Кто написал картину пир нартов. Нартский эпос как альтернативный источник. Средства художественной выразительности

Самая известная и большая картина осетинского художника Махарбека Тугаева, который являлся исследователем уникального памятника устного народного творчества осетин - нартовского эпоса. М. Бугаев создал цикл иллюстраций к эпосу, в которых отразил основополагающие архетипы самосознания осетин. Полотно "Пир нартов" - самая известная и масштабная из этих иллюстраций, находится в худ.музее М.Туганова во Владикавказе. Художник создает эту работу приблизительно в 1925 году, и уже на склоне лет возвращается к этому сюжету и дорабатывает картину. По мнению художника В.Цагараева, в картине "Пир Нартов" изображена модель мифологического мира и зашифрован код гармоничного развития народа. " Махарбек Туганов в первой половине ХХ века осознал и заложил, как тайнопись, в свою картину идею всенародной гармонии, актуальную и сегодня". В нашей коллекции представлена мастерски выполненная копия этого уникального полотна (масло, холст). Автор - осетинский художник Вадим Пухаев.

Сегодня многих ученых легенды и мифы стали интересовать как материал для выяснения того, какими же знаниями обладали наши далекие предки. О том, что "Нартский Эпос", несет в себе скрытый смысл и является источником сведений по самым вопросам, написано уже немало статей. В этой, речь пойдет о сугубо прикладных знаниях, искусно спрятанных в строчках одного из самых известных его сказании - «Как Сослан женился на Бедухе», а точнее эпизода с танцевальным поединком.
*Состязание между двумя знаменитейшими танцорами, Сосланом и сыном Хиза, служит завязкой известного сказания о сокрушении крепости Хиз и женитьбе Сослана… Пляски упоминаются особенно часто и притом не как случайный, а как существеннейший элемент нартовского быта, как серьезное и важное занятие, которому нарты отдавались от всей. Наряду с пляской очень любили нарты то, что мы назвали бы теперь спортивными играми. (В. И. Абаев «СКАЗАНИЯ О НАРТАХ», М.: «Советская Россия», 1978, вводная статья).
Самой знаменитой картиной на эту тему является масштабное полотно Махарбека Туганова «Пир нартов». Художник писал: «Я выбрал тот момент из сказания, где Сослан и Челахсартаг соревнуются в танце: в начале на столе, потом на чаше с пивом. Мне однажды довелось самому увидеть такой танец-соревнование. Один на голове держал полную чашу с пивом и во время танца не пролил не одной капли. Молодежь Осетии всегда упражнялась в таких искусных танцах».

Поиски сюжетов о молодецкой удали, связанных с котлами и чашами, привели к целому ряду интересных находок. Так Агусти Алемань в своей книге «Аланы в древних и средневековых письменных источниках» приводит такие строки: «… аланский витязь, звавшийся Фаран-дже, который похвалялся своим искусством в обращении с мечом и чашей…» . Это фрагмент из записанной в 16 веке истории курдов - Шараф-наме (Сказание о войске, ведомом царем Искандаром Победоносным, чтобы освободить Барда" и изгнать русов). Захват русами города Бердаа, описанный в нем происходил в 943 или 944 году. Было бы крайне наивно полагать, что «искусством обращения с чашей» авторы называли умение красиво пить алкоголь. Упомянутый рядом меч, обстановка боя да и само участие в важном сражении множества лучших из лучших, явно свидетельствуют о том, что речь идет о каком-то редком и весьма ценном ратном навыке.
На настоящий момент наиболее широко известными воинскими искусствами, где используются мечи, копья, чаши и котлы являются боевые искусства Шаолиня. Монахи-воины во время специальных представлений демонстрируют публике удивительные свойства человеческого тела, использую именно эти предметы.

Недалеко от входа в монастырь туристов встречает старинный котел для варки каши.
Стоя на подобной кухонной утвари монахи годами оттачивали своё мастерство.

Большие ёмкости с водой, зерном или песком издавна использовались здесь во время ежедневных изнуряющих тренировок.

Впечатлившие Туганова танцы с чашами на голове, и по сей день являются обязательным этапом обучения юношей в Шаолине. Стараясь не уронить пустую миску, молодые люди удерживают базовую стойку и тренируют всевозможные удары.

Ношение пиалы с жидкостью на голове исстари считалось лучшим способом вырабатывания королевской осанки и плавности передвижений у девушек не только на Востоке.

На греческих и этрусских вазах, к примеру, можно встретить изображение так называемого «танца с корзиной на голове».

К этрусской культуре относят и этот сосуд с танцующими на стенках фигурами.

На одной из греческих ваз запечатлены два танцующих сатира.

Вроде бы ничего не значащий факт, ведь вакханалии невозможно было представить без вина и танцев. Но обратите внимание на ногу, занесенную над чашей.
В музей Чернуски - одном из самых старых музеев Парижа, хранятся вот такие глиняные китайские статуэтки, изображающие танцующих на котле акробатов.

Датировка относит их ко времени Империи Хань (206 до н. э.-220 н. э.)
На греческих вазах можно найти массу подобных сюжетов, но ни одна из фигур не стоит на бортике чана. Все гимнасты демонстрируют свое мастерство либо на мебели, либо прямо на полу, сосуды же кое-где изображены стоящим рядом.

Подобным же образом изображались акробаты и в сюжете «Пляски среди мечей».

На Кавказе, как известно, и по сей день одним из самых известных танцев является «Танец с кинжалами».
В греческом искусстве связка «танец-чаша-голова» прослеживается, а вот «танец на котле» характерен лишь для более ранней этрусской эпохи. Позднее же на изображениях сосуды лишь присутствуют рядом с танцующими.

В отличие от этого, китайская культура сумела сберечь до наших дней не только комплекс физических упражнений, связанных с котлами и чашами, но и, что самое главное, подробнейшее объяснение того, как и зачем люди обучались подобным танцам. Информацию об этом можно найти в книгах одного из ведущих китаистов России, доктора исторических наук, профессора А.А. Маслова. Он стал первым европейцем, который прошел обучение в Академии ушу монастыря Шаолинь, и является посвященным последователем шаолиньской традиции в 32-м поколении.
Одна из цикла его статей о шаолинцюань называлась «Искусство легких шагов» . В ней автор и рассказал об упражнениях, удивительным образом напоминающих чудесный танец могучего нарта.

Сначала выдержки, описывающие сам процесс тренировок:
*Выберите любую кругообразную поверхность, немного возвышающуюся над землей. Шаолиньские монахи использовали большой монастырский котел. Боец с отяжеляющими мешочками на ногах бегал по кромке , нанося удары по мишеням и блокируясь от нападений монахов, стоявших на возвышениях. Укрепив на ногах грузы в 2-3 кг, бегайте по песку, внушая себе, что ноги едва касаются земли, не оставляя следов. Тренируясь в горах или на пересеченной местности, перепрыгивайте с камушка на камушек, с бугорка на бугорок, не задерживаясь, как бы летая над землей. После первого этапа занятий шаолиньские бойцы проходили испытания. Они должны были пробежать по раскатанному листу тончайшей рисовой бумаги, не порвав ее, и пройти по песку, оставив на нем едва заметные углубления .*
Об этом же рассказывается в книге Красулина И. А. «Жесткий цигун: управление жизненной энергией в практике боевых искусств»: *Занимайтесь долгое время до тех пор, пока следы на бумаге будут еле видны. Тогда уберите бумагу и ходите по песку, не оставляя следов, так чтобы ни одна песчинка не сдвинулась. Тогда это будет совершенным искусством.
То же самое можно обнаружить и в книге Попова А.П. «Кулак семьи Хун. Основы ушу Хунгар»: *На начальном этапе тренировки монахи использовали большой монастырский котел, который заполнялся до верха водой. Когда это упражнение было освоено, воду из котла выливали, а к поясу и к ногам прикрепляли мешочки с песком. Еще позже котел заменяли широким решетом, наполненным железными опилками. По мере освоения упражнения постепенно уменьшали количество железных опилок в решете. Когда монах мог ходить по краю пустого решета, это считалось важнейшим этапом в овладении искусством облегчения тела. *

Вот как объясняет необходимость подобных занятий А.Маслов:
*Судьба поединка во многом зависит от умения быстро и уверенно передвигаться независимо от поверхности под ногами, количества противников и любых неожиданностей. Недаром в старину говорили: «Новичка узнаешь по заносчивости, старательного ученика - по силе удара, а мастера - по легкости передвижения». Чтобы овладеть ею, в Шаолине разработали удивительное искусство «облегчения веса тела», или просто - «легкое искусство». Его секреты дошли и до наших дней. Владеющие ими способны стоять на листе бумаги, натянутом над землей, не прорывая его, или, например, без труда ходить по бревнам, плавающим на воде, так, чтобы они не скрывались под ней. В монастыре «легкое искусство» начинали преподавать с первых недель занятий, но первых успехов в нем можно было достичь лишь через шесть-семь лет.*
Сегодня искусство облегчения тела - одно из известнейших мягких внутренних искусств Шаолиня. Овладевший им гибок и легок. В канонах отмечается, что по-настоящему владеющих этим искусством очень мало.
*Ян Баньхоу, как и некоторые мастера «внутренних» стилей, владел удивительным искусством «приподнимания тела» (тифан шу), заключавшемся в регулировании веса собственного тела, - он мог облегчать его или даже приподниматься на несколько сантиметров над землей. Даже в самый дождливый день он приходил в гости без малейших следов грязи на подошвах. Как объяснял сам Ян Баньхоу, он просто «передвигается на несколько цуней над землей, так как очень не любит грязь»…
Дун Хайчуань (1797-1882) - патриарх багуачжан расставлял по окружностям хрупкие фарфоровые чашечки и, переходя по ним, выполнял полный комплекс своей школы, не расколов ни одной.* (А. А. Маслов «Тайный код китайского кунфу»)

Родиной древних боевых искусств считают Индию. Буддистские тексты повествуют о том, что, после того, как в 527 году нашей эры в тибетский монастырь Шаолинь пришел индийский основоположник дзэн-буддизма Бодхидхарма, он научил монахов управлять энергией тела - непременному условию для полетов.

Пользовались левитацией и сам Будда, и его наставник маг Саммат, которые могли часами оставаться висящими в воздухе. Рассказы о парящих индийских йогах и по сей день продолжают будоражить умы ученых. В середине 80-х в Вашингтоне состоялись первые соревнования «летающих йогов. В среднем йоги поднимались на 60 см в высоту и перемещались на 1,8 м по горизонтали. Человек, неподвижно сидящий в позе лотоса, медленно поднимался над землей, на несколько минут зависал в воздухе, а потом так же медленно опускался на землю. Искусство левитации сохранилось до наших дней не только в Индии, но и в Тибете. Считается, что левитировать может лишь тот, кто достиг высокой ступени своего духовного развития. В индийских Ведах можно найти даже практическое руководство по левитации, в котором детально описано, каким образом человек может привести себя в необходимое состояние, чтобы суметь оторваться от земли. Но за прошедшие века значение многих древнеиндийских слов и понятий оказалось утраченным, поэтому перевести эту бесценную инструкцию на современный язык невозможно. Левитация сама по себе не является целью йоги. Это лишь побочный эффект практики. Среди перечня основных сиддх (мистических совершенств) известный специалист-индолог профессор Р.Л. Томпсон приводит, дошедшее до нас еще из Вед, понятие: лагхима (лёгкость) - способность к левитации или антигравитации, посредством которой становится возможным "получать освобождение от усталости, истощения и преодолевать гравитацию " (С.Ч. III, "Ашта Сиддхи"). Сюда входит также и умение создавать громадный вес.
Левитации хорошо знали не только на Востоке, но и в Европе. Как правило, люди взмывали в воздух, пребывая в состоянии религиозного восторженного экстаза. Так свидетелями полетов монахини-кармелитки святой Терезы было более 230 священнослужителей. Величайший богослов римско-католической церкви Франческо Суарес за всю жизнь левитировал дважды. Иосифа Деза в состояние левитации могла приводить даже самая обычная музыка.

Из Индии через Китай «искусство облегчения веса тела» достигло и берегов Японии, где оно известно как Карумидзюцу. Благодаря нему ниндзя совершали высокие прыжки, уходя от ударов меча и нанося удары ногами сверху, ловко передвигались по деревьям, цепляясь за самые тонкие ветки. Японцем был и владевший этим навыком Уэчи Камбуна (1877-1948), основоположника третьего магистрального направления окинавского каратэ Уэчи-рю.

*Рассказывают, что как то раз после тренировки Уэчи Камбун попросил свою жену принести шесть хрупких фарфоровых чашек. Расставив их по прямой линии на расстоянии 25 см друг от друга, мастер попросил самого маленького и легкого ученика, весившего менее 50 кг, встать на чашки и пройти по ним. Ученик медленно поставил ногу на чашку, но едва начал переносить на нее вес тела, она тут же раскололась. «Существует искусство облегчения веса тела - «лёгкое искусство» - объяснил Уэчи. Всё зависит от силы вашего волевого посыла: захотите - врастёте в землю, захотите - окажетесь привязанными за макушку к небу и станете подниматься вверх, забыв о своём весе».
С этими словами мастер заменил разбитые чашки, легко вспрыгнул на фарфоровые пиалы и начал быстро передвигаться по ним. * (Маслов А. А. «Тайные коды боевых искусств Японии»). Надо сказать, что в молодости Уэчи Камбун десять лет обучался стилю кунг-фу Пангай-нун в южной провинции Китая.

Невозможно не заметить, что и в Китае и в Японии «Искусство облегчения веса тела» тесно связано с образом чаши, котла, решета, корзины и, наконец, хрупкой чашки. «Искусством легких шагов» называют они хождение по тончайшим фарфоровым чашечкам . Неискушенному в восточных единоборствах современнику трудно представить, что передвижения на стенках котла являются лишь самым первым этапом освоения этой таинственной техники, что в принципе человек может стоять, а тем более танцевать на пустой чашке. Отсюда и постоянное неосознанное стремление подменить нартский «танец на чаше» более понятным «танцем на котле», или хотя бы «танцем на большой чаше пива». Хотя, судя по всему вышесказанному, лучшие из нартов, должно быть, умудрялись танцевать и на самых крохотных чашечках. Именно это могло приводить в восторг всех присутствующих на пиру.
Подтверждение этому можно найти в самых разных вариантах рассказов об этих состязаниях.
Сказания о нартах известны многим народам Кавказа: адыгейцам, кабардинцам, черкесам, абхазам, убыхам, осетинам, балкарцам, карачаевцам, чеченцам, ингушам, некоторым народам Дагестана, а также хевсурам, сванам и рачинцам. В своей книге «Происхождение нартского эпоса» М. Ч. Джуртубаев пишет, что в кар.-балк. языке: *слово аякъ имеет два значения - «чаша» и «нога»; поэтому выражение аякъ ал означает «взять чашу» - и «быстро двигаться; плясать» (букв. «передвигать ногами»); аякъ ала билмейме означает «я танцевать не умею» (букв. - «я не умею передвигать ногами») - и «я не умею брать чашу»).
Опять перед нами тесная спайка понятий «танец», «нога» и «чаша». Вспомните танцующего сатира, с зависшей над сосудом ногой. Это отголосок всё той же древней традиции. Как известно сатиры были мистическими созданиями, отличавшимися фантастической выносливостью, как в битве, так и за праздничным столом. Виртуозно танцуя и играя на двойной флейте, они дополняли всегда веселящуюся и поющую свиту Диониса. Кому, как ни им было знать все тайны удивительных плясок.
Странный танец на котле является завязкой и в известной осетинской сказке «Золотой муравей и мышь»: * Золотой муравей и мышь жили вместе. Однажды они варили кашу, а когда каша сварилась, решили сплясать на краю котла .*
В мифологии муравей зачастую является символом чего-то крайне маленького, атома мирозданья, песчинки. Поэтому-то в сказке это его качество, вполне могло переплавиться в обозначение легкости того, кто, танцуя на краю котла, почти ничего не весит. А.В.Дарчиев в статье «Батраз-муравей» подробно анализирует мотив превращения славного нартского витязя Батраза в золотого муравья, соотнося его образ с грозовым божеством. Одним из участников разбираемого им сюжета «О молодом герое Арахцау» является опять же Сослан - «солнечный» герой Нартиады. Золото же с древнейших времен у многих народов сопоставлялось с солнцем.
Далеко на Востоке в японской мифологии можно найти аналогичную смысловую связку: «танец на котле» и «солнце» в истории о солнечной богине Аматэрасу. Чтобы выманить её из грота, богиня радости и веселья Амэ-но удзумэ исполняет танец на котле, во время которого она «приходит в священную одержимость». Только чан в сказании перевёрнут, и поэтому танец сопровождается грохотом, который и привлекает внимание Аматэрасу. А гром, как известно, атрибут грозового божества, которое, в свою очередь, всегда выступает покровителем воинов . Причём в имени богини др.-япон. элемент «удзумэ» происходит от «удзуси» или «одзоси» («сильный», «мужественный»). Очевидно, что перед нами та же знакомая связка «танец-котел-воин-солнце», хотя танцует вроде бы женский персонаж.

Надо сказать, что в нартском эпосе тоже присутствует замена персонажа в сюжете связанном с танцем на чаше. Так у адыгов, есть сказание о том «Как Бадыноко и Сосруко стали друзьями». В ней Бадыноко (архетипичный культурный герой адыгской Нартиады) превзошел Сосруко в аналогичном танцевальном поединке:
* Войдя в кунацкую, он стал плясать, как плясал Сосруко, на маленьком треногом столе, уставленном напитками и яствами, стал плясать по краям чаши с приправой и ни капли не пролил. Он соскочил с треногого столика и пробил земляной пол, уйдя по колена в землю. А когда он вырвался из земли, то из-под его черкески поднялся такой ветер, что нарты свалились со своих скамей и опрокинулся огромный котел с наваром из бычьего мяса.*
Этот замечательный эпизод искореняет всякое сомнение в том, что схожесть шаолиньских упражнений и нартских танцев простое совпадение. Для того, чтобы убедиться в этом, нужно просто обратить внимание на следующее за «Хождением по котлу» упражнение «Искусство высокого прыжка» из шаолинцюань:
* Это упражнение преподавалось с детства и позволяло совершать удары ногами в высоких прыжках, а также молниеносно подниматься после падений. Выкопайте в земле яму глубиной в 30-40 см, достаточно широкую, чтобы там могли стоять два человека. Выпрыгивайте из ямы. Постепенно углубляйте яму, доведя месяца через три её глубину до 1 м. Затем прыгайте с грузом 5-10 кг на плечах.*

Два аналогичных упражнения (хождение по котлу и выпрыгивание из ямы), следующих одно за другим, в описании двух совершенно на первый взгляд не связанных комплексов движений, никак не могут быть случайным совпадением. Перед нами сохранившиеся звенья какой-то древней системы укрепления и развития человеческого тела.
Каким же образом одни и те же сведения могли попасть когда-то и на Кавказ и в древнюю Индию? На сегодняшний день напрямую Индию с нартским эпосом связывает единая языковое пространство, поскольку древний санскрит как и осетинский язык относятся к индоиранским или арийским языкам - восточной ветви индоевропейской семьи языков, восходящей к единому предку («праиндоиранскому языку») и связанной происхождением с миграциями древних индоиранцев. Надо сказать, что ученые единодушно признают, что наиболее полные предания о нартах сохранились у осетин.
Официальная точка зрения говорит о том, что эпос начал создаваться в 8-7 веках до н.э. Хотя учёные РАН изучавшие «Нартский Эпос» в 2013 году, сделали заключение, что в нём содержится описание реальной цивилизации существовавшей на рубеже 11-10 тыс. до н.э. Существование праиндоиранцев определяют в хронологических рамках 3-2 тыс. до н.э. Греческий язык, как индоевропейский обособленный язык - 3 тыс. до н.э.

Другой связующей нитью с Индией могут оказаться скифы. По одной из недавно выдвинутых версий, родовое имя Будды Шакьямуни (623-543 до н. э.) переводится как «сакский мудрец» или «мудрец из племени саков» (шаков). А саки, как известно, были одним из скифских племен, оставивших неизгладимый след в культуре как Кавказа, так и Китая. Наивысшего расцвета Скифское царство достигло в IV в. до н.э. при царе Атее. Нет никаких сведений о том, что скифам было известно «Искусство легких шагов», хотя одной из реликвий скифского царя был именно легендарный медный котел, отлитый из наконечников стрел. А золотая чаша была одним из четырех священных предметов, упавших, согласно легенде, с неба на скифскую землю.

Что же касается нартов, то неоспоримым доказательством того, что лучшие из них владели «Искусством облегчения веса» является сам текст Нартиады. В описании удивительного танца рассказывается не просто о том, что не было задето ничего из посуды, стоящей на столе. В подобных архаичных текстах каждое слово имеет громадное значение. В сказании сказано, что ни одна капля жидкости не была пролита на стол. И более того! Ни одна крошка не шелохнулась на столе! Именно так:
… иунæг къус, иу къæбæр нæ фезмæлын кодта Сослан йæ бынатæй.
(осет. фезмæлын - сдвинуться)

Теперь попробуйте провести простой эксперимент. Насыпьте у края стола крошки и поставьте бокал с жидкостью. Начните размеренно хлопать по поверхности стола и понаблюдайте, что будет происходить. Жидкость пойдет кругами и рано или поздно начнет выплескиваться через край, а крошки то и дело подпрыгивая, медленно начнут ползти в сторону уклона. Все хорошо знают, какой звон может раздаться, если стукнуть кулаком по накрытому для застолья столу. Подскочит и звякнет вся посуда, находящаяся на нем. Представьте, что будет, если на столе станет прыгать в танце взрослый мужчина. Даже если у вас дубовая столешница, законов физики никто не отменял. Крошки всё равно будут подпрыгивать!
Отсюда сам собой напрашивается вывод: чтобы жидкость не проливалась, а крошки не шевелились, танцующий на столе должен почти ни иметь веса!
Именно это и описывается в сюжете с танцем Сослана! И именно поэтому он вскочил для танца на стол. Как бы легок он не был в танце на земле, это было бы крайне мало очевидно для окружающих, поскольку её поверхность гасит любой удар. Видна была бы лишь ловкость и быстрота движений. Для того же, чтобы показать отсутствие веса, и как следствие, тяжелого удара при приземлении, необходимо было прыгать на упругой поверхности заполненной близкорасположенными предметами. И что это, как не накрытый для нартского пира стол! Просто попробуйте представить на минуту, что прямо перед вами среди дымящихся блюд по краешкам чаш кружит в танце могучий невесомый воин, и вы поймете, с каким замирание сердца следили нарты за этой удивительной пляской. И каким грозным соперником в бою предстаёт тот, кто овладел подобным навыком!

Поэтому все разговоры о невоспитанности нартских героев теперь можете смело выбросить на свалку человеческой невнимательности, глупости и неуважения к слову предков.

Вопрос о генезисе эпоса, получившего распространение практически у всех народов Северного Кавказа, очень сложен, поскольку эти народы принадлежат к различным языковым группам. При этом, хотя многие сюжеты и мотивы сказаний почти идентичны, а имена героев схожи (Ацамаз – у осетин, Ашамез – у адыгов, Ачамаз – у чеченцев и ингушей; Сослан – у осетин, Сосрук – у балкарцев, Сеска Солса – у чеченцев и ингушей), у каждого народа эпос имеет специфические черты, присущие только этой версии, значительно разнясь как по деталям, так и по отношению к героям эпоса. Это объясняется тем, что народные сказители вносили в предания черты и образы, поверья и представления, характерные именно для своего народа. Нередко тот или иной герой встречается лишь в конкретном эпосе (таковы Цвицв у абхазов, Тлепш у адыгов, Уархаг у осетин), однако эти герои зачастую имеют функционально соответствующие им аналоги в других эпосах. Наиболее изученными являются осетинский и адыгский варианты сказаний о нартах.

Генезис и становление эпоса.

Исследователи полагают, что эпос начал создаваться в 8–7 вв. до нашей эры, а в 13–14 вв. разрозненные сказания стали объединяться в циклы, группируясь вокруг какого-либо героя или события.

Из-за отсутствия письменных источников невозможно восстановить полную картину того, как происходило развитие и формирование эпоса. Лишь отрывочные данные, содержащиеся в трудах Геродота и Мацеллина, а также в хрониках Армении и Грузии, позволяют судить об историко-культурной среде, в которой зарождались сказания о нартах.

В.О.Миллеру и Ж.Демюзилю путем вычленения древнейших пластов эпоса и последующего лингвистического и историко-культурного анализа удалось показать, что у истоков его были, по-видимому, племена североиранских скифо-сарматов и аланов, населявшие территорию нынешнего юга России в I тысячелетии до нашей эры, а также племена, создавшие кобанскую культуру Центрального Кавказа (бронзовый век). Детали, характеризующие быт этих племен, описание которых можно найти у историков и географов древности, встречаются в нартских преданиях либо в художественно переработанном, либо почти в том же виде, в каком были зафиксированы еще римлянами и греками. Даже имена старейших героев сказаний (Уаерхаег, Ахсартаег, Уырызмаег, Сырдон) имеют иранское происхождение. Исследователи указывают на ряд сюжетных параллелей между нартским эпосом и кельтскими и скандинавскими легендами.

Позднее, в 13–14 вв., эпос испытал значительное влияние татаро-монгольской культуры. Имена Батрадз, Хамыц, Сослан, Елтаган, Сайнаг, Маргудз имеют монгольское и тюркское происхождение. Однако, как отмечает В.И.Абаев, несмотря на тюркское происхождение имен некоторых героев, а также отдельные совпадения в сюжетах и мотивах, сказания, относящиеся ко второму пласту эпоса, абсолютно оригинальны.

Относительно происхождения слова «нарт» ученые не пришли к единому мнению; часть из них усматривает сходство с иранским словом «нар» (мужчина), осетинским «нае арт» (наш огонь) и древнеиндийским корнем «нрт» (плясать). В.И.Абаев полагал, что слово «нарт» восходит к монгольскому корню «нара» – солнце (многие герои эпоса связаны с солярным мифом). Слово «нарт» образовано из этого слова с добавлением суффикса «-т», который является указателем множественного числа существительных в осетинском языке. По тому же принципу до сих пор образуются осетинские фамилии.

Собирание, изучение и публикация сказаний.

Впервые о существовании нартского эпоса упомянуто в книге Ю.Клапрота Путешествие на Кавказ и в Грузию (1812). Однако первые записи, сделанные В.Цораевым и братьями Д. и Г.Шанаевыми, относятся к 1870–80-м. Русский перевод двух сказаний был опубликован академиком А.Шифером в 1868. Эпосом заинтересовался также В.Пфафф, который издал несколько сказаний в переводе на русский язык.

Представитель «исторической школы» в русской фольклористике В.О.Миллер (1848–1913) был первым, кто занялся научным изучением осетинского фольклора, в частности, в 1880–90-х он опубликовал нартские сказания на осетинском языке, снабдив их русским переводом и комментариями.

Французский историк и филолог Ж.Дюмезиль (1898–1986) в 1930 издал книгу Легенды о нартах , куда были включены все вышедшие прежде сказания, причем как осетинские, так и кабардинские, черкесские, балкарские и карачаевские, чеченские и ингушские варианты.

Огромный вклад в изучение эпоса сделал советский ученый, лингвист, исследователь мифологии и фольклора иранских народов В.И.Абаев (1900–2001). В частности, он был научным консультантом фундаментального издания Нарты. Осетинский героический эпос , куда вошли расположенные по циклам тексты (с вариантами) на осетинском языке, в том виде, как они были записаны у народных сказителей, а также максимально близкие к оригиналу переводы на русский язык.

Кроме того, на русском языке издавались переводы и литературные обработки сказаний о нартах, выполненные Ю.Либединским, В.Дынник, Р.Ивневым, и поэтические переложения фрагментов эпоса А.Кубалова, Г.Maлиева и др.

Историческая действительность и художественный вымысел в сказаниях.

В нартских сказаниях действительность переплетена с художественным вымыслом. Здесь отсутствуют описания исторических событий в их хронологической последовательности, но действительность находит отражение в именовании местностей, где разворачивается действие отдельных эпизодов, а также в именах некоторых героев. Так, армянский историк Мовсес Хоренаци передает легенды об аланской царевне Сатаник (5 в.), в которых можно обнаружить отдельные сюжеты из нартских сказаний о Сатáне.

В имени Сайнаг-алдара, выступающего то союзником, то противником нартов, исследователи видят трансформацию титула хана Батыя – Саин-хан («славный хан»), а в названии чудовища Хъандзаргаса, взявшего в плен многих нартов, искаженное слово «Хъан-Ченгес» (Чингисхан).

Помимо этого, упоминаются Черное море, Кумская равнина и такие народы, как печенеги и терские тюрки.

Многие мотивы сказаний являются отражением обычаев и верований, бытовавших у алан, либо скифов-сарматов. Так, предание, повествующее о том, как пытались умертвить одряхлевшего Урызмага, – связано с обычаем скифов убивать в ритуальных целях своих стариков. Шуба Сослана, сделанная из скальпов врагов, – отзвук описанного еще Геродотом обычая скифов скальпировать убитого в бою врага, с тем, чтобы потом украшать скальпами уздечку коня или шить из них плащи. В переодевании Сослана в волчью шубу перед битвой также видится воспроизведение древних верований, согласно которым облачение в шкуру животного-тотема способно придать отвагу и силу.

Родовая организация нартов в сказаниях.

Согласно преданиям, нарты принадлежали к трем родам (фамилиям). Каждый род в эпосе наделен особыми, характеризующими его чертами: Бората – славились богатством, Алагата – умом, Ахсартаггата – храбростью. По замечанию Ж.Демюзиля, разделение нартов на три фамилии соответствует трем социальным функциям, наличествующим у самых разных народов: хозяйственной (Бората жили в нижней части села и владели несметными богатствами), жреческой (Алагата занимали среднюю часть, в их доме происходили пиры, там же убивали стариков, там же хранилась уацамонга, волшебная чаша нартов) и военной (Ахсартаггата, поселившиеся в верхней части, были смелы и воинственны).

Представители родов состоят в родственных отношениях: они женятся и выходят замуж друг за друга, однако зачастую и жестоко враждуют, что также характерно для людей, живущих обычаями военно-дружинного строя.

Основные сюжеты сказаний.

Уклад жизни героев характерен для военно-племенных сообществ. Поэтому основой сюжета в большинстве случаев является подвиг, совершенный тем или иным героем во время охоты или военного похода, традиционным является сюжет о сватовстве и об отмщении убийце отца. Один из распространенных сюжетов – спор нартов о том, кто из них самый лучший, решается по-разному: иногда надо рассказать о подвиге, иногда одолеть соперника в бою или в пляске. Немалое место занимают богоборческие мотивы и напрямую связанные с ними сказания о гибели нартов.

Циклизация эпоса.

По замечанию В.И.Абаева, эпос в том виде, в котором он сохранился, находится на пути к гиперциклизации, когда отдельные циклы начинают сливаться в непротиворечивое повествование эпического характера, а герои оказываются связаны между собой генеалогически. Выделяется четыре основных цикла.

Цикл Ахсара и Ахсартага.

Главными героями являются сыновья старейшего нарта Уархага. В сказаниях цикла исследователи находят отражение древнейших тотемических верований. Так, имя прародителя нартов Уархага они возводят к древнеосетинскому слову «уарка» – волк. Мотивы, содержащиеся в других сказаниях (волк приходит к умирающему Сослану, шуба Сослана – из волчьих шкур), подтверждают гипотезу, согласно которой волк когда-то считался животным-тотемом, и от него вели свой род герои-богатыри.

Цикл Урузмага и Сатáны.

Входят сказания, которые считаются сильно видоизмененными преданиями об этногенезе. Урызмаг и Сатáна, как это часто бывает в легендах о происхождении того или иного народа, – единоутробные брат и сестра. Сатáна выступает в роли матери-покровительницы всех нартов.

Цикл Сослана.

Сказания в цикле группируются вокруг рожденного из камня богатыря Сослана. Характер сказаний, по мнению Ж.Демюзиля, позволяет утверждать, что герой воплощает в себе черты солнечного бога, а сам цикл является отражением солярного культа.

Цикл Батрадза.

Главный герой – Батрадз, как продемонстрировал Ж.Дюмезиль, несет в себе черты грозового божества.

Помимо того, в эпосе встречаются и менее крупные циклы, например о Сырдоне – хитреце-трикстере (шуте), о музыканте Ацамазе, о Тотрадзе, сыне Албега, и др.

Средства художественной выразительности.

Большинство сохранившихся сказаний осетинского нартского эпоса (кадаг) известны в прозаическом варианте. Однако в прошлом сказания имели поэтический строй, и сказители исполняли их в сопровождении осетинской лиры – фандыра. Сказания имели особую ритмику и мелодику, рифмы для кадага не характерны. Если у осетин сказания исполнял один сказитель (это могли быть как мужчины, так и женщины), то у адыгов исполнение – исключительно мужская прерогатива, кроме того, существует несколько вариантов исполнения эпоса: и единственным исполнителем, и исполнителем в сопровождении хора. Повествуя об отдельном герое, сказитель использовал особую, характерную именно для этого героя мелодию.

Построение повествования линейное, без ответвлений от основной сюжетной линии. О событиях рассказывается без каких-либо морально-этических оценок, при этом возникает ощущение реальности происходящих событий. Описания лаконичны, эпитеты и сравнения довольно просты, на первый план выдвинута сюжетная динамика.

Для описания героев зачастую применяются формульные выражения: о красавице – «золотые косы – до щиколоток», о всаднике-великане – «конь – величиной с гору, сам – величиной со стог сена» и т.д.

Для сказаний характерна парность определений и образов, например об отчаянном крике говорится «крик орла и вопль сокола», в паре употребляются и ассонирующие имена – «Ахсар и Ахсартаг», «Кайтар и Битар».

Основные герои сказаний.

Ахсар и Ахсартаг

– близнецы, сыновья Уархага. Ахсартаг женится на Дзерассе, дочери правителя водного царства Донбеттыра. Впоследствии Ахсартаг убивает своего брата Ахсара, от раскаянья кончает с собой. Дзерасса возвращается в подводное царство и там производит на свет двух близнецов, Урызмага и Хамыца, которые, возмужав, возвращаются на родину отца и выдают свою мать Дзерассу замуж за деда Уархага.

Это сказание весьма напоминает латинскую легенду о вскормленных волчицей близнецах Ромуле и Реме, причем не только в том, что один брат-близнец убивает другого, но и в том, что, по-видимому, в первоначальных тотемических вариантах мифа матерью Ромула и Рема была волчица, и только позднее ей была отведена роль кормилицы. В нартском сказании встречается не мать-волчица, а волк-прародитель, о чем свидетельствует имя Уархага. Возможно, сюжетное сходство этого сказания с легендой о Ромуле и Реме является отражением имевших некогда место контактов скифских племен с древними италийцами.

Любопытным в данном сказании является также удвоение близнечного мотива, который сам по себе характерен для многих мифологических систем, а также указание на генеалогическую связь героев эпоса с подводными обитателями.

Урызмаг и Сатáна.

Небожитель Уастырджи домогался любви красавицы Дзерассы. Не добившись ее, пока Дзерасса была жива, Уастырджи проник в склеп, где лежало ее тело, затем пустил туда своего коня и пса. Так родилась Сатáна, а также конь, первый в конях, и пес, первый во псах. Когда Сатáна подросла, она обманом женила на себе своего брата Урызмага. Сказание, как отмечают ученые, несет отпечаток древних мифов, повествующих о происхождении людей, именно в таких мифах прародителями человечества являются брат и сестра (Кронос и Рея, Зевс и Гера). Эта гипотеза подтверждает и то, что герои происходят от сверхъестественных существ.

Высокое положение, занимаемое Сатáной в нартском сообществе, роль хозяйки и советчицы во всех делах, предпринимаемых ее мужем, спасительницы нартского племени, которая избавила нартов от голода (предвидя трудный год, она сделала большие запасы в своих кладовых), позволяют сделать вывод, что связанные с нею сюжеты зародились еще во времена матриархата. Сатáна – и волшебница, которая может принять иной облик, и вещунья, которая способна увидеть все, что происходит на свете. Она первая сварила любимый напиток нартов – ронг, она же дала им пиво. Сатáна стала приемной матерью двух самых известных героев нартского эпоса – Сослана и Батрадза.

Под стать супруге ее муж Урызмаг: во многих сказаниях он предстает полным чувства собственного достоинства, сдержанным и рассудительным седобородым старцем.

Сатáна и Урызмаг присутствуют в том или ином виде во всех циклах.

Идеальный брак этих героев бездетен. Существуют предания, в которых говорится о 16 сыновьях, погибших от руки Урызмага. Виновником смерти семнадцатого, отданного без ведома отца на воспитание родственникам матери Донбеттырам, также по стечению обстоятельств оказался Урызмаг. Этот сюжет еще более сближает героя с мифологическим отцом-прародителем Кроносом, пожиравшим своих детей.

Наряду с вышеупомянутыми основными сказаниями, относящимися к циклу, существуют и другие: сказания о приключении Урызмага в пещере одноглазого великана (очевидно сходство с приключением Одиссея в пещере циклопа), о сыне, явившемся из царства мертвых на помощь Урызмагу, о последнем походе Урызмага.

Сослан

(Созрыко, Сосруко) – герой-богатырь, появившийся из оплодотворенного пастухом камня. Небесный кузнец Курдалагон закалил Сослана в волчьем молоке. Но корыто из-за происков хитреца Сырдона оказалось короче, чем следовало, и хотя все тело героя стало булатным, колени остались незакаленными. Сослан – один из любимейших героев нартского эпоса. Существует много сказаний, связанных с его именем. Помимо сюжетов о рождении и закаливании, к основным относятся сказание о сватовстве к красавице Бедоху, ставшей его женой; сказание о путешествии Сослана в страну мертвых в поисках выкупа за вторую жену, дочь Солнца; сказание о битве Сослана с великаном Мукарой, которого он победил хитростью – попросил неделю просидеть на морозе в яме, а когда великан вмерз в лед, Сослан отрубил ему голову; сказание о шубе, сшитой для Сослана из скальпов, бород и усов убитых им врагов; сказание о поединке Сослана с Тотрадзом, сыном Албега, с которым герой смог справиться, только надев шубу из волчьих шкур, испугавшую коня Тотрадза; сказание о смерти Сослана от колеса Балсага, которое, подученное Сырдоном, проезжает по незакаленным коленям Сослана, и тот погибает.

Как отмечали Ж.Дюмезиль и В.И.Абаев, происхождение героя из камня указывает на то, что в Сослане есть черты солнечного божества, о чем говорит и его женитьба на дочери Солнца, и его борьба с замерзающим во льду великаном, но особенно гибель из-за колеса Балсага (в некоторых сказаниях – колесо Ойнона, отождествляемого со святым Иоанном, который непосредственно связан с солнечным культом).

Имя героя имеет тюркское происхождение, при этом впервые оно отмечено в 13 в., так, Давид Сослан, осетинский вождь, являлся мужем прославленной грузинской царицы Тамары.

Батрадз

родился из нарыва на спине своего отца Хамыца, куда его перенесла мать, женщина из рода волшебников-бценов. Батрадз родился железным, но, закалившись в семи котлах с водой (либо в море), стал стальным. Живет герой в основном на небе, среди небожителей, на землю раскаленной стрелой спускается по зову нуждающихся в его поддержке нартов.

С именем Батрадза, помимо рассказов о рождении и закаливании, связаны сказания о мести Батрадза за смерть его отца Хамыца; о спасении Батрадзем Урызмага, которого хотели погубить из-за того, что он стар; о победа в нартской пляске над великаном Алафом, искалечившим в пляске много нартов; о битве за крепость Хыз, которую Батрадз сокрушает, попросив нартов выстрелить им вместо стрелы (в позднейший вариантах – вместо пушечного ядра); о победе в споре, кто лучший среди нартов; о битве Батрадза с небожителями и его захоронении в склепе Софии (стального Батрадза невозможно было взять никаким оружием, тогда бог сделал так, что от нестерпимой жары высохли все родники и море, и докрасна раскаленный Батрадз умер от жажды).

В образе Батрадза исследователи усматривают черты дохристианского грозового божества, подтверждение чему – его битва с уже христианизированными божествами грома – Уациллами (Уацилла – отождествляется со святым Илией). Этот мотив свидетельствует о вытеснении языческих божеств после принятия аланами в 6–10 вв. христианства.

В сказаниях о Батрадзе имеются некоторые параллели с былинами, повествующими о богатыре Святогоре. Так, решив помериться силой с богом (Батрадз утверждает, что мог бы всю землю поднять на себя), герой видит на дороге мешок, в который вошла вся тяжесть земли. Не осилив ее, Батрадз понимает пределы собственного могущества.

Исследователи указывают на то, что имена Хамиц и Батрадз имеют явно монгольское происхождение и свидетельствуют о влиянии, которое оказал тюркско-монгольский эпос на эпос о нартах.

Ацамаз

–музыкант, под звуки свирели которого начинают таять ледники, выходят из укрытий животные, расцветают цветы. Услышав игру Ацамаза, его полюбила красавица Агунда. Однако, не желая это показывать, девушка насмехается над Ацамазом, и тот разбивает свою свирель. Агунда собирает обломки, по которым ее отец ударяет волшебной плеткой, и обломки срастаются. Небожители, узнав о неудаче Ацамаза, берутся выступить в качестве сватов. На свадьбе Агунда возвращает Ацамазу свирель. Как отмечает В.И.Абаев, эта женитьба – вариация весеннего мифа, а сам Ацамаз выступает воплощением солярного божества.

Сырдон

– ловкий пройдоха, хитрец и острослов, он же – злокозненный чародей, способный перевоплотиться в женщину, старика или в предмет, в эпосе его неоднократно называют «погибелью нартов». Сырдон – сын Гатага, водного божества, и Дзерассы. Жил Сырдон под землей, вход в его жилище напоминал запутанный лабиринт, и никто не мог найти его дом. Только когда Сырдон украл у Хамыца корову, тот разузнал, где находится дом Сырдона, и убил его семерых сыновей. Скорбя по сыновьям, Сырдон из кисти старшего сына, на которую натянуты жилы его сыновей, изготавливает арфу (фандыр). Игра фандыра так понравилась нартам, что они разрешили Сырдону стать нартом.

Благодаря необычному происхождению, Сырдон наделен даром провидения. О проделках Сырдона существует множество анекдотических историй. Но его проделки зачастую имеют роковые последствия: из-за него покинула Хамыца мать Батрадза, колени Сослана остались незакаленными, а затем погиб сам Сослан. В некоторых вариантах сказаний Сырдон является виновником гибели нартов. Именно он подстрекает нартов вступить в борьбу с богом.

На сходство образа Сырдона и скандинавского бога Локи указывал Ж.Дюмезиль. Образ Сырдона относится, по-видимому, к древнейшим в эпосе. Это культурный герой с чертами трикстера, поэтому комические свойства сочетаются в нем с демоническими. Он выступает то в роли спасителя нартов и провидца, предостерегающего нартов от дурных поступков, то старается им навредить – особенно заметно это в его противостоянии Сослану, которого он упорно пытается погубить. Борьба Сырдона с героем, воплощающим черты солнечного божества, закономерна, если учесть хтонический характер этого образа.

Богоборческие мотивы.

Мотивы богоборчества часто встречаются в нартском эпосе: гибель Сослана в столкновении с колесом Ойнона (Балсага), война Батрадза с небожителями и в особенности гибель нартов, наступившая из-за того, что нарты, победив всех врагов, решили помериться силой с богом. В наказание бог послал им семилетний неурожай. Но нарты не смирились, и тогда им на выбор было предложено либо плохое потомство, либо всеобщая погибель. Нарты предпочли последнее.

Существуют и другие варианты предания, однако, как считают исследователи, богоборческие мотивы в осетинском нартском эпосе отразили борьбу дохристианских языческих верований с принятым аланами христианским вероисповеданием.

Береника Веснина

ЦХИНВАЛ, 15 июл — Sputnik, Дзерасса Биазарти. Дирекция и сотрудники художественного музея им. М. Туганова, выразили возмущение по поводу того, что в телевизионной программе, посвященной путешествию по соседней Кабардино-Балкарии, в качестве иллюстрации к тексту была использована картина выдающегося осетинского художника Махарбека Туганова.

Телепередача "Маршрут построен. Кабардино-Балкария" вышла в эфир 1 канала 10 июля. В программе речь шла о достопримечательностях соседней республики, о ее культуре и традициях. Достаточно большой фрагмент в передаче-путешествии был посвящен "Нартовскому эпосу адыгов", а также национальным танцам. Сотрудников музея возмутило то обстоятельство, что рассказ об одном из героев кабардинской версии эпоса сопровождала иллюстрация знаменитого "Пира Нартов", выдающегося осетинского художника Махарбека Туганова. При этом ни авторство, ни принадлежность работы указаны не были.

© Sputnik / Дзерасса Биазарти

"Нас, сотрудников художественного музея Туганова, прямо скажем, удивил следующий факт: в качестве иллюстрации к рассказу о кабардинском нартовском эпосе была использована самая известная картина выдающегося осетинского художника, которая является визитной карточкой нашего музея, — "Пир нартов". Хотелось бы, чтобы для пропаганды красот своего края наши уважаемые соседи использовали богатое наследие собственной культуры", — говорит главный хранитель Художественного музея им. М. Туганова Залина Дарчиева.

Туганов был первым исследователем и первым иллюстратором осетинского "Нартовского эпоса", определившим характер главных героев и создавшим их визуальные образы. Еще в 1947 году было осуществлено академическое издание "Нартовского эпоса" с иллюстрациями Туганова. Но первые работы Туганова — графические листы, на которых герои эпоса обрели индивидуальные особенности, относятся к 1927 году.

Сотрудники музея рассказали Sputnik, что репродукции произведений Туганова давно и бессовестно используются внутри самой Осетии всеми, кому не лень, в самых разных, в том числе и коммерческих целях. Однако, последнее время появилась и другая тенденция, работы Туганова стали использовать представители соседних республик, для того чтобы иллюстрировать свои варианты мифологии, а иногда и истории.

"Будучи осетинским художником, фольклористом, этнографом и знатоком осетинской хореографии, он создал героев этнически и антропологически именно осетинского типа, поместив в пространство картины артефакты, происхождение которых уходит в скифо-сарматско-аланскую древность. Поэтому очень странно было слышать о героях кабардинского эпоса, в частности о Сосруко, и видеть танцующего на чаше нашего Сослана", — подчеркивает искусствовед, заместитель директора музея Людмила Бязрова.

В последнее время историческое и культурное наследие Республики Северная Осетия-Алания оказывается предметом спекуляции. А за причастность к скифо-сарматско-аланскому наследию и вовсе развернута целая информационная война. Подобные случаи выглядят некорректными и, по словам сотрудников музея, должны быть взяты под контроль правительством республики. Руководство республики, по мнению искусствоведов, должно реагировать на подобные явления и защищать национальное достояние Осетии.

Однако значение этой картины для понимания его творчества пока еще не получило должной оценки, поскольку она интерпретируется в традициях сугубо реалистических как буквальная иллюстрация богатырского духа нартов, их мощи и необузданного жизнелюбия. Между тем она, несомненно, должна трактоваться также и в метафизическом ключе, поскольку является последним из его крупных произведений, а потому по праву должна считаться завещанием мастера. Обращение к ней позволит не только лучше узнать его последнюю волю, но также должно приоткрыть завесу тайны, которая скрывает, в числе прочего, и загадку рождения Махарбека Сафаровича.

Несмотря на неизменный интерес к творчеству и личности этой исполинской фигуры осетинского "серебряного века", без ответа остается такой, казалось бы, незамысловатый вопрос его биографии, как дата рождения, относительно которой царит существенный разброс мнений. Путаница и значительные расхождения между известными на сегодня датами его рождения не могли остаться без внимания. Обычно это обстоятельство принято списывать на особенности времени, в которое он жил. Действительно, принадлежа к привилегированному сословию, он всегда опасался репрессий и поэтому старался окутать туманом все, что касалось его личной жизни. Так, например, получив европейское образование, он ходил в ватной телогрейке и кирзовых сапогах. Однако у этой проблемы есть и другая, не бытовая, а метафизическая сторона. Она-то и представляет наибольший интерес. Существуют три основные версии, разнящиеся между собой не столько степенью достоверности и надежности, сколько причастностью самого художника к их происхождению.

Так, первая из них принадлежит его сыну Энверу, который на поставленный ему вопрос о дате рождения отца сослался на утраченную к тому времени фотографию.

Согласно его воспоминаниям в семье хранилась фотография отца в возрасте трех лет. На ее оборотной стороне рукой его матери была сделана надпись: "Мой сын Махарбек Туганов родился 16 сентября 1881 года". Казалось, что этого достаточно, чтобы считать вопрос решенным, однако, к сожалению, эта фотография не сохранилась. Между тем, если она действительно существовала, то сам Туганов не мог не знать о ней, а значит, и об этой конкретной дате. Откуда же в этом случае в личном деле художника, хранящемся в Академии художеств, могла возникнуть другая дата – июнь 1881 года? Значение этого свидетельства трудно переоценить еще и потому, что личное дело не могло составляться без учета мнения художника.

Обратимся еще к одной версии, фольклорной по своей природе и женской по характеру. До нас также дошли воспоминания старой соседки семьи Тугановых по селению Дур-Дур Минат, память которой удержала для нас то, что "Махарбек родился ровно за одну ночь до отела черной коровы". Приведенное свидетельство примечательно по целому ряду причин, на каждой из которых можно остановиться более подробно. Подобная датировка является обычной для аграрной традиции. Мне известен случай, когда выходец из одного из горных сел Осетии на вопрос к своим близким о дате своего рождения услышал в ответ: "Дыккаг рувæнты" ("Во время второй прополки"). День рождения ребенка не был праздником, вместо этого традиция отмечала другие даты: авдæнбæттæн / укладывание в колыбель, номæвæрæн / наречение именем и пр. Многие из этих отмечаемых в народной обрядности событий были отображены Тугановым в его творчестве.

Далее следует заметить, что воспоминания были записаны после кончины художника, уже при жизни пользовавшегося заслуженным почетом и уважением сограждан. Тем самым применительно к нему фольклорный образ черной коровы оказывается более чем уместен не только в качестве собирателя и исследователя народной культуры, но также и как для состоявшейся личности. Приведенная датировка становится своеобразной развернутой метафорой всей его предстоящей жизни как сбывшееся предсказание, не обманувшее ожиданий, но, напротив, подтвердившее правоту народных примет. Своеобразная народная правда этого предвидения в том, что телята действительно чаще всего появляются на свет ночью, что их рождение ведет к богатым удоям молока, которых не бывает у стельной коровы. Черный же цвет в традиции служит оберегом, своеобразной защитой ребенку, которого для этого могли назвать и Саукуыдз (Черный Пес). И вновь цвет подтверждает свою охранительную способность, поскольку вопреки всем мыслимым и немыслимым перипетиям Махарбек выстоял и смог свершить то, ради чего пришел в этот мир – стал классиком современного осетинского изобразительного искусства, органично связав традицию с культурой европейского модерна.

С этой точки зрения получает объяснение и предпочтение июня сентябрю, потому что июнь – месяц летнего солнцестояния, или солнцеворота. День начинает идти на убыль, солнце, достигнув своего наибольшего могущества, начинает слабеть. В эпической традиции это месяц солярного героя Сослана, сила которого согласно эпическим сказаниям была наибольшей именно в солнцеворот (хурыхæтæны). Существует высокая вероятность того, что Махарбек Сафарович если и не отождествлял себя с ним, то наверняка соотносил, сопрягал. Иначе как можно объяснить, что именно Сослан стал главным героем его последнего шедевра, "Пира Нартов"?! Невозможность постичь всю глубину замысла художника нередко ведет к тому, что эту картину считают незавершенной, тогда как она настоятельно требует постижения смыслов, лежащих за ее внешней сюжетной канвой.

Сюжет картины воспроизводит кульминационный момент эпического сказания о танцевальном поединке между Сосланом и Челахсартагом. Согласно условиям состязания в случае победы Сослан получает в жены дочь Челахсартага – девушку необычайной красоты, руки которой безуспешно добивались самые именитые нарты. На картине изображен триумф Сослана, танец которого оказался безупречным: за его спиной стоит Шатана с почетным кубком, предназначенным победителю, на переднем плане изображена группа музыкантов, исполняющих, как представляется, подобающий в подобном случае гимн "Айс æй, аназ æй, ахуыпп æй кæ!" ("Прими (чашу), испей (из нее) все до последней капли!") Ликующие нарты, которые на стороне Сослана, поддерживают исполнение гимна во славу победителя ритмичными хлопками в ладоши. Справа от Сослана, опираясь на посох, стоит, понурив голову, Челахсартаг, вынужденный признать поражение и отдать ему свою дочь в жены. В конечном счете сюжет картины может считаться визуальным и в некотором роде подобием звуковой иллюстрации мифологемы "Священного брака" в осетинской традиции.

Вместе с тем главный посыл картины, не всегда очевидный для искусствоведов, также легко выводим из традиции. Без какой-либо натяжки он сводится к известному благопожеланию, произносившемуся прежде людьми как при встречах, так и при расставаниях, когда отмечались значимые для жизни социума разного рода радостные события. Обычно оно звучало так: "Куывдты æмæ чындзæхсæвты куыд ’мбæлæм!" ("Чтобы нам видеться друг с другом на свадьбах и пирах!") С этой точки зрения картина становится зрительным воплощением благопожелания, обращенного художником, уже собирающимся покинуть этот бренный мир, к любому из тех, у кого происходит встреча с его творчеством. Подобно эпическому Сослану, посетившему потусторонний мир в поисках листьев дерева Аза и благополучно затем вернувшемуся в мир живых, он хотел, вероятно, и после смерти присутствовать на земле. Однако сделать это хотел не так, как Сослан. Мы знаем, что по совету владыки загробного мира Барастыра Сослану пришлось переставить подковы своего коня задом наперед, чтобы оставляемый им след вел не наружу, а внутрь. Махарбек Туганов хотел быть среди живых благодаря своим полотнам, тоже своего рода листьям с чудесного дерева Аза.

Еще одно пожелание потомкам можно видеть в том, чтобы вопреки сложившейся в академической науке традиции исследователи не создавали искусственных непроходимых барьеров между так называемыми солярными, то есть солнечными, и грозовыми мифами. Далеко не случайно в осетинской обрядовой традиции летний солнцеворот прочно связан с праздником громовержца – Уацилла. Солярный же герой Сослан танцует на чаше, служащей воплощением мирового океана, в который погружается закатное солнце и который ясно соотносим с небесными коровами – тучами. Отсюда и его устойчивая связь с грозой, поскольку в осетинской традиции радуга зовется "Сослани æндурæ" ("Сосланов лук"). Если теперь в приведенное описание ввести эмоциональную составляющую, то мы невольно вспомним известную индейскую поговорку: "В душе того не будет радуги, чьи глаза не знали слез". Достойное завершение для жизненного пути художника, появившегося на свет за ночь до отела черной коровы…