Пьеса американская. Имена в ее заглавии русские – родители в американской глубинке, где и такси-то нет, детей своих назвали чеховскими именами.
Тот, кто неплохо знает произведения автора, чей бюст водружен на шкаф, опознает целый ряд слегка искаженных цитат и ситуаций.
Вот, например, сцена, где персонажи пьесы играют продолжение пьесы Кости Треплева, дописанное Ваней (дядей Ваней) – прямая, хоть и упрощенная цитата из бутусовской «Чайки», которая здесь же, в Сатириконе, идет.
Я вообще люблю, когда в театре играют про театр и получается этакий театр в квадрате. Здесь это было интересно (хотя у Бутусова, конечно, намного интересней).
Правда, Юрий Николаевич, выстраивая из героев «нулевой ряд», присоединяет их к сатириконовскому залу и объединяет зал в зале и зал на сцене в обожании театра и (отчасти) в недоумении по поводу его сложности… А вот в «Ване и Гвозде» публику в зале еще и носом ткнули: мол, кто от действия отвлекается на гаджеты, тот дурак.
Вы знаете, всю первую половину спектакля я не могла отделаться от впечатления, что смотрю фрагмент пьесы, поставленной любительским театром, существующим в этой самой американской глубинке. Тем более, про эти самые любительские спектакли нам сообщили в самом начале: родители-учителя были не просто теоретическими фанатами русского драматурга, но и играли на самодеятельной сцене.
В финале, когда все повернулись спиной к залу и там, у задника, обнаружилась рампа – в ее сторону и кланялись актеры (кстати, эти поклоны «назад» - опять искаженная цитата из «Чайки»), я поняла, что, в общем, права: нам показали не историю из жизни вань, сонь и др, а историю их жизни, показанную на театре. То есть – показ дядиваниной пьесы был не театром в квадрате, а театром в кубе: мы смотрели, как актеры играют спектакль, в рамках которого игрался другой спектакль.
Правда, в этом театре, где все актеры слегка переигрывают, бывают минуты РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ, действом не предусмотренные.
Это – когда ближе к финалу сорвется в крик огромного страстного монолога дядя Ваня (Денис Суханов).
И я заплакала. Потому что это был крик о жизни Вани… и моей жизни… и жизни тех, кому немало лет – и мы все помним, как языком лижут марки, прежде чем наклеить на письмо… и сказки тёти Вали Леонтьевой помним… и игры в московских дворах с зовом с балкона мамы… Мы это помним – и понимаем, что как бы наша жизнь ни была пройдена: разнообразно и со вкусом или скучно, провинциально… «пропала жизнь» - все равно волны океана навсегда сотрут ее следы на …
И не останется от нас ничего – о чем еще не подозревают те, кто молод и кому кажется, что личное существование – бесконечно…
Знаете, я сюда вставлю – мелким шрифтом – про этот самый вспомнившийся мне Остров Истины, описанный в пергаменте «Суер-Выер» Юрием Ковалем. Раз уж он мне вспомнился.
В общем, вот так и живем. Забывая, что в конце нашем не будет СЛОВА. И никто не вспомнит, как ты лизал почтовые марки языком. И мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было…
Если только самые близкие… Да старый дом с текущей крышей, у которого, конечно же, есть и душа, и память…
А спектакль…
Хороший спектакль. Будет еще лучше, когда наиграется и отшлифуется основное действие…
И хорошо, что из него никогда не уйдут немыслимые взлеты и бездны жизни, которые играет Денис Суханов.
Своей пьесой "Ваня и Соня и Маша и Гвоздь" (написана в 2012 году) американец Кристофер Дюранг, в какой-то степени объясняется в любви к великому русскому писателю Антону Павловичу Чехову. Сходу, став хитом на бродвейских подмостках, пьеса получила в 2013 году премию «Tony», ежегодно присуждаемую за достижения в области американского театра в категории «лучшая пьеса». Однако, русский зритель, к большому сожалению доселе не ознакомился с этим интересным драматургическим материалом. И вот, благодаря Константину Райкину, решившемуся открыть эту пьесу для русского зрителя, кажется, что в нашу страну она пришла всерьез и надолго. Переводом пьесы занимался мастер своего дела - человек, переведший для русского театра не один десяток, преимущественно комедийных пьес - Михаил Мишин. А, если ещё учесть, что режиссер Райкин в своей постановке собрал великолепную актерскую команду, отточенный до блеска ансамбль, то понимаешь, что зритель получит редкое удовольствие и наслаждение от посещения театра. И, в конце концов, несмотря на то, что это по сути единственная премьера театра «Сатирикон» в этом сезоне (театр существует в сложных условиях, продолжается глобальный ремонт в основном здании), ставка Райкина на эту пьесу оправдывается.
В пьесе большой заряд юмора. Драматург Дюранг своих героев (по сути, как и у Чехова персонажи пьесы Дюранга несчастные люди) любит. Он любит их такими, какие они есть - со своими достоинствами и недостатками (и заставит зрителей их тоже полюбить). Он дарит своим персонажам надежду, а спектакль Райкина дарит надежду на светлое будущее и всем зрителям, а это, поверьте, уже немаловажно.
Предлагаем Вашему вниманию фото Ильи Золкина из спектакля:
Заслуженный артист России Денис Суханов в роли Вани
Заслуженная артистка России Елена Бутенко-Райкина в роли Сони (справа)
Народная артистка России Лика Нифонтова в роли Маши
актер Илья Денискин в роли Гвоздя
актриса Софья Щербакова в роли Нины
актриса Елизавета Мартинес-Карденас в роли Кассандры
Героев американской пьесы зовут чеховскими именами не случайно - их родители были поклонниками Чехова, играли в любительском театре, родных детей назвали Ваней и Машей, приемную дочь Соней. Маша стала актрисой, уехала в Голливуд, личная жизнь у нее не сложилась (пять раз была замужем и снова в разводе), со сценой еще хуже (зато прославилась участием в многосерийном эротическом триллере, сыграв нимфоманку-убийцу). Пока Маша зарабатывала деньги на содержание дома, Соня и Ваня ухаживали за престарелыми отцом и матерью пятнадцать лет, когда любители Чехова окончательно стали беспомощными маразматиками. Родители умерли и Соня с Ваней оказались в доме одни. Как вдруг Маша, неожиданно нагрянувшая в гости с молодым любовником по кличке Гвоздь, заявляет, что намерена имение продать.
"Русское варение" Улицкой, "После занавеса" Брайана Фрила... - пьес, представляющих собой микс из хрестоматийных чеховских мотивов, не так уж мало, и они вовсю идут на сценах, в том числе московских. "Ваня, и Соня..." - вероятно, не худшее из подобных сочинений (если сравнивать с Улицкой - уж точно не худшее). В моменты, когда Чехов автором пародируется, прямолинейность режиссуры и жирные актерские краски оказываются уместными, дают нужный эффект. К сожалению, к пародийной игре с классиком замысел драматурга явно не сводится.
По сюжету замыслившая продажу родового гнезда с "вишневым садом" (из десяти не то одиннадцати деревьев, но все-таки "сад") Маша ревнует Гвоздя к приехавшей погостить у соседей Нине, еще одной жертве американской "чеховомании". Нину назвали, соответственно, в честь героини "Чайки", и как чайку, ее тянет к артистической среде, она сама мечтает о карьере, о славе. Гвоздь сразу берет ее в оборот, не стесняясь присутствия Маши - потом, правда, окажется, что у него еще и роман с Машиной ассистенткой, которой и принадлежала инициатива о продаже дома, но дело молодое - парня хватит и на Нину, и на Машу с помощницей пополам. Нина же увлекается Ваней, озабоченным проблемой изменения климата и между делом сочиняющим современную версию пьесы Треплева про героиню-молекулу. Соня страдает от одиночества, однако благодаря участию в костюмированной вечеринке, куда всех затащила Маша, похоже, встречает мужчину своей мечты, хотя до этого только и кричала "я дикая индейка!" да поджидала на пруду "голубую цаплю". Короче, вишневый сад не продается, у Вани все хорошо с пьесой и с Ниной, Соня выйдет замуж, Маша после пяти разводов успокоится и сосредоточится на творчестве, все будут работать, работать и отдохнут, отдохнут, что станется с Гвоздем ясно менее всего, но надо полагать, и юноша не пропадет.
Кроме всего прочего, в доме присутствует, а можно сказать что и хозяйничает, домработница Кассандра, изрекающая корявым гекзаметром импровизированные пророчества и небезуспешно пробавляющаяся вудуистскими ритуалами. В составе, который видел я, Кассандру играет Елизавета Мартинес Карденас - роль очень ей подходит, она яркая, энергичная, пестрые этнические наряды прекрасно на ней сидят, но по правде говоря, хотелось бы уже увидеть актрису в несколько ином, менее привычном амплуа. Очень ждал свежей работы Натальи Вдовиной, которую помню по "Великолепному рогоносцу" Фоменко, "Гедде Габлер" Чусовой, "Ричарду Третьему" Бутусова - премьер в "Сатириконе" у нее не случалось давно, здесь ей досталась роль Маши, вроде бы выигрышная, но образ Маши оказался лишен объема и внутреннего содержания даже на том скромном уровне, который способна предложить пьеса. Если на то пошло, то Ваня и Соня - Денис Суханов и в моем составе Елена Бутенко-Райкина - получились более осмысленными, хотя излишне "масляных" красок и на них не пожалели. Никита Смольянинов органичен в роли Гвоздя, пластика, эксцентрика, обаяние молодого мужчины - все при нем, и не возникает вопросов, почему этот туповатый нахал пользуется таким успехом (а Гвоздь еще и охотно раздевается в присутствии Вани, которого все по умолчанию считают гомосексуалом, хотя сам он в свои зрелые годы по инерции полагает иначе) - но линия Гвоздя хуже всего прописана в пьесе, она откровенно нелогичная. Нина же невнятная, и меньше всего в том можно упрекнуть любую из исполнительниц (Алена Разживина в очередь с Софьей Щербаковой).
Вообще исполнителей вроде упрекнуть не в чем, и режиссура Райкина соединяет ироничность с серьезность в "правильных", казалось бы, пропорциях. Но в какой-то момент вслед за драматургом юмор отказывает и постановщику - тогда истерический монолог "дяди Вани" о том, что прежде, дескать, люди лизали марки языками, заклеивали конверты и были счастливы вместе, а теперь даже дурацкие шоу смотрят по телевизору врозь, оказывается совершенно непереносимым, несовместимым с жизнью. Зато он, да и пьеса в целом, позволяет всякому желающему почувствовать себя знатоком Чехова, не перенапрягая ни интеллект, ни память: забывчивым подскажут, незнающим сообщат. Лично меня такой контрафактный "чехов" в антрепризной обертке мало радует, честнее было бы взять незамысловатую, но свободную от псевдоинтеллектуальных претензий комедию положений, и сыграть ее запросто, от души (как бывало прежде в "Сатириконе"); за глубиной же, за чеховской сложностью, многозначительностью вернее обращаться к Чехову напрямую - и никаких Гвоздей. Ну и добил меня пассаж Вани о том, что "отец мечтал посмотреть "Чайку" в России, но так и не решился поехать, боялся, что его сочтут сторонником Советов - во всех бедах Америки винили русских, возможно, русские во всем винили Америку, но не могут же в стране Чехова жить такие же идиоты, как мы" - не знаю, сколько здесь от Кристиана Дюрана, а сколько от переводчика Михаила Мишина, но потуги на "чеховский" подтекст и двойное дно оборачиваются так или иначе конфузом.
Благодаря хорошему человеку, попали в субботу на прогон нового спектакля театра "Сатирикон" "Ваня, и Соня, и Маша, и Гвоздь". Постановка Константина Райкина по пьесе американского драматурга Кристофера Дюранга.
Состав:
Ваня - Денис Суханов
Соня - Елена Бутенко-Райкина
Маша - Наталья Вдовина
Гвоздь - Никита Смольянинов
Кассандра - Елизавета Мартинес Карденас
Нина - Алена Разживина.
Спектакль о жизни, театре, роли театра в жизни. Есть брат и 2 сестры, у каждого из них русские имена, которые им родители американцы дали, будучи поклонниками Чехова (хотя вот тут есть неувязка - Соня то приемная, взяли ее в возрасте 8 лет, это звучит в спектакле, значит дать ей имя приемные родители врдя ли могли, или могли?). Повлияли ли эти имена на судьбу детей в дальнейшем? Мне кажется, нет. На судьбу повлияло увлечение родителями Чеховым. Ведь они были страстными поклонниками русского писателя, даже играли в любительских постановках по пьесам Чехова. Именно поэтому и Соня, и Ваня, и Маша очень похожи на чеховских героев.
В этом спектакле много юмора, но финал довольно сентиментален. Здесь множество отсылов к чеховским произведениям, особенно "звучит" "Чайка". Но тут есть и "дядя Ваня", и "Три сестры", и "Вишневый сад", да наверняка можно увидеть и другие сюжеты.
А еще этот спектакль о вечном - любви, уважении друг к другу, ностальгии, привязанности к своим корням. Что есть страстный монолог дяди Вани? Ничто иное, как живущая в каждом (с определенного возраста) ностальгия об ушедшем, утраченном, но не забытом. Что хорошего в лизании марок? Ничего, но именно это действие для героя означает то время, когда письма были "живыми", а не электронными, когда для написания и отправки каждого письма нужно было потратить время, силы, вложить душу. Это ерунда, что "раньше было лучше"! Просто для каждого "раньше" - это период детства, юности. Период, когда родители еще молоды (живы), когда будущее выглядит светлым и ярким, когда позади еще нет ничего особенного, а впереди весь мир.
В этом спектакле затронута еще одна болезненная тема - поведение зрителей на спектакле/концерте и т.д. Уж больно много сейчас людей, наплевательски относящихся к труду других, к мнениям окружающих, к чувствам тех, кто рядом. Это очень важная тема и мне безумно понравилось то, как ее обыграли в спектакле.
Как же мне понравился актерский состав! Это просто феерия. Кроме Дениса Суханова и Елизаветы Мартине Кардинас, всех остальных видела впервые. И они прекрасны. Денис - настоящий дядя Ваня, немного наивный, преданный корням, сестрам, бессребреник. Также, как и чеховский персонаж, он терзается напрасно прожитой жизнью. И этот психологический срыв в исполнении Дениса Суханова просто не может не затронуть зрителя. Это фактически тот же выстрел чеховского дяди Вани в одноименной пьесе. Просто браво!
Очень понавилась Соня в исполнении Елены Бутенко-Райкиной. Я реально видела перед собой несчастную старую деву, вечно ворчащую, вечно недовольную жизнью, но при этом очень любящую брата, да и младшую сестру. Она страстно мечтает что-то изменить в своей жизни. И в сцене с телефонным звонком поклоннника это показано просто блестяще!
Ну и не могу обойти вниманием Кассандру! Вот это уже совсем не чеховский персонаж, но колоритный! Многократное браво! Я не могу представить кого-то другого в этой роли. Настолько Елизавета в нее идеально вписалась. Все ее предсказания были не сыграны, а именно предсказаны! Это было феерично!
Думаю, спектакль будет иметь огромный успех. В нем есть все - мысль, классика, новизна, юмор и сентименты. И еще раз хочу выразить благодарность Ирине за то, что делится с нами такими возможностями приобщиться к искусству!
Премьера театр
Театр "Сатирикон" показал премьеру спектакля по пьесе известного современного американского драматурга Кристофера Дюранга "Ваня и Соня и Маша и Гвоздь" в постановке художественного руководителя театра Константина Райкина. Рассказывает Роман Должанский .
Герои чеховских пьес никому не дают покоя. Не только актерам и режиссерам, неустанно берущимся за тексты Чехова — это как раз легко объяснимо,— но и драматургам. Из римейков, сиквелов и всевозможных фантазий на темы хрестоматийных пьес можно составить внушительную антологию — и далеко не только русскоязычные авторы берутся додумывать судьбы персонажей Антона Павловича, переселять героев одних пьес в другие, комбинировать характеры так и эдак. А уж всякого рода ссылкам и реминисценциям, открытым и скрытым цитатам вообще нет числа: русский писатель так сильно "облучил" мировой театр, что из его силового поля не выбраться.
Американский драматург Кристофер Дюранг сочинил пьесу про современную же американскую семью, ситуация в которой словно должна подтвердить известное поверье, что имя определяет судьбу. Когда-то родители героев, увлеченные театром вообще и Чеховым в частности школьные учителя, дали детям имена героев его пьес: сына назвали Ваней, дочь — Машей, приемную дочь — Соней. Необычные для провинциальной Америки русские имена счастья их обладателям, увы, не принесли: теперь Ваня и Соня, постаревшие, одинокие и бездетные, живут в родительском доме, а про Машу, которая стала известной актрисой, можно сказать то же, что говорят про ее тезку из "Трех сестер" — "личного счастья нет у бедняжки".
Впрочем, драматург не настаивает на конкретных совпадениях: в его пьесе присутствует как бы "весь Чехов", перемешанный в произвольной пропорции. Так, Маша (Лика Нифонтова) больше похожа на Аркадину — самовлюбленная актриса, приезжающая домой с молодым любовником, правда, не писателем, а тоже актером, по прозвищу Гвоздь. А еще она немножко Раневская из "Вишневого сада". И даже профессор Серебряков — потому что хочет продать дом, где коротают свои жизни Ваня и Соня (Марина Иванова). В американском Ване (Денис Суханов) можно найти черты Андрея Прозорова, хотя здесь у него не три сестры, а две, но гораздо яснее проступают признаки Треплева — стареющий недотепа, оказывается, сочиняет пьесу и даже, как в "Чайке", устраивает экспериментальный домашний спектакль, благо и здесь по соседству находится благодарная исполнительница — мечтающая о сцене девушка по имени Нина.
Американский драматург, чтобы было ясно, все-таки сочинил комедию, и не в чеховском, то есть требующем пояснений и оговорок, а вполне в кассовом смысле. И вряд ли она, в свою очередь, стала бы коммерческим хитом и получила бы несколько лет назад важнейшую бродвейскую театральную премию "Тони", если бы ей не было сделано внятных сюжетных инъекций. Если бы к квазичеховским героям не прибавили домработницу Кассандру, которая не только предсказывает (тоже в соответствии со своим именем) неприятности, но и пытается колдовать, дабы отвести от семьи напасти. Если бы похотливый Гвоздь не был бы уличен Машей в любовной связи с ее помощницей и не был бы за это изгнан с позором из дома. Наконец, если бы в конце пьесы не забрезжил пресловутый хеппи-энд: мысли о продаже родового гнезда оставлены, у Маши произошла переоценка ценностей, а у потерявшей надежды Сони появился шанс на личную жизнь.
Трудно (да и к чему) рассуждать о том, как пьеса смотрится в американском контексте. Сравнивать ее с самим Чеховым и вовсе глупо — не в подражании ее задача и никаких существенных подтекстов в ней нет. Константин Райкин с полным на то правом увидел ее как лирическую комедию. Для полноты картины нужно сказать, что комические краски в спектакле время от времени сгущаются до откровенно фарсовых концентраций — но в огромном концертном зале "Планета КВН", где во время реконструкции своего основного здания вынужден играть "Сатирикон", это смотрится вполне естественным решением.
Константин Райкин привносит в сочинение Дюранга и нечто гораздо более важное. Как бы мы ни стремились разглядеть в пьесах Чехова сегодняшних людей и вписать его сюжеты в сегодняшние обстоятельства, судьба людей, о которых писал сам автор, нам известна — и она трагична. Кристофер Дюранг предлагает почти безболезненную, относительно умиротворенную реинкарнацию. Поверить в нее никто и не предлагает. Потому что персонажи спектакля Райкина не похожи ни на русских, ни на американцев. Они живут в совершенно особой системе, на отдельной театральной планете. Не случайно, что дом, придуманный для сценического семейства художником Борисом Валуевым,— то детский рисунок домика, то большой театральный павильон, и он легко, всего несколькими движениями, превращается в театр для домашнего представления. Что же, это иллюзия сродни чеховской, и она не менее жестока — театр еще никогда не спасал мир, но избавиться от веры в его магическую силу никак не удается.