Грузинский оперный певец зураб. Биография. Этот мужчина всегда знал, как получить то, что хочется. В футбол играл, пел, добивался любимую – и все на наивысшем уровне

Когда слышишь глубокий, могучий, заполняющий собой любой зал голос Зураба Соткилавы, то не верится, что знаменитый тенор, лауреат множества премий мечтал когда-то стать звездой… футбола, и лишь благодаря стечению обстоятельств мир получил вместо великого футболиста великого певца. Как же такое могло произойти? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, наверное, вспомнить всю жизнь Зураба Лаврентьевича, начиная с того мартовского дня 1937-го года, когда директор школы Лаврентий Соткилава стал самым счастливым человеком на Земле: еще бы, ведь у него родился сын.

Детство в тени войны

Зураб Лаврентьевич Соткилава родился в 12 марта 1937 года Сухуми. Ксения Виссарионовна – мама Зураба – любила петь и играть на гитаре. Мелодичные грузинские песни – первое музыкальное впечатление раннего детства – Зураб узнал именно от мамы (отнюдь не певицы, а рентгенолога по профессии) и бабушки. По признанию певца, в то время ему, ребенку, и в голову не приходило, что когда-нибудь он сам начнет петь.

А потом была Великая Отечественная война. Как у всего поколения, она разделила детство маленького Зураба на «до» и «после». Но песни никуда не исчезли. Теперь их пели матери и жены тех, кто сражался за тысячи километров от родного дома; пели, собравшись под большим платановым деревом во дворе. В этих песнях звучала не только тоска и тревога, но и вера в победу. Не тогда ли Зураб впервые ощутил огромную силу музыки, исцеляющей души и дающей силу сердцам?

Футбол? Футбол. Футбол!

После Победы и возвращения отца на смену тревогам пришли обычные мальчишеские радости, главной среди которых был футбол. Дни напролет Зураб гонял по огромной поляне самодельный мяч, сделанный из корней травы. В 12 лет юного игрока заметили тренеры – и спортивная карьера стремительно шла в гору: в 16 лет он уже крайний защитник сухумского «Динамо», а в 1958 г. его зачисляют в основной состав тбилисского «Динамо». Параллельно Зураб учится в политехническом, но никто, и прежде всего он сам, не сомневается, что его будущее – спорт.

А потом был роковой матч в Югославии и полученный на нем перелом. Тогда Зураб смог преодолеть последствия травмы и вернуться в команду. Но новая травма – на этот раз на соревнованиях в Чехословакии – не оставляет никаких шансов. Из футбола пришлось уйти. И нужно было искать новое призвание, новую цель.

В каком-то смысле новое призвание нашло Зураба само, когда он еще играл в «Динамо». Пианистка Разумовская, друг семьи Соткилава, восхищалась его голосом и посоветовала ему пройти прослушивание у знакомого профессора Тбилисской консерватории.

Любопытно, что профессор сначала заинтересовался футбольными, а не вокальными возможностями Зураба. Соткилава доставал ему билеты на стадион, а профессор из благодарности давал ему уроки – до того момента, пока не стало ясно: у юного спортсмена есть огромный певческий потенциал. Правда, сам Зураб эту новость встретил со смехом: тогда для него существовал лишь футбол. И только когда от спорта пришлось отказаться, Соткилава всерьез взялся за подготовку к консерватории.

10 июля 1960 года он защитил диплом в политехническом институте, а 12-го пошел на вступительный экзамен в консерваторию.

В битком набитых коридорах консерватории абитуриент Соткилава неожиданно увидел красивую девушку в костюме кирпичного цвета – и влюбился. По признанию певца, он сразу понял, что эта девушка – ее звали Элисо Турманидзе – будет его женой. Но подойти к будущей пианистке, учившейся курсом старше, он не решался целых два года.

…Они вместе уже полвека – Зураб и Элисо. Жена – это не только друг и помощница, но и надежный тыл, так необходимый в непростой жизни артиста. В каждом интервью Зураб Лаврентьевич говорит слова благодарности жене, всегда поддерживавшей его во всем. А еще – подарившей двух дочерей: Теа и Кетино. Дочери не пошли по стопам отца, выбрав гуманитарные науки, а не музыку, но это не мешает отцу – а теперь уже и дедушке – обожать их и баловать внуков. Кстати, муж младшей дочери, Кети – известный грузинский оперный певец, так что есть надежда, что младший внук, Леван, когда-нибудь тоже выйдет на сцену.

Учебе в Тбилисской консерватории Зураб предался с такой же страстью, с какой прежде занимался футболом. И усилия его были вознаграждены: после ее окончания с партией Каварадосси в опере Пуччини «Тоска» к нему приходит первая слава. Вскоре в Грузинский государственный театр оперы и балета начинают ходить «на Соткилаву». В 1966 году – новая удача: перспективного молодого человека направляют в Италию, в мечту все оперных певцов мира - в «Ла Скала». Двухлетняя стажировка у лучших мастеров сцены, помнивших таких звезд сцены как Карузо и Джильи, очень много дала Зурабу. В 1968 году к нему приходит первый международный успех: победа на болгарском фестивале «Золотой Орфей».

С этого момента победа следует за победой: Международный конкурс имени П.И. Чайковского – вторая премия; Международный конкурс вокалистов им. Ф. Виньяса – первая премия и «Гран-При»! А какие партии: в 1973 г. Зураб в Большом театре дебютирует в партии Хозе (через год он перейдет в этот театр из Грузинского театра оперы и балета); потом были Водемон из «Иоланты» Чайковского, Самозванец из «Бориса Годунова» Мусоргского, Туридду из «Сельской чести» Масканьи. Но отдельная страсть тенора – это Верди. Именно в его операх «Трубадур», «Аида», «Бал-маскарад», «Отелло» гений Соткилавы раскрылся с полной силой, явив миру высочайший исполнительский уровень, неподражаемые эмоциональность и лиризм.

Со стороны могло показаться, что Зураб Соткилава – любимец судьбы, которому все давалось легко: бесконечные гастроли по всему миру, начиная с 1970-х гг.; блестящие партии на лучших оперных сценах, государственные награды, миллионы поклонников…

Но только сам певец может сказать, какой титанический труд стоит за кажущейся легкостью исполнения, какая длительная подготовка предшествует каждой премьере. И никто не знает, какие шрамы на душе оставила ранняя смерть родителей, а в начале 1990-х – война, пришедшая в родную Абхазию.

Не они ли, эти скрытые от посторонних глаз стрессы, спровоцировали развитие страшной болезни? Летом этого года газеты запестрели тревожными сообщениями: у знаменитого певца диагностирована опухоль поджелудочной железы. Но Соткилава не собирался сдаваться. После успешно проведенного лечения Зураб Лаврентьевич вернулся на сцену, а нам остается лишь пожелать ему долгих лет жизни.

В июле 2015 года Зураб Соткилава заявил о том, что тяжело болен онкологическим заболеванием. Врачи поставили диагноз - злокачественная опухоль поджелудочной железы. После операции в Германии и курса лечения в России певец вернулся к творческой деятельности, его первый после выздоровления концерт состоялся 25 октября 2015 года в Сергиевом Посаде.

Оперный певец Зураб Соткилава скончался 18 сентября 2017 года в Москве от рака поджелудочной железы.

Оперный певец, лирико-драматический тенор, солист Большого театра России, народный артист СССР и Грузинской ССР Зураб Лаврентьевич Соткилава родился 12 марта 1937 года в городе Сухуми (ныне Сухум, Республика Абхазия). Его отец, Лаврентий Соткилава, был историком, мать, Ксения Карчава, работала врачом.

С детства Зураб увлекался футболом. В 16 лет он вошел в состав команды юниоров сборной Грузии, затем стал ее капитаном. В 1956 году команда одержала победу во Всесоюзных соревнованиях, и Соткилаву приняли в основной состав тбилисского "Динамо".

Вокалом Зураб с профессором тбилисской консерватории Николаем Бокучава. Занятия проходили в промежутке между футбольными тренировками и играми. После травмы, полученной в 1959 году, Соткилава не мог уже продолжать играть в футбол и решил посвятить себя оперному пению.

В 1960 году, после окончания горного факультета Грузинского политехнического института, он был принят в Тбилисскую государственную консерваторию имени В. Сараджишвили. Сначала его голос определили как баритон, но, учась на третьем курсе, Соткилава попал в класс Давида Андгуладзе, который открыл у студента лирико-драматический тенор, что обусловило дальнейшие достижения молодого певца.

В 1965 году Зураб Соткилава окончил Тбилисскую консерваторию, в 1972 году — аспирантуру при Тбилисской консерватории.

После окончания консерватории он был принят в Тбилисский театр оперы и балета имени З. Палиашвили. Он успешно дебютировал, исполняя ведущие партии в различных операх, среди которых "Тоска" и "Богема" Джакомо Пуччини, "Риголетто" Джузеппе Верди, национальные оперы "Абесалом и Этери" Захария Палиашвили, "Миндия" Отара Тактакишвили и другие.

В 1966-1968 годах Зураб Соткилава стажировался в театре "Ла Скала" под руководством Дженнаро Барра и Энрико Пьяцца, где подготовил партии герцога в опере "Риголетто" Джузеппе Верди, Хозе в "Кармен" Жоржа Бизе, Турриду в "Сельской чести" Пьетро Масканьи. После этого в Италии его стали называть одним из лучших интерпретаторов итальянской оперной классики.

В 1973 году Соткилава дебютировал в Большом театре в партии Хозе в опере "Кармен".

В 1974 году певец был приглашен в оперную труппу Большого театра.

В Большом в разные годы он исполнял партии Манрико в опере "Трубадур", Радамеса в "Аиде", Ричарда в "Бале-маскараде", Измаила в "Набукко" и Отелло в одноименной опере Джузеппе Верди, Марио Каварадосси в "Тоске" Джакомо Пуччини, Туридду в "Сельской чести" Пьетро Масканьи. В репертуаре певца были российские оперы "Иоланта" Петра Чайковского, "Садко" Николая Римского-Корсакова, "Борис Годунов" и "Хованщина" Модеста Мусоргского. Зураб Соткилава был первым исполнителем партий барона Каллоандро в "Прекрасной мельничихе" Джованни Паизиелло и Арзакана в "Похищении луны" Отара Тактакишвили.

В 1995 году певец участвовал в премьере первой в истории Большого театра постановки оперы "Хованщина" в редакции Дмитрия Шостаковича, исполнив партию Голицына. Также исполнил эту партию в постановке "Хованщины" в Большом театре в 2002 году.

Соткилава неоднократно выступал на сценах лучших оперных театров мира: Ла Скала, Лондонской королевской оперы, Баварской Штатс-оперы, Дрезденской оперы, Норвежской оперы, Болонского театра Коммунале, оперных театров Лисео в Барселоне и Ля Фениче в Венеции. В 1970-1990 годах тенор совершал большие концертные турне по городам Европы, Великобритании, США и Японии.

В последние годы сольные выступления певца проходили в концертных залах Москвы и Санкт-Петербурга, городах России и ближнего зарубежья. В репертуаре концертов были не только оперные арии, но и романсы Чайковского, Рахманинова, циклы немецких композиторов Штрауса и Вольфа, грузинские и русские народные песни, итальянские и испанские песни.

Зураб Соткилава вел преподавательскую деятельность. В 1976-1988 годах он работал в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского на кафедре сольного пения, с 1987 года был профессором кафедры. В 2002 году Соткилава возобновил преподавательскую деятельность в консерватории. Среди учеников мастера — Владимир Богачев, Владимир Редькин, Александр Федин и многие другие.

Творчество Зураба Соткилавы было отмечено многими премиями и наградами. В 1973 году певец был удостоен звания народного артиста Грузинской ССР, в 1983 году ему было присвоено звание народный артист СССР.

В 1968 году Зурабу Соткилаве была присуждена первая премия и вручен приз "Золотой Орфей" на IX Всемирном фестивале молодежи и студентов в Софии. В 1970 году он получил II премию и серебряную медаль на IV Международном конкурсе имени П.И. Чайковского в Москве, Гран-при и первую премию Международного конкурса вокалистов имени Франсиско Виньяса в Барселоне.

За трактовку произведений Верди Болонская музыкальная академия избрала Зураба Соткилаву своим почетным членом.

В 1983 году он стал лауреатом Государственной премии Грузинской ССР имени З. Палиашвили, в 1998 году получил Государственную премию Республики Грузия имени Ш. Руставели.

12 марта в 1937 году появился на свет в г. Сухуми будущий выдающийся оперный солист Зураб Соткилава. Но тогда еще никто не догадывался, кем вырастет этот мальчик и в какого известного громкого певца превратится. Зураб рос в музыкальной семье, где часто звучали грузинские песни под гитару. На ней играли его мама и бабушка. Мальчик всегда присутствовал, когда они исполняли свои протяжные мелодии для знакомых и просто прохожих, подпевая песням. Карьерой певца Соткилава никогда не грезил, он связывал свое будущее только с футболом. В младших классах играл в школьной команде, но параллельно занимался музыкой по классу скрипки и фортепиано.

К музыке сына подвела мать, женщина с абсолютным слухом и по профессии доктор. Мальчишка обожал только спорт и мечтал стать знаменитым футболистом. Благодаря своей целеустремленности, трудолюбию, усиленным тренировкам, в 16 лет он уже стал частью юношеской команды "Динамо", а в 19 лет капитаном грузинской сборной.

И в 21 год состоялся его дебют в первом составе "Динамо" в Тбилиси. Крайний полузащитник развивал хорошую скорость и легко мог перебегать в нападающего. Стометровка давалась Зурабу всего за 11 секунд. Это был его личный рекорд.

Однажды состоялся матч между грузинским и московским "Динамо". Где Соткилава сразился с самим Львом Яшиным. Тогда Грузия проиграла со счетом 1:3, но еще долго потом вспоминал этот день певец. Через год после этого матча Зурабу придется расстаться с карьерой футболиста из-за опасной травмы, полученной на матче в Чехословакии. До этого еще были повреждения, но последнее было несовместимо с участием в играх. И пришлось покинуть футбол.

Карьера

Неудачная спортивная биография косвенно подвела артиста к его будущему великому поприщу. В 21 год Зураб начал пробовать себя в вокале. На это его подвигла, случайно оказавшись свидетелем пения, одна пианистка, знавшая семью Соткилавы. Зайдя в гости и, услышав дуэт сына с матерью, разглядела в нем потенциал и показала профессору консерватории. Взамен на билеты, которые в то время очень сложно было достать на футбольные матчи, профессор начал давать уроки вокального искусства. Однажды чуткий преподаватель заявил, что Зураба ждет блестящее будущее. На что будущий певец ответил смехом, не поверив в громкое заявление.

В 1960 году, уже к тому времени бывший футболист, закончил Политехнический институт. И в этом же году подал документы в консерваторию в своем городе. Поступление состоялось, но мнения по этому поводу у отца и матери разошлись. Отец поддержал сына в его выборе, а мать была категорически против. Но дело было сделано, и Соткилава стал студентом консерватории. На первом курсе его голос звучал баритоном, точнее, так его определили. Но впоследствии поняли, что певец – обладатель редкого лирического тенора. После консерваторского образования, карьера начала идти в гору. Дебютировав в местном театре оперы и балета, Зурабу начали доверять ведущие партии в опере и сравнивали с известными тенорами тех времен. Еще через три года, в конкурсе молодых вокалистов в Болгарии, певец одержал триумф и взял первый приз. Год спустя – 2-е место в международном конкурсе И.П. Чайковского в Москве. И первое место в Барселоне.

В 1973 году настал тот звездный час, когда Соткилава выступил в Большом Театре, его сразу после выступления пригласили в труппу. После того, как ему доверили Отелло, он больше не снижал свой уровень и работал, в буквальном смысле, на износ.

Франция, Италия, Япония, Америка - гастроли по всему миру. Вклад в мировой оперный потенциал гениального оперного певца неоценим. Соткилава начал покорять мир и армия поклонников увеличивалась все стремительнее и стремительнее. Такой талант, востребованность, всеобщее признание – не могли не принести звание народного артиста СССР.

Личная жизнь

Свою будущую жену Зураб повстречал в консерватории. Вспоминает, что это была любовь с одного единственного взгляда и на всю жизнь. Элиса, узнав о неземном голосе Зураба, пришла к нему на репетицию. После нее они не расставались, проводили все время вместе и, вскоре, после окончания консерватории, они поженились в 1965 году.

У этой прекрасной пары, спустя время, родились две дочери Тея (1967) и Кети (1971). Семья была его вдохновением. Зураб и Элиса часто вместе выступали, он пел, а она играла на пианино. Жена была его музой, другом, помощником, критиком творчества, опорой и поддержкой. Это всего лишь малые слова, которые говорил про свою возлюбленную Зураб. Она была его всем.

Болезнь и смерть

Это произошло летом 2015 года. Певцу ставят неизлечимый диагноз - рак. Рак поджелудочной железы прозвучал, как приговор. Когда Зураб обратился к врачу из-за стремительной потери в весе, было уже поздно, рак прогрессировал. В Германии самые лучшие врачи прооперировали певца. Вернувшись в Россию, прошел еще курс химиотерапии. Вроде бы казалось, певец пошел на поправку и даже начал давать концерты.

Ни дня не отчаиваясь, продолжал трудиться. Еще два года он преподавал в консерватории. Но в 2017 году 17 сентября случился рецидив и выдающегося певца не стало. Он покинул эту землю в возрасте 80 лет, так и не успев дать свой последний юбилейный концерт.

Совет 2: Зураб Матуа: биография, творчество, карьера, личная жизнь

Зураб Матуа – участник знаменитого комедийного коллектива. Тройка Сорокин, Аверин, Матуа известна всем поклонникам Comedy Club. Их шутки быстро разлетаются на цитаты, позитивом артисты заряжают на долгое время.

Настоящее имя популярного резидента – Николай Никешин. Он грузин, однако, живет в Санкт-Петербурге практически всю жизнь. Родился будущий Зураб Матуа в Сухуми в 1980 году, 15 ноября.

На дороге к юмору

По рассказам мамы, рождение кроха ознаменовал не плачем, а исполнением непонятной мелодии. Семья после появления малыша на свет переехала в Санкт-Петербург. Там мальчик с семи лет пошел в гимназию.

Учеба никаких нареканий не взывала. Прилежный ученик стал поклонником сериала «Спрут». Мечтой мальчишки стало подражание комиссару Катани. Однако желание пойти в правоохранительные органы по мере взросления становилось все слабее.

После окончания школы выпускник решил получить образование в Высшей школе менеджмента. Он избрал направление муниципального и государственного управления. Студент давно подумывал открыть собственное дело.

Спустя пару лет он приступил к реализации мечты. На первые шаги парень смотрел вполне реально. Он прекрасно понимал, что моментально магнатом не станет. Накопленных средств хватило на открытие небольшой компании, торгующей мороженым.

Опробовав на себе роль поставщика сладкого лакомства, Зураб понял, что это ремесло совершенно его не увлекает, несмотря на то, что бизнес стремительно шел в гору. Матуа убедился, что дело не в выборе сферы. Ему не казался интересным никакой другой вариант бизнеса.

Оставив дело, Зураб предложил приятелям организацию команды веселых и находчивых в известном телеклубе. Идею поддержали. Очень скоро началось исполнение шуток и миниатюр, созданных Зурабом. Спустя недолгое время Матуа оставил коллектив.

Реализация дарования

Он выступал в нескольких составах. Среди них «Спорная», «Объединенная команда КВН Санкт-Петербурга», МЧС, «ТО». Полученный опыт дал возможность участвовать в команде «Балтика», попасть в Минскую Евролигу, стать финалистом Кубка губернатора. Миниатюры Матуа получались интересными. Зураб также вступил в амплуа вокалиста. Он понимал, что дарование у него есть, а потому отправился на конкурс «Народный артист» в 2003. Все отборочные туры молодой человек прошел успешно. Однако оказавшись в числе лучших ста певцов проект покинул. Жюри посоветовало ему заняться юмором серьезно.

Причиной стало то, что Матуа забыл текст песенного припева. Он решил вместо оригинальных слов поставить текст одного из творений для КВНа. Жюри посчитало шутку удачной и парня пропустили дальше. Повтор ситуации уже не казался гениальной идеей. Парню посоветовали шутить, а не хулиганить. Юморной припев не соответствовал формату конкурса. Зураб совершенно не расстроился и решил последовать рекомендации.

Несколько приятелей профессионально занимались вступлениями. Зураб посоветовался с ними. Было принято решение отправиться работать в один из клубов Санкт-Петербурга. Публику развлекали шутками. Вскоре компания стала желанной и в других заведениях. Стартовала успешная карьера в мире юмористического шоу-бизнеса.

Прошло немного времени, и Матуа превратился в одного из наиболее узнаваемых в Петербурге. Мечтал же парень о большем. Он не стал отказываться от предложения поучаствовать в создании финала популярного комедийного шоу от питерского филиала. На талантливых молодых людей обратил внимание исполнительный директор «Камеди Клаб Москоу Стайл».

Он решил задействовать компанию в популярном Comedy Club. Вскоре коллектив превратился в «Cjvedy Petersburg». Выступления проходили настолько успешно, парни были приглашены в основной столичный состав. Признание и слава Успех оказался феноменальным. Первый выступления начались соло. Зураб с новым амплуа справлялся прекрасно.

Однако более он запомнился по знаменитейшему тандему с Сорокиным, и Авериным. Именно такой состав шоуменов боле всего понравился зрителям. Сработались ребята прекрасно, потому приняли решение и дальше трудиться совместно. В итоге появилась одна из наиярчайших команд рейтингового проекта.

Семейная жизнь

Без искрометных шуток компании сложно представить современный Comedy Club. Команда отличается непосредственностью и легкостью восприятия от других. Поклонниц у Зураба немало. Супруга юмориста к такой популярность относится спокойно. Она прекрасно понимает, что деятельность мужа с постоянным общением связана непосредственно. В его число входит и общение с прекрасным полом.

Анастасия по признанию Зураба, для него всегда остается самой прекрасной. Она не устраивает сцены ревности по любому удобному случаю. Сам юморист уверен, что жену не предаст никогда. Она стала для него идеалом, без которого немыслима счастливая личная жизнь.

Познакомилась пара во время работы Матуа в одном из питерских клубов. На девушку внимание он обратил сразу. Ухаживать за избранницей пришлось долго. Симпатия оказалась взаимной, однако Настя не торопилась с признанием. С момента начала романа разговоров на тему создания семьи не возникало.

После нескольких лет встреч было принято решение пожениться. Свадьбы играли в Тбилиси. Невеста станцевала национальный танец Грузии. Сюрприз удался. Зураб признается, что в жизни он счастлив. Есть любимая супруга, замечательная работа.

Самой же главной удачей он называет появление ребенка в семье. Юморист может похвастаться двойной удачей: у него растут сын Лука и дочка Мэри.

Источники:

  • Зураб Матуа: биография, личная жизнь, деятельность и интересные факты

В Москве в возрасте 80 лет скончался знаменитый оперный певец Зураб Соткилава. Ранее певец сообщал, что болен раком поджелудочной железы.

В Москве на 81-м году жизни скончался знаменитый оперный певец, Народный артист СССР Зураб Соткилава.

О смерти великого тенора сообщил генеральный директор Большого театра Владимир Урин.

"Умер Зураб Лаврентьевич Соткилава, замечательный артист Большого театра. У него была тяжелая болезнь, с которой он боролся до конца", - поведал Урин.

Супруга певца Элисо Турманидзе сообщила, что Соткилава скончался сегодня ночью в московской клинике. Последние три недели он находился в реанимации.

Прощание и похороны тенора пройдут в Грузии.

В 2015 году Зураб Соткилава сообщал, что болен раком поджелудочной железы.

Зураб Соткилава с 1974 года работал в Большом театре, неоднократно выступал в лучших театрах мира, был педагогом, профессором Московской консерватории. Являлся почетным академиком Болонской академии искусств "за тонкую и глубокую интерпретацию произведений Верди". За многолетнюю деятельность Зураб Соткилава отмечен многими высокими наградами. Он удостоен Государственной премии Грузии им. Шота Руставели, является кавалером ордена "За заслуги перед Отечеством" IV, III и II степеней.

Зураб Лаврентьевич Соткилава (груз. ზურაბ სოტკილავა) родился 12 марта 1937 года в Сухуми.

В ранние годы музыкантом становиться не собирался. С раннего детства играл в футбол, в 16 лет попал в сухумское «Динамо», где играл на месте крайнего защитника, много подключаясь к атакам.

В 1956 году стал капитаном сборной Грузии в возрасте до 20 лет, в составе которой выиграл первенство СССР.

«Я ни секунды не сомневался: заниматься всегда буду только одним делом - играть в футбол. И до сих пор из всех достижений своей жизни больше всего горжусь тем, что, когда я был капитаном молодежной сборной Грузии, мы стали чемпионами Советского Союза», - говорил он.

В 1955 году попал в основной состав тбилисского «Динамо», дебютировал в матче с «Шахтёром». Тяжёлые травмы, полученные в 1958 году в Югославии и в 1959 году в Чехословакии, привели к завершению спортивной карьеры.

Музыкой занялся в 13 лет по требованию мамы. «Заниматься музыкой меня заставила мама. Причем очень жестоким способом. Можно сказать, насильно. Классическую музыку она обожала, сама так же, как и бабушка, великолепно пела и играла на гитаре, мечтала приобщить и меня к этому искусству», - вспоминал артист.

В 1960 году окончил Тбилисский политехнический институт (горно-геологический факультет), затем по настоянию профессора Н. В. Бокучавы поступил в Тбилисскую консерваторию (класс Давида Андгуладзе).

В 1965 году окончил консерваторию, а в 1972 году - аспирантуру консерватории.

В 1965-1974 годах - солист Грузинского театра оперы и балета имени З. Палиашвили.

С 1966 по 1968 год стажировался в миланском театре Ла Скала у Динаро Барра.

В 1973 году дебютировал в Большом театре в Москве в партии Хозе («Кармен» Ж. Бизе), в 1974 году вошёл в оперную труппу театра.

В 1976-1988 годах преподавал в Московской консерватории, с 1987 года - профессор кафедры сольного пения.

В 2002 году вернулся к преподавательской работе в Московской консерватории. Среди учеников - В. Богачёв, В. Редькин, А. Федин и другие.

Болезнь Зураба Соткилавы

В июле 2015 года сообщил о том, что тяжело болен онкологическим заболеванием. Врачи поставили диагноз - злокачественная опухоль поджелудочной железы.

Как рассказывал певец, он стал стремительно терять вес, появились боли в области сердца и желудка.

Зураб Соткилава был прооперирован в одной из клиник Германии. "Когда я и моя семья узнали о том, что у меня рак, решили, что не будем никому говорить об этом. Мне удалось очень быстро попасть в Германию на операцию, в клинике рядом со мной все время была жена. Дочери бросили все и прилетели из Мадрида. Я готовился к худшему, рассказал им, как они будут жить без меня. Когда меня привезли на операцию, хирурги начали петь одну из песен из моего репертуара, я рассмеялся и в этот момент на меня надели маску", - рассказывал он.

Затем прошел курс химиотерапии в московском онкоцентре им. Блохина.

После операции в Германии и курса лечения в России певец вернулся к творческой деятельности.

Личная жизнь Зураба Соткилавы:

Был женат на Элисо Турманидзе. О том, как они познакомились, певец вспоминал: "Я пел на экзамене - тогда еще не тенором, а баритоном. А до Элисо докатились слухи, что молодой футболист из тбилисского «Динамо» неплохо поет, и она решила лично в этом убедиться. Пришла на концерт. После окончания подошла ко мне и похвалила: «Вы очень хорошо выступали». И вручила конфетку. После этого случая мы начали встречаться - ходили вместе в кафе, театры, на выставки, просто гуляли. Когда моя будущая жена впервые привела меня к себе домой, произошел конфуз. Дело в том, что Элисо княжеских кровей, из древнего рода. Фамилия ее тети - Багратиони". Поженились в Тбилиси 17 июля 1965 года.

В браке родились две дочери: Тея Соткилава и Кети Соткилава.

У певца остались внучка Кети и внук Леван.

Репертуар Зураба Соткилавы:

Ричард («Бал-маскарад» Джузеппе Верди);
Манрико («Трубадур» Дж. Верди);
Марио Каварадосси («Тоска» Дж. Пуччини);
Водемон («Иоланта» П. Чайковского);
Радамес («Аида» Дж. Верди);
Индийский гость («Садко» Н. Римского-Корсакова);
Арзакан («Похищение луны» О. Тактакишвили) - первый исполнитель;
Отелло («Отелло» Дж. Верди);
Ричард («Бал-маскарад» Дж. Верди);
Туридду («Сельская честь» П. Масканьи);
Барон Каллоандро («Прекрасная мельничиха» Дж. Паизиелло) - первый исполнитель в Большом театре;
Самозванец («Борис Годунов» М. Мусоргского);
Голицын («Хованщина» М. Мусоргского);
Измаил («Набукко» Дж. Верди)

— Заниматься музыкой меня заставила мама. Причем очень жестоким способом. Можно сказать, насильно. Классическую музыку она обожала, сама так же, как и бабушка, великолепно пела и играла на гитаре, мечтала приобщить и меня к этому искусству. Но я категорически отказывался идти в музыкальную школу, во мне сидело

непоколебимое убеждение: музы­канты-мужчины - это какие-то уродцы, в них от природы заложено что-то ненормальное. Другое дело футболисты - вот это настоящие мужики! И когда преподаватели музыки говорили: «Ты обязан продолжать учиться, в пении тебя ждет большое будущее», я смеялся: «Какая ерунда! Я буду заниматься только одним делом - играть в футбол». И хотя судьба распорядилась не совсем так, все же каким-то непостижимым образом футбол играл решающую роль практически во всех делах, которыми я занимался. Включая, кстати, музыку…

В Сухуми, где мы жили, перед нашим домом была огромная поляна, и на ней мы с парнями все лето гоняли мяч. Тренерам не надо было даже напрягаться, чтобы найти перспективных спортсменов. Они просто приходили туда, наблюдали за нашей игрой и показывали пальцем: «Ты будешь играть за спортивную школу, а ты - за сборную Сухуми…» Вот так же, когда мне было лет двенадцать, подошли ко мне. И через два года я был членом юношеской сборной Абхазии, а вскоре уже играл на первенстве . А в 19 лет был переведен в основной состав тбилисского «Динамо». До сих пор из всех достижений своей жизни больше всего горжусь тем, что в 1956 году, когда я был капитаном молодежной сборной Грузии, мы стали чемпионами Советс­кого Союза.


В музыкальное училище мама затащила меня в 13 лет. Поскольку в классе фортепиано дети начинали заниматься с шестилетнего возраста, ей предложили отдать меня на ви­олончель. Она с радостью согласилась, но я отказался наотрез: «Ни за что не буду таскать этот гроб». Тогда мамин знакомый, завкафедрой по вокалу, сказал: «Давайте я возьму его к себе в класс. Будет ходить на общее фортепиано, так и научится на нем играть». Мать готова была на любой вариант. Повстречав этого педагога через полгода, она поинтересовалась: «Ну, как мой сын занимается?» На что он честно ответил: «Ксения Виссарионовна, вы не огорчайтесь, но я видел Зурико всего один раз — больше он не появлялся». Мама не огорчилась. Она разозлилась, да как!

Я тогда уже играл за сборную Абхазии. И нам как раз выдали потрясающие венгерские бутсы, что для меня было великим счастьем. Я так дорожил ими, так берег! Хранил под подушкой. А когда они попадали под дождь, мыл их, чистил, после чего непременно смазывал сливочным маслом - не ел его, втихаря прятал специально для этой цели. И вот в тот злополучный день, придя из школы, я увидел, что мои заветные бутсы изрублены топором. Так моя мать выразила свой гнев, отомстила мне. Впервые в жизни я плакал так горько. Мне казалось, что большего горя вообще быть не может. (С горькой усмешкой.) Оказалось, может. Второй раз столь же безутешно я рыдал, когда не стало мамы.


Она не застала моего успеха, успела посмотреть всего один мой спектакль, да и то тот, который я провалил. Я тогда при­ехал после стажировки из Италии, и у меня в Тбилиси должен был состояться дебют - в опере «Риголетто». В это время отмечалось 50-летие Грузии, и я должен был присутствовать на параде в честь юбилея - меня пригласили стоять на трибуне вместе с руководителями республики. Поскольку было очень морозно, я сильно простудился, началось воспаление легких. Но не отменять же спектакль! Два акта я спел вроде ничего. А потом температура поднялась, горло перехватило, короче, случился провал. По окончании все знакомые старались избегать встречи со мной, а если все-таки встречали, стыдливо прятали глаза, торопясь быстрее исчезнуть. И только одна мама сказала: «Сынок, все равно ты лучше всех!»

В другой раз, это было в декабре 1973 года, меня позвали в спеть «Кармен». И я сказал: «Мам, ты обязательно поедешь со мной». Она была счастлива, специально для этой поездки сшила себе красивое платье. Но жизнь распорядилась иначе. Кровоизлияние в мозг и… все. Мамы не стало. В этом платье я ее и похоронил. Молодая совсем была - всего 50 лет. Работала врачом-рентгенологом. А отец, Лаврентий Гутуевич, сначала преподавал историю и был директором школы, а во время войны по призыву служил в войсках МВД, где и остался до пенсии. Потом занимал должность директора сухумской гостиницы. Пережил маму ровно на год. Очень мучился, когда остался один, сердце не выдержало разлуки. Так что папа тоже не застал моего оперного взлета. Но так же, как и мама, совершенно искренне считал, что я лучше всех.


И еще один человек был в этом непоколебимо убежден — Николай Николаевич Озеров, наш знаменитый, неповторимый спортивный комментатор. Он не пропустил ни одного моего спектакля, сидел обычно в первом ряду или в ложе директора и, как бы я ни пел, неизменно повторял: «Зураб лучше всех!» Наша с ним дружба длилась всю жизнь, вплоть до его смерти. Очень часто мы вместе ходили на футбол. При этом болели за разные команды: он — за московский «Спартак», я — за тбилисское «Динамо». Бывало, мой спектакль совпадал с каким-нибудь важным матчем, но Озеров всегда отдавал предпочтение опере. Естественно, нас обоих интересовал результат, и тот, кто первым его узнавал, тут же показывал другому знаками.

Как-то я пел в Большом театре, а в этот вечер в Тбилиси играли наши с Озеровым команды-фавориты. Я попросил суфлера: «Умоляю, узнай, что там делается на стадионе, и расскажи мне». Он сбегал, вернулся и показал мне, что тбилисцы ведут в счете. Я так обрадовался! И тут же, исполняя свою партию в дуэте с Леной Образцовой, изменил выверенную до миллиметра мизансцену и неожиданно для партнерши направился в сторону ложи и стал подавать знаки Николаю Николаевичу, сообщая ему счет. Он-то сразу все понял, рассмеялся, но никогда не забуду, с каким недоумением смотрела на меня Елена. Потом интересовалась: «А что с тобой произошло?» - «Ничего, - не признавался я, - просто глубоко погрузился в образ…» После смерти Озерова я перестал ходить на футбол. Без него не мог.

Зураб Соткилава и Элисо Турманидзе на церемонии бракосочетания (Тбилиси, 17 июля 1965). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы

Там разыгрывались только две ставки: жизнь или смерть

Поиграть в большой футбол мне довелось всего три года. А потом случилось несчастье - в результате столкновения с противником на поле я получил серьезную травму позвоночника. Боли начались страшные, и со временем они

не проходили, а, наоборот, усиливались. Потом все это перешло на тазобедренный сустав. Меня прооперировали, поставили протез. Разумеется, со спортом пришлось распрощаться. Разве перескажешь, что я испытывал, когда стало ясно, что меня отчисляют из команды! Как на ватных ногах шел сдавать свою спортивную форму. С каким камнем на сердце выписывался из нашего общежития! Помню, поднялся на трибуну, долго-долго сидел один, размышлял: «Ну вот и все. Нет теперь в моей жизни футбола. Как стану жить?» И такая тоска нахлынула. Я тогда учился на третьем курсе горного факультета Грузинского политехнического института, но даже помыслить не мог о том, что буду работать инженером.

Хотя преддипломную практику проходил на шахте в Донбассе. Не знаю уж, как могли доверить мальчишке-неумехе инструмент газомер, который я прежде никогда в жизни в руках не держал и в глаза не видел! Но я спускался, как положено, в глубь шахты и измерял количество имеющегося там газа. А это надо знать точно, потому что от переизбытка газа в шахте может произойти взрыв.

Вообще в шахте жизнь особенная. Чтобы понять, ее надо ощутить, прочувствовать, что называется, вживую. Мне, например, нравилось ходить к посадчикам. Знаете, в чем заключалась суть их работы? Когда идет лава и выбрасывается слой угля, остается пустота, и, чтобы шахта не обвалилась, следовало устанавливать специальные железные тумбы. Так вот, когда шахтеры, добывающие уголь, уходили, к делу приступали посадчики - сильные мужики, вырезавшие в самых опасных местах те куски, где должны стоять эти тумбы. Я восхищался ими. Не в курсе, существует ли

в современных шахтах такая профессия, но тогда была. На самом деле ею занимались очень мужественные люди, презирающие опасность. Ежедневно они шли на колоссальный риск легко, с шутками, смехом. Но без показной удали, без бахвальства. Наоборот, спокойно, уверенно, предельно сосредоточенно, до миллиметра выверяя каждый свой шаг, четко договариваясь о том, сколько стоек будет рубить каждый из них, в какой последовательности и кто куда побежит за секунду до того, как рухнет кровля. Ведь чуть что не так, и все - обвал. Настоящая лотерея, где разыгрываются только две ставки - жизнь или смерть. Я у них пользовался большим авторитетом. Разумеется, не из-за своих достижений в качестве будущего горного инженера, а потому, что был футболистом-профи. Мы периодически собирались вместе в близлежащей деревне и играли в .

Также благодаря футболу я вступил на главную стезю своей жизни - музыкальную. Напевал-то я всегда, и голос был от природы, в связи с чем на бесконечных школьных вечерах, городских концертах, комсомольских конференциях меня часто выдвигали на сцену. Выступления проходили с успехом. Но в 11-м классе, когда я уже играл в футбол на первенстве Грузии, мне это все отчаянно надоело и петь я перестал.


Однажды, в перерыве между матчами, заехал домой в Сухуми. Как-то в гости к родителям зашла Валерия Викторовна Разумовская — пианистка, концертмейстер моего педагога в муз­школе, всегда верившая в мое музыкальное будущее. И сообщила, что в Сухуми как раз приехал отдохнуть профессор из Тбилисской консерватории — Николай Варламович Богучава. «Давай, — предложила, — я договорюсь, чтобы он тебя послушал». Конечно, я стал отказываться, но она проявила завидное упорство и все-таки уговорила. Мы пошли. Никакого впечатления на маэстро я не произвел, зато, узнав о том, что я футболист, он очень оживился. Потому что я имел возможность доставать билеты на стадион в Тбилиси, куда в те годы приезжали не только советские команды, но и бразильские, английские клубы. Потом Богучава приходил ко мне в общежитие, и я давал ему дефицитные билеты на матчи.

Как-то он пригласил меня к себе домой, где собрались его ученики. Послушав их, я совершенно искренне воскликнул: «Боже, как здорово они поют!» И тут он говорит: «А давай-ка мы с тобой позанимаемся». И я вдруг согласился. Сам не знаю почему. Скорее всего, главная причина крылась в его дочери - чудной девушке, на которую я сразу запал.

Месяца четыре мы с профессором занимались, потом я уехал работать на ту самую шахту, затем написал диплом, после чего наши занятия продолжились. И он заявил: «Ты сможешь многого достичь в пении - будем поступать

в консерваторию». Я расхохотался: «Да что вы, я и не хочу, и не смогу!» и отправился защищать диплом. Но… через два дня уже сдавал экзамен по вокалу в консерваторию. Причем диплом, как известно, положено обмывать, и мы с однокурсниками эту традицию соблюли на отлично. Как я умудрился спеть 12 июля 1960 года перед представительной экзаменационной комиссией, до сих пор не представляю. Однако ректор, интеллигентнейший, образованнейший человек, поднялся ко мне на сцену, обнял и сказал: «Ты нам Богом послан. Скажи только одно: ты знаешь, что такое сольфеджио?» Я честно ответил: «Нет». Какое сольфеджио, если я пришел буквально с футбольного поля?! Но все-таки меня зачислили.

Я почувствовал: пропадаю…

И вот мой первый день в консерватории. Я студент первого курса. Перед началом занятий встретил друга-старшекурсника. Стоим с ним у входа, разговариваем. Вижу, навстречу идет девушка. Красивая, стройная, элегантно одетая. Смотрю на нее, словно загипнотизированный, спрашиваю: «Кто это?» Он отвечает: «Студентка второго курса, пианистка». А я чувствую: пропадаю. И вдруг выпаливаю: «Запомни: она будет моей женой!» (Смеясь.) Между прочим, так и случилось.


Вскоре про мои чувства к Элисо Турманидзе в консерватории знали все - я каждому сообщал о том, что люблю ее. Ограждал таким образом от других претендентов, чтобы ни один молодой человек не смел к ней подойти. А они, кстати, так и норовили привлечь к себе ее внимание. Но безуспешно - неприступная была, гордая. Года два я и сам не решался с ней даже заговорить. В итоге она сама ко мне подошла. Первая.

Я пел на экзамене - тогда еще не тенором, а баритоном. А до Элисо докатились слухи, что молодой футболист из тбилисского «Динамо» неплохо поет, и она решила лично в этом убедиться. Пришла на . После окончания подошла ко мне и похвалила: «Вы очень хорошо выступали». И вручила конфетку. После этого случая мы начали встречаться - ходили вместе в кафе, театры, на выставки, просто гуляли. Когда моя будущая жена впервые привела меня к себе домой, произошел конфуз. Дело в том, что Элисо княжеских кровей, из древнего рода. Фамилия ее тети - Багратиони. Так вот, эта самая тетя почему-то при знакомстве со мной начала мою фамилию как-то коверкать. Раз неправильно ее произнесла, другой… После третьего я не удержался: «Запомните: я сделаю так, что моя обыкновенная мегрельская фамилия станет более знаменитой, чем ваша». Встал и ушел. После чего, как я узнал потом, тетя сказала племяннице: «Ну и наглого же молодого человека ты нашла!» Но ничего, потом эта изумительная женщина всей душой полюбила меня, стала моей пок­лонницей.


Пожениться мы с Элисо договорились, когда я учился на пятом курсе. Но педагог, профессор Давид Андгуладзе, категорически запретил мне: «Какая может быть женитьба?! Ребенок появится, с ним куча хлопот, а тебе предстоит очень трудный год, ты должен выучить «Тоску». Нет, нет и нет! Пока не окончишь консерваторию, не разрешаю тебе заводить семью!» Я не посмел спорить и вынужден был согласиться на такое жесткое условие. Пришлось со свадьбой повременить, но в наших с Элисо отношениях это ничего не изменило.

Вот, знаю, многие люди постоянно заняты поисками способов расслаб­ления, восстановления сил. А мне искать не надо. Я это делаю в своей семье. Для меня жена, дети, внуки - лучшие восстановители. У нас с Элисо две дочки с разницей в возрасте четыре года. Обе окончили . Старшая, Теа, когда ее уже от докторантуры послали на стажировку в испанский университет, познакомилась в Мадриде со своим будущим супругом. Пако - врач, и мы его просто обожаем. Поначалу жена переживала, что не сможет с зятем говорить ни на его, ни на ее родном языке. Я-то понимаю испанский, а Элисо нет, вот и мучилась. Но приноровились. Дочка переводит, да и Пако начал изучать русский. Когда он приехал к нам просить руки Теи, я грозно произнес: «Ладно, я дам согласие на ваш брак, но только с условием: ребенок должен носить фамилию Соткилава!» И он совершенно спокойно ответил: «Пожалуйста, пусть будет Соткилава. Можно и фамилию вашей жены оставить». Очень смешно было. У них же там принято хоть по десять фамилий ребенку записывать - и мамину, и бабушкину, и всех родственников, и местности, где родился и жил.


В итоге дочка сейчас носит двойную фамилию: Альковер-Соткилава. Как и внучка. Зять-испанец захотел, чтобы ее звали Кети, Кетеван — так же, как нашу младшую дочь, которая после окончания филфака некоторое время работала в разных телепрограммах, а сейчас работает в швейцарской фирме. Она тоже замужем — за великолепным оперным певцом. Шалва Мукерия по происхождению грузин, но резидент Испании. Иногда приезжает в Россию, даже выступал здесь. А вообще-то он поет по всему миру. Лет девятнадцать было Кети, когда они познакомились, и с той поры на протяжении 17 лет он ухаживал за ней, хотя она почему-то не желала строить более серьезные отношения. Но парень добился-таки своего. Три года назад у них родился сын — Лев, Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И счастливы от того, что у нас такая большая и хорошая семья. А я частенько думаю: «Какой же я был прозорливый, когда более полувека назад решил, что именно эта женщина должна стать моей женой». Надеюсь, и она не пожалела о своем согласии на «мезальянс» со мной. А обещание прославить свою невыдающу­юся мег­рельскую фамилию, мне кажется, я выполнил. (Смеется.)

- Три года назад у нас родился внук - Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И вообще счастливы оттого, что у нас такая большая и хорошая семья. Фото: Юрий Зайцев

Так я стал и алкоголиком, и бабником…

В советские времена любой выезд за раницу приравнивался к заоблачному счастью. Став певцом, я попал в ранг небожителей - меня отправили стажироваться в Италию, в театр «Ла Скала». И хотя денег выдали $100 на месяц, все равно это было настоящей удачей. (С улыбкой.) Помню, проснулся на второй день и чувствую: дико болит шея, просто не могу повернуть. Думаю: «С чего бы?» А потом сообразил: пока гулял, обалдевший, по городу, так крутил головой, разглядывая эти потрясающие витрины, что растянул шейные мышцы. Лежал, растирал их и вспоминал, как же так вышло, что мне повезло оказаться в числе избранных.


В 1964 году, будучи студентом пятого курса, я приехал из Тбилиси в Москву участвовать в конкурсе. После выступ­ления меня позвали в отборочную комиссию, и главный режиссер Большого театра Иосиф Михайлович Туманов спросил: «Хочешь поехать учиться в Италию?» Мне чуть плохо не стало от такого вопроса. Конечно же, да! Год спустя я был вызван к министру культуры Грузинской ССР, выдающемуся композитору Отару Тактакишвили, и он показал мне телеграмму: «Готовьте документы на посылку Соткилавы на учебу в Италию. Фурцева». Он предупредил: «Только умоляю: никому не говори. Даже жене». Я понимал почему: зависть была страшнейшая. Помню, побежал в парк, где по вечерам никого не было, и стал орать: «Я еду в Италию!» Мне надо было выкричать это - невозможно было такое носить в себе.

И вот я в . Наши стажеры учат итальянский язык в школе при «Ла Скала», уроки три раза в неделю. А я ни разу туда не пошел. Однако в итоге через полгода те, кто эту школу окончил, лишь и могли по-итальянски сказать «до свидания», а я уже болтал вполне сносно. Почему? Снова благодаря мое­му футбольному прошлому. Владелец гостиницы узнал, что я футболист. А у местных существовала традиция - по субботам собираться и играть в футбол на «хлеб-соль»: кто проиграет, тот должен накрыть для всех стол. И хозяин отеля как-то предложил мне: «Давай и ты поедешь с нами, погоняешь мяч». Я согласился. А играли они так, что среди них я чувствовал себя воспитателем в детском саду. Поэтому с ходу назабивал команде противника столько голов, что все ахнули. И набросились на моего знакомца: «Ты нас обманул! Сказал, что парень - солист Большого театра, стажер в «Ла Скала», а он же профессиональный футболист!» Так и в последующие разы: когда команде моего синьора становилось туго, он опять приходил ко мне с просьбой поддержать. Я присоединялся к игре, и мы выигрывали с оглушительным счетом. Постепенно наши соперники привыкли, обижаться перестали и просто получали удовольствие от игры. Общаясь таким образом с этими господами, я начал болтать по-итальянски. Что дало мне впоследствии возможность легко находить контакт с великими оперными итальянцами. С Лучано Паваротти мы сдружились.

Познакомились очень забавно. Я выступал в Болонье, пел «Отелло». После одного из спектаклей ко мне заходит коренастый дядя. Думаю: наверняка хорист какой-то, а он говорит: «Хочу познакомить тебя с моим сыном».


Я промямлил что-то невразумительно-вежливое. Через день он снова приходит: «Мой сын приезжает 25 декабря и останется здесь на неделю. Хочу поехать к нему вместе с тобой». Я думаю: «Ну пристал!» — опять ушел от ответа. И вот стою со своим другом около театра, вдруг подъезжает машина, из которой выходит тот самый «хорист» и говорит мне: «Ну что ж, поехали знакомиться с сыном». Я отнекиваюсь: «Нет, извините, мне некогда». Мой товарищ удивленно спрашивает: «А ты вообще-то знаешь, кто это?» — «Да какой-то хорист привязался», — отвечаю. — «Какой хорист?! Это отец Паваротти!» У меня подкосились ноги. Я же обожествлял Паваротти! Ра­зумеется, немедленно помчался к нему. Мы познакомились, он пригласил меня в ресторан. Посидели, выпили. Потом встречались периодически. Особенно знатно гуляли, когда Лучано приехал в Союз.

Он выпить любил, я тоже был не прочь в такой-то компании. Поэтому, скрывать не стану, напивались мы с ним не раз, и очень основательно. Спорили по разным поводам. Я, например, доказывал, что у нас, в Грузии, вина не хуже итальянских. А у него-то виноградники вокруг дома растут, и он сам готовил себе вино - ламбруско, шипучка такая, вкусная, правда. Он не соглашался: «Да брось ты, наши вина вне конкуренции…» И вот в очередной его приезд

я угостил Паваротти грузинским домашним вином. Мне как раз привезли его из Тбилиси. Виноград, из которого его изготавливают, растет лишь на одном горном склоне, и урожая с него получается не больше 500 лит­ров. По случаю у меня оказалось пять бутылок этого восхитительного напитка. Я принес вино в гостиницу, где жил синьор Лучано. Вручил ему. Он небрежно взял и попросил жену: «Расставь по столам», - там как раз было пять столов. Она поставила. Паваротти начал открывать. Открыл, понюхал, а оттуда та-а-акой аромат пошел! Он продегустировал и тут же сказал: «А ну-ка забери эти бутылки к нам в номер!» После чего стал умолять меня, чтобы я послал ему саженцы. Я объяснил: «Такой виноград нигде больше не вырастет. Это вино получается только в одном месте - там солнце падает на склон под определенным углом и влажность воздуха какая-то особенная». Он чуть не расплакался от огорчения.

Все-таки мне в жизни очень повезло. Я еще в юности получил возможность перемещаться по миру. Разумеется, тогда, в первую итальянскую поездку, мы не были полностью предоставлены сами себе. Раз в месяц приезжали представители из компетентных органов и разузнавали про нашу жизнь. Расспрашивали у сотрудников гостиницы и театра о том, чем мы занимаемся, с кем общаемся, как ведем себя. Проверяли основательно. Особенно меня…

С дочерьми - Кети и Теа (2002). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы

Дело в том, что незадолго до мо­его отъезда в Италию произошла одна любопытная история. Меня вдруг вызвали в Шестой отдел ЦК партии - это был идеологический отдел. Прихожу на Старую площадь. В кабинете сидит мужчина средних лет, предлагает мне присесть. Поболтали мы с ним про футбол, про то про се. И тут он неожиданно переводит разговор в другое русло: «Вы едете в Италию, а зна­ете ли о том, что вино там стоит дешевле, чем вода? Так вот мой вам совет: постарайтесь как-то себя контролировать, не выходя из номера, что ли, выпивайте». Я говорю: «Ладно, да я особенно и не увлекаюсь». Он смеется: «Ну конечно. Да, кстати, - продолжает, - и по части женщин то же. Вы на это дело падки, а там запросто могут спровоцировать на все что угодно. В общем, прошу, вы уж перетерпите несколько месяцев, чтобы не остаться потом на всю жизнь невыездным». Я вышел оттуда совершенно ошарашенный. Такое услышать в Центральном комитете партии?! Причину этого, мягко говоря, странного разговора я понял лишь по возвращении со стажировки.


Моя партнерша, замечательная певица Цисана Татишвили, показала мне письмо, подписанное ее именем, адресованное ЦК партии. Я прочел, и мне стало дурно. Обо мне там было написано та-а-акое! Просто поток грязи вылился на меня. И алкоголик я запойный, и бабник, переспавший со всеми на свете без разбору, и певец безголосый, пролезший на оперную сцену только потому, что кто-то меня тащит. Такая пакость, что, прочитав, захотелось лишь одного - вымыть руки. Пришло это мерзкое послание по указанному адресу, но оттуда было переслано в Министерство культуры Грузии с резюме: «Разберитесь сами». Цисану, как «автора», немедленно вызвали куда следует. Когда она ознакомилась с написанным, ужаснулась настолько, что даже потеряла сознание. Прямо в кабинете упала в обморок.

А ведь я впоследствии так и не уз­нал, кто написал тот отвратительный пасквиль. Мой педагог, с которым я тогда поделился своим желанием разыскать негодяя и наказать его, сказал мне: «Зураб, сынок, ты сейчас в таком состоянии, что если на тебя кто-то недобро посмотрит или тебе это просто покажется, ты подумаешь, что ту гадость написал именно тот человек. Но так нельзя жить. Выбрось все из головы. Забудь. Не было письма, и все!» Я подумал и понял: это мудрый совет. И последовал ему.


Потом в моей жизни были еще анонимки. Допустим, такого содержания: «Давай-ка ты, кацо, уезжай в свою Грузию и пой там своих «Кето и Котэ», а если не уедешь, мы тебя вынесем из театра вперед ногами». Ее прислали непосредственно в театр, и на этот раз я догадался, кто именно мог сделать такое. Дождавшись удобного случая, я подложил письмо тому человеку в его папку. Он потом старался обходить меня стороной. Как-то я рассказал своему товарищу Володе Атлантову о том, что на меня было написано четыре анонимки, так он рассмеялся: «Ну и что, за всю-то жизнь! Я вон по четыре в месяц получаю…» И после Володиных слов я как-то успокоился. Подумал: видно, всем успешным людям уготована такая судьба. Раз их стараются задавить психологически, мечтают извести, стало быть, завидуют, боятся конкуренции. То есть попросту признают успех. (С улыбкой.) Что само по себе замечательно.

Семья: жена - Элисо Турманидзе, пианистка; дочери - Теа (46 лет) и Кети (42 года); внуки - Кети (6 лет) и Леван (3 года)

Образование: окончил Грузинский политехнический институт, Тбилисскую консерваторию им. Сараджишвили

Карьера: капитан молодежной сборной Грузии по футболу, член основного состава тбилисского «Динамо», солист Грузинского театра оперы и балета им. Палиашвили, пожизненный солист Большого театра, профессор Московской консерватории, почетный член Болонской музыкальной академии, обладатель множества отечественных и международных призов и наград