Здравствуйте, уважаемые читатели блога сайт. Художественная литература успешно пользуется приёмами и средствами, зародившимися в недрах других видов искусства: музыки, живописи, архитектуры.
Что такое гротеск и история этого термина
Гротеск – это средство художественной выразительности, объединяющее в причудливых, поражающих воображение образах простое и сложное, высокое и низкое, комическое и трагическое. Основа гротеска – контраст.
Нескольких противоположных начал порождает любопытные формы и представления, как, например, образы говорящих кукол или маленьких уродцев, вроде Крошки Цахеса в сказках Э. Т. Гофмана.
В этих персонажах нет ничего традиционно кукольного. Они не умиляют, не вызывают желания позаботиться о себе, а наоборот, вселяют ужас, отвращение или недоумение, лишь через некоторое время сменяющееся более тёплыми чувствами.
Слово «гротеск» происходит от французского «grotesque» («причудливый , смешной»). Как сообщает этимологический словарь М. Фасмера, в основе лежит итальянское «grotta» («пещера»).
В XV столетии существовало определение «гротовый», относившееся к живописи и архитектуре с причудливыми элементами животного и растительного орнамента. Подобные декоративные фрагменты были обнаружены в римских катакомбах. Предполагают, что по времени создания они относятся к эпохе правления императора Нерона.
Поразительная живопись подземных пещер породила моду на сочетание странных персонажей и фигур в убранстве жилищ, отделке мебели, посуды, украшений. Дракон, держащий в зубах виноградную лозу, грифон с яблоком в лапе, двухголовый лев, перевитый плющом, – это типичные образы гротескного искусства .
Гротеск в литературе – это комический приём, необходимый, чтобы подчеркнуть абсурдность происходящего, обратить внимание читателя на нечто важное, скрывающееся за смешным, на первый взгляд, явлением.
В отличие от , которая тоже склонна к преувеличениям, гротеск доводит ситуацию до крайности, делая сюжет абсурдным . В этой-то абсурдности и кроется ключ к пониманию образа.
Литература отличается от других видов искусства тем, что её содержание нельзя увидеть или потрогать, но можно представить. Поэтому гротескные сцены литературных произведений всегда «работают» на то, чтобы разбудить воображение читателя.
Примеры гротеска в литературе
Анализируя опыты со времён Аристофана до наших дней, можно сделать вывод, что гротеск – это отражённое в литературе социальное зло, заключённое в оболочку смеха .
В комедии «Лягушки», принадлежащей великому греческому драматургу, высмеиваются вещи серьёзные: судьба души после смерти, политика, стихосложение, общественные нравы. Персонажи попадают в царство мёртвых, где наблюдают спор между великими афинскими трагиками: Софоклом и недавно умершим Еврипидом.
Поэты ругают друг друга, критикуя старый и новый способ сложения стихов, а заодно и пороки современников. Вместо классического античного хора, который обычно сопровождал реплики героев, у Аристофана появляется хор лягушек, чьё кваканье звучит как смех.
Яркий пример гротеска – повесть Н. В. Гоголя «Нос» . Орган обоняния отделяется от своего хозяина и начинает самостоятельную жизнь: отправляется на службу, в собор, гуляет по Невскому проспекту.
Самое интересное, что Нос воспринимается окружающими как вполне серьёзный господин, а вот покинутый им майор Ковалёв не может выйти из дому. Получается, что обществу важен не человек, а его атрибуты: чин, статус, облик. Гротескный образ разгулявшегося носа
На гротеске построены сатирические сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина . Например, герой одноимённого произведения Карась-идеалист олицетворяет философствующего интеллигента, оторванного от реальной жизни. Карась проповедует всеобщую любовь и равенство, тогда как хищные рыбы продолжают глотать мелкую рыбёшку.
Думая отговорить щуку от поедания себе подобных, идеалист гибнет. Его попытка пойти против законов природы комична, но за ней скрывается глубокая печаль от осознания этой истины.
Однако не все исследователи считают гротеск исключительно комическим приёмом. В произведениях М. А. Булгакова сталкиваются столь мощные и фантастические образы, что смеяться над ними вряд ли придёт кому-то в голову.
«Роковые яйца » и «Собачье сердце » посвящены экспериментам человека над природой. Во всё ли нам дозволено вмешиваться? Какими могут быть последствия научных опытов? Эти вопросы всё более актуальны в эпоху клонирования и креоники. Гротески Булгакова пугают, предостерегают, своей зловещей достоверностью напоминая гравюры Гойи.
Гротеск в зарубежной литературе
Кроме уже упомянутых Аристофана и Гофмана, среди зарубежных писателей приёмом столкновения высокого и низкого пользовались Ф. Рабле, С. Брандт, Дж. Свифт. В ХХ веке непревзойдённым мастером гротеска стал немецкоязычный писатель Ф. Кафка .
Герой новеллы «Превращение » Грегор Замза просыпается и обнаруживает, что стал огромным насекомым. Попробовав перевернуться на другой бок, он понимает, что больше этого не может.
Любящий сын и брат, Грегор зарабатывал деньги для всей семьи, а теперь он оказывается ненужным. Близкие относятся к гигантской сороконожке с отвращением. Они не заходят в комнату Грегора, только сестра изредка приносит ему еду.
Постепенно отвращение к странному существу возрастает. Никто не догадывается, как «оно» страдает, слыша, как мать и отец обсуждают по вечерам возникшие проблемы. Однажды вечером сестра предлагает сыграть на пианино новым жильцам. Привлечённый звуками музыки из гостиной, герой выползает из своего убежища. Весёлая компания шокирована, выходит скандал.
Мучимый голодом, ранами и одиночеством, Грегор медленно умирает. Семья облегчённо выбрасывает из комнаты высохшее тельце насекомого. Родители замечают, что, несмотря на все невзгоды, сестра хорошеет.
Фантасмагорическая выдумка Кафки продолжает идею Гоголя о том, насколько мало значит человек, лишаясь своих социальных функций, как мало любви остаётся даже в самых близких людях.
Разговор о гротеске уводит в заветные глубины художественной образности. Этот приём удаётся лишь тем художникам, создания которых порождены долгими годами обдумывания. Вот почему гротеск в литературном произведении неизменно поражает и на всю жизнь остаётся в памяти .
Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога сайт
Вам может быть интересно
Кто такой антагонист Синопсис - это особый вид краткого содержания Что такое сатира вообще и в литературе в частности Что такое фабула и чем она отличается от сюжета Абсурд - это оценочное суждение или философская категория Что такое композиция Что такое драма Что такое повесть Что такое произведение Что такое искусство - его виды и функции Градация в литературе и других сферах - что это такое на примерах
Гротеск это вид условной фантастической образности, демонстративно нарушающий принципы правдоподобия, в котором причудливо и алогично сочетаются не сочетаемые в реальности образные планы и художественные детали. Гротеском были названы орнаменты , обнаруженные в конце 15 века. Рафаэлем при раскопках древнеримских терм Тита. Отличительный признак этих изображений - свободное сочетание живописных элементов: человеческие формы переходили в животные и растительные, фигуры людей вырастали из чашечек цветов, растительные побеги сплетались с химерами и причудливыми строениями. Эти орнаменты упоминает в своей книге Б.Челлини («Жизнь Бенвенуто Челлини», 1558-65), об их особенностях пишет И.В.Гёте, называя их арабесками. Перенесение термина в область литературы и настоящий расцвет этого вида образности происходит в эпоху романтизма Ф.Шлегель в «Письме о романе» (1800) рассматривает гротеск как выражение духа времени, его единственное, наряду с «личными признаниями», романтическое порождение. На гротеск, как на характерную особенность литературы романтической, в отличие от «формы мертвой» - литературы классической, указывает в ставшем манифестом французского романтизма «Предисловии к драме «Кромвель» (1827) В.Гюгх. К проблеме гротеска обращался Ш.Бодлер в статье «О природе смеха и о комическом в пластических искусствах», противопоставив смех как «просто комическое» гротеск как «абсолютно комическому». Особенно популярным термин гротеск стал в 20 веке, первоначально в связи с новаторскими явлениями в театральном искусстве (В.Э.Мейерхольд), впоследствии в связи с распространением идей, выраженных в книге М.М.Бахтина о Ф.Рабле (1965).
Гротеск мог возникать в тех жанрах литературы, где неправдоподобность вымысла была очевидна и автору, и читателю (слушателю). Таковы комические жанры античности (к гротескным произведениям могут быть отнесены комедии Аристофана, «Золотой осел» (2 век), Апулея, юмористические и сатирические произведения эпохи Возрождения, небылицы фольклора. Начиная с 18 века гротеск строится в основном на нарушении принятой системы воспроизведения действительности, с которой фантастика вступает в своеобразный конфликт (гротескные повести Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, «История одного города», 1869-70, М.Е.Салтыкова-Щедрина). Гротеск может быть юмористическим , когда с помощью фантастики подчеркивается расхождение наличного и должного или когда в фантастических формах внешности и поведения персонажей буквально воплощаются качества, вызывающие ироническое отношение. Однако именно в сатире, направленной по большей части на осмеяние социальных пороков, где фантастические образы выступают в наиболее обобщенном виде, полнее раскрываются некоторые содержательные возможности гротеска, в частности, его иносказательность. Гротеск также может быть трагическим - в произведениях с трагическими ситуациями, когда в центр ставятся судьба и духовное смятение личности. Это может быть изображение подавления личности инстинктами биологического существования («Превращение», 1916, Ф.Кафки), мотив столкновения с куклой, принимаемой за человека («Песочный человек»).
В отличие от жизнеподобного условный образ либо деформирует очертания реальности, нарушая ее пропорции, резко сталкивая реальное и фантастическое, либо формирует изображение так, что за изображенным (будь это явление природы, существа животного царства или атрибуты вещественной реальности) имеется в виду подразумеваемое, второй смысловой план образа. В первом случае перед нами гротеск, во втором — аллегория и символ.
В гротесковом изображении не просто сопрягается реальное и фантастическое, ведь то и другое могут быть рассредоточены по разным образным структурам. Во множестве произведений сосуществуют персонажи реальные и фантастические, но тут и в помине нет ничего гротескового. Гротеск в литературе возникает тогда, когда реальное и фантастическое сталкиваются в едином образе (чаще всего это гротесковый персонаж).
Нужно, чтобы по художественной ткани персонажа прошла как бы «трещина», взламывающая его реальную природу, и в этот зазор хлынула фантастика. Нужно, чтобы у гоголевского майора Ковалева вдруг по неизвестной причине исчез нос, чтобы он облачился в генеральский мундир и стал разгуливать по проспекту «северной нашей столицы». Или чтобы добронравно послушный кот гофмановского музыканта Крейслера, как бы отчасти пародируя поступки своего хозяина, начал безумствовать в любовном угаре, точь-в-точь как это делали студиозусы и бурши гофмановских времен, да еще и заполнять макулатурные листы крейслеровской рукописи образчиками своей «кошачьей» прозы.
С другой стороны, гротеск условен не потому только, что он демонстративно разрушает жизнеподобную логику реальности. Он условен и вследствие особой природы своей фантастики. Фантастическое, заключенное в гротеске, не должно всерьез претендовать на представительство иной, запредельной «реальности». Вот почему полотна Иеронима Босха не гротесковы. Эсхатологический ужас, разлитый на них, не принадлежит уже действительности: он из мира апокалипсических пророчеств. Точно так же не принадлежат сфере гротеска фантастические образы средневекового рыцарского романа, его духи, феи, волшебники и двойники (белокурая Изольда и темноволосая Изольда в «Тристане и Изольде»)— за ними наивно живое ощущение «второго» бытия. Вполне прозаический гофмановский архивариус Линдгорст («Золотой горшок») в своей фантастической ипостаси может оказаться всесильным волшебником, но этот его второй лик условен ровно настолько, насколько условна иронически двойственная природа гофмановского золотого горшка: то ли он атрибут из страны грез «Джиннистана», то ли просто пикантная деталь бюргерского быта.
Словом, гротеск открывает простор для иронии, простирающейся и на «запредельное». Гротеск нимало не стремится выдать себя за феномен «иного бытия». У Гофмана он, правда, словно бы колеблется между двумя мирами, но это колебание чаще всего насквозь иронично. Там же, где у Гофмана действительно возникают провалы в «иной мир» («Майорат»), гам ему уже не до гротесковой веселости (хотя бы и нераздельной с подспудным трагизмом) — там (как, например, в его «ночных» новеллах) царит романтически ужасное, и оно вполне однородно, то есть оно именно «запредельной» природы.
Отказываясь от жизнеподобной логики, гротеск, естественно, отказывается и от каких-либо внешне жизнеподобных мотивировок. В черновом варианте гоголевской повести «Нос» мы встречаем следующее объяснение: «Впрочем, все это, что ни описано здесь, виделось майору во сне». Гоголь снял эту фразу в окончательном автографе, снял, повинуясь безошибочному чутью художественной истины. Оставь он это разъяснение в тексте повести, и вся фантасмагория ее была бы мотивирована вполне жизнеподобно, психологически естественною, хотя бы и нелогичною «логикою» сна. Между тем Гоголю важно было сохранить ощущение абсурдности изображенной реальности, абсурдности, проникающей во все «клетки» ее и составляющей общий фон жизни, в которой возможно все что угодно. Фантастическая условность гротеска здесь не может быть поставлена под сомнение никакими психологическими мотивировками: она нужна Гоголю для того, чтобы подчеркнуть сущность, закон реальности, в силу которого она, так сказать, имманентно безумна.
Условность гротеска всегда нацелена именно на сущность, во имя ее она и взрывает логику жизнеподобия. Кафке нужно было превратить своего героя Грегора Замзу в фантастическое насекомое (рассказ «Превращение») для того, чтобы сильнее оттенить абсолютность отчуждения, неизбывность которого тем очевиднее, что оно простирается и на семейный клан, казалось бы, призванный противостоять разобщению, раскалывающему мир. «Ничто так не разобщает, как повседневность»,— записал Кафка в своем дневнике.
Гротеск предполагает особую, едва ли не максимальную степень художественной свободы в обращении с материалом реальности. Кажется, эта свобода уже на грани своеволия, и кажется, она могла бы вылиться в жизнерадостное ощущение полного господства над сковывающей, а часто и трагически абсурдной действительностью. В самом деле, дерзко сталкивая разнородное, расшатывая причинно-следственные связи бытия и покушаясь на господство необходимости, играя случайностями, не вправе ли создатель гротеска чувствовать себя в этом мире веселого художественного «своеволия» демиургом, заново перекраивающим карту вселенной?
Но при очевидном как будто бы всевластии свобода гротеска небеспредельна, а «своеволие» художника — не более чем кажимость. Дерзновенность фантазии соединяется в гротеске с цепкою зоркостью мысли. Ведь и то и другое направлены здесь на обнажение жизненного закона. Гофмановский Крошка Цахес («Крошка Цахес, по прозванию Циннобер»)— всего лишь смешной уродец, стараниями сердобольной феи Розабельвайде наделенный способностью переносить на себя чужие достоинства, талант и красоту. Проделки его коварны, он вносит горе и смятение в мир влюбленных, в котором еще живы и достоинство и добро. Но как будто и козни гофмановского фантастического выродка небеспредельны, и завершает он по воле автора проделки свои самым комическим образом, утонув в кринке с молоком. А это ли, кажется, не подтверждение того, что вольный дух гротесковой фантазии, сгущая атмосферу жизненного абсурда, всегда в состоянии разрядить ее, ибо вызванные им к жизни духи зла как будто бы всегда в его власти. Если бы... Если бы не «состав» жизненной почвы, в которую глубоко уходит корнями гофмановский образ. Почва эта —«век железный», «век-торгаш», по выражению Пушкина, и ее не отменить капризным порывом воображения. Жажда обесценивать все, что отмечено жизнью духа, заменяя и компенсируя отсутствие собственных духовных сил нивелирующим эквивалентом богатства («золотой волосок» Циннобера и есть знак этой хищной и нивелирующей силы); дерзость и напор ничтожества, сметающего на своем пути истину, добро и красоту, — все это, что утвердится в буржуазном отношении к миру, было схвачено Гофманом у самых истоков рождения.
Ироническое веселье гротеска не только не исключает трагизма, но и предполагает его. В этом смысле гротеск располагается в эстетической области серьезно-смешного. Гротеск полон неожиданностей, быстрых переходов от смешного к серьезному (и наоборот). Самая грань между комическим и трагическим здесь стирается, одно незаметно перетекает в другое. «Смех сквозь слезы» и слезы сквозь смех. Всеобъемлющая трагикомедия бытия. Торжество бездушной цивилизации над культурой создало неисчерпаемую питательную среду для гротеска. Вытеснение из жизни всего, что обязано полнотою своего цветения органическим началам бытия, умножение обезличенно-механических форм во всем, в том числе и в психологии человека, преобладание его стадных инстинктов над индивидуальными, этический релятивизм, размывающий границу между добром и злом,— такова реальность, питающая многообразие гротесковых форм в литературе XX столетия. Гротеск в этих условиях все чаще приобретает трагическую окраску. В романе Кафки «Замок» мертвящая бюрократическая автоматизация жизни, подобно чуме, расползается окрест замка, этого гнездилища абсурда, обретая демоническую силу и власть над людьми. Власть тем более неотвратимую, что, по мысли Кафки, «в человеке живет подсознательное влечение к отказу от свободы». Восторжествовать над абсурдом одной лишь очистительною силою смеха гротеску XX века уже не удается.
Гротеск, выдвинутый художником в центр произведения, создает своего рода «заражающее» излучение, захватывающее едва ли не все сферы изображения и прежде всего стиль. Гротесковый стиль часто насыщен ироническими гримасами слова, демонстративно алогическими «конструкциями», комическим притворством автора. Таков гоголевский стиль в повести «Нос», стиль, на который падает густая «тень» гротескового персонажа. Имитация неописуемого легкомыслия, обнаженная непоследовательность суждений, комические восторги по поводу мелочей — это ведь все как бы исходит от персонажа. Это его психологическое «поле» отсвечивает в повествовании Гоголя, и самый слог автора оборачивается зеркалом, отражающим гротесковый объект. Стало быть, и в стиль по воле Гоголя проникает абсурдность мира и человека. Гротеск инициирует особую подвижность стиля: беглые переходы от патетики к иронии, подключение в авторскую речевую ткань имитируемого голоса и интонации персонажа, а иногда и читателя (повествовательный пассаж, завершающий повесть «Нос»).
Логика гротеска подталкивает автора к таким сюжетным ходам, которые естественно вытекают из «полуфантастической» природы персонажа. Если у одного из щедринских градоначальников («История одного города») фаршированная голова, источающая соблазнительный гастрономический аромат, то неудивительно, что однажды на нее набрасываются с ножами и вилками и пожирают. Если уродливый гофмановский Циннобер — жалкий карлик, то нет ничего невероятного в том, что в конце концов он попадает в кринку и тонет в молоке.
В обычном разговоре многие воспринимают гротеск как нечто странное, уродливое, эксцентричное, фантастическое. В современности воплощение этого понятия для многих представляется в качестве карнавальных масок, которые используют на Хэллоуин, или изображений гаргулий.
Что такое гротеск на самом деле и где его применяют, предстоит узнать из статьи.
Значение понятия
Существует два перевода слова «гротеск» - это французский и итальянский, при этом они схожи между собой. С французского языка слово переводится как «комичный», с итальянского - «причудливый», также «грот».
Что такое гротеск в общих чертах? Термин означает тип художественной образности. Он основан на фантастике, контрасте, смехе, который переплетается с реальностью. Помимо этого, гротеску присущи карикатура, алогизмы, гиперболы.
Этимология понятия
В русский язык слово, как и его определение (гротеск), пришло из Франции, хотя его первоначальный перевод связан с Италией. Оно означало «грот» и появилось после археологических раскопок 15-го века. В это время в Италии в подземных помещениях обнаружили растительную живопись с причудливыми узорами. Это были в свое время комнаты и коридоры дома Нерона.
Гротескны ли гаргульи?
Многие ошибочно приписывают гаргульям гротеск. Они действительно причудливы, однако предназначение этих резных фигур - в отводе дождевой воды, чтобы она не попадала на стены здания. Каменная резьба в гротескном стиле не имеет подобных целей. Стоит отметить, что гаргульи относятся к химерам, а не к гротеску.
Литература и гротеск
Это в литературе данное понятие представлено ярче всего, оно является разновидностью комического приема, сочетает в себе в форме фантастики смешное и ужасное, возвышенное и безобразное. В гротеске переплетается выдуманное с реальным, вскрываются противоречия действительности.
Гротеск нельзя назвать просто комическим. Он содержит в себе юмор и иронию, но они неотделимо связаны с чем-то зловещим, трагическим. При этом за всем неправдоподобным и фантастическим кроется глубокий жизненный смысл. Гротеск всегда предполагает отклонение от нормы, он широко применяется в сатирических целях.
Примеры в литературе
Для того чтобы понять, что такое гротеск, нужно рассмотреть его примеры, представленные в литературе.
Примеры гротеска в произведениях мировых литераторов:
- Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль» . В произведении главные герои имеют громадные размеры, они живут с обычными людьми. Гротескно выглядит сцена, в которой один из приближенных попадает в рот своему господину. Там он обнаруживает деревни и города.
- Эразм Роттердамский, «Похвала глупости» . Произведение было написано в шуточной форме во время путешествия автора. Гротеск, примеры которого описаны выше, выражается с самого начала, когда Глупость представляется аудитории, сообщая тему своей речи.
- Николай Гоголь, «Нос» .Здесь исчезновение Носа переплетается с будничной реальностью Петербурга. Абсурдность состоит в том, что нос, исчезнув с лица, стал чиновником 5-го класса. Все ведут себя с ним, как с обычным человеком. Даже героя происшествия, который лишился носа, заботит не то, чем он будет дышать, а то, как он будет выглядеть в обществе при дамах. Нос в должности чиновника вовсе не вызывает ни у кого лишних вопросов. Нелепость самой идеи является гротеском.
- Эрнст Гофман, «Крошка Цахес». Описывает жизнь уродливого карлика, которого добрая фея заколдовала и сделала для всех другим. Гротеск (это в литературе) проявляется в самой внешности героя. Его настоящее обличие видит только Бальтазар, студент, влюбленный в героиню Кандиду. В конце обличенный всеми Цахес тонет в ночном горшке с нечистотами.
- Франц Кафка, «Превращение» . Ошеломляет с первой же строки, из которой становится понятно, что такое гротеск. Главный герой проснулся насекомым. Неправдоподобность ситуации дополняется чувством отвращения, которое испытывают большинство людей к насекомым. Родственники продолжают жить своей обычной жизнью, несмотря на всю абсурдность ситуации. В конце концов насекомое умирает, а его семья, как ни в чем ни бывало, едет на прогулку.
- Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита» . В романе сталкивается реальное и фантастическое. Персонажи попадают во множество гротескных ситуаций, которые позволяют обличить их внутренний мир. К гротеску относится появление кота Бегемота человеческих размеров, выступление Воланда в театре «Варьете», предыстория «нехорошей квартиры». Гротеск проходит не только через это произведение Михаила Булгакова. Не менее интересны его «Собачье сердце», «Роковые яйца».
«История одного города» как гротескный роман
Концепцию общественно-политической сатиры автор смог воплотить через гротеск в «Истории одного города». Название вымышленного города говорит о многом. История Глупова начинается с «Описи градоначальников». Первого градоначальника звали Амадей Мануйлович, который получил такую должность «за искусную стряпню макарон». Весь ужас данного гротеска в том, что за более чем сто лет глуповцы выбирали себе градоначальников за знание заграничной болтовни, экзотическую фамилию и тому подобное.
Абсурдность многих ситуаций призвана разоблачить глубокую аморальность самодержавия. Так, один из героев был съеден предводителем дворянства, так как носил на плечах настоящую фаршированную голову.
За комически-нелепой картиной Глупова стоят реальные злободневные проблемы самодержавной и крепостнической России. Гротеск, примеры которого представлены выше, смог обличить уродливые реалии современной для авторов жизни.
Гротеск – причудливый, комичный. Термин заимствован из живописи. Так называлась настенная роспись, найденная в «гротах». (Из словаря В.Даля)
В живописи – сложный орнамент, причудливо
вплетающий в растительные и геометрические
мотивы фигурки людей и животных.
В культурологи – образность, основанная на
контрастном, причудливом сочетании
фантастического и реального, прекрасного и
безобразного, трагического и комического,
уродливо – комическое в стиле. (Из словаря
Ушакова).
…и смешная же она, Русь-то, не глядя на весь трагизм ее жизни.
М.Горький
Гротескный – контрастный, нарушающий границы правдоподобия, причудливо-комический. (Словарь иностранных слов).
Гротеск – шутка, вид художественной образности, обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры. Резко смещая формы самой жизни, создает особый гротескный мир, который нельзя понимать буквально или расшифровать однозначно. (Энциклопедический словарь).
Шутка – любимица общества и держится в нем легко и непринужденно, а правда – что слон в посудной лавке: куда ни повернется, всюду что-то летит. Вот почему она часто появляется в сопровождении шутки. Шутка идет впереди, показывая дорогу слону, чтобы он не разнес всю лавку, иначе и говорить будет не о чем. Осторожно! Вот сюда можно ступить… А сюда нельзя, здесь все шутки кончаются!
Издалека ведется гротескная традиция, через столетия дошла она до нашего времени.
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдет на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело все погубит,
И рад скорей посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
Крылов. «Щука и кот»
В сказках Салтыкова-Щедрина правда и шутка существуют как бы отдельно друг от друга: правда отступает на второй план, в подтекст, а шутка остается полноправной хозяйкой в тексте. Но она не хозяйка. Она делает лишь то, что ей правда подсказывает. И прикрывает она собой правду так, чтобы ее, правду, можно было лучше увидеть. Заслонить так, чтобы лучше увидеть, – в этом и состоит прием иносказания, аллегории. Скрыть, чтобы выпятить, превратить в гротеск.
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Салтыков-Щедрин видел свою задачу в просвещении публики. Поэтому сказки просты и доступны, содержание понятно «детям и слугам».
В основе сказок лежит гротескная ситуация, но за ней всегда угадываются реальные отношения, под видом сказки показана действительность. Гротескные образы скрывают под собой действительных типов тогдашней России.
Один из основных приемов Щедрина – гротеск: на генералах надеты ночные рубашки с орденами, мужик сам сплел веревку «из дикой конопли», чтобы генералы его связали. Смех Щедрина отличается не столько весельем, сколько злостью, он носит сатирический характер. Не зря в начале нашего разговора мы вспоминали басни Крылова. Щедрин включает в некоторые сказки мораль, типично басенный прием.
Словарь
Тунеядец –
человек, который живет на чужой
счет, бездельник
Регистратура –
контора, в которой
регистрируются бумаги
Нумер – устар.
– номер
Ваше превосходительство –
обращение к
персоне, имеющей определенный доход
Театральная постановка отрывка из сказки
Жили да были два генерала, и так
как оба были легкомысленны, то в скором времени,
по щучьему велению, по моему хотению, очутились
на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то
регистратуре; там родились, воспитались и
состарились, следовательно, ничего не понимали.
Упразднили регистратуру за ненадобностью и
выпустили генералов на волю. Только вдруг
оказались они на необитаемом острове. Сначала
ничего не поняли и стали разговаривать, как будто
ничего не случилось.
(Генералы в ночных рубашках с орденами на шее)
1:
Странный, ваше превосходительство,
мне нынче сон приснился, вижу, будто живу я на
необитаемом острове.
(вскакивают оба)
2:
Господи! Да где ж это мы!
(Стали друг друга ощупывать, заплакали, стали
друг друга рассматривать)
1:
Теперь бы кофейку испить хорошо!
(Заплакал)
2:
Что же мы будем делать, однако?
1:
Вот что, подите вы, ваше
превосходительство, на восток, а я пойду на запад,
а к вечеру опять на этом месте сойдемся, может,
что и найдем.
(Ищут восток и запад)
1:
Вот что, ваше превосходительство, вы
пойдите направо, а я пойду налево.
(Один генерал пошел направо, другой налево,
пытается достать яблоко с дерева, падает, ловит
рыбу руками, снова падает)
1:
Господи! Еды-то!
(Плачет)
2:
Ну что, ваше превосходительство,
промыслил что-нибудь?
1:
Да вот нашел старый нумер «Московских
ведомостей».
2:
Кто бы мог подумать, В.П., что
человеческая пища в первоначальном виде летает,
плавает и на деревьях растет!
1:
Да,признаться, и я до сих пор думал,
что булки в том самом виде родятся, как их утром к
кофею пождают!
2:
Стало быть, если кто хочет куропатку
съесть, то должен сначала ее изловить, убить,
ощипать и изжарить. Только как это все сделать?
Теперь бы я, кажется, свой собственный сапог съел.
1:
Хороши тоже перчатки бывают, когда
долго ношены.
(Генералы зло смотрели друг на друга, зарычали,
завизжали, заохали, полетели клочки одежды, один
откусил орден у другого и съел)
Оба:
С нами крестная сила! Мы так друг
друга съедим! Надо разговором отвлечься!
2:
Как вы думаете, отчего солнце прежде
всходит, а потом уже заходит, а не наоборот?
1:
Странный вы человек, В.П., вы прежде
встаете, идете в департамент, там пишете, а потом
ложитесь спать?
(Бросили говорить, стали читать)
1:
Вчера у почтенного начальника нашей
древней столицы был парадный обед. Стол был
сервирован на сто персон со всей роскошью. Тут
была и стерлядь золотая, и фазан, и столь редкая в
нашем севере в феврале месяце, земляника.
2:
Тьфу! Да неужто ж, В.П., не можете найти
другого предмета?
1:
Из Тулы пишут: по случаю поимки в реке
Упе осетра, был в здешнем клубе фестиваль.
Виновника торжества внесли на громадном блюде,
обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок
зелени.
(Вырвал газету, стал читать сам, поник головой,
вдруг закричал)
2:
А что, если бы нам мужика найти? Он бы
сейчас нам булок подал, рябчиков наловил, рыбы!
Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы
отлынивает!
(Вскочили и бросились искать. Мужик спит под
деревом)
1:
Спишь, лежебок!
(мужик вскочил и дал от них стречка, но генералы
вцепились в него намертво)
Полез мужик на дерево, нарвал
генералам яблоков, а себе взял одно, кислое.
Покопался в земле, добыл картофелю, из
собственных волос сделал силок и поймал рябчика.
Развел огонь, наготовил столько снеди, что
генералам пришла мысль: «Не дать ли тунеядцу
частичку?»
Мужик:
Довольны ли вы, Г.генералы? Не
позволите ли теперь отдохнуть?
1:
Отдохни, дружок, только прежде свей
веревочку.
Набрал мужичина дикой конопли,
размочил в воде, к вечеру веревка была готова.
Этой веревкой генералы привязали мужичину к
дереву, чтоб не убег, а сами легли спать. Прошел
день, другой. Мужичина до того изловчился, что
стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши
генералы веселые, рыхлые, сытые.
Долго ли, коротко ли, однако генералы
соскучились. Стали припоминать об оставленных
ими в Петербурге кухарках и втихомолку
поплакивать.
И начал мужичина на бобах разводить, как бы ему
своих генералов порадовать за то, что они его,
тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не
гнушались. И выстроил он корабль – не корабль, а
такую посудину, что можно было океан-море
переплыть вплоть до самой Подъяческой.
Вот наконец и Нева-матушка, и Подъяческая улица.
Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них
генералы стали сытые, белые да веселые.
Генералы и об мужике не забыли; выслали ему рюмку
водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
Гротеск, как излюбленное средство сатиры
Салтыкова – Щедрина, выражается в том, что
животные существуют в качестве людей.
Вот такая математика: шутку пишем, а правда в уме.
Трудно понять, а может не стоит и понимать? Ведь
по словам Гончарова, «русский человек не всегда
любит понимать, что читает».
Россия всегда рождала таланты, но не давала им плодоносить.
«…на козлах два свистовые казака с нагайками по обе стороны ямщика садились и так его поливали без милосердия, чтобы скакал. А если какой казак задремлет, Платов его сам из коляски ногою ткнет, и еще злее понесутся…»
Простой лошадью управлять – и то целое управление!
Потому и спешим, никак самих себя не догоним! Но главное! Подковать блоху подковали, но, как оказалось, этого делать не следовало. Потому что подкованная блоха перестала танцевать. Подкована – высший класс, а что-то не вытанцовывается.
Объяснил Левша англичанам: в науках мы не зашлись, зато своему отечеству преданные.
Насчет себя он, конечно, поскромничал, но ведь судьбы науки в России как раз те вершили, что в науках не зашлись. То они в генетике не зашлись, то в кибернетике не зашлись, возвеличиваясь только тем, что они отечеству преданные.
А.С.Пушкин «На Дондукова – Корсакова»:
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что есть чем сесть!
И отечество их жаловало – куда больше, чем свои таланты. «Везли Левшу так непокрытого, да как с одного извозчика на другого станут пересаживать, все роняют, а поднимать станут – ухи рвут…»
Забывчиво отечество: все забывает, кого миловать, кого казнить, кого проклинать, кому памятник ставить.
Каша из топора
Театр одного актера
Старый солдат шел на побывку. Притомился в пути,
есть хочется. Дошел до деревни, постучал в
крайнюю избу.
– Пустите отдохнуть дорожного человека.
Дверь отперла старуха.
– Заходи, служивый.
– А нет ли у тебя, хозяюшка, перекусить чего?
У старухи всего вдоволь, а солдата поскупилась
накормить, прикинулась сиротой.
– Ох, добрый человек, сама сегодня еще ничего не
ела.
– Ну, нет так нет, – солдат говорит.
Тут он приметил под лавкой топор без топорища.
– Коли нет ничего иного, можно и из топора кашу
сварить.
Хозяйка руками всплеснула:
– Как так из топора кашу?
– А вот как, дай-ка котел.
Принесла старуха котел. Солдат топор вымыл,
опустил в котел, налил воды и поставил на огонь.
Старуха на солдата глядит, глаз не сводит. Достал
солдат ложку, помешивает варево. Попробовал.
– Ну как? – спрашивает старуха.
– Скоро будет готова, – солдат отвечает, – жаль,
что соли нет.
– Соль-то у меня есть, посоли.
Солдат посолил, снова попробовал.
– Коли сюда бы горсточку крупы.
Старуха принесла из чулана мешочек крупы.
– На, заправь как надо.
Варил-варил солдат, помешивал, потом попробовал.
Глядит старуха, оторваться не может.
– Ох, и каша хороша, – хвалит солдат, – как бы
сюда чуточку масла – было бы и вовсе объеденье!
Нашлось у старухи и масло.
Сдобрили кушу.
– Бери ложку, хозяюшка.
Стали кашу есть да похваливать.
– Вот уж не думала, что из топора этакую добрую
кашу можно сварить, – дивится старуха.
А солдат есть да посмеивается.
Смеяться умеет только добро, но не всегда оно смеется по-доброму. Так возникает сатира, благодаря изящному орудию гротеска. Смех – это оружие борьбы со злом.
Давно родилась фраза: Добро должно быть с кулаками. Но оружие добра – не кулаки. Это смех его звенит, как оружие. Смех – единственное оружие добра. В самой серьезной ситуации смех вдруг подсунет свой ехидный вопрос: «Зачем?» Зачем подковывать блоху – неуж-то лишь затем, чтобы утереть нос англичанам? Зачем мужик старался для генералов на острове, да еще позволил себя посадить на привязь?
Опять эта смелость! Никак без нее в сатире не обойтись. Она должна быть смелой – шутка, которая скрывает за собой и одновременно открывает читателям – правду.
Правда должна быть смелой и острой. Аркадий Аверченко начинал свою литературную деятельность «Штыком» и «Мечом» – так назывались журналы, которые он редактировал, а точнее – писал, вырабатывая стиль будущего знаменитого юмориста. Он наточил штык и меч для главного дела свое жизни. Он создал журнал в себе и себя в журнале. И дал ему имя: «Сатирикон».
Глава из «Сатирикона» (Русь) – литературное чтение
Бессмертен смех. И тем бессмертней, чем трудней и смертельней времена, чем неблагоприятней они для смеха. А они были весьма неблагоприятны. Потому что доля шутки – доля правды. И запрещали смех, и гнали, и преследовали. Как правду. И отправляли в ссылку, и заточали в крепость, как правду.
Времена ведь как люди: они любят посмеяться над другими временами, но не терпят смеха над собой. Времена Щедрина охотно смеялись над временами Гоголя, времена Чехова – над временем Щедрина. И даже заявляло, что ему нужны Щедрины, не Чеховы, не Аверченко, а именно Щедрины.
И оно их имело. Потому что и Гоголь, и Чехов, и Щедрин смеются и над грядущими временами. Какое время ни наступит, сатирики прошлого смеются над ними. Вот почему смех бессмертен.
Из «Евгения Онегина»:
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Прав был Иван Андреевич Крылов, когда в своей
басне сказал на все времена:
Таких примеров много в мире:
Не любит узнавать никто себя в сатире.
(Басня «Зеркало и обезьяна»)
И вот видеосюжет из бессмертной сказки Шварца«Обыкновенное чудо» .
Жизнь похожа на маскарад: пороки разгуливают в масках добродетелей – вот и приходится правде, чтобы их развенчать, самой надеть маску…
Чехов восхищался смелостью сказок Щедрина. Сатиру всегда ценили за смелость. Иногда за одно это достоинство прощали недостаток таланта и мастерства. Сатире смелость будет нужна всегда – чтобы не бить лежачего, а критиковать тех, кто стоит, и не просто стоит, а стоит у власти. Как у Пушкина:
Нет ни в чем вам благодати,
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы некстати,
И умны вы невпопад.
Когда у сатирика Демокрита спросили, как он
понимает истину, он ответил коротко:
– Я смеюсь.
Литература.
- Сказка «Каша из топора».
- Сказка «Не любо – не слушай».
- Н.Лесков «Левша».
- А. Пушкин. Эпиграммы.
- М.Салтыков-Щедрин «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».
- А. Аверченко «Сатирикон».