Русская усадебная культура. Дворянская усадьба. Дворянская усадьба кратко

«Полина сделалась бордового цвета, но продолжала ровным голосом разговаривать с подругой. А положив трубку, повернулась ко мне: «Мама, извини…» Держалась! Потом вылетела во двор, на дорогу, которая видна из окна нашего дома. И я вижу, как у нее ходуном ходят плечи, как она руками закрывает лицо», — вспоминает Елена Проклова.

Елена, год назад, когда говорили о своем разводе, вы выражали надежду, что у вашего бывшего мужа еще появится другая семья, дети. В результате вы как жили, так и продолжаете вместе жить. И отношения ваши продолжают оставаться нежными, это видно невооруженным взглядом. Так что, развод оказался ошибкой?

Елена: Развод не был ошибкой уже потому, что наши отношения с Андреем после него стали гораздо лучше. Вот как бывает!.. Наверное, в свое время мы просто перегрузили друг друга претензиями: ты мне должен — ты мне должна. Вроде бы мы давали друг другу свободу во всем, но в душе каждый считал, что ему чего-то недодают. Я разводилась не потому, что я не люблю Андрея, а потому, что отношения зашли в тупик. Когда я сказала ему о разводе, он ответил: «Да, наверное, это правильное решение… Хотя я этого и не хочу…» Но я настаивала: «А я не хочу дальше так жить». Женщине отстоять свою самостоятельность и право на свою жизнь очень непросто, особенно с таким мачо, как Андрей. А сейчас мы ничего друг другу не должны. Два абсолютно свободных и независимых человека! Мы вместе, когда хотим. А когда не хотим — расходимся. И наша жизнь стала счастливой.

— Полина, а вы что думаете по поводу развода родителей?

Полина: У мамы с папой, сколько я себя помню, были очень сложные взаимоотношения. Они жили беспокойно: постоянно ссорились, спорили, кричали. Я всегда находилась между двух огней и очень переживала. Абстрагироваться не получалось. Когда твои родные на такой волне, на таких эмоциях, ты просто не узнаешь их. И в детстве это очень страшно: как это родители, с которыми мы с утра вместе завтракали, мило смеялись и общались, вечером орут, что-то бьют и бегают вокруг дома?! Самым неприятным был момент, когда мама или папа в своем конфликте обращались ко мне как к судье: «Полина, как ты считаешь, кто прав?» И поскольку я всегда поддерживала маму, говорила, что права она, хотя не всегда считала именно так. А папа каждый раз надеялся, что я хоть раз приму его сторону. Но я никогда не сомневалась, что родители будут вместе. Моя любимая поговорка про маму с папой: безумная любовь проходит быстро, а любовь двух безумных — никогда. Мне кажется, они просто слишком яркие индивидуальности, чтобы жить спокойно. Но они счастливы.

Елена: Сейчас мы с Андреем собираемся опять ехать в Африку. Хотя я много раз говорила: «Не хочу на твою охоту! Как ты не хочешь на море, так я не хочу на твою охоту». А он: «Ничего, потерпи, как всегда терпела. Для меня Африки без тебя не существует». И я с ним поеду. Хочу, чтобы ему было хорошо. Думаю, что в какой-то момент своей жизни он сообразит: чтобы мне было хорошо, со мной надо поехать на море. А пока он даже в Сочи не ездил, где я купила квартиру!

— Полина, а почему вы всегда были на стороне матери, даже если считали, что она не права?

Полина: И так будет всегда! Нес­мотря на то что папу я безумно люблю… Но мама с детства для меня самый дорогой и близкий человек.

Елена: До шести лет, пока дочь не пошла в школу, мы с ней не расставались ни на один час. Я нигде не работала, ничем не занималась, я была только с ней. Спали мы вместе, все делали вместе: стирали, готовили, убирали, сажали растения — и ровно половину времени играли в разные игры. Ее так и звали: «мамин хвостик». Для меня эти шесть лет — пик гармонии и счастья. Полину я родила в 41 год. Она была выстраданным ребенком. Перед ее рождением я потеряла четверых детей — троих рожденных, и еще был один выкидыш на очень позднем сроке. За то, что в итоге появилась на свет Полина, я благодарна врачам. У меня кесарево было. Помню, когда я пришла в себя, акушеры стояли рядом и держали ее на руках. Я вскочила, чтобы схватить ребенка. На меня закричали: «Лена, у тебя швы разойдутся!» На третий день после кесарева я удрала из клиники. Андрюша тайком привез мне одежду, я заплатила девочкам, они завернули Полишу, и я укатила домой в деревню, где мы с Андреем к этому времени уже построили дом. Так что дочь с первых дней живет в лесу и не знает городского жуткого воздуха.

— Со старшей дочерью у вас ведь все было не так?

Елена: Я очень долго жила, ни о чем не задумываясь. Эмоции, как ветер, гоняли меня по морю жизни. Я много глупостей совершила. По глупости в 17 лет выскочила замуж. Просто мой брат женился, я видела эти приготовления, подвенечное платье его невесты. И воображение нарисовало картинку: я сама красивая, в белом платье, а рядом эффектный мужчина в черном строгом костюме. Дело было за малым — найти жениха. Я далеко не ходила. Подошла к другу моего брата Виталику Мелик-Карамову и буквально предложила на мне жениться. А он и до этого оказывал мне знаки внимания. В общем, в один день играли две свадьбы. Мне было семнадцать, и родителям даже пришлось писать разрешение на брак. Так я получила свою свадьбу, которой так желала.

Проблема в том, что у Виталика желание было гораздо серьезнее — он хотел семью и детей. И о ребенке меня просил настойчиво. Я сдалась: «Ну ладно!» Всю беременность я пробегала. На седьмом месяце сдавала экзамены по актерскому мастерству, играла героиню Островского. Мне шили широкие платья­. Я даже не заметила, как Аришу родила. Правда, помучилась при родах — они шли тяжело. Но на этом — все… Мне было 18 лет. Появление дочери на свет я восприняла легкомысленно: взяла ляльку на руки, тут же отдала маме и сама побежала в институт. С Виталиком мы быстро разошлись. Он не воспринимал все, что связано с актерством, а я тогда не могла жить без сцены… Расставание с ним я восприняла как облегчение, хотя жизнь складывалась непросто — самой нужно было зарабатывать. И я много снималась, много играла на сцене. Мама с Аришей мне с радостью помогала. Все раньше так жили — воспитание детей перекладывали на старшее поколение. И я даже не задумывалась, что это как-то неправильно. Счастливая мчалась с гастролей и фестивалей с подарками, с одежкой, с джинсиками…

Правда, родители меня упрекали, что я думаю только о своей работе и дочь бросила. Часто это произносилось прямо при Аришке, в эмоциях… Для меня это было непонятно. Ведь их жизнь строилась похожим образом. Я росла с бабушкой и дедушкой и родителей практически не видела. Днем они работали, вечерами у них собирались гости и начиналась игра в преферанс, или они бежали в ресторан, в кино, в гости. А в отпуск уезжали отдыхать на море на машинах с компанией, я в это время была на даче с бабушкой и дедушкой. Это была норма. Когда я девчонкой снималась в фильме «Снежная королева» — а съемки продолжались полтора года, — родители ко мне приехали всего один раз на один день! И то потому что в Мукачеве, где тогда шли съемки, папа когда-то служил и решил вспомнить молодость. Поцеловали меня: муси-пуси — и отправились в свою жизнь…

А потом, когда я уже чувствовала себя взрослой, у них вдруг возникло ко мне слишком много претензий. Я очень их любила, но всегда говорила: «Стоп, это моя жизнь». Они долго не могли с этим смириться. Мой папа — военный, он был очень жестким и категоричным. Отец пытался руководить мною, как-то повлиять на мои решения и все критиковал. Но под конец стал говорить иначе. Чуть ли не последними его словами были: «Лена, я тебя уважаю за то, что ты сделала свою жизнь сама. Она у тебя прекрасная! И я очень сожалею, что мы потратили столько времени на ссоры… Мне казалось, что я умнее, что я могу тебя чему-то научить, как-то помочь… А в итоге это ты нам помогаешь и поддерживаешь всех в семье. Если что не так, прости меня». А я… Ну да, я жесткий, наверное, человек...

— Со старшей дочерью Ариной ваши отношения тоже ведь складывались непросто и был конфликт?

Елена: Конфликт с Ариной возник на той же самой почве, что и с родителями. Мы прервали с ней отношения на три года после того, как она в ультимативной форме стала мне рассказывать, что я обязана для нее сделать. Ей было двадцать с лишним лет, она уже вышла замуж, а я должна была ей квартиру и что-то еще. Я сказала: «Вот я оплачивала тебе институт. Но как только ты из него ушла, мои обязательства по отношению к тебе кончились. Все строится только на том, хочу я что-то для тебя сделать или не хочу. Чтобы я хотела, ты должна более уважительно ко мне относиться». Это и был наш с ней конфликт. Но потом я поняла, что сама же не научила ее жить по-другому, и это моя, а не ее вина. Арина росла с ощущением, что она несчастный брошенный ребенок. Хотя, я уверена, все было бы иначе, если бы мои родители постоянно ей этого не внушали. Это такая семейная дрязга, которая, слава богу, ушла в прошлое. Теперь у нас с Ариной прекрасные отношения. На днях поедем к ней в гости.

— Долгожданные дети часто сталкиваются с проблемой, что родители над ними слишком трясутся…

Елена: Я категорически не хотела, чтобы так случилось с Полиной. Но я знаю молитву: «Господи, дай мне Твои глаза, чтобы видеть в детях образ Божий. Дай мне Твое сердце, чтобы любить их безусловно. Дай мне Твою любовь, чтобы растить их, как цветы. И дай мне Твою мудрость, чтобы, когда придет время, предоставить им свободу выбора». Эта молитва мне помог­ла. И у Полины свобода выбора была всегда. Я всегда спокойно объясняла, почему, например, нельзя хватать огонь. Но Полина была очень упрямой и говорила: «А я хочу, хочу». — «Ну если хочешь — возьми, только подожди, я схожу за перекисью водорода, за ваткой, потому что ты обожжешься, тебе будет больно, ты будешь кричать, и нужно будет помазать». И все равно она схватилась за огонь, а я ей потом ручки лечила. Зато Полина привыкла, что я не просто так болтаю, и доверяет мне во всем до сих пор… Я максимально все ей разрешала. Для меня главное было научить ее принимать решения, отвечать за них. Годика в три или четыре она мне сказала: «Мама, я хочу прыгнуть в пруд. Хочу плавать!» При этом было холодно, она стояла в куртке, в штанах. Я ей говорю: «Солнышко, я же туда прыгаю после сауны, поэтому мне не холодно, а ты замерзнешь. И можешь заболеть». — «Я хочу, я могу». — «Тогда придется раздеваться, иначе одежда тебя потянет ко дну. Я, безусловно, тебя вытащу, я буду стоять рядом, но ты уверена, что тебе это надо?» — «Я хочу доказать себе, что я могу это сделать». — «Нет вопросов. Мы с папой будем рядом». И вот мы с Андреем стоим, смотрим. Она раздевается, прыгает в эту ледяную воду, где уже лед по краю, после чего мы ее вытягиваем, она бежит домой, растирается полотенцем и выходит счастливая: «Мама, я это сделала! Мне было так страшно!» Я говорю: «Знаешь, я горжусь, что ты преодолела страх! Но главное, перед тем, как что-то сделать, свое решение продумать и осознать, что отвечать за последствия будешь лично ты и никто не будет виноват…» И она научилась.

— Многие скажут, что у вас довольно рискованные методы воспитания…

Елена: Я очень переживала, что у меня поздний ребенок и что я могу просто не успеть научить ее обращаться с жизнью. Поэтому процесс обучения шел ускоренно. С одиннадцати лет отправляла ее в Москву одну. Делали так: в первый раз ехали вместе, буквально за ручку. Я ей показывала, где какой переход, как вести себя на светофоре, на какой станции пересесть и так далее. В следующий раз я говорила: «Теперь ты пойдешь первая, а я вторая, и если что-то не так, я тебе скажу: «Стоп, стоп, Полина! Не в ту сторону». И так мы ездили еще два раза. Потом был следующий этап: «Я буду молчать, ты только по глазам смотри, правильно делаешь или нет». А еще дней через десять она шла впереди меня и даже не оборачивалась. Вот после этого я ей сказала: «Теперь ты будешь ездить одна. Только звони мне с каждого пункта».

Когда Полина поступила в институт — а она сдавала вступительные экзамены в 14 лет, а в сентябре на первый курс пришла в 15, — она сказала: «Мама, я прошу тебя, я хочу жить одна». Я попыталась протестовать, мол, слишком рано, но она возразила: «Учиться в институте я достаточно взрослая, а жить одна — нет?» И я сняла ей квартиру. У меня была одна просьба: «Когда зайдешь в дом, позвони…» Месяца через два Полишка сказала: «Мам, я хочу домой!» Мне так нравилось видеть, как она учится жизни, взаимодействует с миром, в том числе и получает свои первые оплеухи... Я думала: пускай! Я и сейчас любуюсь своей дочерью. Даже не внешностью, а тем, как она сама отвечает за все, что с ней происходит. Это самое большое, чему можно научить ребенка. Когда бы меня теперь ни застиг мой последний час, я за нее спокойна.

— Полина, а в 14 лет вы институт сами выбрали?

Полина: Сложно в этом возрасте понять, чего ты хочешь. Я училась в серьезном институте — Всероссийской академии внешней торговли — и получила диплом международного юриста со знанием иностранного языка. Мама и папа не просто отправили меня в хороший вуз, а приняли во внимание мою склонность к языкам и гуманитарным наукам. И я им очень благодарна за то, что в процессе обучения они еще и терпели мои стенания: «Не хочу здесь учиться, лучше бы я пошла в какое-то другое место… Куда? Не знаю…»

— Может быть, вы об актерстве думали?

Полина: Думала, но еще до института. Даже ходила в 13 лет на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ. Тогда я этого очень хотела. Но сходила и поняла: не мое. А потом, через несколько лет, когда во мне снова шелохнулись сомнения по поводу выбора профессии, мама пошла на грандиозный шаг — позволила мне два года играть с ней в антрепризном спектакле «Все сначала». И тогда у меня не осталось ни капли сожаления, что я не стала поступать в театральный.

— То есть у вас как у матери и дочери не было сложных моментов?

Елена: Переходный возраст никто не отменял. Я заранее предупреждала Полину: «Я буду тебя раздражать, ты многое будешь воспринимать враждебно. Знай, я тебя люблю». Я старалась ее не трогать, и ей просто не с чем было воевать. Но я, конечно, переживала за нее. Она была самой младшей в классе, а потом и вовсе стала учиться экстерном, и все оказались на три-четыре года старше ее. Ее не брали в компании. Это были самые переживательные годы, я слышала, как она плачет в своей комнате. Редко-редко она говорила: «Мам, у меня нет друзей». Но жалобы были очень скупыми… Дело в том, что Андрей ждал сына, а родилась Полина, и он ее учил, как пацана: «Если хочешь плакать, зайди в свою комнату и плачь одна. Твоих слез не должен видеть никто». Все детство она носила многое в себе… При этом я все-таки думала: какое счастье, что у нее нет романов с маленькими бестолковыми мальчиками, я радовалась, что Полина не окажется там, где могут быть наркотики, алкоголь, ранний секс и так далее. В этом смысле я правильно все рассчитала.

— Но ведь переживания ранили ее душу!

Елена: А где вы видели жизнь без переживаний? Были бы другие переживания, гораздо худшие. У меня и самой детство закончилось, когда мне было 11 лет, потому что я начала сниматься в кино. И я тоже очень страдала, что у меня нет ни одной подружки. Более того, когда я изредка приходила в школу, девчонки устраивали мне бойкоты, потому что мальчишки все время в меня влюблялись. А я плакала, что со мной никто дружить не хочет. Но я нашла себе отдушину — шила платья для кукол. Разные тряпочки интересные мне доставались из закроечных цехов «Мосфильма». Меня это занятие очень успокаивало. Я до сих пор очень люблю все делать своими руками.

— Интересно, откуда в вас это?

Елена: Я думаю, гены. Во мне есть немецкие корни, и латышские, и французские, и еврейские. Мою любимую прабабушку звали Виктория Францевна. Она научила меня абсолютно всему. Сама же она в свое время училась в Институте благородных девиц. Она мне говорила: «Когда утром встаешь, нужно накинуть пеньюар и дойти на цыпочках до ванной, чтобы муж видел твои длинные ножки». Еще прабабушка научила меня аккуратности и уходу за собой. Пенсию ей платили крошечную — 36 рублей. Но она всегда выглядела шикарно: накрашена, с помадой, с прической, никакой седины…

У бабушки (а я обращалась к ней именно так, никогда не использовала приставку «пра-») имелось шесть или семь платьев, которые она после каждой носки стирала, гладила и только потом надевала снова. К этим платьям подбирала бусики, шарфики, туфельки и так далее. Когда я в детстве начала сниматься, она ездила со мной в качестве сопровождающего, за мной следила, со мной жила, кормила и так далее. Ей «Мосфильм» и «Ленфильм» платили по 50 рублей в месяц. Бабушка говорила: «Лена, я просто миллионер! Я куплю себе еще одно платье, я куплю себе духи!» У меня есть фото — моя внучка, дочь Ариши, сидит рядом с моей столетней прабабушкой. Но и в этом возрасте она выглядела элегантно.

— Подумать только, ведь вашей внучке она приходится прапрапрабабушкой! И они застали друг друга…

Елена: В нашей семье женщины рожали очень рано. Прабабушка рано родила бабушку, бабушка — маму, я — старшую дочь Арину…

Полина: А вот дальше, как говорится, что-то пошло не так. Арина рожала уже после двадцати. В это же самое время мама была беременна мной… Теперь мама от меня буквально требует внуков! (Смеется.) Правда, я и сама стала задумываться о детях. Хотя прежде считала, что лет до тридцати нужно жить исключительно для себя. Наверное, так думают все девушки, пока не встретят человека, которого они полюбят. А я сейчас влюблена. У меня прекрасный жених, с которым мы строим планы на совместное будущее. Так что жизнь вносит свои коррективы…

Елена: Полиша спрашивает: «Мама, тебе нравится мой жених?» Я смотрю на нее, вижу ее счастливое лицо и говорю: «Да, нравится». Если он создает ей ту жизнь, которую она хочет, он мне нравится. Мне Полины не хватает бе­зумно, потому что она со своим женихом живет за границей, а в Москве бывает редко. Но я счастлива, потому что ей хорошо. Даже при том, что в Европе сейчас не так спокойно, как прежде.

Полина: Да, например, недавно мы были во Франкфурте. Там сейчас на улицу поздно выйти невозможно, огромное количество довольно агрессивных приезжих. И если честно, я не знаю, как маме удается сохранять спокойствие. Я понимаю, она безумно за меня переживает, но при этом держит себя в руках, не названивает при каждой тревожной мысли. Я вижу, как моим подругам мамы звонят в самый неподходящий момент, задают лишние вопросы, лезут в их жизнь. Это безумно раздражает. Я не знаю, где мама находит силы, чтобы сдерживаться. Она не звонит, ждет, когда я сама ее наберу, как бы сильно ни волновалась и ни переживала. Максимум — может прислать эсэмэску: «У тебя все в порядке?» Даже у папы нет столько выдержки. Он может позвонить в два часа ночи и спросить: «Где ты? Когда ты уже приедешь?»

— А что вы делаете в Европе? Это как-то связано с профессией, которой вы учились в институте?

Полина: Я помогаю любимому в его бизнесе, перевожу для него. Отличное занятие — помогать любимому. (Улыбается.) Ну а в будущем планирую открыть свою конную школу — тренировать детишек. Без лошадей я просто не представляю себе жизни! Мое увлечение началось давно, это у нас семейное хобби. Мы с родителями в выходные и свободные дни ездили на конюшню, так что я с детства в седле. А в 16 лет мама купила мне лошадь. И это было самое яркое событие в жизни!

Елена: Как-то Полине позвонила подружка, вместе с которой она ходила в конноспортивный клуб. И я слышу, как та по громкой связи говорит: «У меня лошадь! Своя! Мне купили лошадь!» Полина делается бордового цвета, но продолжает ровным голосом разговаривать с подругой. А положив трубку, поворачивается ко мне: «Мама, извини…» Держится. Потом вылетает во двор, в лес, потом на дорогу, которая видна из окна нашего дома. И я вижу, как у нее ходуном ходят плечи, как она руками закрывает лицо. Выбегаю за ней. Она оборачивается, у нее по лицу текут слезы. И она шепчет: «Мама, извини… я просто….» — «Это из-за того, что у Оли лошадь?

Давай мы не будем плакать, я сделаю все, чтобы у тебя была лошадь ко дню рождения. Обещаю!» И тут Полина разрыдалась еще больше. На 16-летие она получила лошадь. С этого момента я почувствовала, что Полина не хочет даже, чтобы мы с Андреем ездили на конюшню. Это стал только ее мир! Ее самая важная страсть. Мне кажется, она нашла свое призвание. А заниматься нужно только тем, что любишь. И жить с тем, кого любишь. Человек должен быть счастливым вне зависимости от обстоятельств. Нет счастья — создай его сам. Я надеюсь, что научила этому своих детей. Ведь главное не слова, а собственный пример. Меня знаете как дома зовут? «Птица Феникс» — возрождающаяся из пепла. И мне нравится гореть и возрождаться, гореть и возрождаться. Иногда больно, но зато я живу!

О.А. Богданова

«УСАДЕБНАЯ КУЛЬТУРА» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА Социокультурный аспект

Натану Давидовичу Тамарченко - к 70-летию

Как феномен русской культуры XIX века помещичья усадьба соединяла в себе расколотые в ходе петровских реформ части русской нации - дворянство и крестьянство - в одно целое. Одновременные всемирность и «почвенность» русской классической литературы во многом обусловлены тем, что ее создатели, европеизированные дворяне, благодаря усадебной близости с самобытным народом, сумели выразить его миросозерцание общеевропейским художественным языком. Напротив, городская разночинная интеллигенция Серебряного века, чуждая «усадебной культуре», утратила непосредственную связь с народом и создала литературу, далекую от русского национально-религиозного «предания», - не «почвенную», а «катастрофическую».

Ключевые слова: усадьба; дворянство; крестьянство; русская классическая литература; предание; интеллигенция; Серебряный век; беспочвенность; катастрофизм.

В последние два десятилетия в российской гуманитарной науке заметно возрос интерес к «усадебной культуре». В 1992 г. в стране было возрождено основанное еще в эпоху Серебряного века и упраздненное в СССР Общество изучения русской усадьбы (ОИРУ), которое за последние годы своей деятельности способствовало выходу в свет не одной сотне научных и популярных изданий, в том числе периодических (альманаха «Русская усадьба», журнала «Жизнь в усадьбе», каталога «Русские провинциальные усадьбы» и др.). Ряд исследователей (В.Г. Щукин, Е.Е. Дмитриева) говорят также о существовании особого «усадебного текста» в русской литературе ХУШ-ХХ вв., наряду с «петербургским тек-

стом» (термин В.Н. Топорова). «Миф дворянского гнезда теснейшим образом связан с характером русской культуры ее классического периода... Мотив усадьбы приобретает. наиболее яркое, материальное воплощение, выражающее высшие достижения национального гения.», - пишет В.Г. Щукин1. С одной стороны, русская помещичья усадьба - «пространство культуры <европеизированной - О.Б.>, но в естественном, природном ландшафте», с другой - сочетание, «включение в себя равно миров дворянского и крестьянского», - отмечают в фундаментальном исследовании, посвященном «усадебной культуре», Е. Дмитриева и О. Купцова.

Феномен «усадебной культуры» существовал в России сравнительно недолго: в чистом виде - с последней трети XVIII в. и до отмены крепостного права в 1861 г., т.е. всего около века. Начало «усадебной культуры» общепризнанно относится к 1762 г., времени издания манифеста Петра III «О вольности дворянства», освободившего дворян от обязательной службы государству и сохранившего за ними право на земле- и душевладение. Окончательно укрепили привилегированное и независимое (материально и юридически) положение «благородного сословия» в российском социуме указы Екатерины II, особенно «Жалованная грамота дворянству» 1785 г. «Освобожденные от обязательной военной службы дворяне получили возможность заниматься обустройством своих поместий, которые становятся не только источником средств к существованию, но постепенно уже к первой четверти XIX века превращаются в особое явление русской культуры, аккумулирующее энергию живущих в них людей и распространяющее

свое влияние на окружающую провинциальную жизнь» .

В России класс дворянства был численно невелик: общее число потомственных дворян, которые проживали в 371 собственно великорусских губерний европейской части страны, составляло всего лишь 274 тысячи человек. Из этого числа лишь одна треть владела крепостными. Однако на заметную роль в обществе могли претендовать лишь дворяне, владевшие

более чем 100 душами крепостных крестьян, а таких было всего 18,5 тысяч семей на многомиллионную Россию середины XIX в.4 Среднее дворянство, имевшее от 100 до 1000 душ крепостных, было наиболее влиятельной и активной группой. Живя зимой в городе, теплые месяцы (примерно полгода) оно проводило в своих поместьях и, таким образом, было своеобразным мостом между деревенско-крестьянской Россией и культурой современного ему Запада. Именно из рядов среднего дворянства вышло большинство видных политических и культурных деятелей царской России в XIX в. «Дворян среднего достатка больше всего интересовала культура - литература, театр, живопись, музыка, история, общественно-политические теории. Русская культура в большой степени порождена именно этим слоем дворянства в 18-19 тысяч семей, из чьих рядов и вышли таланты»5.

Со второй половины XVIII в. в русской провинции начинается невиданный ранее рост усадебного строительства. «Те, кому позволяли средства, обустроили свои усадьбы, руководствуясь европейской модой и собственными пристрастиями». Усадьба XVIII-XIX вв. - это «не только место для жизни, но и особый мир, сконцентрировавший в себе духовные ценности столетия. Именно в усадьбах, вдали от городской суеты, начинают складываться библиотеки. и портретные галереи.; коллекции физических и астрономических приборов., старинных монет и минералов. Усадебная среда дала возможность сложиться такому уникальному явлению русской культуры, как крепостной театр»6. «Xудожественным перекрестком», где «черты крестьянского искусства трансформировались, приноравливаясь к господским вкусам», назвала русскую дворянскую усадьбу О.С. Евангулова. При всех издержках крепостничества, крестьяне, благодаря непосредственному, тесному и длительному общению с людьми из «образованного сословия» в условиях усадебной жизни, так или иначе затрагивались влиянием более высокого умственного развития, образованности как гуманитарной, так и профессиональной, более цивилизованных

форм жизни, быта. «Как это ни покажется. странным, - пишет Ю.М. Лотман, - следует сказать, что и крепостное право имело для истории русской культуры в целом некоторые положительные стороны. Именно на нем покоилась, пусть извращенная в своей основе, но все же определенная независимость дворян от власти - то, без чего культура невозмож-на»8.

Постепенно представление о высоком достоинстве и ответственности звания помещика распространялось среди дворян, становилось своеобразным идеалом патриотического служения, который выразили в своих произведениях Н.В. Гоголь («Русский помещик» в «Выбранных местах из переписки с друзьями», второй том «Мертвых душ»), славянофилы (например, А.С. Xомяков в «Разговоре в Подмосковной», Л.Н. Толстой (образ Николая Ростова как «хозяина» в Лысых горах в эпилоге «Войны и мира»). Прекрасно сказал об этом и А.С. Пушкин: «.Звание помещика есть та же служба. Заниматься управлением трех тысяч душ, коих все благосостояние зависит совершенно от нас, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши. Небрежение, в котором оставляем мы

наших крестьян, непростительно» .

В «Очерках прошлого» (1910-1911) М.О. Гершензон с ностальгией, присущей «беспочвенно»-интеллигентскому Серебряному веку, воспроизводит быт и нравы усадебной жизни в Долбине (имении славянофилов Киреевских - О.Б.) и связывает именно с этим укладом возникновение особого типа культурных деятелей. Так, родители Ивана и Петра Киреевских соединяли «с почвенностью замечательную. образованность»: знание нескольких иностранных языков, умение музицировать, переписку с выдающимися деятелями западноевропейской культуры, занятия медициной и естественными науками, любовь к художественной литературе и т.д. При этом в Долбине сохранялась «во всей силе та близость усадьбы с народом, тот открытый приток народного элемента в господскую жизнь, которые

отличали помещичий быт старого времени». Братья Киреевские, по мысли М.О. Гершензона, были «отростками» «целой культуры» - «культуры старого поместного дворянства, еще не оторванной от народной почвы, напротив, во многом близкой к ней и сознательно дорожившей этой близостью». Неудивительно, что в славянофильстве как целом «обрела себе голос народная стихия», что его представители «были в своем мышлении каналами, чрез которые в русское общественное сознание хлынуло веками накоплявшееся, как подземные воды, миросознание русского народа»10, другими словами - русское национально-религиозное «предание».

Славянофильство было, пожалуй, самым ярким и непосредственным выражением «усадебной культуры», однако во многом она определила и миросозерцание дворян западнической ориентации (например, творчество А.И. Герцена и Ф.М. Достоевского 1840-х гг., И.С. Тургенева, М.Е.Салтыкова-Щедрина 1850-х гг., поэзию Н.А. Некрасова и др.). Более того, В.Г. Щукин отмечает, что именно западники внесли определяющий вклад в создание «усадебного текста» русской литературы11, который послужил серьезным подспорьем для появления в России XIX в. целого пласта интеллектуально независимых индивидуальностей-личностей. В Спас-ском-Лутовинове (имении Тургенева - О.Б.) и на даче в Соколове (имении Герцена - О.Б.) предпринимались попытки практического применения, в том числе и по отношению к людям из народа (например, рассказ Тургенева <^орь и Калиныч»), «главного идеала западников - мечты об уважении к достоинству отдельно взятой человеческой личности, которое и составляет главную цель исторического прогресса»12.

Конечно, эпоха «усадебной культуры» в России имела и довольно мрачные стороны, также многогранно отраженные в русской классической литературе (в творчестве Пушкина, Гоголя, Тургенева, Некрасова, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского и многих других). Вопиющее социальное неравенство, многочисленные злоупотребления помещиков, произвол вла-

стей по отношению к крестьянам - все это имело место, однако не могло зачеркнуть того факта, что именно в рамках «усадебной культуры» исторически, эмпирически, практически, а не умозрительно, происходило религиозно-нравственное и культурно-психологическое воссоединение двух частей русской нации, разобщенных петровскими реформами: народа и «образованного сословия». Национальное единство, хоть и основанное на социальной несправедливости (крепостническом строе), существовало на практике в течение примерно полувека новой русской истории: с начала XIX в. (эпохи романтизма с его культом национальной самобытности, побудившим русское дворянство обратиться к собственным национальным истокам, а значит взглянуть на крестьян не только как на рабочую силу, но и как на хранителей «предания») - до 1861 г.

Особенно важно подчеркнуть, что русский культурный деятель из поместного дворянства, плод «усадебной культуры», типичный русский писатель-классик, сочетал в себе, подобно П.В. Киреевскому, «живой умственный интерес» с «крепким “земле своей своеземством”, - каким-то ин-

стинктивным патриотическим консерватизмом» . «Миросознание русского народа» (т.е. «предание») было рационализировано, оформлено и развито средствами европейской теоретической и художественной мысли, стало не только русской общенациональной ценностью, но достоянием всего культурного человечества. Оно стало предметом размышления не только славянофилов, но вместе с ними - всей русской классической литературы, даже в лице авторов западнической ориентации впитавшей в себя многие черты славянофильства14, по-видимому благодаря укорененности последних в «усадебной культуре». «Почвенность» русской классики, по нашему мнению, проистекает именно из этого источника, именно «усадебная культура» создавала противовес «отвлеченной мысли» западноевропейского происхождения, которая также была прекрасно освоена поместным дворянством.

Русская классическая культура, во многом благодаря своей «усадеб-ности», строила себя на фундаменте сверхличного русского национальнорелигиозного «предания», с его полухристиански-полуязыческим культом земли, семьи, общины, с его многомерным мироощущением, несводимым к рациональным проекциям, с его живым чувством Божественного присутствия. Этим, к примеру, можно объяснить появление в произведениях за-падника-атеиста Тургенева таких глубочайших образов христианской религиозности, как Лиза Калитина в романе «Дворянское гнездо», Лукерья в рассказе «Живые мощи».

Таким образом, качество «почвенности» напрямую связано с принадлежностью к культуре «предания». «Простой народ», писал К.С. Аксаков, не «бессознательная масса», но «имеет глубинные основные убеждения», «это стихия разумная, имеющая нравственную волю», он «есть страж предания и блюститель старины», так как «предание, . преемство жизни есть необходимое условие жизни»15. Однако, продолжает он, народность (т.е. в его понимании «почвенность») литературы «не столько в предмете изображения», сколько «в самом созерцании»16, т.е. в точке зрения автора, в степени его погруженности в стихию «предания». Можно поэтому (если продолжить мысль К.С. Аксакова) изображать и «чуждые формы» жизни, оставаясь при этом «истинно народным», как оценивал творчество Пушкина еще В.Г. Белинский.

Освобождение крестьян от крепостной зависимости в 1861 г. нанесло смертельный удар русской «усадебной культуре»: «несмотря на значительность своего вклада в национальную культуру, дворянство в России так и не смогло приспособиться к пореформенному существованию, в ре-

зультате чего в культурной жизни образовался еще один разрыв» . Осмысляя новую ситуацию, И.С. Аксаков писал в газете «День» (1862-1863): «До сих пор наше общество носило на себе характер преимущественно дворянский; даже самая литература наша может быть названа вообще дво-

рянскою или чиновною.» С отменой в 1762 г. обязательной дворянской службы, это сословие стало преимущественно «сословием землевладельческим» и отделялось от остальной «земли» только своими дарованными властью привилегиями, в первую очередь правом владения крестьянами. Теперь же происходит «самоуничтожение дворянства как сословия»18.

Интересно посмотреть, как все вышеописанное преломляется в романе Достоевского «Подросток» (1875). Здесь общим знаменателем европеизированного дворянско-интеллигентского и патриархального крестьянского миров выступает идеал «благообразия», или «порядка». К нему стремятся все: Версилов, Ахмакова, Макар, Софья, Аркадий., - но каждый вкладывает в него особое содержание. К авторским размышлениям над этим понятием мы можем прикоснуться в подготовительных записях к «Подростку»: «Благообразие. “Ты искал его”. Нажитые Ростовы.»19. По мысли писателя, единственная сложившаяся в послепетровской России подлинно национальная форма - это жизнь «старинного» дворянства в своих поместьях рядом с крестьянами. Европейская образованность соприкасалась там с самобытной патриархальной традицией. Так хотя бы отчасти преодолевался роковой раскол русской нации, вызванный реформами

XVIII в. В русской литературе лучшим изображением этого единства стали страницы романа Л.Н. Толстого «Война и мир», посвященные жизни Ростовых в Отрадном. В этом поместье дворяне и крестьяне - одна семья, у них одни и те же ценности, общие представления о Боге и смысле жизни, о родине и природе, о любви и семье. Это мир «родового предания и красивых законченных форм», «порядок, . уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый»20. Однако «Война и мир» - роман исторический, в нем рассказывается о времени (1800-1810-х годах), далеко отстоящем от эпохи Достоевского. После же отмены крепостничества в 1861 г. поместное дворянство начинает деградировать в социально-экономическом плане, дворянско-крестьянская общность окончательно разрушается, и к 1870-м го-

дам, времени написания «Подростка», толстовский идеал «благообразия» навсегда уходит в прошлое. Этого «красивого типа уже нет в наше время», о нем можно писать только «в историческом роде»21, - резюмирует Достоевский устами одного из персонажей своего романа. Поэтому-то каждый из героев «Подростка», в эпоху «общего беспорядка и хаоса», бьется над поиском утраченного идеала, «угадывая и. ошибаясь»22 вместе со своим создателем.

Предваряя упрек в изображении усадебной жизни XIX в. в «идиллических тонах», заметим, что данная статья всего лишь попытка достигнуть равновесия в осмыслении этого феномена. Многие десятилетия акцент делался только на негативных его сторонах, прежде всего на крепостничестве, более того - на его злоупотреблениях. Совершенно в стороне оставались другие, несомненно позитивные для русской культуры, стороны дворянско-усадебной жизни: возвращение «образованного сословия» к земле, к народу, к национальным корням, просветительская и протекционистская деятельность дворян в своих поместьях, пример грамотного хозяйствования и т.п. Конечно, культурные, просвещенные и гуманные хозяева встречались среди помещиков не столь уж часто, но не так уж и редко; во всяком случае, такими были многие представители русской классической культуры: А.С. Xомяков, Киреевские, Н.П. Огарев, Е.А. Баратынский, Б.Н. Чичерин, Ф.И. Тютчев, Л.Н. Толстой и т.д. Как пишет современный историк С.Д. Домников, усадебный идеал «общего блага» «в той или иной степени разделяли в практической жизни все русские дворяне-помещики,

решившие посвятить себя хозяйству» . Да и в самой русской литературе XIX в. было не только негативное изображение взаимоотношений крестьян и помещиков. Идея сословного единения пронизывает многие произведения Г.Р. Державина, В.Т. Нарежного, Вл. Соллогуба, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого до «Исповеди», есть она - пусть только в нравственнопсихологическом аспекте - и у Пушкина.

В определенном смысле дворянскую литературу, русскую классику, можно, перефразируя известное стихотворение Анны Ахматовой, назвать «цветком», выросшим из «сора» крепостничества24. С массовым разорением дворянства и упадком «усадебной культуры» во второй половине XIX в. постепенно сходит на нет и великая русская литература XIX в. В 1860-е гг. на авансцену культурной жизни России выдвигается новый лидер - интеллигенция, с ее дуалистическим менталитетом, незнанием деревенской жизни, абстрактным (умозрительным), в отличие от усадебного дворянства, представлением о крестьянстве, пренебрежением к «преданию» наряду с социальным сочувствием к народу, враждебностью к дворянской культуре. В цикле статей «Русский Нил» В.В. Розанов отмечает, что в 1860-1870-е гг. в России «заново родился совершенно новый человек, до того не бывший в русской истории», «родился, а не преобразовался из прежнего, например человека 40-х годов». Это был «натуральный человек», «освободившийся от всех традиций истории»25. Здесь точно отмечено отсутствие преемственности между дворянской и интеллигентской типами культуры, а конкретнее - между дворянской «идейностью» (человеком 1840-х гг., типом тургеневского Рудина, который, несмотря на провозглашаемые «передовые» идеи, на практике все же не смог увести девушку из родного дома без родительского благословления) и интеллигентским «идеологизмом» (когда «идейность» перестала сдерживаться традициями, т.е. «преданием»).

В 1905 г., в связи открытием в Петербурге историко-

художественной выставки русских портретов, для подготовки которой он объездил около 100 помещичьих усадеб, С.П. Дягилев произнес следующую речь: «Не чувствуете ли вы, что длинная галерея портретов., которыми я постарался заселить. залы Таврического дворца, - есть лишь грандиозный и убедительный итог, подводимый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду нашей истории <.> Конец быта здесь налицо.

Глухие заколоченные майораты, страшные своим умершим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милыми, средними, не выносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот. я совершенно убедился, что мы живем в страшную

эпоху перелома, мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой

культуре...»

Картину вырождения дворянской усадьбы нарисовал И.А. Бунин в повестях «Деревня» (1909-1910) и «Суходол» (1911). «Поблизости помещики такая голь, что без хлеба по три дня сидят, последние ризы с икон продали, разбитого стекла вставить, крышу поправить не на что; окна подушками затыкают, а по полу, как дождь, лотки и ведра расставляют, -сквозь потолки как сквозь решето льет.», - рассуждает про себя герой «Деревни» Тихон Красов. Сам он, разбогатевший лавочник, внук крепостного, «доконал» потомка обнищавших Дурново, своих бывших господ, «полного, ласкового барчука, лысого на двадцать пятом году. И мужики так и ахнули от гордости, когда взял он дурновское именьице: ведь чуть не

вся Дурновка состоит из Красовых!»

Вырождение дворянства к началу ХХ в. сопровождается и деградацией крестьянской России. О взаимозависимости благополучия крестьян и дворян писал еще Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург» (1834): «Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения. Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого»28. У Бунина же деревня Дурновка, лишившаяся более-менее эффективного когда-то попечения помещиков, - средоточие дикости, невежества, страшного звериного быта, жестокости, порока; удручает разобщенность крестьян. Новый владелец Дурновки, выходец из своей же среды, вызывает у жителей прежде всего зависть и ненависть; впрочем, Тихон платит своим землякам той же моне-

той: «живорезы», «ни к черту не годный народ!» Диссонансом, отзвуком

навсегда ушедшей эпохи, звучит в этом мрачном и безвыходном мире музыка, раздающаяся из старого усадебного дома господ Казаковых: «из темных раскрытых окон, из-за железных сеток от мух гремел рояль, покрываемый великолепным голосом, затейливыми вокализами, совершенно не идущими ни к вечеру, ни к усадьбе», на старой липовой аллее которой -

«грязный песок» .

В «Суходоле» автобиографический повествователь, потомок столбовых дворян Хрущевых, от своего лица рассуждает о судьбе дворянства и «усадебной культуры» с ее светлыми и мрачными сторонами: «за полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, . столько нас выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось, опустилось и просто потерялось где-то!... не имеем мы ни даже малейшего точного представления о жизни не только предков наших, но и прадедов, . с каждым днем все труднее становится нам воображать даже то, что было полвека тому на-

зад!» Хотя Бунин и делает акцент на негативных сторонах «усадебной культуры» эпохи крепостничества (Дурново - в «Деревне» - затравили борзыми прадеда братьев Красовых; Хрущевы - в «Суходоле» - «загоняли» крепостных в солдаты, запугивали их жен и т.п.), тем не менее он показывает, что старинная усадьба - это общий дом для дворян и крестьян:

«Дворня, деревня и дом в Суходоле составляли одну семью» , причем даже, зачастую, в прямом, кровно-родственном отношении. Писатель говорит об общности национального характера, одинаково проявлявшегося у господ и холопов, о единой системе ценностей у тех и других, в конце концов - об их общей судьбе, определяемой «преданием» и неразрывной связью с разоренной ныне усадьбой. Люди из народа, по Бунину, далеко не были только страдательной стороной в усадебном симбиозе: так, Герваська и Юшка психологически доминировали над своими господами, «бывшая раба» Наталья всем «высшим» строем своей души обязана суходольским барам.

Но теперь, констатирует повествователь, от этой культуры уже ничего не осталось: «то место, где стояла луневская усадьба, было уже давно распахано и засеяно, как распахана, засеяна была земля на местах многих других усадеб», «уже и совсем пуста Суходольская усадьба». Даже могилы прадедов затерялись; чтобы возродить хоть какую-то память о былом, «на-

до сделать усилие» . Итак, нить «предания» порвана. Нет преемственности между участниками «усадебной культуры» и их потомками, слившимися с интеллигенцией (так, последний хозяин усадьбы Суходол в конце

XIX в., «вырубив последние березы в саду, по частям сбыв почти всю пахотную землю, покинул ее. - ушел на службу, поступил кондуктором на

железную дорогу»).

Интеллигентская позиция начала XX в. по отношению к дворянской культуре ярко выражена в уже упоминавшихся «Очерках прошлого» М.О. Гершензона. В заключение рассказа о П.В. Киреевском и его семье автор пишет: «Нам, нынешним, трудно понять славянофильство, потому что мы вырастали совершенно иначе - катастрофически <.> каждый из нас не вырастает естественно из культуры родительского дома, но совершает из нее головокружительный скачок. Вступая в самостоятельную жизнь, мы обыкновенно уже ничего не имеем наследственного. Я не

знаю, что лучше: эта ли беспочвенная гибкость или тирания традиции» . Такое положение дел подтверждается и мемуарами Андрея Белого «На рубеже двух столетий» (см. «Введение», «Дети рубежа» из гл. 3, «Борьба за культуру» из гл. 4). «Статика, предвзятость, рутина, пошлость, ограниченность кругозора»36 - так характеризует автор родственный и профессиональный круг своего отца, профессора Бугаева, круг, с которым резко порывает.

С конца XIX в. «усадебное мироощущение», в основе которого -«чувство преемственности поколений», «укорененность человека в исто-

рической почве», сменяется «мироощущением дачным» , исчерпывающе отраженным в творчестве А.П. Чехова, А.М. Горького и др.

Однако «ощущение реального разрушения усадьбы» парадоксально способствовало в Серебряном веке «воскрешению усадебной темы», составившей «мощный пласт» литературы этой эпохи38. В июле-сентябре 1910 г. выходит специальный выпуск журнала «Старые годы», посвященный усадьбе, с программной вступительной статьей Н. Врангеля «Помещичья Россия»; художники-мирискусники (Л. Бакст, М. Добужинский, А. Бенуа) много работают над живописным образом-стилизацией русской усадьбы; в 1914 г. учреждается журнал «Столица и усадьба», по заданию которого совершил свой знаменитый объезд провинциальной России Г.К. Лукомский. Все эти темы и начинания можно объединить термином «пассеизм» (А.Н. Бенуа), подразумевающим попытку «жить в прошлом»,

«страстное предпочтение прошлого настоящему» . В «пассеизме», на наш взгляд, выразилась тяга интеллигентской культуры Серебряного века к дворянской усадебной «почвенности», которою сам Серебряный век уже не обладал.

Ностальгический разрыв этой эпохи с дворянско-усадебной культурой выразил в 1912 г. и Н.А. Бердяев: «Нам нет возврата к славянофильской уютности, к быту помещичьих усадеб. Усадьбы наши проданы, мы оторвались от бытовых связей с землей. Но мы живо чувствуем красоту этих усадеб и благородство иных чувств, с ними связанных»40. Бердяев отчетливо отрефлектировал фундаментальные различия между мировоззренческими основами классической русской культуры XIX в. и культуры современного ему Серебряного века. Так, противопоставляя «крепкое, народное, земляное, органическое» начало славянофильства современной ему «воздушности», отмечая «религиозную беспочвенность» даже «мистической» (не говоря уж об атеистической) интеллигенции начала XX в., философ говорит об «ограниченности» хомяковского мирочувствия: «Под

ним земля не горела, почва не колебалась», как под деятелями Серебряного века; в хомяковских идеях «слишком преобладает стихия земляная над стихией воздушной, в них много глубины, но мало устремленности вверх и вдаль», отсутствуют «апокалиптические предчувствия»; «люди эти жили настоящим, . верили в органический рост будущего». Бердяев практически отрицает основы русского «предания», главные черты которого Xомя-ков видел в семье и общине. «Русскому духу, - продолжает философ начала XX в., - чужда мещанская ограниченная семейственность, чуждо семейное строительство»; соборность как «духовный коллективизм» не привязана, по его мнению, к сельской общине, являющейся всего лишь «временной и изменяемой формой социального быта». Славянофилы, считает Бердяев, «выразили не все черты русского и славянского характера»; в пользу оседлости, они не обратили внимания на «вечное странничество» русских, их «бунт и мятежность». А это и есть определяющая черта русского национального характера - «апокалиптичность», «искание Града Грядущего»; «великая правда русских», не понятая Xомяковым (а значит, по логике Бердяева, всей русской классикой XIX в. как таковой, за исключением, может быть, Достоевского), «в том, что они не могут примириться с этим градом земным», «что они взыскуют Небесный Иерусалим, сходящий на землю. Этим русские радикально отличаются от людей Запада,

прекрасно устроившихся и довольных, град свой имеющих» .

Можно сказать, что революционные потрясения в России первых десятилетий XX в. во многом стали следствием обрисованной социокультурной «беспочвенности» Серебряного века, установки этой эпохи на апокалипсический «катастрофизм».

1 Щукин В. Российский гений просвещения: исследования в области мифопоэтики и истории идей. М., 2007. С. 206.

2 Дмитриева Е., Купцова О. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М., 2003. С. 16-17.

3 Охлябинин С. Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века. М., 2006. С. 11-12.

4 См.: Там же. С. 149-150.

5 Там же. С. 13.

6 Мир русской усадьбы в литературе XVIII - начала XX века: хрестоматия / сост. и вступ. статья М.Д. Ковалева. М., 2006. С. 10-11.

7 Евангулова О.С. Xудожественная «вселенная» русской усадьбы. М., 2003. С. 25.

8 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 1994. С. 28.

9 Цит. по: Мир русской усадьбы в литературе XVIII - начала XX века. С. 25.

10 Гершензон М.О. Грибоедовская Москва. П.Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. С. 319, 317, 319, 349.

11 См. Щукин В. Указ. соч. С. 326.

12 Щукин В. Между полюсами: об органичности и судьбоносности русского западничества // Вестник Европы. 2002. № 7-8. С.184.

13 Гершензон М.О. Указ. соч. С. 319.

14 См. об этом: Сухов А.Д. Xомяков, философ славянофильства. М., 1993. С. 81-85.

15 Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1975. С. 375, 380.

16 Там же. С. 380.

17 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 27-28.

18 Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? / сост. и вступ. статья В.Н. Грекова. М., 2002. С. 393-394, 623-624, 633.

19 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л., 1972-1990. Т. 16. С. 441.

20 Там же. Т. 13. С. 453.

21 Там же. С. 454.

22 Там же. С. 455.

23 Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город: Россия как традиционное общество. М., 2002. С. 569.

В подтверждение этой мысли приведем параллель, которую проводит Ю.М. Лотман между дворянской культурой России эпохи крепостничества и культурой античной демократии классических Афин: «Странно было бы приукрашивать рабовладельческий строй и предполагать, что он не был связан с чудовищными злоупотреблениями. Но не менее странно было бы, глядя на статуи Фидия и Праксителя, читая Софокла или Эврипида, все время приговаривать: “Это все за счет труда рабов”. Рабовладельческое античное общество создало общечеловеческую культуру. У нас нет причин забывать, во что обошлось России превращение дворянства в замкнутое господствующее сословие, но нет причин забывать и о том, что дала русской и европейской цивилизации русская дворянская культура.» (Беседы о русской культуре. С. 40-41).

26 Дмитриева Е.Е. Русская усадьба: конец золотого века // Кануны и рубежи. Типы пограничных эпох - типы пограничного сознания: материалы российско-французской конференции: в 2 ч. Ч. 1. М., 2002. С. 286.

27 Бунин И.А. Легкое дыхание: повести; рассказы. М., 2006. С. 323.

28 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 9 т. Т. 5. М., 1954. С. 169.

29 Бунин И.А. Указ. соч. С. 431.

30 Там же. С. 393.

31 Там же. С. 492.

32 Там же. С. 444.

33 Там же. С. 492.

34 Там же. С. 493.

35 Гершензон М.О. Указ. соч. С. 315-316.

36 Белый А. На рубеже двух столетий. М., 1989. С. 40-41.

37 Дмитриева Е., Купцова О. Жизнь усадебного мифа. С. 161.

38 Дмитриева Е.Е. Русская усадьба: конец золотого века // Кануны и рубежи. Ч. 1. С. 287.

39 Цит. по: Адамович Г. Из старых тетрадей // Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 380.

40 Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков. М., 2005. С. 83.

41 Там же. С. 80, 181, 80, 82, 154, 155, 183.

- 120.00 Кб

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Тюменская государственная академия культуры и искусств»

Институт сервиса и социально культурных технологий

Кафедра культурологи

Контрольная работа

По экологии культуры

Тема: Культура русской усадьбы

г. Тюмень 2010

Культура русской усадьбы

Тут и вступает в свои права культура. Многие философы именно в организации социального хаоса видят ее предназначение. Для этого общество вырабатывает некие усредненные идеалы и ценности, которые и составляют его идеологию. Однако конкретная личность чаще всего не соответствует усредненным общественным идеалам. Да и человек воспринимает навязываемые ему обществом ценности, как ограничение своей свободы. Так постепенно культура, оставаясь мощным средством регуляции отношений в обществе, становится механизмом подавления индивида.

Таким образом, жизнь отдельного человека протекает в двух резко разграниченных планах. Общественная деятельность осуществляется в, так называемое, рабочее время. Ему (подчас очень остро) противостоит индивидуальное время, свободное время. В психологическом мире индивида это отличие фиксируется в точных выражениях: надо и хочу. Для человека работа, которую сделать надо, находится совсем в другом мире, чем та, которую делать хочется. И "время надо", в отличие от "времени хочу" наполнено совсем другим смыслом.

Свободное время (время хочу) нельзя проводить в том же самом месте, где обычно работаешь. Здесь, все должно быть иным, желаемым, а не должным. Иное поведение выражается в подчеркнуто торжественных, или подчеркнуто свободных жестах, в особых шутках. Иное поведение выражает себя в подарках и совместных трапезах, что особенно характерно для Руси. Так всё - особое место, особо выделенное время, особые предметы и иное поведение служат созданию не похожей на повседневность идеальной реальности, той, о которой нам только мечтается. Реальности, что воплощает в себе наше представление об идеальном существовании, о давно ушедшем "золотом веке".

В мире дворянской культуры с ее жесткой иерархией это ощущалось особенно остро. Потому и говорила Екатерина II , что "жить в обществе не значит ничего не делать". Эта сценическая, крайне театрализованная жизнь была настоящим ежедневным общественным трудом. Дворяне служили "Государю и Отечеству" не только в департаментах, но и на придворных празднествах и балах. Праздничная придворная жизнь была для дворянина таким же "надо", как и служение в государевых войсках.

А "идеальную реальность" воплощали для русских дворян XVIII - XIX веков их родовые усадьбы. Потому главная задача любого, пусть и " плохенького ", усадебного строительства - создать идеальный мир, со своими ритуалами, нормами поведения, типом хозяйствования и особым времяпровождением.

И создавался усадебный мир очень тщательно и подробно. В хорошей усадьбе ничего не должно быть ничего не продуманного. Все значимо, все является аллегорией, все "читается" посвященными в усадебное таинство. Желтый цвет усадебного дома являл богатство хозяина, воспринимаясь эквивалентом золотого. Кровлю поддерживали белые (символ света) колонны. Серый цвет флигелей - это удаленность от деятельной жизни. А красный в неоштукатуренных хозяйственных постройках - наоборот, цвет жизни, деятельности. И все это тонуло в зелени садов и парков - символе надежды. Болота, кладбища, овраги, холмы - все чуть - чуть подправлялось, корректировалось и называлось Незванками, Прибежищами, Отрадами, становясь значимым в усадебной символике. Естественно, что этот идеальный мир обязательно, хотя часто чисто символически, отгораживался от окружающего мира стенами, решетками, башнями, искусственными рвами - оврагами и прудами.

Сама природа - это идеальный сад бога, наподобие райского сада. Каждое дерево, каждое растение что - нибудь значат в общей гармонии. Белые стволы березы, напоминая белые стволы колонн, служат устойчивым образом родины. Липы в подъездных аллеях во время весеннего цветения намекали своим благоуханием райский эфир. Акацию сажали как символ бессмертия души. Для дуба, воспринимавшегося как сила, вечность, добродетель, устраивали специальные поляны. Плющ, как знак бессмертия, обвивал деревья в парке. А камыши у воды символизировали уединение. Даже трава виделась смертной плотью, увядающей и воскресающей. Характерно, что осина, как "проклятое дерево" практически не встречается в дворянских усадьбах.

Так постепенно идеальный мир обретал в усадьбе реальность. Эта идеальность была сродни театру, где на сцене выстраиваются парадные сцены, а за кулисами течет своя повседневная жизнь. Потому усадебное строительство тщательно скрывалось от посторонних глаз. Строительные площадки окружали завесой секретности. Вокруг них возводились высокие заборы, разбирались подъездные пути и мосты, уничтожались технические документы. Усадьба должна была предстать как бы созданная в одночасье, по мановению волшебства. Создавалась декорация в театре дворянской жизни. Именно так возникал Петербург - в одночасье, на безлюдном финском болоте. Вмиг явилась изумленной Европе новая каменная Россия.

Каждое архитектурное сооружение навязывает его обитателям свой ритм жизни. Городские ворота открываются и закрываются в определенное время, начиная и завершая городской день. В императорском дворце время течет не так, как в деловом офисе. Так и дворянская усадьба формировала свой ритм жизни. Около двух столетий жизнь дворянина начиналась в усадьбе, протекала в ней и часто заканчивалась здесь же. Жизненный круг дополнялся дневным. Сутки в усадьбе явно делились не только временно, но и пространственно. " Предрассветные сумерки вестибюля " продолжали " раннее утро мужского кабинета ", " полдень гостиной ", " театральный вечер " и так далее, вплоть до " глубокого вечера спальни ".

Как и театральное бытие жизнь в усадьба четко делилась на парадную и повседневную. Интеллектуальным и хозяйственным центром вседневной жизни усадьбы был мужской кабинет. Однако, обставляли его почти всегда очень скромно. " Кабинет, поставленный рядом с буфетом (буфетной комнатой), уступал ему по величине и, несмотря на свою укромность, казался еще слишком просторным для ученых занятий хозяина и хранилища его книг ", - писал Ф. Ф. Вигель. На протяжении всего XVIII столетия, когда интеллектуальная и нравственная работа стали долгом всякого дворянина, кабинет хозяина принадлежал чуть ли не к самым непарадным комнатам усадьбы. Здесь все было предназначено для уединенной работы.

Соответственно кабинет и меблировался. Модным считался " голанскый " или " английскый " кабинет. Практически всю его обстановку составляла аскетичная дубовая мебель, с очень неброской обивкой, да скромные настольные часы. Письменные столы не жаловались. Предпочтение оказывалось секретерам, конторкам, бюро.

Барский кабинет, в отличие от покоев хозяйки, почти не украшался и весьма скромно декорировался. Непременными считались лишь изысканный графин и рюмка для " утрешнего употребления " вишневки или анисовки (считалось, что это способствует профилактике " грудной жабы " и " удара " - самых модных болезней XVIII - начала XIX веков) да курительная трубка. Курение на рубеже веков стало целым символическим ритуалом. " В наше время, - вспоминает еще конец XVIII века Е. П. Янькова, - редкий не нюхал, а курить считали весьма предосудительным, а чтобы женщины курили, этого и не слыхивали; и мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе как спросят сперва: " позвольте ". В гостиной и в зале никогда никто не куривал даже и без гостей в своей семье, чтобы, сохрани Бог, как - нибудь не осталось этого запаху и чтобы мебель не провоняла.

Каждое время имеет свои особые привычки и понятия.

Курение стало распространяться заметным образом после 1812 года, а в особенности в 1820- х годах: стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия, и первые, которые привозили нам, показывали за диковинку ".

Для курения в кабинете специально помещались несколько натюрмортов на тему Vanitas (бренности жизни). Дело в том, что на протяжении целого столетия " поедание дыма " связывалось в сознании дворянина с размышлениями на темы " суеты сует " и " жизнь есть дым ". Эта, евангельская в своей основе, тема была особенно популярна в России. Дети пускали недолговечные мыльные пузыри, взрослые пускали из трубок эфемерный дым и летали на хрупких воздушных шарах - и все это воспринималось на рубеже веков как символы крайней зыбкости существования.

Именно здесь, в кабинете хозяина усадьбы, отчитывались управляющие, писались письма и распоряжения, подсчитывался оброк, принимались попросту соседи, обсуждались проекты усадебных архитекторов. Сегодня исследователи часто встают в тупик, обсуждая вопросы авторства тех или иных усадеб. Кто был их подлинным творцом? Архитектор, создававший первоначальный проект? Хозяин усадьбы, почти всегда переделывавший его по - своему? Подрядчик, который более считался со своим умением, чем со вкусами архитектора и хозяина?

Поскольку мужской кабинет предназначен для работы, основную роль в его интерьере играли книги. Часть книг была необходима для успешного ведения хозяйства. Помещики не гнушались тщательно штудировать архитектурные труды Виньолы или Палладио, особенно при начале нового усадебного строительства. Ведь наряду с французским языком, архитектуру полагалось знать каждому образованному дворянину. Календари, содержавшие советы на все случаи жизни - непременный атрибут таких кабинетов. Чего здесь только не было? " Список пожалованных Ея Императоским Величеством орденом...", " верный способ разводить в нежарких краях собак аболенских ", " рецепт нискорейшего гашения извести негашеной ", " наипростейшее средство крашения липы в красное и эбеновое дерево ", " об наизящнейшем и немногодельном способе англицкие парки разбивать ", " о дешевой и верной методе лечения золотухи ", " об изготовлении вишневой скороспелой наливки " и многое другое.

В тихих усадебных кабинетах формировалась мода на чтение. " По деревням кто любил чтение и кто только мог заводился небольшой, но полной библиотекой. Были некоторые книги, которые как будто почитались необходимыми для этих библиотек и находились в каждой. Они перечитывались по нескольку раз всей семьею. Выбор был недурен и довольно основателен. Например, в каждой деревенской библиотеке непременно уже находились: Телемак, Жильблаз, Дон - Кишот, Робинзон - Круз, Древняя Вифлиофика Новикова, Деяния Петра Великого с дополнениями, История о странствиях вообще Лагарпа, Всемирный Путешествователь Аббата де ла - Порта и маркиза Г., перевод Ив. Перф. Елагина, роман умный и нравственный, но ныне осмеянный. Ломоносов, Сумароков, Херасков непременно были у тех, которые любили стихотворство. После уже начали прибавляться к этим книгам сочинения г - на Вольтера; и романы и повести его же; и " Новая Элоиза ". В начале нынешнего столетия вошли у нас в большую моду: романы Августа Лафонтена, г - жи Жанлис и Коцебу. Но никто не пользовался такой славою, как г - жа Радклиф. Ужасное и чувствительное - вот были, наконец, два рода чтения наиболее по вкусу публики. Чтение этого рода заменило наконец прежние книги ". Так писал в середине XIX столетия М. А. Дмитриев.

На такой литературе было воспитано несколько поколений молодых дворян. Отсюда, из мужского кабинета усадьбы распространялось русское просвещение. Здесь составлялись проекты первых ланкастерских школ в России, новых систем севооборота, женского образования. Здесь постепенно вызревала капиталистическая система хозяйствования. Недаром Н. В. Гоголь, описывая в " Мертвых душах " деревню " просвещенного " полковника Кошкарева, ехидно замечает: " Вся деревня была вразброску: постройки, перестройки, кучи извести, кирпичу и бревен по всем улицам. Выстроены были какие - то домы, вроде присутственных мест. На одном было написано золотыми буквами: " Депо земледельческих орудий "; на другом: " Главная счетная экспедиция "; " Комитет сельских дел "; " Школа нормального просвещения поселян ". Словом, черт знает чего не было ".

В этих же кабинетах любопытные естествоиспытатели проводили пневматические, электрические, биологические опыты. Отсюда вели астрономические наблюдения. Потому иногда кабинет был буквально уставлен телескопами, земными и небесными глобусами, солнечными часами и астролябиями.

Дополняли довольно скромную, почти аскетическую обстановку мужского кабинета два - три портрета родителей и детей хозяина, небольшая картина с баталией или морским пейзажем.

Если мужской кабинет был приватным центром усадьбы, то его парадным лицом служила гостиная или зала. Такое разделение на домашнее и гостевое, повседневное и праздничное было свойственно всей дворянской эпохе. Одним из следствий такого деления всей жизни дворянской стала дифференциация усадебных интерьеров на " парадные апартаменты " и " комнаты для фамилии ". В богатых усадьбах гостиная и зала служили разным целям, в большинстве же домов они прекрасно совмещались.

Современники безусловно воспринимали залу или гостиную как парадный, и оттого официально - холодный апартамент. " Зала, большая, пустая и холодная, в два - три окна на улицу и четыре во двор, с рядами стульев по стенкам, с лампами на высоких ножках и канделябрами по углам, с большим роялем у стены; танцы, парадные обеды и место игры в карты были ее назначением. Затем гостиная, тоже в три окна, с неизменным диваном и круглым столом в глубине и большим зеркалом над диваном. По бокам дивана - кресла, козетки столики, а между окон столики с узкими зеркалами во всю стену... В годы нашего детства фантазии считались недозволенными и все гостиные были на один лад ", - вспоминает П. А. Кропоткин.

Эту пустоту и холод гостиных, где " всегда вся мебель была покрыта чехлами ", вспоминают практически все мемуаристы. Во - первых, холодность этих зал была буквальной. Зачем их отапливать каждый день? А во - вторых, и архитектурно здесь выделялась не домашняя теплота, но парадность. Часто зала делалась двусветной. Окна с одной стороны залы выходили на парадный двор - курдонер, а с другой - на " главный просек " (так называли центральную аллею парка). Виды из больших окон тщательно учитывались при проектировке усадьбы. Вечно изменчивая природа органично входила в оформление парадной залы.

Описание работы

Человек - существо крайне неорганизованное и хаотичное. В себе самом он со временем, может быть, и разберется. Установит свои ценности и идеалы, да и поступки научится выстраивать в соответствии с ними. Но людей много и каждый старается свои ценности утвердить в людском сообществе, свои идеалы установить в качестве самых для всех главных. Если это допустить, начинается общественный хаос.

Введение.

Глава 1 . Условие становления и развития усадебной культуры в Курском крае.

§1. Усадьба – основа жизнедеятельности помещичьего хозяйства.

§2. Усадьба как феномен русской культуры.

Глава 2. Дворянская усадьба как центр воспитания.

§1. Воспитательные возможности дворянской усадьбы.

§2. Воспитание юного дворянина.

§3. Воспитание детей крепостных крестьян

Заключение.

Библиография

Приложения

Введение.

Дипломная работа представляет собой историко-педагогическое исследование усадьбы как воспитывающей среды на материале Курского региона.

Актуальность темы исследования. Выбор темы обусловлен значением усадьбы в культуре России. На протяжении многих веков усадьба являлась важным компонентом отечественной культуры.

Своеобразные исторически сложившиеся предпосылки возникновения и развития русской усадьбы сделали ее ярко выраженным национальным явлением.

Исследование усадьбы с педагогических позиций сейчас является весьма актуальным, поскольку вызвано процессами поиска новых моделей воспитательного воздействия на детей в изменившихся государственном и политическом устройствах, в иных экономических условиях.

В настоящее время усиливается падение русского национального самосознания, поэтому особенно необходимо восстановление приемлемых ценностных ориентиров воспитания. Традиции воспитания непрерываемы, так как являются плодом совместных усилий многих и многих поколений. Совместность немыслима без осознания предшествующего нравственного, духовного, интеллектуального и педагогического опыта, без уважения сокровищницы незыблемых ценностей, накопленных нашим народом.

Русская усадьба является феноменом, во многом определившим облик всех тех, кто в ней проживал, и в первую очередь правящего сословия – дворянства. Усадьба осмысливается как знак России, символ отечественной культуры в изобразительном искусстве, литературе, музыке и в домашнем образовании.

Большинство выдающихся людей, определивших культурное и историческое развитие нашей страны, связано с русскими усадьбами.

Об актуальности данной темы говорит и то, что на данном этапе ощущается повышенное внимание к истории края. Ведь история страны – это сумма историй различных регионов. Поэтому краеведение изучается в школе, проводятся факультативные занятия. Каждый уважающий себя человек должен знать историю своей малой родины, ее культурное наследие.

Особое место в краеведении занимает изучение дворянских усадеб, т.к. они долгое время являлись культурными, экономическими, образовательными и воспитательными центрами.

В последнее время появляются работы, в которых изучаются усадьбы с исторических и культурных позиций. Это актуализируетинтерес к усадебным комплексам, заставляет взглянуть на это явление под другим углом.

Изучение русской усадьбы в историко-педагогическом аспекте необходимо также для развития отечественной истории и педагогики, становления новых подходов к осмыслению национальных воспитательных и образовательных достижений.

Все вышеперечисленное и позволило избрать тему исследования: ”Дворянская усадьба как воспитательная среда”.

Предметом исследования является дворянская усадьба, ее воспитательная система.

Цель работы: рассмотрение становления и развития дворянской усадьбы как культурно-исторического феномена, раскрытие особенностей системы воспитания.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

раскрыть исторические предпосылки возникновения дворянских усадеб в Курском регионе;

обозначить специфику становления усадебной культуры;

определить роль и место дворянской усадьбы в истории и культуре Курского края;

выявить условия формирования внутренней системы воспитания;

охарактеризовать общее и специфическое в дворянском и народном воспитании.

При написании работы были использованы следующие методы исследования:

методы теоретического и исторического анализа документов и литературы;

методы сравнения и сопоставления;

методы ретроспективного анализа;

статистические методы.

Степень разработанности проблемы. В качестве отдельной проблемы усадебная тема привлекает к себе внимание в конце XIX века. В связи с нарастающими тенденциями к историческому исследованию русской культуры пробуждается интерес к целенаправленному изучению усадьбы историками и искусствоведами.

Архивные материалы ограничиваются различными описями имущества, а также планами местностей, в которых расположены усадьбы.

Публикации того времени посвящены, в основном, выявлению картины становления и эволюции отдельных усадебных ком-

плексов. Они содержат отрывочные историко-биографические сведения об обитателях усадьбы, ностальгические воспоминания и впечатления автора от пребывания там.

Следует отметить, что внимание исследователей было привлечено к подмосковным дворцово-парковым комплексам, в то время как огромное количество среднепоместных провинциальных усадеб практически не были затронуты.

Усадьбы Курского региона практически не встречаются ни на страницах дореволюционных изданий, ни в последующих исследованиях. Наиболее удачливой в этом отношении стала усадьба князей Барятинских “Марьино”, у которой есть свои историографы-архитекторы В. Габель, а затем С.И. Федоров, посвятившие ряд монографий этому архитектурному комплексу.

Огромное количество курских среднепоместных усадеб оставались практически неизученными в культурно-образовательном отношении. Лишь в последнее время ситуация несколько улучшилась с выходом в свет работ Е.В.Холодовой и М.М.Звягинцевой.

В работе также используются труды С.М.Соловьёва, В.О.Ключевского, Н.И.Костомарова и других классиков истории.

Обзор и анализ литературы подтверждает, что курские усадьбы не являлись еще предметом целостного культурно-исторического изучения.

В работе различаются два понятия.

Среда воспитания - совокупность природных и социально-бытовых условий, в которых протекает жизнедеятельность ребёнка и становление его как личности.

Среда педагогическая – специально, сообразно с педагогическими целями, создаваемая система условий организации жизнедеятельности детей, направленная на формирование их отношений к миру, людям и друг другу .

Всего в Курском крае, по данным Е.В.Холодовой, насчитывается более 50 усадеб. Наше внимание будет сосредоточено, в основном, на резиденциях петербургских вельмож и крупных землевладельцев.

Глава 1. Условия становления и развития усадебной культуры в Курском крае.

1.Усадьбы – основа жизнедеятельности помещичьего хозяйства.

История русской усадьбы насчитывает почти шесть веков. Еще в период древней Руси в любом селе находился выделявшийся среди прочих дом владельца, что позволяет назвать селение прообразом вотчинной или поместной усадьбы.

Исследователь М.М. Звягинцева основной причиной такого “долгожительства” усадьбы на русской земле считает то, “что усадьба неизменно оставалась для ее владельца “освоенным”, обустроенным для себя уголком мира, несмотря на то, что в разное время это освоение происходило по-разному”.

Далее усадьба шествует через века. Долгое время она была уделом крупных феодалов и царя. Основная масса усадебных комплексов концентрируется близ столицы. Так продолжается до правления Петра I. С этого времени можно говорить о распространении усадебной культуры в провинции, в том числе и в Курском крае. Это явление связано с активной раздачей Петром Великим земель своим сподвижникам. Получили земли в Курском регионе первый российский фельдмаршал Б.П. Шереметьев, канцлер Г.И. Головин, а одну из самых крупных вотчин получил гетман И.С. Мазепа. Именно последний стал начинателем дела усадебного строительства.

Таким образом, заметим, что начало усадебному строительству было положено раздачами земель, проводимыми Петром Алексеевичем своим ближайшим сподвижникам.

Доподлинно известно, когда в Курской губернии появляется первая усадьба. 13 декабря 1703 года за гетманом Мазепой грамотой Петра I были закреплены земли в юго-западной части Курского края. Иван Степанович основал на этих землях множество деревень и сел, три из которых – Ивановское, Степановка и Мазеповка (Рыльский район) до сих пор напоминают о вельможе. Самым крупным из них было село Ивановское, в котором и была построена усадьба.

Сведения о строительстве, начатом около трехсот лет назад, скудны. Возникает вопрос с датировкой. Так почетный акаде

мик архитектуры С.И. Федоров пишет: “На основании немногих дошедших до нас документов время постройки каменных палат в Ивановской усадьбе Мазепы может быть отнесено к началу первого десятилетия XVIII века” .

С.В. Холодова более конкретна. В приложении к “Усадьбам Курской губернии” она приводит дату 1704 год .

По сохранившемуся плану “господскому дому”, снятому 25-го июня 1790г., видно, что усадьба разделялась на несколько частей. Господский двор был застроен каменными и деревянными зданиями, занимавшими всю центральную часть усадьбы. Главными были “палаты каменные… старинного расположения… в них 6 покоев и 2 кладовых, внизу погреба. Оные палаты в 1770 году сгорели и поныне стоят без крышки, потому и полов нет и к починке неспособны” .

В “Изъяснении” к этому же плану в числе деревянных строений упоминаются “хоромы господские 12 и 2/3 шириною 6, вышиною до крышки 3 и 1/3 сажени, в них 11 покоев” .

Кроме того, из кирпича и камня во времена Мазепы была построена обширная кладовая с погребами, а значительно позже, в 1768 году, выстроена большая каменная кухня. “Усадьба имела борейторский двор со службами для людей, баней, сараями и конюшнями, а также конный завод” .

Сведения о строительстве в селе Ивановском, начатом около трехсот лет назад, очень скудны.

Культура дворянской усадьбы

Митрополит Питирим (Нечаев)

Ярким эпизодом в истории русской культуры стала жизнь дворянской усадьбы. Она вобрала в себя дух просвещения и стремление к экономическому благоденствию, была проникнута никогда ранее с такой силой не проявлявшимся чувством природы. Ею порождены замечательные архитектурные и садово-парковые ансамбли. В ее укладе, сочетавшем в себе черты патриархальности с утонченным европеизмом, важная роль принадлежала семье, традициям набожности, гостеприимству. Подъем усадебной культуры начался во второй половине XVIII в. и пришелся на периоды царствования от Екатерины II до Александра I. Этому способствовал, прежде всего, указ 1762 г. "О вольности дворянства".

Первоначально дворянство было служилым сословием, получавшим поместья за военную службу. Во времена Петра I действовал принудительный порядок бессрочного прохождения дворянами государственной службы, в 1736 г. бессменная служба была заменена срочной на 25 лет, а согласно новому указу служба из сословной повинности превратилась в добровольное исполнение долга перед престолом и Отечеством. Отныне дворянину предоставлялась возможность самому решать свою судьбу: он мог продолжить военную карьеру или карьеру статского чиновника, а мог подать в отставку. Указ 1762 г. более всего затронул средний офицерский состав русской армии, наиболее здоровую и дееспособную часть дворянского сословия. Многие военные смогли оставить службу, вернуться к своим семьям и заняться устройством домашних дел. Побывавшие в Европе во время Семилетней войны (1756 – 1763 гг.) и ознакомившиеся со всеми существующими там хозяйственными достижениями, они стали прилагать полученные знания к обустройству собственных имений. По закону 1731 г. поместья были приравнены к наследственным вотчинам, поэтому дворянство стало, по выражению В.О. Ключевского, "более оседлым".

К середине XVIII в. установилась практика, по которой земли раздавались не столько с поместными целями, сколько с целью обогащения близких ко двору лиц. Некоторые семейства стали обладателями огромных земельных состояний. Обеспечение собственного существования не составляло насущную проблему для высшего слоя дворянства. Заставить вельмож поселиться в деревне могли либо опала, либо стремление к покою на старости лет. Даже отойдя от государственных дел, они предпочитали жить в Москве или Санкт-Петербурге и только на лето переезжали в одно из своих имений. Зато они обладали большими средствами для того, чтобы строить и украшать усадьбы. Нередко проекты заказывались известным зодчим, разбивкой парка занимались мастера ландшафтной архитектуры, для производства разного вида технических работ приглашались иностранные специалисты.

Между тем среднее дворянство тоже постепенно обогащалось. Поместья приобретали все больше черт предпринимательского хозяйства. Развитие сельскохозяйственного предпринимательства поддерживал ряд законодательных актов, в том числе полученное дворянами преимущественное право снабжать войска провиантом и фуражом. В 1765 г. было учреждено "Санкт-Петербургское вольное экономическое общество" - старейшее из отечественных ученых экономических обществ. Его деятельность была направлена на распространение среди помещиков полезных хозяйственных знаний, на изучение экономического положения в стране, а также опыта западноевропейских стран. Екатерина II оказывала ему высочайшее покровительство. Себя она называла простой помещицей, демонстрируя свое особое отношение к дворянам-землевладельцам, дворянам-строителям усадеб.

Закономерно, что екатерининская эпоха выдвигала домовитых, любознательных, практичных и инициативных людей, таких как выдающийся ученый и писатель, один из основоположников агрономической науки, А.Т. Болотов. Не случайно и то, что один из наиболее ярких культурных деятелей эпохи, Н.А. Львов, проявил замечательное мастерство в устройстве ряда провинциальных усадеб. Усадебное строительство в эту пору приобрело широчайший размах. Его география определялась регионами традиционного сосредоточения дворянских вотчин, транспортной сетью и другими факторами.

Своей связью с древней столицей выделялись подмосковные усадьбы. Традиционными центрами расселения дворянства были Псковская и Смоленская губернии. Оживленное строительство охватывало местности, прилегавшие к дороге между Москвой и Петербургом, окрестности Твери, Торжка, и Осташкова. Богатые усадьбы возникали в Поволжье, на черноземье: на части Рязанской, в Липецкой, Тамбовской и Орловской губерниях. Строительство распространялось также в южном направлении и вдоль дороги на Киев: на Тульские, Курские и Белгородские земли, на Калужскую губернию. В то же время обживались отдаленные поместья по окраинам давно освоенных территорий.

Личность дворянина во всем многообразии его вольного бытия определила формирование усадебной культуры во второй половине XVIII в. Это был человек, настроенный независимо, гордый своим ясным пониманием действительности. Не случайно, что именно в этот период у дворянина развивается особо утонченное чувство природы, возникает потребность в систематическом чтении, вкус к изящным искусствам. По деревням заводятся богатейшие библиотеки, создаются домашние музеи произведений искусства. Усадьба из простого хозяйственного подворья превращается в художественно организованный ансамбль. К культурному портрету дворянина-создателя усадеб необходимо добавить такие черты, как увлечение театром и музыкой, чувство памяти, проявившееся в его церковном строительстве, устройстве мемориальных уголков парка, портретных галерей предков.

Природное русское стремление к красоте, изяществу, в сочетании с использованием западных ценностей приводит к становлению особого образа жизни, в основе которого лежат исконно русские обычаи: гостеприимство, радушие, общительность.

Допетровская Русь характеризовалась патриархальным укладом жизни. Церковный устав регламентировал весь строй домашнего быта. Ритм жизни определяло молитвенное правило, которое неукоснительно соблюдалось в быту. Все это пришло в русскую жизнь из древних веков и до Петра соблюдалось с особым усердием. Несмотря на европеизацию старые обычаи в значительное мере сохранились неизменными - вспомним хотя бы описание усадьбы Лариных в "Евгении Онегине".

Структура дворянской усадьбы, наряду с господским домом, парком и различными службами почти обязательно включала здание церкви. Еще от конца XVII в. дошли великолепные усадебные храмы в Уборах Шереметева, Троицком-Лыкове Нарышкина, в Дубровицах воспитателя Петра I князя Голицына (Подмосковье). В XVIII – XIX вв. эта традиция продолжалась, подчас поражая столичным масштабом и богатым убранством архитектуры, возведенной где-нибудь в глухом, отдаленном уезде. Нередко вместе с основным храмом ставились церкви или часовни с семейной усыпальницей. Такие православные мавзолеи в "дворянских гнездах" поддерживали родовую связь поколений, а по выразительности своих форм они обычно выделялись среди других построек усадьбы. Упомянем хотя бы церковь-усыпальницу в имении Н.А.Львова Никольское-Черенчицы (под Торжком) - один из подлинных шедевров русской архитектуры XVIII в.

Обратной стороной усадебной культуры было крепостничество. Для строительства усадеб существование крепостного права имело решающее значение, поскольку большая часть строительных, отделочных и ландшафтных работ выполнялась руками крепостных. Из крепостных состояла вся обслуживающая барский быт дворня (лакеи, кучера, конюхи, егеря, повара, прачки и т.д.). Среди дворовых выделялись те трогательно привязанные к своим питомцам "няни" и "дядьки", образы которых сохранила наша литература. Крупные помещики держали своих каменщиков, плотников, стенописцев, лепщиков, столяров, садовников, к подсобным работам нередко в виде повинности привлекались крестьяне. У многих помещиков были свои архитекторы, живописцы, актеры. Примером может служить усадьба Н.П. Шереметева "Останкино". Строительством его роскошного дворца и устройством парка занимались одаренные крепостные зодчие П.И. Аргунов, Г.Е. Дикушин, А.Ф. Миронов. А в его прославленном театре выступала большая труппа крепостных актеров, певцов и музыкантов во главе с П. Жемчуговой, Т. Гранатовой, С. Дехтяревой, П. Калмыковым.

Совершенно очевидно, что в целом крепостничество заключало в себе большие нравственные пороки и в конце концов пагубно сказалось как на развитии помещичьих хозяйств, так и на психологии их владельцев. Кризис назревал постепенно, а отмена крепостного права окончательно подорвала социально-экономическое благополучие усадеб. Доход от имений стремительно сокращался. Все же гибнущий мир дворянской усадьбы еще должен был оставить памятный след в произведениях И.С. Тургенева, А.П. Чехова, И.А. Бунина, картинах В.Э. Борисова-Мусатова. Уже в начале XX в. происходит осознание того, что памятники некогда цветущей усадебной жизни являются неотъемлемой частью нашего богатейшего культурного наследия.

Список литературы

1. Аникст М.А., Турчин В.С. и др. В окрестностях Москвы. Из истории русской усадебной культуры XVII – XVIII вв. М., 1979.

2. Сборники Общества изучения русской усадьбы. М., 1927 – 1928.

3.Тихомиров Н.Я. Архитектура подмосковных усадеб. М., 1955

4. Художественная культура русской усадьбы. М., 1995.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/