Этот очерк посвящён рассказу об основных этапах жизни и творчества человека, о котором М.Е. Салтыков-Щедрин сказал: «…Литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельностью Некрасова, Белинского и Добролюбова».
ДЕТСКИЕ ГОДЫ Тургенева прошли в родовом поместье его матери - селе Спасское-Лутовиново, близ города Мценска Орловской губернии, «в аллеях старого деревенского сада, полного сельских ароматов, земляники, птиц, дремлющих лучей солнца и теней; а вокруг - двести десятин волнующейся ржи!». Картины среднерусской природы оставили глубокий след в душе будущего автора «Записок охотника», но жизнь в родительском доме была для него источником тяжких впечатлений и постоянно вызывала в памяти воспоминания об ужасающем барском произволе.
«Я родился и вырос, - вспоминал писатель, - в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощёчины и пр. Ненависть к крепостному праву уже тогда жила во мне» (выделено мной. - Ю.С.).
Многие картины помещичьего гнёта, виденные им в Спасском, писатель запечатлел в своих произведениях. Мать Тургенева, своенравная и жестокая помещица, не терпела малейшего неповиновения даже со стороны самых близких людей. Отношения между домочадцами сложились так, что отец старался держаться в стороне от семьи, а подросшие сыновья вынуждены были впоследствии разорвать с матерью близкие связи.
В 1833 году Тургенев поступил в Московский университет. Но вскоре обстоятельства жизни семьи переменились. В 1834 году старший брат Ивана Сергеевича, Николай, был определён в Петербургское артиллерийское училище, и летом того же года отец перевёз в столицу и младшего своего сына, успевшего окончить в Московском университете первый курс. 18 июля 1834 года Иван Сергеевич подал прошение о приёме его в «число своекоштных студентов Ст.-Петербургского университета по историко-филологическому факультету». Успешно выдержав экзамены на второй курс, он был принят в число студентов на 1-е отделение философского факультета (так тогда именовался историко-филологический факультет). С этого времени начался довольно продолжительный петербургский период жизни Тургенева.
Во время учёбы юноша, по его собственному признанию, был демократически настроенным студентом, мечтавшим о республике, об уничтожении крепостного права. Таким он остался до конца своих дней.
После смерти отца в 1834 году Тургенев оказался на попечении матери, которая не переставала хлопотать за сына, возобновив старые связи с «нужными людьми». Именно с этим обстоятельством связано появление в печати первого произведения Тургенева - рецензии на книгу А.Н. Муравьёва «Путешествие по святым местам русским». Но мать всё же хотела видеть сына на службе, полагая писательство не дворянским делом. Тургенева же не привлекала чиновная карьера, о которой хлопотала для него Варвара Петровна. Между матерью и сыном назревал конфликт. Он учился, имея перед собой иную цель: стать учёным, быть может, профессором. Будущая деятельность рисовалась ему как служение людям, обществу, как благородный труд во имя России, во имя её просвещения.
Уже в студенческие годы проявляется горячий интерес Тургенева к литературе. Его первыми опытами были романтические стихи и драматическая поэма «Стен`о» (1834). Сам автор видел в ней впоследствии «рабское подражание байроновскому Манфреду». Профессор Петербургского университета П.А. Плетнёв, симпатизировавший студенту, определил её как неудачное произведение, заметив, однако, что в юном поэте «что-то есть». Спустя некоторое время Плетнёв напечатал в перешедшем к нему после смерти Пушкина журнале «Современник» два стихотворения Тургенева.
В юношеских литературных исканиях и симпатиях будущего писателя заметны явная любовь к Пушкину и увлечение популярным тогда романтизмом. В своих воспоминаниях Тургенев пишет: «Пушкин был в ту эпоху для меня, как и для многих моих сверстников, чем-то вроде полубога. Мы действительно поклонялись ему». С другой стороны, восхищение молодого Тургенева вызывают романтическая проза А.А. Марлинского и стихи В.Г. Бенедиктова. Ему был ещё неясен поворот к реализму, совершавшийся в русской литературе.
Весной 1843 года в печати появилась поэма Тургенева «Параша», о которой одобрительно отозвался В.Г. Белинский. С ним Тургенев познакомился в феврале 1843 года, установив вскоре дружеские отношения. В апреле 1843-го Белинский писал В.П. Боткину: «Я несколько сблизился с Тургеневым. Это человек необыкновенно умный, да и вообще хороший человек. …Русь он понимает. Во всех его суждениях виден характер и действительность». Определяя сущность таланта Тургенева, критик замечает, что основой его является «глубокое чувство действительности».
Белинский оказал большое влияние на духовное развитие молодого писателя. Впоследствии своё охлаждение к карьере учёного Тургенев объяснял так: «Тогда у меня бродили планы сделаться педагогом, профессором, учёным. Но вскоре я познакомился с Виссарионом Григорьевичем Белинским, с Иваном Ивановичем Панаевым, начал писать стихи, а затем прозу, и вся философия, а также мечты и планы о педагогике оставлены были в стороне: я всецело отдался русской литературе». Не сложилась у него и карьера чиновника, хотя он некоторое время служил в канцелярии Министерства внутренних дел под начальством В.И. Даля.
О разочаровании Тургенева в государственной службе говорят и его художественные произведения, которые в той или иной мере отразили впечатления от Петербурга 1840-х годов.
ПИСАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Тургенева началась в новый период истории русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Гоголь сблизили искусство с действительностью, положили начало критическому реализму, обличавшему феодально-крепостнический строй. В 1840-х годах появляются писатели-реалисты, воспитанные критикой Белинского: А.И. Герцен, Н.А. Некрасов, И.А. Гончаров, молодой Ф.М. Достоевский, Д.В. Григорович. При всём различии мировоззрений их сближает ненависть к крепостничеству, интерес к социальным вопросам, стремление к воспроизведению правды жизни. Тургенев примыкает к этой группе писателей. Он прекрасно понимает закономерность нового - гоголевского - периода развития русской литературы. «Время чистой поэзии прошло так же, как и время ложно-величавой фразы: наступило время критики, полемики, сатиры», - говорил он позднее, определяя задачи русской литературы.
Важной вехой в жизни писателя стало знакомство с известной французской певицей Полиной Виардо-Гарсиа, которая приехала в Петербург в октябре 1843 года и сразу завоевала горячие симпатии столичной публики. После первого же спектакля «Севильский цирюльник», где пела Виардо и где Тургенев впервые услышал её, он был навсегда покорён ею. О том, как представили ей Ивана Сергеевича, она вспоминала с милой улыбкой так: «Мне его представили со словами: это - молодой русский помещик, славный охотник, интересный собеседник и плохой поэт…».
Летом 1845 года Тургенев впервые посетил усадьбу супругов Виардо в 50 километрах от Парижа. Поездки за границу теперь особенно привлекают его: семья Виардо (с мужем певицы Луи Виардо, известным переводчиком, писателем, искусствоведом, он познакомился ещё раньше на почве страсти к охоте) становится для него вторым домом.
Как писатель Тургенев явился соратником В.Г. Белинского и А.И. Герцена в их борьбе с лжеромантизмом, мешавшим прогрессивному развитию русской литературы. В статье о «Фаусте» И.В. Гёте в переводе Вронченко (1845) он осуждает романтиков за их равнодушие к социальным вопросам, высмеивает людей, занятых исключительно своими радостями и горестями, с философским спокойствием проходящих мимо «ремесленников, умирающих с голода».
Широкую известность и литературную славу Тургеневу принесли «Записки охотника» (1852), ставшие новой яркой страницей в истории русской литературы. Основной идеей «Записок охотника» был протест против крепостного права. «Под этим именем я собрал и сосредоточил всё, против чего я решил бороться до конца, с чем я поклялся никогда не примиряться… Это была моя аннибаловская клятва; и не я один дал её себе тогда», - писал Тургенев в своих воспоминаниях. Уничтожение крепостного права Белинский считал самой насущной национальной задачей русской жизни. В ту пору, «…когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, - подчёркивал В.И. Ленин, - все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками».
Белинский не раз отмечал, что помещичье-чиновническое общество не есть вся русская нация (как это актуально сейчас!), что, обличая крепостничество, писатель должен видеть «плодовитое зерно русской жизни», богатырские силы, таящиеся в русском народе. Как раз в «Записках охотника» Тургенев показывает крепостных крестьян талантливыми, умными, людьми с пытливым умом и с высокими духовными и нравственными качествами. «С каким участием и добродушием автор описывает нам своих героев, как умеет заставить их полюбить от всей души», - пишет Белинский. Любовь к русскому народу, к родной русской земле пронизывает все произведения великого писателя-гуманиста.
В 1847 году в одной из своих рецензий Тургенев писал, что «в русском человеке таится и зреет зародыш будущих великих дел, великого народного развития». По сути это прозорливое предсказание мощных освободительных процессов, закончившихся Великим Октябрём 1917 года. А в рассказе «Хорь и Калиныч» автор утверждает: «Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперёд». В этом писатель видел залог богатого будущего русской нации.
Примечателен эпизод, происшедший с ехавшим из своего имения Тургеневым. «По дороге из деревни в Москву на одной маленькой станции вышел я на платформу, - рассказывал он. - Вдруг подходят ко мне двое молодых людей; по костюму и по манерам вроде мещан или мастеровых. «Позвольте узнать, - спрашивает один из них, - вы будете Иван Сергеевич Тургенев?» - «Я». - «Тот самый, что написал «Записки охотника»?» - «Тот самый». Оба они сняли шапки и поклонились мне в пояс. «Кланяемся вам, - сказал один из них, - в знак уважения и благодарности от лица всего русского народа». Другой только молча поклонился». Это уже было истинно народное признание.
Прозорливый Белинский написал после выхода «Записок охотника»: «Тургенев зашёл к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто не заходил». В очерке «Лес и степь», которым заканчиваются «Записки охотника», писатель рисует картины бескрайней русской степи, густого леса как выражение могучих, непочатых сил своей Родины, русского народа. Глубоко национальное содержание «Записок охотника» тонко почувствовал великолепный знаток русского мира Иван Александрович Гончаров.
И хотя у Тургенева впереди было ещё много замечательных произведений о жизни и быте разных слоёв общества, именно с «Записок охотника» его можно определить как печальника русской земли и её трудового люда.
Иван Сергеевич принял деятельное участие в создании некрасовского «Современника», о чём определённо сообщил 8 ноября 1846 года супругам Виардо: «Скажу Вам (если это может Вас заинтересовать), что нам удалось основать свой журнал, который появится с нового года и начинается при весьма благоприятных предвидениях». Свидетельством большой его заинтересованности в издании «Современника» могут служить воспоминания П.В. Анненкова, который утверждал: «Менее известно, что Тургенев был душой всего плана, устроителем его… Некрасов совещался с ним каждодневно; журнал наполнялся его трудами».
Заметными событиями в творчестве Тургенева стали его драматические произведения. Первой пьесой была «Неосторожность» (1843), которую Белинский определил как «вещь необыкновенно умную». В то время на сценах драматических театров шли в основном водевили, романтические мелодрамы. Тургенев с Белинским страстно говорили о необходимости создания реалистической драматургии, отображающей русскую действительность. Первым на этом пути был Н.В. Гоголь с гениальными «Ревизором» и «Женитьбой». Тургенев продолжил реалистические традиции Гоголя своими пьесами «Безденежье» (1846), «Нахлебник» (1848), комедиями «Холостяк» (1849), «Завтрак у предводителя» (1849). В «Нахлебнике» и «Холостяке» он повторил тему Гоголя о маленьком человеке, жертве социального неравенства и «подчинённого существования», людях типа Акакия Акакиевича.
Наиболее значительной стала пьеса Тургенева «Месяц в деревне» (1850), раскрывающая социальную и духовную рознь между разночинцем Беляевым и обитателями дворянской усадьбы Ислаевыми. В конфликте, изображённом в пьесе, нравственную победу одерживает разночинец-демократ Беляев. Эту тему писатель впоследствии развил в романе «Отцы и дети».
В ФЕВРАЛЕ 1852 года скончался Николай Васильевич Гоголь. Потрясённый утратой, Тургенев опубликовал в «Московских ведомостях» небольшую статью, где называл Гоголя великим человеком, «который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы, которым мы гордимся как одной из слав наших». Царское правительство со времени смерти Пушкина преследовало выступления в защиту передовой русской литературы, поэтому Николай I приказал за эту статью о Гоголе посадить Тургенева под арест, а затем «выслать на жительство на родину, под присмотр». Но, конечно, главной причиной такого решения были антикрепостнические «Записки охотника».
В конце 1853 года писателю было разрешено выехать из деревни, но он ещё долго оставался под полицейским присмотром. Тургенев возвратился в Петербург, где принял активное участие в работе редакции журнала «Современник».
В 1850-е годы он пишет романы «Рудин» и «Дворянское гнездо», в которых решаются вопросы идейной эволюции дворянской интеллигенции 1830-1840-х годов. В это время в русском общественном движении определились так называемые западнический и славянофильский лагери. Тургеневу были ясны все, как он говорил, «комические и пошлые стороны западничества». В «Дворянском гнезде» писатель раскрывает их в образе преуспевающего, внешне культурного, но пустого, холодного, хитрого чиновника Паншина, этого представителя дворянского космополитизма, из которого впоследствии выйдет «культурный» крепостник. Противопоставленный ему Лаврецкий, в конечном счёте, не смог решительно порвать с воспитавшей его средой, он не стал бороться с дворянским крепостничеством и покорился своей судьбе.
Будучи непримиримым противником крепостного строя и николаевского режима, Тургенев говорил, что талант не космополит, он принадлежит своему народу и своему времени (не забыли ли мы об этом, читатель?). Русского писателя должно занимать «воспроизведение развития нашего родного народа, его физиономии, его сердечного, его духовного быта, его судеб, его великих дел». Вслед за Белинским он видел мастерство художника в том, чтобы явления жизни представить в художественных образах. «Поэт мыслит образами; это изречение совершенно неоспоримо и верно», - говорил он. Сочинения Тургенева выполняют ту великую задачу быть учебником жизни, которую ставили перед литературой Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов.
Чутко уловив приближение революционной ситуации в стране, Тургенев пишет роман «Накануне» (1859). Раскрывая идею произведения, он сообщал И.С. Аксакову в ноябре 1859 года: «В основание моей повести положена мысль о необходимости сознательно героических натур… для того, чтобы дело продвинулось вперёд». Под «делом» писатель понимал прогрессивное развитие России и ликвидацию феодально-крепостнического строя.
Особое место в творчестве Тургенева занимает роман «Отцы и дети» (1861). В центре романа - демократ-разночинец Базаров, начинающий учёный-естествоиспытатель. Такая тяга к естествознанию, наукам, материалистическим идеям была характерна для демократической молодёжи 1860-х годов. В этом романе, как отмечает С. Петров, Тургенев отобразил политическое размежевание двух лагерей в русской общественной мысли 1860-х годов. Он показал, что либералы и демократы в момент борьбы вокруг вопроса о крепостнической реформе выступили как непримиримые враги и что общественная борьба в России вступила в новую историческую фазу.
ПИСАТЕЛЬ горячо приветствовал падение в 1861 году крепостного права. Не поняв, что правительство Александра II и помещики-крепостники ограбили крестьян, Тургенев в своём отношении к правительственным реформам 1860-х годов стоял на позициях дворянского либерализма, хотя на многое, происходившее в деревне после реформы 1861 года, смотрел критически.
Как предсказание и отражение новых перемен в общественном настроении России явились его романы «Дым» (1867) и «Новь» (1877). А впереди ещё были «Вешние воды», изумительные Стихотворения в прозе…
Последние пятнадцать лет жизни Тургенев провёл главным образом в Париже, с семейством Виардо.
В буржуазно-либеральной критике о Тургеневе той поры настойчиво утверждалось, что великому русскому писателю всегда и во всём было свойственно восторженное отношение к Западной Европе, её нравам и порядкам. В годы перестройки и нынешние доморощенные либералы всех мастей об этом постоянно кричали. Тургенев считал необходимым установление в России буржуазно-демократического строя с конституционной монархией вместо реакционного самодержавно-полицейского режима, мечтал о развитии культуры, просвещения, о свободе печати. Беседуя с американским литератором Х. Бойзеном в 1873 году, он сказал: «Европа… часто представляется мне в форме большого, слабо освещённого храма, богато и великолепно украшенного, но под сводами которого царит мрак (выделено мной. - Ю.С.).
В январе 1857 года Тургенев пишет И.С. Аксакову из Парижа: «…Общий уровень нравственности понижается с каждым днём, и жажда золота томит всех и каждого - вот вам Франция». Вспомните, читатель, примерно такую же оценку Запада давал семьдесят лет спустя Сергей Есенин. Аналогично отзывался о «райском» Западе великий Владимир Маяковский. А нас до сих пор насильно тянут к их «ценностям»!
А как был прав Тургенев в своих опасениях относительно юнкерско-милитаристской Германии! «Я не скрываю от самого себя, что не всё впереди - розового цвета - и завоевательная алчность, овладевшая всей Германией - не представляет особенно утешительного зрелища», - писал он поэту Я.П. Полонскому в октябре 1870 года, прозорливо видя во Франко-прусской войне «зародыш новых, ещё более ужасных войн».
Гении видят вперёд. Но мы, к сожалению, живём по пословице: нет пророка в своём Отечестве.
ЕЩЁ в 1850-е годы Тургенев становится известным во Франции. Видный французский писатель П. Мериме свидетельствует, что западноевропейские литературные круги видели в нём «одного из вождей реалистической школы», в таланте которого «выдающейся чертой» была любовь к правде. «Ни один из русских писателей не читался так усердно по всей Европе, как Тургенев», - утверждал известный датский критик Г. Брандес. В 1870-е годы в Париже Тургенев сближается с группой французских писателей-реалистов: Г. Флобером, А. Доде, Э. Золя, Эд. Гонкуром. Наибольшим авторитетом в этом «кружке пяти» пользовались Тургенев и Флобер.
Одним из первых Тургенев заметил появление декадентства и формалистического эстетизма в западноевропейской буржуазной литературе конца ХIХ века. В конце 1870-х годов он говорил: «Обратите внимание на современное французское искусство, театр, роман, даже поэзию: везде преобладает форма и голый материальный предмет, всё представлено в высшей степени тщательно, детально и красиво, но ничего не говорит ни мысли, ни чувству…». Здесь надо вспомнить другого нашего гения - композитора Н.А. Римского-Корсакова, решительно отвергавшего декадентство в музыкальном мире. А выдающийся критик В.В. Стасов вообще называл декадентов паралитиками, больными людьми. Вот откуда пошёл развиваться раковой опухолью искусственный авангард, ничего не дающий ни сердцу ни уму.
Вместе с Герценом Тургенев был в то время подлинным представителем русского народа в Западной Европе. Европа знала в основном официальную, крепостническую Россию, да ещё богатых русских дворян, прожигавших жизнь за границей (знакомая картина, не правда ли, читатель?). О трудовом народе России на Западе распространялись клеветнические бредни. Заслуга Тургенева и других прогрессивных русских писателей состояла в распространении правды о талантливом и работящем русском народе.
Один из величайших стилистов в мировой литературе, Тургенев заботился о художественной отделке своих произведений, завершённости их формы. Он настойчиво работал над языком, добиваясь точности, простоты и выразительности слова. Тургенев составил эпоху в развитии русского литературного языка, обогатил его: «…язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского - велик и могуч», - писал Ленин.
Когда в начале 1880-х годов в России свирепствовала реакция, смертельно больной Тургенев писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» Он призывал писателей: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками, в челе которых блистает… Пушкин! - Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса».
Иван Сергеевич очень тосковал по России. Приезжал в Спасское, в Петербург, последний раз в котором был в 1881 году. Хотел навсегда переселиться в Россию. Но этому желанию не дано было осуществиться. В начале 1882 года он тяжело заболел (врачи диагностировали рак спинного мозга). Его почти двухлетние страдания были мучительны. Сознавая, что умирает, он в мае 1882 года пишет из Буживаля поэту и другу Полонскому: «…когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, - родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу».
Тургенев скончался 22 августа (3 сентября по н.ст.) 1883 года в Буживале, близ Парижа. Гроб с телом писателя перевезли в Россию. Царское правительство, верное своей ненависти к передовой русской литературе, чинило препятствия к возданию почестей умершему писателю. Тем не менее 27 сентября в Петербурге, при огромном стечении народа, Тургенев был похоронен на Волковом кладбище, как он завещал, недалеко от могилы Белинского. «Таких похорон ещё не бывало в России, да и едва ли будет, - записал В.П. Гаевский. - Замечательно отсутствие всякой официальности: ни одного военного мундира, ни одного не только министра, но сколько-нибудь высокопоставленного лица. Администрация, видимо, была напугана. На кладбище послано было, независимо от полиции, 500 казаков, а на дворах домов и в казармах по пути шествия находились войска в походной форме. Думал ли бедный Тургенев, самый миролюбивый из людей, что он будет так страшен по смерти!»
Печальник русской земли, он правдиво ознакомил весь мир с русским народом, его жизнью, мужественным характером, его свободолюбивыми стремлениями, справедливым сердцем, доброй и открытой душой и тем заслужил признание и любовь миллионов людей как в России, так и за рубежом. В этом огромная патриотическая заслуга великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева, в течение долгих лет поддерживавшего в обществе (по словам Салтыкова-Щедрина) «глубокую веру в торжество света, добра и нравственной красоты».
«Радуйся, великославный Российский наш
заступниче, отче Сергие!»
Акафист, икос 12
«Радуйся, похвало отечеству твоему»
Икос Минеи
«Мир видит в пустынниках людей бесполезных для гражданских обществ, полагая, что он-то со своею волею, он-то со своим умом, он-то со своими шумным уставами и есть единственный благотворитель обществ. Но мир не понимает значения нравственных сил для общества, не знает ни силы молитвы, ни обширности зрения духовного». Так говорит святитель Филарет Черниговский. «В благочестивых пустынножителях, отрекшихся от мира, — говорит Московский святитель Филарет, — мир не думает видеть деятельных сынов отечества и мужей государственных», он даже презирает, ненавидит их. «Но справедлив ли мир, когда он ненавидит людей, которые, оставляя его на всю жизнь, в то же время на всю жизнь обрекают себя желать ему истинного добра в непрестанных молитвах, — и не только желать, но и самим делом доставлять то, чего желают? Святее подвижники подвигами благочестия и чистыми молитвами отводят от него громы раздраженного неба и низводят на него могущественные и действенные благословения, а мир отвергает сих благодетелей! Если бы мир судил о них хотя бы только по одним временным выгодам, и тогда он отвергал бы в них свою собственную пользу, ибо если он считает их ни к чему не полезными, то ясно, что он не знает собственных выгод».
Эти рассуждения двух соименных святителей наших прекрасно подходят к житию Преподобного Сергия: его жизнь еще раз засвидетельствовала возвещенную апостолом истину, что благочестие на все полезно есть, обетование имеюще живота нынешняго и грядущаго (1 Тим 4:8). «Отказался Преподобный от высокой чести быть Ангелом Церкви Российской, — говорит один благочестивый писатель, — но мог ли он, смиренный Сергий, отказать благоговейно им чтимому и горячо его любившему архипастырю, митрополиту Алексию, духовно отказать в послушании, проведши в оном всю иноческую жизнь свою? Ведь он же говорил некогда, что всякое слово из уст сего святителя он приемлет яко из уст Христовых: как же согласить с сими словами его отречение от сана архиерейского? Нет, Сергий и тут остался послушен своему духовному другу и отцу; только на небесах довершил он сей подвиг послушания, приняв горй предложенное ему долу, и с тех пор не переставал радеть о пастве, дивно являя свое святительство… Время общественных бедствий есть его время: когда все уже кажется гибнущим, тогда воздвигается Сергий!». Мысль глубокая и достойная приятия. Но и при жизни своей разве Сергий не действовал для родной земли и для Церкви Божией так, как в Древней Руси имели дерзновение и силу действовать только святители? Никто, как Сергий, не принимал столь живого участия в делах России непрестанными знамениями своего покровительства после своей смерти; но никто, как он же, и при жизни, и сам лично, и чрез своих учеников, никто так не содействовал духовному возрождению и обновлению всей Русской земли, а чрез то и освобождению ее от подчинения и рабства ее диким азиатским ордам. И теперь, вспоминая над его ракою все наше славное минувшее, невольно восклицаешь с приснопамятным великим святителем Филаретом: «Братие! Ведь это все здесь!»
Да, великий избранник Божий Сергий дарован Богом земле Русской именно в такое тяжкое время, когда татары заполонили почти все пределы ее, когда междоусобия князей доходили до кровавых побоищ, когда эти усобицы, бесправие, татарские насилия и грубость тогдашних нравов грозили русскому народу совершенной гибелью. С лишком полтораста лет томилась многострадальная Русь под тяжелым игом татарским. И вот наконец призрел Господь Бог на мольбы Руси Православной – приближался час освобождения, в котором Сергий явился истинным печальником родной земли. «Примером своей святой жизни, высотой своего духа он поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в помощь Божию… Своей жизнью, самой возможностью такой жизни Преподобный Сергий дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло, помог ему заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там еще тлевшие искры того же огня, которым горел сам он». И вот, мы видим, что «народ, сто лет привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями. Как могло это случиться? Откуда взялись, как воспитались люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды?.. Мы знаем одно, что Преподобный Сергий благословил на этот подвиг главного вождя русского ополчения и этот молодой вождь был человек поколения, возмужавшего на глазах преподобного Сергия», под его благодатным воспитанием… Вот как повествует об этом история.
Один из гордых ханов татарских Мамай поднялся на Русь со своими полчищами. Напрасно великий князь Дмитрий Иванович пытался умилостивить его дарами и покорностью: Мамай и слышать не хотел о пощаде. Как ни тяжело было великому князю после недавних войн с литовцами и другими беспокойными соседями снова готовиться к войне, а делать было нечего: татарские полчища надвигались, подобно грозовой туче, к пределам тогдашней России.
Готовясь выступить в поход, великий князь Дмитрий Иванович счел первым долгом посетить обитель Живоначальныя Троицы, чтобы там поклониться единому Богу, в Троице славимому, и принять напутственное благословение от Преподобного игумена Сергия. Он пригласил с собою брата Владимира Андреевича, всех бывших тогда в Москве православных князей и воевод русских, с отборной дружиной воинской и после Успеньева дня выехал из Москвы. На другой день они прибыли в Троицкую обитель. Воздав здесь свое смиренное поклонение Господу Сил, великий князь сказал святому игумену: «Ты уже знаешь, отче, какое великое горе сокрушает меня, да и не меня одного, а всех православных: ордынский князь Мамай двинул всю орду безбожных татар, и вот они идут на мою отчину, на Русскую землю, разорять святые церкви и губить христианский народ… Помолись же, отче, чтобы Бог избавил нас от этой беды!»
Святой старец успокоил великого князя надеждою на Бога, и так как тот спешил в обратный путь, то просил его отслушать Божественную литургию, а по окончании оной пригласил его вместе с другими князьями и воеводами вкусить хлеба-соли монастырской. Великий князь отказывался: гонцы один за другим приносили ему известия о приближении Мамая к пределам русским.
Но любвеобильный старец умолял Дмитрия Ивановича вкусить хлеба у него в трапезе: «Обед сей, — говорил он, — тебе, великий княже, будет на пользу».
Дорогой гость согласился, и обрадованный старец в духе предвидения сказал ему: «Господь Бог тебе помощник; еще не приспело время тебе самому носить венец этой победы с вечным сном; но многим, без числа многим, сотрудникам твоим плетутся венцы мученические с вечной памятью».
Между тем Преподобный распорядился приготовить освященную воду и по окончании трапезы окропил ею великого князя и всех бывших с ним князей, воевод и христолюбивых воинов. Беседуя с великим князем, святой старец советовал ему почтить дарами и честью злочестивого Мамая. «Тебе, господине княже, — говорил он, — следует заботиться и крепко стоять за своих подданных, и душу свою за них положить, и кровь свою пролить, по образу Самого Христа, Который Кровь Свою за нас пролил. Но прежде, господине, пойди к ним с правдой и покорностью, как следует твоему положению покоряться ордынскому царю. Ведь и Василий Великий утолил дарами нечестивого царя Иулиана, и Господь призрел на смирение Василия и низложил нечестивого Иулиана. И Писание учит нас, что если такие враги хотят от нас чести и славы, дадим им; если хотят злата и серебра, дадим и это; но за имя Христово, за веру Православную нам подобает душу свою положить и кровь свою пролить. И ты, господине, отдай им честь и злато, и сребро, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их непреклонную гордыню».
— Все это я уже сделал, — отвечал ему великий князь, — но враг мой возносится еще более.
— Если так, — сказал угодник Божий, — то его ожидает конечная гибель, а тебя, великий княже, помощь, милость и слава от Господа. Уповаем на Господа и на Пречистую Богородицу, что они не оставят тебя.
И, осеняя преклонившегося пред ним великого князя святым крестом, Богоносный Сергий воодушевленно произнес: «Иди, господине, небоязненно! Господь поможет тебе на безбожных врагов!» А затем, понизив голос, сказал тихо одному великому князю: «Победиши враги твоя».
С сердечным умилением внимал великий князь пророческому слову святого игумена: он прослезился от душевного волнения и стал просить себе у Преподобного особого дара в благословение своему воинству и как бы в залог обещанной ему милости Божией.
В то время в обители Живоначальныя Троицы в числе братии, подвизавшейся под руководством Сергия против врагов невидимых, были два инока-боярина: Александр Пересвет, бывший боярин брянский, и Андрей Ослябя, бывший дворянин любецкий. Их мужество, храбрость и искусство воинское были еще у всех в свежей памяти: до принятия монашества оба они славились как доблестные воины, храбрые богатыри и люди, очень опытные в военном деле. Вот этих-то иноков-богатырей и просил себе в свои полки великий князь у Преподобного Сергия: он надеялся, что эти люди, посвятившие себя всецело Богу, своим мужеством могут послужить примером для его воинства. И Преподобный на задумался исполнить просьбу великого князя, на вере основанную: он тотчас же повелел Пересвету и Ослябе готовиться на дело ратное. С радостью приняли доблестные иноки повеление своего любимого старца-игумена, и он приказал им взамен лат и шлемов возложить на себя схимы, украшенные изображением креста Христова: «Вот вам, дети мои, оружие нетленное, — говорил при сем Преподобный, — да будет оно вам вместо шлемов и щитов бранных!» Поручая их великому князю, святой старец сказал ему: «Вот тебе, возлюбленный княже, мои оруженосцы и послушники, а твои избранники!» А им сказал: «Мир вам, возлюбленные мои о Христе братия! Мужайтесь, яко доблии воины Христовы! Приспело время вашей купли!»
Благословив крестом и окропив еще раз священною водою великого князя, своих иноков и всю дружину княжескую, Преподобный Сергий сказал великому князю: «Господь Бог да будет твой помощник и заступник: Он победит и низложит супостатов твоих и прославит тебя!»
Тронутый до глубины души пророческими речами старца, великий князь отвечал ему: «Если Господь и Пресвятая Матерь Его пошлет мне помощь противу врага, то я построю монастырь во имя Пресвятой Богородицы».
Преподобный Сергий проводил гостей своих до святых ворот обители и, преподав в лице их мир и благословение всему православному воинству, отпустил их с молитвенными благожеланиями.
По возвращении в Москву великий князь рассказал митрополиту Киприану о своем путешествии в Троицкую обитель, а беседе с великим старцем и о его предсказании. С сердечным участием выслушал святитель его рассказ и посоветовал ему хранить эту тайну в глубоком молчании, особенно же слова святого старца: «Победиши супостаты твоя», — до тех пор, пока событие оправдает прозорливость угодника Божия и Бог благословит дело счастливым успехом.
Между тем быстро пронеслась по лицу Русской земли молва о том, что великий князь ходил к Троице и получил благословение и ободрение на брань с Мамаем от великого старца, Радонежского пустынника; светлый луч надежды блеснул в сердцах русских людей, а те, которые готовы были стать противу великого князя Московского заодно с Мамаем, поколебались… Таков был старый Рязанский князь Олег: он уже готовился соединиться с Мамаем, чтобы поживиться за счет Московского князя, со стороны коего не ожидал большого сопротивления такому сильному врагу, как вдруг получил известие, что московские силы уже переправились через Оку. Это известие его так опечалило, что он стал упрекать своих бояр: «Почему вы не предупредили меня об этом? Как мы теперь будем сноситься с нашим другом-союзником, Литовским князем Ягайлом Ольгердовичем? Все пути теперь заняты». Бояре на это сказали ему: «Мы боялись тебе говорить об этом, хотя давно об этом слышали. Говорят, что в отчине Московского князя есть один инок-подвижник, зовут его Сергием; он имеет от Бога дар пророчества; говорят, что этот инок благословил Московского князя идти против Мамая». Когда Олег услышал об этом, то очень встревожился: «Что же вы раньше ничего не сказали мне об этом? Тогда я пошел бы к Мамаю навстречу и стал бы умолять его не ходить на сей раз на Москву, и не было бы беды никому тогда». Так высоко ставили благословение Преподобного Сергия даже сами враги Московского князя. Благословение такого святого старца даже в их глазах считалось уже достаточным ручательством победы великого князя Московского. И Олег отложил всякую мысль идти на помощь татарам против московских полков.
Скоро под личным начальством великого князя Дмитрия Ивановича и его брата-сподвижника князя Серпуховского Владимира Андреевича русские войска достигли Куликова поля. 8 сентября 1380 года с раннего утра они встали в боевой порядок между реками Дон и Непрядва, готовые встретить безбожного врага. В это самое время является перед великим князем инок Нектарий, посланный с другими братиями ему и всему христолюбивому его воинству. Святой старец провидел духом нужду еще раз укрепить мужество великого князя перед битвой и прислал ему в благословение Богородичную просфору и собственноручную грамотку, конец которой сохранила для потомства одна из наших летописей. Грамотка эта, увещевая великого князя сражаться мужественно за дело Божие и пребывать в несомненном уповании, что Бог увенчает их дело счастливым успехом, оканчивалась следующим изречением: «Чтобы ты, господине, таки пошел, а поможет ти Бог и Троица».
Великий князь прочитал грамотку, вкусил от святой просфоры и, воздев руки, громко произнес молитву из чина Панагии: «Велико имя Пресвятыя Троицы! Пресвятая Госпоже Богородице, спаси нас! Тоя молитвами, Христе Боже, и за молитвы святых Чудотворцев Петра и Алексия, и Преподобного игумена Сергия, помогай нам на сопротивные силы и спаси нас!»
Быстро разнеслась по полкам весть о посланцах Сергиевых; в лице их великий печальник Русской земли как бы сам посетил и благословил русское воинство, и это посещение в такую важную и решительную для всех минуту было сколь неожидан, столь же и благовременно. Теперь и слабые духом воодушевились мужеством, и каждый воин, ободренный надеждою на молитвы великого старца, бесстрашно шел на битву, готовый положить душу свою за святую веру Православную, за своего князя любимого, за дорогое свое отечество.
Наступил грозный час этой битвы, которая должна была решить участь тогдашней России. Солнце переходит в шестую степень дня (12-й час – полдень); лишь небольшое пространство отделяет русские передовые полки, при которых находился сам великий князь, от несметных полчищ татарских; уже начались небольшие сшибки под начальством какого-то Тулина… В самый полдень оба войска сошлись лицом к лицу при устье реки Непрядвы… Вдруг с татарской стороны выехал вперед богатырь огромного роста, крепкого сложения, страшной наружности; звали его Челибей Тамир Мурза, а родом он был печенег. Тщеславный своей силой, подобно древнему Голиафу, грозно потрясал он копьем и вызывал на единоборство кого-либо из русских витязей… Страшно было смотреть на этого великана, и русские думали про себя: «Ах, если бы нашелся кто-нибудь из наших, который бы поразил его!» И хотя было немало среди наших храбрых воинов, но никто не решался сам, добровольно вызваться на такой подвиг.
Прошло несколько минут томительного ожидания, и вот из полка Владимира Всеволодовича выступает одни из Сергиевых иноков – его усердный послушник схимонах Александр Пересвет… Пламенея ревностью по вере Христовой и любовью к дорогой родине, он не стерпел поношения от дерзкого татарина всему воинству православному – выехал вперед и, обратившись к великому князю и другим князьям, сказал: «Не смущайтесь этим нисколько: велик Бог наш и велика крепость Его! Гордый татарин не мнит найти среди нас равного себе витязя; но я желаю с ним переведаться, я выхожу против него во имя Господа Сил! Готов воспринять венец Царства Небесного!»
Вместо брони и шлема Александр облачен был, по завету своего старца игумена Сергия, в схиму ангельского образа; на этой одежде – на челе, на груди и сзади было нашито знамение воина Христова – Господень Крест. Доблестный инок-воин, выходя на единоборство, окропил себя святою водой, заочно простился с отцом своим духовным Сергием, простился со своим собратом Андреем Ослябей, с великим князем, со всеми вождями и воинством православным и громко воскликнул:
— Отцы и братия! Простите меня грешного!
— Бог тебя простит, благословит и молитвами Сергия да поможет тебе! – было ему общим ответом.
Все были тронуты до слез самоотвержением инока; все молили Бога, да поможет ему, как древле Давиду на Голиафа. А он, в одном схимническом одеянии, без лат и шлема, вооруженный тяжеловесным копьем, подобно молнии устремился на своем быстром коне против страшного татарина… Раздались громкие восклицания с той и другой стороны; оба противника сближаются, ударяют друг друга тяжелыми копьями – столь крепко, столь громко и сильно, что, казалось, потряслось самое место их битвы, и – оба богатыря пали мертвыми на землю!
Тогда-то закипела битва кровавая, заблестели мечи острые, как молнии, — затрещали копья, полилась, как повествует святитель Димитрий Ростовский, «кровь богатырская под седлами, покатились шлемы золоченые под ноги конские, а за шлемами и головы богатырские».
Не выдержал и великий князь: он сошел с коня великокняжеского, отдал его своему любимому боярину (Михаилу Бренку), повелел ему вместо себя быть под знаменем, а сам достал бывший у него на персях под одеждою крест с частицами Животворящего Древа, поцеловал его и ринулся в битву с татарами наравне с простыми воинами…
И много доблестных русских воинов полегло костьми на поле том. Летописи говорят, что из 150000 воинов вернулось в Москву не более 40000; многие воеводы также сложили свои головы в этом кровавом бою. Но вдвое более побито было татар, и битва окончилась совершенным поражением полчищ Мамая и бегством его самого с поля, усеянного на много верст трупами ордынскими.
Меж тем пока длилась грозная битва Куликовская, в обители Живоначальныя Троицы святой игумен Сергий собрал всю свою братию и возносил Богу молитвы сердечные за успех великого дела. Телом стоял он на молитве во храме Пресвятыя Троицы, а духом был на поле Куликовом: прозревая очами веры все, что совершалось там, он, как очевидец, поведал предстоявшей братии о постепенных успехах нашего воинства; время от времени он называл павших героев по имени, сам приносил за них заупокойные молитвы и повелевал то же делать братии. Наконец от возвестил им совершенное поражение врагов и прославил Бога, поборающего русскому оружию.
Мы имели основание думать, что этим не ограничились заботы великого печальника земли Русской в тяжкую годину Мамаева нашествия об умиротворении родной земли; Куликовская победа настолько обессилила русское войско, что ему необходимо было дать отдых, а у Московского князя, как мы уже видели, тогда было немало врагов и кроме татар. На одной пергаментной рукописи, писанной именно в 1380 году, в тревожные дни борьбы с Мамаем, осталась одна замечательная приписка. Вчитываясь в запись, можно предположить, что никто иной, как Симоновский настоятель, будущий святитель Ростовский, святой Феодор, племянник и ученик преподобного Сергия, приехал после обедни, прямо направился к Преподобному Сергию, о чем-то переговорил с ним. Позвали келаря, дали ему какое-то поручение. Келарь спешно собрался и отправился в Рязань; за ним или с ним, кажется, обратно выехал святой Феодор. Приехал позже, уже под вечер Исакий Андрейков и привез, по-видимому, весть о Литве и агарянах; к ночи весть эта распространилась в неясной форме и заставила испугаться «многаго скрипения» двух телег среди ночи. Стало быть, приезд Симоновского настоятеля был по важному и спешному делу, с поручением от кого-то из Москвы. От кого же? Великий князь в то время стоял со своим победоносным воинством в Коломне; в Москве оставались его супруга и митрополит Киприан. Весьма вероятно, что святитель Киприан при известии о движении литовцев решился предотвратить столкновение великого князя по крайней мере с Олегом Рязанским, но, не надеясь на собственный авторитет, как еще только что вступивший в митрополию, обратился для этого к содействию великого старца Божия преподобного Сергия чрез посредство своего друга, его племянника святого Феодора. И вот Преподобный Сергий тотчас же посылает в Рязань своего келаря. И не напрасно было это посольство: летопись говорит о раскаянии Олега, хотя и не надолго; еще сильнее убеждения троицкого келаря подействовали на рязанских бояр, и Олег, готовый прежде «кому Господь Бог поможет, к тому» и сам «своинственная показати», стало быть имевший наготове войско, теперь «отбежа от града своего Рязани и побеже», одинокий, «к Ягаилу князю Литовскому». Возможно ли, чтобы Олег, имея близкую помощь от Литвы, испугался 40-тысячного остатка московской рати, если и сам Донской тщательно избегал всякого повода к столкновению, если одна весть – «Литва грядут» заставляла тогда дрожать москвичей? Очевидно, Олег боялся не Донского, а того впечатления, которое произвел келарь Сергиев в Рязани. Так вот кому обязана Русь своим спасением и после знаменитой Куликовской битвы, когда ее враги зорко следили за ней, готовые воспользоваться ее ослаблением от великого боя с Мамаем! И тут Преподобный Сергий явился заступником Руси, и тут он предупредил страшное кровопролитие, тем более страшное, что это было бы пролитие родной, братской, русской же крови…
Так можно заключить на основании краткой приписки на лаврской рукописи.
Возвратясь в Москву и распустив по домам воинов-победителей, великий князь Дмитрий Иванович, прозванный за эту победу Донским, со своим братом и сподвижником князем Владимиром Андреевичем, получившим прозвание Храброго, снова прибыл в обитель Живоначальный Троицы, чтобы воздать благодарение сильному во бранех Господу, лично поведать великому старцу о богодарованной победе и вместе поблагодарить его за теплые молитвы и за помощь, оказанную его ратниками, от ангельского лика данными. Радостно было это свидание благоверного князя со святым старцем! Преподобный встретил его у святых ворот обители со святыми иконами и святой водой и, осенив его крестом, поздравил с победой. Великий князь поведал старцу о ходе битвы, рассказал и о геройской смерти доблестного его послушника, Александра Пересвета, примолвив: «Если бы, отче святый, твой послушник Пересвет не убил татарина-богатыря, сколь бы многие испили от него чашу смертную! И без этого великое множество христианского воинства избито татарами: помолись о них, честный отче!».
В бытность свою на этот раз в Троицкой обители, великий князь велел петь панихиды и служить заупокойные литургии по всем убиенным на Куликовском поле. Это поминовение совершается и теперь ежегодно во всех православных храмах России, под именем Димитриевской субботы перед 26 октября (8 ноября н.ст., день Ангелы великого князя Дмитрия Ивановича), и, конечно, установлено не без совета с Преподобным Сергием. Может быть, потому-то нигде оно не совершается так торжественно, как в Троице-Сергиевой Лавре, причем поминаются по имени все главные подвижники этого боя и в числе их схимонахи Александр Пересвет и Андрей Ослябя.
В это посещение великий князь наделил монастырь Сергиев щедрыми дарами, раздал много милостыни народу, который собрался со всех окрестных селений навстречу ему; учредил для Преподобного Сергия и его братии обильную трапезу, в которой сам принимал участие со всеми своими спутниками, и с радостным духом возвратился в Москву. Впоследствии он исполнил и обет свой: при пособии Преподобного Сергия им был построен Стромынский Успенский монастырь на реке Дубенке, где первым настоятелем был ученик Преподобного Сергия Савва одноокий; не забыто были и место славной победы над Мамаем: на Куликовом поле тоже был построен монастырь в честь Рождества Богородицы.
Не успела Русская земля оправиться от страшных потерь в Куликовскую битву, как явился новый враг, Тохтамыш. Добив Мамая и овладев престолом в Золотой Орде, он потребовал себе покорности от русских князей. Некоторые приняли его послов; но в Москву эти послы не решились идти: татары не забыли еще Куликовского поражения. Тогда Тохтамыш решился разогнать этот страх и двинулся на Москву окольными путями, избегая встречи с великим князем, который поспешно собирал войско в Костроме, Переяславле и других городах. 23 августа 1382 года Тохтамыш внезапно появился под Москвой. Защиты не было: Москва пала. Новооснованные монастыри: Чудов, Симонов, Андрониев и другие – были разорены. Можайск, Звенигород, Руза, Боровск, Дмитров были опустошены… Преподобный Сергий на это время удалился из своей обители в Тверь, куда выехал и митрополит Киприан. Но вражья рука не коснулась пустыни Сергиевой. Тохтамыш так же скоро ушел, как и пришел: великий князь заходил к нему к тыла…
Очерк-посвящение Ивану Сергеевичу Тургеневу
Этот очерк посвящен жизни и творчеству человека, о котором М.Е. Салтыков-Щедрин сказал: «…Литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельностью Некрасова, Белинского и Добролюбова».
Детские годы Тургенева прошли в родовом поместье его матери – селе Спасском-Лутовинове, близ города Мценска Орловской губернии, «в аллеях старого деревенского сада, полного сельских ароматов, земляники, птиц, дремлющих лучей солнца и теней; а вокруг – двести десятин волнующейся ржи!» . Картины среднерусской природы оставили глубокий след в душе будущего автора «Записок охотника», но жизнь в родительском доме была для него источником тяжких впечатлений и постоянно вызывала в воспоминания об ужасающем барском произволе.
«Я родился и вырос , – вспоминал писатель, – в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и пр. Ненависть к крепостному праву уже тогда жила во мне» . Многие картины помещичьего гнета, виденные им в Спасском, писатель запечатлел в своих произведениях.
Мать Тургенева, своенравная и жестокая помещица, не терпела малейшего неповиновения даже со стороны самых близких людей. Отношения между домочадцами сложились так, что отец старался держаться в стороне от семьи, а подросшие сыновья вынуждены были впоследствии разорвать с матерью близкие отношения.
В 1833 году Тургенев поступил в Московский университет. Но вскоре обстоятельства жизни семьи переменились. В 1834 году старший брат Ивана Сергеевича, Николай, был определен в Петербургское артиллерийское училище, и летом того же года отец перевез в столицу и младшего своего сына, успевшего закончить в Московском университете первый курс. 18 июля 1834 года Иван Сергеевич подал прошение о приеме его в «число своекоштных студентов С.-Петербургского университета по историко-филологическому факультету». Успешно выдержав экзамены на второй курс, он был принят в число студентов на 1-е отделение философского факультета (так тогда именовался историко-филологический факультет). С этого времени начался продолжительный петербургский период жизни Тургенева.
Во время учебы Тургенев, по его собственному признанию, был демократически настроенным студентом, мечтавшим о республике, об уничтожении крепостного права. Таким он остался до конца своих дней.
После смерти отца, в 1834 году, Тургенев оказался на попечении матери, которая не переставала хлопотать за сына, возобновив старые связи с «нужными людьми». Мать хотела видеть сына на службе, полагая что писательство не дворянское дело. Тургенева же не привлекала чиновная карьера, о которой хлопотала для него Варвара Петровна, что усугубляло антагонизм между матерью и сыном. Он учился, имея перед собой иную цель – стать ученым, быть может, профессором. Будущая деятельность рисовалась ему как служение людям, обществу, как благородный труд во имя России, во имя ее просвещения.
Уже в студенческие годы проявляется горячий интерес Тургенева к литературе. Его первыми опытами были романтические стихи и драматическая поэма «Стено» (1834). Сам Тургенев видел в ней впоследствии «рабское подражание байроновскому Манфреду». Профессор Петербургского университета П.А. Плётнев, симпатизировавший Тургеневу, определил ее как неудачное произведение, заметив, однако, что в юном поэте «что-то есть». Спустя некоторое время Плетнёв напечатал в перешедшем к нему после смерти Пушкина журнале «Современник» два стихотворения Тургенева.
В юношеских литературных исканиях и симпатиях Тургенева заметна явная любовь к Пушкину и увлечение популярным тогда романтизмом. В своих воспоминаниях Тургенев пишет: «Пушкин был в ту эпоху для меня, как и для многих моих сверстников, чем-то вроде полубога. Мы действительно поклонялись ему» . С другой стороны, восхищение молодого Тургенева вызывают романтическая проза А.А. Марлинского и стихи В.Г. Бенедиктова. Тургеневу был еще неясен поворот к реализму, совершавшийся в русской литературе.
Весной 1843 года в печати появилась поэма Тургенева «Параша», о которой одобрительно отозвался В.Г. Белинский. С ним Тургенев познакомился в феврале 1843 года, установив вскоре дружеские отношения. В апреле 1843 года Белинский писал В.П. Боткину: «Я несколько сблизился с Тургеневым. Это человек необыкновенно умный, да и вообще хороший человек. …Русь он понимает. Во всех его суждениях виден характер и действительность» . Определяя сущность таланта Тургенева, критик замечает, что основой его является «глубокое чувство действительности».
Белинский оказал большое влияние на духовное развитие молодого Тургенева. Впоследствии свое охлаждение к карьере ученого Тургенев объяснял так: «Тогда у меня бродили планы сделаться педагогом, профессором, ученым. Но вскоре я познакомился с Виссарионом Григорьевичем Белинским, с Иваном Ивановичем Панаевым, начал писать стихи, а затем прозу, и вся философия, а также мечты и планы о педагогике оставлены были в стороне: я всецело отдался русской литературе» . Не сложилась у Тургенева и карьера чиновника, хотя он некоторое время служил в канцелярии Министерства внутренних дел под начальством В.И. Даля.
Писательская деятельность Тургенева началась в новый период истории русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Гоголь сблизили искусство с действительностью, положили начало критическому реализму, обличавшему феодально-крепостнический строй. В 40-х годах появляются писатели-реалисты, воспитанные критикой Белинского, – А.И. Герцен, Н.А. Некрасов, И.А. Гончаров, молодой Ф.М. Достоевский, Д.В. Григорович. При всем различии мировоззрений их сближает неприятие крепостничества, интерес к социальным вопросам, стремление к воспроизведению правды жизни. Тургенев примыкает к этой группе писателей. Он прекрасно понимает закономерность нового – гоголевского – периода развития русской литературы. «Время чистой поэзии прошло так же, как и время ложно-величавой фразы: наступило время критики, полемики, сатиры» , – говорил он позднее, определяя задачи русской литературы.
Важной вехой в жизни Тургенева стало знакомство с известной французской певицей Полиной Виардо-Гарсиа, которая приехала в Петербург в октябре 1843 года и сразу завоевала горячие симпатии петербургской публики. После первого представления «Севильского цирюльника», где Тургенев впервые услышал Полину Виардо, он был навсегда покорен ею. Любопытно, что она вспоминала с милой улыбкой, как Тургенева ей представили: «Мне его представили со словами: это – молодой русский помещик, славный охотник, интересный собеседник и плохой поэт…»
Летом 1845 года Тургенев впервые посетил Куртавнель, усадьбу супругов Виардо в 50 километрах от Парижа. Поездки за границу теперь особенно привлекают его – семья Виардо (с мужем певицы Луи Виардо, известным переводчиком, писателем, искусствоведом, он познакомился еще раньше на почве страсти к охоте) становится для него вторым домом.
Как писатель Тургенев явился соратником В.Г. Белинского и А.И. Герцена в их борьбе с лжеромантизмом, мешавшим прогрессивному развитию русской литературы. В статье о «Фаусте» И.В. Гёте в переводе Вронченко (1845) Тургенев осуждает романтиков за их равнодушие к социальным вопросам, высмеивает людей, занятых исключительно своими радостями и горестями, с философским спокойствием проходящих мимо «ремесленников, умирающих с голода».
Широкую известность и литературную славу Тургеневу принесли «Записки охотника» (1852), ставшие новой яркой страницей в истории русской литературы. Основной идеей «Записок охотника» был протест против крепостного права: «Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца – с чем я поклялся никогда не примиряться… Это была моя Аннибаловская клятва; и не я один дал ее себе тогда» , – писал Тургенев в своих воспоминаниях. Уничтожение крепостного права Белинский считал самой насущной национальной задачей русской жизни. В ту пору, «когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, – подчеркивает В.И. Ленин, – все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками» .
Белинский не раз отмечал, что помещичье-чиновничье общество не есть вся русская нация (как это актуально сейчас!); что, обличая крепостничество, писатель должен видеть «плодовитое зерно русской жизни», богатырские силы, таящиеся в русском народе. Как раз в «Записках охотника» Тургенев показывает крепостных крестьян талантливыми людьми с пытливым умом и высокими духовными и нравственными качествами. «С каким участием и добродушием автор описывает нам своих героев, как умеет заставить их полюбить от всей души» , – пишет Белинский. Любовь к русскому народу, к родной русской земле пронизывает все произведения великого писателя-гуманиста.
В 1847 году в одной из своих рецензий Тургенев писал, что «в русском человеке таится и зреет зародыш будущих великих дел, великого народного развития» . По сути, это прозорливое предсказание мощных освободительных процессов, закончившихся Великим Октябрем 1917 года. А в рассказе «Хорь и Калиныч» Тургенев пишет: «Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед» . В этом писатель видел залог богатого будущего русской нации.
Примечателен один эпизод, происшедший с ехавшим из своего имения Тургеневым. «По дороге из деревни в Москву на одной маленькой станции вышел я на платформу , – рассказывал он. – Вдруг подходят ко мне двое молодых людей; по костюму и по манерам вроде мещан или мастеровых. «Позвольте узнать, – спрашивает один из них, – вы будете Иван Сергеевич Тургенев?» – «Я». – «Тот самый, что написал «Записки охотника»?» – «Тот самый». Оба они сняли шапки и поклонились мне в пояс. «Кланяемся вам, – сказал один из них, – в знак уважения и благодарности от лица всего русского народа». Другой только молча поклонился» . Это уже было истинно народное признание.
Прозорливый Белинский написал после выхода «Записок охотника»: «Тургенев зашел к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто не заходил» . В очерке «Лес и степь», которым заканчиваются «Записки охотника», Тургенев рисует картины бескрайней русской степи, густого леса как выражения могучих, непочатых сил своей родины, русского народа. Глубоко национальное содержание «Записок охотника» тонко почувствовал великолепный знаток русского мира Иван Александрович Гончаров.
И хотя у Тургенева впереди было еще много замечательных произведений о жизни и быте разных слоев общества, именно с «Записок охотника» его можно определить как печальника русской земли и ее трудового люда.
Тургенев принял деятельное участие в создании некрасовского «Современника», о чем определенно писал 8 ноября 1846 года супругам Виардо: «Скажу Вам (если это может Вас заинтересовать), что нам удалось основать свой журнал, который появится с нового года и начинается при весьма благоприятных предвидениях» . Свидетельством большой заинтересованности писателя в издании «Современника» могут служить воспоминания П.В. Анненкова, который писал: «Менее известно, что Тургенев был душой всего плана, устроителем его… Некрасов совещался с ним каждодневно; журнал наполнялся его трудами» .
Заметными событиями в творчестве Тургенева стали его драматические произведения. Первой пьесой стала «Неосторожность» (1843), которую Белинский определил как «вещь необыкновенно умную». В то время на сценах драматических театров шли в основном водевили, романтические мелодрамы. Тургенев с Белинским страстно говорили о необходимости создания реалистической драматургии, отображающей русскую действительность. Первым на этом пути был Н.В. Гоголь с гениальными «Ревизором» и «Женитьбой». Тургенев продолжил реалистические традиции Гоголя своими пьесами «Безденежье» (1846), «Нахлебник. » (1848), комедиями «Холостяк» (1849), «Завтрак у предводителя» (1849). В «Нахлебнике» и «Холостяке» Тургенев повторил гоголевскую тему маленького человека, жертвы социального неравенства и «подчиненного существования», людей типа Акакия Акакиевича.
Наиболее значительной стала пьеса Тургенева «Месяц в деревне» (1850), раскрывающая социальную и духовную рознь между разночинцем Беляевым и обитателями дворянской усадьбы Ислаевых. В конфликте, изображенном в пьесе, нравственную победу одерживает разночинец-демократ Беляев. Эту тему Тургенев впоследствии развил в романе «Отцы и дети».
21 февраля 1852 года скончался Николай Васильевич Гоголь. Потрясенный утратой, Тургенев написал и напечатал в «Московских ведомостях» небольшую статью, где называл Гоголя великим человеком, «который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы, которым мы гордимся как одной из слав наших» . Царское правительство со времени смерти Пушкина преследовало выступления в защиту передовой русской литературы, поэтому Николай I приказал за эту статью о Гоголе посадить Тургенева под арест, а затем «выслать на жительство на родину, под присмотр». Но, конечно, главной причиной такого решения были антикрепостнические «Записки охотника».
В конце 1853 года писателю было разрешено выехать из деревни, но он еще долго оставался под полицейским присмотром. Тургенев возвратился в Петербург, где принял активное участие в работе редакции журнала «Современник».
В 1850-е годы Тургенев пишет романы «Рудин» и «Дворянское гнездо», в которых решаются вопросы идейной эволюции дворянской интеллигенции 30–40-х годов. В это время в русском общественном движении определились так называемые западники и славянофилы. Тургеневу были ясны все, как он говорил, «комические и пошлые стороны западничества». В «Дворянском гнезде» писатель раскрывает их в образе преуспевающего, внешне культурного, но пустого, холодного, хитрого чиновника Паншина, этого представителя дворянского космополитизма, из которого впоследствии выйдет «культурный» крепостник. Противопоставленный ему Лаврецкий в конечном счете не смог решительно порвать с воспитавшей его средой, он не стал бороться с дворянским крепостничеством и покорился своей судьбе.
Будучи непримиримым противником крепостного строя и николаевского режима, Тургенев говорил, что талант не космополит, он принадлежит своему народу и своему времени (не забыли ли мы об этом, читатель?). Русского писателя должно занимать «воспроизведение развития нашего родного народа, его физиономии, его сердечного, его духовного быта, его судеб, его великих дел» . Вслед за Белинским он видел мастерство художника в том, чтобы явления жизни представить в художественных образах. «Поэт мыслит образами; это изречение совершенно неоспоримо и верно» , – говорил он. Сочинения Тургенева выполняют ту великую задачу быть учебником жизни, которую ставили перед литературой Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов.
Чутко уловив приближение революционной ситуации в стране, Тургенев пишет роман «Накануне» (1859). Раскрывая идею «Накануне», он сообщал И.С. Аксакову в ноябре 1859 года: «В основание моей повести положена мысль о необходимости сознательно героических натур… для того, чтобы дело продвинулось вперед» . Под «делом» писатель понимал прогрессивное развитие России и ликвидацию феодально-крепостнического строя.
Особое место в творчестве Тургенева занимает роман «Отцы и дети» (1861). В центре романа демократ-разночинец Базаров, начинающий ученый-естествоиспытатель. Такая тяга к естествознанию, к наукам, к материалистическим идеям была характерна для демократической молодежи 60-х годов. В этом романе, как отмечает С. Петров, Тургенев отобразил политическое размежевание двух лагерей в русской общественной мысли 60-х годов. Он показал, что либералы и демократы в момент борьбы вокруг вопроса о крепостнической реформе выступили как непримиримые враги и что общественная борьба в России вступила в новую историческую фазу.
Тургенев горячо приветствовал отмену в 1861 году крепостного права. Не поняв, что правительство Александра II и помещики-крепостники ограбили крестьян, Тургенев в своем отношении к правительственным реформам 60-х годов стоял на позициях дворянского либерализма, хотя на многое, происходившее в деревне после реформы 1861 года, смотрел критически.
Как предсказание и отражение новых перемен в общественном настроении России явились романы Тургенева «Дым» (1867) и «Новь» (1877). А впереди еще были «Вешние воды», изумительные «Стихотворения в прозе»…
Последние пятнадцать лет жизни Тургенев провел главным образом в Париже, с семейством Виардо.
Буржуазно-либеральной критикой по поводу Тургенева настойчиво утверждалось, что великому русскому писателю всегда и во всем было свойственно восторженное отношение к Западной Европе, ее нравам и порядкам. (В годы перестройки либералы и христопродавцы всех мастей об этом постоянно кричали.) Тургенев считал необходимым установление в России буржуазно-демократического строя с конституционной монархией вместо реакционного самодержавно-полицейского режима, мечтал о развитии культуры, просвещения, о свободе печати. В беседе с американским литератором Х. Бойзеном в 1873 году Тургенев сказал: «Европа… часто представляется мне в форме большого, слабо освещенного храма, богато и великолепно украшенного, но под сводами которого царит мрак» .
В январе 1857 года Тургенев пишет И.С. Аксакову из Парижа: «…Общий уровень нравственности понижается с каждым днем, и жажда золота томит всех и каждого – вот вам Франция» . Вспомните, читатель, примерно такую же оценку Западу давал семьдесят лет спустя Сергей Есенин. Примерно так же отзывался о «райском» Западе великий Владимир Маяковский. А нас до сих пор насильно тянут к их «ценностям»!
А как был прав Тургенев в своих опасениях относительно юнкерско-милитаристской Германии! «Я не скрываю от самого себя, что не все впереди – розового цвета – и завоевательная алчность, овладевшая всей Германией, – не представляет особенно утешительного зрелища» , – писал он поэту Я.П. Полонскому в октябре 1870 года, прозорливо видя во франко-прусской войне «зародыш новых, еще более ужасных войн».
Гении видят вперед. Но мы, к сожалению, живем по пословице «Нет пророка в своем отечестве» .
Еще в 50-е годы Тургенев становится известным во Франции. Видный французский писатель П. Мериме свидетельствует, что западноевропейские литературные круги видели в Тургеневе «одного из вождей реалистической школы», в таланте которого «выдающейся чертой» была любовь к правде. «Ни один из русских писателей не читался так усердно по всей Европе, как Тургенев» , – писал известный датский критик Г. Брандес. В
70-е годы в Париже Тургенев сближается с группой французских писателей-реалистов – Г. Флобером, А. Доде, Э. Золя, Эд. Гонкуром. Наибольшим авторитетом в этом «кружке пяти» пользовались Тургенев и Флобер.
Одним из первых Тургенев заметил появление декадентства и формалистического эстетизма в западноевропейской буржуазной литературе конца ХIХ века. В конце 70-х годов он говорил: «Обратите внимание на современное французское искусство, театр, роман, даже поэзию: везде преобладает форма и голый материальный предмет, все представлено в высшей степени тщательно, детально и красиво, но ничего не говорит ни мысли, ни чувству…» Здесь надо вспомнить другого нашего гения, композитора Н.А. Римского-Корсакова, решительно отвергавшего декадентство в музыкальном мире. А выдающийся критик В.В. Стасов вообще называл декадентов паралитиками, больными людьми. Вот откуда пошел развиваться раковой опухолью искусственный авангард, ничего не дающий ни сердцу, ни уму.
Вместе с Герценом Тургенев был в то время подлинным представителем русского народа в Западной Европе. Европа знала в основном официальную, крепостническую Россию, да еще богатых русских дворян, прожигавших жизнь за границей (знакомая картина, не правда ли, читатель?). О трудовом народе России на Западе распространялись клеветнические бредни. Заслуга Тургенева и других прогрессивных русских писателей состояла в распространении правды о талантливом и работящем русском народе.
Один из величайших стилистов в мировой литературе, Тургенев заботился о художественной отделке своих произведений, завершенности их формы. Он настойчиво работал над языком своих произведений, добиваясь точности, простоты и выразительности слова. Тургеневский язык составил эпоху в развитии русского литературного языка, обогатил его: «…язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского – велик и могуч» , – писал Ленин.
Когда в начале 80-х годов XIX века в России свирепствовала реакция, смертельно больной Тургенев писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах своей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя не верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» И Тургенев призывал писателей: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык – это клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками, в челе которых блистает… Пушкин! Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса» .
Тургенев очень тосковал по России. Приезжал в Спасское, в Петербург, последний раз в котором был в 1881 году. Хотел навсегда переселиться в Россию. Но этому желанию не дано было осуществиться. В начале 1882 года он тяжело заболел (врачи диагностировали рак спинного мозга). Его почти двухлетние страдания были мучительны. Сознавая, что умирает, он в мае 1882 года пишет из Буживаля поэту и другу Полонскому: «…когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу – родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу» .
Тургенев скончался 22 августа (3 сентября по н. ст.) 1883 года в Буживале, близ Парижа. Гроб с телом писателя перевезли в Россию. Царское правительство, верное своей ненависти к передовым русским писателям, чинило препятствия воздаянию почестей умершему писателю. Тем не менее 27 сентября в Петербурге при огромном стечении народа Тургенев был похоронен на Волковом кладбище, как он завещал, недалеко от могилы Белинского. «Таких похорон еще не бывало в России, да и едва ли будет , – записал В.П. Гаевский. – Замечательно отсутствие всякой официальности: ни одного военного мундира, ни одного не только министра, но сколько-нибудь высокопоставленного лица. Администрация, видимо, была напугана. На кладбище послано было, независимо от полиции, 500 казаков, а на дворах домов и в казармах по пути шествия находились войска в походной форме. Думал ли бедный Тургенев, самый миролюбивый из людей, что он будет так страшен по смерти!»
Печальник русской земли, он правдиво ознакомил весь мир с русским народом, его жизнью, мужественным характером, его свободолюбивыми стремлениями, справедливым сердцем, доброй и открытой душой и тем заслужил признание и любовь миллионов людей как в России, так и за рубежом. В этом огромная патриотическая заслуга великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева, в течение долгих лет поддерживавшего в обществе (по словам Салтыкова-Щедрина) «глубокую веру в торжество света, добра и нравственной красоты».
В очерке использованы воспоминания и письма самого Тургенева, а также работы С. Петрова, Г. Бялого и А. Муратова.
Юрий СИДОРОВ, Санкт-Петербург
Сергий Радонежский (1314 –1392) – иеромонах Русский церкви, преобразователь монашества в Северной Руси, основатель Свято-Троицкого монастыря. Был причислен к лику святых.
Детство
Сергий Радонежский родился 3 мая 1314 года в селе Варницы под Ростовом. При крещении будущий святой получил имя Варфоломей. В семь лет родители отдали его учиться грамоте. Сначала обучение давалось мальчику очень плохо, однако постепенно он изучил Святое писание, заинтересовался церковью.
С двенадцати лет Варфоломей начал строго поститься, много молился.
Основание монастыря
Примерно в 1328 году будущий иеромонах вместе с семьей переехал в Радонеж. После смерти родителей Варфоломей вместе со старшим братом Стефаном ушли в пустынные места. В лесу на холме Маковец они построили небольшой храм Троице.
В 1337 году, в день памяти мучеников Сергия и Вакха, Варфоломей принял постриг под именем Сергий. Вскоре к нему стали приходить ученики, на месте церкви образовалась обитель. Сергий становится вторым игуменом и пресвитером обители.
Религиозная деятельность
Через несколько лет в этом месте образовался процветающий храм Сергия Радонежского – Троице-Сергиев монастырь. Узнав о возникновении обители, вселенский патриарх Филофей прислал игумену грамоту, в которой отдавал должное его деятельности. Преподобный Сергий был высокоуважаемой личностью в княжеских кругах: он благословлял правителей перед битвами, примерял их между собой.
Кроме Троице-Сергиевого за свою краткую биографию Радонежский основал еще несколько монастырей – Борисоглебский, Благовещенский, Старо-Голутвинский, Георгиевский, Андронникова и Симонова, Высотский.
Скончался великий иеромонах Сергий 25 сентября 1392 года.
Почитание памяти
Сергий Радонежский был причислен к лику святых в 1452 году. В произведении «Житие Сергия», основном первоисточнике жизнеописания иеромонаха, Епифаний Премудрый писал, что за свою жизнь святой Радонежский множество чудес, исцелений. Однажды он даже воскресил человека.
Перед иконой Сергия Радонежского люди просят о выздоровлении. 25 сентября, в день смерти святого, верующие празднуют день его памяти.
Интересные факты
В «Житие Сергия» рассказывается, что Варфоломей научился читать и писать благодаря благословению святого старца.
Среди учеников Сергия Радонежского были такие известные религиозные деятели, как Авраам Галицкий, Павел Обнорский, Сергий Нуромский, преподобный Андроник, Пахомий Нерехтский и многие другие.
Жизнь святого вдохновила многих писателей (Н. Зернова, Н. Костомарова, Л. Чарскую, Г. Федотова, К. Случевского и др.) на создание художественных произведений о его судьбе и деяниях, в том числе ряда книг для детей. Биография Сергия Радонежского изучается школьниками в 7-8 классах.