, есть масса примеров, на которые можно равняться, которые закончили Хоровое училище им.Свешникова и Хоровую Академию. Я понимаю, что не все занимаются напрямую хоровым творчеством, кто-то преподаёт, но они вращаются где-то около музыки, и это успешные люди. И та база образования, которая закладывается именно в хоровом училище - грандиозная. Насколько проще существовать потом в профессии, это не передать словами. Можно всю жизнь заниматься вокалом, но не стать музыкантом. И хоровое училище дает самое главное - там делают музыкантов. То есть основная профессия твоя - ты музыкант. А потом уже дирижер, или вокалист, или гитарист, или контрабасист. Это уже вытекающие. И меня друзья спрашивают: у сына слух, куда отдать? Если вы уже хотите связать своего ребенка с музыкой на всю жизнь, тогда - только туда. Если побаловаться - музыкальная школа. И дальше будете смотреть - побаловались ли вы, или это всё-таки станет профессией.

-Василий, у Вас же дочь есть?

-Сколько ей лет?

-Недавно дискуссия возникла, можно ли создать оперу, которая была бы интересна детям. Или понятие «опера для детей» - оксюморон. Как ребёнка увлечь оперой?

Личным примером. У меня ребёнок занимается в детском музыкальном театре юного актера, которым руководит заслуженный артист России Александр Фёдоров. Уже 25 лет этому театру. И я вижу там детей разного возраста с абсолютно счастливыми глазами. Они сами занимаются. Отсюда и возникает интерес - у меня дочь постоянно просится ко мне на выступления. И то, как, мне потом её бабушка рассказывает, она сидит и внимательно слушает, говорит о том, какой у неё есть интерес к происходящему на сцене, к этой профессии. Только личным примером.

-Ей повезло, Вашей дочери есть с кого брать пример. А вот среднестатистическая обычная семья - куда родители могут повести ребёнка, чтобы у того сразу же не возникло отторжения оперы? Идти практически некуда .

Нет, неправда. Идти есть куда, для детей сделано немало музыкальных вещей. И в Большом театре, и в Новой Опере. Во многих театрах есть представления для детей. Просто сегодня в силу какого-то настроения общества мы этого не замечаем. Мы обращаем внимание на громкие «премьеры» в кавычках, где кто-то прошел с голой задницей, кто-то ещё что-то сделал…Мне кажется, должно быть стремление родителей научить чему-то ребёнка, если они хотят приобщить его к высокому искусству.

-Ну, а как ребёнку выдержать четыре часа в опере?

Элементарно. Главное - увлечь. Безусловно, трёхлетний ребёнок не будет сидеть четыре часа в опере, но для этого есть оперы, идущие час. «Кай и Герда», опять же, «Путеводитель по оркестру», «Дитя и волшебство». Мне кажется, в вопросе кроется и ответ: что среднестатистический родитель сам ничем не интересуется. Хотя, могу отметить, что за последнее время, лет пять или шесть, вижу, что публика молодеет. Возрастной контингент меняется, молодёжь больше интересуется высоким искусством. Но и, собственно, время меняется. Мы меняемся. А может быть, это я выхожу из молодого возраста и понимаю, что раньше я этих не замечал, а сейчас вижу, что становлюсь старше.

-Московская публика ведь отличается от другой.

Так было всегда. Москва и Петербург всегда были законодателями мод. И, хочешь не хочешь, Питер - это Мариинский театр, Москва - это Большой театр. Это столпы, вокруг которых все остальное крутится.

-Вам нравится в Москве жить?

-Пока не собираетесь уезжать?

Я думаю, что не «пока», а в принципе. Если не случится, конечно, катаклизма какого-то. Я не думаю, что что-то может меня заставить покинуть этот город. Мне очень комфортно здесь.

-А лет через пять где и кем Вы себя видите?

Не знаю пока. Я же не провидец.

-Есть у Вас партия, которую мечтаете спеть? Партия-мечта.

Всё идет в своё время. Точно так, как смешно петь Евгения Онегина в 50 лет, точно так же смешно петь Риголетто в 35. У каждой партии есть свой определённый возраст, и здесь я не буду, наверно, оригинален. Есть определенные жизненные ступени. На одной ступени ты поёшь это, на следующей - вот это. И если на поздних ступенях можешь позволить себе спеть что-то из раннего - прекрасно.

-А на этом этапе, на котором вы сейчас находитесь?

Сейчас я работаю над партией Родриго из Дон Карлоса. Дебют в этой партии у меня будет в феврале в Большом театре. Сейчас это моя мечта. Получится - начнем мечтать о чём-то другом.

-С Дмитрием Корчаком планируете ещё какие-нибудь проекты сделать?

-В свой фестиваль будете его привлекать?

Я бы очень этого хотел. Мне очень комфортно с ним на сцене, но у Мити очень сложное расписание.

-Тем не менее, на наше счастье, я заметила, что он приезжает в Москву в последнее время всё чаще.

Значит, что-то меняется в Москве? А может быть, в самом Мите?

-Последний вопрос. Что Вам оставил Виктор Сергеевич, самое ценное? Чему научил, в двух словах?

Хоровое училище - это дело рук Виктора Сергеевича. Он научил меня быть музыкантом. А качество - честность. Предельная честность по отношению к профессии. Когда ты самому себе можешь ответить. Тут ведь самое сложное - самому себе не соврать, правильно ты что-то делаешь или неправильно. Эта внутренняя честность потом передается и на зрителя. Это как раз то, с чего мы начинали разговор. Как ты выходишь на сцену, и какую часть себя ты можешь отдать зрителю. Это честность.

-А Вы не думали, чтобы когда-нибудь начать преподавать?

Я не думал, потому что для этого, помимо влечения, нужно время. Времени нет. Я не знаю таких артистов, которые совмещали бы в полном объёме своё творчество и преподавали бы. Либо - либо.

-Часто бываете в хоровушке? Общаетесь с ребятами, советуете им что-то?

Да, и я тут недавно заметил, что меня стали называть «Василий Владимирович». Начинаешь обращать на это внимание, слух режет.

-Думаю, это не из-за возраста. Это просто уважительное отношение.

Беседовала Ирина Шымчак

Фотографии из личного архива Василия Ладюка

Певец василий ладюк. Василий Ладюк. "Моя мечта - вовремя уйти со сцены"

«Можно всю жизнь заниматься вокалом, но не стать музыкантом»