Сочинение
Чтение о житие и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба - памятник древнерусской литературы, написанный преподобным Нестором Летописцем. «Чтение» посвящено истории убийства князей Бориса и Глеба и, по мнению ряда исследователей, было написано раньше «Сказания о Борисе и Глебе», созданного, по их версии, после 1115 года на основе «Чтения» и летописного материала.
«Чтение» начинается с пространного введения, в котором Нестор излагает всю библейскую историю от сотворения мира. Он сокрушается что когда христианство получило распространение, то лишь Русь оставалась «в первой [прежней] прелести идольской [оставалась языческой]». Крещение Руси князем Владимиром он описывает как всеобщее торжество и радость. Далее излагается традиционная версия истории убийства Святополком Бориса и Глеба, который, в изложении Нестора, действует по козням дьявола. В каждой из ситуаций, описанных в чтении Нестор подыскивает аналогию или прообраз в прошлой мировой и библейской истории.
«Чтение» написано в агиографическом жанре, автор описывает неизвестные по летописям факты из юности Бориса (мечта о мученической смерти под влиянием чтения житий святых, уклонение от вступления в брак и женитьба лишь по настоянию отца: «не похоти ради телесныя», а «закона ради цесарьскаго и послушания отца»). В тех местах где «Чтение» совпадает с летописным рассказом, то у Нестора даются иные, житийные трактовки событий. Например, в летописях о походе Бориса на печенегов по поручению отца говорится, что Борис вернулся в Киев так как не «обрел» (не встретил) вражеское войско, а в «Чтении» враги бегут от него, так как не решаются «стати против блаженного». При описании убийства братьев Нестор сообщает лишь о ритуальном, с цитированием псалмов, молении обречённых князей, которые по окончании молитвы торопят убийц «скончать свое дело».
По мнению филолога-медиевиста Творогова О. В.: На примере «Чтения» мы можем судить о характерных чертах агиографического канона - это холодная рассудочность, осознанная отрешенность от конкретных фактов, имен, реалий, театральность и искусственная патетика драматических эпизодов, наличие (и не избежное формальное конструирование) таких элементов жития святого, о каких у агиографа не было ни малейших сведений…
», созданного, по их версии, после 1115 года на основе «Чтения» и летописного материала.
«Чтение» начинается с пространного введения, в котором Нестор излагает всю библейскую историю от сотворения мира . Он сокрушается, что, когда христианство получило распространение, то лишь Русь оставалась «в первой [прежней] прелести идольской [оставалась языческой] ». Крещение Руси князем Владимиром он описывает как всеобщее торжество и радость. Далее излагается традиционная версия истории убийства Святополком Бориса и Глеба, который, в изложении Нестора, действует по козням дьявола . В каждой из ситуаций, описанных в чтении, Нестор подыскивает аналогию или прообраз в прошлой мировой и библейской истории.
На примере «Чтения» мы можем судить о характерных чертах агиографического канона - это холодная рассудочность, осознанная отрешенность от конкретных фактов, имен, реалий, театральность и искусственная патетика драматических эпизодов, наличие (и неизбежное формальное конструирование) таких элементов жития святого, о каких у агиографа не было ни малейших сведений…
Напишите отзыв о статье "Чтение о Борисе и Глебе"
Примечания
Ссылки
- Творогов О.В. . Проверено 4 июля 2009. .
- Ужанков А.Н.
- Ужанков А.Н.
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чтение о Борисе и Глебе
Мне вдруг дико захотелось помочь этому печальному, одинокому человеку. Правда, я совершенно не представляла, что я могла бы для него сделать.– А хочешь, мы создадим тебе другой мир, пока ты здесь?.. – вдруг неожиданно спросила Стелла.
Это была великолепная мысль, и мне стало чуточку стыдно, что она мне первой не пришла в голову. Стелла была чудным человечком, и каким-то образом, всегда находила что-то приятное, что могло принести радость другим.
– Какой-такой «другой мир»?.. – удивился человек.
– А вот, смотри... – и в его тёмной, хмурой пещере вдруг засиял яркий, радостный свет!.. – Как тебе нравится такой дом?
У нашего «печального» знакомого счастливо засветились глаза. Он растерянно озирался вокруг, не понимая, что же такое тут произошло... А в его жуткой, тёмной пещере сейчас весело и ярко сияло солнце, благоухала буйная зелень, звенело пенье птиц, и пахло изумительными запахами распускающихся цветов... А в самом дальнем её углу весело журчал ручеек, расплёскивая капельки чистейшей, свежей, хрустальной воды...
– Ну, вот! Как тебе нравится? – весело спросила Стелла.
Человек, совершенно ошалевши от увиденного, не произносил ни слова, только смотрел на всю эту красоту расширившимися от удивления глазами, в которых чистыми бриллиантами блестели дрожащие капли «счастливых» слёз...
– Господи, как же давно я не видел солнца!.. – тихо прошептал он. – Кто ты, девочка?
– О, я просто человек. Такой же, как и ты – мёртвый. А вот она, ты уже знаешь – живая. Мы гуляем здесь вместе иногда. И помогаем, если можем, конечно.
Было видно, что малышка рада произведённым эффектом и буквально ёрзает от желания его продлить...
– Тебе правда нравится? А хочешь, чтобы так и осталось?
Человек только кивнул, не в состоянии произнести ни слова.
Я даже не пыталась представить, какое счастье он должен был испытать, после того чёрного ужаса, в котором он ежедневно, и уже так долго, находился!..
– Спасибо тебе, милая... – тихо прошептал мужчина. – Только скажи, как же это может остаться?..
– О, это просто! Твой мир будет только здесь, в этой пещере, и, кроме тебя, его никто не увидит. И если ты не будешь отсюда уходить – он навсегда останется с тобой. Ну, а я буду к тебе приходить, чтобы проверить... Меня зовут Стелла.
– Я не знаю, что и сказать за такое... Не заслужил я. Наверно неправильно это... Меня Светилом зовут. Да не очень-то много «света» пока принёс, как видите...
– Ой, ничего, принесёшь ещё! – было видно, что малышка очень горда содеянным и прямо лопается от удовольствия.
– Спасибо вам, милые... – Светило сидел, опустив свою гордую голову, и вдруг совершенно по-детски заплакал...
– Ну, а как же другие, такие же?.. – тихо прошептала я Стелле в ушко. – Их ведь наверное очень много? Что же с ними делать? Ведь это не честно – помочь одному. Да и кто дал нам право судить о том, кто из них такой помощи достоин?
Стеллино личико сразу нахмурилось...
– Не знаю... Но я точно знаю, что это правильно. Если бы это было неправильно – у нас бы не получилось. Здесь другие законы...
Вдруг меня осенило:
– Погоди-ка, а как же наш Гарольд?!.. Ведь он был рыцарем, значит, он тоже убивал? Как же он сумел остаться там, на «верхнем этаже»?..
– Он заплатил за всё, что творил... Я спрашивала его об этом – он очень дорого заплатил... – смешно сморщив лобик, серьёзно ответила Стелла.
– Чем – заплатил? – не поняла я.
– Сущностью... – печально прошептала малышка. – Он отдал часть своей сущности за то, что при жизни творил. Но сущность у него была очень высокой, поэтому, даже отдав её часть, он всё ещё смог остаться «на верху». Но очень мало кто это может, только по-настоящему очень высоко развитые сущности. Обычно люди слишком много теряют, и уходят намного ниже, чем были изначально. Как Светило...
Ярослав Мудрый добивался независимости русской церкви, в том числе права избирать митрополита.
«Сказание о святых мучениках Борисе и Глебе » - древнейшее жите Бориса и Глеба, написанное в середине XI века. Дошло до нас в 170 списках.
Борис – высокий идеал младшего князя, покорного старшим в роде князьям. По велению отца «с радостью» отправляется против печенегов. Верен долгу вассала и предпочтет смерть измене. Но должно быть и религиозное обоснование подвига Бориса. Покорность как исполнение заповеди. Христианские добродетели: смирение, кротость, беззлобие, непротивление злу, покорность воле Божьей. Борис – стойкий борец за слово Божие и даже мученик за веру. Его образ вызывает не только благоговение, но и живое сочувствие, ведь у него есть черты, свойственные простому человеку. Он боится ожидающей его судьбы. Скорбная атмосфера сгущается вокруг него, когда он проливает слезы. Сцена хорового плача – одна из художественных находок автора.
Глеб напоминает брата: он отправляется в путь, когда Святополк зовет его в Киев. Но автор наряду со сходством подчеркивает и различие. Глеб моложе, он не томится мрачными предчувствиями и не подозревает ничего дурного. Его беззащитная юность трогательна.
Святополк уже родился с печатью греха, злодей по природе. Он подлежит полному и безоговорочному осуждению и по божественному закону, как братоубийца, и по закону человеческому, как нарушитель порядка, по которому старшие князья должны выполнять свои обязанности по отношению к вассалам, если требуют от них покорности. Эпитет «окаянный», обличающие цитаты из Писания.
Ярослав – орудие божественного возмездия Святополку-братоубийце. Он просит Бога покарать «злодея», как некогда покарал Каина, просит Бориса и Глеба помочь ему одержать победу.
Сказание не вполне соответствовало требованиям «правильного жития», так как излагало только эпизод из жизни князей, их мученическую кончину. Теория требовала 3х частей: вступление, собственно житие, заключение. Не было рассказа о посмертных чудесах.
«Чтение о Борисе и Глебе» - в конце XI века Нестор попытался устранить недочеты. Он стремился максимально приблизить его к типу византийских житий Кирилла Скифопольского.
Он начал с обширного вступления, просьбы к Богу о разуме и просьбы к читателю извинить его грубость. Далее шел очерк всемирной истории от Адама до крещения Руси, чтобы показать читателю всемирно-исторический смысл крещения Руси и появления ее первых святых.
Собственно житие он начал с рассказа о детстве героев. У Нестора оба знают о том, что их ждет смерть и деятельно готовятся к ней: молятся, прощаются с окружающими. Они радуются своей участи. Большое место занимает рассказ о посмертных чудесах. Он распадается на 10 новелл, в том числе об обретеии нетленных мощей, исцелении слепого, хромого, создании церкви.
Образы Бориса и Глеба в «Сказании» проникнуты теплым сентиментальным лиризмом, а у Нестора – торжественной патетикой.
«Сказание» и «Чтение о Борисе и Глебе» утвердили в древнерусской дитературе тип «княжеских житий»
Известный дореволюционный исследователь древнерусских княжеских житий Н.Серебрянский, находясь под впечатлением фундаментального исследования А.А. Шахматова "Разыскания о древнейших русских летописных сводах" (СПб., 1908) Шахаматов А. А. Разыскания и древнейших летописных сводах. СПб., 1908. и спустя семь лет после его выхода, писал: "Мне лично кажется, что в настоящее время легче будет найти новые рукописные материалы о старинных житиях Бориса и Глеба, чем дать другую постановку вопроса о первоначальной литературной истории житий по сравнению с предложенною Шахматовым. Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития // ЧОИДР. М.,1915. Кн. 3. С. 83.
Под житиями Бориса и Глеба подразумевались "Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпца Бориса и Глеба" ("Чтение о Борисе и Глебе"), написанное монахом Киевского Печерского монастыря Нестором и "Съказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба" ("Сказание о Борисе и Глебе"), автор которого неизвестен.
Как же академик А.А.Шахматов смог выстроить "литературную историю житий", которая так увлекла Н.Серебрянского?
Вначале, по его мнению, было написано неизвестным автором сказание о Борисе и Глебе, которое вошло в "Древнейший летописный свод", составленный во второй четверти XI в. в Киеве. Им воспользовался Нестор при работе между 1081 и 1088 гг. над "Чтением", расширив свое сочинение за счет авторских рассуждений, молитв и пр. В конце XI в. на базе "Древнейшего свода", попавшего в Новгород, и новгородских к нему добавлений, был составлен опять в Киеве "Начальный летописный свод". Этим последним летописным сводом и "Чтением" Нестора пользовался автор "Сказания о Борисе и Глебе", написанном около 1115 г. Когда же в 1116 г. была составлена "Повесть временных лет", то история о Борисе и Глебе вошла в нее из "Начального свода" с некоторыми добавлениями. Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 29--97.
Не все учёные, сразу и безоговорочно приняли выводы А.А. Шахматова. Профессора И.А.Шляпкин и М.Н.Сперанский в своих лекционных курсах, вышедших, соответственно, в 1913 и 1914 гг., придерживались старого взгляда на проблему (о старшинстве "Сказания" и его авторе - монахе Иакове), не подвергнув, впрочем, разбору мнение А.А Шахматова. Шляпкин И. А. Лекции по истории русской литературы. Ч. 1. СПб., 1910/11 уч. год. С. 455; Сперанский М. Н. История древней русской литературы. Пособие к лекциям. 2-е изд. М., 1914. С. 312.
Оппонентом А.А. Шахматова выступил С.А. Бугославский в специальном исследовании "К вопросу о характере литературной деятельности преп. Нестора". Ученый полагал, что, наоборот, Нестор воспользовался "Сказанием" (Иакова) при написании своего "Чтения". Но и само "Сказание" не является результатом деятельности одного автора, а трех. Первый из них писал до смерти Святослава, т.е. до 1076 г., и в его сочинении еще не было рассказа о творимых святыми Борисом и Глебом чудесах. Второй - после 1097 г., но до 1113 г. (смерти Святополка), скорее всего, около 1108 г. Третий, переработавший сочинения своих предшественников и придавший "Сказанию" известный нам вид, - после мая 1115г.,т.е. второго перенесения мощей Бориса и Глеба в Вышгороде. "Сказание" во второй редакции (т.е. 1108 г.) послужило основным источником для Несторова "Чтения". Кроме него в ходе работы Нестор пользовался и другими сочинениями - рассказом о Борисе и Глебе из "Древнейшего летописного свода", "Словом о Законе и Благодати" Илариона, "Житием Евстафия Плакиды" и др. Главный же вывод исследователя заключался в том, что Нестор работал над "Чтением" уже после 1108 г. Бугославский С. А. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преп. Нестора // ИОРЯС. СПб., 1914. Т. 19. Кн. 1 С. 131--186; Кн. III. С. 153--191
А.А.Шахматов умело отвел в своей следующей работе "Повесть временных лет" большинство замечаний С.А. Бугославского и остался при своем старом мнении о работе Нестора над "Чтением" между 1081 и 1088 гг., но отказался от прежних взглядов о зависимости "Сказания" от "Чтения". Правда, не согласился при этом с выводами С.А. Бугославского об обратной зависимости, полагая, что у "Чтения" и "Сказания" был общий источник. Шахматов А. А. «Повесть временных лет». СПб., 1916. Т. 1. С. LXVII--LXXVII Назвать его он обещал во второй части труда. Вторая часть работы А. А. Шахматова была опубликована после его смерти, только в 1938 г. (в IV томе ТОДРЛ), но в ней нет указания на этот общий источник двух житий Бориса и Глеб
Остался при своем мнении и С.А. Бугославский, повторив его в главе "Жития" первого тома академической "Истории русской литературы" (1941 г.). Бугославский С. А. Жития // История русской литературы. М.; Л., 1941. Т. 1. С. 327--329.
Эти две точки зрения и стали основными в отечественной науке, приводятся, практически, во всех серьезных исследованиях и историях древнерусской литературы; подвергаются новым разборам, дополнениям, уточнениям, но, в принципе, ни одна из них так и не заняла доминирующего положения. Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 133--155.
Подключение к её решению зарубежных исследователей не привело к принципиальным изменениям. Л. Мюллер, будучи сторонником ранней канонизации свв. Бориса и Глеба, заявляет: "... я не готов признать "невозможность" того, что уже до 1050 г. появились агиографические произведения о Борисе и Глебе". Однако, "анонимное "Сказание" и "Чтение" Нестора появляются, по его мнению, только после 50-х годов XI в." Мюллер Л. О времени канонизации святых Бориса и Глеба // Russia Mediaevalis. T. VIII. № 1. Munchen, 1995. C. 18Полемизирующий с ним А. Поппэ основные свои выводы, опирающиеся на диссертационное исследование ещё 1960 г., сводит к следующему: "...древнейшим посвященным Борису и Глебу памятником является анонимное "Сказание страсти и чудес свв. Бориса и Глеба", состоящее из двух самостоятельных частей: 1. "Сказания страсти...", завершенного похвалой мученикам и составленного в связи с торжественным чествованием свв. братьев 20 мая 1072 г. в Вышгороде, и 2. "Сказание чудес", созданного в два приема. Вскоре после мая 1072 г. было составлено описание их прославления и содеянных ими чудес, которые в связи с перенесением святых мощей в новый храм 2 мая 1115 года было дополнено произошедшим после 1076 г. Защищая датировку Несторова "Чтения о житии и погублении Бориса и Глеба" началом 1080-х годов, я пытался доказать знакомство его автора Нестора-агиографа со "Сказанием страсти" и первой частью "Сказания чудес", тогда как автор второй части "Сказания чудес", писавший вскоре после 2 мая 1115 года, в свою очередь воспользовался добавленным у Нестора рассказом об узниках. Мною была принята также точка зрения о полной текстуальной зависимости летописной статьи 1015 года от "Сказания страсти" и показана вторичность летописной статьи 1072 г. сравнительно с описанием вышгородского празднования 20 мая 1072 г. в "Сказании чудес". Поппэ А. О зарождении культа святых Бориса и Глеба и о посвященных им произведениях // Russia Mediaevalis Т. VIII. № 1. Munchen, 1995. C. 22--23.
Таким образом, вопрос о времени написания "Чтения" и "Сказания" о Борисе и Глебе до сих пор остается без ответа.
Ответ этот важен не только историкам литературы, но и историкам Русской Православной Церкви, так как, он может указать время официальной канонизации князей Бориса и Глеба, как общерусских святых.
Эти два обстоятельства - канонизация святого и появление его жития - тесно взаимосвязаны, и их нельзя рассматривать изолированно друг от друга, ибо это неминуемо приведет к новым ошибкам.
Историкам литературы, занимающимся датировкой житий, важно уяснить, что "Житие" святого (или святых) не создавалось по наитию сочинителя, исходя из одного его желания. Наоборот, принимаемые автором "Жития" на себя обязательства по его написанию были христианским послушанием, оказанной ему честью, о чем часто и сообщается автором в начале жития: "Благодарю тя, Владыко мой, Господи Иисусе Христе, яко съподобилъ мя еси недостойнааго съповедателя быти святыимъ твоимъ въгодьникомъ... еже выше моея силы, ему же и не бехъ достоинъ - грубъ сы и неразумичьнъ", - писал Нестор в "Житии Феодосия Печерского". Житие Феодосия Печерского // ПЛДР: XI--начало XII века. М., 1978. С. 304
"Житие" является обязательным компонентом службы святого, и писалось не позднее времени его официальной канонизации, и, как правило, было приурочено к ней. Поэтому "Житие" нельзя воспринимать просто как литературный памятник определенной эпохи, но как специфический жанр христианской литературы, появление которого обусловлено официальной канонизацией святого, а в нашем случае - святых. Следовательно, одним из главных факторов в датировке житий Бориса и Глеба является установление времени канонизации святых, так как, позднее официально признанной канонизации святых, первое житие возникнуть не могло. «Житие» Феодосия Печерского, например, появилось до его канонизации и внесения его имени в синодик. «Житие» Александра Невского так же появилось до его канонизации. Спустя время после канонизации могла возникнуть новая редакция жития, или житие, написанное другим автором, исходя из определенных стоящих перед ним задач, как, например, в случае с Пахомием Сербом или житиями, специально написанными для Четьих-Миней митрополита Макария. Важен тот факт, что первое житие создавалось к официальной канонизации святого, но никак не позднее На эту связь исследователи не обратили внимания, хотя о ней писал еще Е.Е.Голубинский. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской Церкви. Сергиев Посад, 1894. С. 25. Возможно, это вызвано тем обстоятельством, что до сих пор точно не установлено время официальной канонизации Бориса и Глеба, хотя именно оно и может прояснить историю создания "Сказания" и "Чтения" о Борисе и Глебе.
Начнём с его поиска. Рассмотрим литературу по данному вопросу.
Помимо двух житий, судьбу сыновей киевского князя Владимира Святославича - Бориса и Глеба описывает также небольшая статья в "Повести временных лет".
В статье 1015 г. "Повести временных лет" рассказывается о том, как киевский князь Владимир посылает во главе своей дружины своего сына Бориса по причине собственной болезни, в отсутствие Бориса же старый князь умирает. Приводится традиционная некрологическая похвала умершему князю, а затем повествуется о судьбе его сыновей (в Лаврентьевской летописи оно выделено особым заголовком: "О убьеньи Борисове"): "Святополк же седе Кыеве по отци своемь, и съзва кыяны, и нача даяти им именье. Они же приимаху, и не бе [не было] сердце их с ним, яко братья их беша с Борисомь. Борису же възъвратившюся с вой, не обретшю печенег, весть приде к нему: "Отець ти умерл". И плакася по отци велми, любим бо бе отцемь своимь паче [больше] всех, и ста на Л ьте [на реке Альте, под Киевом] пришед. Реша же ему дружина отня: "Се, [вот] дружина у тобе отьня и вой. Пойди, сяди Кыеве на столе отни". Он же рече: "Не буди мне възняти рукы на брата своего старейшаго: аще [если] и отець ми умре, то сь ми буди в отца место". И се слышавше, вой разидошася от него. Борис же стояше с отрокы [младшей дружиной] своими".
Святополк, решив убить Бориса, пытается убедить его в своем расположении: "С тобою хочю любовь имети, и к отню придамь ти [добавлю к тому уделу, к тому имуществу, которым ты владел при жизни отца]". Сам же Святополк "приде ночью Вышегороду [городок под Киевом], отай [тайно] призва Путшю и вышегородьскые болярьце, и рече им: "Прияете ли ми всем сердцемь?" Рече же Путьша с вышегородьци: "Можем главы своя сложити за тя". Он же рече им: "Не поведуче никомуже, шедше, убийте брата моего Бориса". Они же вскоре обещашася ему се створити".
Диалог Бориса с дружиной или Святополка с вышегородскими боярами - литературный прием, домысел летописца, но в сопоставлении с приведенным отрывком нарочитая условность "Чтения о Борисе и Глебе" бросается в глаза и позволяет наглядно представить специфику агиографического изложения.
"Чтение" начинается с введения, в котором излагается вся история человечества: сотворение Адама и Евы, их грехопадение, обличается "идолопоклонство" людей, вспоминается, как учил и был распят Христос, как стали проповедовать новое учение апостолы и восторжествовала новая вера. Лишь Русь оставалась "в первой [прежней] прелести идольской [оставалась языческой]". Затем описывается крещение Руси как всеобщее торжество и радость: радуются люди, спешащие принять христианство, и ни один из них не противится и даже не "глаголет" "вопреки" воле князя, радуется и сам Владимир, видя "теплую веру" новообращенных христиан. Такова предыстория злодейского убийства Бориса и Глеба Святополком.
Согласно летописному мировоззрению, все события являются лишь частными случаями борьбы добра и зла, и, соотвестсвенно, каждлму событитю можно отыскать аналог в библии: так, например, Святополк действует по наущению дьявола, а Владимира сравнивают с Евстафием Плакидой, так как Владимиру, как "древле Плакиде", бог "спону (в данном случае - болезнь) некаку наведе", после чего князь решил креститься. Владимир сопоставляется и с Константином Великим, которого христианская историография почитала как императора, провозгласившего христианство государственной религией Византии. Бориса Нестор сравнивает с библейским Иосифом, пострадавшим из-за зависти братьев, и так далее.
Характеры персонажей также традиционны. В летописи ничего не говорится о детстве, юности и браке Бориса;. Нестор же, согласно требованиям агиографического канона, повествует, как еще отроком Борис постоянно читал "жития и мучения святых" и мечтал сподобиться такой же мученической кончины, а брака он стремился избежать и женился лишь по настоянию отца: "не похоти ради телесныя", а "закона ради цесарьскаго и послушания отца".
Далее сюжеты жития и летописи совпадают, но многие детали разнятся: в летописи рассказывается, что Владимир посылает Бориса со своими воинами против печенегов, в "Чтении" говорится отвлеченно о неких "ратных" (то есть врагах, противнике), в летописи Борис возвращается в Киев, так как не "обрел" (не встретил) вражеское войско, в "Чтении" враги обращаются в бегство, так как не решаются "стати против блаженного".
В летописи проглядывают живые человеческие отношения: Святополк привлекает киевлян на свою сторону тем, что раздает им дары ("именье"), их берут неохотно, так как в войске Бориса находятся те же киевляне ("братья их") и - как это совершенно естественно в реальных условиях того времени - киевляне не хотят братоубийственной войны: Святополк может поднять киевлян против их родичей, ушедших в поход с Борисом, характер посулов Святополка ("к огню придам ти") или переговоры его с "вышегородскими боярами", но в "Чтении" они совершенно отсутствуют - в этом проявляется диктуемая каноном литературного этикета тенденция к абстрагированности. Агиограф стремится избежать конкретности, живого диалога, имен (вспомним - в летописи упоминаются река Альта, Вышгород, Путша, - видимо, старейшина вышгородцев и т. д.) и даже живых интонаций в диалогах и монологах.
Вполне возможно, что анонимное "Сказание о Борисе и Глебе" написано позже "Чтения", чтобы преодолеть схематичность и условность традиционного жития, наполнить его живыми подробностями, черпая их, в частности, из первоначальной житийной версии, которая дошла до нас в составе летописи.
Анализируя "Сказание", известный исследователь древнерусской литературы И. П. Еремин обратил внимание на такой штрих: Глеб перед лицом убийц, "телом утерпая" (дрожа, слабея), просит о пощаде. Просит, как просят дети: "Не дейте мене... Не дейте мене!" (здесь "деяти" - трогать). Он не понимает, за что и почему должен умереть... Беззащитная юность Глеба в своем роде очень изящна и трогательна. Это один из самых "акварельных" образов древнерусской литературы". В "Чтении" тот же Глеб никак не выражает своих эмоций - он размышляет (надеется на то, что его отведут к брату и тот, увидев невиновность Глеба, "не погубит" его), он молится, при этом довольно бесстрастно. Даже когда убийца "ят [взял] святаго Глеба за честную главу", тот "молчаше, акы агня незлобиво, весь бо ум имяще к богу и возрев на небо моляшеся". Однако это отнюдь не свидетельство неспособности Нестора передавать живые чувства: в той же сцене он описывает, например, переживания воинов и слуг Глеба. Когда князь приказывает оставить его в ладье посреди реки, то воины "жаляще си по святомь и часто озирающе, хотяще видети, что хощеть быти святому", а отроки в его корабле при виде убийц "положьше весла, седяху сетующеся и плачющеся по святем" - бесстрастие, с которым Глеб готовится принять смерть, всего лишь дань литературному этикету.
После "Чтения о Борисе и Глебе" Нестор пишет "Житие Феодосия Печерского" - инока, а затем игумена прославленного Киево-Печерского монастыря. Здесь гораздо больше реалистичных деталей, реплики и диалоги выглядят более естественно.
Скорее всего, причина этих различий в том, что, во-первых, это жития разных типов. Житие Бориса и Глеба - житие-мартирий, то есть рассказ о мученической смерти святого; эта основная тема определяла и художественную структуру такого жития, резкость противопоставления добра и зла, мученика и его мучителей диктовала особую напряженность и "плакатную" прямоту кульминационной сцены убийства: она должна быть томительно долгой и до предела нравоучительной. Поэтому в житиях-мартириях, как правило, подробно описываются истязания мученика, aero смерть происходит как бы в несколько этапов, чтобы читатель подольше сопереживал герою. В то же время герой обращается с пространными молитвами к богу, в которых раскрываются его стойкость и покорность и обличается вся тяжесть преступления его убийц.