Лев кассиль биография для детей. Кассиль лев абрамович. Литература о жизни и творчестве л.а.кассиля

Лучше всего Льва Кассиля знают дети. Он познакомил юных читателей с удивительными странами Швамбрания, Синегория и Джунгахора. Несколько поколений выросло на его замечательных рассказах и повестях. Биография советского писателя полна приключений: он не сидел на месте, пользовался малейшей возможностью увидеть мир, напитаться впечатлениями и эмоциями.

Дружил с , гостил у в Калуге, провел десятки вечеров за беседами с . Талантливому прозаику принадлежит идея проведения «Книжных именин». Литературный праздник позже превратился в «Неделю детской книги», которая до сих пор ежегодно проходит во время школьных каникул.

Детство и юность

Будущий детский писатель появился на свет 10 июля 1905 года в городе Энгельс (Саратовская область) в интеллигентной еврейской семье – отец был врачом, а мама преподавала музыку. Лев Абрамович с малых лет отличался богатым набором талантов и склонностей: показывал успехи в музыке, рисовании и, конечно, литературе. Но маленький Лева грезил о своем. Представлял себя извозчиком, профессия в те времена романтичная.

В старшем возрасте мечтал о кораблестроении, даже смастерил пароход в миниатюре, назвав его «Добрыня Никитич». Молодой изобретатель тут же прославился благодаря заметке в местной газете. Путевку в «большое плавание» получил от собственной школы – после революции гимназия превратилась в Единую трудовую школу, которая отправляла учеников на общественные работы.

Юный Лева попал в детскую библиотеку, где перед ним открылся захватывающий мир литературы. Да и просто интересная жизнь – подростки организовывали творческие кружки и даже создали рукописный журнал, в котором Лев Кассиль взял на себя редактуру и художественное оформление.

За хорошую общественную работу обком партии вручил Льву Абрамовичу направление в МГУ, он выбрал специальность «аэродинамический цикл» на физико-математическом факультете. Однако хватило студента лишь на три курса, продолжать учебу дальше не было смысла – Лев с головой окунулся в журналистику и литераторство.

Литература

Высшее предназначение проявило себя неожиданно: молодому Кассилю вдруг захотелось писать, и не важно, о чем. Главное, выражать на бумаге свои мысли, эмоции, впечатления. В 1925 году домой полетели длиннющие, на 20-30 страниц, письма. В них представали уголки современной Москвы глазами юноши. Музейные экспозиции, выставки, театральные представления, футбольные матчи, уличные празники…

Родные знали обо всем, где успевал побывать Лева. С письмами связан любопытный эпизод. Младший брат Иосиф умудрился сделать на них бизнес: перепечатывал на машинке, относил в газету и получал гонорары, на которые жил потом на широкую ногу – покупал сладости и игрушки. К третьему курсу обучения в университете Лев Абрамович уже числился корреспондентом в газетах «Правда Востока», «Советская Сибирь», «Известия». Праллельно пробовал себя в роли автора детских произведений.

С легкой руки Владимира Маяковского творческая элита познакомилась с начинающим писателем книг для детей. Поэт стал наставником и другом – помогал, направлял, подсказывал, а еще печатал в своем журнале «Новый ЛЕФ». Волна читательской любви и славы накрыла после выхода двух автобиографичных повестей, в дальнейшем объединенных в одну книгу «Кондуит и Швамбрания». Дети начали узнавать писателя на улицах.

Главные герои произведения – братья-школьники со страстью к приключениям и путешествиям, желающие вырваться из скучного мира взрослых. Когда у Кассиля спрашивали, как он оценивает популярность своего творчества, он пожимал плечами и говорил, что дети сами почему-то выбрали его книги.

Успех после выхода повести «Кондуит» привел Льва Абрамовича в ряды авторов журнала «Пионер», здесь он окончательно определился в направлении творчества. Позднее возглавил коллектив «Мурзилки».

Кроме выдуманной страны Швамбрании появились еще два государства – Синегория и Джунгахора, которые существовали на страницах книг «Дорогие мои мальчишки» и «Будьте готовы, ваше Высочество!». Первая относится к циклу произведений Кассиля о войне. Великой Отечественной он посвятил немало рассказов – пригодился опыт военного корреспондента.

В золотое наследие литературы о тех лихих годах входят произведения «Великое противостояние», «Огнеопасный груз», «У классной доски», а также «Улица младшего сына» (написана в соавторстве с Максом Поляновским) о жизни и гибели юного партизана, за которую автор был награжден орденами «Красной звезды», «Красного знамени» и «Знаком почета».

В послевоенные годы Лев Абрамович занимал необычные должности: председательствовал в комиссии по детской литературе Союза писателей и вел семинары в литературном институте. График жизни писателя был настолько плотным, что остается лишь удивляться, когда он успевал создавать книги (почти каждый год из-под типографских станков выходило новое произведение).

Льва Кассиля приглашали вести новогодние елки в Доме Союзов, репортажи с праздников на Красной площади. Неделю детской книги всегда открывал только он. Исколесил Италию с лекциями о творчестве и личности Маяковского, встречался с собственными читателями по всей России.

Личная жизнь

Лев Абрамович был женат дважды. В первом браке у него двое сыновей. Старший, Владимир, достиг больших успехов в медицине – реаниматолог, профессор, носил звание заслуженного деятеля наук РФ, скончался в 2017 году. Дмитрий стал художником, ушел из жизни 20 лет назад. Вторая жена – Светлана Собинова, наследница известного оперного певца Леонида Собинова, актриса, преподаватель ГИТИСа.

Супруги воспитали дочь Ирину, которая посвятила жизнь мультипликации. После окончания ВГИКа работала художником и режиссером на студии «Союзмультфильм», а в годы перестройки занялась кукольной анимацией на киностудии «Стайер». Это единственная ныне живущая представительница семьи Кассиль.

Писатель принадлежал к когорте людей увлекающихся. Много путешествовал – по земле, воде и воздуху, по родной стране и за границей. Смело мог назвать себя пионером: летал в испытательных моделях самолетов, отправился в поход советских глиссеров, спускался в строившуюся шахту метро, а однажды поехал в Турцию вместе с советской футбольной командой.

Смерть

Главные вехи судьбы, мысли, планы и чаяния Лев Кассиль описывал в дневниках. 21 июня 1970 года в тетради появилась последняя запись, в которой Лев Абрамович жалуется на плохое самочувствие и сожалеет, что не поедет в Ленинград на Всесоюзный слет пионеров. Спустя несколько часов сердце писателя остановилось – врачи зафиксировали смерть от инфаркта. Ему было всего 64 года. Участники слета слушали обращение почетного гостя, который так и не порадовал визитом, по радио.

Ближе познакомиться с творчеством великого фантазера и друга детей можно на малой Родине, в Энгельсе. Здесь открыт музей писателя, а на площади Свободы возвышается его памятник. Виртуальным экскурсом в его жизнь стал также документальный фильм «Швамбранский адмирал. Лев Кассиль», снятый спустя 35 лет после ухода.

Библиография

• 1928 - «Кондуит и Швамбрания»
• 1937 - «Вратарь республики»
• 1941 - «Великое противостояние»
• 1942 - «Обыкновенные ребята»
• 1944 - «Дорогие мои мальчишки»
• 1949 - «Улица младшего сына»
• 1953 - «Ранний восход»
• 1956 - «Ход белой королевы»
• 1959 - «Про жизнь совсем хорошую»
• 1964 - «Будьте готовы, Ваше высочество!»

Кассиль Лев Абрамович родился 27 июня 1905 в слободе Покровской (г. Энгельс на Волге) в семье врача. Учился в гимназии, после революции преобразованной в Единую трудовую школу. Сотрудничал с Покровской детской библиотекой-читальней, при которой организовывались для детей рабочих различные кружки, в том числе издавался и рукописный журнал, редактором и художником которого был Кассиль. По окончании школы за активную общественную работу Кассиль получил направление в вуз. В 1923 поступает на математическое отделение физико-математического факультета Московского университета, специализируясь на аэродинамическом цикле. К третьему курсу начал всерьез думать о литературном труде. Через год написал свой первый рассказ, который был напечатан в 1925 в газете "Новости радио". Все свободное время отдавал чтению русской классики.
В 1927 познакомился с В.Маяковским, громоподобным талантом которого давно восхищался, начинает сотрудничать в журнале Маяковского "Новый Леф". Здесь были напечатаны отрывки из первой книги "Кондуит". Получил предложение сотрудничать в журнале "Пионер", где в это время работали М.Пришвин, А.Гайдар и др. Познакомился с С.Маршаком, встреча с которым определила творческий путь Кассиля как детского писателя. Из журналистики не уходил: более девяти лет работал в газете "Известия", ездил по стране и за рубеж, встречаясь с интересными людьми, публикуя материалы в газетах для взрослых и детей. Вторая большая книга "Швамбрания" вышла в 1933;
Тематика повестей и романов, написанных впоследствии Кассилем, разнообразна: "Вратарь республики" (1937); "Черемыш - брат героя" (1938); "Маяковский - сам" (1940); "Дорогие мои мальчишки" (1944); "Ход белой королевы" (1956); "Улица младшего сына" (совместно с М.Полянским, 1949); "Чаша гладиатора" (1961) и другие. Видный рус. сов. прозаик, более известный произв. дет. лит-ры, один из основоположников (вместе с Б. Житковым, К. Чуковским, С. Я. Маршаком) сов. дет. лит-ры. Род. в слободе Покровской (ныне - г. Энгельс), учился на физ.-мат. факультете МГУ, но не окончил его, полностью переключившись на лит. деятельность, в 1920-е гг. (по предложению В. Маяковского) работал в журн. «Новый ЛЕФ». Печататься начал с 1925 г. Чл.-корр. Академии пед. наук СССР. Лауреат Гос. премии СССР (1951).
Известность К. принесли две автобиогр. повести о детстве - «Кондуит» (1930) и «Швамбрания» (1933); объединены в один том - «Кондуит и Швамбрания» (1935); - содержащие условно-фантаст. элемент: воображаемую страну, придуманную детьми; мн. детали этой дет. игры (придуманная история, география, политика и т. п.) - напоминают более основательные и «серьезные» конструкции совр. фэнтези.
Глубокое знание интересов, увлечений, вкусов, нравов, языка и манер, всей системы ценностей современной ему молодежи, тяготения к реальному бытописанию, а в нем - к изображению людей «экстремальных» профессий (спортсменов, летчиков, художников, актеров и т. п.), определили тематику (и стиль) произведений Кассиля, написанных для детей и юношества: романы «Вратарь Республики» (1938), отразивший, в числе прочего, не охладевающую у писателя на протяжении всей жизни страсть футбольного болельщика; «Ход белой королевы» (1956), посвященный лыжному спорту; «Чаша гладиатора» (1960) – о жизни циркового борца и судьбах русских людей, оказавшихся после 1917 года в эмиграции; повести «Черемыш, брат героя» (1938), «Великое противостояние» (ч. 1–2, 1941–1947), передающей процесс духовного взросления «незаметной» девочки Симы Крупицыной, благодаря мудрому человеку и выдающемуся режиссеру неожиданно открывшей в себе талант не только и не столько актрисы, сколько незаурядной и сильной личности; «Дорогие мои мальчишки» (1944) - о детях, в годы войны заменивших в тылу отцов; «Улица младшего сына» (1949, совместно с М. Поляновским; Государственная премия, 1951), рассказавшая о жизни и смерти юного партизана Володи Дубинина; «Ранний восход» (1952) – также документальное повествование, посвященное светлой и короткой жизни начинающего художника Коли Дмитриева, трагически погибшего от рук религиозного фанатика в возрасте 15 лет; «Будьте готовы, Ваше высочество!» (1964), посвященная жизни в интернациональном и равноправном для всех советском пионерском лагере.

Кассиль Л.А.

1905 год... Неудачи в войне с Японией, Кровавое воскресенье. В России одно крупное потрясение сменяет другое. Вести о событиях, будоражащих страну, доходят и до Покровской слободы, раскинувшейся на левом берегу Волги напротив Саратова.

В доме на Кобзаревой улице у доктора Абрама Григорьевича Кассиля собралась местная революционно настроенная интеллигенция. Разгорелся спор о будущем России. По улице медленно прогуливался городовой, искоса поглядывая на окна подозрительной квартиры. Хозяин, Абрам Григорьевич Кассиль, заметив это, усиленно пытается изобразить, что гости отмечают годовщину Полтавского боя. Он периодически высовывается в окно и декламирует стихи А.С. Пушкина.

Страсти тем временем распалялись. Эсеры начали ссориться с эсдеками. Жена доктора, Анна Иосифовна, принимавшая активное участие в споре, разволновалась и почувствовала себя плохо. Гости стали поспешно расходиться. К вечеру в семье Кассилей родился первенец. Назвали его громко - Лев, а дома звали просто Леля или Левушка.

Шло время. Леля рос, становился все более подвижным и любопытным.

Через три года на свет появился его брат Иосиф, которого задиристый Леля окрестил Оськой. Братья жили дружно. Вместе играли в игрушечные поезда, автомобили и пароходы. Изучали языки, музыку, рисование. Занимались в гимнастической комнате. Ими "было оборудовано классическое "золотое детство" - с идеалами, вычитанными из книжек "Золотой библиотеки". Они действительно были очень начитанны: знали наизусть сказки братьев Гримм, греческие мифы, русские былины.

И, конечно же, как и все дети, мальчики мечтали. Леля, например, как и многие его "пешие сверстники", мечтал стать извозчиком, так как "автомобили и самолеты в то время обретали еще пределы мечты". Хотел он быть также кораблестроителем, так как все детство братьев "доставали гудки волжских пароходов". "Они тянулись из далекой глубины ночи, будто нити: одни тонюсенькие и дрожащие, как волосок в электролампочке, другие толстые и тугие, словно басовая струна в рояле" . Леля даже мастерил модели судов. А об одном из самодельных пароходов, типа "Самолет", названном им "Добрыня Никитич", написали в местной газете.

У Лели было много увлечений. Он собирал гербарий, коллекцию бабочек и жуков, которая ночью "бежала вместе с булавками" . Кроме того, "музыканты утверждали", что у него "отличный слух и мягкое туше". Оська рано выучился читать, поэтому в голове у него возникла путаница. Он путал "помидоры" с "пирамидами", вместо "летописцы" говорил "пистолетцы" и недоуменно спрашивал покровского священника: "Тетя! А зачем на вас борода?"

С детства мальчики были окружены заботой и вниманием. Добрейшим человеком была их няня, - Мария Петровна Сычева. С двенадцати лет пошла она в услужение к Кассилям. Нянчила детей и помогала Анне Иосифовне на кухне. Взяли ее для маленького Лели, уже при ней родился и вырос Ося. Леля рано умел читать и учил грамоте няню. "Бывало, заставит что-нибудь выучить, а мне некогда" , - с нежностью вспоминает Мария Петровна. Леля ей говорит: "А тогда, нянюшка, иди становись в угол" . А Абрам Григорьевич - ему: "Раз Машенька наказана, то тебе, Леля, посуду мыть" .

В семье Кассилей к прислуге относились уважительно. Ко всякому празднику обязательно преподносили Машеньке подарок. Однажды, на Рождество, приготовили всем подарки под елкой. Няню не забыли тоже. Леля, узнав об этом, доложил Машеньке: "Нянюшка, и тебе Дед Мороз что-то принес". А Ося, услышав это, пробежал к чуланчику, где стояло блюдо с пирожными, выбрал несколько самых красивых и подарил няне.

С кухаркой Аннушкой, которая позднее будет описана Львом Кассилем в повестях "Кондуит" и "Швамбрания", братья дружили. Разница в возрасте была небольшая: Леле - девять, Аннушке - шестнадцать лет. Они вместе ходили на каток. Леля учил Аннушку кататься на коньках. Когда родители уходили из дома, дети вместе с Аннушкой лезли в погреб "снимать сливки" с варенья.

Отца Лели и Оси, доктора А.Г. Кассиля, знала вся Покровская слобода. Свадебные кортежи останавливались у "докторского дома", чтобы засвидетельствовать свое почтение. В народе его называли просто - "бабий бог". Однако, когда он отстаивал койку для общественной больницы, сход богатых "сыто бубнил": "Нэ трэба" . Нелегко молодому доктору было бороться с отсталостью покровчан. Мать, Анна Иосифовна, происходила из семьи саратовского купца 2-й гильдии И.М. Перельмана. Она получила блестящее образование, знала французский язык и давала уроки музыки на дому. Все детство мальчиков "было положено на музыку".

"У мамы тонкие длинные пальцы , - вспоминал Лев Кассиль. - Изнеженной барышней она храбро покинула большой город и уехала с папой в "земство", в деревню, к далекой и глухой Вятке. Там ей суждено было просидеть много бессонных ночей у черного разузоренного стужей окна в ожидании отца, который ездил в далекое село к больному" .

Покровская слобода, куда в 1904 году переехала чета Кассилей, мало чем отличалась от Вятки. Зимами здесь тоже "ходит пурга". "Степь снегами и вихрями вторгается в слободу. Всю ночь тогда покровские церкви мерно звонят. Колокол указывает дорогу заблудившемуся в степи" .

До 1914 года город Покровск был слободой. "Слобода Покровская. Слобода была богатая. На всю Россию торговала хлебом... Жили в слободе Покровской украинцы-хлеборобы, богатые хуторяне, немцы-колонисты, лодочники, грузчики, рабочие лесопилок, костемольного завода и немного русских крестьян" , - пишет Лев Кассиль в "Кондуите и Швамбрании".

Быт покровчан, по воспоминаниям писателя, был незатейлив и весел: "Летом калились до синевы под степным солнцем, гоняли верблюдов. Ездили на займище, дрались на берегу. Гонялись на лодках с саратовцами. Зимой пили. Справляли свадьбы, танцуя по Брешке. Лузгали подсолнухи. Зажиточные хуторяне собирались в волостном правлении на сходку. И, если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и так далее, горланили обычную резолюцию: "Нэ трэба!"
Болота и грязь затопляли слободские улицы. Так жили в слободе Покровской, в семи верстах от Саратова" .

В 1913 году в газете "Саратовская копейка" появилось объявление, в котором сообщалось о том, что "врач А.Г. Кассиль переехал на Базарную площадь, дом Ухиных". Кассили заняли первый этаж дома. Кабинет Абрама Григорьевича, где он принимал больных, в представлении ребят был "капитанским мостиком", - вход посторонним туда был запрещен. Гостиная - "рубка первого класса", в столовой - "кают-компания", комната Аннушки и кухня - "третий класс, трюм, машинное отделение". А дом в целом представлялся большим пароходом, "бросившим якорь в тихой гавани Покровской слободы".

Из окон своей комнаты мальчики любили смотреть на Покровскую (в народе - Базарную) площадь. Зрелище было впечатляющим: "В открытые окна рвалась визгливая булга торговок. Пряная ветошь базара громоздилась на площади... Возы молитвенно простирали к небу оглобли. Снедь, рухлядь, бакалея, зелень, галантерея, рукоделие, обжорка".

За углом, на пересечении улицы Кобзаревой и Хорольского переулка (ныне ул. Коммунистической и Театральной) находился "синематографический электротеатр "Эльдорадо", куда Левушка Кассиль ходил вместе с мамой, папой и няней смотреть приключенческие киноленты. От "Эльдорадо" по мощеной части Базарной площади до дома Ухиных проходил неширокий бульвар, который покровчане называли "Брешка" и "Брехаловка" - от слова "брехать", то есть разговаривать. Это было место встречи и гуляния всех жителей слободы. Кассиль писал позднее: "Вся Брешка - два квартала. Гуляющие часами толкались туда и назад, от угла до угла, как волночки в ванне от борта до борта... Сплошной треск разгрызаемых каленых семечек стелился над толпой. Вся Брешка была черна от шелухи подсолнухов. Семечки назывались у нас "покровский разговор" .

Мальчики не любили Брешку. Однажды им в голову "пришла ослепительная идея". Они решили открыть свою "страну обетованную", "где все по справедливости ", " кино каждый день" и "все дети от родителей свободные". Это случилось 8 февраля 1914 года, когда братья отбывали очередное наказание в углу, в темной "аптечке". Так называлась полутемная проходная комната, где находились пузырьки, бутылки с микстурами, коробочки с лекарственными порошками. Дело в том, что папа считал наказание "стоя" негигиеничным, а поэтому не ставил в угол, а сажал. "На 12-й минуте братишку, как младшего, помиловали, но он отказался покинуть меня, пока мой срок не истечет, и остался в углу. Несколько минут затем мы вдумчиво исследовали недра своих носов, когда носы были исчерпаны, мы открыли Швамбранию" , - вспоминает Лев Кассиль. Швамбрания, "страна вулканического происхождения", была названа в честь писателя Шваба, написавшего любимую книгу ребят "Легенды и мифы Древней Греции".

Они наблюдали, как за окном медленно "плыла Брешка", а на подоконнике "воздвигались невидимые дворцы", воздушные замки, распускались пальмы. На подоконнике была Швамбрания!..

Пришло время Леле идти учиться. И вот "в первый день, торжественный и страшный, серьезный августовский день, я в новых ботинках (левый чуть жал) поднялся к дверям гимназии" , - читаем мы в повести Льва Кассиля "Кондуит и Швамбрания". Покровская гимназия располагалась в большом казенном здании (ныне Технологический институт). И порядки здесь тоже были насквозь "казенные". Над всеми гимназистами довлел и безраздельно господствовал "Кондуит". Так назывался штрафной дисциплинарный журнал, в котором записывались все провинности гимназистов. В переводе с французского это слово обозначало "поведение". В гимназии "все дороги вели в "Кондуит". Гимназистам нельзя было гулять по Брешке, Базарной площади, надевать рубашку с вышитым воротником, шинель внакидку, иначе можешь попасть в "Кондуит" и остаться без обеда.

"Сизяки" - так звали гимназистов за их шинели сизого цвета, тоже в долгу не оставались. Они "воровали на базаре, дрались на всех улицах с парнями. Били городовых. Учителям, которых невзлюбили, наливали всякой гадости в чернила. На уроках тихонько играли на расщепленном пере, воткнутом в парту" . Чтобы отомстить директору гимназии, городской думе и родительскому комитету за то, что те запрещают учащимся гимназии гулять по Народному саду, "сизяки" устроили широкую "звонко-резную кампанию".

Раньше в городе Покровске не было электрических звонков, поэтому покровчане гордились своим "электрическим звоном". "Моду" на звонки завел "новый доктор", приехавший в Покровск, "когда еще тот был слободой". Фамилия "любителя науки и техники" осталась неизвестной. Но он прославился тем, что провел у себя в квартире звонок с электрическими батарейками. Пациентам, приходившим к нему на прием, очень нравилось нажимать на кнопку и слушать, как звенит звонок. Благодаря своему нововведению доктор приобрел огромную практику. Жители города Покровска решили также обзавестись звонками.

"Через пять лет , - пишет Кассиль в "Кондуите и Швамбрании", - не осталось ни одного домика с крылечком, на котором не было бы кнопочек. Звонки звенели на разные голоса. Одни трещали, другие переливались, третьи шипели, четвертые просто звонили. Около некоторых кнопок висели вразумляющие объявления:
"Прозба не дербанить в парадное, а сувать пальцем в пупку для звонка".

"Покровчане гордились своим культурным звоном. О звонках говорили с нежностью и увлечением. При встрече справлялись о здоровье звонка:
- Петру Степановичу! Мое вам... Ну, як ваш, новенький? Справил мастер?
- Спасибо, справил. О це ж гарний звоночек. Милости просим послушать. Чистый канарей.

Свахи, расхваливая невесту, хвастали:
- Дом за ей дают флигерем, на парадном звонок электрический".

Гимназисты организовали "Комитет борьбы и мести" и, решив, что против них весь город, бросили призывный клич: "Режь звонки!" Список "Кондуита" после этого заметно пополнился.

После революции 1917 года гимназию упразднили. Леля перешел учиться в Единую трудовую школу, которая образовалась после слияния женской и мужской покровских гимназий. Он стал заниматься в библиотеке-читальне. Выпускал там рукописный литературный журнал "Смелая мысль", где был и редактором, и художником, руководил драмкружком. Со Швамбранией было покончено.

Много перемен произошло и в семье Кассилей. Уважаемого доктора Кассиля переселили в дом 42, на Аткарской улице. Из этого дома в 1923 году по окончании трудовой школы Лев Кассиль уехал учиться в Москву. Там он становится известным детским писателем. В своей первой повести "Кондуит" (1930) он описывает Покровскую гимназию, а в "Швамбрании" (1933) страну, которую они с Оськой придумали. Позднее эти две разные книги будут объединены в одну под общим названием "Кондуит и Швамбрания" (1935). Первая публикация, очерк "Изустный период в городе Покровске", появившаяся в журнале "Новый Леф" (№ 1, 1928), посвящена родному Покровску. Отголоски впечатлений детства есть и в романе "Вратарь республики" (1938), где он описывает свое раннее увлечение - футбол.

Любовь к Покровску проходит через все творчество Льва Кассиля. В повести "Дорогие мои мальчишки" (1944) есть такие слова: "По-моему, кто не любит свой город, где сам родился и вырос, так города, где другие родились, он совсем уж не полюбит. Что же тогда, спрашивается, он любит на земле?"

Брат Лели Иосиф закончил Саратовский университет и к середине тридцатых годов стал известным в Саратове литератором. Иосиф Кассиль возглавлял саратовскую писательскую организацию, участвовал в организации альманаха "Литературный Саратов", в котором и была опубликована его повесть "Крутая ступень", вышедшая в роковом для Иосифа 1937 году. Автора обвинили в антисоветизме, в желании "опорочить партийные органы", "оклеветать советских студентов и коммунистов" и "замазать вредительскую деятельность врагов". Иосиф Кассиль был оклеветан, изгнан из партии, осужден, уничтожен. Его поглотили бесконечные недра ГУЛАГа.

Лев Кассиль пытался спасти брата, "подавая прошение" во всевозможные инстанции. Все было бесполезно. Единственное, что смог сделать Кассиль, - это спасти свою "столько раз от осанны к анафеме низвергаемую", "опальную" "Швамбранию", в которой был описан Оська и которая постоянно претерпевала нападки цензуры. Когда книга вышла в издательстве "Золотая библиотека", Лев Кассиль писал в своем дневнике: "Вот и пойдет мой Оська в школы и библиотеки".

В городе детства писателя 9 ноября 1995 года открыт музей, посвященный его жизни и творчеству. Он находится в доме по улице Льва Кассиля - бывшая Аткарская, 42. Это последний адрес семьи Кассиля в городе Покровске, который в 1931 году был переименован в город Энгельс. В доме оставались жить родители. Дети разлетелись из гнезда, сохранив в душе память о Покровске, родном городе детства, улицами которого они "входили в жизнь".

Использованные материалы: - Бесчетнова Е. Путешествие в "Швамбранию". - Памятники Отечества: Вольная губерния. - М.: Памятники Отечества, 1998.

Итак, маленький волжский городок Покровск, только в 1914 году и ставший городом, а до того именовавшийся Покровской слободой. Каковы были бытовые условия у семьи провинциального врача и учительницы музыки с двумя детьми?
Квартира была достаточно просторной - приемная, кабинет отца, гостиная, столовая, спальни, детская, гимнастическая комната со спортивным оборудованием для мальчиков, гостевая, в которой жил юный родственник, изгнанный из саратовской гимназии и приехавший в Покровск доучиваться, комната для прислуги, кухня, терраса, выходившая во двор... Имелись и все современные удобства - электричество, телефон (по которому отца, как доктора, вызывали на срочные случаи), ванна, ватерклозет (младший сын Оська как-то решил, что деревянное сиденье от унитаза будет прекрасной рамой для портрета государя и к общему смущению воплотил свою идею).

Дом-музей Льва Кассиля в Энгельсе (Покровске). Ковры на полах, упоминавшиеся писателем, не сохранились...

Отопление, видимо, паровое, так как указано - топка и печь только "в трюме", и за них отвечает "кочегар", кухарка Аннушка. Кроме кухарки в книге фигурирует еще и горничная Марфуша, которую, шутки ради, в роскошном карнавальном костюме однажды отправили на бал-маскарад в Коммерческое собрание, где собиралось лучшее общество городка. Акция имела целью разыграть женолюбивого земского начальника. Но Марфуша, выдававшая себя за иностранку, имела большой успех на балу и получила первый приз - золотые часы.

Бал был красивым и многолюдным. Родственник Кассилей Витя помог покровской Золушке своевременно сбежать:

"Земский кидается за ним. Маски, домино, арлекины, гусары, цветочные корзины, пиковые дамы, бабочки, испанки, бояре — весь пестрый маскарадный сброд устремляется к лестнице. Устрашающие нос и усы Вити сдерживают любопытство гостей.

Гимназисты как бы нечаянно оттесняют публику. Марфуша запахивается в шубу, сани трогаются.

Витя вскочил на ходу. Они несутся по сонным улицам. У Марфуши смыкаются веки. Фонари, как медузы, шевелят золотые нити... "

В обычные дни по вечерам у Кассилей собирались "обычные гости" - податной инспектор Терпаньян и зубной врач Пуфлер. Ставили самовар, музицировали, играли в шахматы...

Никаких особых лишений, дефицита, голода ни семья Кассилей, ни другие горожане не испытывают. А ведь основное действие книги разворачивается в годы Первой мировой войны! Кассиль в красках описывает, как уже накануне революции отправился на встречу с девочкой, которая ему очень нравилась... И нес собой пару кремовых пирожных, чтобы ее угостить. Но соперник-кадет в красивой военной форме высмеял шпака-гимназиста, за что гордый Лева запустил пирожным в него... (Провинция живет спокойно и сыто, голодные или хотя бы недоедающие дети пирожными как правило не кидаются...) Проблемы с едой начались только после революции...

Здание бывшей Покровской мужской гимназии, в которой учился Лев Кассиль

Никаких страшный предчувствий при наступлении 1917 года у людей не было:

"Кончался 1916 год, шли каникулы. Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что «Новый год — это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда…»

Оська, прогудев отходный, отбыл в ночную Швамбранию. А ко мне пришел в гости мой товарищ — одноклассник Гришка Федоров. Мы с ним долго щелкали орехи, играли в лото, потом от нечего делать удили рыб в папином аквариуме. В конце концов все это нам наскучило. Мы потушили свет в комнате, сели у окна и, продышав на замерзшем стекле круглые глазки, стали смотреть на улицу.

Светила луна, глухие синеватые тени лежали на снегу. Воздух был полон пересыпчатого блеска, и улица наша показалась нам необыкновенно прекрасной.

— Идем погуляем, — предложил Гришка.

Но, как известно, выходить на улицу после семи часов в декабре гимназистам строго-настрого запрещалось. И наш надзиратель Цезарь Карпович, грубый и придирчивый немец, тот самый, что был прозван нами Цап-Царапычем, выходил вечерами специально на охоту, рыскал по улицам и ловил зазевавшихся гимназистов..."

Февральская революция тем более стала для всех полной неожиданностью:
"Папа и мама ушли в гости. Ахнуло парадное, и от сквозняка по всему дому двери передали друг другу эстафету. Аннушка тушит в гостиной свет — слышно, как щелкнул выключатель, — и уходит на кухню. Немного жуткая пустота влезает в дом. Тикают часы в столовой. В стекла окон рвется ветер. Я сажусь за стол и делаю вид, что готовлю уроки. Братишка Ося рисует пароходы. Много пароходов, и у всех из труб дым. Я беру у него красно-синий карандаш и начинаю раскрашивать в учебнике латинские местоимения. Все гласные буквы — красными, согласные — синими. Очень красиво получается. (...)

Но… в кабинете отца громко звонит телефон. Мчимся наперегонки в кабинет. Там пусто, темно и страшно. Но я поворачиваю выключатель, и комната сразу меняется, как проявленный негатив фотографии. Окна были светлыми — стали черными. Рамы были черными — стали светлыми. А главное — не страшно. Я беру трубку и говорю важным папиным голосом:

— Я вас слушаю! Что?

Оказывается, звонят из Саратова, и звонит наш любимый дядя Леша. Он очень давно не приезжал к нам. Мама говорила нам, что он уехал далеко. Но мы с Оськой подслушали раз, что он вовсе сидит в тюрьме за то, что он против царя и войны. А теперь, значит, его выпустили. Вот хорошо! И мы оба кричим в трубку:

— Дядечка! Приезжай!

— Ладно, ладно, — смеется в телефон дядя. — А ты, Леля, не забудь передать маме, папе, когда придут, что звонил я и сказал, что в России революция… Временное правительство… Царь отрекся… Повтори! — И голос у дяди какой-то необычайно веселый.

— Дядечка! — кричу я. — Как же это так вышло?

— Ты еще маленький, не поймешь.

— Нет, пойму, — обиделся я, — нет, пойму! Я уже в третьем.

И дядя из Саратова, из-за Волги, торопясь, рассказывает по телефону о войне, о революции, равенстве, братстве…"

Новость распирала Леву, он сбегал на кухню и поделился с Аннушкой и пришедшим к ней в гости раненым солдатом, с соседями...

"— Слушаю!

— Здравствуйте! (Вообще мы на «ты», но по «телефону» надо говорить «вы».) Здравствуйте, Нюра. Большие новости! Революция, и у нас солдат сидит.

— А у меня чего есть! — говорит Нюра. — Отгадайте.

— Еще где-нибудь революция?

— Нет! Крестная сервиз подарила, и даже с молочником.

Разве они могут понять? И я, одевшись, бегу к товарищу-соседу, чтобы порадовать его. А латынь так и остается невыученной".

Покровск. Магазин иностранных товаров

Настоящие проблемы у семьи Кассилей начались после Октябрьских событий, хотя пролетарская общественность признавала, что доктор "стоит на нашей позиции"... Их выселили из дома, пришлось перебраться в чужую, брошенную квартиру, встретившую новых жильцов холодно и неприветливо... Потом конфисковали пианино, и матери пришлось немало поволноваться и похлопотать, доказывая, что для нее, как для учительницы музыки, пианино - "орудие производства"... Вернуть его удалось лишь благодаря заступничеству комиссара, которого отец вылечил от тифа... Но Кассилей тут же уплотнили, "мобилизовав" одну за другой три комнаты вместе с обстановкой и вселив туда посторонних людей. Учитывая, что к Кассилям из-за тягот Гражданской войны перебрались три тетки, а потом еще и племянница, и семья разрослась, стало тесно... Мамин сверточек с самой главной ценностью - четырьмя кусками мыла, едва не пропавший вместе с пианино, в котором был спрятан, теперь оказался в комнате подселенца вместе с письменным столиком, куда мыло перепрятали...

Но приключения продолжались: "Нас опять переселили. Нам дали квартиру на далекой Аткарской улице. Центробежные силы действовали. Мы удалялись от центра.

Переезд прошел незаметно. Мы уже привыкли ко всяким перемещениям. Величие Дома (с большой буквы) было давно развенчано. Вещи пристыженно перебрались в тесные углы нового жилища. За неимением места шкаф и один стол по дороге приблудились к знакомым".

И быт становился все сложнее:

"После урока мы с Оськой шли собирать солому, чтоб протопить немного голландку. Пользуясь ее быстротечным теплом, ставили тесто для хлеба. Мы по очереди месили опухшими сизыми руками тягучую мякоть квашни. Для этого дела необходимо было ожесточение, и мы представляли себе, что мнем кулаками ненавистный живот врагов революционного человечества...

Вечерами все скоплялись у стола. Электричества не было. Лампочку-ночник зажигали только по воскресеньям, и это бывал действительно светлый праздник. Будни освещались коптилкой. Фитилек, скрученный из ваты, опускался в чашку с постным или деревянным маслом. На его конце жил шаткий огонек. Комната заполнялась черными ужимками теней.

Тетки подвигали лампочку к себе. Тетки сидели в ряд, строгие и слегка потусторонние. Лампочка немножко светила на их лики... Тетки читали вслух. После они разговаривали о красивом прошлом и разрушенной жизни.

— Боже мой! Какая красивая была жизнь! — вздыхали тетки. — Концерты Собинова, альманахи «Шиповник», пятнадцать копеек фунт сахару… А теперь?!"

Потом стало совсем тяжело:

Дни тянулись, как недели, — долго и голодно. Распорядок суток стал совсем иным. Прежде центральным пунктом дня, укоренившимся часом сбора всей семьи был обед — торжественная еда, таинство, церемониал принятия пищи, трапеза, и весь день отмеривался «до обеда» и «после обеда». Теперь обеда как такового часто не было. Ели, когда было что есть. «Давайте подзакусим», — говорила тогда мама.

И ели на ходу, как на вокзале, стоя, так как было страшно вступить в общение с ледяным стулом. В комнате было студено, и каждый инстинктивно скупился уделить собственный нагрев бездушному предмету…

Мы двигались, сторонясь холодных вещей. Вещи хватали наше тепло. Установили дежурство истопников. Утром дежурный, кляцая зубами, выползал из-под горы одеял и портьер. Реомюр стыл на четырех. Дежурный прыгал в неуютные валенки и растапливал печку-«буржуйку». Печурка кратковременно распалялась. Вместе с Реомюром поднимались все обитатели нашей квартирки. Буфет стоял — душа нараспашку. Он был гол и пуст, хоть в кегли играй, то есть хоть шаром покати. Мы ели пресную кашу из тыквы и пили арбузный чай с сахарином".

Но самое страшное было в другом - семья теряла друзей, близких и едва не потеряла отца... Мобилизованный в Красную Армию, доктор Кассиль заболел там тифом и едва не умер. Телеграмма о его болезни шла к родным девять дней, и они еще долго не знали - говорить о нем как о живом или о мертвом? Но отец вернулся!

"Глубокой ночью нас будит резкий стук. Оська продолжает спать. Я вскакиваю. Я слышу слабый голос отца. Жив!!! Его вводят по лестнице. Шаги неуверенны, редки. Он желт и страшен, папа. Борода, огромная, как манишка, лежит на груди. Он снимает шапку. Мама бросается к нему. Но он кричит:

— Не смейте никто подходить!.. Вши… Я вшивый… Умыться сначала… И поесть… Картошки бы…
(...) Вода для мытья согрелась. Мы уходим в другую комнату. Мы слушаем, как стучит мыло о папины кости. Через четверть часа нас зовут обратно. Папа, в чистой рубахе, умытый и не такой уже страшный, рассказывает о фронте. Пока он рассказывает о себе, он говорит спокойно. Кажется лишь, что непривычная борода тяжелит речь. Но вдруг он начинает задыхаться от волнения. Он плачет:

— У меня больные… умирающие… в коридорах валялись на замерзшей моче… в три вершка… Я же врач… и я не могу…"

Прошли годы, прежде, чем жизнь вошла в свою колею после всех потрясений... Лев Кассиль переехал в Москву. Его отец остался в Покровске, был там одним из самых уважаемых врачей и очень гордился новой больницей, построенной в советское время. А младшего брата Льва Оську арестовали в 1937 году и расстреляли...

Кассиль Лев Абрамович

Писатель и сценарист
Лауреат Государственной премии СССР (1951)

Лев Кассиль родился 10 июля 1905 года рядом с рекой Волгой в Покровской слободе, после революции переименованной в город Энгельс.

Отец Льва Кассиля, Абрам Григорьевич, был врачом. Мама, Анна Исааковна, - музыкантом. Лев Кассиль начал учиться в гимназии до революции, а заканчивал обучение при советской власти в Единой трудовой школе (ЕТШ).

Его детские мечты были вполне мальчишечьи: он хотел быть извозчиком, потом кораблестроителем пароходов типа «самолёт», и натуралистом. В 1923 году, окончив ЕТШ, за хорошую общественную работу в библиотеке-читальне Кассиль получил от обкома партии командировку в высшее учебное заведение, и поступил в Москве на физико-математический факультет Московского государственного университета по специальности «аэродинамический цикл», но примерно к третьему курсу фактически стал профессиональным литератором - московским корреспондентом газет «Правда Востока» и «Советская Сибирь», сотрудником газеты «Известия» и журнала «Пионер».

В 1927 году Кассиль был привлечен Владимиром Маяковским к работе в журнале «Новый ЛЕФ», в конце 1920–1930-х годов сотрудничал с журналом «Пионер», выступал в газете «Известия» с очерками, среди которых были очерки о «челюскинской» эпопее О.Ю.Шмидта, о полете стратостата «СССР», об успехах советской авиации, и многие другие. Тогда же вышли в свет первые книги Кассиля для детей: научно-популярные очерки «Вкусная фабрика» в 1930 году, «Планетарий» в 1931 году, «Лодка-вездеход» в 1933 году и принесшие ему быструю и долговременную читательскую любовь и славу одного из классиков детской отечественной литературы 20 века автобиографические повести «Кондуит» в 1930 году и «Швамбрания» в 1933 году. В 1935 году оба эти произведения были объединены в одну книгу.

Изображая в них события Первой мировой войны и Февральской и Октябрьской революций 1917 года, Кассиль с большим остроумием показал жизнь двух маленьких мальчиков-братьев в семье и вне дома, ломку старой гимназии и первые годы становления советской «единой трудовой» школы. Повествование велось от первого лица, детское сознание главных героев прорывалось из повседневности и скучного царства взрослых в романтический мир выдуманного «Великого Государства Швамбранского», в котором автор наделял персонажей страстью к путешествиям и приключениям, и жаждой справедливости.

«Здравствуйте, - говорили Кассилю дети на улице, - мы вас знаем. Вы этот… Лев Швамбраныч Кондуит».

При этом, став писателем, Кассиль не стал кабинетным человеком.

Он вёл новогодние ёлки в Колонном зале Дома Союзов и праздничные радиорепортажи с Красной площади, комментировал футбольные матчи, работал специальным корреспондентом на олимпийских играх, плавал вокруг Европы, ездил по Италии с лекциями о Маяковском, возглавлял объединение московских детских и юношеских писателей, преподавал в Литературном институте, неизменно открывал Неделю детской книги и чуть ли не ежедневно выступал перед своими читателями в школах, библиотеках, детских домах, санаториях, пионерлагерях - по всей стране. При таком уплотнённом распорядке дней он написал своё собрание сочинений, и каждые год-два у него выходила новая книга.

Глубокое знание интересов, увлечений, вкусов, нравов, языка и манер, всей системы ценностей молодежи его времени определили тематику и стиль его произведений. Кассиль тяготел к реальному бытописанию, а в нем – к изображению людей «экстремальных» профессий: спортсменов, летчиков, художников и актеров.

Роман «Вратарь Республики», написанный в 1938 году, отразил страсть писателя к футболу. «Ход белой королевы» был посвящен лыжному спорту, «Чаша гладиатора» – жизни циркового борца и судьбам русских людей, оказавшихся после 1917 года в эмиграции. В книге «Черемыш, брат героя» шел рассказ о мальчике – однофамильце героя-летчика. В «Великом противостоянии» главная героиня Сима сталкивалась с режиссером Расщепеем, проходила пробы и попадала в мир кино. На фоне съемок фильма Сима взрослела, знакомилась с замечательными людьми. «Ранний восход» – документальное повествование, посвященное светлой и короткой жизни начинающего художника Коли Дмитриева.

Следом за «Швамбранией» Лев Кассиль придумал еще две страны - «Синегорию» и «Джунгахору», которые описал в книгах «Дорогие мои мальчишки» и «Будьте готовы ваше Высочество!», объединенных позднее в сборник «Три страны, которых нет на карте».

Кассиль написал много рассказов, посвященных Великой Отечественной войне. Он обладал огромным опытом военного корреспондента. «Рассказ об отсутствующем», «Линия связи», «Зеленая веточка», «Все вернется», «У классной доски», «Отметки Риммы Лебедевой», «Держись, капитан!» были построены как дружеский разговор с ребенком о насущном и важном. Им были написаны книги о Маяковском, Циолковском, Чкалове и Шмидте.

Как-то один читатель среднего школьного возраста спросил его: «А это значит, про чего мы сейчас обсуждали, вы всё сами написали? Здорово. Сейчас, как домой приедете, ещё про что-нибудь напишете? Да?».

В 1965 году Кассиль был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.

Брат Льва Кассиля - Иосиф заведовал литературным отделом газеты «Коммунист», был доцентом института механизации сельского хозяйства и секретарем саратовского областного отделения Союза писателей СССР. После опубликования в альманахе «Литературный Саратов» повести Иосифа Кассиля «Крутая ступень» предварительным судебным следствием установлено, что: «Иосиф Кассиль с 1933 года является активным участником антисоветской террористической диверсионно-вредительской организации правых, действовавших в Саратовской области, и входил в группу, созданную Касперским, по заданию последнего проводил вредительскую работу на литературном фронте путем протаскивания в литературу антисоветских троцкистских установок и клеветнических измышлений в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства...» (Владимир Владимирович Касперский - бывший редактор газеты «Коммунист», арестованный на два с небольшим месяца ранее Кассиля).

Приговором была высшая мера уголовного наказания с конфискацией всего принадлежащего Иосифу Кассилю имущества. Он был окончательным, обжалованию не подлежал и на основании постановления ЦИК СССР от 12 января 1934 года должен быть приведен в исполнение немедленно. Его супруге, Зинаиде Петровне, студентке последнего курса института механизации сельского хозяйства, предложили отречься от мужа - «предателя народа, шпиона» и т.д. Она отказалась, заявив (из письма дочери Иосифа Абрамовича), что «ее муж - честнейший коммунист, и в клевету на него она не поверит никогда». После этого ей дали возможность «защитить диплом» в местах не столь отдаленных, куда направили на 8 лет. И она отсидела их от «звонка до звонка».

21 июня 1970 года Лев Кассиль отметил в дневнике: «Приглашают поехать почётным гостем в Ленинград на IV Всесоюзный слёт пионеров. Вряд ли смогу… Сил нет. Записал по радио обращение к участникам слёта». Через несколько часов Кассиль умер.

Лев Кассиль был похоронен на Новодевичьем кладбище.

В 2005 году о Льве Кассиле был снят документальный фильм «Швамбранский адмирал. Лев Кассиль».

Your browser does not support the video/audio tag.

Текст подготовил Андрей Гончаров

Использованные материалы:

Материалы сети Интернет

Интервью с сыном писателя Владимиром Кассилем.

- Часто писатели, пишущие веселые книги, в жизни угрюмы, замкнуты, меланхоличны. Каким был Лев Кассиль?

Он был очень веселым человеком, особенно в молодые годы. Вокруг него все время были люди - они шутили, разыгрывали друг друга, иногда довольно остро, рассказывали друг другу фантастические истории с вытаращенными глазами. Я это все очень хорошо помню. Известна история о том, как то ли в редакции "ЛЕФа", то ли дома у Маяковского шел спор, как назвать рубрику. Маяковский в это время вышел в другую комнату, а Льву Абрамовичу пришла в голову удачная мысль, и он дал название. Все закричали: "Молодец! Молодец!" А Кирсанов сказал: "Одного Кассиля ум одолел консилиум". Лев Абрамович по молодости лет побежал похвастаться Маяковскому, на что тот, ни секунды не думая, произнес: "Мы пахали, мы косили, мы нахалы, мы Кассили", - и снова ушел. Отец, страшно обиженный, вернулся к Кирсанову, а тот ответил: "Не найдя, кого осилить, вы напали на Кассиля". (Смеется.) И это не единственный эпизод, так было постоянно. В нем все время что-то кипело. Если он чем-то увлекался, то с безудержной силой: от коллекционирования авторучек до изучения астрономии.

В автобиографии он пишет, что по-настоящему начал писать в день похорон Ленина. Это просто риторика или Кассиль был настолько политизированным?

Лев Абрамович неоднократно рассказывал о том, как в тот день ходил по Москве, замерз, упал, его отогрели возле костра. Он никогда не увлекался политикой чрезмерно, но, как и все молодые люди того времени, он очень верил в то, что происходит, и с огромной надеждой проживал первые революционные годы. Посмотрите, какой всплеск творчества был в 1920-е годы в Советской России. Потом это было все задушено, позже. А назвать его политизированным мне трудно, потому что он никогда не участвовал ни в каких политических кампаниях всерьез, он не был членом партии, в его книгах ни разу не упоминаются такие имена, как Сталин.

Лев Кассиль пишет, что, когда он попал к Маяковскому в журнал "Новый ЛЕФ", тот сильно на него повлиял. Насколько тесным было общение?

Достаточно тесным, учитывая разницу в возрасте - Маяковский был сильно старше. А потом, Маяковский был человеком, который не очень к себе подпускал, не допускал ни амикошонства, ни скоропалительной дружбы. Если он дружил, то это было надолго, но и ссорился надолго. Я думаю, сам его характер оказал большое влияние на моего отца, и он часто вспоминал Маяковского и до конца своих дней считал его своим учителем. Это было соприкосновение с абсолютно новым пластом культуры. Если взять журнал "Новый ЛЕФ", то его страшно интересно читать, потому что там публиковались интереснейшие эссе, например спор Шкловского с Львом Толстым по поводу "Войны и мира". В искусство пришло много молодежи. Ведь "левацкий загиб" Маяковского - "Сбросить Пушкина с корабля современности" - во многом носил иронический характер, но он был не зря. И Лев Абрамович попал в эту струю.

- Тогда же он о детской литературе не задумывался - почему в результате решил стать детским писателем?

Не знаю. Он никогда этого не объяснял, хотя при мне ему задавали это вопрос. Он говорил, что дети сами выбрали его книги. Первая его книга "Кондуит и Швамбрания" сразу попала в руки детям. Она подвергалась серьезной критике и много лет была под полузапретом, не переиздавалась, а дети ее сразу охотно приняли. Она же о детстве, об отношениях ребенок - взрослый, ребенок - власть, и, когда перечитываешь "Швамбранию", многие ее страницы абсолютно актуальны.

- Как он попал в "Известия"?

Я думаю, что по рекомендации либо Маяковского, либо кого-то из его окружения, может быть, Брика. Но Маяковский действительно очень настойчиво направил Льва Абрамовича в журналистику. Он писал кучу репортажей, статей, фельетонов. Некоторые из известинских фельетонов имели очень широкий резонанс. Они даже были собраны в книжку под названием "Щепотка Луны" 1937 или 1938 года издания. "Щепотка Луны" - потому что во время одного из своих заданий он подружился с Циолковским. Тот называл его "мой литературный рыцарь", он много писал о Циолковском, переписывался с ним, к сожалению, все письма погибли. И романтическая идея, что можно выйти в космос, долететь до Луны, Льва Абрамовича страшно увлекала. Слава богу, он дожил до момента, когда человек высадился на Луну.

- При таком графике как он выбирал время, чтобы писать?

Он все время жаловался на нехватку времени. Ведь кроме всего прочего у него еще были выступления. Он очень любил контактировать с детьми, выступал в школах, библиотеках, бог весть где. Я помню, как во время войны они с Агнией Львовной Барто, хотя я был совсем маленьким, взяли меня на выступление, которое проходило в нетопленом зале какого-то большого завода. Все сидели в шубах, а они выходили в пиджаках, платьях. Так поступали и Чуковский, и Михалков, и Маршак. Они все любили общаться с детьми.

- А меж собой дружили?

С Барто была очень большая дружба, хотя они всю жизнь были на вы. Лев Абрамович называл ее "Бартошенька", они очень часто перезванивались, вместе выступали. Очень дружили с Михалковым на протяжении многих лет, хотя Сергей Владимирович моложе. Они вместе много ездили, написали книгу "Европа - слева!" Отец дружил с Маршаком, но Маршак был старше Льва Абрамовича, так же как и Корней Чуковский, и отец относился к ним с большим пиететом. В дневниках Чуковского он неоднократно упоминается с большой симпатией, хотя далеко не все там поминаются добрыми словами.

- Судя по "Вратарю республики", "Пекиным бутсам", ваш отец был заядлым футбольным болельщиком...

Правда. Он до конца своих дней хранил верность одному футбольному клубу - "Спартаку". Я помню, был период, когда у "Спартака" были большие сложности, они, кажется, даже вылетели из Высшей лиги - это было великое несчастье. Кроме того, он был комментатором: они начинали вдвоем - Кассиль и Синявский. Он часто ходил на футбол, болел невероятно. Вокруг него сразу начиналось какое-то движение, крики, вопли, завязывались споры с незнакомыми людьми. Это было особое дело - смотреть на отца на трибуне стадиона. Он был знаком со многими футболистами. К нему хорошо относились Всеволод Бобров - еще до того, как он стал хоккеистом, - знаменитый вратарь Лев Яшин. Он помогал футболистам из «Динамо» написать книгу об их поездке в Англию. Она называлась "19:9" - забили 19 голов, пропустили 9.