Грузинская литература. Грузия глазами русских поэтов и писателей Грузинская писательница современная


Иван Толстой:


О, Грузия! Нам слезы вытирая,


Ты русской музы колыбель вторая,


О Грузии забыв неосторожно,


В России быть поэтом невозможно.

Евгений Евтушенко… Как красиво, с какой любовью сказано, с каким пониманием традиции! Евгений Александрович! Где Ваш голос сегодня?

О, как душа моя тоскует по свободе!


Придет ли ночь или настанет день -


Мысль о моем истерзанном народе


Преследует меня, как горестная тень.


Сижу ли я в семье моей любимой,


Молюсь ли в храме - всюду вслед за мной,


Она как спутник следует незримый,


Чтоб возмутить душевный мой покой.



Не устает мое сознанье жечь:


Пора, пора! Иди на бой опасный!


За родину свою вздыми кровавый меч!

К чему скрывать: безвременной могилой


Свой смелый подвиг увенчает тот,


Кто в яростной борьбе померяется силой


С безжалостным врагом, терзающим народ.


Но, боже мой! Хоть ты открой народу -


Кто до сих пор, когда, в какой стране


Без жертвы и без ран свою купил свободу


И от врагов своих избавился вполне?


И если я в расцвете юной жизни


Теперь стою на грани бытия, -


Клянусь моей возлюбленной отчизне:


Такую смерть благословляю я!

Григол Орбелиани. Перевод Николая Заболоцкого.

Грузия, грузинский дух, грузинские имена растворены в русской культуре и невычленимы из нее. Шота Руставели, Нина Чавчавазде, Нико Пиросмани, Ладо Гудиашвили, Булат Окуджава, Ираклий Андроников, Зураб Соткилава, Нани Брегвазде, Вахтанг Кикабидзе, Отар Иоселиани, Георгий Данелия, Софико Чиаурели, Николай Цискаридзе, Нина Ананиашвили, Тенгиз Абуладзе – это чья культура? Грузинская? Русская? Нет – всемирная. Но, конечно, рожденная во взаимном притяжении России и Грузии.


Прежде, чем углубиться в эту тему, мы попросили нашего корреспондента Юрия Вачнадзе рассказать, что происходит в Тбилиси сегодня.

Юрий Вачнадзе: На фоне обострившихся до предела взаимоотношений с Россией, панорама грузинской жизни последних дней являет собой некий аудио-визуальный контрапункт. На взрывные диссонансные аккорды теле- и радио новостей накладывается привычная картина будничной жизни. С одной стороны, как бы происходит нечто до сих пор не представимое, с другой же, вроде ничего не меняется. Для простого жителя Грузии, говорю об этом не понаслышке, тут нет противоречий. Все отлично понимают, что шпионская история стала как бы лакмусовой бумажкой. В России проявились и открыто заявили о себе те силы, которые и в советские, и в нынешние времена постоянно вынашивали в душе ненависть к так называемым «лицам кавказской национальности», в частности, а порой и особенно - к грузинам. До поры до времени это прикрывалось лицемерными словами о дружбе и любви. Что же касается привычного течения жизни, не вводить же нам на самом деле в обиход термин «лица славянской национальности» и, тем более, не устраивать на них облавы. В Грузии этого не было никогда просто потому, что и не может быть никогда. Кстати, давая интервью в тбилисском аэропорту перед отлетом в Москву, сотрудники российского посольства единодушно сожалели о временном, по их мнению, отъезде, надеялись на быстрейшее возращение и сдавали в багаж ящики с грузинским вином и боржоми. Несмотря на все мои, я бы сказал, отчаянные попытки усечь хотя бы один случай публичного проявления неприязни к единоверному русскому народу, сделать этого не удалось. Малочисленная получасовая демонстрация против действия российских властей у здания посольства России, естественно, не в счет. После долгих поисков, в одной из грузинских газет мне удалось обнаружить заметку о том, что в Бахтрионском супермаркете Тбилиси один из постоянных покупателей Очаковского пива сказал в сердцах продавщице: «Дайте любое грузинское пиво. Только не российское!». Вот, пожалуй, и весь сказ.

Иван Толстой: Наша программа сегодня все же посвящена тому, что объединяет народы, что дает пример прекрасного взаимного оплодотворения культур – русско-грузинским творческим связям. Юрий Вачнадзе представит своего собеседника Нодара Андгуладзе.

Юрий Вачнадзе: Нодар Давидович Андгуладзе - известный оперный певец, народный артист Грузии, заведующий кафедрой сольного пения Тбилисской консерватории - свыше 40 лет исполнял ведущие теноровые партии на сцене Тбилисского оперного театра и на мировых оперных сценах. Его отец, легендарный грузинский тенор, народный артист СССР, ученик Вронского и Станиславского Давид Ясонович Андгуладзе был основоположником грузинской вокальной оперной школы. Он воспитал целую плеяду замечательных певцов – Зураба Анджапаридзе, Зураба Саткилава и многих других. Сын и достойный ученик Давида Ясоновича Нодар Андгуладзе стал достойным продолжателем дела отца.

Нодар Андгуладзе: Такого положения, как сейчас создалось, никогда не было, в культурном отношении. Это всегда были отношения очень гармоничные, внутренне согретые, особенно согретые внутренним пониманием с обеих сторон. Если можно здесь говорить о сторонах. Поскольку какое-то единство духа здесь преобладало над какими-то противопоставляющими моментами. Скорее, такого формообразующего характера. По содержанию это всегда была какая-то одна культура. Может, она обусловлена православием и какими-то историческими судьбами Европы на Востоке.


И вот в контексте этих великих традиций культурных взаимоотношений вдруг наступает какой-то обвал. Конечно, мы думаем, что культуры это не коснется, мы как будто повисли в воздухе. Очень трудно добраться до Москвы или обратно из Москвы до Тбилиси, все как-то стало непреодолимым. А культурные связи это непрекращающийся диалог, актуальность проблем. Я только сегодня смотрел по Москве передачу об Окуджаве. Один этот образ достаточен. Это какой-то символ для меня всего того, что нас объединяет именно в культурном, творческом отношении, в смысле искусства, большого пласта искусства, поэзии, духа, понимания истории. У нас такие связи были в нашей семье. Это иногда игнорируется.

Юрий Вачнадзе: Кем игнорируется?

Нодар Андгуладзе: Какой-то официальной структурой. К этому никто не прислушивается. Станиславский был учителем моего отца. Вы видите, здесь автограф Константина Сергеевича, подаренный им в 34 году. Константин Сергеевич обдумал эту надпись. «Милому изменнику Датико Андгуладзе от любящего его Станиславского. 34-1 год». Дело в том, что отец, после возвращения в Москву, пошел в Большой театр.

Юрий Вачнадзе: Возвращения откуда?

Нодар Андгуладзе: Из Тбилиси. Он был с Константином Сергеевичем с 27-го по 29-й год, вернулся в Тбилиси, а потом Большой театр его пригласил. И вот под такими кавычками эта «измена» была здесь подчеркнута. Хотя связи они не потеряли до самой смерти Константина Сергеевича. Давид Андгуладзе был первым учеником Константина Сергеевича, который жил у него в швейцарской несколько месяцев по приезде в Москву первый раз, и первый человек, которому Константин Сергеевич прочел свою работу «Работа актера над собой». Андгуладзе был проводником идей Станиславского в оперном театре. И сам создал свою творческую биографию и личность на эстетике театра Станиславского и всем нам преподал ее.

Иван Толстой: Обратим свой взгляд в прошлое. Какую краску вносила Грузия в русскую жизнь 150-200 лет назад? У нашего микрофона главный редактор московского журнала «Дружба народов» Александр Эбаноидзе.

Александр Эбаноидзе: Если мы попытаемся прислушаться к атмосфере Москвы начала 19-го века, выражаясь литературно, фамусовской Москвы, мы отчетливо расслышим в ней грузинскую ноту. Ее привносят поселенцы Большой и Малой Грузинских улиц, свита и челядь грузинских царей с чадами и домочадцами. Не стану рассказывать о хрестоматийных персонажах этого времени – 13-ти генералах грузинах, защищавших Москву в Бородинском сражении, даже о самом знаменитом из них, национальном герое России Петре Багратионе. Попробую взглянуть на прошлое совсем под другим и не совсем обычным ракурсом. Из означенной московской среды вышла одна из знаменитейших женщин пушкинской эпохи Александра Осиповна Смирнова-Россет. «Черноглазая Россетти», как называли ее современники. Близкая приятельница Пушкина, Жуковского, Гоголя, Лермонтова, родоначальников лучшей литературы мира, сказал бы я, ценивших ее ум, обаяние и непосредственность в общении.


Однако мой рассказ не о ней, а о ее деде – князе Дмитрии Цицианове-Цицишвили. В воображаемом разговоре с Александром Первым Пушкин пишет: «Все сочинения противузаконные приписывают мне, так же, как все остроумные выходки князю Цицианову». Этот человек был действительно необыкновенно остроумен, и своеобразие его юмора попробую на некоторых примерах показать. Князь Дмитрий уверял московских приятелей, что у него на родине выгодно заводить мануфактурное производство потому, как нет надобности красить пряжу. Все овцы рождаются разноцветными, - говорил он. А пчеловода-помещика, какого-то подмосковного барина, хваставшего своими породистыми пчелами, озадачил небрежным: «Да что это за пчелы? Вот у нас пчелы – каждая с воробья!». Когда же помещик изумленно спросил, как же они в улей-то залезают, князь, поняв, что переборщил, с улыбкой разъяснил: «Ну, у нас не то, что у вас - у нас хоть тресни, а полезай!».


Склад ума этого первого на Руси абсурдиста, русского Мюнхгаузена удивлял современников, как, впрочем, и нас, и производил впечатление. Так, по мнению многих пушкинистов, одна из строф, не включенная в окончательный текст «Евгения Онегина» возводит к цициановской шутке. Князь Дмитрий рассказывал, что Светлейший, то есть Потемкин, послал его к государыне с чем-то чрезвычайно срочным, и он помчался так скоро, что шпага, торчащая из коляски, трещала по верстовым столбам, как по частоколу. Из этой выразительнейшей гиперболы родились пушкинские строки:

Автомедоны наши бойки,


Неудержимы наши тройки,


И версты, теша праздный взор,


Мелькают мимо, как забор.

Другим колоритным грузином фамусовской Москвы был князь Петр Шаликов, Шаликашвили, по-видимому, один из предков известного американского генерала Джона Шаликашвили. Некий московский бретер вызвал его на дуэль, сказав: «Стреляемся завтра же, в Кунцеве». Но каков ответ! «Что, - сказал князь Петр, - вы хотите, чтобы я не спал всю ночь и пришел туда на трясущихся ногах? Нет, если стреляться, то сейчас же и здесь». От такой решимости бретер слегка опешил и, смеясь, протянул руку в знак примирения. Несомненно, два воскрешенных персонажа и связанные с ними истории привносят в старую Москву грузинский колорит, грузинский привкус, я бы сказал, грузинский шарм. Конечно, я мог бы привести множество примеров более серьезного характера. С Грузией в разной степени связано творчество таких корифеев русской культуры как Пушкин, Лермонтов, Одоевский, Яков Полонский, Чайковский, здесь же начинался творческий путь Льва Толстого, Горького, здесь начиналось богословие Флоренского и философия Эрна. Не забудем и породнение национальных элит, в том числе царских фамилий вплоть до наших дней, славную деятельность на военном и научном поприще князей Грузинских, вклад в русскую культуру Цертелева, Южина, Грузинова и многих других. Вспомним, в конце концов, о грузинском происхождении композитора Бородина и грузинских корнях крупнейшего государственного деятеля Михаила Тореловича Лорис-Меликова, по завещанию канцлера похороненного в родном Тбилиси.


Мое сообщение не может быть названо очерком, разве что штрихами, которые я завершу словами прекрасного знатока Кавказа Василия Львовича Величко, вполне точно выражающими характер российских отношений к началу 20-го века.

«Пока мы дорожим своею верою, Грузия нам духовно близка. Эта связь запечатлена потоками рыцарской грузинской крови, пролитыми под русскими знаменами на ратном поле в борьбе за наше общее дело, дело православной культуры. Пока мы верим в эту задачу и придаем значение своим знаменам, мы должны смотреть на грузин, как на братьев. Неужели за какие-то 10-15 лет все могло так перемениться?».

Иван Толстой: Одним из самых известных в России переводчиков грузинской поэзии был Борис Пастернак. Что значила для него Грузия? Размышляет сын поэта Евгений Борисович.

Евгений Пастернак: Грузия значила для Пастернака очень много. Он познакомился с ней в критический момент своей жизни, в год, который он называл «последним годом поэта», потому что это был год самоубийства Маяковского, год раскулачивания, которое он видел и которое произвело на него чудовищное впечатление. Тогда его разыскал Паоло Яшвили и пригласил с его новой женой Зинаидой Николаевной в Тифлис. И страна, в которой еще не начинались трагические исторические перемены, страна, с историей, которая была нетронутой, знакомство с грузинской интеллигенцией, сохранившей черты тех людей, которые принимали в свое время Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, во время кавказских войн, и были для них обществом, перед этим только что был там Андрей Белый и тоже дружил с грузинскими поэтами, - это все было для Пастернака новым источником вдохновения. И этот новый источник вдохновения позволил ему написать книжку «Второе рождение», в которой описание поездки в Грузию снабжено большими историческими экскурсами и выражением того восторга, который вызвала в нем тогда эта страна.


Его близкими друзьями стали Леонидзе, Паоло Яшвили, и, в первую очередь, Тициан Табидзе. По возвращении в Москву, осенью, наладилась переписка с Грузией, и Пастернак, Тихонов и еще несколько человек взялись за переводы новой грузинской поэзии и, собственно, создали лирическую поэзию Грузии на русском языке.


Эти книжки вышли, они были обсуждаемы, грузины ездили сюда на декаду, пользовались огромным успехом. Это был такой творческий восторг. Но творческий восторг скоро перешел в глубокую скорбь и тревогу. Потому что в Грузии начался 37-й год. Сталин и Берия расправились с грузинской интеллигенцией и историческим сознанием в значительной мере еще жестче, чем в России. Во всяком случае, если говорить о друзьях Пастернака, Табидзе и Яшвили погибли, Мицишвили, Шеншашвили и много других, а семьи из остались без поддержи. Пастернак взял на себя заботу о вдове Тициана Табидзе Нине Александровне и их дочери. И эта забота, беспокойство о судьбе Тициана, который, как считалось, сидел и, вроде бы, были надежды на его освобождение, окрашивала всю дальнейшую его жизнь вплоть до смерти Сталина, когда на процессе Берии и его сообщников было выяснено, что Тициан был убит почти в день своего ареста.


Горе этой утраты выразилось в письме Пастернака к Нине Табидзе. Он понял преступность режима и власти, глубокую преступность и глубокую вину всех перед памятью ушедших, потому, что все это несправедливость и историческая бессмысленность. Вот эти письма составляют одни из самых ярких страниц жизни Пастернака.


В следующий раз Пастернак был в Грузии в 33-м году, написал в 36-м два длинных стихотворения из «Летних записок друзьям в Грузии», потом он перевел величайшего грузинского лирика Бараташвили, поэта сродни нашему Баратынскому и Лермонтову, целиком на русский язык. Поехал с этим в Тифлис и там увидел Нину Александровну Табидзе, которая не появлялась в обществе (ей это было запрещено), и работала на бойне веттехником, и потребовал, чтобы ее пустили в Большой оперный театр, где он читал свои переводы из Бараташвили, к ней обращаясь.


Нина Александровна приезжала к Пастернаку часто. Когда Пастернак в последний раз был в Грузии, за год до своей смерти, он останавливался у нее в доме и на вокзале крикнул ей, стоя уже на площадке вагона: «Нина, поищите меня у себя в доме. Я там остался».


Так Нина Александровна приехала, когда она узнала о последней смертельной болезни Пастернака, и была с ним, и заботилась о нем до последнего его дня. Пастернак пользовался в Грузии огромной любовью как поэт близкий, понимающий суть грузинского таланта, грузинской культуры. Это продолжалось на нашей памяти и продолжается сейчас. Его бумаги, которые оказались частично там, бережно хранятся, и письма его издал замечательный, ныне покойный литературовед Гия Маргвелашвили, в виде отдельного тома, который обошел все языки мира.


Я пользуюсь тем, что вы мне дали возможность говорить о Пастернаке и Грузии для того, чтобы передать привет тем в Грузии, кто помнит о нем, поймет, что отношение Пастернака к Грузии - это показатель отношения к Грузии лучшей части русской интеллигенции, русской творческой интеллигенции, русской поэзии, русской литературы, длящееся с великой нашей литературы 19-го века.

Иван Толстой:

Сны о Грузии - вот радость!


И под утро так чиста


виноградовая сладость,


осенявшая уста.


Ни о чем я не жалею,


ничего я не хочу -


в золотом Свети-Цховели


ставлю бедную свечу.


Малым камушкам во Мцхета


воздаю хвалу и честь.


Господи, пусть будет это


вечно так, как ныне есть.


Пусть всегда мне будут в новость


и колдуют надо мной


милой родины суровость,


нежность родины чужой.

Белла Ахмадулина.

Вахушти Котетишвили: То, что сейчас происходит, по-моему, это, во-первых, из-за недостатка культуры, из-за дефицита культуры и это долго не может продолжаться.

Иван Толстой: Поэта-переводчика Вахушти Котетишвили представляет Юрий Вачнадзе.

Юрий Вачнадзе: Голос Вахушти Котетишвили, глухое, надтреснутое его звучание – результат тяжелой болезни. Вахушти, в первую очередь, замечательный переводчик персидской, немецкой, русской поэзии на грузинский язык, но он и писатель, и собиратель, и пропагандист народного поэтического фольклора, и сам превосходный поэт. В Санкт-Петербурге недавно вышел в свет автобиографическая книга Котетишвили «Мой век минутный», а буквально на днях в Грузии издана книга его переводов русской поэзии на грузинский язык с параллельными текстами. В свое время, будучи в гостях у Вахушти, Андрей Вознесенский посвятил ему экспромт:

Не царевны повсюду,


А лягушки-квакушки,


Если хочется чуда –


Загляните к Вахушти.



Вахушти Котетишвили: Несмотря на то, что я пережил очень много трагических событий я, все-таки, оптимист и я верю в духовность, и я верю, что эта духовность победит. Что касается русско-грузинских культурных связей, об этом даже и не стоит говорить, потому что это ясно, какие у нас были культурные связи, какие у нас были каналы духовности, духовного общения, и что значит для грузин русская культура и, по-моему, и для русских тоже, потому что не зря же Пастернак, Мандельштам, Марина Цветаева и другие великие русские поэты переводили грузинскую поэзию на русский язык. Так что это ясно и всем известно.


Кроме того, я хочу отметить, что одна из моих специальностей - это переводческая деятельность. А переводчик - это посредник между народами, культурный посредник. Это очень кровно относится ко мне. Я очень переживаю каждый нюанс и очень сожалею, что сейчас такое тяжелое положение, такие фашистские замашки, к сожалению, со стороны России. Они никак не могут привыкнуть к мысли, что Грузия может и хочет стать свободной независимой страной, независимым государством. Знаете, культура не имеет границ, искусство не имеет границ. Для меня и русская поэзия, и русская культура, и французская культура, и итальянская культура - это моя культура. Данте - мой поэт, Гете – мой поэт, Пушкин - мой поэт. И никто не может отнять у меня этого. И, естественно, Руставели для них тоже близок. Так что никакая политика не может помешать этому.

Иван Толстой: Еще одним русским поэтом, чье творчество не представимо без переводов с грузинского, был Николай Заболоцкий. О его Грузии рассказывает сын – Никита Николаевич.

Никита Заболоцкий: Для Заболоцкого переводы были совершенно необходимы, потому что его собственные стихи печатали неохотно - только в конце жизни дело как-то улучшилось. Поэтому Николай Алексеевич искал переводы. Причем он не хотел переводить что-либо, что попадаться под руку. А поэзия Грузии его заинтересовала, он сразу понял, что это явление значительное в мировой литературе. Первое знакомство с грузинской поэзией произошло еще до 35-го года, когда Тынянов посоветовал Заболоцкому перевести поэму Григола Орбелиани «Заздравный тост». И вот он принялся за эту работу, а в 35-м году, в литературном клубе Союза писателей в Ленинграде был устроен вечер грузинской поэзии. Он познакомился с двумя лучшими, пожалуй, поэтами Грузии - с Симоном Чиковани и с Тицианом Табидзе. И собственно вот это знакомство и решило все дело. Важно то, что и Чиковани и Тициан Табидзе как-то сразу обратили внимание на Заблоцкого. Там читали стихи, Николай Алексеевич тоже читал свои стихи. Они-то знали хорошо русский язык, и друг другу взаимно понравились. Симон Чиковани стал близким другом Николая Алексеевича. До последних дней он был не только дружен, но и готов был оказать любую помощь.


С Тицианом Табизде было дело хуже, потому что в 37-м году его арестовали и расстреляли. Поэтому это знакомство было недолгим, хотя деятельным. Симон Чиковани пригласил Заболоцкого в Грузию. Осенью 36-го года Николай Алексеевич поехал в Грузию, и тут уже он познакомился с более широким кругом грузинских поэтов и с грузинской поэзией, вообще с Грузией. Его, как грузины умеют, встретили очень гостеприимно. Жене он писал в письме: «У меня здесь шумный успех, знаменитые писатели, орденоносцы, каждый день приглашают на пирушки, заставляют читать стихи и стонут от восторга. В газете будет мой портрет и беседа со мной, повезут по Грузии. С Иорданишвили заключил договор на подстрочник. Водят по театрам».


В общем, в 36-м году уже можно считать, что Заболоцкий познал Грузию, грузин и грузинских поэтов, и вернувшись в Ленинград, он сделал переводы нескольких стихотворений Чиковани и Табидзе. А главное, что он уже переговорил в Грузии о том, чтобы сделать переработку для юношества поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели.


Все казалось бы все хорошо. Но тут подошел март 38-го года, когда уже Заболоцкий был арестован и обвинен в различных фантастических грехах. Интересно, что в обвинительном заключении несколько пунктов было, и один пункт был такой: «Осуществлял организационно-политическую связь с грузинскими буржуазными националистами». Так что и дружбу с грузинами таким образом истолковали.

Иван Толстой: Продолжить обзор русско-грузинских культурных связей – теперь уже в ХХ веке – взялся Александр Эбаноидзе.

Александр Эбаноидзе: В советских условиях Грузии и грузинам не грозила русификация, к чему медленно, но шло дело в 19-м веке. Помню, как в популярной некогда телепередаче Генриха Боровика ведущий спрашивал девочку-грузинку: «В какой стране ты живешь?». По тому, как строился сюжет передачи, по ее пафосу, он ждал ответа - в Советском Союзе. Но девочка просто и совершенно бесхитростно отвечала: «В Грузии». Максимум, на что ее удалось уломать дополнительными вопросами это «В советской Грузии».


Краеугольным камнем в наших отношениях в 20 веке мне хочется назвать Маяковского. Не декларация интернационалиста, а глубокое и искреннее волнение слышится в его словах: «И только нога ступила в Кавказ, я вспомнил, что я грузин». Уроженец Багдади, перед которым поэт остался в поэтическом долгу, ученик кутаисской гимназии, он в совершенстве владел грузинским, то и дело высекая на грузинском каламбуры. Так, уговаривая поэта Надирадзе пойти с ним в кафе поэтов вместо концерта тенора Батистини (дело в было в предреволюционном Питере) он говорил: «У нас хоть послушаешь стихи, а твой Батистини просто батистрини» (по-грузински этой значит утиные мозги). А зайдя в тбилисский духан с двумя приятелями, он сказал официанту, поставившему на стол 4 стакана: «Или принеси одного человека, или унеси один стакан». Маяковский свой в Грузии. Там ежегодно отмечают дни Маяковского - любимого и родного поэта.


Близость русской и грузинской литератур, двух великих поэзий прекрасна и достаточно изучена историками литературы. Она не была плодом государственной политики, которая, впрочем, создавала условия для проявления. Она родилась из глубины той взаимной приязни, взаимного влечения, о которой, в частности, говорил Василий Величко. Но приязни и влечения в сфере духовной. Интеллектуальной, артистической.


Были и иные точки приложения и проявления ментальной общности. Это театр Немировича-Данченко, уроженца Тбилиси, Коте Мардженишвили и Георгия Товстоногова, Роберта Стуруа и Чхеидзе, обогативших своими постановками лучшие сцены Москвы и Питера, Резо Габриадзе, по-русски озвучивавший спектакли своего волшебного театра и покоивший русских зрителей своей «Сталинградской битвой, это актерские судьбы Южина и Кузьминой, Лебедева и Луспекаева. Это кинематограф Михаила Калатозова, Марлена Хуциева, Георгия Данелия, привнесших в русское кино то, что характеризуя черноглазую Россетти, ее друзья называли непосредственность в общении.


Это, наконец, грузинский кинематограф 70-80 годов, признанный самобытным и ярким явлением мирового киноискусства – Абуладзе, Чхеизде, Иоселиани, Шенгелая и другие. Ведь все они выпускники московского ВГИКа. Сколько великолепных грузинских певцов помнит Большой театр, так же как Тбилисская опера помнит начинавших на ее сцене Лемешева и Пирогова.


Большой русский композитор Стравинский как-то воскликнул: «Услышать грузинское пение и умереть». Вот, что значит тонкий музыкальный вкус. Гордостью же для каждого грузинского меломана (прирожденная музыкальность - это почти все население страны) остаются слова Шаляпина: «Я рожден дважды - для жизни в Казани, а для музыки - в Тифлисе». Специалисты знают, что именно там русский самородок получил первые уроки вокала и вышел на сцену.


И все-таки вернемся к литературе. Николай Тихонов писал: «Для русских поэтов Грузия были тем же, чем Италия для поэтов европейских. Следуя высокой традиции, по влечению сердца к ней тянулись все поколения советских поэтов от Есенина и Пастернака до Евтушенко и Вознесенского. А чего стоит такая русско-грузинская фигура как Булат Окуджава? Но я бы сказал, что особой нежностью исполнены отношения Грузии и Ахмадулиной. Ее знаменитая книга, изданная в 70-х годах в Тбилиси, любовно названа «Сны о Грузии». Также Белла Ахатовна назвала большой поэтический цикл, посвященный грузинским друзьям и опубликованный в журнале «Дружба народов».

Иван Толстой: В эти дни Юрий Вачнадзе встретился с режиссером Робертом Стуруа.

Юрий Вачнадзе: Знаменитый грузинский режиссер Роберт Стуруа не нуждается в особом представлении. Народный артист, лауреат многих театральных премий Грузии, государственных премий СССР и Грузии. Он поставил более 80-ти спектаклей. Из них свыше 20-ти на мировых театральных сценах. Плодотворно работает режиссер и в России. В театре «Сатирикон» Стуруа поставил Шекспировского «Гамлета» и «Сеньора Тодеро-хозяина» Гольдони, в театре « Et cetera » - «Венецианского купца» Шекспира и «Последнюю ленту Креппа» Беккета. Перечислять многочисленные постановки нет смысла.

Роберт Стуруа: Сейчас я был как раз в Москве, недели две назад, у меня был очень кратковременный визит, меня пригласил театр « Et cetera », под руководством Калягина, где нужно было восстановить спектакль «Шейлок», который я поставил по пьесе Шекспира «Венецианский купец».


За три дня я не успел его там восстановить, так как процесс превратился в нечто другое. И они меня еще раз пригласили, я должен был 7-го поехать после премьеры в Тбилиси. Но, к сожалению, самолеты уже не летят в Россию. Когда я был там второй раз, Александр Александрович Калягин пригласил меня на радио, где он ведет программу «Театральный перекресток», если я не ошибаюсь, и он неожиданно для меня достал выписку из Российской Энциклопедии, это как бы Большая Советская Энциклопедия, но уже не советская, а российская, которая выпущена недавно, и где была моя фамилия было написано – «русский грузинский режиссер». И были перечислены все мои титулы, все, что я делал. Я, конечно, несколько удивился. Хотя где-то в глубине души я на него оскорбился, но сейчас мне не хочется, чтобы было написано так. Я бы написал грузинский русский режиссер.

Иван Толстой: Vox populi , глас народа. Кто из грузинских актеров, певцов, писателей вам нравится. Такой вопрос на улицах Петербурга задавал наш корреспондент Александр Дядин.

Я очень люблю актрису Нани Брегвадзе. Очень мне она нравится. Женщина моего поколения. У меня, например, хорошие остались впечатления. Я туда ездила и там прекрасные люди, очень гостеприимные.


Шота Руставели. Из курса литературы. Остального не помню даже.


Кикабидзе первый приходи на ум. Была несколько раз в Тбилиси, в свое время. Прекрасный город, прекрасные люди. Просто жалко и обидно, что так все получается.


Сосо Пасеашвили. Да, Грузия это не плохо, Грузия - это хорошо, на самом деле. Это правители – у них все по-другому.


Шота Руставели бесподобный совершенно. Природа очень красивая. Вообще, мне кажется, что грузинские женщины очень красивые.


Маквала Катрашвили, великая певица Большого театра, Нани Георгиевна Брегвадзе, про Ваханга Кикабидзе я молчу, это народный человек. А если смотреть в корни, рядом Тбилиси, монастырь Джвари – место, которое взял Лермонтов, в котором живет его Мцыри. Грузины - это очень теплый, любвеобильный, гостеприимный народ. Они удивительные люди и очень жаль, что недальновидность верхушки не дает простым людям любить друг друга.


Так чтобы я сразу сказала... Кроме артиста, который в «Мимино» играл... Вахтанг Кикабидзе. Шота Руставели - это грузинский поэт? «Витязь в тигровой шкуре». Уже во взрослом возрасте с удовольствием читала. На самом деле жалко, что происходят такие разногласия. Но мне кажется, что это не на уровне простого народа, а именно на уровне правительства.


Только Кикабидзе. То, что он тогда и выступал еще, и первые мелодии были. С тех он так и остался. Больше никто.


Я как-то была на концерте, был какой-то грузинский ансамбль, и было очень красиво. Но, конечно, публика были только представители Грузии. Я не чувствовала себя своей. Потому что они так активно поддерживали, а мы так не умели.


Я бывал в Грузии на практике, когда закончил институт. Тбилиси мне очень понравился. Люди очень доброжелательные. Гостей встретить только грузины так могут. Вообще, я не плохо отношусь к грузинам.


Может быть, знаю каких-нибудь, но я не знаю, что они грузинские. С национальностями у меня не очень хорошо.


Вино я не пью грузинское, а культура… Софико Чаурели, Кикабадзе, «Мимино» - любимый фильм.


Кикабидзе, Нани Брегвадзе, Гварцители. И я очень часто бывала в Грузии. Они всегда был очень веселые, щедрые. В общем, у меня отношение к Грузии было хорошее. Поэтому сейчас я просто удивлена, что такое происходит. И считаю, что в этом виновато именно правительство Грузии, а не сами люди.


Я много общался с грузинскими учеными, Грузия - это страна с великой культурой, еще христианство было в Грузии начиная с 6-го века, а что касается сегодняшнего конфликта, то все люди играют в игры, иногда эти игры принимают причудливые формы. Кто-то кого-то арестовал, кто-то кого-то выслал, хотя ничего трагического, по-моему, не происходит, в общем, нормальные дипломатические и бюрократические игры.



Иван Толстой: Юрий Вачнадзе продолжает беседу с режиссером Робертом Стуруа.

Юрий Вачнадзе: Как-то я беседовал с Гией Канчели, моим другом, вашим - в первую очередь, и он мне сказал весьма знаменитую фразу, что его произведения играли всюду. Во всем мире, действительно, исполняется Гия Канчели. «Но такого слушателя, как в России, нигде нет. И такой тишины, во время исполнения моего произведения, я просто нигде не встречал». Вот как, по-вашему, каков российский зритель, и каков он, когда он смотрит поставленную вами пьесу?

Роберт Стуруа: Мы только что вернулись из Калининграда, где мы принимали участие в фестивале, мы повезли туда «Гамлета». Я знаю, что в этом городе не совсем хорошо знают наш театр - в виду определенных географических условий туда трудно было ехать в советские времена, сейчас стало уже легче. Я должен сказать, что был перевод с титрами, но никто не читал титры в виду того, что это очень неудобно. Я смотрел в зрительный зал и видел, что они прекратили смотреть на титры, я не убежден, что они все читали «Гамлета» до прихода на спектакль. Но я такого благородного и благодарного зрителя, как вы Калининграде, давно не видел.


И я должен сказать, что это как будто и радует, но, в то же время, я извиняюсь, но я считаю, что это к политикам не имеет никакого отношения. Это отдельная часть нации.


Когда я впервые был в Америке, и когда спросил, кто у вас там государственный министр у одного из просвещенных людей, он мне сказал: «Не помню, кажется, этот или, кажется, тот». И мне было очень странно, что этот интеллигентный человек не знает министра иностранных дел своего государства. И только сейчас я понимаю, что быть интеллигентом - это не обязательно знать, кто тобою руководит. Иногда бывают такие моменты в истории, когда власть и дух соединяются, потому что к власти приходят люди благородные, честные, и они стараются делать все, чего требуют традиции этого народа, дух этого народа. Но это бывает настолько редко, что в истории я могу привести только 6-7 примеров.


И поэтому мне бы хотелось, чтобы этот зритель, который сидел в Калининграде, или зритель, который в Самаре смотрел мой спектакль, который поставил Ростропович вместе со мною «Смерть Иоанна Грозного»... И когда в этом голодном городе я вышел с генеральной репетиции, на которую мы пустили публику, какая-то немолодая женщина в очень задрипанном пальто (была зима) преподнесла мне завядшие цветы, какие-то странные, я бы не мог их определить - ни полевые они были, с каким-то хорошим прошлым эти цветы, для меня это был самый большой подарок, который я получал от зрителя в России.

Иван Толстой: И в завершение нашей программы поэт-переводчик Вахушти Котетишвили прочтет стихи Марины Цветаевой в оригинале и в своем переводе.

Вахушти Котетишвили:

Я - страница твоему перу.


Вс e приму. Я белая страница.


Я - хранитель твоему добру:


Возращу и возвращу сторицей.

Я - деревня, черная земля.


Ты мне - луч и дождевая влага.


Ты - Господь и Господин, а я -


Чернозем - и белая бумага!

Начну конечно же с А. С. Пушкина

Монастырь на Казбеке

Высоко над семьею гор,

Казбег, твой царственный шатер

Сияет вечными лучами.

Твой монастырь за облаками,

Как в небе реющий ковчег,

Парит, чуть видный над горами.

Далекий, вожделенный брег!

Туда б, сказав прости ущелью,

Подняться к вольной вышине!

Туда б, в заоблачную келью,

В соседство бога скрыться — мне!…


На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою.

Тобой, одной тобой….Унынья моего

Никто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может.


Владимер Маяковский

Нашему юношеству (отрывок)

Три разных истоков во мне речевых

Я не из кацапов-разинь.

Я — дедом казак, другим — сечевик,

А по рожденью — грузин.

Владикавказ-Тифлис (отрывок)

Я знаю: глупость — эдемы и рай!

Но если пелось про это,

Должно быть, Грузию, радостный край,

Подразумевали поэты.


Борис Пастернак

Волны (отрывок)

Уж замка тень росла из крика

Обретших слово, а в горах,

Как мамкой пуганный заика,

Мычал и таял Девдорах.

Мы были в Грузии. Помножим

Нужду на нежность, ад на рай,

Теплицу льдам возьмем подножьем,

И мы получим этот край.

И мы поймем, в сколь тонких дозах

С землей и небом входят в смесь

Успех и труд, и долг, и воздух

Чтоб вышел человек как здесь.

Чтобы, сложившись средь бескормиц,

И поражений, и неволь,

Он стал образчиком, оформясь,

Во что-то прочное как соль.



Николай Тихонов

Я знаю Грузию такую

И в сердце строго берегу —

Лавины громкие ликуют,

И туры скачут на снегу.

Гремят алмазные протоки,

А над зеленым миром всем

Ступени льдов висят, как строки

Застывших в воздухе поэм.

Ночлеги в башнях, ужин скромный

На этой царственной земде,

Я спал под сводом полутемным

И снов не видел веселей.



Замечательное фото двора со сванскими башнями взята с сайта http://www.risk.ru/users/veronika/4755/ и сделана Вероника Сорокиной.

Яков Полонский

Прогулка по Тифлису (письмо к Льву Сергеевичу Пушкину — отрывок)

….Открылся чудный вид. — Отсюда, из-за бань,

Мне виден замок за Курою,

И мнится мне, что каменный карниз

Крутого берега, с нависшими домами,

С балконами, решетками, столбами,-

Как декорация в волшебный бенефис,

Роскошно освещен бенгальскими огнями.

Отсюда вижу я — за синими горами

Заря, как жертвенник, пылает — и Тифлис

Приветствуют прощальными лучами —

О как блистательно проходит этот час!

Великолепная для непривычных глах

Картина! Вспомните всю массу этих зданий,

Всю эту смесь развалин без преданий —

Домов, построенных, быть может, из руин —

Садов, опутанных ветвями винограда,

И этих куполов, которых вид один

Напомнит вам предместья Цареграда.

И согласитесь, что нарисовать

Тифлис не моему перу….






Сергей Есенин

На Кавказе

Издревле русский наш Парнас

Тянуло к незнакомым странам,

И больше всех лишь ты, Кавказ,

Звенел загадочным туманом.

Здесь Пушкин в чуственном огне

Слагал душой своей опальной:

«Не пой красавица при мне

Ты песен Грузии печальной».

И Лермонтов, тоску леча,

Нам рассказал про Азамата,

Как он за лошадь Казбича

Давал сестру заместо злата.

За грусть и желчь в своем лице

Кипенье желтых рек достоин,

Он, как поэт и офицер,

Был пулей друга успокоен.

И Грибоедов здесь зарыт,

Как наша дань персидской хмари,

В подножии большой горы

Он спит под плач зурны и тари.

А ныне я твою безгладь

Пришел, не ведая причины:

Родной ли прах здесь обрыдать

Иль подсмотреть свой час кончины!




Яков Хелемский

***

«Боржоми» лучше пить в Боржоми

И «Ахашени» — в Ахашени.

Пленяет нас в открытом доме

Первоисточника вкушенье.

Неповторимо чудо это,

Знакомо все и незнакомо….Так и на родине поэта

Стихам внимаешь — по-иному.

Волшебный ток, рожденный в лозах,

В душе, в тиши подземных сводов,

Не терпит сложных перевозок,

Не терпит ложных переводов.




Всеволод Рождественский

Батуми (отрывок)

Так порою, светлой грустью ранен,

Глядя на прибоя полосу,

Здесь, в Батуми, давний северянин,

Солнце я в груди своей несу.

Будто здесь родился я когда-то

Или прожил долгие года,

И меня встречает, словно брата,

Маяка зеленая звезда.




Андрей Вознесенский

Тбилисские базары

Долой Рафаэля!

Да здравствует Рубенс!

Фонтаны форели,

Цветастая грубость!

Здесь праздники в будни

Арбы и арбузы.

Торговки — как бубны,

В браслетах и бусах.

Индиго индеек.

Вино и хурма.

Ты нынче без денег?

Пей задарма!

Да здравствуют бабы,

Торговки салатом,

Под стать баобабам

В четыре обхвата!

Базары — пожары.

Здесь огненно, молодо

Пылают загаром

Не руки, а золото.

В них отблески масел

И вин золотых.

Да здравствует мастер,

Что выпишет их!


Александр Кушнер

***

Я в Грузии. Я никого не знаю.

Чужая речь. Обычаи чужие.

Как будто жизнь моя загнулась с краю,

Как будто сплю — и вижу голубые

Холмы. Гуляет по двору сорока.

Когда б я знал, зачем, забыв гнездовье,

Ума искать, и ездить так далеко,

Как певчая говаривала Софья.

Ах, видишь ли, мне нравится балкончик,

Такой балкончик, длинный, деревянный.

Прости меня, что так ответ уклончив,

Как этот выступ улочки гортанной.

Не унывай. ведь то, что с нами было,

Не веселей того, что с нами будет.

Ах, видишь ли, мне нравятся перила,

А все хотят, чтоб здания и люди.

Само собой и здания и люди!

Но погибать я буду — за балкончик

Я ухвачусь — и выскочу из жути,

И вытру пыль, и скомкаю платочек.

Меня любовь держала — обвалилась.

Всех тянет вниз, так не сдавайся ты хоть,

Ах, Грузия, ты в этой жизни — милость,

Пристройка к ней, прибежище и прихоть!



Александр Грибоедов

***

Там, где вьется Алазань,

Веет нега и прохлада,

Где в садах сбирают дань

Пурпурного винограда,

Светло светит луч дневной,

Рано ищут, любят друга…

Ты знаком ли с той страной,

Где земля не знает плуга,

Вечно-юная блестит

Пышно яркими цветами

И садителя дарит

Золотистыми плодами?

Странник, знаешь ли любовь,

Не подругу снам покойным,

Страшную под небом знойным?

Как пылает ею кровь?

Ей живут и ею дышат,

Страждут и падут в боях

С ней в душе и на устах.

Так самумы с юга пышат,

Раскаляют степь….

Что судьба, разлука, смерть!..




Сергей Городецкий

Вечер

От гор ложатся тени

В пурпурный город мой.

Незримые ступени

Проходят час немой.

И звон соборов важных

Струится в вышину,

Как шелест лилий влажных,

Клонящихся ко сну.

И тихо тают дымы

Согревшихся жилищ,

И месяц пилигримом

Выходит наг и ниц.

Птенцов скликают птицы

И матери — детей.

Вот вспыхнут звезд ресницы

Потоками лучей.

Вот вздрогнет близкой ночи

Уютное крыло,

Чтоб всем, кто одиночит,

От сердца отлегло.


Белла Ахмадулина

Сны о Грузии

Сны о Грузии — вот радость!

И под утро так чиста

Виноградовая сладость,

Осенившая уста.

Ни о чем я не жалею,

Ничего я не хочу —

В золотом Светицховели

Ставлю бедную свечу.

Малым камушкам во Мцхета

Воздаю хвалу и честь.

Господи, пусть будет это

Вечно так, как ныне есть.

Пусть всегда мне будет в новость

И колдуют надо мной

Милой родины суровость,

Нежность родины чужой.


Осип Мандельштам

***

Мне Тифлис горбатый снится,

Сазандарей стон звенит,

На мосту народ толпится,

Вся ковровая столица,

А внизу Кура шумит.

Над Курою есть духаны,

Где вино и милый плов,

И духанщик там румяный

Подает гостям стаканы

И служить гостям готов.

Кахетинское густое

Хорошо в подвале пить,-

Там в прохладе, там в покое

Пейте вдоволь, пейте двое,

Одному не надо пить!

В самом маленьком духане

Ты обманщика найдешь.

Если спросишь «Телиани»,

Поплывет Тифлис в тумане,

Ты в бутылке поплывешь.

Человек бывает старым,

А барашек молодым,-

И под месяцем поджарым

С розоватым винным паром

Полетит шашлычный дым.




Евгений Евтушенко

Мой Тбилиси (отрывок)

Старик-платан, листвой качая еле,

Ты мудр, как будто ты карачохели.

Галактиона подзывая знаком,

В Тбилиси Пушкин бродит с Пастернаком.

О город мой, хинкальными дымящий,

Немножко сумасшедший и домашний,

Дай после смерти мне такое счастье

Стать навсегда твоею тенью, частью…

В Тбилиси есть особенная прелесть.

На этот город звезды засмотрелись.

Всегда в Тбилиси почему-то близко

До Рима, до Афин и Сан-Франциско.

В Тбилиси с чуством старого тбилисца

Все камни мостовых я знаю в лица.

Кто уезжал, тот знает непреложно

Уехать из Тбилиси невозможно.

Тбилиси из тебя не уезжает,

Когда тебя в дорогу провожает.

А станешь забывать — в предсердье где-то

Кольнет хрусталик горный Кашуэты.

Как то, что Млечный Путь бессмертно млечен

Я верю в то, что город — вечен.



Александр Цыбулевский

Конечно, нет духана углового,

Как самого угла — вокруг все ново,

Шарманщик мертв. А все же тень Майдана

В чужой асфальт впечаталася глухо…

Не ничего от прежнего духана.

Как просто все. Вот юркая старуха-

Ей спешно перейти дорогу надо:

Купить в жару бутылку лимонада.

Полощутся в стеклянном барабане

Обмылки неба бледно-голубые.

Близка основа жизни к серной бане,

Явленья безыскуственны и четки.

Без выбора перебирай любые,

Как бедные пластмассовые четки.

Булат Окуджава

Грузинская песня

Виноградную косточку в теплую землю зарою,

И лозу поцелую, и сладкие гроздья сорву,

И друзей созову, на любовь свое сердце настрою…

Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье,

Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву?

Царь небесный простит все мученья мои и сомненья…

А иначе зачем на земле этой вечной живу?

В темно-красном своем будет петь для меня моя Дали,

В черно-белом своем преклоню перед нею главу,

И заслушаюсь я, и умпу от любви и печали…

А иначе зачем на земле этой вечной живу?

И когда заклубится туман, по углам залетая,

Пусть еще и еще предо мною плывут наяву

Синий буйвол, и белый орел, и форель золотая

А иначе зачем на земле этой вечной живу?



Антон Чехов

Из письма к. С.Баранцевичу

…Пережил я Военно-Грузинскую дорогу. Это не дорога, а поэзия, чудный фантастический рассказ, написанный Демоном и посвященный Тамаре… Вообразите вы себя на высоте 8000 футов… Вообразили? Теперь извольте подойти мысленно к краю пропасти и заглянуть вниз: далеко, далеко вы видите узкое дно, по которому вьется белая ленточка — это седая, ворчливая Арагва; по пути к ней ваш взгляд встречает тучки, лески, овраги, скалы. Теперь поднимите немножко глаза и глядите вперед себя: горы, горы, горы, а на них насекомые — это коровы и люди… Поглядите вверх — там страшно глубокое небо, дует свежий горный ветерок… Жить где-нибудь на Гудауре или у Дарьяла и не писать сказки — это свинство!…


Алексей Толстой

На Кавказе

….Рано поутру с балкона я увидел бурый, красноватый, крытйый черепицей Тифлис, его восточную сторону. Над домами в прозрачном и неподвижном воздухе поднималось множество дымов; на мутной, быстрой Куре медленно поворачивались большими колесами плавучие мельницы; за ними от самой Куры стояли старые стены домов, такие высокие, что река казалось, текла по дну глубокого ущелья; из дверей кое-где висели лесенки к воде; дальше, на азиатской стороне, видны серые минареты, купола и дымы; еще дальше кольцом охватили город каменистые и бурые холмы, и за ними горы, еще дальше — снега…

Константин Паустовский

Бросок на Юг (отрывок)

Я знал уже много мест и городов России. Некоторые из этих городов уже брали в плен своим своеобразием. Но я еще не видел такого путанного, пестрого, легкого и великолепного города, как Тифлис.


И заканчиваю свой поэтический репортаж опять А.С Пушкиным J

Александр Пушкин

Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года

Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань. Опишу их подробно.

Хозяин оставил меня на попечение татарину-банщику. Я должен признаться, что он был без носу; это не мешало ему быть мастером своего дела. Гассан(так назывался безносый татарин) начал с того, что разложил меня на теплом каменном полу; после чего начал он ломать мне члены, вытягивать суставы, бить меня сильно кулаком;я не чуствовал ни малейшей боли, но удивительное облегчение. (азиатские банщики приходят иногда в восторг, вспрыгивают вам на плеси, скользят ногами по бедрам и плящут по спине вприсядку, и отлично. После сего долго тер он меня шерстяною руковицей и, сильно оплескав теплой водою, стал умывать намыленным полотняным пузырем. Ощущение неизъяснимое: горячее мыло обливает вас как воздух! NB: шерстяная руковица и полотняный пузырь непременно должны быть приняты в русской бане: знатоки будут благодарны за такое нововведение.

После пузыря Гассан отпустил меня в ванну; тем и кончилась церемония.

С Грузии Тбилиси связаны многие великие имена мировой литературы. «Через Грузию неизбежно проходят в сердечном плане русские поэты», - сказал Н. Тихонов. Этот город был всегда притягателен для русских поэтов, писателей и художников; они связывали с ним свою судьбу, а покидая Тбилиси, мысленно всегда возвращались к нему. «Волшебным краем» называл этот город А.С. Пушкин, который был до глубины души взволнован приемом, который оказали ему в Тбилиси. «Я не помню дня, - писал поэт, - в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят, и как это делает меня счастливым».

В Тбилиси и Грузии жили писатели-декабристы В. Кюхельбекер, А. Бестужев-Марлинский, А. Одоевский, поэты пушкинской плеяды - Д. Давыдов, А. Шишков, В. Тепляков. В Тбилиси служил корнет Нижегородского драгунского полка М. Лермонтов, сосланный на Кавказ за стихотворение «На смерть поэта» и посвятивший Грузии своих «Демона», «Мцыри», «Дары Терека» и другие произведения. Из Тбилиси поэт писал: «Если бы не бабушка, то, по совести говоря, я бы охотно остался здесь».

Через 14 лет после отъезда М. Лермонтова сюда приехал Л. Толстой. Готовясь вступить в Кавказскую армию, он поселился в доме немецкого колониста и вел дневники о своем пребывании в Грузии. Здесь Л. Толстой написал свое первое произведение «Детство», а десятилетия спустя - повесть «Хаджи-Мурат», в которой отразились многие из его тбилисских впечатлений.

Не один раз бывал в Тбилиси русский драматург А. Островский.

Свой первый рассказ «Макар Чудра» молодой Алексей Пешков опубликовал в тбилисской газете «Кавказ» и впервые подписал его именем «Максим Горький». Поэма «Девушка и смерть», наброски к легенде «Данко», несколько рассказов - все это тбилисский период творчества М. Горького.

В разное время через Тбилиси пролегали литературные пути Г. Успенского, А. Белого, В Тбилиси находили добрых друзей В Маяковский, С Есенин, Б. Пастернак, О. Мандельштам, К. Паустовский здесь бывал А Чехов

Друзей у русских писателей и других выдающихся деятелей русского искусства в «теплом» городе Тбилиси было немало. Многие останавливались в гостеприимном доме князя Александра Чавчавадзе - поэта-романтика и образованнейшего человека своего времени. Современники говорили о нем: «Все, что приезжало из Петербурга порядочного и сановитого, молодого и старого, составляло принадлежность гостиной князя Прелестное семейство его.. было в Тбилиси единственным, в котором заезжие гости с Севера и Запада находили начало святого грузинского гостеприимства в полном согласии с условиями образованного европейского общества».

С Тбилиси и семейством князя А Чавчавадзе была тесно связана судьба А. Грибоедова, который, по словам одного из современников, «любил Грузию так пламенно, так чисто, как редкие любят даже родину свою». Еще до того, как комедия «Горе от ума» была выпущена в свет, ее ставили на тбилисской сцене любители. Неоконченную трагедию А. Грибоедова «Грузинская ночь» современники признавали достойной «украсить не только русскую, но и всю европейскую литературу». А.С Грибоедов был женат на Нине - дочери князя А Чавчавадце.

На полпути к святой горе Мтацминда, нависающей с запада над Тбилиси щетинистым гребнем Возле церкви на двух разновысотных террасах и расположился Пантеон грузинских писателей и общественных деятелей,

В скале на нижней террасе, в маленьком гроте с каменной аркой, видны две могилы. На арке высечена надпись на грузинском языке: «Здесь покоится прах Грибоедова. Воздвигла памятник этот супруга его Нина, дочь поэта Александра Чавчавадзе, в году 1832».

На холмах Грузии

Александр Пушкин

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.

Сны о Грузии

Белла Ахмадулина
Сны о Грузии — вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.

Из стихотворения «Владикавказ — Тифлис»

Владимир Маяковский

…Я знаю:
глупость – эдемы и рай!
Но если
пелось про это,
должно быть,
Грузию,
радостный край,
подразумевали поэты…

Поэтам Грузии

Сергей Есенин
Земля далёкая!
Чужая сторона!
Грузинские кремнистые дороги.
Вино янтарное
В глаза струит луна,
В глаза глубокие,
Как голубые роги.

Мне Тифлис горбатый снится

Осип Мандельштам
Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит.

Земля грузин

Евгений Евтушенко

О Грузия — нам слезы вытирая,
ты — русской музы колыбель вторая.

О Грузии забыв неосторожно,
в России быть поэтом невозможно.

— — —
Земля грузин

Земля грузин, ты так мала!
Не тыщеверстным протяженьем
могуча ты, — а притяженьем
и человека, и орла.

Фрагмент стихотворения «Волны»

Борис Пастернак

…Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай,
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край.

М.Ю. Лермонтов отправился на Кавказ по долгу воинской службы. Поэт получил распределение в должности прапорщика в Нижегородский драгунский полк, стоявший в Кахети. Он отправился на службу в апреле 1837 года и прибыл и прибыл к месту спустя 6 месяцев – в октябре. Тем временем бабушка поэта выхлопотала перевод внука в Гродненский гусарский полк, стоявший в Новгородской губернии.

Несмотря на короткий период нахождения в Грузии, полученные впечатления оставили неизгладимый след на личности поэта. О его жизни на Кавказе можно узнать письма, которое он адресовал своему другу Раевскому. В нём он описывал своё непростое путешествие, болезнь, приключившуюся с ним в дороге, а также о том, как объездил верхом на лошади Кавказские горы, наслаждаясь чистым горным воздухом и потрясающими пейзажами.

Лермонтов привёз со своего путешествию по Кавказу много графических работ. Он «снимал на скорую руку» живописные места, в которых ему удалось побывать и сцены из жизни местного населения. История Кавказа, его фольклор, быт и великолепие дикой природы впоследствии отразились в литературных произведениях, во многих действие разворачивается в Грузии.

«Мцыри», «Демон», «Герой нашего времени», «Спор», «Дары Терека», «Тамара», «Свиданье», «Спеша на север» и другие. Там, где разворачивалось действие поэмы «Мцыри», на въезде в Тбилиси сегодня стоит памятник Михаилу Лермонтову.

«Вид Тифлиса». М.Ю. Лермонтова. Масло. 1837

Некоторые лермонтовские места в Тбилиси

На северной окраине Тбилиси, куда примыкает Военно-Грузинская дорога в наши дни стоит памятник Михаилу Лермонтову.

В одном из центральных районов Тбилиси есть улица Лермонтова. Сохранился «Лермонтовский дом», где квартировались офицеры.


Памятник М.Ю. Лермонтову на подъезде к Тбилиси.

Александр Сергеевич Пушкин

Пушкин отправился на Кавказ в конце мая 1829 г. догонять войска генерала Паскевича. Это был период Русско-Турецкой войны. Приезд в Грузию совпал с 30-ти летним юбилеем писателя. Жители города встретили именинника с восторгом. В честь именитого поэта был устроен роскошный праздничный банкет за городом в саду Крцаниси, куда пригласили танцовщиков, певцов и артистов с разных концов Грузии.

Пушкин был в восторге от смешения восточной и западной европейской культур, от гостеприимства местной публики и богатой грузинской кухни. В Тбилиси А.С. Пушкин задержался на 2 недели. Несколько строк о Тбилиси мы находи в его произведении «Путешествие в Арзрум», написанном в 1829.

Пушкинские места в Тбилиси

Серные бани, улица Пушкина, бюст поэта в сквере перед Национальным Музеем.

Пушкин остался под впечатлением от красоты города, атмосферы и кутежей, а также о невероятной жары, стоящей в ту пору в городе. Как известно, Тбилиси означает «теплый город», Пушкин же его называл «жарким городом». Ну и кто не помнит его знаменитых строк о Серных банях:

Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань. Опишу их подробно…

Позже улицу, по которой поэт въехал в Тбилиси, назвали его именем. В 1892 году на этой улице установили памятник Пушкину, отлитый из бронзы. Памятник Пушкину установлен на пожертвования поклонников его творчества.


Памятник великому поэту в сквере у площади Свободы

Лев Николаевич Толстой

«Я твердо решил остаться служить на Кавказе. Не знаю еще в военной службе или гражданской при князе Воронцове».

В историческом центре Тбилиси есть дом, в котором Лев Толстой начинал работу над своей знаменитой повестью «Детство» во время проживания в Грузии в 1851-1852 годах.

На нем установлен барельеф с изображением писателя и короткий сопроводительный текст. Сегодня дом отреставрирован и в его подвале работает детский театр, но до сих пор он хранит удивительную атмосферу середины XIX века – деревянную лестницу, по которой ходил Толстой, тишину и покой уютного тбилисского дворика.

Лев Толстой и его брат прибыли на Кавказ для несения воинской службы. Они путешествовали по Военно-Грузинской дороге, остановились в Казбеги, поднимались в средневековый храм Св. Троицы Самеба на вершине горы. Добравшись до Тбилиси, Толстой был настолько впечатлен городом, что всерьез намеревался остаться здесь жить, служить и писать, но судьба сложилась иначе.

Толстовские места

В 30 км от столицы Грузии в поселении Мухровани, где ранее служил Лев Толстой, установлен памятник поэту.

На улице «Давида IV Строителя» Агмашенебели сохранился дом с мемориальной доской, где Лев Толстой остановился с братом.

Максим Горький

«Я никогда не забываю, что именно в этом городе (Тифлис) сделан мной первый неуверенный шаг по тому пути, которым я иду вот уже четыре десятка лет. Можно думать, что именно величественная природа страны и романтическая мягкость ее народа – именно эти две силы – дали мне толчок, который сделал из бродяги – литератора».

По личному признанию Горького, природа Грузии и мягкость ее жителей дали ему толчок, который сформировал его личность, сделав «из бродяги литератора». Тифлисская газета «Кавказ» в 1892 году впервые опубликовала прозу «Макар Чудра» тогда еще никому не известного молодого писателя Алексея Пешкова под именем Максим Горький.

Это произведение было написано на берегу реки Кура, где писатель трудился рабочим в Закавказских железнодорожных мастерских. В Тбифлисе Горьки даже посидел в тюрьме за антицарские выступления в 1905 году.

На последующее творчество Горького огромный отпечаток наложила его жизнь в Грузии, местный жизненный уклад. Многие литературные произведения основаны на реальных жизненных эпизодах – рассказ «Ошибка», «Рождение человека» и других.

Горький очень любил грузинское песнопение, литературу, активно интересовался культурой страны и ее древними памятниками зодчества. Он любил посещать крепость Нарикала, Мцхету и много путешествовал по стране.

По места Максима Горького

Именем Горького называли улицы в грузинских городах, а в Тбилиси установлен памятник писателю в парке, который раньше назывался в его честь.


Памятник писателю в Тбилиси

Владимир Владимирович Маяковский

Грузия является родиной знаменитого русского поэта. Он родился в имеретинском селе Багдати Кутаисской губернии и первые 13 лет жизни прожил там, обучаясь в Кутаисской гимназии. Однако закончить ее ему не удалось. Отец Маяковского, работавший лесником, укололся иглой, получил заражение крови и вскоре скоропостижно скончался. Маяковский с матерью уехали жить в Москву.

В Грузию Маяковский попал спустя 12 лет, будучи уже известным поэтом. Там с триумфом прошли его выступления на местной сцене, состоялись встречи с друзьями юности. В 1924 году Маяковский вернулся в любимый им Тифлис с мечтой организовать постановку спектакля по пьесе «Мистерия-буфф». В силу обстоятельств проект провалился. Маяковский еще 2 раза посещал Грузию в 1924 и 1927 году, выступал со сцены театра Шота Руставели, встречался со своими богемными друзьями.

По его частым признаниям он очень любил Грузию и на вопрос грузин он или русский отвечал, что по рождению он грузин, а по национальности — русский. И что он любит Грузию как родину – ее небо, солнце и природу.

По местам Маяковского

Сегодня в Кутаиси у здания гимназии, где он когда-то учился, установлен памятник Владимиру Маяковскому. Дом, в котором он когда-то жил с родителями стал музеем, там хранится более 5,5 тысяч экспонатов. На въезде в Багдати установлен бюст поэта, а сам город до 1990 года носил название Маяковский.


Дом-музей Владимира Маяковского в Багдати

Владимир и Василий Немировичи-Данченко

Жизненный путь братьев тесно связан с Грузией, они оба родились в гурийском городке Озургети, в детстве много ездили по стране и по Кавказским горам вместе с отцом-офицером. В юношеские годы младший брат Владимир проходил обучение в Тифлисской гимназии, во время учебы он начал работу над своими первыми произведениями и организовывал любительские постановки собственных пьес. В Тифлисе он впервые побывал в театре, что определило его дальнейшую судьбу.

Старший брат учился в московском кадетском училище, а позже приезжал в Аджарию для участия в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Впоследствии многие эпизоды проживания в Грузии стали основой его произведений, в частности, книги «Скобелев».

Борис Леонидович Пастернак

В течение своей жизни Борис Пастернак многократно бывал в Тбилиси, начиная с лета 1931 года. Его связывала тесная дружба с целым созвездием блистательных грузинских деятелей культуры и грузинских писателей – Тицианом Табидзе, Георгием Леонидзе, Николозом Мицишвили, Симоном Чиковани, Паоло Яшвили, Ладо Гудиашвили, Валерианом Гаприндашвили и др.

Сам Пастернак активно занимался переводами литературных произведений грузинских писателей, в частности Тициана Табидзе, Николоза Бараташвили, Важи Пшавела, а также много писал о Грузии и о своих впечатлениях о ней.

Он безумно любил Грузию, ее культуру, традиции, гостеприимство, ее свободный дух и атмосферу, ее людей. Особенно остро это ощущалось на фоне цензуры, притеснений и репрессий поэтов в России со стороны идеологической государственной машины.

Именно в Грузии Пастернак нашел единомышленников и друзей, с которыми они до утра ходили друг к другу в гости, читали стихи, вели философские беседы. Излюбленным местом встречи было легендарное кафе «Химериони» в подвале театра Руставели, а также дом семьи Тициана Табидзе на улице Грибоедова.

По признанию самого Пастернака, Грузия буквально проникла в него, стала его органикой. У его дочери было 13 крестных, все – друзья ее отца. Сейчас в Литературном музее Грузии хранится архив рукописей Бориса Пастернака, а в апреле 1988 года был открыт музей-квартира Тициана Табидзе на Грибоедовской улице, где фигура Пастернака заняла одно из центральных мест.

Сергей Есенин

Сергей Есенин будучи уже в зените славы впервые прибыл в Тбилиси в 1924 году, за год до своей смерти. Он быстро вписался в бурлящую жизнь в компании своих единомышленников — журналистов газеты «Заря Востока». Газета с удовольствием публиковала стихи поэта.

В общей сложности поэт провел в Тбилии и Батуми около шести месяцев, написав серию романтических стихов из цикла «Персидские мотивы», «Стансы», «Письмо к женщине», «На Кавказе» и две поэмы «Цветы» и «Анна Снегина».


Мемориальная доска на доме, где останавливался Сергей Есенин

Другие имена русских писателей, побывавших в Тбилиси

Перечислять культовых русских писателей, чья судьба была тесно переплетена с Грузией, можно много и долго. В прекрасной теплой Грузии бывали такие классики литературы, как Антон Чехов, Сергей Есенин, Дмитрий Мережковский, Анна Ахматова, Иосиф Бродский, Белла Ахмадуллина, и многие другие.

Грузия неизбежно оставляла свой след в их жизни и творчестве, а они, в свою очередь, стали частью культурного наследия этой страны.

Послушать увлекательные и полные интересных подробностей рассказы о русских писателях в Грузии, увидеть места их пребывания, а также побродить по маршрутам, связанным с памятью о них, можно на авторской экскурсии, которую мы организовываем с особой любовью и вдохновением. Присоединяйтесь к нам и делайте удивительные личные открытия!

Кстати, довольно популярны стали экскурсии по парадным домов столетней давности. Мраморные лестниц, кованые перила, росписи стен дает представление о богатстве владельцев Тбилиси рубежа XIX-XX вв. .

Многие грузинские писатели хорошо известны не только в своей стране, но и далеко за ее пределами, особенно в России. В этой статье мы представим несколько самых видных литераторов, которые оставили наиболее заметный след в культуре своей страны.

Классик литературы

Один из самых известных писателей XX века - автор романов и эпопей Чабуа Амирэджиби. Он родился в 1921 году в Тифлисе. В 1944-м был арестован за участие в политической группе "Белый Георгий", приговорен к 25 годам заключения.

Ему удалось трижды бежать, причем в последний раз его поддельные документы оказались настолько хороши, что Чабуа стал директором завода в Белоруссии. Однако в результате его вновь арестовали и отправили в лагерь.

В 1953 году Чабуа Амирэджиби — один из активных участников восстания заключенных в Норильске, освободился только в 1959-м. В 90-е был депутатом в 2010-м открыто обвинял режим президента Михаила Саакашвили. В этом же году он постригся в монахи. Умер в 2013-м. Писателю было 92 года.

Главный роман Чабуа Амирэджиби - "Дата Туташхиа", который он писал с 1973 по 1975 годы. Это эпическое произведение, в котором автор нарисовал достоверную панораму дореволюционного грузинского общества. Дата Туташхиа - главный герой, которого зовут так же, как персонажа грузинской мифологии, ставит перед собой цель искоренить все зло в мире, но это приводит его к конфликту с государством и законом. Дата становится изгнанником.

В 1977 году по мотивам этого романа был снят многосерийный фильм "Берега".

Луки Разикашвили

Еще один известный грузинский писатель и поэт - Лука Разикашвили. Он родился в 1861 году, писал поэмы, пьесы и стихи. В литературе больше известен под своим псевдонимом - Важа Пшавела.

Важа начал писать в 1881 году, высшее образование хотел получить в Петербурге, но смог стать только вольнослушателем на юридическом факультете.

Основная тема его творчества - социально-этнографическая. Важа Пшавела подробно рассказывает о жизни и традициях горцев, их обычаях и быте.

При этом ему удается наметить назревающий конфликт между старым и новым укладом жизни, который поэтому удалось рассмотреть одному из первых. Всего он написал 36 поэм и около 400 стихотворений.

В России его творчество хорошо известно по переводам Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Марины Цветаевой.

Предводитель национально-освободительного движения

Грузинский поэт и писатель Акакий Церетели - видный мыслитель, национальная и общественная фигура. Он родился в 1840 году, всю свою жизнь посвятил борьбе против царизма и крепостного права.

Большинство его художественных произведений стали классическими образцами народности и идейности. Самые известные из них - это "Имеретинская колыбельная", "Песня рабочих", "Желание", "Чонгури", "Рассвет", "Маленький Кахи", "Баграт Великий", "Натэла". На них воспитывались многие патриотические идеалы в грузинском народе.

Акакий Церетели скончался в 1915 году в возрасте 74 лет.

"Я, бабушка, Илико и Илларион"

Большой популярностью в Грузии пользуется автор романа "Я, бабушка, Илико и Илларион" Нодар Думбадзе. Он появился на свет в Тифлисе в 1928 году. Работал в журналах "Рассвет" и "Крокодил", был сценаристом на киностудии "Грузия-фильм".

Свой самый известный роман он написал в 1960 году. Роман посвящен грузинскому мальчику по имени Зурико, который живет в небольшом селе. Действие разворачивается в довоенной Грузии. Главный герой - школьник, который сталкивается с первой любовью, затем провожает взрослых односельчан на Великую Отечественную войну, с теми из них, кто остается в живых, радуется победе над фашизмом.

После школы Зурико поступает в университет в Тбилиси, но, получив высшее образование, все-таки возвращается в родное село, чтобы остаться до конца жизни с самыми верными и любящими друзьями. В 1963 году роман был экранизирован, под одноименным названием он вышел на студии "Грузия-фильм".

Нодар Думбадзе скончался в 1984 году в Тбилиси, ему было 56 лет.

"Каналья"

В 1880 году в Тифлисской губернии родился будущий классик грузинской литературы Михаил Адамашвили. Свой первый рассказ опубликовал в 1903 году, тогда и придумал себе псевдоним. С тех пор все его знают под именем Михаил Джавахишвили.

После Октябрьской революции находился в оппозиции к советскому правительству, был членом Национально-демократической партии Грузии. В 1923 году большевики его арестовали и приговорили к смертной казни. Оправдать Михаила Саввича удалось только при поручительстве грузинского Союза писателей. Внешне он примирился с советской властью, но в действительности отношения оставались непростыми до самой смерти.

В 1930 году его обвиняли в троцкизме, только с приходом к власти Берии новый приговор был отменен. Джавахишвили даже стали печатать, а его роман "Арсен из Марабды" экранизировали.

Его роман 1936 года "Женская ноша" советские идеологи осудили, заявив, что большевики в нем представлены настоящими террористами. После этого писатель отказал Берии описать работу большевиков в дореволюционной Грузии. В 1936 году он поддержал Андре Жида, и его объявили врагом народа.

В 1937 году Михаила арестовали за антисоветскую провокацию и расстреляли. До конца 50-х годов его произведения оставались под запретом, только после развенчания культа личности Сталина грузинского писателя реабилитировали, а романы стали переиздавать.

Свой самый известный роман "Каналья" он создал в 1924 году. В нем описывается, как известный проходимец по имени Квачи Квачантирадзе путешествует по Санкт-Петербургу, Грузии, Стокгольму и Парижу. Ему удается проникнуть в молельню к Григорию Распутину, в царский дворец, принять участие в Первой мировой и гражданской войнах. Свой путь к успеху и славе он прокладывает через спальни первых красавиц Российской империи и плутни.

Имя напористого пройдохи стало нарицательным, в Грузии его ставят в один ряд с Остапом Бендером, Фигаро и Казановой.

Грузинский фантаст

Яркий представитель грузинской фантастики - Гурам Дочанашвили. Он появился на свет в Тбилиси в 1939 году. Писал много романов, повестей, эссе. В России в первую очередь известен по таким произведениям, как "Песня без слов", "Там, за горой", "Одари меня трижды".

Основные темы, которые он исследует в своих книгах - это любовь, дружба, служение искусству.

Гамсахурдия - известный грузинский филолог и историк литературы, писатель, родившийся в 1891 году. Получив высшее образование в немецких университетах, он стал одним из самых влиятельных прозаиков XX столетия.

После обучения в Европе вернулся в Грузию в 1921 году, когда тут уже установилась власть большевиков. Поначалу он отнесся нейтрально к новым правителям, но с нарастанием советизации, притеснением свобод и развитием машины репрессий начал выступать с антибольшевистскими речами.

Создал "Академическую группу", которая призывала за искусство вне политики. В 1925 году был опубликован первый роман под названием "Улыбка Диониса", в котором максимально подробно представлены его эстетические и философские взгляды. Главный герой - интеллигент родом из Грузии, чем-то похожий на самого автора, который отправляется познавать жизнь в Париж. В незнакомом городе он остается чужаком, оторвавшимся от своих корней. Советские критики обвинили автора в декадентстве.

В 1924 году антисоветское восстание в Грузии потерпело поражение, Константина изгнали из Тбилисского университета, где он читал лекции по немецкой литературе. В 1926 году Гамсахурдию арестовали, он получил 10 лет за участие в антисоветском восстании. Срок отбывал в Соловецком лагере особого назначения, в заключении пробыл больше года и был освобожден досрочно.

Творчество Гамсахурдия

В годы сталинского террора работал над своим главным произведением - романом о судьбе художника при тоталитарном строе "Десница великого мастера". Он был написан в 1939 году.

События разворачиваются в XI веке, когда по заказу царя Георгия I и католикоса Мельхиседека грузинский зодчий Арсакидзе строит православный храм Светицховели. Судьбы главных персонажей романа сплетаются в настоящий трагический клубок, оба претендуют на любовь прекрасной дочери феодала Талаквы Колонкелидзе — Шорены. Они разрываются между чувством и долгом. Писатель приходит к трагическому выводу, что ни один человек не может быть счастлив в тоталитарном обществе. Оба героя приходят к разочарованию и смерти, они становятся жертвами тоталитарного режима, хоть по внешним признакам и находятся по разные стороны власти. В своем произведении Гамсахурдия в аллегорической форме описывает трагизм правления Сталина.

Похожим темам посвящена его тетралогия "Давид Строитель", которую он писал с 1946 по 1958 годы. Ее события разворачиваются в XII веке во время расцвета грузинского феодального государства.

В 1956 году в романе "Цветение лозы" Гамсахурдия описывает колхозное крестьянство, превращающие в виноградники когда-то бесплодные земли. В 1963 году заканчивает мемуары "Общение с призраками", которые было запрещено публиковать, а напечатали только после 1991 года.

Лаврентий Ардазиани

Основоположником реализма среди грузинских авторов считается Лаврентий Ардазиани. Именно он подготовил плодотворную почку для критического реализма в этой стране.

Он родился в Тифлисе в 1815 году, учился в приходской школе, поступил в духовную семинарию, так как его отец был священником.

После получения образования долго не мог устроиться на работу, пока не получил мелкую канцелярскую должность в Тифлисском окружном управлении. В те же годы начинает сотрудничать с литературными журналами, печатает публицистические статьи, переводит на грузинский язык трагедию Шекспира "Гамлет".

Его самый известный роман написан в 1861 году, он называется "Соломон Исакич Меджгануашвили". Он описывает купца-стяжателя и настоящего финансового хищника. В романе "Путешествие по тротуарам Тбилиси" реалистично рассказывает о жизни города, издевательствах чиновников над обычными людьми.

В своих полемических статьях отстаивал идеи "нового поколения", выступая за развитие реализма в литературе.

Карчхадзе исследователями литературы считается одним из самых значительных грузинских прозаиков в XX веке. Он родился в Ванском муниципалитете в 1936 году.

Свои лучшие произведения написал в в 80-е. В 1984-м вышел его роман "Караван", а в 1987-м - "Антонио и Давид".

Еще один грузинский писатель, о котором нужно упомянуть в этой статье — киносценарист Резо Чейшвили. Популярность ему принесли сценарии к кинофильмам, за которые он получил не только народную любовь и признание, но и государственные премии.

В 1977 году по его сценарию Эльдар Шенгелая снял трагикомедию "Мачеха Саманишвили" про дореволюционную Грузию, на следующий год вышла картина Деви Абашидзе "Кваркваре", в которой Чейшвили нарисовал яркую политическую сатиру на мелкобуржуазный дореволюционный мир.

Государственную премию он получил за сценарий к комедии Эльдара Шенгелии "Голубые горы, или Неправдоподобная история" про молодого автора, который относит свой рассказ в издательство, а его все не печатают. Происходит это из-за того, что каждый там занят чем угодно, но только не работой. Директор целыми днями заседает в президиуме и проводит время на банкетах, сами редактора зачем-то учат французский язык, готовят обед или играют в шахматы. Рукопись молодого писателя прочитывает только случайно оказавшийся в редакции маляр.

Резо Чейшвили умер в Кутаиси в 2015 году.