Горький жил в италии. Виллы августа. Идеи и рубли

Среди полутора десятков пассажиров, которые находились 23 апреля 1908 года на борту небольшого судна Principessa Mafalda, плывшего из Неаполя на остров Капри, особой элегантностью отличались двое иностранцев. Одним из них был отправившийся на поиски поэтического вдохновения Райнер Мария Рильке, а вторым — русский революционер Владимир Ленин.

В гостях у писателя

В 1908-1910 годах Ленин дважды посещал Капри, но о его пребывании на этом острове в Польше знают меньше, чем о визите в маленькую курортную деревню Поронин. Возможно, потому, что каникулы в земном раю, который полюбили европейские богачи (от коронованных шведских особ до английской аристократии и немецких промышленников), не слишком хорошо сочетались с образом пролетарского лидера. Между тем, многое указывает на то, что если бы Ленин не отправился на Капри, история XX века могла бы пойти совершенно иначе. В небольшом порту гостя ждал Максим Горький со своей второй женой — красавицей-актрисой Марией Андреевой. Писатель приехал на остров в начале ноября 1906, то есть сразу после выхода из тюрьмы, куда он попал за идейную поддержку революции 1905 года, благодаря которой он стал героем.

На Капри Горький пробыл семь лет. Сначала он поселился на славившейся прекрасным расположением вилле «Блезус» (в которой сейчас размещается гостиница Villa Krupp), а потом на вилле «Геркуланум» (известной также под названием Villa Spinola и принадлежавшей немецкому бактериологу Эмилю фон Берингу (Emil von Behring)). Эти места стали своего рода культурными центрами, где писателя посещали многочисленные известные соотечественники - от ставшего позднее лауреатом Нобелевской премии Ивана Бунина до реформатора театра Константина Станиславского.

Любовница вместо жены

В предшествующих своему визиту письмах Ленин писал, что приедет с женой. Однако Надежда Крупская на Капри не появилась. Между тем, Ленин приехал не один, а в сопровождении красивой молодой женщины (на счету революционера романов было не много, зато все они были очень бурными).

До сих пор неизвестно, кем была эта компаньонка. Возможно, загадочная Элизабет К. — богатая разведенная аристократка, а, может быть, что более вероятно, парижанка Инесса Арманд, которая присоединилась к революционному движению под впечатлением от ленинской работы «Что делать?»

Ленин был настолько очарован Инессой, что ко всеобщему удивлению дал ей должность лектора в своей парижской революционной школе, о чем его ближайшая соратница-супруга могла лишь мечтать. Александр Солженицын писал, что Арманд была единственным человеком, от которой зависел Ленин. А поскольку страдавшая базедовой болезнью (аутоиммунное заболевание, которое проявляется обычно повышением функций щитовидной железы) и терявшая красоту Крупская была зависима от Ленина, ей не оставалось ничего другого, как принять любовный треугольник.

Профессор дринь-дринь

Ленин чувствовал себя на Капри, как рыба в воде. Местные принимали его за английского аристократа. Впрочем, Ленин происходил вовсе не из низов. По отцу калмыцко-русского происхождения он унаследовал дворянский титул, а мать Мария Бланк происходила из богатой немецко-еврейской семьи.

Во время прогулок с Горьким революционер внимательно слушал рассказы об острове, интересуясь его связью с римской империей. Капри был «открыт» императором Августом, а его наследник Тиберий, как воодушевленно рассказывал Горький, ссылаясь на историка Светония, в 26 году переехал на остров и поселился на вилле Юпитера. Это была одна из самых величественных резиденций античности.

Каждый день на рассвете Ленин и Горький выходили в море на большой белой лодке, которую купил писатель. Их сопровождали местные рыбаки братья Спадаро, которые научили их традиционному способу рыбной ловли без удочки, когда леска наматывается просто на указательный палец. Ленин стал большим энтузиастом этого метода. Когда рыба хватала наживку, он радостно вскрикивал «дринь-дринь». Из-за этого революционер получил прозвище «профессор дринь-дринь». Вечера проходили на веранде в окружении соотечественников, приехавших на Капри после революции 1905 года. Забытый сейчас литератор Михаил Первухин писал в своем эссе «Россия в Италии», что их было легко узнать: только они курили такие дорогие папиросы и останавливались в роскошной гостинице Quisisana, которую обожали европейские сливки общества.

Конфликт лидеров

Самыми частыми гостями виллы «Блезус» были большевистские интеллектуалы, которые видели в социализме новую светскую религию, опирающуюся на творческую энергию «homo novus» — сверхчеловека и коммуниста. Ведущее место среди них занимал Александр Богданов, врач, который проявил себя как блестящий экономист и философ. На лондонском съезде Российской социал-демократической рабочей партии в 1907 году именно он сорвал своими речами самые большие овации. Бдительный Ленин не на шутку испугался Богданова. Их пути окончательно разошлись именно на Капри.

Важную роль в этом круге играл Анатолий Луначарский — философ, полиглот и единственный среди большевиков знаток западной культуры (он, например, читал Фому Аквинского и дружил со знаменитым французским поэтом польского происхождения Гийомом Аполлинером), а также Владимир Базаров, сын личного врача Льва Толстого. Интеллектуалы вынашивали идею открыть на острове революционную школу и издать рабочую энциклопедию (на 12 — 15 томов). Первый том, вступление к изданию, Богданов решил оставить за собой. Эта идея не понравилась Ленину, который почувствовал опасность уже после публикации Богдановым эссе о философии марксизма, с энтузиазмом встреченную членами партии.

То, что могло стать идеологическим диспутом, было воспринято как удар по позиции лидера. Ленина считали хорошим шахматистом. Многие исследователи даже полагают, что «русскую душу» сложно понять, не зная эту королевскую игру. Одна из сделанных на Капри фотографий запечатлела Ленина и Богданова, играющих в шахматы в окружении знакомых. Простые, как могло бы показаться, дружеские развлечения партийных товарищей превратились в беспощадную борьбу за идеологическое превосходство. По мнению экспертов, по положению шахматных фигур видно, что партию, скорее всего, выиграл Богданов. И это тоже наверняка огорчило Ленина. Горький писал, что проигрывая, он каждый раз расстраивался, как ребенок.

Борьба школ

Когда 5 августа 1909 года школа на Капри распахнула свои двери, Ленин назвал это «провокацией». На остров приехали 30 рабочих и студентов из разных уголков России, кандидатов отбирали партийные комитеты. Занятия проходили на вилле, которую снимал Горький. Автор «Матери» был на седьмом небе и писал, что молодежь собралась прекрасная. Вести занятия пригласили известных людей, в том числе Троцкого и Ленина. Первый обещал приехать, но на Капри так и не появился, а Ленин, который получил сообщение о своем назначении, находясь во Франции, прислал сухой ответ с отказом. К участникам школы он обратился совсем в другом духе: объяснил, что это инициатива фракции, чьих идей он не разделяет, и сообщил, что он сам устраивает образовательный центр в Париже, куда и приглашает на занятия. Хотя Ленину не удалось помешать открытию школы на Капри, ему удалось ее расколоть. Часть делегатов отказалась от участия. Спустя несколько месяцев заработала парижская школа, где Ленин прочитал 30 лекций по политической экономии, положив окончательный конец «ереси». Вскоре Александра Богданова заклеймили как отщепенца.

Капри, Горький и Сталин?

Второй раз Ленин гостил у Горького с 19 по 30 июня 1910 года. Он уже не вел бесед ни с Богдановым, ни с Луначарским, ни с Базаровым. Более того, оказалось, что в идеологическом плане ему было не о чем говорить даже с Горьким. Однако известный писатель был нужен революционеру, потому что того любил народ. В конце 1909 года пошли слухи, что Горького исключили из партии, но своим визитом Ленин продемонстрировал, что их дружба продолжается. Горький умер в Москве спустя много лет — в 1936-м. Официальной причиной смерти было названо воспаление легких, хотя многое указывает на то, что писатель был отравлен по приказу Сталина. Историк-любитель Эдвин Черио (Edwin Cerio), в 1920-е годы бывший мэром Капри, утверждает, что во время второй поездки на остров Ленина сопровождал товарищ по имени Сосо, который стал позднее известен под фамилией Сталин. Не исключено, что присутствие рядом с Лениным сильного грузина, должно было продемонстрировать, что «ересь» не пройдет. Однако большинство биографов сомневается, что Сталин когда-либо бывал на Капри.

Идеи и рубли

В 1920 году Ленин собирался обсудить на Капри финансовые вопросы. Несмотря на свой имидж интеллектуала Богданов участвовал в организации всевозможных, даже самых жестоких акций, по добыче средств. «Революция не делается в белых перчатках»: этими словами Ленин оправдывал вооруженные ограбления, называвшиеся «пролетарскими экспроприациями». Самая крупная операция — ограбление банка в Москве в марте 1906 года принесла добычу в 874 тысячи рублей. Однако наиболее сильный резонанс сопровождал нападение на конвой, перевозивший мешки с деньгами из Петербурга в банк грузинского Тифлиса. Организатором нападения 19 июня 1907 года, в ходе которого были ранены и погибли несколько десятков человек, выступил Сталин, известный тогда как товарищ Коба. Советские хроникеры писали, что было добыто 250 тысяч рублей — столько попало в партийную кассу. Между тем, по сообщениям вышедшей на следующей день после ограбления прессы, которая ссылалась на источники в полиции, похищенная сумма равнялась 341 тысяче рублей. Кому в руки попала разница: Сталину или Ленину? Этот вопрос пытались выяснить многие члены партии, но точного ответа нет до сих пор.

ГОРЬКИЙ НА КАПРИ
(отрывки из монографии Л. Быковцевой "Горький в Италии")

Горький жил в Италии с 13 октября 1906 года по 27 декабря 1913 года и вторично - с 7 апреля 1924 года по 9 мая 1933 года. В общей сложности 15 лет.
В Италии Горький много и плодотворно работал. Из России на Капри к Горькому приезжало много соотечественников. Г.В. Плеханов, А.В. Луначарский, Ф.Э. Дзержинский, И.А. Бунин, Л.Н. Андреев, А.С. Новиков-Прибой, Ф.И. Шаляпин, К.С. Станиславский, И.Е. Репин, М.М. Коцюбинский. И в 20-30-е годы вилла “Il Sorrito” в Соренто, где жил Горький, была для русских деятелей культуры местом паломничества, как для мусульман священная Мекка.
Важным событием в жизни Горького явились приезды на Капри В.И. Ленина в 1908 и 1910 годах. Именно тогда они сблизились, там окрепла их дружба, установились сердечные отношения.
Горький много путешествовал по миру, но только Италия привязала его надолго и стала для него вторым домом, там, где в тяжелый период эмиграции он нашел убежище и душевное участие друзей, которое помнил всегда. Позднее в советские годы климатическое лечение в Соренто помогло ему справиться с тяжёлой, смертельно опасной болезнью.
Алексей Максимович нашел на Капри необходимые ему для работы уединение и покой, ту тихую пристань, в которой нуждался после трудных скитаний и бездомности.
Капри приводил Горького в состояние душевного подъема... “ Здесь удивительно красиво, какая-то сказка бесконечно-разнообразная развёртывается перед тобой. Капри - кусок крошечный, но вкусный. Здесь пьянеешь, балдеешь и ничего не можешь делать. Всё смотришь и улыбаешься ...” .
Горький работал не покладая рук по 14 часов в сутки и с великой радостью. Отдых давали писателю прогулки по острову, участия в народных празднествах, купанье, рыбная ловля, музыкальные и литературные вечера, которые устраивали то в доме Горького, то у кого-нибудь из проживающих на Капри знакомых. Но лучшим отдыхом была рыбная ловля и охота на акул. Алексей Максимович ежедневно шёл в Марина Пиккола. Спускался по крутой тропинке на пустынный и тихий берег к месту, которое отличалось удивительной красотой. А море было настолько спокойным, чистым и прозрачным, что дно просматривалось на много метров и видны были причудливые камни, водоросли, диковинные обитатели водного царства, вся та морская экзотика, которой не устаешь любоваться никогда. Здесь пахло смолой, рыбой, водорослями, стояли лодки и рыбаки в красных вязаных колпаках чинили сети. Алексей Максимович присоединялся к рыбакам. Наступали блаженные часы.

Капри можно было легко обойти за один день, его площадь в 10,4 кв.км. Но какое было на нем множество интереснейших дорог, какое неисчерпаемое богатство впечатлений он давал! Одно- и двухэтажные маленькие домики и виллы городка Капри составляли замысловатое, причудливое переплетение узких улочек, уводивших в разных направлениях: вниз, к воде Марина Пиккола и Марина Гранде ; в сторону селения Анакапри и в противоположную юго-восточную безлюдную часть острова. За каждым поворотом открывались неожиданности: арочный проём, извилистая улица-галерея, древняя стена, покрытая ковром вьющихся роз, каменный парапет видовой площадки... Лабиринт улочек выводил к Пьяццете - центру Капри, такой же миниатюрной, камерной, как все дома, садики, цветники, набережная. На первый взгляд как бы ненастоящей, игрушечный, воспринимавшейся как макет театральной декорации в спектаклях Гоцци или Гольдони. С Пьяцетты можно было выйти на виа Тиберио и дальше, всё время вверх и вверх, дойти до самой конечности восточной части острова. Здесь, на высоте 334 метров над уровнем моря, раскинулись руины Дворца Тиберия , или, как его называли, Виллы Йовиса (Юпитера),- самого грандиозного и роскошного из тех двенадцати императорских дворцов, которые воздвигли на Капри древнеримские зодчие. К западу от Марина Гранде открывались руины другого античного дворца - первого, построенного на острове для императора Октавиана Августа , так называемого Морского дворца , или Виллы Августа . А рядом с ним на берегу остатки водного комплекса: императорского порта, пристани и бань Тиберия.
Отсюда, от моря, можно было подняться по каменным ступеням, вырубленным в гористом склоне ещё первыми каприотами, в городок Анакапри . Около 800 ступений, местами выщербленных, неровных, стертых, составляли знаменитую Финикийскую лестницу - важную достопримечательность Капри, может быть одну из самых длинных лестниц и одну из самых древних дорог, оставшихся на земле. От позднего средневековья, от XIV века, остался хорошо сохранившийся монастырь Чертоза Сан Джакомо . Исторические и архитектурные памятники особенно впечатляли в сочетании с морем, солнцем, теплом, в обрамлении поэтических пейзажей. В дни, когда Горький приехал на Капри, поздней осенью, всё ещё буйно цвели цветы, ярко расцвечивались жёлтыми и оранжевыми плодами апельсиновые и лимонные деревья. Капри, действительно, один из немногих на планете, оправдывал название острова вечного цветения.
Голубой грот - едва ли не главная приманка для туристов. До него добирались на лодке, проплыв через узкое отверстие в скале, лежа на днище, низко пригнув голову. После нескольких секунд темноты громадная, высокая пещера, залитая ярким, пронзительным голубым светом, представлялась залом сказочного хрустального дворца. Эффект происходил от преломления дневного света в прозрачной морской воде и сталактитах пещеры. Создавалось неповторимое зрелище: всё вокруг принимало лазурно-голубую окраску стены, вода, каждый предмет, любая вещь.
Капри наряду с другими маленькими островами, обладал громадной силой эмоционального заряда, может чем большей, чем Мальта, к которой привязался мятежной душой Байрон, или Майорка, где переживали последние дни любви Шопен и Жорж Санд.
Многие из людей, наблюдавшие жизнь писателя на Капри с удивлением и уважением говорили о поразительном его качестве - ощущение значительности и весомости каждой минуты времени.
« ...Воспалён я рвением к работе до безумия»,- сообщал он К.П.пятницкому.
Труд был для Горького высшим мерилом оценки человека. «Жизнь человека только тогда имеет смысл или оправдание, когда после неё что-нибудь остается. Мне же есть, что оставить после себя, я много взял от жизни и много должен отдать ей»,- писал Горький своему сыну.
С 1906 года Капри заполняют русские. Сюда потянулись прежде всего политические эмигранты. Уже в январе 1907 года русский посол в Риме Муравьёв направил в министерство иностранных дел для передачи Столыпину депешу, в которой он указывал, что вокруг Горького группируются русские революционеры и итальянские социалисты.
Русская колония на Капри жила одной тесной семьей. Была учреждена касса взаимопомощи. Была организована русская библиотека с обширным книжным фондом, который непрерывно пополнялся. Издавался сатирический журнал «Каприкон» . Собирались всем русским обществом что-бы говорить о России, поспорить о литературе, послушать музыку, спеть русские песни. Самую мощную струю в многоводном потоке, бурлившем вокруг Горького, составляли литераторы. Едва ли не каждый, кто избрал себе писательскую судьбу, стремился встретится с Горьким.
В ряду чужих городов - сколько повидал за свою жизнь Горький!- Рим занял особое место. Рим настоящий, а не показной. Во всей своей неповторимости и очаровании, недосягаемых для скользящего взгляда тех, кого доставлял туристический конвейер. Вечный Рим, который дорог самим римлянам и который любили многие люди России и всей земли.

«Великолепно здесь! Сколько силы, красоты, надежд на будущее!» - восторженно писал Алексей Максимович из Рима Е.П. Пешковой в конце ноября начале декабря 1907 года.
И тогда же К.П.Пятницкому: "Здесь так хорошо, и, когда вспомнишь безграничность человеческой пошлости,- здесь она представляется ещё более гнусной, лишней для жизни, оскорбительной для человека". О пребывании Горького в Риме сообщали многие итальянские газеты. Так, например, столичная «La tribuna» писала: «Уже в прошлый приезд в Рим он побывал в главных музеях Рима и сейчас открывает для себя небольшие галереи и памятники, менее посещаемые туристами... Он вдоль и поперек исходил город, побывал в районах наиболее характерных... часто уважительно приветствуемый узнававшими его горожанами. Ему очень нравится город. Он изучает и любит наше искусство, нашу литературу и наш народ...»
Газета «Avanti» публиковала подробное сообщение своего корреспондента о беседе с Горьким.
«Италия - страна своеобразной красоты, которая меняется от одного района к другому ,- делился своими впечатлениями писатель.- Я рассматриваю ее как общечеловеческий музей, как музей Истории Человечества. Если побывать во многочисленных музеях и картинных галереях Италии, то можно шаг за шагом проследить длинный и нелёгкий путь человечества к прогрессу. Иногда мне кажется, что я нахожусь в громадной школе, где собраны колоссальные исторические ценности, но заниматься в этой школе так легко и приятно, что душа радуется, а нравственные силы укрепляются .»

Вопросы к уроку

2. Найдите символы в рассказе. Подумайте, какой конкретный и общий смысл они имеют в рассказе.

3. С какой целью Бунин дал своему пароходу название «Атлантида»?

С декабря 1913 года Бунин полгода провел на Капри. До этого он съездил во Францию и другие города Европы, побывал в Египте, в Алжире, на Цейлоне. Впечатления от этих путешествий отразились в рассказах и повестях, составивших сборники «Суходол» (1912), «Иоанн Рыдалец» (1913), «Чаша жизни» (1915), «Господин из Сан-Франциско» (1916).

Рассказ «Господин из Сан-Франциско» продолжал традицию Л.Н. Толстого, изображавшего болезнь и смерть как важнейшие события, выявляющие истинную цену личности. Наряду с философской линией в повести Бунина разрабатывалась социальная проблематика, связанная с критическим отношением к бездуховности, к возвышению технического прогресса в ущерб внутреннему совершенствованию.

Творческий импульс для написания этого произведения дало известие о смерти миллионера, приехавшего на Капри и остановившегося в местной гостинице. Поэтому первоначально рассказ назывался «Смерть на Капри». Смена заголовка подчеркивает, что в центре внимания автора оказывается фигура безымянного миллионера пятидесяти восьми лет, плывущего из Америки на отдых в благословенную Италию.

Всю жизнь он посвятил безудержному накоплению богатств, ни разу не позволив себе расслабления и отдыха. И только теперь пренебрегающий природой и презирающий людей человек, став «дряхлым», «сухим», нездоровым, решает провести время среди себе подобных в окружении моря и пиний.

Ему казалось, саркастически-язвительно замечает автор, что он «только что приступил к жизни». Богач не подозревает, что вся та суетная, бессмысленная пора его существования, которую он вынес за скобки жизни, должна неожиданно оборваться, завершиться ничем, так что самой жизни в ее подлинном смысле ему так и не дано узнать.

Вопрос

Какое значение имеет основное место действия рассказа?

Ответ

Основное действие повести разворачивается на огромном пароходе «Атлантида». Это своеобразная модель буржуазного общества, в котором есть верхние «этажи» и «подвалы». Наверху жизнь протекает, как в «отеле со всеми удобствами», размеренно, спокойно и праздно. «Пассажиров», живущих «благополучно», «много», но куда больше – «великое множество» – тех, кто работает на них.

Вопрос

Какой прием использует Бунин для изображения разделения общества?

Ответ

Разделение имеет характер антитезы: противопоставляются отдых, беззаботность, танцы и работа, «непосильное напряжение»; «сияние… чертога» и мрачные и знойные недра преисподней»; «господа» во фраках и смокингах, дамы в «богатых» «прелестных» «туалетах» и облитые едким, грязным потом и по пояс голые люди, багровые от пламени». Постепенно выстраивается картина рая и ада.

Вопрос

Как соотносятся между собой «верхи» и «низы»?

Ответ

Они странным образом связаны друг с другом. Попасть наверх помогают «хорошие деньги», а тех, кто, как «господин из Сан-Франциско», был «довольно щедр» к людям из «преисподней», они «кормили и поили… с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание, охраняли его чистоту и покой, таскали его вещи…».

Вопрос

Рисуя своеобразную модель буржуазного общества, Бунин оперирует рядом великолепных символов. Какие образы в рассказе имеют символическое значение?

Ответ

Во-первых, символом общества воспринимается океанский пароход со значимым названием «Атлантида» , на котором плывет в Европу безымянный миллионер. Атлантида – затонувший легендарный, мифический континент, символ погибшей цивилизации, не устоявшей перед натиском стихии. Возникают также ассоциации с погибшим в 1912 году «Титаником».

«Океан , ходивший за стенами» парохода, – символ стихии, природы, противостоящей цивилизации.

Символическим является и образ капитана , «рыжего человека чудовищной величины и грузности, похожего… на огромного идола и очень редко появлявшегося на люди из своих таинственных покоев».

Символичен образ заглавного героя (заглавный герой тот, чье имя вынесено в заглавие произведения, он может и не быть главным героем). Господин из Сан-Франциско – олицетворение человека буржуазной цивилизации.

Он употребляет подводную «утробу» судна «девятому кругу», говорит о «раскаленных зевах» исполинских топок, заставляет появиться капитана, «рыжего червяка чудовищной величины», похожего «на огромного идола», а затем – Дьявола на скалах Гибралтара; автор воспроизводит «челночное», бессмысленное курсирование корабля, грозный океан и бури на нем. Художественно емок и эпиграф рассказа, данный в одной из редакций: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!»

Богатейшая символика, ритм повторов, система намеков, кольцевая композиция, сгущение тропов, сложнейший синтаксис с многочисленными периодами – все говорит о возможности, о приближении, наконец, неминуемой гибели. Даже привычное название Гибралтар обретает в этом контексте свой зловещий смысл.

Вопрос

Почему главный герой лишен имени?

Ответ

Герой назван просто «господином», потому что именно в этом его суть. По крайней мере, сам он считает себя господином и упивается своим положением. Он может позволить себе «единственно ради развлечения» поехать «в Старый Свет на целых два года», может пользоваться всеми благами, гарантируемыми его статусом, верит «в заботливость всех тех, что кормили и поили его, с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание», может презрительно бросать оборванцам сквозь зубы: «Прочь!»

Вопрос

Ответ

Описывая внешность господина, Бунин использует эпитеты, подчеркивающие его богатство и его неестественность: «серебряные усы», «золотые пломбы» зубов, «крепкая лысая голова» сравнивается со «старой слоновой костью». В господине нет ничего духовного, его цель – стать богатым и пожинать плоды этого богатства – осуществилась, но он не стал от этого счастливее. Описание господина из Сан-Франциско постоянно сопровождает авторская ирония.

В обрисовке своего героя автор мастерски пользуется умением подмечать детали (особенно запоминается эпизод с запонкой) и приемом контраста , противопоставляя внешнюю респектабельность и значительность господина его внутренней пустоте и убожеству. Писатель подчеркивает мертвенность героя, уподобленность вещи (его лысая голова блестела, как «старая слоновая кость»), механической кукле, роботу. Именно оттого он так долго, неловко и замедленно возится с пресловутой запонкой. Оттого он не произносит ни одного монолога, а две-три его краткие бездумные реплики скорее напоминают скрип и треск заводной игрушки.

Вопрос

Когда герой начинает меняться, теряет свою самоуверенность?

Ответ

«Господин» меняется только перед лицом смерти, в нем начинает проявляться человеческое: «Это хрипел уже не господин из Сан-Франциско, – его больше не было, а кто-то другой». Смерть делает его человеком: черты его стали утончаться, светлеть…». «Умерший», «покойный», «мертвый» – так теперь именует автор героя.

Резко меняется отношение к нему окружающих: труп должны убрать из отеля, чтобы не портить настроение другим постояльцам, гроб предоставить не могут – только ящик из-под содовой («содовая» тоже одна из примет цивилизации), прислуга, раболепствовавшая перед живым, издевательски смеется над мертвым. В конце рассказа упоминается «тело мертвого старика из Сан-Франциско», которое возвращается домой в могилу, на берега Нового Света», в черном трюме. Могущество «господина» оказалось призрачным.

Вопрос

Как описаны другие персонажи рассказ?

Ответ

Столь же безмолвны, безымянны, механизированы и те, кто окружает господина на пароходе. В их характеристиках Бунин также передает бездуховность: туристы заняты только едой, питьем коньяков и ликеров и плаванием «в волнах пряного дыма». Вновь прибегает автор к контрасту, сопоставляя их беспечное, размеренное, регламентированное, беззаботно-праздничное прожигание жизни с адски напряженным трудом вахтенных и рабочих. А чтобы раскрыть фальшь мнимо красивого отдыха, писатель изображает нанятую молодую пару, которая имитирует любовь и нежность для радостного созерцания ее праздной публикой. В этой паре была «грешно-скромная девушка» и «молодой человек с черными, как бы приклеенными волосами, бледный от пудры», «похожий на огромную пиявку».

Вопрос

Для чего в рассказ введены такие эпизодические персонажи как Лоренцо и абруццкие горцы?

Ответ

Эти герои появляются в конце рассказа и внешне никак не связаны с его действием. Лоренцо – «высокий старик лодочник, беззаботный гуляка и красавец», вероятно, ровесник господина из Сан-Франциско. Ему посвящено лишь несколько строк, однако дано звучное имя, в отличие от заглавного героя. Он знаменит по всей Италии, не раз служил моделью многим живописцам.

«С царственной повадкой» он поглядывает вокруг, ощущая себя поистине «царственным», радуясь жизни, «рисуясь своими лохмотьями, глиняной трубкой и красным шерстяным беретом, спущенным на одно ухо». Живописный бедняк, старик Лоренцо останется жить вечно на полотнах художников, а богатого старика из Сан-Франциско вычеркнули из жизни и забыли, не успел он умереть.

Абруццкие горцы, как и Лоренцо, олицетворяют естественность и радость бытия. Они живут в согласии, в гармонии с миром, с природой. Горцы воздают своей живой, безыскусной музыкой хвалы солнцу, утру. Это и есть истинные ценности жизни, в отличие от блестящих, дорогих, но искусственных мнимых ценностей «господ».

Вопрос

Какой образ обобщает ничтожность и тленность земного богатства и славы?

Ответ

Это тоже безымянный образ, в котором узнается некогда могущественный римский император Тиберий, который последние годы своей жизни прожил на Капри. Многие «съезжаются смотреть на остатки того каменного дома, где он жил». «Человечество навеки запомнило его», но это слава Герострата: «человек, несказанно мерзкий в удовлетворении своей похоти и почему-то имевший власть над миллионами людей, наделавший над ними жестокостей сверх всякой меры». В слове «почему-то» – разоблачение фиктивного могущества, гордыни; время все расставляет по местам: дает бессмертие истинному и ввергает в забвение ложное.

В рассказе постепенно нарастает тема конца сложившегося миропорядка, неизбежности гибели бездушной и бездуховной цивилизации. Она заложена в эпиграфе, который был снят Буниным лишь в последней редакции 1951 года: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!». Эта библейская фраза, напоминающая о пире Валтасара перед падением Халдейского царства, звучит предвестием будущих великих катастроф. Упоминание в тексте Везувия, извержение которого погубило Помпею, усиливает грозное предсказание. Острое чувство кризиса цивилизации, обреченной на небытие, сопрягается с философскими размышлениями о жизни, человеке, смерти и бессмертии.

Рассказ Бунина не вызывает чувства безнадежности. В противовес миру безобразного, чуждого красоте (неаполитанским музеям и песням, посвященным каприйской природе и самой жизни) писатель передает мир прекрасного. Авторский идеал воплощен в образах жизнерадостных абруццких горцев, в красоте горы Монте-Соляро, он отражен в Мадонне, украсившей грот, в самой солнечной, сказочно прекрасной Италии, отторгнувшей от себя господина из Сан-Франциско.

И вот она происходит, эта ожидавшаяся, неотвратимая смерть. На Капри господин из Сан-Франциско внезапно умирает. Оправдываются наше предчувствие и эпиграф рассказа. История с помещением господина в ящик из-под содовой, а затем в гроб показывает всю тщету и бессмысленность тех накоплений, вожделений, самообольщения, с которыми существовал до этого момента главный герой.

Возникает новая точка отсчета времени и событий. Смерть господина как бы рассекает повествование на две части, и этим определятся своеобразие композиции. Резко меняется отношение к умершему и его жене. На глазах становятся равнодушно-черствыми хозяин отеля и коридорный Луиджи. Обнаруживается жалкость и абсолютная ненужность того, кто считал себя центром вселенной.

Бунин ставит вопросы о смысле и сути бытия, о жизни и смерти, о ценности человеческого существования, о грехе и вине, о Божьем суде за преступность деяний. Оправдания и прощения герой рассказа от автора не получает, и океан гневно рокочет при обратном следовании парохода с гробом усопшего.

Заключительное слово учителя

Когда-то Пушкин в стихотворении периода южной ссылки романтически славил свободное море и, меняя наименование, величал его «океаном». Так же он рисовал две смерти на море, обращая свой взор к скале, «гробнице славы», а заканчивал стихи размышлением о благе и тиране. По существу, аналогичную структуру предложил и Бунин: океан – корабль, «прихотью хранимый», «пир во время чумы» – две смерти (миллионера и Тиберия), скала с развалинами дворца – размышление о благе и тиране. Но как все переосмыслено у писателя «железного» ХХ века!

С эпической обстоятельностью, доступной прозе, Бунин рисует море не как свободную, прекрасную и своенравную, а как грозную, свирепую и гибельную стихию. Пушкинский «пир во время чумы» утрачивает свою трагедийность и получает пародийно-гротескный характер. Смерть героя рассказа оказывается людьми не оплаканной. А скала на острове, пристанище императора, на этот раз становится не «гробницей славы», а пародийным памятником, объектом туризма: люди через океан тащились сюда, с горькой иронией пишет Бунин, взбирались на крутую скалу, на которой проживал мерзкий и развратный изверг, обрекавший людей на бесчисленные смерти. Такое переосмысление передает гибельность и катастрофичность мира, оказавшегося, как и пароход, на краю бездны.

Литература

Дмитрий Быков. Иван Алексеевич Бунин. // Энциклопедия для детей «Аванта+». Том 9. Русская литература. Часть вторая. XX век. М., 1999

Вера Муромцева-Бунина. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М.: Вагриус, 2007

Галина Кузнецова. Грасский дневник. М.: Московский рабочий, 1995

Н.В. Егорова. Поурочные разработки по русской литературе. 11 класс. I полугодие. М.: ВАКО, 2005

Д.Н. Мурин, Е.Д. Кононова, Е.В. Миненко. Русская литература XX века. Программа 11 класса. Тематическое поурочное планирование. СПб.: СМИО Пресс, 2001

Е.С. Роговер. Русская литература XX века. СП.: Паритет, 2002

Именем российского писателя названа улица в Италии

Несмотря на то, что с момента пребывания А.М. Горького на Капри прошло сто лет, память о русском писателе до сих пор живет среди обитателей этого маленького острова неподалеку от Неаполя.

Впервые Горький прибыл на Капри в конце 1906 года. Он был политическим ссыльным, арестованным во время Первой русской революции, но затем освобожденным под влиянием общественного мнения. Покинув Россию, писатель направился в Соединенные Штаты собирать средства для социал-демократической партии, но вынужден был уехать из Америки из-за разразившегося скандала по поводу того, что в поездке его сопровождала гражданская жена, знаменитая актриса Московского художественного театра Мария Андреева.

Таким образом, после череды испытаний, разочарований и потрясений Горький нашел приют и желанное уединение на Капри, где радушие и гостеприимство местных жителей создали ему идеальные условия для литературной работы.

В то время имя «Массимо» Горький уже было широко известно и очень любимо в Италии. На Капри писатель становится, пожалуй, самой большой иностранной знаменитостью, и его личность привлекает в это тихое место многих художников, литераторов, философов, политических деятелей, которые постепенно образуют самую большую русскую колонию в Италии, просуществовавшую вплоть до начала Первой мировой войны.

За время «каприйской ссылки» (1906-1913 годы) в гостях у Горького побывали писатели Л. Андреев и И. Бунин (последний провел на острове несколько зим, успешно работая). На Капри оказалось немало молодых литераторов, которые начали печататься благодаря поддержке Горького.

Популярный юморист и сатирик Саша Черный писал Горькому, что вспоминает о Капри «как о большом Вашем имении с маленькой мариной, скалами, рыбной ловлей...» Особая артистическая атмосфера в доме писателя привлекала сюда и великого певца Федора Шаляпина, который часто, особенно в весенние и летние месяцы, гостил у своего знаменитого друга.

В начале 1910-х годов на острове появились молодые художники, которые благодаря возобновленным академическим стипендиям смогли позволить себе длительное пребывание в Италии с целью совершенствования своего мастерства. Среди них были гравер и офортист В.Д. Фалилеев, живописец И.И. Бродский, портретист и художник В.И. Шугаев, которых на Капри интересовали не только захватывающие дух виды, но и возможность сделать портреты Горького и его известных друзей.

На Капри Горький пользовался безоговорочным уважением и любовью, почти обожанием местных жителей, и интерес к его личности не угас до сих пор.

В 2006 году, к столетию приезда писателя на Капри, в местном издательстве «Oebalus» вышла книга ««Горький» писатель в «сладкой» стране», в которую вошли статьи исследователей «итальянских» связей писателя, а также воспоминания о встречах с Горьким на Капри и в Сорренто художников И. Бродского, Н. Бенуа, Ф. Богородского, Б. Григорьева, П. Корина, поэта В. Иванова, писателей К. Чуковского, Н. Берберовой, скульптора С. Коненкова и других.

Совсем недавно компания «B&BFilm» выпустила документальный фильм «Другая революция» молодых режиссеров Раффаэле Брунетти и Пьерджорджио Курци, посвященный созданию на Капри Высшей социал-демократической школы для подготовки рабочих-пропагандистов и последовавшему за этим идеологическому конфликту ее создателей с Лениным.

В 1994 году сбоник статей под таким же названием вышел в каприйском издательстве «LaConchiglia». Его составитель и один из авторов, известный писатель, исследователь российско-итальянских отношений Витторио Страда в течение нескольких лет возглавлял Институт итальянской культуры в Москве. Он же - один из участников фильма, который погружает нас в атмосферу духовных исканий Горького, увлекшегося тогда идеями философа А.А. Богданова и разрабатывавшего теорию «богостроительства», с которыми вел жесткую полемику Ленин, дважды приезжавший на Капри. В воспоминание об этом визите на острове установлена стела, автором которой является выдающийся итальянский скульптор Джакомо Манцу.

Создать фильм о далеких страницах нашей истории его авторов не в последнюю очередь побудили личные мотивы.

Дед Рафаэля Брунетти владел одним из домов, где жил Горький, и детские воспоминания о туристах из Советского Союза, которые тайком забредали к ним в сад, чтобы увидеть места, связанные с писателем, глубоко запечатлелись в сознании режиссера. В фильме показаны каприйские пристанища Горького – отель «Квисисана», вилла Блэзус, вилла Эрколано, прозванная «красным домом». Немало документальных материалов – сделанные на Капри фото (в том числе знаменитая фотография, на которой в присутствии Горького Ленин играет с Богдановым в шахматы) и редкие любительские съемки. На одной из них можно видеть Горького вместе с Шаляпиным, на другой – писатель выходит из дома на одну из улочек Капри. Кадры местной кинохроники дают представление о патриархальной атмосфере острова, который в то время населяли в основном рыбаки и который только после Второй мировой войны сделался центром притяжения богатых туристов.

Фильм «Другая революция», показанный на Капри и в Риме, будет представлен во многих европейских странах и войдет в программу Московского кинофестиваля.

На днях на Капри произошло еще одно событие, связанное с именем русского писателя - вручение литературной премии имени Горького, учрежденной в 2008 году под эгидой Российского посольства в Италии и Министерства культуры РФ с целью укрепления культурных связей между двумя странами в области литературы и литературного перевода.

Премию вручают попеременно в России и в Италии русским и итальянским писателям и переводчикам.Лауреатами нынешней премии Горького стали известный итальянский писатель Николо Амманити за роман «Я не боюсь» и переводчица на итальянский язык «Вишеры. Антироман» Варлама Шаламова Клаудиа Зонгетти. Специальной премией награждена известная итальянская певица Чечилия Бартоли за общий вклад в культуру.

В обрамлении восхитительных пейзажей Капри состоялся круглый стол «Русская история XX века в итальянской литературе», организованный Андреа Кортеллесса, с участием российских и итальянских исследователей, а также выставка фотографий «Очарованный островом», посвященная годам пребывания Горького на Капри, на которой были представлены материалы из архива Дома-музея М. Горького в Москве.

На Капри появилась улица, носящая имя писателя. Она украшена мозаикой с его портретом работы Рустама Хамдамова и еще раз напоминает всем приезжающим на этот далекий остров о том, что имя русского писателя, создавшего здесь многие свои рассказы, повесть «Исповедь» и окончание романа «Мать», в Италии не забыто.

Специально для Столетия

28 ноября 1906 года в Берлине после мучительной агонии от родовой горячки скончалась первая жена Андреева - Александра Михайловна (урожденная Велигорская), дальняя родственница Тараса Шевченко. Это был удивительной души человек, ставший для Андреева и женой, и талантливым читателем-редактором его рукописей. Умерла, разрешившись вторым сыном (первого звали Вадим) Даней, Даниилом, будущим религиозным мыслителем, визионером, поэтом, которого называют «русским Данте», «русским Сведенборгом».

Крестным отцом Даниила был Максим Горький. Но затем пути крестного и крестника решительно разойдутся: Горький станет великим «пролетарским писателем», «основоположником социалистического реализма», Даниил Леонидович, отслужив в Красной Армии, окажется во Владимирской тюрьме, где будет сидеть до самой смерти Сталина и где придет к нему видение «Розы мира» (название его знаменитого религиозно-философского трактата).

Не в состоянии управляться с малолетним сыном, Андреев отправил Даню в Москву к бабушке по матери, урожденной Шевченко. И впоследствии, когда Андреев с новой женой Анной Ильиничной, Вадимом и новыми детьми, Верой, Саввой и Валентином стали, жить в Финляндии, Даниил оставался в Москве, где его застигла революция.

О том, насколько мучительно переживал Андреев смерть «Дамы Шуры» (как шутливо называл ее Горький, и ей нравилось это прозвище), можно судить по его письму от 23 ноября 1906 года, за два дня до смерти жены:

«Милый Алексей! Положение очень плохое. После операции на 4-й день явилась было у врачей надежда, но не успели обрадоваться - как снова жестокий озноб и температура 41,2. Три дня держалась только ежечасными вспрыскиваниями кофеина, сердце отказывалось работать, а вчера доктора сказали, что надежды в сущности никакой и нужно быть готовым. Вообще последние двое суток с часу на час ждали конца. А сегодня утром - неожиданно хороший пульс и так весь день, и снова надежда, а перед тем чувствовалось так, как будто она уже умерла. И уже священник у нее был, по ее желанию, приобщили. Но к вечеру сегодня температура поднялась, и начались сильные боли в боку, от которых она кричит, и гнилостный запах изо рта. Очевидно, заражение проникло в легкие и там образовался гнойник. Если выздоровеет, то весьма вероятен туберкулез. Но это-то не так страшно, только бы выздоровела.

Сейчас, ночью, несмотря на морфий, спит очень плохо, стонет, задыхается, разговаривает во сне или в бреду. Иногда говорит смешные вещи.

И мальчишка (Даниил. - П. Б.) был очень крепкий, а теперь заброшенный, с голоду превратился в какое-то подобие скелета с очень серьезным взглядом.

И временами ошалеваешь ото всего этого. Третьего дня я все смутно искал какого-то угла или мешка, куда бы засунуть голову - все в ушах стоят крики и стоны. Но вообще-то я держусь и постараюсь продержаться. Ведь ты знаешь, она действительно очень помогала мне в работе.

До свидания. Поцелуй от меня Марию Федоровну.

Твой Леонид.

Не удивляйся ее желанию приобщиться, она и всегда была в сущности религиозной. Только поп-то настоящий уехал в Россию, а явился вместо него какой-то немецкий поп, не знающий ни слова по-русски. Служит по-славянски, то есть читает, но, видимо, ничего не понимает. И Шуре, напрягаясь, пришлось приискивать немецкие слова. 32 дня непрерывных мучений!»

В декабре 1906 года Андреев вместе со старшим сыном Вадимом приехал на Капри к Горькому.

Но прежде надо представить себе положение Горького в Италии. Его американская поездка фактически сорвалась и сопровождалась постоянным скандалом: его с М. Ф. Андреевой как невенчанных отказались пустить в какую-либо гостиницу, даже самую захудалую. Америка - пуританская страна.

Впрочем, поначалу Горький даже был восхищен Америкой, особенно Нью-Йорком, по распространенной ошибке всякого вновь приезжего путая всю Америку с Нью-Йорком и даже не со всем Нью-Йорком, а с Манхэттеном. «Вот, Леонид, где нужно тебе побывать, - уверяю тебя. Эта такая удивительная фантазия из камня, стекла, железа, фантазия, которую создали безумные великаны, уроды, тоскующие о красоте, мятежные души, полные дикой энергии. Все эти Берлины, Парижы и прочие „большие“ города - пустяки по сравнению с Нью-Йорком. Социализм должен впервые реализоваться здесь…»

Через несколько дней он уже изменил свое отношение к стране и писал Андрееву: «Мой друг, Америка изумительно-нелепая страна, и в этом отношении она интересна до сумасшествия. Я рад, что попал сюда, ибо и в мусорной яме встречаются перлы. Например, серебряные ложки, выплеснутые кухаркой вместе с помоями.

Америка - мусорная яма Европы. <…>

Я здесь все видел - М. Твена, Гарвардский университет, миллионеров, Гиддингса и Марка Хаша, социалистов и полевых мышей. А Ниагару - не видал. И не увижу. Не хочу Ниагары.

Лучше всего здесь собаки, две собаки Нестор и Дёори.

Затем - бабочки. Удивительные бабочки! Пауки хорошо. И - индейцы. Не увидав индейца, - нельзя понять цивилизацию и нельзя почувствовать к ней надлежащего по силе презрения. Негр тоже слабо переносит цивилизацию, но негр любит сладкое. Он может служить швейцаром. Индеец ничего не может. Он просто приходит в город, молча некоторое время смотрит на цивилизацию, курит, плюет и молча исчезает. Так он живет и когда наступит час его смерти, - он тоже плюется, индеец! <…>

Еще хороши в Америке профессора и особенно психологи. Из всех дураков, которые потому именно глупы, что считают себя умными, эти самые совершенные. Можно ездить в Америку для того только, чтобы побеседовать с профессором психологии. В грустный час ты сядешь на пароход и, проболтавшись шесть дней в океане, вылезаешь в Америке. Подходит профессор и, не предлагая понести твой чемодан, - что он, вероятно, мог бы сделать артистически, - спрашивает, заглядывая своим левым глазом в свою же правую ноздрю:

Полагаете ли вы, сэр, что душа бессмертна?

И если ты не умрешь со смеха, спрашивает еще:

Разумна ли она, сэр?

Иногда кожа на спине лопается от смеха.

Интересна здесь проституция и религия. Религия - предмет комфорта. К попу приходит один из верующих и говорит:

Я слушал вас три года, сэр, и вы меня вполне удовлетворяли. Я люблю, чтобы мне говорили в церкви о небе, ангелах, будущей жизни на небесах, о мирном и кротком. Но, сэр, последнее время в ваших речах звучит недовольство жизнью. Это не годится для меня. В церкви я хочу найти отдых… Я - бизнесмен - человек дела, мне необходим отдых. И поэтому вы сделаете очень хорошо, сэр, если перестанете говорить о… трудном в жизни… или уйдете из церкви…

Поп делает так или эдак, и все идет своим порядком».

Судя по этим письмам, а также по очерку «Город Желтого Дьявола», посвященному Нью-Йорку, Горький был не слишком доволен американской поездкой. 1 апреля 1906 года его и М. Ф. Андрееву буквально выставили на улицу из отеля «Бельклер» и не приняли ни в один другой. Сперва Горький со своей гражданской женой был вынужден поселиться в клубе молодых писателей на 5-й авеню, а затем их любезно приютила в своем доме чета Престони и Джона Мартин.

По этому поводу Горький написал возмущенное письмо в «Times»: «Моя жена - это моя жена, жена М. Горького. И она, как и я - мы оба считаем ниже своего достоинства вступать в какие-то объяснения по этому поводу. Каждый, разумеется, имеет право говорить и-думать о нас все, что ему угодно, а за нами остается наше человеческое право - игнорировать сплетни. Лучшие люди всех стран будут с нами».

Совсем иной прием ждал Горького в Италии. В Италии его знали задолго до приезда. Его произведениями увлекалась молодежь, его творчество изучали в Римском университете. И потому когда пароход «Принцесса Ирэн» с Горьким и Марией Андреевой на борту 13 октября подошел к причалу Неаполитанского порта, на борт его ринулись журналисты. Корреспондент местной газеты Томмазо Вентура по-русски произнес приветствие от имени неаполитанцев великому писателю Максиму Горькому.

На следующий день все итальянские газеты сообщали о прибытии Горького в Италию. Газета «Avanti» писала: «Мы также хотим публично, от всего сердца приветствовать нашего Горького. Он - символ революции, он является ее интеллектуальным началом, он представляет собой все величие верности идее, и к нему в этот час устремляются братские души пролетарской и социалистической Италии.

Да здравствует Максим Горький!

Да здравствует русская революция!»

На узких неаполитанских улочках его везде поджидали восторженные толпы, которые скандировали: «Да здравствует Максим Горький! Да здравствует русская революция!» В дело пришлось вмешаться карабинерам, и Горький едва не пострадал из-за своих обожателей.

Неаполитанский театр «Политеама» пригласил Горького и Андрееву на спектакль «Маскотт». Гости опоздали, и когда они вошли в ложу, увертюра уже началась. Представление немедленно остановили, зажгли свет, музыка прервалась, артисты вышли из-за кулис, публика вскочила с мест. «Evviva Gorki!» «Evviva la rivoluzione!» «Abbasso lo czar!» («Долой царя!») Оркестр вместо увертюры заиграл «Марсельезу». После спектакля народ уже ждал Горького у подъезда, он едва добрался до своего экипажа, который потом долго двигался сквозь толпу к отелю. Пожалуй, подобного Горький не знал даже в России.

Вопрос о месте его пребывания в Европе был решен. Горькому полюбился остров Капри, где было относительно тихо, в сравнении с Неаполем, и можно было спокойно работать, принимать гостей. Для старейшин и жителей острова это была огромная честь. На Капри Горький провел семь лет и написал здесь многие из своих лучших произведений: «Исповедь», «Детство», «Городок Окуров», «Хозяин», «По Руси» и другие.

Но в чаду апофеоза встречи великого писателя мало кто обратил внимание на два очевидных и досадных противоречия. Во-первых, странно, что политический изгнанник поселяется сперва в роскошном отеле «Везувий», а затем снимает виллу на самом дорогом итальянском курорте. Вспомним рассказ Бунина «Господин из Сан-Франциско». Именно на острове Капри внезапно скончался американский миллионер. Уже тогда Капри был излюбленным местом богатых американских туристов. Во-вторых, непонятно, почему левые итальянские журналисты с настойчивостью желали русской революции и свержения русского царя. Будто в самой Италии, в том же Неаполе, не было проблем с нищетой. Нельзя сказать, что Горький закрыл на это глаза. В его «Сказках об Италии» сказано и об этом.

Но Россия посадила его в Петропавловку и выдворила из страны. Европа его приняла, а Италия почти обожествила. В России было неловко жить богато автору «Челкаша» и «На дне». Русская этика не принимает расхождения между словом и поведением, а слово и жизнь у Горького в какой-то момент стали серьезно расходиться. Европейская этика принимала это, не видела в том противоречия.

Уже в письме к Андрееву, написанном Горьким в марте 1906 года, когда он впервые оказался за границей, в Берлине, чувствуется его очарование европейским образом жизни - внешне чистым, культурным. Для него, видевшего в жизни немало грязного, смрадного, это был немаловажный аргумент в пользу Запада.

«Когда ворочусь из Америки, - пишет он, - сделаю турне по всей Европе - то-то приятно будет!

А ты живи здесь (то есть за границей. - П. Б.). Ибо в России даже мне стало тошно, на что выносливая лошадка».

И вот они встречаются на Капри. Один - в апофеозе своей итальянской славы, весь переполненный восторгом от Италии, ее моря, ее солнца, весь насыщенный творческими планами. Бодрый, веселый, щедрый. Артистичный. Способный обворожить любого гостя. Даже Бунин, несколько раз побывавший у Горького на Капри вместе с Верой Николаевной Муромцевой, вспоминал, что это было лучшее время, проведенное им с Горьким, когда он был ему «особенно приятен». Вера же Николаевна была просто без ума от горьковских рассказов, его остроумия и какого-то аристократического артистизма. Кажется, именно она впервые заметила, что у Горького длинные тонкие пальцы музыканта.

Вот и Андрееву отдохнуть бы с ним душой от страшной потери «Дамы Шуры». Но не получается. Что-то не сходится.

Андреев пишет Евгению Чирикову с Капри: «Скучновато без людей. Горький очень милый, и любит меня, и я очень люблю, - но от жизни, простой жизни, с ее болями он так же далек, как картинная галерея какая-нибудь. Во всяком случае, с ним мне приятно - хоть часть души находит удовлетворение. Занятный человек и Пятницкий, но сблизиться с ним невозможно. Остальное же, что вокруг Горького, только раздражает… И неуютно у них. Придешь иной раз вечером - и вдруг назад на пустую виллу потянет».

Вспоминает Горький: «Андреев приехал на Капри, похоронив „Даму Шуру“ в Берлине, - она умерла от послеродовой горячки. Смерть умного и доброго друга очень тяжело отразилась на психике Леонида. Все его мысли и речи сосредоточенно вращались вокруг воспоминаний о бессмысленной гибели „Дамы Шуры“.

Понимаешь, - говорил он, странно расширяя зрачки, - лежит она еще живая, а дышит уже трупным запахом. Это очень иронический запах.

Одетый в какую-то черную бархатную куртку, он даже и внешне казался измятым, раздавленным. Его мысли и речи были жутко сосредоточены на вопросе смерти. Случилось так, что он поселился на вилле Карачиолло, принадлежавшей вдове художника, потомка маркиза Карачиолло, сторонника французской партии, казненного Фердинандом Бомбой. В темных комнатах этой виллы было сыро и мрачно, на стенах висели незаконченные грязноватые картины, напоминая о пятнах плесени. В одной из комнат был большой закопченный камин, а перед окнами ее, затеняя их, густо разросся кустарник; в стекла со стен дома заглядывал плющ. В этой комнате Леонид устроил столовую.

Как-то под вечер, придя к нему, я застал его в кресле пред камином. Одетый в черное, весь в багровых отсветах тлеющего угля, он держал на коленях сына своего, Вадима, и вполголоса, всхлипывая, говорил ему что-то. Я вошел тихо; мне показалось, что ребенок засыпает, я сел в кресло у двери и слышу: Леонид рассказывает ребенку о том, как смерть ходит по земле и душит маленьких детей.

Я боюсь, - сказал Вадим.

Не хочешь слушать?

Я боюсь, - повторил мальчик.

Ну, иди спать…

Но ребенок прижался к ногам отца и заплакал. Долго не удавалось нам успокоить его. Леонид был настроен истерически, его слова раздражали мальчика, он топал ногами и кричал:

Не хочу спать! Не хочу умирать!

Когда бабушка увела его, я заметил, что едва ли следует пугать ребенка такими сказками, какова сказка о смерти, непобедимом великане.

А если я не могу говорить о другом? - резко сказал он. - Теперь я понимаю, насколько равнодушна „прекрасная природа“, и мне одного хочется - вырвать мой портрет из этой пошло-красивенькой рамки.

Говорить с ним было трудно, почти невозможно, он нервничал, сердился и, казалось, нарочито растравлял свою боль».

Вспоминает Е. П. Пешкова:

«Вскоре после смерти жены Леонид Николаевич решил уехать на Капри, зная, что там живет Горький. Когда они встретились, он просил Алексея Максимовича быть крестным отцом несчастного ребенка, на что Алексей Максимович дал письменное согласие.

На другой же день я отправилась к Леониду Николаевичу. Он жил в большой мрачной вилле, густо заросшей деревьями, которые подступали к окнам. Жил он с матерью, Анастасией Николаевной, и маленьким сыном Вадимом.

Леонид Николаевич мне обрадовался, повел в столовую, усадил за стол, на котором стоял горячий самовар, привезенный Анастасией Николаевной из Москвы, - налил мне и себе чаю и тут же стал подробно рассказывать о болезни Александры Михайловны. Говорил, что ее лечили неправильно, обвинял берлинских врачей.

Рассказывал Леонид Николаевич медленно, с остановками, глядя куда-то вдаль, точно оживляя для себя то, о чем рассказывал. Стакан за стаканом пил он очень крепкий чай, потом опять ходил по комнате, порою подходил к буфету, доставал фиаско местного вина, наливал в бокал и залпом выпивал. И снова молча ходил по комнате.

Я старалась перевести разговор на другое. Рассказывала о жизни в Москве. Он слушал рассеянно, видимо, думая о другом.

В одно из моих посещений, когда мы были одни, Леонид Николаевич сказал:

Знаете, я очень часто вижу Шуру во сне. Вижу так реально, так ясно, что, когда просыпаюсь, ощущаю ее присутствие; боюсь пошевелиться. Мне кажется, что она только что вышла и вот-вот вернется. Да и вообще я ее часто вижу. Это не бред. Вот и сейчас, перед вашим приходом, я видел в окно, как она в чем-то белом медленно прошла между деревьями… точно растаяла…

Мы долго сидели молча».

«Когда я уехала с Капри, - продолжала Екатерина Павловна, - он собирался мне писать, но получила я только одно письмо:

Милая Екатерина Павловна!

Не пишу, потому что в ужасно мерзком состоянии. И душа и тело развалились.

Бессонница, мигрень и пр. Кроме того, пишу рассказ („Иуда Искариот“. - П. Б.) и десятки, сотни деловых писем.

И писать мне вам - скучно. Хочется поговорить, а не писать. Вероятно, приеду - к вам. Вы верите, что я вас люблю? Даже - когда молчу и ничего не пишу. И Максимку (сын Горького - Максим Пешков. - П. Б.). Алексей - крестный отец у моего несчастного Данилки, а я - разве я не чувствую себя крестным отцом Максимки? Вы не смеетесь? Вы не сердитесь?

И вы мне всего не сказали, и я вам всего не сказал. Но это - впереди. Крепко, так, чтобы почувствовалось, жму вашу милую руку. И Софье Федоровне хороший поклон. Мне до сих пор жалко, что не отдал ей калош!“».

В гостях у Горького на его вилле «Спинола» в период с 1906 по 1913 год побывали десятки гостей, от Ленина и до переводчика «Капитала» Маркса - Генриха Лопатина, от писателя Ивана Бунина и до певца Федора Шаляпина, от издателя А. Н. Тихонова до приемного сына Горького - Зиновия Пешкова, будущего боевого генерала, героя французского Сопротивления. Бывали здесь и сын Максим с матерью Е. П. Пешковой. И все они - получали заряд силы, бодрости, радости. Чудотворные лучи каприйского солнца и морской воздух как бы умножались энергетической натурой Горького, который поистине «расцвел» на Капри.

И только с Андреевым, его лучшим другом, отношения не заладились. Судя по его письму Е. П. Пешковой, даже с первой женой Горького Андреев чувствовал себя свободнее. Отчасти это объясняется письмом Андреева Чирикову. Вокруг Горького находилось слишком много людей, как это всегда бывает вокруг человека, когда он находится «в силе и славе». Андреев после смерти «Дамы Шуры» требовал к себе особого отношения. По-видимому, этого не случилось.