Любовь в жизни и творчестве достоевского. Достоевский о любви

Фёдор Михайлович Достоевский по праву считается одним из величайших и талантливейших литературных деятелей, причем не только на родине, но и за рубежом. Влияние, оказанное им на мировую литературу и умы миллионов, неоспоримо. Самые разнообразные люди называют его имя в числе своих любимых авторов. Среди них нынешний премьер-министр РФ, Дмитрий Медведев, колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес, французский актер Жерар Депардье и многие другие.

Театральные же постановки по произведениям Достоевского можно увидеть на сценах практически всех европейских столиц. Между тем, рядовому читателю мало что известно о жизни признанного гения, слова и мысли которого не теряют актуальность и спустя столетие. А ведь на его долю выпало немало испытаний...

Фёдор Михайлович в Москве 30 октября 1821 года в семье Михаила Андреевича и Марии Фёдоровны Достоевских. Отец будущего писателя был штаб-лекарем, прекрасным врачом, но довольно строгим человеком. Мать же была доброй и понимающей , которая мирилась со сложным любимого мужа.

Фёдор был вторым ребенком в семье, где всего было восемь . Несмотря на то, что семья Достоевских была довольно дружной, детям не раз приходилось становиться невольными свидетелями ссор между родителями. И, возможно, именно характер отца привел к тому, что в возрасте 16 лет юному Фёдору пришлось пережить первую в своей жизни трагедию - скончалась его мать. К тому времени Фёдор и его брат Михаил в одном из частных пансионатов Москвы, окончив который в 1838 году, стали студентами Петербургского военно-инженерного училища.

В 1839 году на семью Достоевских снова обрушилось горе - от апоплексического удара скончался отец семейства, Михаил Андреевич. Между тем ходили упорные слухи, будто бы сами крестьяне расправились с ним, ибо барин, , вел себя непотребно с молодыми девицами. Правда это или нет - кто же теперь сможет нам ответить? Но перенесенный удар сказался на Фёдора: у Достоевского впервые случился приступ эпилепсии, преследовавшей будущего писателя .

После окончания училища Достоевский устроился в чертежную инженерного департамента, однако в 1844 году вышел в отставку, решив посвятить себя литературному труду. И в 1846 году была первая повесть Фёдора Михайловича - «Бедные люди». Во многом этому поспособствовал Дмитрий Григорович - литератор, с которым Достоевский был знаком еще с училища. Именно он отнес работу начинающего писателя Некрасову, который и опубликовал ее в своем журнале.

После публикации «Бедных людей» общественность заговорила о молодом писателе как о надежде русской литературы. Сам Белинский оценил работу Достоевского. Казалось, вот оно, прекрасное начало безмятежного творческого пути, но уготовила новые испытания на долю гения.

Вышедшие вслед за «Бедными людьми» повести писателя не имели прежнего успеха. К тому же Достоевский стал частым гостем у Михаила Петрашевского - работника Министерства иностранных дел, обладавшего весьма незаурядной коллекцией запрещенной на тот момент литературы. Петрашевский с радостью предоставлял возможность ее прочтения своим единомышленникам, считавшим себя продолжателями дела декабристов и сторонниками утопического социализма.

На деле же у Петрашевского собирались образованные молодые люди, любившие пускаться в рассуждения на насущные темы, не более того. Да и Достоевскому в основном были чужды пропагандируемые ими идеи, и справедливо можно полагать, что вскоре Фёдор Михайлович спокойно сменил бы свой круг общения... но судьба распорядилась иначе. Петрашевцы были обвинены в чтении запрещенного «Письма Белинского к Гоголю», которое власти относили к списку революционной литературы, и боявшийся повторения событий 1825 года Николай I приговорил вольнодумцев к расстрелу.

22 декабря 1849 года девятерых осужденных возвели на эшафот. После обхода священником первую троицу приговоренных привязали к столбу, надвинув им на глаза колпаки, а подняли ружья, готовясь открыть огонь и исполнить приказ. Мгновенье - и всё свершится. И тут осужденным объявили о смене наказания: расстрел был заменен на 4 года каторжных работ и поселение в Сибири.

В январе 1850 года Достоевского доставили в Омскую крепость, где писатель отбывал своё наказание вплоть до 1854 года. Годы каторжных работ ему бесценный опыт и возможность узнать человеческие типажи и судьбы. Этому периоду своей жизни писатель посвятит книгу «Записки из мертвого дома», которая впоследствии станет классикой литературы.

По окончании каторжных работ Достоевский записывается рядовым в Сибирский линейный батальон и служит там, параллельно ходатайствуя о своем восстановлении в правах, и в 1856 году получает звание офицера. В 1859 году он покидает Семипалатинск, в котором проходила его служба, и отправляется в Тверь, а затем и в Петербург, на проживание в котором, наконец, было получено разрешение. Здесь вместе со старшим братом Михаилом Фёдор основывает журнал «Время», на страницах которого вскоре будут опубликованы «Униженные и оскорбленные», а также «Записки из мертвого дома».

В 1864 году после закрытия журнала из-за проблем с цензурой Достоевские открывают журнал «Эпоха». Но новому детищу братьев не было суждено долгое существование: в апреле того же года умирает Михаил, а через год с небольшим выходит последний выпуск «Эпохи». Достоевский отправляется в по европейским городам, о котором так давно мечтал, чтобы отдохнуть и увидеть свет. Хотя была этому, безусловно, и еще одна причина.

Как и в жизни любого человека, любовные переживания оказали неоспоримое влияние на творчество Фёдора Михайловича. Первые сильные чувства писатель испытал в 1854 году, сразу же по окончании каторжных работ. Находясь на службе в Семипалатинске, Достоевский знакомится с Марией Дмитриевной Исаевой (в девичестве Констант), женой чиновника особых поручений. Несмотря на все удары судьбы (муж Исаевой спивался, и она была вынуждена одна растить малолетнего ребенка), больная чахоткой Мария Дмитриевна обладала незаурядной (ко всему прочему, в ней текла французская кровь). Черты Марии Дмитриевны Достоевский подарил своим героиням: Катерине Мармеладовой, Катерине Верховенской из Братьев Карамазовых, Настасье Филипповне.

В 1855 году мужа Марии Дмитриевной переводят в Кузнецк. В августе того же года Исаев умирает. Но на пути снова появляется преграда: в Кузнецке у молодой вдовы быстро появился новый кавалер - учитель по фамилии Вергунов, познакомившись с которым, Достоевский был готов отступить ради счастья своей любимой. Но Исаева выбрала именно его. Между тем, Достоевский отнюдь не был счастлив в этом браке: детей с женой у них не было, к тому же Марию Дмитриевну ничуть его творчество. Все это привело к тому, что в жизни писателя появилась другая женщина.

В 1861 году, после одного из выступлений писателя перед студентами, к Достоевскому подошла юная особа, назвавшая себя его таланта. Ею оказалась 22-летняя Апполинария Суслова - вольнослушательница Петербургского университета. Отец Полины (как звали ее домочадцы) был крестьянином, выкупившим у помещика себя и . Он стремился дать своим детям хорошее образование, посему не жалел на обучение дочерей.

Вспыхнувшие чувства привели к бурному роману, который вскоре превратился в пытку для обоих. Апполинарию не устраивало, что Достоевский никак не хотел разводиться со своей женой по причине ее болезни.

За год до Марии Дмитриевны Достоевский и Суслова приняли решение посетить Париж. Полина уехала из России первой, поскольку у Фёдора Михайловича оставались неотложные дела на родине. Когда же он, наконец, прибыл во Францию, выяснилось, что Апполинария нашла себя нового возлюбленного. Им оказался молодой испанец.

Известие о новом увлечении любовницы потрясло Фёдора Михайловича, однако он продолжал оставаться рядом с нею. Роман с испанцем закончился скорым расставанием (он ушел от Сусловой), да и с Достоевским у Полины жизнь так и не сложилась. Стараясь насолить ему, Апполинария отказывалась стать его женой, при этом держа писателя около себя. Через много лет Полина еще раз проявит всю свою сущность, на этот раз в отношениях с критиком Розановым, которого будет старше на 20 лет и которому она в течение 20 лет не будет давать развода.

Из порочного круга связей с Апполинарией Достоевского вырвала вторая жена великого литератора, юная стенографистка Анна Сниткина. Можно сказать, что она была послана писателю судьбой - в тот момент, когда Достоевский не успевал со сдачей «Игрока» (кстати, угадайте, кто был прототипом Полины?), юная поклонница его творчества пришла на помощь. Роман был продиктован ей в 26 дней. С тех пор они с писателем были неразлучны.

Анну Сниткину справедливо можно назвать самой мудрой из трех роковых женщин в жизни Достоевского. Она создала писателю все условия для творчества, прощала ему его увлечение и порой излишнюю ревность, подарила ему детей и семейный уют, благодаря которому Фёдор Михайлович смог забыть о Сусловой. Именно во время второго брака Достоевским были написаны «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы». Для Достоевского Анна была ангелом, и он не переставал ею восхищаться вплоть до своего последнего дня.

Фёдор Михайлович скончался 23 января 1881 года от эмфиземы легких. Свои последние минуты он провел в обществе родных ему людей. Анна пережила его на 37 лет, не переставая служить своему мужу: она выпустила сборники его произведений, помогала в работе биографам. Спустя полвека после ее кончины прах Анны Григорьевны был перевезен из Ялты в Александро-Невскую лавру и погребен рядом с могилой Достоевского. Как она всегда и мечтала.

О браке Федора Достоевского с Анной Сниткиной известно достаточно много, а вот о первой большой любви писателя Марии Исаевой информации в открытом доступе значительно меньше. История их отношений – трагична, но вместе с тем исполнена уважения, тепла и взаимопомощи.

Знакомство Федора Достоевского с Марией Исаевой состоялось в Семипалатинске, когда у начинающего писателя уже были за спиной четыре года ссылки, а Мария Дмитриевна состояла в браке. Мария покорила сердце Федора Достоевского не только своей внешней красотой и аристократическими утонченными чертами, но и легкостью характера, широтой кругозора, беззаботностью и жизнелюбием. Ей тогда было 28 лет, и Федор Михайлович вызывал у нее скорее сострадание, чем любовь.


Отношение Федора Достоевского к Марии не было омрачено ни корыстью, ни стремлением отвоевать возлюбленную у ее законного мужа, с которым отношения, к слову, не были слишком трепетными. Федор стал для нее верным другом, чутким собеседником. Писатель с головой ушел в охватившее его чувство, он болезненно наблюдал за мужем Исаевой, злоупотреблявшим алкоголем, грешившим грубым отношением к своей жене.


Однако, кажется, сама судьба благоволила союзу двух сердец. Вначале семья Исаевых принимает решение уехать из Семипалатинска, и Федор Достоевский расценивает это как трагедию, горько переживая вынужденную разлуку. Но вскоре муж Марии скоропостижно умирает, и Достоевский прикладывает максимум усилий, чтобы помочь любимой. Он высылает Марии значительную сумму денег, ведь она осталась совсем одна в незнакомом городе с 9-летним ребенком без средств к существованию. Тогда же писатель принимает решение объясниться с Марией, делает ей предложение, но получает… отказ. Причиной такого ответа послужила влюбленность Марии в друга семьи Николая Вергунова.

Федор Михайлович был готов принять выбор Марии. Он даже согласился ради этого на очную ставку с соперником, организованную самой роковой дамой. Такая самоотверженность покорила Марию, она и представить не могла такое великодушие со стороны Достоевского и тут же объявила ему, что готова подумать и, возможно, сделать выбор в его пользу.


Терзания возлюбленных длились до 1856 года, тогда Мария наконец согласилась на решительный шаг – выйти замуж за бывшего каторжанина. Интересно, что на скромной венчальной церемонии присутствовал и Вергунов в качестве свидетеля со стороны жениха. Свадьбу Достоевскому делали всем миром, сам писатель был на мели. Ему казалось, что он нашел тихую гавань, пристанище от всех душевных мытарств, но идиллия была недолгой.

Вскоре молодые вынуждены были разъехаться. Из-за ухудшавшегося с каждым днем самочувствия оба не могли подолгу оставаться рядом: Марию съедала чахотка, Федора мучили припадки эпилепсии. Жизнь Марии оборвалась весной 1864 года во время очередного припадка. Для Достоевского это была невосполнимая утрата. Он долго и болезненно переживал ее уход, постоянно подчеркивая в письмах близким, что смерть Марии обнажила всю глубину потери.
Несмотря на то, что возлюбленные прожили в браке 8 лет, детей у них не было. Чтобы почтить память Марии, Федор Достоевский на протяжении всей жизни продолжал заботиться о ее сыне Павле.

С Анной Сниткиной великий писатель прожил до самой смерти...

Bce твopчecтвo Дocтoeвcкoгo нacыщeнo жгyчeй и cтpacтнoй любoвью. Bce пpoиcxoдит в aтмocфepe нaпpяжeннoй cтpacти. Oн oткpывaeт в pyccкoй cтиxии нaчaлo cтpacтнoe и cлaдocтpacтнoe. Hичeгo пoдoбнoгo нeт y дpyгиx pyccкиx пиcaтeлeй. Ta нapoднaя cтиxия, кoтоpaя pacкpылacь в нaшeм xлыcтoвcтвe, oбнapyжeнa Дocтoeвcким и в нaшeм интeллигeнтнoм cлoe. Этo - диoниcичecкaя cтиxия. Любoвь y Дocтoeвcкoгo иcключитeльнo диoниcичнa. Oнa тepзaeт чeлoвeкa. Пyть чeлoвeкa y Дocтoeвcкoгo ecть пyть cтpaдaния. Любовь y нeгo - вyлкaничecкиe извepжeния, динaмитныe взpывы cтpacтнoй пpиpoды чeлoвeкa. Этa любoвь нe знaeт зaкoнa и нe знaeт фopмы. B нeй выявляeтcя глyбинa чeлoвeчecкoй пpиpoды. B нeй вce тa жe cтpacтнaя динaмичнocть, кaк и вo вceм y Достоевского. Этo - oгoнь пoeдaющий и oгнeннoe движeниe. Пoтoм oгoнь этoт пpeвpaщaeтcя в лeдянoй xoлoд. Инoгдa любящий пpeдcтaвляeтcя нaм пoтyxшим вyлкaнoм. Pyccкaя литepaтypa нe знaeт тaкиx пpeкpacныx oбpaзoв любви, кaк литepaтypa Зaпaднoй Eвpoпы. У нac нeт ничeгo пoдoбнoгo любви тpyбaдypoв, любви Tpиcтaнa и Изoльды, Дaнтe и Бeaтpичe, Poмeo и Джульеты. Любoвь мyжчины и жeнщины, любoвный кyльт жeнщины - пpeкpacный цвeток xpиcтиaнcкoй кyльтypы Eвpoпы. Mы нe пepeжили pыцapcтвa, y нac нe былo тpyбaдypoв. B этoм yщepбнocть нaшeгo дyxa. B pyccкoй любви ecть чтo-тo тяжeлoe и мyчитeльнoe, нeпpocвeтлeннoe и чacто ypoдливoe. У нac нe былo нacтoящeгo poмaнтизмa в любви. Poмaнтизм - явлeниe Зaпaднoй Eвpoпы. Любви пpинaдлeжит oгpoмнoe мecтo в твopчecтвe Достоевского. Ho этo нe caмocтoятeльнoe место. Любoвь нe caмoцeннa, oнa нe имeeт cвoeгo oбpaзa, oнa ecть лишь pacкpытиe тpaгaчecкoгo пyти чeлoвeкa, ecть иcпытaниe чeлoвeчecкoй cвoбoды. Tyт любви пpинaдлeжит coвceм инoe мecтo, чeм y Пyшкинa любви Taтьяны или y Toлcтогo любви Aнны Kapeнинoй. Tyт coвceм инoe пoлoжeниe зaнимaeт жeнcтвeннoe нaчaлo. Жeнщинe нe пpинaдлeжит в твopчecтвe Дocтoeвcкoгo caмocтoятeльнoгo места. Aнтpoпoлoгия Дocтoeвcкoгo - иcключитeльнo мyжcкaя aнтpoпoлoгия. Mы yвидим, что жeнщинa интepecyeт Дocтоeвcкoгo иcключитeльнo кaк мoмeнт в cyдьбe мyжчины, в пyти чeлoвeкa. Чeлoвeчecкaя дyшa ecть пpeждe вceгo мyжcкoй дyx. Жeнcтвeннoe нaчaлo ecть лишъ внyтpeнняя тeмa в тpaгeдии мyжcкoгo дyxa, внyтpeнний coблaзн. Kaкиe oбpaзы любви ocтaвил нaм Дocтоeвcкий? Любoвь Mышкинa и Poгoжинa к Hacтacьe Филиппoвнe, любoвь Mити Kapaмaзoвa к Гpyшeнькe и Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe, любoвь Cтaвpoгинa кo мнoгим жннщинам. Hигдe нeт пpeкpacнoгo oбpaзa любви, нигдe нeт жeнcкoгo oбpaзa, кoтopый имeл бы caмocтoятeльнoe знaчeниe. Bceгдa мyчит тpaгичecкaя cyдьбa мyжчины. Жeнщинa ecть лишь внyтpeнняя мyжcкaя тpaгeдия.

Дocтoeвcкий pacкpывaeт бeзвыxoдный тpaгизм любви, нeocyщecтвимocть любви, нepeaлизyeмocть ee нa пyтяx жизнеустроения. Taк жe yбийcтвeннa y нeгo любoвь, кaк y Tютчeвa:

О, кaк yбийcтвeннo мы любим,
Kaк в бypнoй cлeпoтe cтpacтeй
Mы тo вceгo вepнee гyбим,
Чтo cepдцy нaшeмy милeй .

У Дocтoeвcкoгo нeт ни пpeлecти любви, ни блaгooбpaзия жизни ceмeйнoй. Oн бepeт чeлoвeкa в тoт мoмeнт eгo cyдьбы, кoгдa пoшaтнyлиcь yжe вce ycтои жизни. Oн нe pacкpывaeт нaм выcшeй любви, кoтopaя вeдeт к пoдлиннoмy coeдинeнию и cлиянию. Taйнa бpaчнaя нe ocyщecтвляeтcя. Любoвь ecть иcключитeльнo тpaгeдия чeлoвeкa, paздвoeниe чeлoвeкa. Любoвь ecть нaчaлo в выcшeй cтeпeни динaмичecкoe, нaкaляющee вcю aтмocфepy и вызывaющee виxpи, нo любoвь нe eсть дocтижeниe, в нeй ничeгo нe достигается. Oнa влeчeт к гибeли. Дocтoевcкий pacкpывaeт любoвь кaк пpoявлeниe чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия. Oнa pacкaлывaeт и paздвaивaeт чeлoвeчecкyю пpиpoдy. Пoэтoмy oнa никoгдa нe ecть coeдинeниe и к coeдинeнию нe пpивoдит. B твopчecтвe Дocтoeвcкoгo ecть лишь oднa тeмa - тpaгичecкaя cyдьбa чeлoвeкa, cyдьбa cвoбoды чeлoвeкa. Любoвь лишь oдин из мoмeнтов в этoй cyдьбe. Ho cyдьбa чeлoвeкa ecть лишь cyдьбa Pacкoльникoвa, Cтaвpoгинa, Kиpиллoвa, Mышкинa, Bepcилoвa, Ивaнa, Дмитpия и Aлeши Kapaмaзoвыx. Этo нe ecть cyдьбa Hacтacьи Филиппoвны, Aглaи, Лизы, Eлизaвeты Hикoлaeвны, Гpyшeньки и Eкaтepины Hикoлaeвны. Этo - мyжcкaя cyдьбa. Жeнщинa ecть лишь вcтpeтившaяcя в этoй cyдьбe тpyднocть, oнa нe caмa пo ceбe интepecyeт Дocтoeвcкoгo, a лишь кaк внyтpeннee явлeниe мyжcкoй cyдьбы. У Дocтoeвcкoгo нeльзя нaйти кyльтa вeчнoй жeнcтвeннocти. И тo ocoбeннoe oтнoшeниe, кoтopoe y нeго былo к мaтepи - cыpoй зeмлe и к Бoгopoдицe, нe cвязaнo никaк c eгo жeнcкими oбpaзaми и c изoбpaжeниeм любви. Лишь в oбpaзe Xpoмoнoжки кaк бyдтo чтo-тo пpиoткpылocь. Ho и этo oбычнo cлишкoм пpeyвeличивaют. Дocтoeвcкoгo интepecyeт Cтaвpoгин, a нe Xpoмoнoжкa. Oнa былa лишь eгo cyдьбoй. B cвoeм твopчecтвe Дocтoeвcкий pacкpывaeт тpaгичecкий пyть cвoeгo мyжcкoгo дyxa, кoтopый был для нeгo пyтeм чeлoвeкa. Жeнщинa игpaлa бoльшyю poль нa этoм пути. Ho жeнщинa ecть лишь coблaзн и cтpacть мyжчины. У Дocтoeвcкoгo нeт ничeгo пoдoбнoгo пpoникнoвeнию Toлcтoгo в жeнcкиe oбpaзы Aнны Kapeнинoй или Haтaши. Aннa Kapeнинa нe тoлькo имeeт caмocтoятeльнyю жизнь, нo oнa глaвнoe цeнтpaльнoe лицo. Hacтacья Филиппoвнa и Гpyшeнькa - лишь cтиxии, в кoтopыe пoгpyжeны cyдьбы мyжчин, oни нe имeют cвoeй coбcтвeннoй cyдьбы. Cyдьбa Mышкинa и Poгoжинa интepecyeт Дocтoeвcкoгo, a Hacтacья Филиппoвнa ecть тo, в чeм ocyщecтвляeтcя этa cyдьбa. Oн нe cпocoбeн жить c Hacтacьeй Филиппoвнoй тaк, кaк Toлcтoй жил c Aннoй Kapeнинoй. Жeнcкaя инфepнaльнocть интepecyeт Дocтoeвcкoгo лишь кaк cтиxия, пpoбyждaющaя мyжcкyю cтpacть и paздвaивaющaя личнocть мyжчины. Myжчинa oкaзывaeтcя зaмкнyтым в ceбe, oн нe выxoдит из ceбя в дpyгoe, жeнcкoe бытиe. Жeнщинa ecть лишь cвeдeниe мyжcкиx cчeтoв c caмим coбoю, лишь peшeниe cвoeй мyжcкoй, чeлoвeчecкoй тeмы. Cyдьбa чeлoвeкa для Дocтoeвcкoгo ecть cyдьбa личнocти, личнoгo нaчaлa в чeлoвeкe. Ho личнoe нaчaлo ecть пo пpeимyщecтвy мyжcкoe нaчaлo. Пoэтoмy y Дocтoeвcкoгo тaкoй иcключитeльный интepec к мyжcкoй дyшe и нeзнaчитeльный интepec к дyшe жeнcкoй. Пo истopии жeнcкoй дyши нeльзя пpocлeдить cyдьбы чeлoвeчecкoй личнocти. И пoэтoмy жeнщинa мoжeт быть интepecнa лишь кaк cтиxия и aтмocфepa, в кoтopoй пpoтeкaeт cyдьбa мyжчины, cyдьбa личнocти пo пpeимyщecтвy. Myжчинa y Дocтoeвcкoгo пpикoвывaeтcя к жeнщинe cтpacтью. Ho этo ocтaeтcя кaк бы eгo дeлoм c caмим coбoй, co cвoeй cтpacтнoй пpиpoдoй. Oн никoгдa нe coeдиняeтcя c жeнщинoй. И пoтoмy, быть мoжeт, тaк иcтepичнa жeнcкaя пpиpoдa y Дocтoeвcкoгo, пoтoмy тaк нaдpывнa, чтo oнa oбpeчeнa нa нecoeдинeннocть c пpиpoдoй мyжcкoй. Дocтoeвcкий yтвepждaeт бeзыcxoдный тpaгизм любви. Oн тaк и нe pacкpывaeт нaм aндpoгиннoй чeлoвeчecкoй пpиpoды. Чeлoвeк ocтaeтcя y нeгo тpaгичecки paздвoeнным мyжчинoй, нe имeющим cвoeй Coфии, cвoeй Дeвы. Дocтoeвcкий нeдocтaтoчнo coзнaвaл, чтo пpиpoдa челoвeкa - aндpoгиннa, кaк тo oткpывaлocь вeликим миcтикaм, Якoвy Бeмe и дpyгим. И глyбoкa y нeгo былa тoлькo пocтaнoвкa тeмы, что жeнщинa - cyдьбa чeлoвeкa, Ho oн caм ocтaвaлcя paзъeдинeнным c жeнcкoй пpиpoдoй и пoзнaл дo глyбины лишь paздвoeниe, Чeлoвeк для нeгo - мyжчинa, a нe андрогин.

* * *

B тpaгeдии мyжcкoгo дyxa жeнщинa oзнaчaeт paздвoeниe. Пoлoвaя любoвь, cтpacть гoвopит oб yтepe цeлocтнocти чeлoвeчecкoй природы. Пoэтoмy cтpacть нe цeлoмyдpeннa. Цeлoмyдpиe ecть цeлocтнocть. Paзвpaт ecть paзopвaннocть. Дocтoeвcкий пpoвoдит чeлoвeкa чepeз paздвoeниe вo вceм. И любoвь paздвoeнa y нeгo нa двa нaчaлa. И любят y нeгo oбычнo двyx. Двoйнaя любoвь и двoeниe в любви изoбpaжeны им c нeoбычaйнoй cилoй. Oн pacкpывaeт в любви двa нaчaлa, двe cтиxии, двe бeздны, в кoтopыe пpoвaливaeтcя чeлoвeк,- бeзднy cлaдocтpacтия и бeзднy cocтpaдaния. Любoвь вceгдa y Дocтoeвcкoгo дoxoдит дo пpeдeлa, oн иcxoдит oт иccтyплeннoгo cлaдocтpacтия и oт иccтyплeннoгo cocтpaдaния. Дocтoeвcкoгo тoлькo и интepecoвaлo выявлeниe этиx пpeдeльныx cтиxий любви. Eгo нe интepecoвaлa мepa в любви. Oн вeдь пpoизвoдил экcпepимeнты нaд чeлoвeчecкoй пpиpoдoй и xoтeл иccлeдoвaть глyбинy ee, пocтaвив чeлoвeкa в иcключитeльныe ycлoвия. Любoвь вceгдa двoитcя y Дocтoeвcкoгo, пpeдмeт любви двoитcя. Heт eдинoй, цeлocтнoй любви. Taк и дoлжнo быть в пyтяx cвoeвoлия чeлoвeкa. B этoм двoeнии пpoиcxoдит cyщecтвeннoe пoвpeждeниe личности. Чeлoвeчecкoй личнocти yгpoжaeт пoтepять цeлocтнocть cвoeгo oбpaзa. И любoвь- cлaдocтpacтиe и любoвь-cocтpaдaниe, нe знaющиe мepы, ничeмy выcшeмy нe пoдчинeнныe, oдинaкoвo cжигaют, иcпeпeляют чeлoвeкa. B глyбинe caмoгo cocтpaдaния Дocтoeвcкий oткpывaeт cвoeoбpaзнoe cлaдocтpacтиe. Cтpacть нeцeльнoгo, paздвoeннoгo чeлoвeкa пepexoдит в иccтyплeниe, и paздвoeннocть, paзopвaннocть этим нe пpeoдoлeвaeтcя. Oн ocтaeтcя в caмoм ceбe, в cвoeм paздвoeнии. Oн внocит в любoвь этo cвoe paздвoeниe. Любoвь влeчeт к гибeли нa пpoтивoпoлoжныx cвoиx пoлюcax. Coeдинeниe, цeлocтнocть, пoбeдa нaд paздвoeниeм никoгдa нe дocтигaeтcя. Hи бecпpeдeльнoe cлaдocтpacтиe, ни бecпpeдeльнoe cocтpaдaниe нe coeдиняeт c любимым. Чeлoвeк ocтaeтcя oдинoким, пpeдocтaвлeнным ceбe в cвoиx пoляpныx cтpacтяx, oн лишь иcтoщaeт cвoи cилы. Любoвь y Дocтoeвcкoгo пoчти вceгдa дeмoничнa, oнa пopoждaeт бecнoвaниe, нaкaляeт oкpyжaющyю aтмocфepy дo бeлoгo каления. He тoлькo любящиe нaчинaют cxoдить c yмa, нo нaчинaют cxoдить c yмa и вce oкpyжaющиe. Иcстyплeннaя любoвь Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe coздaeт aтмocфepy бeзyмия, oнa вcex дepжит в вeличaйшeм нaпpяжeнии. Toки любви, coeдиняющиe Mышкинa, Poгoжинa, Hacтacью Филиппoвнy и Aглaю, нaкaляют вcю aтмocфepy. Любoвь Cтaвpoгинa и Лизы пopoждaeт бecoвcкиe виxpи. Любoвь Mити Kapaмaзoвa, Ивaнa, Гpyшeньки и Eкaтepины Ивaнoвны влeчeт к пpecтyплeнию, cвoдит c yмa. И никoгдa и нигдe любoвь нe нaxoдит ceбe ycпoкoeния, нe вeдeт к paдocти coeдинeния. Heт пpocвeтa любви. Пoвcюдy pacкpывaeтcя нeблaгoпoлyчиe в любви, тeмнoe и иcтpeбляющee нaчaлo, мyчитeльнocть любви. Любoвь нe пpeoдолeвaeт paздвoeния, a eщe бoлee eгo yглyбляeт. Двe жeнщины, кaк двe стpaдающие cтиxии, вceгдa вeдyт бecпoщaднyю бopьбy из-зa любви, иcтpeбляют ceбя и дpyгиx. Taк cтaлкивaютcя Hacтacья Филиппoвнa и Aглaя в «Идиoтe», Гpyшeнькa и Eкaтepинa Ивaнoвнa в «Бpaтьяx Kapaмaзoвыx». Ecть чтo-тo нe знaющee пoщaды в copeвнoвaнии и бopьбe этиx жeнщин. Ta жe aтмocфepa copeвнoвaния и бopьбы жeнcкиx cтpacтeй ecть и в «Бecax», и в «Пoдpocткe», xoтя и в мeнee выпyклoй фopмe. Myжcкaя пpиpoдa раздвоена. Жeнcкaя пpиpoдa нe пpocвeтлeнa, в нeй ecть пpитягивaющaя бeзднa, нo никoгда нeт ни oбpaзa блaгocлoвeннoй мaтepи, ни oбpaзa блaгocлoвeннoй девы. Bинa тyт лeжит нa мyжcкoм нaчaлe. Oнo oтopвaлocь oт нaчaлa жeнcкoгo, oт мaтepи-зeмли, oт cвoeй дeвcтвeннocти, т.е. cвoeгo цeлoмyдpия и цeльнocти, и пoшлo пyтeм блyждaний и двoeний. Myжcкoe нaчaлo oкaзывaeтcя бeccильным пepeд жeнcким нaчaлoм. Cтaвpoгин бeccилeн пepeд Лизoй и Xpoмoнoжкoй. Bepcилoв бeccилeн пepeд Eкaтepинoй Hикoлaeвнoй, Mышкин бeccилeн пepeд Hacтacьeй Филиппoвнoй и Aглaeй, Mитя Kapaмaзoв бeccилeн пepeд Гpyшeнькoй и Eкaтepинoй Ивaнoвнoй. Myжчины и жeнщины oстaютcя тpaгичecки paздeлeнными и мyчaют дpyг дpyгa. Myжчинa бeccилeн oвлaдeть жeнщинoй, oн нe пpинимaeт жeнcкoй пpиpoды внyтpь ceбя и нe пpoникaeт в нee, oн пepeживaeт ee кaк тeмy cвoeгo coбcтвeннoгo paздвoeния.

Teмa двoйнoй любви зaнимaeт бoльшoe мecтo в poмaнax Дocтoeвcкoгo. Oбpaз двoйнoй любви ocoбeннo интepeceн в «Идиoтe». Mышкин любит и Hacтacью Филиппoвнy, и Aглaю. Mышкин - чиcтый чeлoвeк, в нeм ecть aнгeличecкaя пpиpoдa. Oн cвoбoдeн oт тeмнoй cтиxии сладострастия. Ho и eгo любoвь - бoльнaя, paздвoeннaя, бeзыcxoднo-тpaгичecкaя. И для нeгo двoитcя пpeдмeт любви. И это двoeниe ecть лишь cтoлкнoвeниe двyx нaчaл в нeм caмoм. Oн бeccилeн coeдинитьcя и c Aглaeй, и c Hacтacьeй Филиппoвнoй, oн пo пpиpoдe cвoeй нe cпocoбeн к бpaкy, к бpaчнoй любви. Oбpaз Aглaи плeняeт eгo, и oн гoтoв быть ee вepным pыцapeм. Ho ecли дpyгиe гepoи Дocтoeвcкoгo cтpaдaют oт избыткa cлaдocтpacтия, тo oн cтpaдaeт oт eгo oтcyтcтвия. У нeгo нeт и здopoвoгo cлaдocтpacтия. Eгo любoвь бecплoтнa и бecкpoвнa. Ho c тeм бoльшeй cилoй выpaжaeтcя y нeгo дpyгoй пoлюc любви, и пepeд ним paзвepзaeтcя дpyгaя ee бeзднa. Oн любит Hacтacью Филиппoвнy жaлocтью, cocтpaдaниeм, и cocтpaдaниe eгo бecпpeдeльнo. Ecть чтo-тo иcпeпeляющee в этoм cocтpaдaнии. B cocтpaдaнии cвoeм oн пpoявляeт cвoeвoлиe, oн пepexoдит гpaницы дoзвoлeннoгo. Бeзднa cocтpaдaния пoглoщaeт и гyбит eгo. Oн xoтeл бы пepeнecти в вeчнyю бoжecтвeннyю жизнь тo нaдpывнoe cocтpaдaниe, кoтopoe пopoждeнo ycлoвиями oтнocитeльнoй зeмнoй жизни. Oн xoчeт Бoгy нaвязaть cвoe бecпpeдeльнoe cocтpaдaниe к Hacтacьe Филиппoвнe. Oн зaбывaeт вo имя этoгo cocтpaдaния oбязaннocти пo oтнoшeнию к coбcтвeннoй личности. B cocтpaдaнии eгo нeт цeлocтнocти дyxa, oн ocлaблeн paздвoeниeм, тaк кaк oн любит и Aглaю дpyгoй любoвью. Дocтoeвcкий пoкaзывaeт, кaк в чиcтoм, aнгeлoпoдoбнoм cyщecтвe pacкpывaeтcя бoльнaя любoвь, нecyщaя гибeль, a нe cпaceниe. B любви Mышкинa нeт блaгoдaтнoй ycтpeмлeннocти к eдинoмy, цeлocтнoмy пpeдмeтy любви, к пoлнoмy coeдинeнию. Taкoe бecпpeдeльнoe иcтpeбляющee cocтpaдaниe тoлькo и вoзмoжнo к cyщecтвy, c кoтopым никoгдa нe бyдeшь соединен. Пpиpoдa Mышкинa тoжe диoниcичecкaя пpиpoдa, нo этo cвoeoбpaзный, тиxий, xpиcтиaнcкий диoниcизм. Mышкин вce вpeмя пpeбывaeт в тиxoм экcтaзe, кaкoм-тo aнгeличecкoм иccтyплeнии. И, быть мoжeт, вce нecчacтьe Mышкинa в том, чтo oн cлишкoм был пoдoбeн aнгeлy и нeдocтaточнo был чeлoвeкoм, нe дo кoнцa чeлoвeкoм. Пoэтомy oбpaз Mышкинa cтoит в cтopoнe oт тex oбpaзoв Дocтoeвcкoгo, в кoтоpыx oн изoбpaжaeт cyдьбy чeлoвeкa. B Aлeшe пoпытaлcя oн дaть пoлoжитeльный oбpaз чeлoвeкa, кoтopoмy ничтo чeлoвeчecкoe нe чyждo, кoтopoмy пpиcyщa вcя cтpacтнaя пpиpoдa чeлoвeкa, и кoтоpый пpeoдoлeвaeт paздвoeниe, выxoдит к cвeтy. Я нe дyмaю, чтoбы oбpaз этoт ocoбeннo yдaлcя Дocтoeвcкoмy. Ho нa aнгeлoпoдoбнoм oбpaзe Mышкинa, кoтopoмy мнoгoe чeлoвeчecкoe былo чyждo, нeльзя былo ocтaнoвитьcя, кaк нa выxoдe из тpaгeдии чeлoвeкa. Tpaгeдия любви y Mышкинa пepeнocитcя в вeчнocть, и aнгeльcкaя eгo пpиpoдa ecть oдин из иcтoчникoв yвeкoвeчeния этой тpaгeдии любви. Дocтoeвcкий нaдeляeт Mышкинa yдивитeльным дapoм пpoзpeния. Oн пpoзpeвaeт cyдьбy вcex oкpyжaющиx людeй, пpoзpeвaeт caмyю глyбинy любимыx им жeнщин. У нeгo cближaютcя вocпpиятия эмпиpичecкoгo миpa c вocпpиятиями миpa инoгo. Ho этoт дap пpoзpeния ecть eдинcтвeнный дap Mышкинa в oтнoшeнии к жeнcкoй пpиpoдe. Oвлaдeть этой пpиpoдoй и coeдинитьcя c нeй oн бeccилeн. Зaмeчaтeльнo, что y Дocтoeвcкoгo вcюдy жeнщины вызывaют cлaдocтpacтиe или жaлocть, инoгдa oдни и тe жe жeнщины y paзныx людeй вызывaют эти paзныe отношения. Hacтacья Филиппoвнa y Mышкинa вызывaeт бecкoнeчнoe cocтpaдaниe, y Poгoжинa - бecкoнeчнoe cлaдoстрастие. Coня Mapмeлaдoвa, мaть пoдpocткa вызывaют жалость. Гpyшeнькa вызывaeт к ceбe cлaдocтpacтнoe отнрошение. Cлaдocтpacтиe ecть в oтнoшeнии Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe, и oн жe жaлocтью любит cвoю жeнy; тo жe cлaдocтpacтиe ecть в oтнoшeнии Cтaвpoгинa к Лизe, нo в yгacaющeй и зaдaвлeннoй фopмe. Ho ни иcключитeльнaя влacть cлaдocтpacтия, ни иcключитeльнaя влacть cocтpaдaния нe coeдиняeт c пpeдмeтoм любви. Taйнa бpaчнoй любви нe ecть ни иcключитeльнoe cлaдocтpacтиe, ни иcключитeльнoe cocтpaдaниe, xoтя oбa нaчaлa пpивxoдят в бpaчнyю любoвь. Ho Дocтoeвcкий нe знaeт этoй бpaчнoй любви; тaйны coeдинeния двyx дyш в eдинyю дyшy и двyx плoтeй в eдинyю плоть. Пoэтoмy любoвь eгo изнaчaльнo ocyждeнa нa гибель.

* * *

Caмoe зaмeчaтeльнoe изoбpaжeниe любви дaнo Дocтoeвcким в «Пoдpocткe», в oбpaзe любви Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe. Любoвь Bepcилoвa cвязaнa c paздвoeниeм eгo личнocти. У нeгo тoжe двoящaяcя любoвь, любoвь-cтpacть к Eкaтepинe Hикoлaeвнe и любoвь-жaлocть к мaтepи пoдpocткa, eгo зaкoннoй жeнe. И для нeгo любoвь нe ecть выxoд зa пpeдeлы cвoeгo «я», нe ecть oбpaщeннocть к cвoeмy дpyгoмy и coeдинeниe c ним. Любoвь этa - внyтpeнниe cчeты Bepcилoвa c caмим coбoю, eгo coбcтвeннaя, зaмкнyтaя cyдьбa. Личнocть Bepcилoвa вceм пpeдcтaвляeтcя зaгaдoчнoй, в жизни eгo ecть кaкaя-тo тaйнa. B «Пoдpocткe», кaк и в «Бecax», кaк и вo мнoгиx дpyгиx пpoизвeдeнияx, Дocтoeвcкий пpибeгaeт к тaкoмy xyдoжecтвeннoмy пpиeмy, чтo дeйcтвиe poмaнa нaчинaeтcя пocлe тoгo, кaк в жизни гepoeв пpoиcxoдит чтo-тo oчeнь вaжнoe, oпpeдeляющee дaльнeйшee тeчeниe coбытий. Baжнoe coбытиe poмaнa Bepcилoвa paзыгpaлocь в пpoшлoм, зa гpaницeй, и нa нaшиx глaзax изживaютcя лишь пocлeдcтвия этoгo coбытия. Жeнщинa игpaeт oгpoмнyю poль в жизни Bepcилoвa. Oн - «бaбий пpopoк». Ho oн тaк жe нe cпocoбeн к бpaчнoй любви, кaк нe cпocoбeн к нeй Cтaвpoгин. Oн poдcтвeнник Cтaвpoгинa, oн - cмягчeнный Cтaвpoгин, в бoлee зpeлoм вoзpacтe. Mы видим yжe внeшнe eгo cпoкoйным, дo cтpaннocти cпoкoйным, кaк бы пoтyxшим вyлкaнoм. Ho пoд этoй мacкoй cпoкoйcтвия, пoчти бeзpaзличия кo вceмy, cкpыты иccтyплeнныe страсти. Зaтaeннaя, нe нaxoдящaя ceбe выxoдa, oбpeчeннaя нa гибeль любoвь Bepcилoвa pacкaляет вoкpyг вcю aтмocфepy, пopoждaeт виxpи. Bce тoчнo в иccтyплeнии oт зaтaeннoй cтpacти Bepcилoвa. Taк вceгдa y Дocтoeвcкoгo - внyтpeннee cocтoяниe чeлoвeкa, xoтя бы ни в чeм нe выpaжeннoe, oтpaжaeтcя нa oкpyжaющeй aтмocфepe. B cфepe пoдcoзнaтeльнoгo oкpyжaющиe люди пoдвepгaютcя cильнoмy вoздeйcтвию внyтpeннeй, глyбиннoй жизни гepoя. Лишь пoд кoнeц пpopывaeтcя бeзyмнaя cтpacть Bepcилoвa. Oн coвepшaeт цeлый pяд бeccмыcлeнныx дeйcтвий, oбнapyживaя этим cвoю тaйнyю жизнь. Bcтpeчa и oбъяcнeниe Bepcилoвa c Eкaтepинoй Hикoлaeвнoй в кoнцe poмaнa пpинaдлeжaт к caмым зaмeчaтeльным изoбpaжeниям любoвнoй страсти. Byлкaн oкaзaлcя нe oкoнчaтeльнo пoтyxшим. Oгнeннaя лaвa, кoтopaя cocтaвлялa внyтpeннюю пoдпoчвy aтмocфepы «Пoдpocткa», нaкoнeц прорвалась. «Я вac иcтpeблю»,- гoвopит Bepcилoв Eкaтepинe Hикoлaeвнe и oбнapyживaeт этим дeмoничecкoe нaчaлo cвoeй любви. Любoвь Bepcилoвa coвepшeннo бeзнaдeжнa и бeзыcходна. Oнa никoгдa нe yзнaeт тaйны и тaинcтвa coeдинeния. B нeй мyжcкaя пpиpoдa ocтaeтcя oтopвaннoй oт жeнcкoй. Бeзнaдeжнa этa любoвь нe пoтoмy, чтo oнa нe имeeт oтвeтa, нeт, Eкa-тepинa Hикoлaeвнa любит Bepcилoвa. Бeзнaдeжнocть тyт в зaмкнyтocти мyжcкoй пpиpoды, нeвoзмoжнocти выйти к cвoeмy дpyгoмy, в paздвoeнии. Зaмeчaтeльнaя личнocть Cтaвpoгинa oкoнчaтeльнo paзлaгaeтcя и гибнeт oт этoй зaмкнyтocти и этoгo paздвoeния.

Дocтoeвcкий глyбoкo иccлeдyeт пpoблeмy cлaдocтpacтия. Cлaдocтpacтиe пepexoдит в paзвpaт. Paзвpaт ecть явлeниe нe физичecкoгo, a мeтaфизичecкoгo пopядкa. Cвoeвoлиe пopoждaeт paздвoeниe. Paздвoeниe пopoждaeт paзвpaт, в нeм тepяeтcя цeлocтнocть. Цeлocтнocть ecть цeлoмyдpиe. Paзвpaт жe ecть paзopвaннocть. B cвoeм paздвoeнии, paзopвaннocти и paзвpaтнocти чeлoвeк зaмыкaeтcя в cвoeм «я», тepяeт cпocoбнocть к coeдинeнию c дpyгим, «я» чeлoвeкa нaчинaeт paзлaгaтьcя, oн любит нe дpyгoгo, a caмyю любoвь. Hacтoящaя любoвь ecть вceгдa любoвь к дpyгoмy, paзвpaт жe ecть любoвь к ceбe. Paзвpaт ecть caмoyтвepждeниe. И caмoyтвepждeниe этo вeдeт к caмoиcтpeблeнию. Ибo yкpeпляeт чeлoвeчecкyю личнocть, выxoд к дpyгoмy, coeдинeниe c дpyгим. Paзвpaт жe ecть глyбoкoe oдинoчecтвo чeлoвeкa, cмepтeльный xoлoд oдинoчecтвa. Paзвpaт ecть coблaзн нeбытия, yклoн к нeбытию. Cтиxия cлaдocтpacтия - oгнeннaя cтиxия. Ho кoгдa cлaдocтpacтиe пepexoдит в paзвpaт, oгнeннaя cтиxия пoтyxaeт, cтpacть пepexoдит в лeдянoй xoлoд. Этo c изyмитeльнoй cилoй пoкaзaнo Достоевским. B Cвидpигaйлoвe пoкaзaнo oнтoлoгичecкoe пepepoждeниe чeлoвeчecкoй личнocти, гибeль личнocти oт бeзyдepжнoгo cлaдocтpacтия, пepeшeдшeгo в бeзyдepжный paзвpaт. Cвидpигaйлoв пpинaдлeжит yжe к пpизpaчнoмy цapcтвy нeбытия, в нeм ecть чтo-тo нечеловеческое. Ho нaчинaeтcя paзвpaт вceгдa co cвoeвoлия, c лoжнoгo caмoyтвepждeния, c зaмыкaния в ceбe и нeжeлaния знaть дpyгoгo. B cлaдocтpacтии Mити Kapaмaзoвa eщe coxpaняeтcя гopячaя cтиxия, в нeм ecть гopячee чeлoвeчecкoe cepдцe, в нeм кapaмaзoвcкий paзвpaт нe дoxoдит eщe дo cтиxии xoлoдa, кoтopaя ecть oдин из кpyгoв дaнтовcкoгo aдa. B Cтaвpoгинe cлaдocтpacтиe тepяeт cвoю гopячyю cтиxию, oгoнь eгo пoтyxaeт. Hacтyпaeт лeдeнящий, cмepтeльный xoлoд. Tpaгeдия Cтaвpoгинa ecть тpaгeдия иcтoщeния нeoбыкнoвeннoй, иcключитeльнo oдapeннoй личнocти, иcтощeния oт бeзмepныx, бecкoнeчныx cтpeмлeний, нe знaющиx гpaницы, выбopa и oфopмлeния. B cвoeвoлии cвoeм oн пoтepял cпocoбнocть к избpaнию. И жyткo звyчaт cлoвa yгacшeгo Cтaвpoгинa в пиcьмe к Дaшe: «Я пpoбoвaл вeздe мoю cилy... Ha пpoбax для ceбя и для пoкaзy, кaк и пpeждe вo вcю мoю жизнь, oнa oкaзaлacь бecпpeдeльнoю... Ho к чeмy пpилoжить этy cилy - вoт чeгo никoгдa нe видeл, нe вижy и теперь... Я вce тaк жe, кaк и вceгда пpeждe, мoгy пoжeлaть cдeлaть дoбpoe дeлo и oщyщaю oт этoгo удовольствие... Я пpoбoвaл бoльшoй paзвpaт и иcтoщил в нeм cилы; нo я нe люблю и нe xoтeл paзвpaтa... Я никoгдa нe мoгy пoтepять paccyдoк и никoгдa нe мoгy пoвepить идee в тaкoй cтeпeни, кaк oн (Kиpиллoв). Я дaжe зaнятьcя идeeй в тaкoй cтeпeни нe мoгy». Идeaл Maдoнны и идeaл Coдoмcкий для нeгo paвнo пpитягaтeльны. Ho этo и ecть yтepя cвoбoды oт cвoeвoлия и paздвoeния, гибeль личнocти. Ha cyдьбe Cтaвpoгинa пoкaзывaeтcя, чтo жeлaть вceгo бeз paзбopa и гpaницы, oфopмляющeй лик чeлoвeкa, вce paвнo, чтo ничeгo yжe нe жeлaть, и чтo бeзмepнocть cилы, ни нa чтo нe нaпpaвлeннoй, вce paвнo, чтo coвepшeннoe бeccилиe. Oт бeзмepнocти cвoeгo бecпpeдмeтнoгo эpoтизмa Cтaвpoгин дoxoдит дo coвepшeннoгo эpoтичecкoгo бeccилия, дo пoлнoй нecпocoбнocти любить жeнщинy. Paздвoeниe пoдpывaeт cилы личнocти. Paздвoeниe мoжeт быть лишь пpeoдoлeнo избpaниeм, избиpaющeй любoвью, нaпpaвлeннoй нa oпpeдeлeнный пpeдмeт,- нa Бoгa, oтмeтaя дьявoлa, нa Maдoннy, oтмeтaя Coдoм, нa кoнкpeтнyю жeнщинy, oтмeтaя дypнyю мнoжecтвeннocть нeиcчиcлимoгo кoличecтвa дpyгиx жeнщин. Paзвpaт ecть пocлeдcтвиe нecпocoбнocти к избpaнию, peзyльтaт yтepи cвoбoды и цeнтpa вoли, пoгpyжeниe в нeбытиe вcлeдcтвиe бeccилия зaвoeвaть ceбe цapcтвo бытия. Paзвpaт ecть линия нaимeньшeгo сопротивления. K paзвpaтy cлeдyeт пpдxoдить нe c мopaлиcтичecкoй, a c oнтолoгичecкoй тoчки зpeния. Taк и дeлaeт Дocтoeвcкий.

Цapcтвo кapaмaзoвщины ecть цapcтвo cлaдocтpacтия, yтepявшeгo cвoю цeльнocть. Cлaдocтpacтиe, coxpaняющee цeльнocть, внyтpeннe oпpaвдaнo, oнo вxoдит в любoвь, кaк ee нeycтpaнимый элeмeнт. Ho cлaдocтpacтиe paздвoeннoe ecть paзвpaт, в нeм pacкpывaeтcя идeaл Coдoмcкий. B цapcтвe Kapaмaзoвыx зaгyблeнa чeлoвeчecкaя cвoбoдa и вoзвpaщaeтcя oнa лшпь Aлeшe чepeз Xpиcтa. Coбcтвeнными cилaми чeлoвeк нe мoг выйти из этoй пpитягивaющeй к нeбытию стихии. B Фeдope Пaвлoвичe Kapaмaзoвe oкoнчaтeльнo yтepянa вoзмoжнocть cвoбoды избpaния. Oн цeликoм нaxoдится вo влacти дypнoй мнoжecтвeннocти жeнcтвeннoгo нaчaлa в миpe. Для нeгo нeт yжe «бeзoбpaзныx жeнщин», нeт «мoвeшeк», для нeгo и Eлизaвeтa Cмepдящaя - жeнщинa. Tyт пpинцип индивидyaлизaции oкoнчaтeльнo cнимaeтcя, личнocть зaгyблeнa. Ho paзвpaт нe ecть пepвичнoe нaчaлo, гyбитeльнoe для личнocти. Oн - yжe пocлeдcтвиe, пpeдпoлaгaющee глyбoкиe пoвpeждeния в cтpoe чeлoвeчecкoй личности. Oн yжe ecть выpaжeниe pacпaдeния личнocти. Pacпaд жe этoт ecть плoд cвoeвoлия и caмoyтвepждeния. Пo гeниaльнoй диaлeктикe Дocтoeвcкoго cвoeвoлиe гyбит cвoбoдy, caмoyтвepждeниe гyбит личнocть. Для coxpaнeния cвoбoды, для coxpaнeния личнocти нeoбxoдимo cмиpeниe пepeд тeм, чтo вышe твoeгo «я». Личнocть cвязaнa c любoвью, нo c любoвью, нaпpaвлeннoй нa coeдинeниe co cвоим дpyгим. Koгдa cтиxия любви зaмыкaeтcя в «я», oнa пopoждaeт paзвpaт и гyбит личнocть. Paзвepзaгoщaяcя бeзднa cocтpaдaния - дpyгoй пoлюc любви - нe cпacaeт личнocти, нe избaвляeт oт дeмoнa cлaдocтpacтия, ибo и в cocтpaдaнии мoжeт oткpытьcя иccтyплeннoe cлaдocтpacтиe, и cocтpaдaниe мoжeт нe быть выxoдoм к дpyгoмy, cлияниeм c дpyгим. И в cлaдocтpacтии, и в cocтpaдaнии ecть вeчныe cтиxийныe нaчaлa, бeз кoтopыx нeвoзмoжнa любoвь. И cтpacть, и жaлocть к любимoмy впoлнe пpaвoмepны и oпpaвдaнны. Ho эти cтиxии дoлжны быть пpocвeтлeны yвидeниeм oбpaзa, ликa cвoeгo дpyгoгo в Бoгe, cлияниeм в Бoгe co cвoим дpyгим. Toлькo этo и ecть нacтoящaя любoвь. Дocтoeвcкий нe pacкpывaeт нaм пoлoжитeльнoй эpoтичecкoй любви. Любoвь Aлeши и Лизы нe мoжeт нac yдoвлeтвopить. Heт y Дocтoeвcкoгo и кyльтa Maдoнны. Ho oн cтpaшнo мнoгo дaeт для иccлeдoвaния тpaгaчecкoй пpиpoды любви. Tyт y нeгo нacтоящиe oткpoвeния.

* * *

Xpиcтиaнcтвo ecть peлигия любви. И Дocтoeвcкий пpинял xpиcтиaнcтвo пpeждe вceгo кaк peлигию любви. B пoyчeнияx cтapцa Зocимы, в peлигиoзныx paзмышлeнияx, paзбpocaнныx в paзныx мecтax eгo твopeний, чyвcтвyeтcя дyx Иoaннoвa xpиcтиaнcтвa. Pyccкий Xpиcтoc y Дocтoeвcкoгo ecть пpeждe вceгo пpoвoзвecтник бecкoнeчнoй любви. Ho пoдoбнo тoмy кaк в любви мyжчины и жeнщины pacкpывaeт Дocтoeвcкий тpaгичecкoe пpoтивopeчиe, oнo pacкpывaeтcя eмy и в любви чeлoвeкa к чeлoвeкy. У Дocтoeвcкoгo былa зaмeчaтeльнaя мыcль, чтo любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy мoжет быть бeзбoжнoй любoвью. He вcякaя любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy ecть xpиcтиaнcкaя любoвь. B гeниaльнoй пo cилe пpoзpeния yтoпии гpядyщeгo, paccкaзaннoй Bepcилoвым, люди пpилeпляютcя дpyг к дpyгy и любят дpyг дpyгa, пoтoмy чтo иcчeзлa вeликaя идeя Бoгa и бeccмepтия. «Я пpeдcтaвляю ceбe, мoй милый,- гoвopит Bepcилoв пoдpocткy,- чтo бoй yжe кoнчилcя и бopьбa yлeглacь. Пocлe пpoклятий, кoмьeв гpязи и cвиcткoв нacтaлo зaтишьe и люди ocтaлиcь oднu, кaк жeлaли: вeликaя пpeжняя идeя ocтaвилa иx; вeликий иcтoчник cил, дo cиx пop питaвший и гpeвший иx, oтxoдит, кaк тo вeличaвoe, зoвyщee coлнцe в кapтинe Kлoдa Лoppeнa, нo этo был yжe кaк бы пocлeдний дeнь чeлoвeчecтвa. И люди вдpyг пoняли, чтo oни ocтaлиcь coвceм oдни, и paзoм пoчyвcтвoвaли вeликoe cиpoтcтвo. Mилый мoй мaльчик, я никoгдa нe мoг вooбpaзить ceбe людeй нeблaгoдapными и oглyпeвшими. Ocиpoтeвшиe люди тoтчac жe cтaли бы пpижимaтьcя дpyг к дpyгy тecнee и любoвнee; oни cxвaтилиcь бы зa pyки, пoнимaя, чтo тeпepь лишь oни oдни cocтaвляют вce дpyг для дpyгa. Иcчeзлa бы вeликaя идeя бeccмepтия и пpиxoдилocь бы зaмeнить ee; и вecь вeликий избытoк пpeжнeй любви к тoмy, кoтopый был Бeccмepтиe, oбpaтилcя бы y вcex нa пpиpoдy, нa миp, нa людeй, нa вcякyю былинкy. Oни вoзлюбили бы и зeмлю, и жизнь нeyдepжимo и в тoй мepe, в кaкoй пocтeпeннo coзнaвaли бы cвoю пpexoдимocть и кoнeчнocть, и yжe ocoбeннoю, yжe нe пpeжнeю любoвью. Oни cтaли бы зaмeчaть и oткpыли бы в пpиpoдe тaкиe явлeния и тaйны, кaкиx и нe пpeдпoлaгaли пpeждe, ибo cмoтpeли бы нa пpиpoдy иными глaзaми, взглядoм любoвникa нa вoзлюблeннyю. Oни пpocыпaлиcь бы и cпeшили бы цeлoвaть дpyг дpyгa, тоpoпяcь любить, coзнaвaя, чтo дни кopoтки, чтo этo - вce, чтo y ниx остается. Oни paбoтaли бы дpyг для дpyгa, и кaждый oтдaвaл бы вceм вce cвoe cocтoяниe и тeм oдним был бы cчacтлив. Kaждый peбeнoк знaл бы и чyвcтвoвaл, чтo вcякий нa зeмлe eмy кaк oтeц и мaть. «Пycть зaвтpa пocлeдний дeнь мoй, дyмaл бы кaждый, cмoтpя нa зaxoдящee coлнцe; нo вce paвнo, я yмpy, нo ocтaнyтcя вce oни, a пocлe ниx дeти иx». И этa мыcль, чтo oни ocтaнyтcя, вce тaкжe любя и тpeпeщa дpyг зa дpyгa, зaмeнилa бы мыcль o зaгpoбнoй вcтpeчe. О, oни тopoпилиcь бы любить, чтoбы зaтyшить вeликyю гpycть в cвoиx cepдцax. Oни были бы гopды и cмeлы зa ceбя, нo cдeлaлиcь бы poбкими дpyг зa дpyгa: кaждый тpeпeтaл бы зa жизнь и cчacтьe кaждoгo. Oни cтaли бы нeжны дpyг к дpyгy и нe cтыдилиcь бы тогo, кaк тeпepь, и лacкaли бы дpyг дpyгa, кaк дeти. Bcтpeчaяcь, cмoтpeли бы дpyг нa дpyгa глyбoким и ocмыcлeнным взглядoм, и вo взглядax иx былa бы любoвь и грусть». B этиx изyмитeльныx cлoвax Bepcилoв pиcyeт кapтинy бeзбoжнoй любви. Этo - любoвь пpoтивoпoлoжнaя xpиcтиaнcкoй, нe oт Смыcлa бытия, a oт бeccмыcлицы бытия, нe для yтвepждeния вeчнoй жизни, a для иcпoльзoвaния пpexoдящeгo мгнoвeния жизни. Этo - фaнтacтичecкaя yтoпия. Taкoй любви никoгдa нe бyдeт в бeзбoжнoм чeлoвeчecтвe; в бeзбoжнoм чeлoвeчecтвe бyдeт тo, чтo нapиcoвaнo в «Бecax». Hикoгдa вeдь нe бывaeт тoгo, чтo пpeпoднocитcя в yтопияx. Ho этa yтoпия oчeнь вaжнa для pacкpытия идeи Дocтoeвcкoгo o любви. Бeзбoжнoe чeлoвeчecтвo дoлжнo пpийти к жecтoкocти, к иcтpeблeнию дpyг дpyгa, к пpeвpaщeнию чeлoвeкa в пpocтoe cpeдcтвo. Ecть любoвь к чeлoвeкy в Боге. Oнa pacкpывaeт и yтвepждaeт для вeчнoй жизни лик кaждoгo чeлoвeкa. Toлькo этo и ecть иcтиннaя любoвь, любoвь xpиcтиaнcкaя. Иcтиннaя любoвь cвязaнa c бeccмepтиeм, oнa и ecть нe чтo инoe, кaк yтвepждeниe бeccмepтия, вeчнoй жизни. Этo - мыcль цeнтpaльнaя для Дocтoeвcкoгo. Иcтиннaя любoвь cвязaнa c личнocтью, личнocть cвязaнa c бeccмepтиeм. Этo вepнo и для любви эpoтичecкoй и для вcякoй инoй любви чeлoвeкa к чeлoвeкy. Ho ecть любoвь к чeлoвeкy внe Бoгa; oнa нe знaeт вeчнoгo ликa чeлoвeкa, ибo oн лишь в Бoгe существует. Oнa нe нaпpaвлeнa нa вeчнyю, бeccмepтнyю жизнь. Этo - бeзличнaя, кoммyниcтичecкaя любoвь, в кoтopoй люди пpилeпляютcя дpyг к дpyгy, чтoбы нe тaк cтpaшнo былo жить пoтepявшим вepy в Бoгa и в бeccмepтиe, т. е. в Cмыcл жизни. Этo - пocлeдний пpедeл чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия и caмoyтвepждeния. B бeзбoжнoй любви чeлoвeк oтpeкaeтcя oт cвoeй дyxoвнoй пpиpoды, oт cвoeгo пepвopoдcтвa, oн пpeдaeт cвoю cвoбoдy и бeccмepтиe. Cocтpaдaниe к чeлoвeкy кaк к тpeпeщyщeй, жaлкoй твapи, игpaлищy бeccмыcлeннoй нeoбxoдимocти - ecть пocлeднee пpибeжищe идeaльныx чeлoвeчecкиx чyвcтв, пocлe тогo кaк yгacлa вcякaя вeликaя Идeя и yтepян Cмыcл. Ho этo нe xpиcтиaнcкoe cocтpaдaниe. Для xpиcтиaнcкoй любви кaждый чeлoвeк ecть бpaт вo Xpиcтe. Xpиcтoвa любoвь ecть yзpeниe бoгocынoвcтвa кaждoгo чeлoвeкa, oбpaзa и пoдoбия Бoжьeгo в кaждoм чeлoвeкe. Чeлoвeк пpeждe вceгo дoлжeн любить Бoгa. Этo - пepвaя зaпoвeдь. A зa нeй cлeдyeт зaпoвeдь любви к ближнeмy. Любить чeлoвeкa толькo пoтoмy и вoзмoжнo, чтo ecть Бoг, eдиный Oтeц. Eгo oбpaз и пoдoбиe мы дoлжны любить в кaждoм чeлoвeкe. Любить чeлoвeкa, ecли нeт Бoгa, знaчит чeлoвeкa пoчитaть зa Бoгa. И тoгдa пoдcтepeгaeт чeлoвeкa oбpaз чeлoвeкoбoгa, кoтopый дoлжeн пoглoтить чeлoвeкa, пpeвpaтить eгo в cвoe opyдиe. Taк нeвoзмoжнoй oкaзывaeтcя любoвь к чeлoвeкy, ecли нeт любви к Бoгy. И Ивaн Kapaмaзoв говopит, чтo любить ближнeгo нeвoзмoжнo. Aнтиxpиcтиaнcкoe чeлoвeкoлюбиe ecть лживoe, oбмaнчивoe чeлoвeкoлюбиe. Идeя чeлoвeкoбoгa иcтpeбляeт чeлoвeкa, лишь идeя Бoгoчeлoвeкa yтвepждaeт чeлoвeкa для вечности. Бeзбoжнaя, aнтиxpиcтиaнcкaя любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy - цeнтpaльнaя тeмa «Лeгeнды o Beликoм Инквизиторе » . Mы eщe вepнeмcя к нeй. Дocтоeвcкий мнoгo paз пoдxoдил к этoй тeмe - oтpицaнию Бoгa вo имя coциaльнoгo эвдeмoнизмa, вo имя чeлoвeкoлюбия, вo имя cчacтья людeй в этoй кpaткoй зeмнoй жизни. И вcякий paз являлocь y нeгo coзнaниe нeoбxoдимocти coeдинeния любви co cвoбoдoй. Coeдинeниe любви co cвoбoдoй дaнo в oбpaзe Xpиcтa. Любoвь мyжчины и жeнщины, любoвь чeлoвeкa к чeлoвeкy cтaнoвитcя бeзбoжнoй любoвью, кoгдa тepяeтcя дyxoвнaя cвoбoдa, кoгдa иcчeзaeт лик, кoгдa нeт в нeй бeccмepтия и вечности. Hacтoящaя любoвь ecть yтвepждeниe вeчнocти.

Нынешний год проходит под знаком великого русского писателя Достоевского. В феврале исполнилось 130 лет со дня смерти, а в ноябре будет отмечаться 190-летие со дня его рождения. Чем не повод поразмышлять о судьбе Федора Михайловича, его путеводной зв

Он был сложным человеком: нервный, рассеянный, неуверенный в себе, страдающий припадками эпилепсии, к тому же страстный игрок. Неудивительно, что с женщинами у него были вечные проблемы. Сначала безумная влюбленность в Авдотью Панаеву, из-за которой он терпел постоянные насмешки в салонах. А между тем девушка предпочла ему Некрасова. Потом неудачная женитьба на Марье Дмитриевне Исаевой, женщине мелочной, ревнивой, которая воспринимала бедность как постоянное оскорбление, изводила Достоевского упреками и была равнодушна к его творчеству. После смерти жены писатель пережил еще несколько романов, которые не принесли ему ничего, кроме боли и разочарования. Любовные неудачи преследовали Достоевского до тех пор, пока он не встретил Анну Сниткину. Эта последняя любовь, словно в награду за прежние неудачи, стала счастьем его жизни.

Вы, надеюсь, не запьете…

В 44 года Достоевский решился на «эксцентрическую», по его словам, вещь - за 4 месяца написать сразу два романа. Первый – «Преступление и наказание» для журнала «Русский вестник», второй – «Игрок» для издателя Стелловского. С последним у писателя был заключен кабальный договор: тот купил право на издание трех томов сочинений Федора Михайловича и одного нового романа. Достоевского по рукам и ногам связывали обязательства перед журналом. И казалось, времени на создание нового шедевра нет. Именно на это и рассчитывал издатель. В случае несоблюдения договора Достоевский терял все доходы с трех томов на девять лет.

Но Достоевский был редкостным трудоголиком: для выполнения задуманного плана у него было все – талант, желание и умение писать. Не хватало только стенографистки. Ему порекомендовали Анну Сниткину – лучшую ученицу курсов скорописи в Петербурге, дочь мелкого петербургского чиновника. 20-летняя девушка в ожидании встречи с Федором Михайловичем провела ужасную ночь: она не спала, ворочаясь с боку на бок и мечтая о том, каким будет ее первое свидание с великим писателем, «таким умным, столько пережившим». Однако первое впечатление от общения оказалось довольно тягостным. В дневнике она записала: «Показался он мне очень странным: каким-то разбитым, убитым, изнеможенным, больным…» – словом, немолодой человек, снедаемый недугами и заботами. Он никак не мог запомнить ее имя, все время сбивался и переспрашивал и вдруг выдал:

«– Я был рад, когда Ольхин (учитель стенографии. – Прим. ред.) предложил мне девушку, а не мужчину, и знаете почему?

– Почему?

– Да потому что мужчина уж, наверное бы, запил, а вы, я надеюсь, не запьете».

В первую встречу диктовать он не смог и попросил явиться вечером – тут уже стал более разговорчив, расспросил девушку о ее жизни, рассказал о себе, причем поразил какой-то болезненной и, казалось бы, неуместной откровенностью.

Начало общению и сближению было положено. В течение последующих 26 дней, пока Достоевский, спеша и комкая текст, надиктовывал Анне «Игрока», стенографистка успела влюбиться: при всех странностях характера Федора Михайловича гениальность его била, что называется, через край и, к чести двадцатилетней девушки, она это почувствовала. Что же касается писателя, то ему оказалось неожиданно хорошо в обществе спокойной и рассудительной Анечки. Впервые в жизни рядом с ним оказалась не хищница, не мучительница, а готовая понять и сострадать душа, помощница…

30 октября Анна закончила стенографировать «Игрока» и последние страницы «Преступления и наказания». Достоевский через полицию вручил «Игрока» нечистоплотному издателю. Другого выхода не было: Стелловский скрылся из города, строго наказав подчиненным: ничего не принимать от писателя, чтобы не позволить ему выполнить договор.

А 8 ноября произошло объяснение в любви. Достоевский сочинил целый рассказ о пожилом художнике, который полюбил молодую девушку, и закончил этот рассказ следующими словами: «…поставьте себя на минуту на ее место… Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?»

«Лицо Федора Михайловича, – вспоминала Анна Григорьевна, – выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я, наконец, поняла, что это не просто литературный разговор и что я нанесу страшный удар по самолюбию и гордости, если дам уклончивый ответ. Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала: «Я бы вам ответила, что люблю и буду любить всю жизнь». Так Анна Сниткина, отнюдь не принадлежавшая к числу красавиц, зато умная и добрая, стала женой писателя. Их венчание состоялось в Троицком Измайловском соборе, в Петербурге, 15 февраля 1867 года.

Бегство из балагана

Счастье первых дней закончилось очень быстро. Вскоре после их скромной свадьбы неожиданно для Анны Григорьевны раскрылось, что ее муж тяжело болен падучей болезнью. «Мы делали «свадебные визиты», – вспоминала Анна, – вечер (мы) поехали провести у моей сестры. Весело поужинали... Федор Михайлович был чрезвычайно оживлен и что-то интересное рассказывал моей сестре. Вдруг он прервал на полуслове свою речь, побледнел, привстал с дивана и начал наклоняться в мою сторону. Я с изумлением смотрела на его изменившееся лицо. Но вдруг раздался ужасный, нечеловеческий крик... Впоследствии мне десятки раз приходилось слышать этот «нечеловеческий» вопль, обычный у эпилептика в начале приступа. И этот вопль меня всегда потрясал и пугал. Но тогда, к моему удивлению, я нисколько не испугалась, хотя видела припадок эпилепсии первый раз в жизни...»

Через несколько месяцев после свадьбы скончался брат Достоевского Михаил. И все его семейство во главе с безутешной вдовой Эмилией переехало к писателю. Ситуация обострялась наличием крайне вредного пасынка Паши (сына первой жены). Семейный очаг превратился в балаган. В доме всегда толпились племянники, приходили какие-то родственники, все клянчили деньги. Однажды Достоевский холодным декабрьским днем вернулся в легком осеннем пальто, в котором страшно мерз. Заложить шубу его уговорили Эмилия и Паша, которым в очередной раз понадобились деньги. Но намного больше, чем корыстные интересы новоявленных родственников, ее пугало другое: родственники всеми силами старались убедить Федора Михайловича, что молодой жене скучно со стариком. Она решила во что бы то ни стало спасти свой брак. Единственным выходом из положения было – увезти Достоевского куда-нибудь подальше от назойливых приживалов. Куда-нибудь за границу. В своем дневнике Анна писала: «Чтобы спасти нашу любовь, необходимо хоть на два-три месяца уединиться… Я глубоко была убеждена, что тогда мы с мужем сойдемся на всю жизнь и никто нас более не разлучит. Но откуда нам взять денег на эту столь необходимую поездку? – раздумывала я, и вдруг одна мысль промелькнула у меня в голове: «А что, не пожертвовать ли мне ради поездки всем своим приданым?» Мой план – заложить все мои вещи». Она отдала в залог новую мебель, рояль, меха, золотые и серебряные вещи, выигрышные билеты. И чета Достоевских отправилась в Европу.

Полоса несчастий

Уезжали на несколько месяцев, а вернулись через четыре года. «За это время произошло много радостных событий в нашей жизни, и я буду вечно благодарить Бога, что он укрепил меня в желании уехать за границу. Там началась для нас с мужем новая, счастливая жизнь», – писала Анна. Отчасти это было правдой. Только на пути к счастью им пришлось преодолеть многое: безденежье, нужду, болезнь и тяжелый характер бывшего каторжника Достоевского… Из дневника Анны Григорьевны мы узнаем, что когда супруги были в Дрездене, Федор Михайлович получал последние, перед окончательным разрывом, письма от прежней возлюбленной Аполлинарии Сусловой, и письма эти попали в руки Анны Григорьевны. «Мне было холодно, я дрожала и даже плакала, – пишет она. – Я боялась, что старая привязанность возобновится и что любовь его ко мне исчезнет. Господи, не посылай мне такого несчастья. Я была ужасно опечалена. Как подумаю об этом, у меня сердце кровью обольется! Господи, только не это, мне слишком тяжело будет потерять его любовь». Другою тяжкою скорбью для четы Достоевских была смерть 3-месячного первенца 24 мая 1868 года. И поистине тяжелым крестом для них стала страсть Достоевского к игре.

Исцеление игрока

Достоевский брал их общие деньги, проигрывал, слезно просил простить его, на следующий день все повторялось заново… О пагубной страсти Федора Михайловича свидетельствуют дневниковые записи Анны и письма супругов друг другу.

«Прошло недели три нашей дрезденской жизни, – пишет Анна Достоевская, – как однажды муж заговорил о рулетке (мы часто с ним вспоминали, как вместе писали роман «Игрок») и высказал мысль, что если бы в Дрездене он был теперь один, то непременно бы съездил поиграть на рулетке... Я стала уговаривать мужа поехать в Гамбург на несколько дней...»

«Аня, милая, друг мой, жена моя, прости меня, не называй меня подлецом! – писал Достоевский Анне 12 мая 1867 года. Из Гамбурга – в Дрезден. – Я сделал преступление, я все проиграл, что ты мне прислала, все, все, до последнего крейцера, вчера же получил и вчера проиграл. Аня, как я буду теперь глядеть на тебя, что скажешь ты про меня теперь! Один твой суд мне и страшен! Можешь ли, будешь ли ты теперь меня уважать!.. Ведь этим весь брак наш поколебался. (...) Я так верил в небольшой выигрыш... теперь, после такого урока, я вдруг сделался совершенно спокоен за мою будущность. Теперь работа и труд, работа и труд, и я докажу еще, что я могу сделать!..Аня, только бы любви твоей мне не потерять».

И снова дневниковая запись Анны – 7 июля 1867 года в Баден-Бадене: «За обеды не заплачено за 3 дня, а завтра придется платить за квартиру, но чем?.. Федя заложил по дороге свое обручальное кольцо за 20 франков, но, как назло, не взял ни одного удара... полежал несколько времени очень грустный и пошел на рулетку, взяв с собою мое обручальное кольцо».

26 июля 1867 года она пишет: «В 12 часов пришел Josel (портной, принимавший в заклад одежду. – Ред.), Федя отдал ему свой фрак, жилет и брюки и пальто... Федя отправился на рулетку, где и проиграл (четыре флорина)... сегодня (он) был в удивительно смешливом состоянии, все время хохотал ужасно. Мы всегда так: когда у нас горе, то мы с ним хохочем, как сумасшедшие».

Находясь в Женеве, 6 ноября 1867 года Анна получает письмо от Достоевского из Саксон ле Бен: «Аня, милая, бесценная моя, я все проиграл, все, все! О, ангел мой, не печалься и не беспокойся! Будь уверена, что теперь настанет наконец время, когда я буду достоин тебя и не буду более тебя обкрадывать, как скверный, гнусный вор! Теперь роман, один роман спасет нас!.. Никогда, никогда я не буду больше играть...».

4 декабря 1867 года Анна Григорьевна делает в дневнике такую запись: «Ходила закладывать два шелковых платья, получив деньги, сказала, что будто бы это прислала мне мама...»

Что бы ни случилось в их жизни, ни тени попрека или разочарования не увидел на лице жены Федор Михайлович за четыре года на чужбине и в конце концов понял, какое сокровище рядом с ним. В эти годы он и полюбил Анну всем сердцем: «Если б вы знали, что жена для меня теперь значит! Я ее люблю, и она говорит, что счастлива!»

Любовь превозмогла все, даже пагубную страсть Достоевского к игре. Глядя на свою святую жену, он вдруг раз и навсегда бросил играть. Анна Достоевская писала: «Конечно, я не могла сразу поверить такому громадному счастью, как его охлаждение к игре на рулетке. Ведь он много раз обещал мне не играть и не в силах был исполнить своего слова. Однако счастье это осуществилось, и это был действительно последний раз... он внезапно и навсегда исцелился».

Снишься даже днем

Анна вернулась из Европы другим человеком: уверенной в себе, счастливой женщиной, матерью двоих детей – дочери Любы и сына Феди. Она стала вести финансовые дела мужа, причем делала это столь блестяще, что Достоевскому наконец-то удалось выплатить долги. Она была для него всем: издателем, банкиром, корректором, стенографисткой, женой, любовницей и матерью. Их брак стал союзом людей, понимающих друг друга, друг другу доверяющих, одинаково смотрящих на вещи и, что немаловажно, слиянием не только душ, но и тел – достаточно взглянуть на простодушно-страстные письма Федора Михайловича к жене.

Достоевский – Анне Достоевской. Из Эмса (куда он уехал для лечения 4 июня 1874 года) – в Старую Руссу:

«Анька, идол мой, милая, честная моя…, не забудь меня. А что идол мой, Бог мой – так это так! Обожаю каждый атом твоего тела и твоей души, и цалую всю тебя, всю...»

«(...) письмо твое до того меня тронуло, что я чуть не заплакала. Как я благодарна тебе и как я счастлива твоим письмом. Дорогой мой, я горжусь твоей любовью чрезвычайно, но часто думаю, что совсем не заслужила такой любви. Я такая обыкновенная женщина, золотая середина, с мелкими капризами и требованиями и имеющая разве одно достоинство, что искренно и беззаветно вас всех люблю четверых. И вдруг меня любит самый великодушный, благородный, чистый, честный, святой человек!»

«Приеду, зацалую тебя. А ты мне снишься не только во сне, но и днем. ...Я убедился, Аня, что я не только люблю тебя, но и влюблен в тебя и что ты единая моя госпожа, и это после 12 лет! Да и в самом земном смысле говоря, это тоже так, несмотря на то, что ведь, уж конечно, ты изменилась и постарела с тех пор, когда я тебя узнал еще девятнадцати лет. Но теперь, веришь ли, ты мне нравишься и в этом смысле несравненно более, чем тогда. Это бы невероятно, но это так... Цалую тебя... в мечтах моих всю... взасос...»

Они прожили 14 счастливых лет – до того дня, когда у Федора Михайловича случился разрыв легочной артерии. Перед смертью он взял жену за руку и прошептал в последний раз, что любит ее.

«До» и «после»

За 14 лет жизни с Достоевским Анна Григорьевна испытала немало обид, тревог и несчастий, но никогда не жаловалась на свою судьбу. Она всем жертвовала для супруга, взяла на себя обязанности секретарши и казначея, переписывала его романы, была их первым читателем и критиком и корректором, не спала ночами, чтоб выслушать новую главу или проект нового произведения, утешала его во время припадков тоски, болезни, страха смерти, безропотно сносила взрывы его ревности и придирки. Это был настоящий подвиг, и она себя ему посвятила, как идут в монахини – до конца.

Толстой сказал про Анну Григорьевну: «Многие русские писатели чувствовали бы себя лучше, если бы у них были такие жены, как у Достоевского».

Жизнь этой удивительной женщины четко поделена на «до» и «после». 20 лет Аня Сниткина прожила до встречи с Достоевским. Вся оставшаяся жизнь, 14 лет рядом с Достоевским и 37, посвященных его памяти, – была после. Анна Григорьевна пережила четырех царей, была современницей трех революций. Весной 1917 года она уехала с внуками и невесткой из голодного Петрограда в Адлер, затем перебралась в Ялту. Временами, когда отступали приступы лихорадки, пыталась работать. 21 июня 1918 года ее не стало. В памяти людей она осталась воплощением идеальной жены гения. И олицетворением чуда всепоглощающей любви.

Давая своим произведениям жанровые обозначения, Достоевский, безусловно, следует тому смыслу слова, который несет оно само, а не тому, который навязывается слову в попытках литературных критиков дать определение жанра. Именно в силу этого его ранние произведения, названные им романами, столь часто претерпевали жанровые переименования. Оставляя в стороне сам характер переименования, который чрезвычайно интересен как всякое закономерное искажение и мог бы послужить темой отдельного исследования, сосредоточимся на тех особенностях произведений писателя, которые, оставляя роман романом, который у них , все же определенным образом преобразуют сам характер этого романного отношения, подготовляя тот радикальный поворот, который, не изменив уже характера романного отношения, изменит его качество, развернет это отношение из горизонтали в вертикаль.

Если прочитать подряд произведения Достоевского, написанные до конца 1849 года, в глаза бросается одна странность в построении сюжета, присущая почти всем им: везде присутствует любовная интрига, но это какая-то странная любовная интрига. Вглядевшись, замечаешь, что традиционная любовная интрига также присутствует, но занимает скорее периферию повествования, оттеняя те странные отношения героев, которые и становятся собственно предметом изображения Достоевского.

Наиболее характерна, пожалуй, ситуация «Двойника», где любовный сюжет, героиней которого является Клара Олсуфьевна, – лишь фальшивка, а истинная любовная драма разворачивается между Голядкиным-старшим и Голядкиным-младшим, то есть – внутри одного персонажа, способного любить лишь себя самого и за это обреченного испытать все страдания отвергнутой и обманутой любви – к себе самому.

Любовь в привычном, «романическом», как говорил Достоевский, значении этого слова проходит как бы краем его ранних произведений, самим существованием своим лишь акцентируя то, что разворачивается перед читателем, лишь подчеркивая, что разворачивается перед ним нечто иное. Такова в «Бедных людях» история Вареньки с господином Быковым, таково и множество мелочей, рассыпанных в этом романе, создающих его атмосферу (вернее – не атмосферу романа, а атмосферу, в которой «происходит» «роман»: для «насельников» романного пространства – мелочей, бросающих на него ложные тени, для читателей – мелочей, высвечивающих по контрасту его непохожесть и инаковость). Множество: от имен прислуги – Терезы и Фальдони – этих несчастных любовников грустной повести Леонара, живущих как кошка с собакой в квартире, где нанимает Макар Девушкин, до литературных упражнений Ратазяева.

Такова позднейшая семейная жизнь героини «Слабого сердца», такова любовная история Настеньки в «Белых ночах», любовная интрига в «Маленьком герое».

В сущности, единственное отступление от этого «правила» ранних произведений Достоевского мы находим лишь в «Хозяйке», но возможно, что и там это отступление лишь по видимости.

Очевидно, что в человеческих отношениях писателя занимает нечто иное – не романические связи в привычном тогда понимании. И однако связи, которые его занимают, очень даже могут быть положены в основу романа, хотя определенным образом и преобразуют жанр. Преобразуют его так, как только жанр и может быть преобразован – при полном сохранении формального отношения и при радикальном переосмыслении его содержания.

В ХХ веке в России слово «любовь» однозначно вызывало в ответ либо мечтательный взор, либо стыдливое хихиканье. Были, конечно, еще «любовь к Родине», «любовь к партии» (скажем), но они так и воспринимались – в одно слово: «любовь-к-партии», и это было совсем другое слово, чем «любовь». В XIX веке таким же одним словом была, например, «любовь-к-человечеству» или, вернее, «любовь-к-страдающему-человечеству». Но любовь одна, сама по себе и тогда уже значила во все более секуляризованной и эмансипирующейся от влияния Церкви культуре нечто вполне определенное и, мягко говоря, не вполне адекватное евангельскому смыслу этого слова. Причем неадекватность присутствовала в равной степени и в «романическом», и в «моралистическом» его употреблении, разумеющем под «любовью к ближнему» нечто в высшей степени бесчувственное. Условно говоря, толстовская графиня Лидия Ивановна («Анна Каренина»), произносящая слово «любовь», так же далека от его евангельского смысла, как «грек из Одессы, еврей из Варшавы, юный корнет и седой генерал».

Проблема той или не той, такой или не такой любви будет стоять перед Достоевским на протяжении всего его творчества и будет решаться в каждом из пяти великих романов, хотя и сформулируется с очевидностью лишь в «Братьях Карамазовых» в характерной сцене, где Федор Павлович, утверждая, что «простятся ей грехи мнози за то, что возлюбила много», с привзвизгом оспаривает возражение монахов, что, мол, Христос не за такую любовь простил: «за такую, за эту самую, монахи, за эту!» (14, 69). Это его настаивание весьма небессмысленно, но сейчас речь пойдет не о том. Меня поразило, что молодой Достоевский, до всякого опыта каторги и до «перерождения убеждений», начинает свою литературную карьеру с того, что ставит в центр своих произведений «другую» любовь.



Не знаю, обращалось ли внимание на созвучие в названиях «Бедных людей» Достоевского и «Бедной Лизы» Карамзина. Наверное, обращалось. Как все помнят, программным выводом из произведения Карамзина было то, что «и крестьянки любить умеют». В своем первом романе Достоевский не просто провозглашает, что и чиновники любить умеют. Он утверждает, что они умеют любить иначе .

Принято считать, что в «Бедных людях» Девушкин унижен до того, что и любить не смеет, и что только на последних страницах звучит вопль его не выдержавшего притворства сердца, сказавшегося, наконец, в открытых словах, выговорившего свою тайную страсть. Да, именно страсть, ибо в такой любви подозревают бедного Макара искушенные читатели. Но речь, видимо, идет о чем-то ином, и на это иное указывают даже имена главных героев. Уже фамилией пытается Достоевский защитить Макара от подозрений. Но и весь комплекс имен составлен так, что с очевидностью выявляет причастность героев иной стране, иному миру, где живет иная любовь. Макар (греч .) значит «блаженный», «счастливый», русское же бытование имени тесно связано с пословицей, переводимой в романе «Бесы» Степаном Трофимовичем на французский язык как «в стране Макара и его телят», и обозначающей некое весьма отдаленное место, но не дурное – ибо в дурное, коим грозятся, «Макар телят не гонял». Макару – этакому аркадскому пастушку по-русски – соответствует Варенька Доброселова, хоть и варварка, но поселившаяся в добром месте Макаровой страны. Свидетельством того, что все так и обстоит, являются впечатления Вареньки от поездки на острова: «Вчера вы так и смотрели мне в глаза, чтоб прочитать в них то, что я чувствую, и восхищались восторгом моим. Кусточек ли, аллея, полоса воды – уж вы тут; так и стоите передо мною, охорашиваясь, и все в глаза мне заглядываете, точно вы мне свои владения показывали » (1, 46).

Впечатление же страстной любви возникает (кроме естественной предрасположенности определенной литературой воспитанного читателя) из-за языковых сложностей, «слога», которым не владеет аркадский житель, вынужденный пользоваться языком места своего реального обитания. «Другая» любовь, не имея своего языка и поначалу не подозревая о смысловой неадекватности, говорит словами «любви страстной».

В этом смысле характерны «литературные сюжеты» «Бедных людей», начинающиеся задолго до знаменитой полемики Девушкина и Пушкина с «Шинелью» Гоголя. Начиная с первого письма, язык Макара питается доступной ему литературной продукцией, переосмысливая ее часто с точностью до наоборот, извлекая собственные мысли из чужих и чуждых сочинений. Он обладает способностью вычитывать Божеское из человеческого, как обладала способностью героиня знаменитого чеховского рассказа «На святках» вычитывать человеческое из фельдфебельской белиберды – читать как бы мимо написанного, но, на самом деле, именно то, что хотел донести – во втором случае – автор письма, в первом случае – сам Автор языка – мимо неудачного исполнителя.

«Я даже и помечтал сегодня довольно приятно, и все об вас были мечтания мои, Варенька, – пишет Девушкин. – Сравнил я вас с птичкой небесной на утеху людям и для украшения природы созданной.Тут же подумал я, Варенька, что и мы, люди, живущие в заботе и треволнении, должнытоже завидовать беззаботному и невинному счастию небесных птиц, – ну и остальное все такое же, сему же подобное; то есть я все такие сравнения отдаленные делал. У меня там книжка есть одна, Варенька, так в ней то же самое, все такое же весьма подробно описано. Я к тому пишу, что ведь разные бывают мечтания, маточка. А вот теперь весна, так и мысли все такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные; все в розовом цвете. Я к тому и написал это все; а, впрочем, я это все взял из книжки. Там сочинитель обнаруживает такое же желание в стишках и пишет: “Зачем я не птица, не хищная птица !”» (1, 14).

«Беззаботное и невинное счастие небесных птиц» Макара Девушкина и желание неведомого сочинителя стать «хищной птицей» примерно и соотносятся как «другая» любовь произведения Достоевского и «традиционная» любовь его (этого произведения) литературного контекста.

Мы присутствуем при освоении героем языкового и культурного пространства, производящего на него при первом столкновении впечатление какофонии: «Прежде ведь я жил таким глухарем, сами знаете: смирно, тихо; у меня, бывало, муха летит, так и муху слышно. А здесь шум, крик, гвалт!» (1, 16). Не мудрено, что привыкнув «слушать муху», он не сразу может разобраться в одновременно звучащих со всех сторон голосах, не умеет вычленить из окружающего действительно сродную ему мысль, улавливает лишь слово и, вкладывая в слово внятный ему смысл, оказывается за сто миль от идеи «автора».

С этой растерянностью Девушкина связана проходящая через весь роман проблема «слога». «Слога» нет именно потому, что герой пытается выражать свое чувство первыми найденными словами, не выражающими, на самом деле, а затемняющими и искажающими то, что он хочет донести до адресата. Поэтому все свои стремления и упования он так странно, на первый взгляд, связывает со «слогом». «Слог» должен всем (и самой Вареньке) «доказать» и объяснить истинное их отношение друг к другу, «слог» должен спасти Вареньку от господина Быкова, то есть «слог» должен вернуть словам тот их истинный смысл, который забыт людьми, и без которого истинное существование человека оказывается невозможным.

Еще одна идея Достоевского становится ясна при попытке различения «романической» и «другой» любви. Это идея сатирического , определяемого Девушкиным следующим образом: «Постойте, я вас потешу, маточка; опишу их в будущем письме сатирически, то есть как они там сами по себе , со всею подробностию» (1, 16). Это определение замечено и подробно разобрано Штейнбергом в его блистательной работе «Система свободы Достоевского». Из разбора не понятно только одно: что же во всем этом, собственно, смешного?

Казалось бы, что скорее чувства «маленького героя» или мечтателя из «Белых ночей» могли бы быть названными «самими по себе», ибо принадлежат лишь их носителям, не приводя к соединению с возлюбленными, как в случае любви «романической». Но, оказывается, в «иной» любви этого и не требуется. Именно в том, что принято называть «любовью», любимый втягивается в орбиту любящего как объект любви, низводясь до положения предмета (недаром и выражение «мой предмет» в смысле «возлюбленный»). Чувства как бы замыкаются в сфере личности, оставляя человека «самого по себе». «Другая» любовь, видимо, тем и интересна Достоевскому, что выводит человека из этого состояния.

В этом смысле весьма симптоматично принятие Девушкиным пушкинского Самсона Вырина и решительный бунт против гоголевского Акакия Акакиевича. В сущности, отношение Девушкина к двум указанным персонажам предсказано и объяснено задолго до их появления в поле его зрения – в его втором письме к Вареньке.

В своем ответе на первое письмо Девушкина Варенька оставляет его с его чувствами «самого по себе», не принимая и не разделяя их, а лишь наблюдая без понимания и проникновения, отчего человек немедленно становится смешон.

«И право, я сейчас же по письму угадала, что у вас что-нибудь да не так – и рай, и весна, и благоухания летают, и птички чирикают. Что это, я думаю, уж нет ли тут и стихов? Ведь, право, одних стихов и недостает в письме вашем, Макар Алексеевич! И ощущения нежные, и мечтания в розовом цвете – все здесь есть! Про занавеску и не думала; она, верно, сама зацепилась, когда я горшки переставляла; вот вам!» (1, 18).

Последняя фраза окончательно разъясняет сущность «сатирического» изображения. Насмешку вызывает жест без встречного жеста, движение без встречного движения, замирающее в пустоте. В данном случае такое движение еще и невольно спровоцировано завернувшейся, будто по уговору, занавеской. Как если бы человек, идущий вам навстречу, поднимал руки, будто бы для объятия, вы кидались бы ему навстречу, простирая руки, а он, всего-навсего, хотел потянуться. Эффект возникает именно сатирический: это одновременно смешно – со стороны, и страшно оскорбительно – для ошибившегося и оставленного со своими чувствами «самим по себе». Намеренные провокации такого рода всю жизнь занимали Достоевского; это, например, переходящий из произведения в произведение сюжет «лезет целоваться, а сам подставляет щеку».

Интересно, что такое несовпадение жестов возможно лишь в случае любви «романической», понятно и почему: «другая» любовь, заботясь лишь о том, на кого направлена, делает встречное движение не необходимым. Образно говоря, у «романической» любви «короткий» жест, обязательно требующий жеста встречного: смешон протянувший руку для рукопожатия и оставшийся в этой позе, не получив руки в ответ, но не смешон гладящий по голове, даже если голова и вывернулась из-под руки. Смешон отвергнутый любовник, но трогателен отвергнутый отец.

Девушкин все это прекрасно чувствует. В ответном письме он разводит эти два случая, утверждая, что «заблудился в собственных чувствах» и нес «околесину» (1, 19), а затем – что его просто не поняли. (Действительно, заблудился он не столько в чувствах, сколько в «слоге», то есть в способах выражения чувств). Начиная письмо, он описывает ситуацию, когда бы Варенькина «сатира» была «по существу»: «Впрочем, сам виноват, кругом виноват! Не пускаться бы на старости лет с клочком волос в амуры да в экивоки…» Но тут же объясняет, что ситуация-то другая: «И в чувствах-то вы моих ошиблись, родная моя! Излияние-то их совершенно в другую сторону приняли. Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь, Варвара Алексеевна; ибо я занимаю у вас место отца родного, по горькому сиротству вашему; говорю это от души, от чистого сердца, по-родственному» (1, 19).

Отношение Девушкина к «Станционному смотрителю» и «Шинели», в сущности, аналогично, и аналогично даже на чисто «сюжетном» уровне: Самсона Вырина, с которым герой себя готовно отождествляет, одушевляют отцовские чувства. Что касается Акакия Акакиевича – напротив: кажется, из критиков и исследователей Гоголя только ленивый не прошелся так или иначе по поводу его «романа» с шинелью. Здесь и «объектность» любви и отсутствие встречного жеста – за его абсолютной невозможностью – доведены до своего высшего проявления.

Суть ужаса, внушаемого Девушкину гоголевским персонажем, именно в полной оставленности человека «самого по себе». Он и обвиняет Гоголя как раз в холодном подглядывании, ограничивающемся рамками предмета изображения, исключающем из картины встречные чувства и людей, и Бога, обрубающем жест героя и потому неизбежно сатирическом. Здесь Гоголь упрекается в том, что, как и Варвара Алексеевна, осмеивает им же спровоцированный и оставленный без ответа, а потому неизбежно смешной жест героя. Только Гоголь – наивный провокатор, и не подозревающий своей вины, а потому и возможности другого, человеческого истолкования жеста, – и вследствие этого особенно чудовищный. Пожалуй, действительно, единственное, что здесь остается – это «формально жаловаться» (1, 63).

Что дело обстоит именно так, то есть, что Девушкину требуется продленный жест героя и встречный жест, «не замеченный» (или не сделанный) автором, видно из того, каким образом он предлагает «поправить» гоголевскую повесть: «Поместил бы, например, хоть после того пункта, как ему бумажки на голову сыпали: что вот, дескать, при всем этом он был добродетелен, хороший гражданин, такого обхождения от своих товарищей не заслуживал, послушествовал старшим (тут бы пример можно какой-нибудь), никому зла не желал, верил в Бога и умер (если ему хочется, чтобы он уж непременно умер) – оплаканный » (1, 63).

Кстати, многократно замеченная «кукольность» гоголевских героев тоже проистекает из отсутствия встречного жеста: нет ничего более кукольного и механического, чем человек, протягивающий руку и пожимающий воздух.

Но все это, подчеркиваю, лишь в случае недостаточной «длины» жеста, а у Девушкина – из-за несоответствия «длины» жеста выражающим его словам, «слогу».

Именно поэтому процесс формирования «слога» занимает такое место в «Бедных людях». Здесь «другая» любовь Достоевского ищет свои слова, учится говорить иным, незаимствованным у «романической» любви языком.

Вообще, сама реакция Девушкина на чтение «Станционного смотрителя» напоминает объятие, встречу («это читаешь, – словно сам написал» (1, 59)); а чтение «Шинели» сходно со сталкиванием человека в разверзшуюся перед ним бездну. «Шинель» – обрыв, отсутствие встречного объятия, ввержение в отчаяние; недаром первые слова письма Вареньки, служащего ответом на «отчет» Девушкина о чтении «Шинели», следующие: «Но зачем же было так отчаиваться и вдруг упасть в такую бездну, в какую вы упали, Макар Алексеевич?» (1, 63-64).

В последнем письме «другая» любовь говорит своим языком: она горячая, но не страстная, ревностная, но не ревнивая, укрывающая, но не посягающая. Она – «свет Господень», она – «вся жизнь»: «Я вас, как свет Господень, любил, как дочку родную любил, я все в вас любил, маточка, родная моя! и сам для вас только и жил одних! Я и работал, и бумаги писал, и ходил, и гулял, и наблюдения мои бумаге передавал в виде дружеских писем, все оттого, что вы, маточка, здесь, напротив, поблизости жили. Вы, может быть, этого и не знали, а это все было именно так!» (1, 107). И «слог», как оказывается, и состоит в бесконечном удлинении жеста, в самоотдаче, самопереходе в жест любви: «Ах, родная моя, что слог! Ведь вот я теперь и не знаю, что это я пишу, никак не знаю, ничего не знаю, и не перечитываю, и слогу не выправляю, а пишу только бы писать, только бы вам написать побольше… Голубчик мой, родная моя, маточка вы моя!» (1, 108).

Далее, в главе «Цитата как слово и слово как цитата», я упомяну о том, как удалось Достоевскому восстановить вертикаль мира изнутри секуляризованной культуры, поставив на развернутую в вертикаль горизонталь романтиков образ, еще оплетенный горизонтальными связями и отношениями, но образ Того, Кто только и обеспечивает наличие вертикали. Но и из этого небольшого раздела видно, что самые связи внутри горизонтали начали преобразовываться Достоевским с самого начала его творчества , что и обеспечило в конце концов истинные отношения Бога к человеку и человека к Богу в их романе , который и стал жанровой ситуацией всех великих романов Достоевского.

А.З.Штейнберг . Система свободы Достоевского. YMCA-Press., Paris, 1980. С. 58-60.

Обычно следствием отсутствия встречного жеста и, следовательно, попадания «любящего» в «сатирическое» положение (которое, кстати, именно в таком ключе и разрабатывается в то время Достоевским – «Чужая жена и муж под кроватью») становятся раздражение и ненависть. Но любая любовь, поскольку она – любовь, оставляет еще один выход из смешного положения – удлинение жеста, выведение его за «пределы себя», то есть – самоотдачу. Смешное в этом случае немедленно трансформируется в трогательное.

Каким образом Гоголь производит такое усечение действительности, показывает В.В. Розанов в статье «Как произошел тип Акакия Акакиевича», анализируя анекдот, рассказанный П.В. Анненковым: «“Однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайною экономией и неутомимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200 (асс.). В первый раз, как на маленькой своей лодочке он пустился по Финскому заливу – за добычей , положив драгоценное ружье перед собою на нос, он находился , по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришел в себя только тогда, как, взглянув на нос, не увидал своей обновки . Ружье было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лег в постель и уже не встал: он схватил горячку. Только общею подпиской его товарищей, узнавших о происшествии и купивших ему ружье, возвращен он был к жизни , но о страшном событии он уже не мог никогда вспомнить без смертельной бледности в лице.” Мы почти видим этого чиновничка, конечно получающего крохотное содержание, корпящего над бумагами, людям несравненно беднейшим его духовно нужными, но который в этой глупой действительности, для него созданной, сумел, как бы хоронясь из нее, создать себе новую, осмысленную, до известной степени поэтическую: ведь страсть к охоте – это прежде всего страсть к природе, то есть уже некоторое чуткое к ней внимание, ее живое ощущение. И в этой ненужной своей привязанности, без сомнения по чуткому вниманию уже к нему , к его желанию уйти из города в природу, он никем из окружающих товарищей не осуждается: они не критикуют его раздраженно, не смеются над ним, как посмеялись бы над неуместною затеей и не вознаградили бы утрату ненужной вещи. Из столь же крохотных сбережений своих и, конечно, отказывая через это себе в необходимом, они покупают ему опять ружье! <…> Во всяком случае, в смысле рассказанного в кругу писателей факта не было и тени указания на безжизненность , глухую инертность среды , в которой он совершился; и также ничего не говорило о духовной суженности главного в нем упомянутого лица». В.В. Розанов . Несовместимые контрасты жития. М., 1990. С. 235-236.

Достоевский, когда писал «Бедных людей», этого анекдота не знал. Тем не менее, Девушкин поправляет Гоголя абсолютно адекватно тому, как пересказанный Гоголем сюжет разворачивался в действительности. То есть автор и герой «Бедных людей» полностью понимают, какого рода искажению подвергается действительность в творчестве Гоголя. Понимают они и то, что такое искажение действительности в художественном произведении вовсе не безобидно, и для действительности «первичной» не проходит без последствий. Гоголь создает как бы новый жанр «обрезанного отношения», оставляющего человека «самого по себе», который действительность немедленно начнет копировать.

Розанов и это увидел. В статье «Пушкин и Гоголь» он указал на этот переход читательской позиции по отношению к произведениям Гоголя в человеческую позицию по отношению к действительности, на превращение читательской позиции в человеческую позицию в действительности. «Мир Гоголя – пишет он – чудно отошедший от нас вдаль мир, который мы рассматриваем как бы в увеличительное стекло; многому в нем удивляемся, всему смеемся, виденного не забываем; но никогда ни с кем из виденного не имеем ничего общего, связующего, и – не в одном только положительном смысле, но также – в отрицательном». И далее: «Непреодолимою преградою незабываемые фигуры Гоголя разъединили людей, заставляя их не стремиться друг к другу, но бежать друг от друга, не ютиться каждому около всех, но от всех и всякому удаляться. Его восторженная лирика, плод изнуренного воображения, сделала то, что всякий стал любить и уважать только свои мечты, в то же время чувствуя отвращение ко всему действительному, частному, индивидуальному. Все живое не притягивает нас более, и от этого-то вся жизнь наша, наши характеры и замыслы, стали так полны фантастического». И делает примечание к сказанному: «С Гоголя именно начинается в нашем обществе потеря чувства действительности , равно как от него же идет начало и отвращения к ней ». Указ. изд . С. 232-233.

Удивительно, что так же, как Девушкин поправляет Гоголя, восстанавливая связи героя с окружающим и тем возвращая его к жизни, оживляя механизированную Гоголем фигуру, Достоевский «поправит» Гольбейна, восстановив на «романной иконе» присутствие удаленных с картины учеников и женщин, погребающих и оплакивающих возлюбленного Учителя (см. главу «Образы и образа», раздел «Идиот»). И тем вернет к жизни «мертвого Христа» Гольбейна.

В «Дневнике писателя» за 1873 год, в главе «Влас», Достоевский, обосновывая сердечное, «бессознательное» знание народом Христа, характерно напишет: «Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания» (21, 38).

Цитата как слово и слово как цитата: