Главным объектом для острой сатиры Рабле в данном произведении предстает церковь, монашество и духовенство. Создатель «Гаргантюа и Пантагрюэля» в юности был монахом, но жизнь в монашеской кельи не пришлась ему по душе, и благодаря помощи своего наставника Жоффруа д’Этиссака ему удалось без каких-либо последствий покинуть .
Характерной особенностью романа является обилие крайне подробных и в то же время комичных перечислений блюд трапез, книг, наук, законов, денежных сумм, животных, смешных имён воинов и тому подобного.
В своем романе Рабле присущие многим людям пороки и сатирику государство . Различным притязаниям , лени и невежеству монахов достается больше всего. Автор довольно ярко и красочно показывает грехи и пороки церковников, которые осуждались общественностью во времена Реформации – непомерная жадность, праведное лицемерие, прикрывающее развращённость церковных служителей и политические амбиции высшего духовенства.
Некоторые отрывки из Библии также были удостоены насмешек. Например, момент воскрешением Эпистемона Панургом, пародирует известную библейскую легенду о воскрешении Лазаря Иисусом Христом, а повествование о великане Хуртали высмеивает о Ноевом ковчеге. Слепая вера в божественное чудо и духовный фанатизм отражены в эпизоде рождения Гаргантюа из уха матери, всех кто не верит в возможность появления дитя из уха, по воле всемогущего Господа Бога, Рабле называет еретиками. Благодаря этим и другим богохульским эпизодам, все 5 томов «Гаргантюа и Пантагрюэля», были признаны богословским факультетом Сорбонны еретическими.
Гуманизм романа
В своём произведении Рабле не только пытается бороться со «старым миром» с помощью юмора и острой сатиры, но и описывает новый мир, таким, каким он его видит. Идеалы свободной самодостаточности противопоставлены в романе бесправию . Новый, свободный мир, описывает в главах, повествующих о Телемском аббатстве, в котором царит гармония свободы, и отсутствуют какие-либо предрассудки и принуждение. Девиз и единственный принцип устава Телемского аббатства гласит: «Делай что хочешь». В части романа посвященной аббатству и воспитанию Гаргантюа Понократом писателем окончательно сформированы и воплощены на бумаге основные принципы гуманизма.
«Гаргантюа и Пантагрюэль» неразрывно связан с народной культурой Франции позднего Средневековья и Возрождения. Из неё Рабле позаимствовал и своих главных героев, и некоторые литературные формы.Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» написанный на сломе культурных парадигм средневековья и
Реферат
По дисциплине Шедевры мировой литературы
на тему: «Роль гротеска в романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Работу выполнила студентка
очно-заочного отделения
второе высшее образование
Новикова О.
Преподаватель:
Москва – 2005
Введение…………………………………………………………………………...2
Глава 1. Ф.Рабле – великий французский писатель…………….………………2
Глава 2. Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» - крупнейший памятник
французского Ренессанса.………………………………………………………..3
Глава 3. Определение гротеска………………………………………..…………7
Глава 4. Роль гротеска в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль»..……………….8
Заключение……………………………………………………………………….23
Библиография…………………………………………………………………….26
Введение.
Роман Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» написан в переломную эпоху. Писатель выражает опыт времени через гротескно-гиперболическую фантастику, которая выполняет важную эстетическую функцию; она помогает воспроизвести универсальную картину мира, создавая для этого высокую степень образного обобщения.
Целью моего исследования в данном реферате является выявление роли гротеска в романе Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Реферат состоит из 4 глав, введения, заключения и списка используемой литературы.
В первой главе представлен краткий очерк этапов жизни писателя.
Во второй главе представлен краткий анализ исследуемого произведения.
Третья глава состоит из определения исследуемого мною понятия – гротеска, и его отражения в литературе и искусстве.
Четвертая глава состоит из определения роли гротеска в исследуемом произведении.
В заключении представлены выводы проведенного исследования.
Глава 1. Ф.Рабле – величайший французский писатель.
Крупнейшим представителем французского гуманизма и одним из величайших французских писателей является Франсуа Рабле (1494 – 1553). Он родился в Шиноне, в семье зажиточного землевладельца и адвоката. В молодые годы поступил во Францисканский монастырь и до 1525г. пробыл монахом в Фонте-Леконт, но вместо богословских трудов изучал древних писателей и юридические трактаты. Рабле получил сан священника, но служебных обязанностей не исполнял. С самого начала Франсуа Рабле больше привлекали науки, нежели духовные подвиги. Он изучал латынь, греческий, читал Платона, вступил в переписку с главою французских гуманистов Гильемом Бюде. После конфликта с монахами, которые были недовольны его нефранцисканским образом жизни ("пусть не стараются люди необразованные приобрести образование", - учил святой Франциск), он покинул монастырь и стал уделять больше времени изучению медицины, а в 1532г. получил должность врача лионского госпиталя. Кроме того, Ф.Рабле изучал в Риме римские древности и лекарственные травы. После этого он состоял на службе у Франциска I, практиковал как врач, путешествуя по Франции, и получил степень доктора медицины, затем снова вернулся в монастырь.
Глава 2. Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» - крупнейший памятник французского Ренессанса.
Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» - крупнейший памятник французского Ренессанса. Он создан в эпоху Возрождения – время, когда мир закончил свое политическое объединение и создавал новую, отличную от старой, культуру. Роман писался на стыке эпох, во время перемен и потрясений, и отражает все противоречия и недочеты, существовавшие в жизни.
Как основу для сюжета «Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле взял старинную французскую народную сказку о великане Гаргантюа «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа». Главный интерес этой книги составляли ее широкая фольклорная основа и содержащаяся в ней явная сатира на фантастику и авантюрную героику старых рыцарских романов. Это привлекало Рабле, который решил использовать канву лубочного «Гаргантюа». «Гаргантюа и Пантагрюэль» был задуман как продолжение народной книги, сохраняющее в некоторой степени стиль и имитирующее наивную эпичность оригинала: тот же сюжет, те же великаны, но совершенно иной смысл.
Сам Рабле в предисловии к первой книге «Гаргантюа и Пантагрюэль» сравнивает свое творение с ларцом, на котором сверху нарисованы «смешные и забавные фигурки», а внутри хранятся редкие снадобья, приносящие человеку немалую пользу. «Положим даже, вы там найдете вещи довольно забавные, если понимать их буквально, вещи, вполне соответствующие заглавию, и все же не заслушивайтесь вы пенья сирен, а лучше истолкуйте в более высоком смысле все то, что, как вам могло случайно показаться, автор сказал спроста».
В своей книге Рабле рассматривает ряд проблем современной жизни общества и выражаеает свои взгяды на различные стороны жизни. Педагогика в культуре Ренессанса играла очень большую роль, так как этот период – время научного подхода и открытий, пришедших на место слепой вере, это время воспитание нового человека с новым образом мыслей. В трудах Леонардо Бруни, Верджерио, Дечембрино, Гварини была разработана целая система новой педагогики, была основана школа в Мантуе, которую называли «домом радости». Один из персонажей - король Грангузье поручил решение вопроса воспитания Гаргантюа схоластикам и богословам сорбоннского типа, людям старой культуры и старой науки, для которых главный метод обучения – «зубрежка», в результате которой Гаргантюа выучил азбуку наизусть в обратном порядке всего лишь за 5 лет и 3 месяца. Бедный Гаргантюа стал заметно глупеть и на смену учителям-схоластикам пришли гуманисты. И здесь Рабле в очень яркой форме раскрывает свои идеалы. Воспитание по Рабле – это не только умственное, но и физическое образование, чередование различных дисциплин и отдыха, а так же не насильственное «вдалбливание» дисциплин, а свободное обучение, воспринимаемое учеником с радостью. Схоластки, будучи представителями старого мира, душили на корню новые идеалы, вот поэтому-то так жестоко осмеивает их Рабле, выставляя на посмешище их умственную немощь, издеваясь над их человеческими слабостями.
Не менее важная проблема, рассматриваемая Ф.Рабле, – это неудовлетворяющая политика феодализма. Рассмотрена она в сюжете войны Гранузье и Пирохла. Поводом для нападения войска Пирохла на утопийцев стали неподеленные плюшки. Война в романе – это возможность показать не только отрицательные черты существующего строя, но, главным образом, изобразить тип правителя. Что представляет собой Пирохл? Это король-феодал, король в старом стиле, далекий от гуманизма и других передовых идей, это варвар, который принимает только идею грубой силы. Ему противопоставлен Грангузье – полная противоположность: добрый король, который заботится о славе и о благе своих подданных. Оба портрета сатира, крайность, но отдельные черты обоих королей можно найти в любом из правителей европейских государств. Из чего ясно, что Рабле, не отвергающий принципа монархии, не видит достойного короля и достойной системы правления ни в одном из реально существующих государств.
На примере Телемского аббатства (телема в переводе с греческого - желание) Ф.Рабле показывает свои идеалы устройства общества. Отставляя в сторону нравы Средневековья, Рабле рисует свою картину устройства общества – Телемское аббатство, на дверях которого написан единственный принцип жизни телемитов: «Делай, что хочешь». Эта картина утопична. Но Рабле говорит о том, что в любом человеке есть свой внутренний ценз, порядочность. И когда человек попадает туда, где все разрешено, где свобода, то его порядочность не даст ему совершить плохих поступков.
В Пантагрюэле Ф.Рабле выразил свой идеал монарха и человека. Пантагрюэль не похож ни на одного из реально существующих монархов. В начале книги он – великан, в середине превращается в обычного человека. Он – универсальный человек, образ большой французской нации.
Плут и транжира Панург, перед которым встает вопрос: жениться ему или не жениться, ибо он очень боится остаться «рогатым», задает этот вопрос многим представителям «учености», и каждый дает ему мудрые советы, которые на самом деле нелепы и глупы до невозможности. Рабле разворачивает целую галерею комических личностей, среди которых богослов, врач, философ и юрист. Но после консультаций Панург вместе с Пантегрюэлем решили ехать в Китай к Оракулу Божественной Бутылки.
Это путешествие Панурга и Пантагрюэля похоже на «Плавание Святого Брендана» и на поиски Святого Грааля. По дороге герои останавливаются в разных удивительных странах, населенных невероятными существами и претерпевают ряд приключений.
В первой части описываются два ярких эпизода. Первый – это «панургово стадо», мотив его заимствован у итальянца Фоленго. Такую же шутку проделал герой его поэмы «Бальдус». Этот эпизод полон иронии и тонко характеризует психологию Панурга. Второй – описание бури и поведения пассажиров корабля во время нее – Пантегрюэля, Панурга, Брата Жана, Эпистемона. Корабль тонет, и всплывают черты, раскрывающие образы этих героев.
С каждой главой усиливаются сатирические аллегории, направленные на уклад католической церкви. Остров, где царствует враждебный всему естественному Постник, который приводит на память притчу о Физисе и Антифизисе. Антифизис (Противоестество) плодит детей, ходящих вверх ногами, а так же монахов, христопродавцев, «святош», «неуемных кальвинистов, женевских обманщиков», бесноватых «путербеев» и «прочих чудищ, уродливых, безобразных и противоестественных. А с самого Постника Рабле нарисовал портрет типичного фанатика.
Далее следовали острова Папефигов (показывающих фигу папе, т.е. кальвинистов) и папоманов. Некогда папефиги были веселы и богаты, но однажды их угораздило показать папе фигу, и тогда папоманы вторглись на их остров и разорили его. Зато папоманы чувствуют себя отлично. Они покланяются папским Декреталиям. Как известно, сборник папских постановлений, носящий это название, односторонним решением пап был объявлен источником канонического права, и именно Декреталии санкционировали всякого рода вымогательства курии; благодаря их «златекучей энергии» Франция ежегодно отдавала Риму в виде дани четыреста тысяч дукатов.
Последняя книга романа писалась по черновикам Рабле после его смерти его учениками. В ней много аллегорий и резких нападок на церковь. Герои приплывают к Оракулу Божественной Бутылки. Вердикт Оракула – «Пить», означающий наслаждаясь поглощать знания, символизирует у Рабле дух Возрождения, который сравнивается с возгласом Гаргантюа «Лакать!» в начале книги, символизирующим утоление жажды как физиологической потребности организма, символизирующей Средневековье.
Глава 3. Определение гротеска.
Сатира - одна из самых ярких особенностей художественного гения реалиста Рабле, а гротеск – одно из орудий его сатиры. Гротеск – излюбленный литературный прием Рабле.
«Гротеск (франц. grotesque, итал. grottesco - причудливый, от grotta - грот) - тип художественной образности (образ, стиль, жанр), основанный на фантастике, смехе, гиперболе, причудливом сочетании и контрасте фантастического и реального, прекрасного и безобразного, трагического и комического, правдоподобия и карикатуры. Гротеск резко смещает «формы самой жизни», создавая особый гротескный мир, не допускающий ни буквального понимания, ни однозначной (как в аллегории) расшифровки. Гротеску свойственно стремление к целостному выражению кардинальных противоречий бытия, что и предопределяет резкое совмещение в нём полярностей. Сама форма гротеска таит в себе многозначительную содержательность: освящает вольность вымысла, обнаруживает «противоречивое единство» разнородного, разрушает общепринятые предрассудки.
Гротеск - древний тип образности (присущий уже мифологии и архаике всех народов). Приёмы гротеска присущи комедиям Аристофана и Плавта. К гротеску охотно прибегало средневековое искусство (например, фигуры «химер» на соборах, персонажи животного эпоса, образы Дьявола и Порока - в драме). Став характерной формой народной культуры (особенно - карнавалов) европ. средневековья, гротеск выразил стихийно материалистическое и стихийно диалектическое понимание бытия народом. Художественная вершина этого «гротескного реализма» - литература, живопись и театр Ренессанса (например, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, образы шутов, Фальстафа и Калибана в театре У. Шекспира, итальянская комедия дель арте, живопись Х. Босха и П. Брейгеля, графика Ж. Калло и особенно - «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле). Определяющие структуру образа принципы ренессансного гротеска - отношение к времени, к становлению и связанная с этим амбивалентность (двуединость), целостное и нерасчленённое изображение обоих полюсов становления: и нового и старого, и умирающего и рождающегося. Смех, вызываемый гротескным образом, также двуедин: весёлый, ликующий и - одновременно - насмешливый высмеивающий; он отрицает и утверждает, чем отличается от чисто сатирического смеха нового времени. Ренессансный гротеск выразил смеющуюся вольность народа, ощущение весёлой относительности и вечной «неготовности» бытия, его единства и неисчерпаемости, а также чувство исторических перемен. Он был также проникнут реабилитацией плоти, земной жизни и демонстративным антиаскетизмом» (Большая Советская Энциклопедия в 30 тт.).
Гротеск - одна из форм комизма и вторичной условности, близкая к фантастическому. Гротеск становится ведущим способом типизации в литературе Возрождения (Ф. Рабле, Дж. Боккаччо).
Глава 4. Роль гротеска в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Большое значение для изучения гротеска имеет работа о творчестве Ф. Рабле М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса», который раскрыл глубокий миросозерцательный смысл гротеска в народной карнавальной культуре и специфику его отражения у одного из ведущих представителей литературы Возрождения. Гротескный образ в понимании Бахтина характеризует явление в состоянии его изменения, незавершенной еще метаморфозы, в стадии смерти и рождения, роста и становления. Отношение к времени, становлению - необходимая конститутивная черта гротескного образа. Другая связанная с этим необходимая черта его - амбивалентность: в нем в той или иной форме даны (или намечены) оба полюса изменения - и старое и новое, и умирающее и рождающееся, и начало и конец метаморфозы. «Гротеск, порожденный народной смеховой культурой, в сущности, всегда - в той или иной форме, теми или иными средствами - разыгрывает возврат на землю сатурнова золотого века, живую возможность его возврата. <…> Относительность всего существующего в гротеске всегда веселая, и он всегда проникнут радостью смен, пусть эти веселье и радость редуцированы до минимума» (М.Бахтин «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса»). Функции карнавально-гротескной формы состоят в вольности замысла, сочетании разнородного, сближении далекого, умении по-новому, нетрадиционно взглянуть на мир. Преувеличение, гиперболизм, чрезмерность, избыток являются основными признаками гротескного стиля. У Рабле гротеск имеет не только сатирическую функцию, материально-телесная стихия в «Гаргантюа и Пантагрюэле» носит положительный, жизнеутверждающий характер.
В исследуемом мной произведении Рабле, как уже говорилось выше, широко использует прием гротеска.
Гротеск в романе Рабле выполняет важную эстетическую функцию: он помогает воспроизведению универсальной картины мира, создавая для этого высокую степень образного обобщения, которую не мог бы достичь еще не развитый натуралистический реализм. Формы и характер фантастической образности Рабле были обусловлены целым рядом внутренних и внешних, объективных и субъективных факторов. Гротеск, форма которого заимствована из народного творчества, представляет собой неотъемлемую черту образного мышления не только Рабле, но и многих других художников Возрождения. Чудовищные несоразмерности, несуразицы, диспропорция роста, веселые нелепости, курьезы и неразбериха, разрывы в логической цепи, резкие переходы и неожиданные следствия - все это характеризовало формы художественного мышления в эпоху начавшегося великого брожения, ломки векового уклада, когда жизнь быстро рванулась вперед, и гротеск старого, на каждом шагу рождающего новое, как образная концепция бытия, вошел в литературу из самой действительности. Воплощением исторического оптимизма, непоколебимой веры в человека и его будущее, свойственных воззрениям гуманистов, явилась фантастически гиперболизированная сила и мощь королей-великанов - героев романа Рабле. Она же продиктовала Рабле вдохновенный апофеоз человека, картины "божественного", космического могущества людского рода, обращенные к очень отдаленному будущему. Образным проявлением характерного для ренессансного сознания стихийного антропологического материализма явилась в эпопее гиперболизация материального и телесного начала, фантастика материальной мощи и роста, буйного расцвета, избытка и игры материальных, телесных сил, где под стать образам королей-великанов и количество поглощаемой ими еды и выпитого вина, где знаменитая кобыла Гаргантюа, отмахиваясь своим хвостом от оводов, уничтожает целый лес.
Стихия гротеска, наполняющая роман, имеет народно-средневековый характер. Но эти моменты получают у Рабле новый смысл и новое назначение. Хаотическая форма его повествования отражает выход человека Ренессанса на исследование действительности, предстающей перед ним во множестве аспектов, раскрывающейся с самых различных сторон, в зависимости от случайных обстоятельств. Характерна в этом отношении тема III-V книг - консультации Панурга с целым рядом советчиков по тревожащему его вопросу и затем плавание по неведомым морям и островам. Здесь сказывается типичное для Ренессанса ощущение безграничности мира и таящихся в нем сил и возможностей
Частный случай гротеска Рабле - исполинские размеры Гаргантюа и всего его рода в первых двух книгах (начиная с третьей Пантагрюэль приобретает обычное человеческое обличье). Черту эту Рабле перенял из народной книги, но опять-таки она получила у него новое и притом сложное осмысление. Прежде всего это гиперболизированное выражение природных, стихийных влечений человеческой натуры, освобожденных от гнета средневековых аскетических норм, напоминающее тот разгул плоти, который несколько позже появится на картинах фламандских мастеров. Но в то же время здесь проступает замысел показать постепенное приобщение к культуре первобытных существ, не отравленных никакими предрассудками,- этих природных сил в человеческом образе, какими являются великаны Рабле.
М.Бахтин в своем труде «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» пишет, что «Преувеличение, гиперболизм, чрезмерность, избыток являются, по общему признанию, одним из самых основных признаков гротескного стиля».
«Через весь роман проходит могучий поток гротескной телесной стихии - разъятое на части тело, обособленные гротескные органы (например, в Панурговых стенах), кишки и внутренности, разинутые рты, пожирание, проглатывание, еда и питье, акты испражнения, моча и кал, смерти, родовые акты, младенчество и старость и т.п. Тела смешаны между собою, с вещами (например, в образе Каремпренана) и с миром. Повсюду сквозит тенденция к двутелости. Повсюду подчеркнут родовой и космический момент тела» (М.Бахтин). Рабле не только изображает гротескный образ тела во всех его существенных моментах, но он дает и теорию тела в родовом аспекте. Например, слова Панурга о том, что каждый преступник перед смертной казнью должен зачать нового человека. В знаменитом рассуждении Панурга о дебиторах и кредиторах, изображая идеальный утопический мир, где все дают и все сами получают взаймы, Панург также развивает теорию родового тела.
Тема родового тела сливается у Рабле с темой и с ощущением исторического бессмертия народа. «Это живое ощущение народом своего коллективного исторического бессмертия составляет самое ядро всей системы народно-праздничных образов. Гротескная концепция тела является, таким образом, неотрывною составною частью этой системы. Поэтому и в образах Рабле гротескное тело сплетается не только с космическими, но и с социально-утопическими и историческими мотивами и прежде всего с мотивом смены эпох и исторического обновления культуры» (М.Бахтин).
В эпизодах и образах романа фигурирует по преимуществу телесный низ в узком смысле слова. Но в гротескных образах ведущую роль играет также разинутый рот. «И он, связан, конечно, с топографическим телесным низом: это – раскрытые ворота, ведущие в низ, в телесную преисподнюю. С разинутым ртом связан образ поглощения-проглатывания – этот древнейший амбивалентный образ смерти и уничтожения. В то же время с разинутым ртом (глоткой и зубами) связан ряд пиршественных образов. <…> Особенно важную, прямо ведущую роль играет разинутый рот в хронологически первой книге романа – в «Пантагрюэле». Можно предполагать, что героем этой книги является именно разинутый человеческий рот» (М.Бахтин).
«Ни имя, ни ядро образа Пантагрюэля не были созданы Рабле. Самое имя существовало до него и в литературе, как имя одного из чертей в дьяблериях, и в языке, как нарицательное имя (название) горловой болезни – потери голоса в результате перепоя (болезнь пьяниц). Таким образом, нарицательное имя (название болезни) связано со ртом, с горлом, с выпивкой, с болезнью, то есть с весьма характерным гротескным комплексом. С таким же, но с более широким и космическим комплексом связан и образ Пантагрюэля в дьяблериях. <…> Дьяблерии, составлявшие часть мистерии, по характеру своих образов принадлежали к народно-праздничным площадным формам. И образы тела в них носили резко выраженный гротескный характер. В этой гротескно-телесной атмосфере дьяблерий и появляется впервые образ Пантагрюэля» (М.Бахтин).
Рабле задумал и написал «Пантагрюэля» во время жары и засухи 1532 года. Люди тогда в буквальном смысле ходили «с разинутыми ртами». Абель Лефран полагает, что имя дьяволенка Пантагрюэля и его предательская роль пробуждать жажду неоднократно поминались в окружении Рабле и вызывали немало шутливых замечаний или проклятий. Жара и засуха сделали этот образ особенно популярным. Возможно, что отчасти поэтому Рабле и воспользовался им для своего романа.
«Первая глава книги сразу вводит гротескный образ тела со всеми его характерными особенностями. В ней рассказывается о происхождении рода гигантов, к которому принадлежал Пантагрюэль. После убийства Авеля пропитанная кровью земля была исключительно плодородной. <…> Таков первый телесный мотив этой главы. Его гротескно-карнавальный характер очевиден; первая смерть (по библейскому сказанию, смерть Авеля была первою смертью на земле) обновила плодородие земли, оплодотворила ее. Здесь – уже знакомое нам сочетание убийства и родов, но в космическом аспекте земного плодородия. Смерть, труп, кровь, как семя, зарытое в землю, поднимается из земли новой жизнью, – это один из древнейших и распространеннейших мотивов. Другая вариация его: смерть обсеменяет матерь-землю и заставляет ее снова родить. Эта вариация часто расцвечивается эротическими образами (конечно, не в узком и специфическом смысле этого слова). Рабле говорит: «Сладостное, вожделенное лобзание великой кормилицы нашей – земли, которое зовется у нас погребением». Образ погребения, как последних объятий матери-земли, очевидно, навеян Плинием, который подробно разрабатывает тему материнства земли и смерти-погребения, как возврата в ее лоно. Но этот древний образ смерти-обновления, во всех его вариациях и оттенках, Рабле склонен воспринимать не в высоком стиле античных мистерий, а в карнавальном, народно-праздничном духе, как веселую и трезвую уверенность в относительном историческом бессмертии народа и себя в народе» (М.Бахтин).
Таким образом, мотив смерти-обновления-плодородия был первым мотивом Рабле, открывшим его бессмертный роман.
«Особенно плодородна была земля «на кизиль». Но люди, которые ели этот кизиль, начинали развиваться ненормально: какая-нибудь одна часть тела разрасталась до чудовищных размеров. И Рабле разворачивает ряд типично гротескных образов отдельных чудовищно преувеличенных членов тела, совершенно заслоняющих остального человека. Дается, картина разъятого на части тела, но только отдельные части эти изображены в грандиозных размерах. Прежде всего изображаются люди с чудовищными животами (типичное гротескное преувеличение); к этой веселой расе пузатых принадлежат святой Пансар и Жирный Вторник. Святой Пансар (т.е. св. Пузан) – шуточное имя святого, которого обычно связывали с карнавалом. Характерно, что к расе пузатых отнесен и сам карнавал. Затем Рабле изображает невероятной величины горбы, чудовищные носы, исключительно длинные ноги, громадные уши. Подробно изображены те, у кого вырос невероятной длины фалл (они могут обернуть его вокруг своего тела, как пояс, шесть раз), а также и те, у кого разрослись яички. В результате перед нами образ грандиозного гротескного тела и одновременно целая серия карнавальных фигур (ведь в основу оформления таких фигур кладутся обычно те же гротескные мотивы).
Непосредственно перед этой галереей гротескных членов тела Рабле изображает космические пертурбации на небе такого же карнавального характера: например, «Сноп» из созвездия «Девы» переместился в созвездие «Весов». Но и эти космические образы Рабле непосредственно сплетает с телесным гротеском: звездные пертурбации эти были так трудны для понимания, что «астрологи обломали об них все зубы, а зубы-то у них, должно полагать, были ох какие длинные, коли могли они так далеко доставать!». Гротескный образ длинных до звезд зубов родился в результате реализации метафоры – «разгрызть» трудный астрологический вопрос».
Рабле дает длинное перечисление гигантов, предков Пантагрюэля. Здесь названо большое количество имен библейских, античных, средневековых и вымышленных гигантов. Рабле был отлично знаком с громадным материалом образов и легенд о гигантах. Образы гигантов и легенды о них тесно связаны с гротескной концепцией тела. «Большинство местных легенд о гигантах связывает различные явления природы и местного рельефа (горы, реки, скалы, острова) с телом гиганта и с его отдельными органами. Тело гиганта, таким образом, не отграничено от мира, от явлений природы, от географического рельефа. <…> великаны принадлежали к обязательному репертуару народно-праздничных карнавальных образов. <…> Таким образом, в первой главе гротескные образы тела сплетаются с космическими явлениями» (М.Бахтин).
При изображении человеческого тела в гротескно-фантастическом аспекте в телесный ряд вовлекается масса разнородных вещей и явлений. Здесь они погружаются в атмосферу тела и телесной жизни, вступают в новое и неожиданное соседство с телесными органами и процессами, снижаются и материализуются в этом телесном ряду. Например, для очистки желудка Пантагрюэль глотает, как пилюли, большие медные шары, «как те, что на памятнике Вергилия в Риме». В шарах заключены рабочие с орудиями и корзинами, производящие очистку желудка. По окончании очистки желудка Пантагрюэля вырвало - шары выскочили наружу. Когда рабочие вышли из этих пилюль на волю, Рабле вспоминает, как греки вышли из троянского коня. «Одну из этих пилюль можно видеть в Орлеане, на колокольне церкви св. Креста».
Еще более обширный круг вещей и явлений введен в гротескный анатомический ряд путешествия автора во рту Пантагрюэля. Во рту оказывается целый новый мир: высокие горы (зубы), луга, леса, укрепленные города. В одном из городов чума, вследствие тяжелых испарений, поднимающихся из желудка Пантагрюэля. Во рту более двадцати пяти населенных королевств; различаются жители «по ту» и «по сю» сторону зубов, как и в человеческом мире «по ту» и «по сю» сторону гор, и т. д. Описание обнаруженного во рту Пантагрюэля мира занимает около двух страниц. Этот гротескный образ имеет фольклорную основу.
Если в эпизоде путешествия во рту Пантагрюэля в телесный ряд был вовлечен географический и экономический мир, то в эпизоде с великаном Бренгнариллем в телесный ряд вовлекается бытовой и сельскохозяйственный мир. «Бренгнарилль, страшный гигант, за недостатком ветряных мельниц, которыми он обыкновенно питался, поглотил все сковороды, котлы, кастрюли, горшки и даже печи и печурки на острове. Вследствие этого под утро, в час пищеварения, он тяжело заболел несварением желудка, вызванным тем, что (как говорили врачи) пищеварительная сила его желудка, естественно приспособленная к перевариванию ветряных мельниц, не могла переварить вполне печей и жаровен; котлы и горшки переваривались довольно хорошо, о чем свидетельствовали мочевые осадки в четырех бочках его мочи, дважды выпущенной им в это утро». Бренгнарилль пользовался курортным лечением на «Острове Ветров». Здесь он глотал ветряные мельницы. Пробовали по совету местных специалистов по желудочным болезням подкладывать ему в мельницы петухов и кур. Они пели в его животе и летали, отчего у него сделались колики и судороги. Кроме того, лисицы острова вскочили ему в горло в погоне за птицами. Тогда, чтобы очистить желудок, ему пришлось поставить клизму из хлебных зерен и проса. Куры устремились за зернами, а за ними лисицы. Внутрь через рот он принял еще пилюли из гончих и борзых собак. Здесь характерна свойственная Рабле логика построения этого ряда. Процессы пищеварения, лечебные манипуляции, вещи домашнего обихода, явления природы, сельскохозяйственной жизни, охоты объединены здесь в динамический и живой гротескный образ. Создано новое и неожиданное соседство вещей и явлений. В основе этой гротескной логики Рабле лежит логика фольклорной реалистической фантастики. Так же в эпизоде с Бренгнариллем телесный ряд пересекается с рядом испражнений, с рядом еды и с рядом смерти.
Еще более гротескный, причудливо-неожиданный характер носит пародийное анатомическое описание Каремпренана.
Гротескная фантастика в изображении человеческого тела и совершающихся в нем процессов проявляется при изображении болезни Пантагрюэля, при лечении которой в его желудок спускают рабочих с заступами, крестьян с кирками и семь человек с корзинами для очистки желудка от нечистот.
«Образ разинутого рта – наиболее яркое выражение открытого, незамкнутого тела. Это – распахнутые настежь ворота в глубины тела. Открытость и глубинность тела еще более усиливаются тем, что внутри рта оказывается целый населенный мир, а в глубины желудка спускаются люди, как в подземную шахту. Выражением той же телесной открытости служит и образ разверзшегося лона матери Пантагрюэля, плодородного лона земли, выпившей кровь Авеля, преисподней и др. Эти телесные глубины плодородны: в них умирает старое и с избытком рождается новое; вся первая книга буквально насыщена образами производительной силы, плодородия, изобилия. Рядом с этой телесной открытостью постоянно фигурируют фалл и гульфик (как заместитель фалла). Таким образом, гротескное тело здесь лишено фасада, лишено глухой замкнутой поверхности, лишено также и экспрессивной внешности: тело это – либо плодоносные телесные глубины, либо производительные зачинающие выпуклости. Это тело поглощает и рождает, берет и отдает.
Построенное из плодоносных глубин и производительных выпуклостей тело никогда не отграничено четко от мира: оно переходит в него, смешивается и сливается с ним; в нем самом (как во рту Пантагрюэля) таятся новые неведомые миры. Тело принимает космические масштабы, а космос отелеснивается. Космические стихии превращаются в веселые телесные стихии растущего, производящего и побеждающего тела. <…>Гротескное тело играет громадную роль. Это всенародное, растущее и вечно торжествующее тело чувствует себя в космосе как в своем родном доме. Оно – плоть от плоти и кровь от крови космоса, в нем те же космические стихии и силы, но они в нем наилучше организованы; тело – последнее и лучшее слово космоса, это – ведущая космическая сила; космос со всеми его стихиями не страшен ему. Не страшна ему и смерть: смерть индивида – только момент торжествующей жизни народа и человечества, момент – необходимый для обновления и совершенствования их» (М.Бахтин).
Разбросанные по всей Франции «части разъятого тела гигантов и их утвари» обладали исключительною гротескною наглядностью и не могли не оказать известного влияния на образы Рабле. «Например, в «Пантагрюэле» упоминается о громадной чаше, в которой варили для героя кашицу; чашу эту, прибавляет автор, можно видеть и сейчас в Бурже. В настоящее время в Бурже ничего подобного не существует, но до нас дошло свидетельство XIV века, что там действительно существовал громадный камень в форме бассейна, называвшийся «Scutella gigantis», то есть «чашка гиганта»; в него один раз в году продавцы вина наливали вино для бедных. Рабле, следовательно, взял этот образ из действительности» (М.Бахтин).
«Средневековая мистерийная сцена была в основной своей части гротескно-телесной топографией. Не подлежит никакому сомнению, что разинутый рот, как ведущий образ «Пантагрюэля», связан не только с традиционным ядром образа этого героя (бросание соли в рот и т.п.), но и с устройством мистерийной сцены. В организации образов Рабле, безусловно, отражается гротескно-телесная топография этой сцены. <…> этот факт чрезвычайно важен для правильного понимания Рабле: он свидетельствует о том, какое громадное влияние имели театральные народно-зрелищные формы на его первое произведение и на весь характер его художественно-идеологического видения и мышления. Он показывает также, что образ разинутого рта в его гротескно-космическом значении, столь странный и непонятный для нового читателя, для современников Рабле был глубоко близким и понятным: он был совершенно привычен для глаза, привычен был и его универсализм, и его космические связи, привычно было и то, что из этого разинутого рта выскакивают гротескные фигуры на сцену, на которой изображаются мировые события библейской и евангельской драмы. Понятно и наглядно было также топографическое значение этого разинутого рта, как ворот в преисподнюю. Таково влияние мистерийной сцены и дьяблерий для развития гротескной концепции тела у Рабле» (М.Бахтин).
Важным источником гротескной концепции тела являются клятвы, ругательства и бранные выражения. В народно-праздничной карнавальной атмосфере, в которой строились образы Рабле, бранные выражения были искрами, разлетающимися в разные стороны от того великого пожара, который обновлял мир. Недаром на празднике огня – «moccoli» – и звучало у каждой потушенной свечки «Смерть тебе!» с радостной интонацией. Форма веселой брани, веселых проклятий, веселого срамословия космических сил, имевшая первоначально культовый характер, в последующие эпохи играла существенную роль в системе образов, отражавших борьбу с космическим и всяким страхом перед высшим. Ведь древнейшая обрядовая брань и осмеяние были именно бранью и осмеянием высшей силы – солнца, земли, царя, полководца. Это осмеяние сохранялось еще в площадной праздничной брани эпохи Рабле.
«Одним из очень важных источников гротескного образа тела были формы площадной народной комики. <…> Гротескный характер носит и оформление народно-комического тела. Оформление фигуры Толстого Гильома, воплощавшего в себе вино и хлеб, очень наглядно показывает общую тенденцию оформления фигур народной комики – стереть границу между телом и вещью, телом и миром и акцентировать какую-нибудь гротескную часть тела (живот, зад, рот). И в словесном репертуаре народной комики мы также повсюду находим выражение гротескной концепции тела: специфическую непристойность, брань и проклятия, снижающие травестии, разъятое на части тело и т.п. Вполне понятно, что народная комика была одним из самых существенных источников раблезианских гротескно-телесных образов» (М.Бахтин).
Гротескная фантастика сочетается с точностью анатомического и физиологического анализа.
При всех описаниях битв и избиений одновременно с гротескным преувеличением даются точные анатомические описания наносимых человеческому телу повреждений, ран и смертей.
Так, изображая избиение монахом Жаном врагов, забравшихся в монастырский виноградник, Рабле дает детализованный ряд человеческих членов и органов. В гротескном рассказе Панурга о том, как его поджаривали на вертеле в Турции и как он спасся, соблюдается та же анатомическая детализация и точность. В этом гротескном рассказе Панурга ряд человеческого тела (в анатомическом аспекте) скрещивается с рядом еды и кухни (Панурга поджаривают на вертеле, как жаркое, предварительно обложив салом) и рядом смерти.
В романе Рабле очень много чисел. И все они носят карнавальный и гротескный характер. «Достигается это разными средствами. Иногда Рабле дает прямое пародийное снижение священных чисел: например, девять вертелов для дичи по числу девяти муз, три триумфальных столба с карнавальными аксессуарами (в эпизоде с уничтожением шестисот шестидесяти рыцарей, причем и самое число рыцарей пародийно-апокалипсическое). Но таких чисел сравнительно немного. Большинство чисел поражает и вызывает смеховой эффект своим гротескным гиперболизмом (количеством выпитого вина, съеденной пищи и т.п.). Вообще у Рабле все количественные определения, выраженные числами, безмерно преувеличены и раздуты, хватают через край, нарушают всякое правдоподобие. В них нарочито нет меры. Далее, комический эффект вызывает претензия на точность (притом чрезмерную) при таких ситуациях, когда сколько-нибудь точный подсчет вообще невозможен: например, указывается, что Гаргантюа потопил в своей моче «двести шестьдесят тысяч четыреста восемнадцать человек». Но самое главное – в самой гротескной структуре раблезианских чисел (например, отрывок из рассказа Панурга о его турецких похождениях). Здесь есть и гротескное преувеличение, да еще с резким скачком (от шестисот сразу до тысячи трехсот), и снижающий объект подсчета (псы), и совершенная ненужность и чрезмерность точности, и невозможность самого подсчета, и развенчивающее точность слово «более». Но характернее всего самая структура числа. Как пишет М.Бахтин, «если бы мы прибавили единицу – тысяча триста двенадцать, – то число сразу успокоилось бы, закруглилось, завершилось, комический эффект резко бы снизился. Если же мы доведем его до тысячи пятисот двенадцати, то оно вовсе успокоится, статически завершится, утратит всю асимметрию и открытость, перестанет быть гротескным раблезианским числом».
«У Рабле гротескные образы сохраняют своеобразную природу, свое резкое отличие от образов готового, завершенного бытия. Они амбивалентны и противоречивы; они уродливы, чудовищны и безобразны с точки зрения всякой «классической» эстетики, то есть эстетики готового, завершенного бытия. Пронизавшее их новое историческое ощущение переосмысливает их, но сохраняет их традиционное содержание, их материю: совокупление, беременность, родовой акт, акт телесного роста, старость, распадение тела, расчленение его на части и т.п., во всей их непосредственной материальности, остаются основными моментами в системе гротескных образов. Они противостоят классическим образам готового, завершенного, зрелого человеческого тела, как бы очищенного от всех шлаков рождения и развития» (М.Бахтин).
Заключение.
Проанализировав исследуемое произведение, изучив критические статьи и монографии, обозначенные в разделе «Библиография», и в особенности труды М.Бахтина, можно сделать следующие выводы о роли гротеска в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль»:
1. Гротеск в романе Рабле выполняет важную эстетическую функцию: он помогает воспроизведению универсальной картины мира, создавая для этого высокую степень образного обобщения.
2. Стихия гротеска имеет народно-средневековый характер. Но эти моменты получают у Рабле новый смысл и новое назначение. Хаотическая форма его повествования отражает как бы выход человека Ренессанса на исследование действительности, предстающей перед ним во множестве аспектов, раскрывающейся с самых различных сторон, в зависимости от случайных, не подлежащих учету обстоятельств.
3. Благодаря гротеску автор создает более насыщенную систему образов произведения, повествование приобретает интересные и неожиданные повороты, в язык героев вносит сатирический оттенок, описание местности приобретает неповторимые черты, что, с литературной точки, зрения больше привлекает читателей.
4. Гротеск помогает автору «замаскировать» свои взгляды на политическую ситуацию в стране, на проблемы воспитания, на политику церкви, изложенные им в произведении в завуалированном виде, защитить себя и свое произведение от цензуры.
5. Гротескное описание внутренностей человеческого организма, физиологических процессов, происходящих в организме, точные анатомические описания наносимых человеческому телу повреждений и ран, отражают начало скачка развития медицины во время написания книги и профессиональные знания автора.
6. У Рабле
гротескные образы тела связываются с космическими, с социально-утопическими и
историческими мотивами, с мотивом смены эпох и исторического обновления
культуры.
Библиография:
1. Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. – М., Правда, 1981.
2. М.Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. – М., Художественная литература, 1990.
3. М. М. Бахтин. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М., Худож. лит., 1975.
4. Давыдова Т.Т., Пронин В.А.Теория литературы: учебное пособие. М., Логос, 2003.
5. Большая Советская энциклопедия в 30тт. М., "Советская энциклопедия" 1969 – 1978.
6. Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. Сост. Б.И.Пуришев. М, «Просвещение» 1976.
7. Б.И.Пуришев. Литература эпохи Возрождения. Курс лекций. М, «Высшая школа» 1996.
8. История зарубежной литературы Раннее средневековье и Возрождение под общей ред. В.М.Жирмунского. М., Учпедгиз, 1959.
9. Энциклопедический словарь юного литературоведа. М., «Педагогика», 1987.
10. Артамонов С.Д. Франсуа Рабле. М., 1964.
11. Пинский Л.Е. Смех Рабле // Пинский Л.Е. Реализм эпохи Возрождения. М., 1961.
Сочинение
Изображая гуманистическую модель воспитания, Рабле не только утверждает идеал гармонично развитого человека Ренесанса, а и предоставляет этому определенного политического смысла. Ведь речь идет не просто о воспитании каждого человека, а и о формировании лица идеального монарха. Образцово воспитанный Гаргантюа становится добрым и умным королем, который проявляет заботу о судьбе своих подданных, защищает родину, поддерживает книгопечатанье и развитие науки в стране.
Рабле верит в то, что «государства только тогда будут счастливыми, когда короли станут философами, или философы - королями». Из второй книги романа мы узнаем, что Пантагрюель, который отправился за знаниями в Париж, «учился весьма добросовестно и достиг отличных успехов». В письме, написанном Гаргантюа к Пантагрюэлю, изложена гуманистическая программа Ренесанса. Прежде всего, автор верит в то, что человеческий род может «неустанно совершенствоваться», а дети должны быть разумнее и добрее родителей. Сравнивая собственную молодость со временем Пантагрюеля, Ґарґантюа не сомневается в сыновнем преимуществе: «Науки развиваются, языки возраждаются… Сегодня разбойники, палачи, прохиндеи и конюхи просвещеннее, чем в мои времена доктора наук и проповедники. И что там говорить! Даже женщины и девушки - и те стремятся к знаниям…» Заметив, что в скором времени невеждам вообще станет тяжко, Гаргантюа советует сыновьям, во-первых, совершенно изучать иностранные языки, во-вторых, развивать в себе склонность к точным и естественным наукам, в-третьих, помнить, что «знания, если не иметь совести, могут лишь погубить душу».
Находясь в вире политической борьбы XVI ст., Рабле не может не видеть, что созданный им портрет идеальных королей - лишь прекрасная мечта, которая большинство монархов охвачены манией величия, чем есть «большими» на самом деле. И стремятся они не мира, а войны. Тема войны проходит через все пять томов. Она возникает в разных, тем не менее, непременно злых и безобразных подобиях. Короли Пикрохоль и Анарх, воина и генералы Навтёк, Фанфарон, Вурдалак, глупое войско из Диких колбас, всяческие разбойники и грабители являются сокрушительной сатирой на милитаризм и плачевность воинствующих захватчиков.
Пикрохоль нападает на Грангузье, воспользовавшись никчемным поводом - ссорой за коржи между пекарями и пастухами. Тем не менее, напрасно старается великан призвать к разуму или задобрить агрессора, Пикрохолю всего мало. Он мечтает о господстве над целым светом, а его войско тем временем продвигается страной великанов, издеваются над жителями и грабя их. Лишь храбрый монах на прозвище брат Жан Зубодробитель останавливает врагов, которые ворвались в монастырский сад, и уничтожает их всех до одного (вообще 13 622 воинов). Рабле любит большие числа. Прибавляя к тысячам какую-то малость, автор будто издевается над весьма серьезным читателем, который требует полнейшей правдивости и не понимает, что литературная выдумка не может быть точной копией действительности.Не похожна обычные аббатства и Телемский монастырь, который Гарґантюа основал для брата Жана на знак благодарности за его подвиги. В сущности говоря, это даже не монастырь, а модель идеального человеческого сообщества. Слово «телем» в переводе с греческого языка означает «свободное желание». В обычных монастырях все регламентировано и подлежит церковным ритуалам. Вместе с тем в Телеме главная заповедь: «Делай, что хочешь». По обыкновению монахи составляют три обета - безбрачия, бедности и послушания. А жители Телема считают, что каждый может вступить в брак, быть богатым и свободным в своих поступках. В монастырь подаются хромые, кривые, безобразные, косноязычные. Вместе с тем в Телем принимают красивых и статных мужчин и женщин. Что же о возрасте, то для телемитов-женщин установлены ограничения от десяти до пятнадцати лет, а для мужчин - от двенадцати до восемнадцати лет. Все они умеют читать, писать, играть на музыкальных инструментах, а кроме того, настолько совершенно знают пять или шесть будто, что пишут на этих языках стихи и прозу. А самое главное - живут они удивительно дружно.
Рабле изображает это утопическое аббатство, имея самые серьезные намерения. Надпись над ворота Телем - своеобразная программа европейского гуманизма. Дело в том, что средневековое общество не знало понятия свободы, в котором мотивы отдельной личности согласовывали бы с интересами коллектива. Феодалы в своевольном неистовстве учитывали лишь на собственные желания, даже если они противоречили интересам других людей. Рабле верит в то, что сама природа одаривает просвещенных людей стремлением делать добрые поступки и избегать негодных, что в человеке заложена внутренняя потребность к гармоническому общению. Писатель вводит в употребление понятия «компании» - свободного общества людей, объединенных общностью вкусов и интересов, где нет места распрям и недоразумению. У телемитов все стремятся делать то, чего хочется одному, а один, в свою очередь, не отделяет себя от других.
И когда вокруг Пантагрюеля сплачивается добрая компания «пантагрюелистов», то в ней также начинает действовать этот принцип, хотя приятели великана - отнюдь не идеальные люди. Брат Жан - смельчак и весельчак, тем не менее, страшный неряха. Рабле, да и иллюстраторы-книги, изображают его с постоянными соплями под носом. Панург, которого Пантагрюель встретил на Аркольском мосту, - видавший виды в бывалых щеголь и остряк, человек сообразительный и умный, тем не менее весьма уже неразборчивыйв средствах. В конце концов, именно он, начиная с третьей книги, оказывается в центре рассказа. Панург думает над вопросом, следует ли ему вступить в брак. Он одновременно боится и одиночества, и обмана. Поэтому отправляется по совету к оракулу Божественной Бутылки, а Пантагрюель вместе с друзьями сопровождает его. Панург - дитя ренессансного города, где он чувствует, как рыба в воде, умеет развлечься и знает 63 способа добывания денег, самый честный среди которых - обычная кража. Впрочем, это не мешает ему постоянно страдать от «болезни, которую называют безденежьем», ведь Панург знает также 214 способов расточения денег.
С образом Панурга связано немало эпизодов, которые справедливо считаются хрестоматийными. Некоторые из них даже вошли во французские пословицы и поговорки. Тем не менее, вопреки общечеловеческому смыслу, в романе остро ощущается та бурная эпоха, которая настала во Франции во второй половине XVI ст. Главным врагом Рабле стала Сорбонна. Так называлась высшая теологическая школа, основанная в 1253 г. монахом Робером Сорбонной, которая стала бастионом французского католицизма в его борьбе с вольнодумством и ересями. Именно «сорбонности», которой в XVI ст. была поручена духовная цензура, осудили роман Рабле. И писатель чудесно понимал, насколько серьезный этот приговор. Ведь в том самом 1546 г., когда увидела мир «Третья книга», на одоной из парижских площадей инквизиция сожгла давнего вторая Рабле, гуманиста Этьена Доля, а самому писателю пришлось выехать за границы Франции. Тем не менее, отъезжая, Рабле все же оставил лионскому издателю «Четвертую книгу», в которой нет недостатка в злых аллегориях на фанатиков-церковников и испуганных современников. Это, прежде всего «панургова отара». Во время морского путешествия Панург успевает поссориться с купцом по прозвищу Индюк, который везет с собой на корабле целую отару откормленных баранов. Чтобы отомстить своему обидчику, Панурґ покупает у него самого большого барана-предводителя и бросает его за борт. Затем все другие бараны, блея и толкаясь, начинают один за другим прыгать в море. Остановить их уже невозможно. Понятно, что поведение баранов - это аллегория. Привычку запуганной толпы бессмысленно направляться за своим предводителем, даже навстречу неминуемой гибели, называют стадным чувством. Немецкий писатель Б. Брехт XX ст. написал песню-«зонг» об эпохе фашизма, когда снова, как и во времена религиозных войн, народ обратился в глупцов - по примеру раблезианских баранов.
В «Четвертой книге» есть и другая аллегория - эпизод морской бури. Мировая литература уже с античных пор прибегала к этому образу для описания смутных времен. У Рабле это одновременно поэтическая картина грозной, разгневанной стихии и гражданской войны во Франции, спровоцированной религиозными распрями. Во время бури героям романа кажется, что все стихии - огонь, воздух, море, земля - соединились в извечном хаосе.Тем не менее этому хаосу предшествует целиком земная встреча «пантагрюэлистов» с девятью кораблями, заполненными монахами всех орденов и конфессий, которые направляются на церковный собор для обороны «истинной веры». Не удивительно, что самый мудрейший среди путешественников - Пантагрюэль - вскоре загрустил и прочь пришел в упадок духом, хотя вообще меланхолия ему совсем несвойствена. Зато потом, когда началась буря, он не вопит и не пугается, а старается укротить стихию. Ему упорно помогают брат Жан, Понократ, Гимнаст и другие пассажиры корабля. Один лишь Панург остается в стороне - едва живой от ужаса, он слезно умоляет о помощи святых угодников и читает молитвы, о которых по обыкновению даже не упоминает. Изображение бури для Рабле - это возможность показать, как изменяются люди в критической ситуации, как вольнодумцы и головорезы вдруг оказываются трусами и святошами.
Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля, некогда сочинённая магистром Алькофрибасом Назье, извлекателем квинтэссенции. Книга, полная пантагрюэлизма
Книги первая и вторая
Обращаясь к достославным пьяницам и досточтимым венерикам, автор приглашает их развлекаться и веселиться, читая его книгу, и просит не забыть за него выпить.
Отца Гаргантюа звали Грангузье, этот великан был большой шутник, всегда пил до дна и любил закусить солёненьким. Он женился на Гаргамелле, и она, проносив ребёнка во чреве 11 месяцев, объелась на празднике требухой и родила сына-богатыря, который вышел у неё через левое ухо. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что Вакх вышел из бедра Юпитера, а Кастор и Поллукс - из яйца, снесённого и высиженного Ледой. Младенец сразу же заорал: «Лакать! Лакать!» - на что Грангузье воскликнул: «Ну и здоровенная же она у тебя!» («Ке-гран-тю-а!») - имея в виду глотку, и все решили, что раз это было первое слово отца при рождении сына, то его и надо назвать Гаргантюа. Младенцу дали тяпнуть винца и по доброму христианскому обычаю окрестили.
Ребёнок был весьма смышлёным и, когда ему шёл шестой год, уже знал, что лучшая в мире подтирка - пушистый гусёнок. Мальчика стали учить грамоте. Его наставниками были Тубал Олоферн, затем Дурако Простофиль, а потом Понократ. Продолжать образование Гаргантюа отправился в Париж, где ему приглянулись колокола собора Богоматери; он унёс их к себе, чтобы повесить на шею своей кобыле, и его с трудом удалось уговорить вернуть их на место. Понократ позаботился о том, чтобы Гаргантюа не терял времени даром и занимался с ним даже тогда, когда Гаргантюа умывался, ходил в отхожее место и ел. Однажды лернейские пекари везли в город лепёшки. Пастухи Гаргантюа попросили продать им часть лепёшек, но пекари не захотели, тогда пастухи отобрали у них лепёшки силой. Пекари пожаловались своему королю Пикрохолу, и Пикрохолово воинство напало на пастухов. Грангузье пытался уладить дело миром, но безуспешно, поэтому он призвал на помощь Гаргантюа. По пути домой Гаргантюа и его друзья разрушили вражеский замок на берегу речки Вед, и весь остаток пути Гаргантюа вычёсывал из волос ядра Пикрохоловых пушек, оборонявших замок.
Когда Гаргантюа прибыл в замок отца, в его честь был устроен пир. Повара Оближи, Обглодай и Обсоси показали своё искусство, и угощение было таким вкусным, что Гаргантюа вместе с салатом невзначай проглотил шестерых паломников - по счастью, они застряли у него во рту, и он выковырял их зубочисткой. Грангузье рассказал о своей войне с Пикрохолом и очень хвалил брата Жана Зубодробителя - монаха, одержавшего победу при защите монастырского виноградника. Брат Жан оказался весёлым собутыльником, и Гаргантюа с ним сразу подружился. Доблестные воины снарядились в поход. В лесу они наткнулись на разведку Пикрохола под командой графа Улепета. Брат Жан наголову разбил ее и освободил паломников, которых разведчики успели взять в плен. Брат Жан захватил военачальника Пикрохолова войска Фанфарона, но Грангузье отпустил его, Вернувшись к Пикрохолу, Фанфарон стал склонять короля к миру с Грангузье, которого считал теперь самым порядочным человеком на свете, и заколол шпагой Бедокура, назвавшего его предателем. За это Пикрохол велел своим лучникам разорвать Фанфарона на части. Тогда Гаргантюа осадил Пикрохола в Ларош-Клермо и разбил его армию. Самому Пикрохолу удалось бежать, и по дороге старая колдунья нагадала ему, что он снова станет королём, когда рак свистнет. Говорят, теперь он живёт в Лионе и всех спрашивает, не слыхать ли, чтобы где-нибудь свистнул рак, - видно, все надеется вернуть своё королевство. Гаргантюа был милостив с побеждёнными и щедро одарил соратников. Для брата Жана он построил Телемское аббатство, не похожее ни на какое другое. Туда допускали и мужчин и женщин - желательно молодых и красивых. Брат Жан отменил обет целомудрия, бедности и послушания и провозгласил, что каждый имеет право сочетаться браком, быть богатым и пользоваться полной свободой. Устав телемитов состоял из единственного правила: делай что хочешь.
Пантагрюэль, король дипсодов, показанный в его доподлинном виде, со всеми его ужасающими деяниями и подвигами, сочинение покойного магистра Алькофрибаса, извлекателя квинтэссенции
В возрасте пятисот двадцати четырёх лет Гаргантюа прижил сына со своей женой Бадбек, дочерью короля утопии. Ребёнок был таким огромным, что его мать умерла родами. Он появился на свет во время великой засухи, поэтому получил имя Пантагрюэль («панта» по-гречески означает «все», а «грюэль» на языке агарян означает «жаждущий»). Гаргантюа очень скорбел о смерти жены, но потом решил: «Надо поменьше плакать и побольше пить!» Он занялся воспитанием сына, который был таким силачом, что ещё лёжа в колыбели разорвал медведя на части. Когда мальчик подрос, отец отправил его учиться. По пути в Париж Пантагрюэль встретил лимузинца, который говорил на такой смеси учёной латыни с французским, что невозможно было понять ни слова. Впрочем, когда рассерженный Пантагрюэль схватил его за горло, лимузинец со страху завопил на обычном французском языке, и тогда Пантагрюэль отпустил его. Прибыв в Париж, Пантагрюэль решил пополнить своё образование и стал читать книги из библиотеки святого Виктора, такие, как «Щёлкание приходскими священниками друг друга по носу», «Постоянный альманах для подагриков и венериков» и т. п. Однажды Пантагрюэль встретил во время прогулки рослого человека, избитого до синяков. Пантагрюэль поинтересовался, какие приключения довели незнакомца до столь плачевного состояния, но тот на все вопросы отвечал на разных языках, и Пантагрюэль ничего не мог понять. Только когда незнакомец заговорил наконец по-французски, Пантагрюэль понял, что зовут его Панург и прибыл он из Турции, где был в плену. Пантагрюэль пригласил Панурга в гости и предложил свою дружбу.
В это время шла тяжба между Лижизадом и Пейвино, дело было до того тёмное, что суд «так же свободно в нем разбирался, как в древневерхненемецком языке». Было решено обратиться за помощью к Пантагрюэлю, который прославился на публичных диспутах. Он первым делом велел уничтожить все бумаги и заставил жалобщиков изложить суть дела устно. Выслушав их бессмысленные речи, он вынес справедливый приговор: ответчик должен «доставить сена и пакли на предмет затыкания гортанных прорех, перекрученных устрицами, пропущенными через решето на колёсиках». Все были в восторге от его мудрого решения, включая обе тяжущиеся стороны, что бывает крайне редко. Панург рассказал Пантагрюэлю, как он был в плену у турок. Турки посадили его на вертел, нашпиговав салом, как кролика, и начали жарить, но поджариватель заснул, и Панург, изловчившись, бросил в него головешку от костра. Начался пожар, который спалил весь город, а Панург счастливо спасся и даже уберёгся от собак, бросая им куски сала, которыми был нашпигован.
Великий английский учёный Таумаст прибыл в Париж, чтобы повидать Пантагрюэля и подвергнуть испытанию его учёность. Он предложил вести диспут так, как это намеревался сделать в Риме Пико делла Мирандола, - молча, знаками. Пантагрюэль согласился и всю ночь готовился к диспуту, читая Беду, Прокла, Плотина и других авторов, но Панург, видя его волнение, предложил заменить его на диспуте. Представившись учеником Пантагрюэля, Панург отвечал англичанину так лихо - вынимал из гульфика то бычье ребро, то апельсин, свистел, пыхтел, стучал зубами, выделывал руками разные фортели, - что без труда одолел Таумаста, который сказал, что слава Пантагрюэля недостаточна, ибо не соответствует и тысячной доле того, что есть в действительности. Получив известие о том, что Гаргантюа унесён в страну фей, и о том, что, проведав об этом, дипсоды перешли границу и опустошили утопию, Пантагрюэль срочно покинул Париж.
Вместе с друзьями он уничтожил шестьсот шестьдесят вражеских рыцарей, затопил своей мочой вражеский лагерь, а потом разгромил великанов под предводительством Вурдалака. В этой битве погиб наставник Пантагрюэля Эпистемон, но Панург пришил ему голову на место и оживил. Эпистемон рассказал, что был в аду, видел чертей, беседовал с Люцифером и хорошенько подзакусил. Он видел там Семирамиду, которая ловила вшей у бродяг, папу Сикста, который лечил от дурной болезни, и многих других: все, кто на этом свете были важными господами, влачат жалкое и унизительное существование на том, и наоборот. Эпистемон сожалел, что Панург так быстро вернул его к жизни, ему хотелось подольше побыть в аду. Пантагрюэль вступил в столицу амавротов, женил их короля Анарха на старой шлюхе и сделал его продавцом зелёного соуса. Когда Пантагрюэль со своей ратью ступил в землю дипсодскую, дипсоды обрадовались и поспешили сдаться. Одни лишь альмироды заупрямились, и Пантагрюэль приготовился к наступлению, но тут пошёл дождь, его воины затряслись от холода, и Пантагрюэль накрыл своё войско языком, чтобы защитить от дождя. Рассказчик этих правдивых историй укрылся под большим лопухом, а оттуда прошёл по языку и угодил Пантагрюэлю прямо в рот, где провёл больше полугода, а когда вышел, то рассказал Пантагрюэлю, что все это время ел и пил то же, что и он, «взимая пошлину с самых лакомых кусков, проходивших через его глотку».
Книга третья
Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля, сочинение мэтра Франсуа Рабле, доктора медицины
Покорив Дипсодию, Пантагрюэль переселил туда колонию утопийцев, чтобы возродить, украсить и заселить этот край, а также привить дипсодам чувство долга и привычку к послушанию. Панургу он пожаловал замок Рагу, дававший как минимум 6789106789 реалов ежегодного дохода, а часто и больше, но Панург за две недели растратил все свои доходы на три года вперёд, причём не на какие-нибудь пустяки, а исключительно на попойки и пирушки. Он обещал Пантагрюэлю выплатить все долги к греческим календам (то есть никогда), ибо жизнь без долгов - не жизнь. Кто, как не заимодавец, денно и нощно молится о здоровье и долголетии должника. Панург стал подумывать о женитьбе и спросил совета у Пантагрюэля. Пантагрюэль согласился со всеми его доводами: и с теми, которые за женитьбу, и с теми, которые против, так что вопрос остался открытым. Они решили погадать по Вергилию и, раскрыв книгу наугад, прочли, что там написано, но совершенно по-разному истолковали цитату. То же произошло и тогда, когда Панург рассказал свой сон. По мнению Пантагрюэля, сон Панурга, как и Вергилий, сулил ему быть рогатым, битым и обобранным, Панург же видел в нем предсказание счастливой семейной жизни. Панург обратился к панзуйской сивилле, но и пророчество сивиллы они поняли по-разному. Престарелый поэт Котанмордан, женатый на Сифилитии, написал стихотворение, полное противоречий: «Женись, вступать не вздумай в брак. / Не торопись, но поспешай. / Беги стремглав, замедли шаг. / Женись или нет» и т. д. Ни Эпистемон, ни учёный муж Триппа, ни брат Жан Зубодробитель не смогли разрешить обуревавших Панурга сомнений, Пантагрюэль призвал на совет богослова, лекаря, судью и философа. Богослов и лекарь посоветовали Панургу жениться, если ему этого хочется, а по поводу рогов богослов сказал, что это уж как Богу будет угодно, а лекарь - что рога естественное приложение к браку. Философ на вопрос, жениться Панургу или нет, ответил: «И то и другое», а когда Панург его переспросил: «Ни то ни другое». На все вопросы он дал столь уклончивые ответы, что в конце концов Панург воскликнул: «Я отступаюсь... я зарекаюсь... я сдаюсь. Он неуловим». Пантагрюэль отправился за судьёй Бридуа, а его друг Карпалим - за шутом Трибуле. Бридуа в это время находился под судом. Ему было предъявлено обвинение, что он вынес несправедливый приговор с помощью игральных костей. Бридуа, щедро уснащая свою речь латинскими цитатами, оправдывался тем, что уже стар и плохо видит выпавшее количество очков. Пантагрюэль произнёс речь в его защиту, и суд под председательством Суесловя оправдал Бридуа. Загадочную фразу шута Трибуле Пантагрюэль и Панург, как водится, поняли по-разному, но Панург обратил внимание, что шут сунул ему пустую бутылку, и предложил совершить путешествие к оракулу Божественной Бутылки. Пантагрюэль, Панург и их друзья снарядили флотилию, нагрузили корабли изрядным количеством чудо-травы пантагрюэлион и приготовились к отплытию.
Книга четвёртая
Корабли вышли в море. На пятый день они встретили судно, плывшее из Фонарии. На борту его были французы, и Панург повздорил с купцом по прозвищу Индюшонок. Чтобы проучить забияку купца, Панург за три турских ливра купил у него одного барана из стада на выбор; выбрав вожака, Панург бросил его за борт. Все бараны стали прыгать в море вслед за вожаком, купец старался помешать им, и в результате один из баранов увлёк его за собой в воду и купец утонул. В Прокурации - на земле прокуроров и ябедников - путешественникам не предложили ни поесть, ни попить. Жители этой страны добывали себе деньги на пропитание диковинным способом: они оскорбляли какого-нибудь дворянина до тех пор, пока он не выйдет из терпения и не изобьёт их, - тогда они требовали с него кучу денег под страхом тюремного заключения.
Брат Жан спросил, кто хочет получить двадцать золотых экю за то, чтобы его дьявольски избили. От желающих отбою не было, и тот, кому посчастливилось получить взбучку от брата Жана, стал предметом всеобщей зависти. После сильной бури и посещения острова макреонов корабли Пантагрюэля прошли мимо острова Жалкого, где царствовал Постник, и приплыли на остров Дикий, населённый заклятыми врагами Постника - жирными Колбасами. Колбасы, принявшие Пантагрюэля и его друзей за воинов Постника, устроили им засаду. Пантагрюэль приготовился к бою и назначил командовать сражением Колбасореза и Сосисокромса. Эпистемон заметил, что имена полководцев внушают бодрость и уверенность в победе. Брат Жан построил огромную «свинью» и спрятал в неё целое войско отважных поваров, как в Троянского коня. Бой окончился полным поражением Колбас и появлением в небе их божества - огромного серого хряка, сбросившего на землю двадцать семь с лишним бочек горчицы, являющейся целебным бальзамом для Колбас.
Посетив остров Руах, жители которого ничего не ели и не пили, кроме ветра, Пантагрюэль и его спутники высадились на острове папефигов, порабощённых папоманами за то, что один из его обитателей показал фигу портрету папы. В часовне этого острова в купели лежал человек, а три священника стояли вокруг и заклинали бесов. Они рассказали, что этот человек пахарь. Однажды он вспахал поле и засеял его полбой, но на поле пришёл чертёнок и потребовал свою долю. Пахарь договорился поделить с ним урожай пополам: чертёнку - то, что под землёй, а крестьянину - то, что сверху. Когда пришло время собирать урожай, пахарю достались колосья, а чертёнку - солома. На следующий год чертёнок выбрал то, что сверху, но пахарь посеял репу, и чертёнок вновь остался с носом. Тогда чертёнок решил царапаться с пахарем с условием, что побеждённый теряет свою часть поля. Но когда чертёнок пришёл к пахарю, его жена с рыданиями рассказала ему, как пахарь для тренировки царапнул ее мизинцем и всю разодрал. В доказательство она задрала юбку и показала рану между ног, так что чертёнок почёл за лучшее убраться восвояси. Покинув остров папефигов, путешественники прибыли на остров папоманов, жители которого, узнав, что они видели живого папу, приняли их как дорогих гостей и долго расхваливали им изданные папой Священные Декреталии. Отплыв от острова папоманов, Пантагрюэль и его спутники услышали голоса, конское ржание и другие звуки, но, сколько они ни озирались по сторонам, никого не увидели. Лоцман объяснил им, что на границе Ледовитого моря, где они плыли, минувшей зимой произошло сражение. Слова и крики, звон оружия и конское ржание замёрзли в воздухе, а теперь, когда зима прошла, оттаяли и стали слышны. Пантагрюэль бросал на палубу пригоршни разноцветных слов, среди которых оказались даже ругательства. Вскоре Пантагрюэлева флотилия прибыла на остров, которым правил всемогущий мессер Гастер. Жители острова, приносили в жертву своему богу всякую снедь, начиная от хлеба и кончая артишоками. Пантагрюэль выяснил, что не кто иной, как Гастер, изобрёл все науки и искусства: земледелие - для того, чтобы растить зерно, военное искусство и оружие - чтобы защищать зерно, медицину, астрологию и математику - чтобы хранить зерно. Когда путешественники проплыли мимо острова воров и разбойников, Панург спрятался в трюме, где принял пушистого котищу Салоеда за черта и обмарался от страха. Потом он утверждал, что ничуть не испугался и что он такой молодец против овец, каких свет не видел.
Книга пятая
Путешественники приплыли на остров Звонкий, куда их пустили только после четырёхдневного поста, оказавшегося ужасным, ибо в первый день они постились через пень-колоду, во второй - спустя рукава, в третий - во всю мочь, а в четвёртый - почём зря. На острове жили только птицы: клирцы, священцы, инокцы, епископцы, кардинцы и один палец. Они пели, когда слышали звон колокола. Посетив остров железных изделий и остров плутней, Пантагрюэль и его спутники прибыли на остров Застенок, населённый безобразными чудовищами - Пушистыми Котами, которые жили взятками, потребляя их в немереных количествах: к ним в гавань приходили целые корабли, гружённые взятками. Вырвавшись из лап злых котов, путешественники посетили ещё несколько островов и прибыли в гавань Матеотехнию, где их проводили во дворец королевы Квинтэссенции, которая не ела ничего, кроме некоторых категорий, абстракций, вторичных интенций, антитез и т. п. Её прислужники доили козла и сливали молоко в решето, ловили сетями ветер, по одёжке протягивали ножки и занимались прочими полезными делами. В конце путешествия Пантагрюэль и его друзья прибыли в Фонарию и высадились на острове, где находился оракул Бутылки. Фонарь проводил их в храм, где их провели к принцессе Бакбук - придворной даме Бутылки и верховной жрице при всех ее священнодействиях. Вход в храм Бутылки напомнил автору повествования разрисованный погребок в его родном городе Шиноне, где бывал и Пантагрюэль. В храме они увидели диковинный фонтан с колоннами и изваяниями. Струившаяся из него влага показалась путешественникам холодной ключевой водой, но после сытной закуски, принесённой для того, чтобы прочистить гостям нёбо, напиток показался каждому из них именно тем вином, которое он любил больше всего. После этого Бакбук спросила, кто хочет услышать слово Божественной Бутылки. Узнав, что это Панург, она увела его в круглую часовню, где в алебастровом фонтане лежала наполовину погруженная в воду Бутылка. Когда Панург пал на колени и пропел ритуальную песню виноградарей, Бакбук что-то бросила в фонтан, отчего в Бутылке послышался шум и раздалось слово: «Тринк». Бакбук достала книгу в серебряном переплёте, оказавшуюся бутылкой фалернского вина, и велела Панургу осушить ее единым духом, ибо слово «тринк» означало «пей». На прощание Бакбук вручила Пантагрюэлю письмо к Гаргантюа, и путешественники отправились в обратный путь.
Франсуа Рабле (1494 – 1553) – крупнейший представитель французского гуманизма.
Родился в окрестностях Шинона, в семье зажиточного землевладельца и адвоката. Занимался изучением медицины, состоял 2 года на службе у Франциска I. Поступил на службу в королевскую канцелярию, получил 2 прихода. Умер в Париже.
«Гаргантюа и Пантагрюэль». Толчком к созданию романа послужил выход в свет в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа». Успех книги, в которой пародировались средневековые рыцарские романы, навел Рабле на мысль использовать эту форму для передачи более глубокого содержания. В том же году он выпустил в качестве ее продолжения книгу «Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Пантагрюэля, короля дипсодов, сына великого великана Гаргантюа».
Произведение это, подписанное псевдонимом Алькофрибас Назье и составившее затем вторую книгу всего романа, выдержало в короткий срок ряд изданий и вызвало несколько подделок.
В 1534 г. Рабле выпустил под тем же псевдонимом начало истории под заглавием «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», которое составило первую книгу всего романа.
«Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля» вышла в свет в 1546 г. с обозначением подлинного имени автора. Она существенно отличается от двух предыдущих книг. Сатира в третьей книге стала по необходимости более сдержанной и прикрытой.
Первая краткая редакция «Четвертой книги героических деяний и речей Пантагрюэля» (1548) носит сдержанный в идейном отношении характер.
Через 9 лет после смерти Рабле под его именем была издана книга «Звонкий остров», а еще через 2 года – полная «Пятая книга».
Источники. Помимо народной книги о великане Гаргантюа, Рабле послужила образцом богатая гротескно-сатирическая поэзия, развивавшаяся в Италии. Еще ближе к Рабле, повлиявший на него Теофило Фоленго, автор поэмы «Бальдус» (1517), которая содержала острую сатиру на нравы своего времени. Однако главным источником Рабле явились народное творчество, живая фольклорная традиция, пропитывающая весь его роман, а также произведения французской средневековой литературы. Рабле почерпнул немало мотивов и сатирических черт своего романа из фаблио, второй части «Романа о Розе», из Вийона, но еще больше – из обрядово-песенной образности, из народных повестушек, анекдотов, пословиц и прибауток своего времени. Большую помощь оказало ему знакомство с античной наукой и философией. Роман Рабле насыщен серьезными или полушуточными цитатами из них, параллелями, примерами.
Основные проблемы.
1. Проблема воспитания (Рабле зло осмеивает старую систему воспитания, всякую схоластику. Его педагогические идеи ярче всего выражены в картине воспитания Гаргантюа, у которого было 2 учителя. Первый, педант Тубал Олоферн, знал лишь один метод обучения – зубрежку. Другой учитель по имени Понократ – «власть труда» - позаботился о том, чтобы мальчик осмысленно усваивал знания.).
2. Проблема войны и мира (выразительно изображение у Рабле феодальных войн).
3. Проблема правителя.
4. Проблема народа.
Пустословие и шарлатантство схоластиков осмеиваются у Рабле во всех формах и аспектах. Разоблачая всю низость и глупость средневековых учреждений и понятий, Рабле противопоставляет им новое, гуманистическое мировоззрение.
Рабле выдвигает принцип равномерного, гармонического развития душевных и физических свойств человека, а последнее он считает первичными. Земля, плоть, материя для него – основы всего сущего. Ключ ко всякой науке и ко всякой морали для Рабле – возвращение к природе. Реабилитация плоти – задача столь важная для Рабле, что он сознательно заостряет ее. Любовь выступает в понимании Рабле как простая физиологическая потребность.
Бахтин о романе.
Свою книгу Рабле писал более двадцати лет, издавая ее частями. Она отразила эволюцию гуманистической мысли, иллюзии и разочарования благородных поборников просвещения народа, их надежды и мечты, победы и поражения. Перед вами проходит вся история французского гуманизма первой половины века во всей его славе, во всем его величии.
В первых двух книгах (1532-1534 гг.) Рабле молод, как молодо все гуманистическое движение во Франции. Все в них звучит мажорно. Здесь ясны небеса. Здесь короли-великаны легко и свободно расправляются с врагами всего человечества. Здесь над всем доминирует вера в победу разумного и доброго в жизни людей.
1) История создания.
Толчком к написанию книги послужил выход в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги “Великие и неоценимые хроники о великом и огромном Гаргантюа”. В том же 1532 г. Рабле выпустил в качестве ее приложения книгу “Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Гаргантюа”. Подписана была псевдонимом Алькофрибас Назье. Составила затем 2 книгу всего романа. В ней Р. придерживается народной схемы романа: детство героя, юношеские странствия и подвиги и т.д. Наряду с Пантагрюэлем выдвигается другой герой эпопеи – Панург. В 1534 г. Р. – под тем же псевдонимом, начало истории, которая должна была заменить народную книгу, под заглавием “Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля”. Из народной книги осталось немного: исполинские размеры, поездка на гигантской кобылы, похищение колоколов собора Нотр-Дам. Третья книга – в 1546 г. под подлинным именем. В 1547 г. все три книги были осуждены богословским факультетом Сорбонны.
Первая краткая редакция “4 книги героических деяний и речений Пантагрюэля” вышла в 1548 г., расширенная в 52. Через 9 лет после смерти Р. была издана под его именем книга, озаглавленная “Звонкий остров”, а еще через два – под его же именем – полная пятая книга. По всей вероятности, это черновой набросок Р., обработанный кем-нибудь из его учеников или друзей.
Основой послужили: гротескно-сатирическая поэзия Италии, Лукиан, мистерия о том, как Прозерпина представляла Люциферу 4 дьяволят (в т.ч. и Пантагрюэля, вызывающего жажду), фаблио, фарсов.
2) Основные темы и образы.
В 1 книге – Гаргантюа – добрый, миролюбивый великан-король. Их вообще в романе три таких красавца: Грангузье, Гаргантюа и Пантагрюэль. 3 тематических центра: -- воспитание Гаргантюа. Противопоставление средневекового и ренессансного воспитания. Но даже в таком серьезном деле – установка на пародийную игру (преувеличение старательности, которой требую воспитатели-гуманисты.
Война с Пикрохолом. Противопоставление Пикрохола и Гаргантюа – противопоставление средневекового и гуманистического правителя.
Телемская обитель. Это, во-первых, противопоставление средневекового монастыря, + утопия нового мира. Брат Жан – это порождение монастырских стен и одновременно их насмешливое отрицание. Девиз обители – “Делай что хочешь” – противопоставление монастырскому уставу. Этот девиз сплачивал людей. Люди там жутко образованные: знают 5-6 языков, могут сочинять на них стихи. Короче, прочитайте этот отрывок сами и перескажите его.
Во 2 книге: Пантагрюэль - добрый великан, добрый малый, обжора и любитель выпить. Мотив жажды, которая сопровождает рождение П., - жажда знаний и обычная жажда. Параллель выпивки и науки – через всю книгу. Серьезный эпизод – письмо Г. к П. Это манифест ренессанса. В нем – апология наук, апология движения истории.
Бахтин считает, что 3 книга – органическое продолжение первых двух. В ней меняются все пропорции: все действие – 30 дней, Пантагрюэль нормального размера.
В 5 книгах больше серьезного, ослаблена народно-карнавальная основа. А про 4 у меня ничего не сказано. Острова в 4-5 кн. Чаще всего символизируют социальные институты, ценности. Нет главного героя, все путешественники. Пантагрюэль возвышен, Панург снижен. В 3х книгах Панург вызывает симпатию вызовом старому косному обществу. А 4-5 не везде. В тех, эпизодах, которые появились в 48 г. он прежний, а в тех, которые в 52 г. – подчеркнуто труслиивый (например, эпизод с бурей, Колбасами). Это, видимо, связано с тем, что Панург и Пантагрюэль – разные полюса Божественной природы. Пантагрюэль – идеальный человек, Панург - реальный. Но писатели разочаровываются в реальном человеке => снижение образа Панурга.
Заканчивается роман тем, что Бутылка изрекла: “Тринк”, т.е. пей (вообще и из источника мудрости). Таким образом, это было плавание к истине. Правда, окончательной истины нет. А вообще-то путешествие воспроизводит плавание Жака Картье в Сев. Америку.
3) Публицистическая злободневность.
Засуха во время рождения Пантагрюэля: действительно была в 1532 г. Эпизод, где Панург покупает индульгенции и при этом поправляет свои денежные дела: в 32 г. проводился внеочередной папский юбилей, и те церкви, которые обходил П., действительно получили право продажи индульгенций.
Кн. II гл. 5 – эпизод со скульптурой Жофруа де Люзиньяка. Имена лиц, названия местностей, событий, гневный облик скульптуры подлинные, все теснейшим образом связано с жизнью самого Рабле. В 1524-27 г. он служил секретарем у епископа и аббата Майезе и часто совершал путешествия из Майезе в Пуатье и обратно (маршрут П.).
4) “Г и П” как карнавализированное произведение.
Карнавал как совокупность празнеств карнавального типа – это синкретическая зрелищная форма обрядового характера. Карнавал выражает народную правду о мире. Это жизнь навыворот. Здесь все участники.
Черты карнавального мироощущения:
Здесь отменяются иерархические отношения => вольное фамильярное отн. между людьми => эксцентричность (поведение, немыслимое вне карнавала, кот. позволяет раскрыться подспудным сторонам человеч. личности) => каранвальные мезальянсы (фам. Отношения распространяются абсолютно на все. Все, что было разъединено, сближается: священное с профанным, высокое с низким и т.д.) → карнавальная профанация (каранвальные кощунства, непристойности, связанные с производительной силой земли и тела, пародии на священные тексты и изречения).
Основное карнавальное действие – шутовское увенчание и развенчание короля. В основе этого обряда – ядро каранавального мирощущения – пафос смен и перемен, смерти и обновления. Увенчание-развенчание пронизано карнавальными категориями: фам. Контакт (развенчание), мезальянс (раб-король), профанация (игра символами высшей власти). Побои и брань носят не бытовой и частный характер, но являются символическими действиями, направленными на высмеивание “короля”.
В этой системе образов король есть шут. Его всенародно избирают, затем всенародно осмеивают, ругают и бьют. Он умирает, а потом возрождается. Поэтому ругательству отвечает хвала. Ругательство-развенчание, как правда о старой власти, об умирающем мире, органически входит в раблезианскую систему образов, сочетаясь здесь с каранвальными побоями с переодеваниями. Избиение так же амбивалентно, как и ругательство, перходящее в хвалу. Избиваемого украшают, само избиение носит веселых характер, оно вводится и завершается смехом.
Короче, то же самое, но попроще. Ругань и побои носят амбивалентный (двойной) характер. Все, что бьют и ругают, - старо, его надо уничтожить (как масленичное чучело во время карнавала). Но умирая, оно рождает новое. Поэтому побои носят веселый характер, а за бранью следует хвала. Карнавал – это праздник всеуничтожающего и всевозрождающего времени.
Теперь к конкретным примерам. Развенчание короля Пикрохола – все элементы традиционной системы образов (развенчание, переодевание, избиение). В таком же карнавальном духе развенчание Анарха (его переодевают, делают продавцом зеленого соуса, а бьет его жена). Избиения ябедников в доме г-на Боше: ябедники составляют карнавальную пару – тостый маленький и длинный худой. Их избивают, но избивают якобы на свадьбе →веселый характер. Третьего еще и украшают ленточками, как на карнавале. Остров сутяг: жители зарабатывают тем, что позволяют себя избивать за деньги. Брат Жан избивает одного краснорожего (клоунская рожа) сутягу, дает ему деньги, а тот вскакивает счастливый, “как будто он король или даже два короля”. Т.е. старый убитый король и возрожденный новый.
Эпизод с защитой монастырского сада: солдат убивают, но дорезают их ножичками, какими лущат орехи т.е. это не солдаты, а куклы.
Эпизодов этих немерено, скажу еще об одном. Панург хочет жениться, но боится, что жена наставит ему рогов и побьет, т.е. он боится повторить судьбу старого короля и старого года. Женщина с нар. т.з. – утроба, враждебная всему старому. Панург боится движения жизни.
Гротескное тело. Оно никогда не бывает закончено, все время создает себя и другие тела. Оно не замкнуто в пространстве. Поэтому основные части гротескного тела: нос, рот, зад, живот и фаллос (короче, все выпуклости или впадины. А в животе зарождается новая жизнь). Через эти органы тело осуществляет контакт в внешним миром. А жрут там герои все время тоже потому, что через пир на весь мир устанавливается связь с миром.
Хронотоп. Соответствие качества и пространства и времени: хорошего должно быть много, поэтому герои большие и живут долго. Хорошее наделено силой для пространственно-временного расширения. А все плохое должно умереть. Это нарочитое противопоставление диспропорции феодально-церковного мировоззрения, где ценности враждебны пространственно-временной реальности как суетному, греховному, где большое символизируется малым, сильное – слабым, вечное – мигом.
Вопросы философии и политики, религии и нравственности - вот что следует здесь искать. Это главное. Рабле задумывался о пороках социальных и о том, как исправить мир, как сделать человека счастливым. Все это очень грандиозно. Потому и стала его книга общечеловеческим достоянием.
Мишле назвал ее энциклопедией. Она действительно энциклопедия социальной, политической и культурной жизни Франции XVI столетия. Это, следовательно, исторический документ, по которому мы судим о том, что происходило в стране четыре века назад. Но вместе с тем она и политический, философский, эстетический, нравственный "трактат", который может формировать наш ум, делать нас людьми в высоком значении этого слова. Автор справедливо заверяет нас на первой же странице: "...вы можете быть совершенно уверены, что станете от этого ятения и отважнее и умнее".
25. Гесиод: "Космогония" (наверно, всё-таки "Теогония"), "Труды и дни".
Наиболее значительное произведение Гесиода - поэма «Труды и дни», написанная в форме увещаний, обращённых к брату поэта Персу, который ведёт с Гесиодом тяжбу о наследстве и которого Гесиод убеждает не надеяться на неправедный суд подкупленных «царей» и своё пошатнувшееся состояние поправить упорным трудом. Ухудшение положения крестьянства формирует у Гесиода пессимистическое отношение к современности. В поэму введён разнообразный материал нравственных правил и хозяйственных наставлений, она обильно оснащена фольклором: пословицами, поговорками, притчами, баснями, мифами.
Во второй части поэмы систематически описываются работы земледельца и мореплавателя, а также приметы, связанные с различными днями месяца
Другая поэма Гесиода, «Теогония», является попыткой привести в систему разноречивые эпические сказания о богах и связать богов в единое генеалогическое древо, начиная от предвечных Хаоса, Геи и Эрота и кончая Зевсом, устроителем нынешнего миропорядка, и его потомками.
Родовая община быстро разлагалась, и если Гомер был кануном классового общества, то Гесиод отражает уже ориентацию человека в пределах классового общества.
Гесиод-писатель 8-7 веков д.н.э. Дидактизм его сочинений вызван потребностями времени, конца эпической эпохи, когда героические идеалы иссякали в своей яркой непосредственности и превращались в поучение, наставление, мораль. В классовом обществе людей объединяло то или иное отношение к труду. Люди задумывались о своих идеалах, но т.к. пока еще не созрели чисто торгово-промышленные отношения и не умерли старые домашне-родственные, сознание людей превратило последние в мораль, систему поучений, наставлений. Классовое общество разделило людей на имущих и неимущих. Гесиод является певцом населения разорившегося, не наживающегося на распаде древней общины. Отсюда обилие мрачных красок.
«Труды и дни» написаны в наставление брату Персу, который через неправедных судей отнял у Гесиода принадлежавшую ему землю, но в дальнейшем разорился. Поэма-образец дидактического эпоса, развивает несколько тем. Первая тема построена на проповеди правды, со вставными эпизодами о Прометее и мифе о пяти веках. Вторая посвящена полевым работам, земледельческому орудию, скоту, одежде, пище и пр. атрибутам быта. Поэма пересыпана разнообразными наставлениями, рисующими образ крестьянина, знающего как и когда можно выгодно устроить свои дела, сметливого, дальновидного и расчетливого. Гесиоду тоже хочется быть богатым, т.к. «взоры богатого смелы». Мораль Гесиода всегда сводится к божественным авторитетам и не идет дальше устроения хозяйственных дел. Гесиод очень консервативен и по своему умственному горизонту весьма узок. Стиль Гесиода-противоположность роскоши, многословию и широте гомеровского эпоса. Он поражает своей сухостью и краткостью. Вообще по стилю-эпос со всеми его отличительными чертами (гекзаметр, стандартные выражения, ионийский диалект). Но эпос не героический, а дидактический, ровное эпическое повествование прерывается неведомым Гомеру драматизмом мифологических эпизодов, а язык пестрит простонародными выражениями, традиционными формулами оракулов и вполне прозаичной моралью. Моралистика настолько сильна и интенсивна, что производит очень скучное и монотонное впечатление. Но Гесиод наблюдателен и порой рисует очень живые картинки древнего быта. У него встречаются и черты некоторой поэзии, но поэзия переполнена моральными и хозяйственными указаниями.
На примере его творчества можно наблюдать общественные сдвиги и противоречия. Поэмы Гесиода поражают обилием разного рода противоречий, которые однако не мешают воспринимать его эпос как некое органичное целое. Гесиод после наступления рабовладельческого строя с одной стороны бедняк, с другой-его идеалы связаны с обогащением то в старом, то в новом смысле. Оценка жизни у него полна пессимизма, но в то же время и трудового оптимизма, надежд что благодаря постоянной деятельности наступит счастливая жизнь. Природа для него прежде всего источник выгод, но Гесиод большой любитель её красот. Вообще Гесиод явился первым исторически реальным поэтом древней Греции, отразил бурную эпоху развала родовой общины.
«Теогония» Гесиода и генеалогический подход к объяснению реальности.
Героический эпос, создававшийся малоазийскими ионийцами, отражал мировоззренческие сдвиги, происходившие в передовой части греческого мира в эпоху разложения позднеродового строя. Другой разновидностью эпического творчества является дидактический (наставительный) эпос.
Языком гомеровского эпоса пишет и древнейший поэт материковой Греции Гесиод.
Время жизни Гесиода поддатся лишь приблизительному определению: конец 8 или начало 7 в. до н. э. Он является, таким образом, младшим современником гомеровского эпоса.
От Гесиода сохранилось две поэмы: «Теогония» («Происхождение богов») и «Работы и Дни». Во вступлении к «Теогонии» Гесиод рисует свое поэтическое «посвящение».
Поэма Гесиода одновременно является историей происхождения мира. Вначале, по Гесиоду, были Хаос, Земля и Эрот, властный над бессмертными и смертными. От Хаоса и Земли возникли в разные поколения прочие части мироздания – Эреб (Мрак), светлый Эфир, Небо, Море, Солнце, Луна и т. д. Мифологические образы Хаоса, Земли Эрота являются предшественниками философских понятий пространства, матери и движения. В систему родословной Гесиода входят не только те боги, которые служили предметом реального почитания в греческом культе, но и олицетворение тех сил, которые представлялись ему воздействующими на поведение людей:Труд, Забвение, Голод и т. д.
Венцом повествования является победа Зевса над Титанами и чудовищами прошлого. Укрепив свою власть, Зевс берет в жены Метиду, затем Фемиду, которая рождает ему Законность, Справедливость, Мир и богинь Мойр.
Характерно, что о тех потомках Зевса, которые вошли в систему олимпийских богов и играют огромную роль в гомеровском эпосе, как, например, Аполлон или Афина, Гесиод упоминает только вскольз, в порядке перечисления. Межд тем именно вокруг этих образов в эпохуГесиода развертывалось свежее мифотворчество, связанное с разложением родового строя и процессами образования классов: религия Аполлона Дельфийского приобретала аристократическую окраску, Афина становилась покровительницей ремесленной демократии.
Крестьянину Гесиоду эти боги остаются чуждыми; дельфийские, а в известной части и гомеровские мифы представлялись ему, вероятно, той «ложью» певцов, от которой он предостерегает во вступлении к «Теогонии».
Беотия того времени - сельская область, почти изолированная от остального греческого мира, окруженная с трех сторон горами, а с четвертой - закрытая большим болотистым озером. Ее население составляли земледельцы и пастухи, ведущие суровую борьбу за существование. Но с древнейших времен Беотия славилась своими сказаниями и замечательным керамическим искусством, чему, по преданию, способствовали Музы, дочери Зевса, жившие на Геликоне и Парнасе. Все творчество Гесиода проникнуто мотивами беотийского фольклора. С Гесиодом, пастухом и землепашцем, ставшим впоследствии рапсодом, Музы впервые спускаются в повседневную жизнь. Поэт сам рассказывает, как однажды к нему, задремавшему возле своего стада на Геликоне, подошли Музы, дали посох из лавра, вдохнули дар священных песен и приказали идти учить людей. В рассказе о своем посвящении в рапсоды Гесиод вступает в полемику с Гомером, объявив повествование о героических деяниях прошлого лживой выдумкой. Хотя художественное мастерство гомеровского эпоса и гомеровский язык унаследованы Гесиодом, тематика его произведений совершенно иная.
Древние приписывали Гесиоду многочисленные произведения. Теперь же он известен как автор дидактической поэмы "Труды и дни" и значительной части поэмы "Теогония".
"Труды и дни" составлены в форме поучения брату поэта Персу. Рассказывается история семейной тяжбы братьев из-за отцовского наследства. После смерти отца Перс подкупил судей и оттягал себе большую часть отцовского имущества. Но богатство не пошло ему впрок. Вскоре Перс разорился и начал новую тяжбу с братом. Ответом на несправедливые притязания Перса и явилась поэма Гесиода, состоящая из 828 гекзаметров.
Глазом и ухом внимай мне, во всем соблюдай справедливость.
Я же, о Перс, говорить тебе чистую правду желаю...
Эта внешне вполне правдоподобная история является для Гесиода предлогом для рассуждений на общие темы. Их в свою очередь предваряет рассказ о двух Эридах. Первая порождает здоровое соревнование в труде, вторая - злую вражду и распри. Перс должен отвернуться от второй Эриды и думать только о первой, которая научит его правильно жить. Далее поэт переходит к рассказу о правильной жизни, основой которой является труд - источник жизни и богатства. Жизнь людей на земле ухудшается с каждым новым поколением. В подтверждение этой мысли Гесиод приводит два мифа - о первой женщине Пандоре и о пяти поколениях. Пандору создали боги, наградив разнообразными дарами, и послали на землю, вручив ей плотно закрытый сосуд. Любопытная Пандора нарушила запрет богов и открыла крышку сосуда. Тотчас же оттуда вылетели и разлетелись по всей земле болезни и беды. В страхе Пандора захлопнула крышку, но в сосуде уцелела одна надежда, которую посланница богов принесла людям. Согласно второму мифу, пять поколений людей последовательно сменяли друг друга. За золотым поколением, не знавшим нужды, труда и старости, пришло серебряное, люди которого были настолько горды, что не чтили богов, и Зевс истребил их. Медное поколение было поколением воинов, "сила ужасная собственных рук принесла им погибель". Четвертое поколение героев встретило смерть под стенами Фив и Трои. Железное поколение, к которому Гесиод причисляет себя, не имеет "передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя". Труд - тяжелая и неизбежная необходимость, посланная Зевсом в наказание людям:
Скрыли великие боги от смертных источники пищи.
Железное поколение погибнет, если насилие победит справедливость - таков вывод Гесиода. Он наставляет брата:
Растущий произвол знати, факты социальной несправедливости приводят Гесиода к пессимистическому заключению о тщетности сопротивления сильному. Иллюстрацией этого положения служит басня о соловье в когтях у ястреба, первая литературная басня. Рассуждения поэта на общие темы сменяются практическими советами, следуя которым даже небогатый человек проживет честно, счастливо и в достатке. Указывается время, благоприятное для сельских работ, время, пригодное для мореплавания. Среди практических советов и наставлений встречаются перечни поверий, которые завершают поэму. Ее финал - "Дни" - своеобразный календарь счастливых и несчастливых дней:
То, словно мачеха, день, а другой раз - как мать человеку.
26. Творчество Сервантеса. "Дон Кихот".