Василий Гроссман: краткая биография и творчество писателя. Василий Гроссман. Жизнь и судьба Василий гроссман биография

Однажды молодой химик решил оставить свою земную профессию и посвятить жизнь литературе. И стал писать. Начинал с Гражданской войны, дошел до Но роман о великой победе на Волге читали лишь в застенках Лубянки. Василий Гроссман - писатель, журналист, военный корреспондент. Книга всей его жизни была опубликована лишь спустя пятнадцать лет после его смерти.

Война в жизни Гроссмана

С тех пор как началась война, только о ней писал Василий Гроссман. Биография его начинается с детства в небольшом городе Винницкой области, где мальчика из интеллигентной еврейской семьи для удобства называли не Иосифом, а Васей. Имя это закрепилось за ним и стало частью литературного псевдонима.

С юных лет он любил писать. Работая на Донбассе, сочинял заметки для местной газеты. Первые пробы пера были посвящены жителям шахтерского поселка. Будущему автору романа-эпопеи «Жизнь и судьба» было двадцать три года, когда он окончательно решил связать свою жизнь с писательской деятельностью. А через три года началась Великая Отечественная война, и Василий Гроссман стал свидетелем самых страшных событий в истории человечества. До последних дней своей жизни он жил этими событиями и отразил их в своих книгах.

Посвящение матери

Огонь, бездорожье, пыль окопов и кровь раненых - об этом Гроссман знал не понаслышке. он прошел войну с начала до конца. Он писал очерки, военно-полевые рассказы и не чуждался передовой. А где-то далеко, в еврейском гетто, погибла его мать. Подобно созданному им персонажу, Василий Гроссман писал своей матери письма тогда, когда ее уже не было в живых.

В романе переплетаются судьбы разных людей. Каждая из них по-своему трагична. Одни погибают от рук карателей СС, другие - на поле боя. Но есть и третьи. Их смерть наступает с гибелью близких. Жена Штрума после смерти сына ходит, дышит и говорит, но он понимает, что ее уже рядом нет. И ничего не может сделать, поскольку у него своя боль. Боль от потери матери становится не главным мотивом в произведении, но именно ей Василий Гроссман посвятил книгу.

Дом «шесть дробь один»

Дом на Пензенской улице стал центром повествования в романе «Жизнь и судьба». Символ героизма русского солдата вошел в историю как здание, при захвате которого погибло немецких солдат больше, чем при занятии Парижа. Легендарный дом Павлова Гроссман отражает в своей книге. Но внимание автор уделяет не только героизму и отваге своих персонажей, но и счастью, простому, человеческому. Счастью, которое может возникнуть даже в сталинградских руинах, в последние минуты жизни.

Жизнь и судьба после войны

Именно военной теме в послевоенные годы посвящал свое творчество Василий Гроссман. Отзывы об этих произведениях со стороны советских критиков были негативными. Комитетчики узрели в книгах антисоветский подтекст. Когда автор романа «Жизнь и судьба» умер, ему не было еще и шестидесяти. Возможно, он прожил бы дольше, если бы удалось опубликовать роман, в который он вложил всю свою душу.

В своем главном произведении Гроссман не обошел и лагерную тему, где заключенными были политические «преступники». Несправедливые аресты и жестокие допросы сотрудники госбезопасности учиняли даже тогда, когда враг был на подступах к Москве. И главное - в книге присутствует незримая параллель между Сталиным и Гитлером.

Позже такую откровенную критику в художественной форме Гроссману не простили. Рукопись конфисковали. И только в 1980 году, каким-то невиданным способом, она попала за границу, где и была издана.

«Треблинский ад»

Девятнадцать лет после окончания войны прожил Василий Гроссман. Все произведения этого периода были отголосками прожитого и увиденного в сороковые годы. В повести «Треблинский ад», автор пытается найти ответ на вопросы о том, для чего Гиммлер приказал в 1943 году так поспешно уничтожить более восьмисот заключенных «лагеря смерти». Такая необъяснимая жестокость не поддавалась никакой логике. Даже логике рейхсфюрера СС. Автор повести вынес предположение, что эти действия стали реакцией над победой Красной Армии в Сталинграде. Видимо, в верхах стали задумываться о неминуемых последствиях и грядущем наказании. Необходимо было уничтожить следы преступлений.

Василий Гроссман скончался в Москве в 1965 году. На родине главное произведение его жизни издали в 1988 году. Поздно. Но значительно раньше, чем предвещал это событие М. Суслов. Советский идеолог, услышав о сюжете, заявил: «Такая книга может быть напечатана лет через двести, не ранее».

Василий Семенович Гроссман - прозаик (12.12. 1905 Бердичев — 14.9.1964 Москва). Отец был химиком. В 1929 году Василий Семенович окончил физико-математический факультет Московского университета. Затем до 1932 года он работал по специальности в Донбассе, после чего переехал в Москву. Здесь и началась в 1934 году его литературная деятельность.

В сталинское время Василий Гроссман был то в большом почете, то в опале: с 1954 и до самой смерти был членом правления Союза писателей СССР; но втайне писал произведения такой беспощадной разоблачительной силы, что первые публикации оказались возможными лишь на Западе. Лишь при перестройке в конце 80-х гг. Василий Семенович получил заслуженное признание и на родине.

Литературная деятельность этого автора началась в 1934 г. с рассказов и повести "Глюкауф " (рассказывающей о жизни шахтеров Донбасса после большевистского переворота). В своем первом романе под названием "Степан Кольчугин " (части 1-3, 1937-40) автор показал молодого рабочего, который проходит путь внутреннего развития (перед революцией) и становится на сторону большевиков. В 1941-45 гг. Василий Гроссман был фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда».

Первое изображение событий войны в художественной литературе — «одно из лучших в то время» (Slonim) — повесть "Народ бессмертен " (1942) нашла широкое признание. Пьеса Гроссмана "Если верить пифагорейцам ", созданная перед войной и опубликованная в 1946 году (т.е. до ужесточения политики в области литературы), была осуждена как «вредная» (Ермилов) за содержащуюся в ней и чуждую историческому материализму мысль о неизбежности повторения одних и тех же конфликтов в разные исторические эпохи. Свой эпический многофигурный роман "За правое дело " (1952 год), созданный в традициях Л. Толстого и повествующий о Сталинградской битве и о второй мировой войне, писатель, после разгромной критики в партийной печати (например, М. Бубеннов, «Правда», 1953, 13.2.) вынужден был переработать. Уже на Втором съезде Союза писателей СССР в 1954 году А. Фадеев признал, что его оценка романа как «идеологически вредного» была несправедливой.

В послесталинское время кроме нового варианта этого романа с авторской правкой (1954, 1956) Василий Семенович Гроссман сумел опубликовать в СССР только рассказы. Вторая часть романа под заглавием "Жизнь и судьба" (1980), над которой автор работал с 1950 по 1960, была после того, как В. Кожевников передал ее КГБ, в 1961 конфискована из-за ее «идеологической недопустимости», но сохранилась и примерно в 1975 попала на Запад. В ней Василий Гроссман эпически широко изображает советское общество при тоталитарном режиме Сталина. Он сопоставляет русских и немцев, исторических и вымышленных лиц, доносчиков и жертв советских и немецких концлагерей. Автор обличает порабощение науки и литературы, вообще всякого самостоятельного мышления в СССР. Работая над этим романом, Василий Семенович с 1955 года параллельно писал повесть "Все течет ", в которой соединены элементы художественной прозы и эссеистики. В этом глубоко выстраданном обвинительном документе против коммунистической системы описана обстановка слежки и доносов, физическое уничтожение целых групп населения (например, раскулачивание), атмосфера полного бесправия личности перед государственной властью, при этом не замалчивается и вопрос об ответственности Ленина за несчастья России. Эта повесть была в 1961 конфискована; вариант, завершенный в 1963, попал в самиздат, в 1970 был опубликован во Франкфурте-на-Майне, а в 1989 в Москве.

Васи́лий Семёнович Гро́ссман (Ио́сиф Соломо́нович Гроссман ; 12 декабря 1905, Бердичев - 14 сентября 1964, Москва) - писатель.

Биографические данные

В 1929 году Гроссман подписал с еженедельным журналом «Огонёк» договор на публикацию очерка «Бердичев не в шутку, а всерьёз» - об участии евреев в гражданской войне на стороне красных. Впоследствии из этого материала получился рассказ «В городе Бердичеве».

В декабре 1929 г. после окончания университета Гроссман уехал в Донбасс. Работал в Макеевке лаборантом в НИИ по безопасности горных работ, затем - заведующим газоаналитической лаборатории шахты, позже - химиком-ассистентом в Донецком областном институте патологии и гигиены труда, ассистентом в Сталинском медицинском институте.

В январе 1930 года в Киеве родилась дочь Гроссмана Екатерина. Её сразу же отправили в Бердичев к бабушке. Жена Гроссмана осталась в Киеве.

В 1932 году у Гроссмана диагностировали туберкулёз, и он по совету врачей переехал в Москву. Развёлся с женой. Диагноз оказался ошибочным.

Работал инженером на карандашной фабрике, позже заведующим лабораторией и помощником главного инженера. Жил вместе с сестрой Надей. В 1933 году её арестовали и посадили в воркутинский концлагерь, где Гроссман навестил её в 1934 году.

В 1935 году женился на Ольге Губер. В 1937 году стал членом Союза писателей СССР.

В 1938 году его жену арестовали как бывшую жену «врага народа» (писателя Бориса Губера, расстрелянного в 1937 году). Гроссману удалось добиться её освобождения. Он усыновил двух детей Бориса Губера.

Книги, написанные на войне

Во время войны написаны повесть «Народ бессмертен» (1942) и начат роман «За правое дело». Напечатанная в «Красной звезде» повесть «Народ бессмертен» (1942) - первое в советской литературе серьезное художественное произведение о начале войны. Записные книжки той поры легли в основу книги очерков «Сталинград».

В творчестве Гроссмана антифашистская тема (очерк «Направление главного удара») тесно сплетается с мотивами борьбы евреев против нацизма, трагедии еврейского народа (новелла «Старый учитель», 1943; очерк «Треблинский ад», 1945, и др.). Очерк «Треблинский ад», изданный в виде брошюры, распространялся на Нюрнбергском процессе .

Книги о Холокосте и антисемитская травля

С конца 1943 г. и до конца 1945 г. вместе с И. Эренбургом Гроссман работал над «Черной книгой» - сборником материалов, показаний очевидцев и документов об уничтожении нацистами евреев на территории Советского Союза и Польши. Книга со вступительной статьей Гроссмана была набрана, но уничтожена в 1948 г. при ликвидации Еврейского антифашистского комитета . Сохранившаяся рукопись книги издана в Иерусалиме (1980).

Катастрофе европейского еврейства был посвящен также переведенный на идиш очерк Гроссмана «Украина без евреев» (газета «Эйникайт», 1943, 25.11 и 2.12), публикация которого, возможно, была прекращена из-за косвенных обвинений в адрес местного украинского населения, причастного к убийствам евреев. На языке оригинала очерк опубликован только в конце 1980-х годов (в "эпоху гласности").

После окончания войны Гроссман был подвергнут резкой критике за якобы ложное понимание истории как повторения жизненных коллизий в пьесе «Если верить пифагорейцам» (1946).

Критика Гроссмана переросла в травлю после того, как он в 1952 г. начал печатать роман-эпопею «За правое дело» (отдельное издание - части 1–3, 1954) главное произведение Гроссмана, в котором автор стремится осмыслить причины и ход Второй мировой войны .

Книги о коммунистической власти

Понимание войны как продолжения жизни в экстремальных обстоятельствах составляет основу гроссмановской военной темы. К одним из сильнейших страниц дилогии относятся описания жизни и гибели евреев в гетто . Трагедийное решение этой темы придает возвышенность ее звучанию, роман становится страстным предупреждением против всякого рода дискриминаций. Роман и его автор подверглись жестоким нападкам советской критики.

Второй роман дилогии был арестован. В 1961 году Гроссмана забрали в КГБ на допрос, в его квартире провели обыск и отняли всё, что могло иметь отношение к писанию книг, вплоть до лент для пишущей машинки. Вскоре его выпустили, но все копии романа конфисковали.

Его произведения сразу перестали печатать, жить стало не на что. Удалось получить заказ на перевод книги армянского писателя, и он поехал в Армению (впоследствии на материале этой поездки была написана книга "Добро вам!").

После обращения писателя к Хрущеву в 1962 году его принял Суслов, сообщил, что роман может быть опубликован «лет через двести-триста», и пообещал издать пятитомное собрание сочинений Гроссмана.

Но «Жизнь и судьба» была опубликована в СССР в 1988 году. Журнал «Октябрь» сначала не включил в публикацию «Жизни и судьбы» главу об антисемитизме и напечатал ее лишь через полгода, после возмущенного письма читателя, который приложил свой экземпляр главы.

Не бедные евреи.

Можно сказать, что Василий Семенович Гроссман происходил из аристократической еврейской семьи. Это не шолом-алейхемская беднота, эти евреи учились и живали в Европе, отдыхали в Венеции, Ницце и Швейцарии, жили в особняках, носили бриллианты, говорили по-французски и по-английски, а не только на идиш.

Родители Гроссмана познакомились в Италии. Его бедовый отец, Соломон Иосифович (Семен Осипович), увел мать (Екатерину Савельевну Витис) от мужа. Старший Гроссман учился в Бернском университете, стал инженером-химиком, а происходил он из богатого бессарабского купеческого рода. Екатерина Савельевна была отпрыском такого же богатого одесского семейства, училась во Франции, преподавала французский язык. Словом, жили они как «белые люди», да простят мне афроамериканцы этот советский фольклор. Жили они в Бердичеве, исповедовали гуманизм и атеизм пополам со скептицизмом, и 12 декабря 1905 года у них родился сын Иосиф. Иося быстро превратился в Васю, так няне было проще. И рос он в родителей — космополитом. Двенадцать лет счастливой жизни: елки, игрушки, сласти, кружевные воротнички, гувернантка, бархатные костюмчики. Полицмейстер приходил поздравлять с Пасхой и Рождеством, получал «синенькую» (пять рублей) и бутылку коньяка и благодарил барина и барыню. Мальчик никогда не слышал слово «жид». Погромов в Бердичеве вовсе не было, слишком велико было еврейское население (полгорода), погромщиков самих бы разгромили к черту.
А потом «сон золотой» кончился: сначала родители разошлись, но это еще не беда. Вася с матерью жили у богатого дяди, доктора Шеренциса, построившего в Бердичеве мельницу и водокачку. Но пришел 1917-й, богатые стали бедными, а бедные не разбогатели. Гимназия превратилась в школу, которую Вася закончил в 1922 году. И по семейной традиции поехал учиться на химика в Москву, в МГУ на химический факультет. В 1929 году он его закончил и вернулся в Донбасс, где проходил практику. Работал на шахте инженером-химиком, преподавал химию в донецких вузах. Был писаный красавец: высокий, голубоглазый, чернокудрый, с усами, да еще и европеец: мама возила его во Францию, два года он учился в швейцарском лицее. И, конечно, с такими данными он подцепил в Киеве красивую Аню, Анну Петровну Мацук, свою первую жену, которая родила ему дочь Катю (названную в честь матери). Но в шахте Василий Семенович подхватил туберкулез. Надо было уезжать. И в 1933-м он едет в Москву (туда стремились из провинции не только сестры, но и братья), а с женой они в том же году разводятся. Свободен и невидим!

Первый звонок

В это время Гроссман еще наивный марксист-меньшевик в бухаринском стиле. Верит в Ленина и социализм. Во-первых, молодой и зеленый, а во-вторых, наследственность: Семен Осипович, папа, согрешил с марксизмом — на свои деньги организовывал по стране марксистские кружки (на свою, естественно, голову). Его кочевая жизнь (еще ведь и по шахтам ездил, новаторские методы внедрял) и развела его с женой. Но любил он ее до самой смерти, и переписывались они, как нежные любовники. Так что Василий сначала шел налево вместе с веком (уже потом пошел направо, против течения).

В 1934 году он покорил Горького (да зачтется и это старому экстремисту) производственной повестью «Глюкауф» из жизни инженеров и шахтеров и рассказом «В городе Бердичеве» о Гражданской войне. Это еще, конечно, пустая порода, но крупицы золота там поблескивают. Горький, опытный старатель, велел ему промывать золотишко.

Три года подряд, с 1935-го по 1937-й, он издает рассказы: о бедных евреях, о беременных комиссаршах (почти весь будущий фильм «Комиссар»). Да еще в 1937-1940 годах выходит эпос историко-революционный — «Степан Кольчугин», о революционных (даже слишком) демократах 1905-1917 годов, когда еще можно было веровать в добродетель и «светлое царство социализма», как писал самый старший Гайдар. Ну что ж, это был успех: три сборника, эпос, поездки к Горькому на дачу, а в 1937 году его приняли в Союз писателей. Булгаков Гроссману завидовал, говорил: неужели можно напечатать что-то порядочное? И даже сталинская борона (хотя Сталин его и не любил и регулярно из премиальных списков вычеркивал) Гроссмана не зацепила. Ведь ему помогало литобъединение «Перевал»: Иван Катаев, Борис Губер, Николай Зарудин. В 1937 году «перевальцев» уничтожили почти всех, даже фотокарточек не осталось. А его пронесло.

А ведь незадолго до этого наш красавец и баловень судьбы (как тогда казалось многим) влюбился в жену своего друга Бориса Губера и увел ее из семьи, от мужа и двух мальчиков, Феди и Миши. А тут аресты, Апокалипсис, Ольгу берут вслед за Борисом как ЧСИР. И здесь Василий Семенович идет на грозу. Забирает к себе Федю и Мишу, едет в НКВД, начинает доказывать, что Ольга уже год как его жена, а вовсе не Бориса. Он отбивал ее год, и случилось чудо: Ольгу ему отдали — тощую, грязную и голодную. Он ее отмыл, откормил и женился на ней. Ольга стала его второй женой. Ольга Михайловна Губер. Федя и Миша стали его детьми. Он сходил за женой в ад, как Орфей, и вернулся живым. Отчаянная смелость и благородство Серебряного века.

А снаряды ложились все ближе: в 1934 году арестовали и выслали его кузину Надю Алмаз, в квартире которой он жил. В 1937 году расстреляли не только «перевальцев»: был расстрелян дядя, доктор Шеренцис. Гроссман не унижался, не подписывал подлые письма, не лизал сталинские сапоги. Его явно хранило Провидение. Он не должен был погибнуть раньше, чем выполнит свою миссию. У него не было дублера, его симфонию не мог бы сыграть даже солженицынский оркестр.

Гроссман-антифашист

На остатках советского энтузиазма и на врожденном благородстве (не бросать в беде) нестроевой, глубоко штатский, забракованный всеми комиссиями Гроссман пробивается в военные корреспонденты газеты «Красная звезда». И оказывается блестящим военным журналистом. Его репортажи бойцы учили наизусть, их вывешивали в Ставке: когда ожидались наступление или какая-нибудь замысловатая операция, Ставка заказывала в «Красной звезде» Гроссмана. Он писал не по «материалам», он лез в самое пекло, его репортажи пахли порохом, кровью и смертью. Он был словно заговорен: под ноги ему бросили гранату, и она не разорвалась; он один спасся из утопленного снарядами в Волге транспорта; за всю войну он ни разу не был ранен. Его статьи заставляли союзников плакать хорошими слезами и испытывать теплые чувства к Красной Армии. Он был личным врагом фашизма, его кровником, он объявил Третьему рейху вендетту. На то была особая причина: 15 сентября 1941 года в Бердичеве в гетто вместе с другими евреями была расстреляна Екатерина Савельевна Витис, его кроткая, образованная, тяжело больная костным туберкулезом мать. Так она и пошла к могильному братскому рву на костылях. Атеист и вольнодумец Гроссман вспомнил о том, что он еврей. Об этом ему напомнили уготованные его народу газовые камеры и печи крематориев. Это был его личный счет. Он становится самым пламенным членом ЕАК — Еврейского антифашистского комитета. Он привлекает массу западных денег и западных сердец. Потом, в 1948 году, это спасет его от ареста и расстрела, когда комитет начнут разгонять, когда убьют Михоэлса.

За участие в Сталинградской битве он получил орден Красной Звезды. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка «Направление главного удара». Мемориал не учебник, оттуда слова не выкинешь и надпись не сотрешь. Василий Гроссман стал неприкосновенным и мог просить у Сталина все, что угодно. Но не просил ничего: он ненавидел его. Гроссман даже не обращал внимания на то, что его репортажи часто печатает иностранная пресса и не смеет публиковать советская. Он должен был сокрушить фашизм. Он первым заговорил о холокосте в книге «Треблинский ад». В 1946 году они с Эренбургом составили «Черную книгу» о горькой участи евреев. Но в антисемитском СССР она долго не выходила, ее опубликовали только в Израиле в 1980 году.

Но вот окончилась война, обет исполнен, фашизм осужден, разбит, вне закона, очерки вошли в книгу «В годы войны», можно почить на лаврах. Но Василий Семенович дает следующий обет: сокрушить сталинизм. Пока крушил, разобрался в ленинизме и стал крушить советский строй как таковой. В 1946 году он начинает писать первую часть дилогии «За правое дело». Вполголоса, выжимая из себя правоверность. Но это — бомба без часового механизма. «Семнадцать мгновений весны» без Штирлица. Живой Гитлер, живой Муссолини, живые Кейтель и Йодль. Сталина практически нет, этот злодей всегда казался Гроссману серым, как деревенский валенок. Но это же не семидесятые, а пятидесятые годы, какой там Штирлиц, Сталин еще жив. И начинается ад: вопли критиков, Твардовский резко отказывается печатать роман, роман крошат в капусту, переделывают, трижды меняют название. Но Гроссман не боится ничего: он входил в Майданек, Треблинку и Собибор вместе с войсками, он видел Шоа — холокост.

Твардовский потом к роману потеплел, а сначала спрашивал у Гроссмана, советский ли он человек. Гроссман пытался признать ошибки, писал Сталину, но унижаться он не умел, получилась угроза: напишу вторую часть, тогда вы увидите, где раки зимуют. Словом, он ждал ареста в том самом марте, когда случилось то, что он так победно провозгласил в самиздатовской, посмертной, «пилотной» ко второй части дилогии «Жизнь и судьба» повести «Все течет»: «И вдруг пятого марта умер Сталин. Эта смерть вторглась в гигантскую систему механизированного энтузиазма, назначенных по указанию райкома народного гнева и народной любви. Сталин умер беспланово, без указаний директивных органов. Сталин умер без личного указания самого товарища Сталина. Ликование охватило многомиллионное население лагерей. Колонны заключенных в глубоком мраке шли на работу. Рев океана заглушал лай служебных собак. И вдруг словно свет полярного сияния замерцал по рядам: Сталин умер! Десятки тысяч законвоированных шепотом передавали друг другу: „Подох... подох...“, и этот шепот тысяч и тысяч загудел, как ветер. Черная ночь стояла над полярной землей. Но лед на Ледовитом океане был взломан, и океан ревел». Роман вышел, а Гроссман засел за вторую часть.

Индейка и копейка

Вторая часть называлась «Жизнь и судьба». Из нашей плачевной истории ХХ века нам известно, что судьба — индейка, а жизнь — копейка. Судьба — нечто недоступное, чуждое, праздничное, американское блюдо ко Дню благодарения. Советский работяга не мог не только попробовать индейку, он не мог и увидеть ее — разве что на картинке в дореволюционной книжице «Птичий двор бабушки Татьяны». Индейка падала сверху и била клювом в затылок советских гадких утят. Им не давали времени стать лебедями. А Гроссман успел. Он содрал с себя советский пух, эту мерзкую шкуру, даже семь шкур. Он пел лебединую песню, перекидывался в орла, он ястребом и соколом долбил своих жалких современников. Хищный лебедь-оборотень, птица Феникс, добровольно сгорающая на собственном костре.

А что жизнь — копейка и для Третьего рейха, и для IV Интернационала, знали все, кто ходил под свастикой или под серпом и молотом с красной звездой. Закончив свой потрясающий труд, Гроссман в 1961 году стал штурмовать замерзающие перед ним от ужаса оттепельные редакции. Твардовский прямо спросил: «Ты хочешь, чтобы я положил партбилет?» «Да, хочу», — честно ответил писатель. А ведь он мог жить припеваючи, получать ветеранский паек. Ему дали квартиру в писательском доме у метро «Аэропорт», чтобы удобнее было следить за его контактами. Из горячих рук НКВД и МГБ он перешел по эстафете в теплые руки КГБ — его недреманное око не выпускало писателя из виду. А у него был один из первых в Москве телевизоров, коллеги ходили посмотреть. И он увел от очередного мужа очередную жену. У Ольги кончились силы, она хотела отдохнуть и пожить для себя, а не носить передачи мужу-декабристу. Она заклинала его сжечь рукопись и даже пыталась отнести ее в КГБ (чистый Оруэлл: «Спасибо, что меня взяли, когда меня еще можно было спасти»). Они с сыном ели Василия Семеновича поедом, и если он не развелся, то из чистого благородства: хотел, чтобы его вдова получала литфондовскую пенсию. Он увел жену у Заболоцкого, Екатерину Васильевну Короткову. Вот она была как раз декабристкой. Они не расписывались, но она скрасила его последние годы, и ей он оставил на хранение рукопись повести «Все течет».

Дальше начинается чистый триллер. Трусливый Кожевников отдал роман в КГБ. КГБ захлопал крыльями и закудахтал: такое яичко ему Гроссман помог снести! Ордена, погоны, премии. Гроссмана не арестовали, арестовали роман.

Но коварный Гроссман всех перехитрил. Он заранее припрятал у друзей несколько экземпляров. Сделал вид, что отдал все, что было, даже забрал у машинисток пару штук. А КГБ устраивал обыски, перекапывал огороды. И это был 1961 оттепельный год! Они поверили, что захватили все.

Гроссман написал Хрущеву наглое письмо, требовал рукопись назад. Ходил к Суслову, наводил тень на плетень. Суслов сказал, что роман опубликуют через 250 лет. Но куда было этим сусликам, шакалам и хорькам до матерого серого волка, вышедшего за флажки! Русские писатели научились писать «в стол», а режиссеры — ставить фильмы «на полку». А. Платонов считал Гроссмана ангелом. Но наши ангелы не без рогов, они бодаются. Даже с дубом, как теленок Солженицына.

Судьба «Жизни и судьбы» и повести «Все течет» привела писателя к раку почки. Почку вырезали, метастазы пошли в легкие. Он умирал долго и мучительно, Оля и Катя ходили к нему по очереди, через день. В бреду ему чудились допросы, и он спрашивал, не предал ли кого. 15 сентября 1964 года он ушел, научившись писать слово «Бог» с заглавной буквы.

А триллер продолжился. Андрей Дмитриевич Сахаров в собственной ванной переснял «Жизнь и судьбу» и «Все течет» на фотопленку. Владимир Войнович бог знает в каком месте переправил ее на Запад. В 1974 году переправил, и в 1980-м ее напечатали в Лозанне, а в 1983-м — в Париже. В Россию Гроссман вернулся в 1988 году. Вернулся судией. Книги из нашего скорбного придела — это и был российский Нюрнберг.

Без политических деклараций Гроссман доказал, что фашизм и коммунизм тождественны. Концлагеря шли на концлагеря, застенок воевал против застенка. Гестаповец Лисс называл старого большевика Мостовского своим учителем, советское подполье в немецком концлагере жило по сучьим законам СССР: харизматического лидера пленных майора Ершова суки-подпольщики отправили в Бухенвальд, на верную смерть, потому что он был беспартийный, из раскулаченных. Комиссар Крымов только на Лубянке вспомнил, что помог в 1938-м посадить друга, немецкого коммуниста. С помощью Гроссмана мы совершаем экскурсию в газовую камеру и умираем вместе с хирургом Софьей Осиповной и маленьким Давидом. А потом умираем с тысячами детей, медленно умираем от голода в голодомор на Украине. Это было куда дольше. Гроссман готов простить тех, кто предавал в застенке, но не собирается списывать грехи с тех, кто вместо зернистой икры «боялся получить кетовую». «Подлый, икорный страх». Его вердикт: дети подземелья, весь XX век, и немцы, и русские. Морлоки, уже не люди. Он понял, что свобода не только в Слове, но и в деле: шить сапоги, печь булки, растить свой урожай. Это теперь называется «рыночная экономика». Он понял, что «буржуи», «кулаки», лавочники, середняки были правы. Это тогда только Солженицын понимал. Заговор. Заговор русской литературы против русской чумы.

Нобелевскую премию не дают посмертно, иначе русские писатели и поэты разорили бы Нобелевский комитет.

Http://www.libok.net/writer/7632/kniga/25551/grossman_vasiliy_semenovich/jizn_i_sudba/read

Годы жизни: с 29.11.1905 по 14.09.1964

Русский советский писатель и журналист, военный корреспондент

Василий Семёнович Гроссман (настоящее имя - Иосиф Соломонович) родился 29 ноября (12 декабря) 1905 года в Бердичеве (ныне Житомирская область, Украина) в интеллигентной еврейской семье. Его отец - Соломон Иосифович (Семён Осипович) Гроссман, инженер-химик по специальности - был выпускником Бернского университета и происходил из бессарабского купеческого рода. Мать - Екатерина (Малка) Савельевна Витис, преподаватель французского языка - получила образование во Франции и происходила из состоятельного одесского семейства. Родители Василия Гроссмана развелись, когда он был ребенком, и он воспитывался матерью. Ещё в детстве уменьшительная форма его имени Йося превратилась в Вася, и впоследствии стала его литературным псевдонимом.

В 1922 году Василий окончил школу, после которой поступил в Киевский высший института народного образования, затем перевёлся на химическое отделение физико-математического факультета 1-го Московского государственного университета, которое окончил в 1929 году. В 1920-е годы семья его материально жила очень нелегко, в школе и университете ему пришлось постоянно подрабатывать себе на жизнь. Он был пильщиком дров, воспитателем в трудовой коммуне беспризорных ребят, в летние месяцы отправлялся с различными экспедициям в Среднюю Азию. В январе 1928 года он женился на Анне Петровне Мацук, но некоторое время супруги жили раздельно (он - в Москве, жена - в Киеве).Окончив университет, уехал в Донбасс. Работал в Макеевке старшим лаборантом в Научно-исследовательском институте по безопасности горных работ и заведующим газоаналитической лабораторией шахты Смолянка-11, затем - в Сталино (ныне Донецк) химиком-ассистентом в Донецком областном институте патологии и гигиены труда и ассистентом кафедры общей химии в Сталинском медицинском институте. В 1932 Гроссман заболел туберкулезом, врачи рекомендовали ему поменять климат, он переехал в Москву, работал на карандашной фабрике имени Сакко и Ванцетти старшим химиком, заведующим лабораторией и помощником главного инженера. Впечатлениями тех лет навеяно многое в таких его произведениях, как «Глюкауф» (1934), «Цейлонский графит» (1935), «Повесть о любви» (1937).

Писать Василий Гроссман начал в студенческие годы. Первая публикация - напечатанный в апреле 1934 в «Литературной газете» рассказ «В городе Бердичеве» . Рассказ Гроссмана заметили и высоко оценили такие строгие ценители литературы, как М. Горький, И. Э. Бабель, М. А. Булгаков.

Горький пригласил Гроссмана для беседы и посоветовал ему оставить работу инженера-химика и посвятить себя литературе. «Эта встреча с Алексеем Максимовичем, - вспоминал Гроссман, - в большой степени повлияла на дальнейший мой жизненный путь». Но в своем творчестве он ориентировался на толстовские традиции, а еще ближе ему был художественный и нравственный, гуманистический опыт Чехова. Он писал: «Чехов осуществлял самого себя в этих замечательных людях - милых, умных, неловких, изящных и добрых, сохранивших свою душевную неизменность, свою чистоту и благородство во тьме русской предреволюционной жизни. Он осуществлял в них свое духовное существо, делал его зримым, весомым и мощным...».

Кроме рассказов и повестей, Гроссман в предвоенные годы создает четыре части романа «Степан Кольчугин» (1937-1940), описывающего историю России начала 20 века. Приобретенный опыт работы над крупноформатной прозой очень помог при написании дилогии «За правое дело» и «Жизнь и судьба». Но закончить роман «Степан Кольчугин» Гроссман не удалось - началась Великая Отечественная война.

Во время войны Василий Гроссман - фронтовой корреспондент «Красной звезды». В написанной вскоре после победы статье он вспоминал: «Мне пришлось видеть развалины Сталинграда, разбитый зловещей силой немецкой артиллерии первенец пятилетки - Сталинградский тракторный завод. Я видел развалины и пепел Гомеля, Чернигова, Минска и Воронежа, взорванные копры донецких шахт, подорванные домны, разрушенный Крещатик, черный дым над Одессой, обращенную в прах Варшаву и развалины харьковских улиц. Я видел горящий Орел и разрушения Курска, видел взорванные памятники, музеи и заповедные здания, видел разоренную Ясную Поляну и испепеленную Вязьму». Его сталинградские очерки зачитывали до дыр (об этом свидетельствовал также знаменитый сталинградец В. П. Некрасов). Первую в русской литературе повесть о войне - «Народ бессмертен» написал Гроссман, она печаталась в «Красной звезде» в июле-августе 1942.

Популярность Гроссмана была высокой лишь в годы войны. Уже в 1946 официальная критика обрушилась на «вредную», «реакционную, упадническую, антихудожественную» пьесу Гроссмана «Если верить пифагорейцам». Это было началом травли писателя, продолжавшейся до самой его смерти.

Еще в 1943 по горячим следам событий Гроссман в редкие свободные часы начал писать роман о Сталинградской битве. В августе 1949 рукопись романа «За правое дело» была представлена в редакцию «Нового мира». Редактирование рукописи продолжалось почти три года, за это время сменилась редколлегия журнала, появлялись все новые и новые редакционно-цензорские требования. Существует девять вариантов рукописи, которые хранятся в архиве. Роман был опубликован в 1952. В феврале 1953 появилась одобренная Сталиным разгромная, с политическими обвинениями статья М. С. Бубеннова «О романе В. Гроссмана «За правое дело», тотчас же подхваченной другими органами печати. Отдельным изданием «За правое дело» вышло только после смерти Сталина, в 1954 в Воениздате (с новыми перестраховочными купюрами), в 1956 «Советский писатель» выпустил книгу, в которой автор восстановил некоторые пропуски.

Но несмотря ни на что Гроссман продолжал писать. В октябре 1960 года он закончил вторую книгу дилогии «Жизнь и судьба». Гроссман отдал рукопись в журнал «Знамя». На заседании редколлегии, в котором участвовали и руководители Союза писателей, роман отвергли «как вещь политически враждебную». Гроссмана предупредили, что он должен «изъять из обращения экземпляры рукописи своего романа и принять все меры к тому, чтобы рукопись не попала во вражеские руки». После такой выволочки Гроссман не исключал возможности самого худшего: ареста, лагеря и конфискации архива. На всякий случай два экземпляра рукописи он отдал на сохранение друзьям. 14 февраля 1961 к нему явились с ордером на обыск и забрали все остальные экземпляры рукописи, черновики, даже подготовительные материалы - все это затем бесследно исчезло. Гроссман обратился с письмом к Н. С. Хрущеву, требуя, чтобы ему вернули рукопись: «Эта книга мне так же дорога, как отцу дороги его честные дети. Отнять у меня книгу - это то же, что отнять у отца его детище... Нет смысла, нет правды в нынешнем положении, - в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал жизнь, находится в тюрьме, - ведь я ее написал, ведь я не отрекаюсь от нее». Через несколько месяцев его принял М. А. Суслов, он подтвердил, что и речи не может быть о возвращении рукописи автору и публикации романа.

Через несколько лет после смерти Гроссмана С. И. Липкин с помощью писателя В. Н. Войновича и академика А. Д. Сахарова переправил за рубеж фотопленку хранившейся у него рукописи. «Жизнь и судьба» вышла в 1980 в Лозанне (Швейцария). Лишь с наступлением перестройки в 1988 роман был опубликован на родине писателя.

«...В Сталинграде войны была заключена душа. Его душой была свобода», - это Гроссман почувствовал в Сталинграде еще тогда, когда там шли ожесточенные уличные бои. В романе «За правое дело» сталинградские наблюдения сложились в некий «закон» войны, таящий «разгадку победы и поражения, силы и бессилия армий». Одним из проявлений открывшегося писателю «закона» было «чудо», происшедшее в Сталинграде, где сражение шло в конечном счете за «присущую людям меру морали, убежденности в человеческом праве на трудовое и национальное равенство». В романе «Жизнь и судьба» писатель идет дальше в постижении Сталинградской эпопеи - она рассматривается с точки зрения универсальных, всеобъемлющих категорий человеческого бытия. В фашизме он видит зло, угрожающее роду человеческому: «Фашизм и человек не могут сосуществовать. Когда побеждает фашизм, перестает существовать человек, остаются лишь внутренне преображенные, человекообразные существа».

Параллельно с работой над сталинградской дилогией Гроссман писал рассказы, большая часть которых при его жизни не была опубликована.

Вскоре после расправы, учиненной властями над его романом, Гроссмана настигла неизлечимая болезнь. Но он продолжал работать. «У меня бодрое, рабочее настроение, и меня это очень удивляет - откуда оно берется? - писал он осенью 1963 жене. - Кажется, давно уж должны были опуститься руки, а они, глупые, все тянутся к работе». И Некрасов, вспоминая Гроссмана, выделял как главную черту его личности отношение к писательству: «...Покоряли прежде всего не только ум его и талант, не только умение работать и по собственному желанию вызвать «хотение», но и невероятно серьезное отношение к труду, к литературе. И добавлю - такое же серьезное отношение к своему - ну как бы это сказать, - к своему, назовем, поведению в литературе, к каждому сказанному им слову».

В последние годы Гроссман написал две необычайно сильные в его творчестве книги: армянские записки «Добро вам! (Из путевых заметок)» (1962-1963) и повесть «Все течет...» (1955-63). Оба эти произведения проникнуты духом неукротимого свободолюбия. В критике тоталитарного режима, тоталитарной идеологии, тоталитарных исторических мифов Гроссман идет очень далеко. Впервые в советской литературе проводится мысль о том, что основы бесчеловечного, репрессивного режима были заложены Лениным. Гроссман первым рассказал об унесшем миллионы людей голодоморе 1933 на Украине, показав, что голод, как и кровавый тайфун, названный потом тридцать седьмым годом, были целенаправленными мероприятиями людоедской сталинской политики.

Василий Гроссман умер от рака почки после неудачной операции 14 сентября 1964 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

Роман «Жизнь и судьба» оценивается многими как «„Война и мир“ двадцатого века», как из-за прямого влияния романа Толстого на Гроссмана, так и по своему значению. Его центральная идея в том, что проявления человечности, происходящие в тоталитарном обществе вопреки давлению такого общества, являются высшей ценностью.
По словам Григория Дашевского, и эта идея, и красота построения романа приближают Гроссмана к классическим авторам античности.
Немецкий историк русской литературы Клаус Штедтке (Klaus Städtke) видит в романе «Жизнь и судьба» большое политическое значение: «Жизнь и судьба» - многослойный роман, в котором на «толстовском» сюжете изложены авторские размышления о природе тоталитаризма, сходстве и различиях между сталинским СССР и гитлеровской Германией, и возможности выбора своего жизненного пути индивидом в условиях тоталитарной системы. Герои Гроссмана приходят к осознанию противоречий между своими убеждениями и советской реальностью, и этот конфликт становится их трагедией.
За анализ свойств тоталитарного общества, во многом перекликающийся с работами современных историков и философов, историк Франсуа Фюре считал Гроссмана «одним из самых глубоких свидетелей нынешнего века».
Осенью 2011 года отдел драмы национальной радиовещательной корпорации Би-би-си создал по роману «Жизнь и судьба», тринадцатисерийный радиоспектакль. Благодаря радиоспектаклю роман возглавил список бестселлеров в Великобритании.
Писатель и историк Энтони Бивор, переведший на английский язык военные дневники Гроссмана, назвал роман «Жизнь и судьба» лучшим русским романом XX века.

Награды писателя

Орден Красного Знамени
Орден Красной Звезды
Орден Трудового Красного Знамени
Медаль «За оборону Сталинграда»
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
Медаль «За взятие Берлина»
Медаль «За освобождение Варшавы»

Библиография

Глюкауф (1934, 1935)
Счастье (1935)
Четыре дня (1936)
Рассказы (1937)
Кухарка (1938)
Степан Кольчугин (тт. 1-3, 1937-1940, тт.1-4, 1947.)
Народ бессмертен (1942)
Сталинград (1943)
Оборона Сталинграда (1944)
Треблинский ад (1945)
Годы войны (1945 1946)
(1954, 1955, 1956, 1959, 1964)
Повести, рассказы, очерки (1958)
Старый учитель (1962)
(1967)
(Frankfurt/M. 1970)
(Lausanne, 1980)
На еврейские темы, В 2-х тт.(Tel Aviv, 1985)

Экранизации произведений, театральные постановки

Степан Кольчугин (1957 г) по одноименному роману (реж. Т. Родионова).
Комиссар (1967 г) - по рассказу «В городе Бердичеве» (реж. А. Я. Аскольдов), был запрещён и впервые показан в 1988 году.
Телесериал «Жизнь и судьба» (2011-2012 гг.) (реж. Сергей Урсуляк по сценарию Эдуарда Володарского)