Наша история невероятно противоречива и неоднозначна. Пожалуй, нет ни одного сколько-нибудь важного исторического события или исторической личности, отношение к которым было бы единым у всех.
Вот два характерных высказывания на одном из форумов по поводу фильма о Софье Перовской:
«Народовольцы, безусловно, мученики, как и Александр II. Желая блага Родине, они шли к нему разными путями. Великие люди! Наши патриоты! Жаль, что они не объединили усилия свои и вряд ли их разобщенность была предопределена».
«Люди, убившие царя-освободителя — герои? Подрывавшие закон и порядок государства? Изменяющие главной заповеди Христа — не убий? Мда…»
Неоднозначным было и отношение к деятельности С. Перовской ее современников. Одним из лучших стихотворений в прозе И.С. Тургенева по праву считается “Порог”. Напечатано оно впервые в сентябре 1883 года. Написано под впечатлением процесса Веры Засулич — террористки, которая стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф.Трепова. Но созданный Тургеневым образ вполне можно отнести и к Софье Перовской. Она стоит на пороге новой жизни. Писатель создает образ женщины-революционерки, готовой идти на любые страдания и лишения во имя счастья и свободы народа. И она переступает через этот символический порог …
П.Строев "Девушка перед дверью тюрьмы". Иллюстрация к стихотворению в прозе Тургенева "Порог"
“… и тяжелая занавеса упала за нею.
— Дура! – проскрежетал кто-то сзади.
— Святая! – пронеслось откуда-то в ответ”.
С какой контрастностью передано отношение к одному и тому же факту, явлению, событию двух разных людей!
Итак, кто же она, Софья Львовна Перовская?
Софья Перовская принадлежала к группе восьми террористов-народовольцев, первомартовцев, участвовавших в подготовке и осуществлении убийства императора Александра II 1 марта 1881 г. Пятеро из них были повешены: (Желябов, Перовская, Кибальчич, Михайлов, Рысаков), но к ним относят еще И. Гриневицкого, погибшего при покушении; Н. Саблина, застрелившегося при попытке ареста; Г. Гельфман, помилованную из-за беременности, которая впоследствии умерла в тюрьме.
(Так же, первомартовцами, иногда называют и участников предотвращенного террористического акта, готовившегося в Петербурге на Невском проспекте 1 марта 1887 г., в числе которых был А.И. Ульянов).
Петербургский период жизни: детство и юность
Софья Перовская родилась в 1853 году в семье военного губернатора Санкт-Петербурга Льва Перовского. Детство Софьи, как и большинства детей российских аристократов, было безоблачным. Окруженная заботой родителей и гувернанток, она получила прекрасное домашнее образование, но девушке хотелось большего. Она отказалась поступать в Смольный институт, а пошла на Аларчинские женские курсы при мужской гимназии. Попытки отца наставить дочь «на путь истинный» результатов не дали — Софья с детства отличалась сильной волей и привыкла добиваться своего. Именно здесь, на курсах, где в основном учились дочери мелких чиновников и мещан, Софья приобщилась к идеям народничества и решила посвятить свою жизнь просвещению простого народа и борьбе за его лучшее будущее. Отец знал, в окружении каких людей находится его дочь, но попытки как-то повлиять на Софью всегда оказывались безрезультатными. Девушка просто сбежала из дома, а когда её стала разыскивать полиция, уехала в Киев. Домой она вернулась только после обещания отца выдать ей паспорт и разрешить жить самостоятельно.
После сдачи экзаменов за курс гимназии Софья поступила на педагогические курсы, чтобы стать народной учительницей. Вокруг неё снова сложился кружок молодежи, приверженной идеям народничества. Несмотря на высокое положение отца, Софья попала в списки «политически неблагонадежных», ей даже не выдали диплом учительницы после окончания курсов. Но это девушку не смутило: она уехала в Тверскую губернию работать помощницей учительницы в селе Едименово. Весной 1873 года Софья все-таки добилась получения заветного диплома и отправилась учительствовать в Самарскую, а затем в Симбирскую губернии.
Но, познакомившись ближе с крестьянской жизнью, она разочаровалась в идее просвещения крестьян и вернулась в Петербург, где вела занятия с рабочими. Вскоре за свою деятельность она была арестована и помещена в Петропавловскую крепость, где пробыла полгода и откуда ее вызволил отец, взяв на поруки. Строптивая Софья не желала материально зависеть от отца, она поступила на курсы фельдшеров и после их окончания уехала работать фельдшером в симферопольскую земскую больницу.
Симферопольский период жизни
С Крымом у Софью Перовской связано многое, она провела там несколько лет. Ее детские годы (1858-1859, 1867-1869) прошли в имении Кильбурун (ныне Пионерское), а более зрелые (1876 -1878) в Симферополе, на территории губернской земской больницы и, очевидно, на даче деда. Позже Софья Перовская жила под Севастополем - на хуторе Приморском, а в Симферополе бывала наездами.
Памятник Софье Перовской вблизи Севастополя
В имении и на даче была хорошая библиотека. Сюда из Петербурга приезжали братья и их друзья, не раз обсуждавшие острые политические вопросы. Все это утверждало мировоззрение С. Л. Перовской. Она работала в земской больнице, и отзывы о ней были очень хорошими: «Соня была сердечным и отзывчивым человеком по отношению ко всякому людскому горю, ко всякой немощи и страданию,- рассказывали о ней знакомые.- Она была изумительной сестрой милосердия при ухаживании за больными».
Готовя себя для «хождения в народ», С Л. Перовская в 1876 г. поступила в Симферополе на открытые женские фельдшерские курсы.
Она поселилась на территории больницы вместе с другими курсистсками и, кроме слушания лекций, дежурила по палатам, ухаживала за больными. В это же время, по воспоминаниям ее брата В. Л. Перовского, «ходила на дом к одной старухе, безнадежно больной раком, и делала ей перевязку, крайне тяжелую, вследствие несносного гнилостного запаха из раны; несчастная больная была в восторге от Сони». Судя по защитной речи адвоката Е. И. Кедрина, во время русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг. Софья Перовская, окончившая к тому времени курсы, была назначена заведующей двумя бараками Красного Креста и оказывала большую помощь раненым, привозимым в Симферополь с русско-турецкого фронта.
В 1878 г. в Симферополе Перовская была арестована за участие в революционном кружке, отправлена в ссылку в Олонецкую губернию, но по пути бежала. Последние три года провела в подполье.
Окончательный переход к терроризму
В конце 1870-х годов среди народовольцев возникли разногласия: часть из них продолжала верить в идею народного просвещения. А другая часть разуверилась в этой идее и перешла к идее терроризма. На воронежском съезде народников в 1879 г. Софья Перовская поддержала ту часть партии, которая выступила за индивидуальный террор как метод политической борьбы. Она окончательно разуверилась в идеях народников, искренне считала, что убийством царя и нескольких видных сановников можно привести народ к революции, а на каждую казнь борцов с царизмом надо отвечать актами террора. Она была избрана в исполнительный комитет «Народной воли» и стала участвовать в подготовке к покушениям. Софья Перовская пользовалась уважением своих соратников, П. Кропоткин писал о ней: «Достаточно посмотреть на ее портрет, на ее высокий лоб и выражение лица, чтобы понять, что ум ее был вдумчивый и серьезный, что поверхностно увлекаться было не в ее натуре, что спорить она не станет, а если выскажет свое мнение, то будет отстаивать его».
Она участвовала в двух покушениях на императора: в 1879 г. взрыв царского поезда под Москвой — играла роль жены путевого обходчика Сухорукова (народовольца Л. Н. Гартмана); из домика, в котором они поселились, был проведен подкоп под полотно железной дороги и заложена мина.
Весной 1880 участвовала в подготовке покушения на царя в Одессе. И только третье покушение 1 марта 1881 г. закончилось цареубийством.
Она руководила наблюдательным отрядом, а после ареста лидера партии А. И. Желябова (ее гражданского мужа) возглавила дело и довела его до конца, лично начертив план расстановки метальщиков и подав знак к действию на месте покушения. Надеясь освободить арестованных товарищей после цареубийства, не покинула Петербург и была арестована. По процессу «первомартовцев» Перовская была приговорена к смертной казни и повешена, став первой женщиной в России, казненной за политическое преступление.
Т. Назаренко "Казнь народовольцев"
В 70-е же и 80-е годы русские художники создали много картин, иносказательно отразивших героику и трагедию народничества. Одна из выдающихся - «Боярыня Морозова» В. И. Сурикова , задуманная в 1881 г. под впечатлением казни Софьи Перовской. Подвиг женщины - первой в России, казненной за борьбу против самодержавия, - поразил воображение художника, и он в поисках иносказательного отклика на это событие обратился к личности Феодосии Морозовой, ибо она расценивалась тогда в демократических кругах как пример благородного и самоотверженного характера, готового скорее погибнуть, чем изменить своим убеждениям.
Взято у http://karpets.livejournal.com/1630767.html
ЛЮБОВЬ И КРОВЬ
Роман
Часть III ЖЕЛЯБОВ И СИМОН ВОЛХВ
(отрывок)
О ней говорили самые противоположные вещи. Одни - что в свои двадцать восемь она выглядит на пятьдесят, другие - на восемнадцать. Одни видели ее лицо в ангельском, небесном сиянии, другие - в зиянии приоткрытых коричневато-фиолетовых петербургских люков. Рядом с ней одни чувствовали запах фиалки, другие - зловоние сточных вод. Она была очень похожа на город, в котором выросла и погибла. Она сама была им.
У нее был большой лоб, волосы зачесаны назад, большие бледные губы, сами по себе привлекательные, но нарочито выпяченные из-за совершено неожиданно мелкого подбородка. Глаза под узкими и редкими бровями были поставлены близко друг к другу.
Софья Львона Перовская принадлежала к самому высшему слою Империи: она, дочь бывшего петербургского генерал-губернатора, была из тех Перовских, что произошли от младшей ветви семейства Алексея Разумовского, морганатического супруга Императрицы Елизаветы Петровны, который сам, правда, не был родовит: он начинал какцерковный певчий как раз в то время, когда строгое крюковое пение в унисон было Высочайшими указами заменено концертным, и в быстром на язык народе немедленно родилась поговорка «Партесы поют бесы». Действительно, что-то совершенно бесовское, шутовское - от прямого значения шут, черт - звучало, когда, завершая благодарственное песнопение святого Амвросия Медиоланского на музыку Березовского, сладкозвучный тенор бывшего пастушонка Алешки Розума взвивался многократным «Аминь! Аминь! Аминь! Аминь! Аминь!», а на площадях строго приуроченно к окончанию литургии палила канонада.
Дед Софьи Львовны, Лев Алексеевич Перовский, был министром просвещения, отец, Лев Львович, - петербургским генерал-губернатором, а родной дядя отца, граф Василий Алексеевич Перовский, успешно завоевывал Царю и Отечеству Среднюю Азию.
Генерал Лев Львович Перовский был барин, ветреник, бонвиван, тот самый Его Превосходительство, любивший домашних птиц и хорошеньких девиц (за что его несколько раз укорял Государь), при этом истовый царедворец (за что его несколько раз награждал Государь), ревностный служака и заботливый отец семейства, сколь заботливый, столь и истово строгий. Постоянно сгоравший от любовных увлечений юными барышнями полусвета и дворовыми девушками, Лев Львович к детям и родным был сугубо требователен и вдвойне сугубо как раз по части нравственности. Сам часто приезжая домой очень веселым , для мальчиков он не допускал папирос, для девочек - чтения романов и декольте. Мать Софьи Львовны Перовской,Варвара Степановна, была урожденная Веселовская.
Большой петербургский клан Веселовских, к которому принадлежали дипломаты и академики, как имперские, так и советские, врачи и инженеры, чиновники и безымянные интеллигенты, имел родоначальниками привезенных Петру Великому из Польши бароном Шафировым трех еврейских отроков , которых барон потом лично крестил Авраамом Павловичем, Исааком Павловичем и Феодором Павловичем. Один из них, Авраам Павлович, вхожий к Государыне Екатерине Алексеевне и князю Меншикову, лично руководил поимкой беглого цесаревича Алексея Петровича, затем по не совсем понятным причинам бежал из Империи и осел в Германии, в том же самом Гессенском княжестве, откуда вскоре стали неожиданно брать себе жен Русские Цари Именно там, при дворе курфюрста, Авраам Павлович обзавелся несметными деньгами, а затем чередовал свое пребывание между Лондоном и швейцарским Ферне, где его посещали княгиня Дашкова и победитель турок граф Орлов-Чесменский, считая за честь быть принятым в его доме, где часто бывало семейство курфюрста, и не только. При этом Авраам Павлович Веселовский был республиканцем и всегда твердо говорил, что ни одной короны быть не должно . Загадочно ушедший из этого мира уже столетним стариком, он обещал вернуться в Россию только тогда, когда в ней утратит свою силу пословица «Божье да Государево»… При этом его, убежденного противника самодержавства, дочери по совершенно никому не ведомым причинам Император Александр Первый назначил пенсию в сто голландских дукатов, а все остальные его потомки получали субсидии от царского двора вплоть до середины сороковых. Большинство их служило по дипломатическому ведомству.
Еще один Веселовский, знаменитый филолог и историк литературы, член всех Императорских академий и обществ, исследовал древние апокрифические, то есть не одобренные Церковью, христианские сказания, а также иудейские и эфиопские легенды и их влияние на средневековую книжность Руси. Особенно прославились его труды о «Повести о Соломоне и Китоврасе» и о Святой Чаше Грааля . В духе Буслаева и Тихонравова, но не совсем. Даже совсем не.
Последним знаменитым Веселовским был маститый советский историк, академик Степан Борисович Веселовский, автор запрещенных при Сталине и прославленных в годы оттепели (и то, и другое не без прямого участия Максима Арсеньевича Квасова) разоблачительных исследований - с прямыми намеками - об опричнине Царя Ивана Васильевича Грозного. Илья Мильский и Игнат Вонифатьев, еще учась в Университете, много спорили о работах Веселовского - Илья принимал их с восторгом, Игнат, мягко говоря, скептически.
Варвара Степановна Веселовская, уже в третьем поколении была православной, она строго соблюдала все посты и праздники, часто говела, постоянно бывала в церкви, чуждалась светской жизни и, как говорили, всю себя отдавала семье. Безконечные его измены своему супругу, генералу Льву Львовичу Перовскому, о похождениях которого по Петербургу ходили легенды, она прощала. Их для нее не существовало. Прощала? Да, конечно. Но было на самом деле в этом не только прощение, но еще и древнее, родовое, врученное по судьбе, эсфирино снисхождение волооких жен (пусть пост и молитва, как извне казалось, убили в ней всякую волоокость) к сильным народов земли , царям и царевым слугам - не сотрется …
Правда, внешних черт дщерей иерусалимских в лицах ни у носившей такое русское имя Варвары Степановны, ни, тем более, у ее дочери Сони уже почти не было. Что было? Библейская горечь - у матери, и библейский гнев - у дочери. А так… Кто бы знал? Русская мама-бабушка… Для Сони, да и для других детей - а их было восьмеро - мама была прежде всего - снег, санки, рукавички. И всегда, везде, отовсюду, в самые трудные времена, даже из тюрьмы Софья Перовская умудрялась отправлять ей маленькую посылочку из гостинцев, пряников и сластей - детских, маленьких…
И перед смертью было как в детстве:
Дорогая моя, неоцененная мамуля. Меня все давит и мучает мысль, что с тобой? Дорогая моя, умоляю тебя, успокойся, не мучь себя из-за меня, побереги ради всех, окружающих тебя и ради меня также. Я о своей участи нисколько не горюю, совершенно спокойно встречаю ее, так как давно знала и ожидала, что рано или поздно, а так будет. И право же, милая моя мамуля, она вовсе не такая мрачная. Я жила так, как подсказывали мне мои убеждения, поступать же против них я была не в состоянии; поэтому со спокойной совестью ожидаю все, предстоящее мне. И единственное, что тяжелым гнетом лежит на мен, это твое горе, моя неоцененная, это одно меня терзает, и я не знаю, что бы я дала, чтобы облегчить его. Голубонька моя, мамочка, вспомни, что около тебя есть еще громадная семья, и малые, и большие, для которых всех ты нужна, как великая своей нравственной силой. Я всегда от души сожалела, что не могу дойти до той нравственной высоты, на которой ты стоишь, но во всякие минуты колебания твой образ меня всегда поддерживал. В своей глубокой привязанности к тебе я не стану уверять, так как ты знаешь, что с самого детства ты была всегда моей самой постоянной и высокой любовью. Безпокойство о тебе было для меня всегда самым большим горем. Я надеюсь, родная моя, что ты успокоишься, простишь хоть частично все то горе, что я тебе причиняю, и не станешь меня сильно бранить. Твой упрек единственно для меня тягостен. Мысленно крепко и крепко целую твои ручки и на коленях умоляю не сердиться на меня. Мой горячий привет всем родным. Вот и просьба к тебе есть, дорогая мамуля, купи мне воротничок и рукавички, потому запонок не позволяют носить, а воротничок поуже, а то для суда хоть несколько поправить свой костюм: тут он очень расстроился. До свидания же, моя дорогая, опять повторяю свою просьбу: не терзай и не мучай себя из-за меня; моя участь вовсе не такая плачевная, и тебе из-за меня горевать не стоит.
На протяжении всего 1879 и 1889 года, когда София находилась в Петербурге, связь ее с матерью была непрерывной и постоянной, никем не скрывавшейся. Визиты ее, числившейся в розыске, в квартиру Перовских были совершенно открытыми.
Только ли санки, рукавички, пряники ?
В ноябре 1879 года Варвара Степановна Веселовская сообщила дочери, что Государь будет возвращаться из Ливадии по железной дороге, идущей из Ялты через Одессу и Харьков на Москву. Желябов и Софья Перовская сами разработали план взрыва и сами же руководили его осуществлением. Везде, где должен был останавливаться царский поезд, - на подъезде к вокзалам были установлены мощные мины, изготовленные Николаем Кибальчичем - гениальным инженером и тоже участником организации. В последнюю минуту, по распоряжению самого Императора, поезд обогнул Одессу, а в Харькове взрыв не произошел из-за технической ошибки.
О том, что боевыми отрядами нигилистов-цареубийц руководит родная дочь генерала Льва Львовича Перовского, знали все. Генерал с поста санкт-петербургского генерал-губернатора был отставлен, но никаких иных последствий для семьи это не имело. Почти каждый месяц Софья Львовна приезжала домой, и ее часто видели вместе с Варварой Степановной гулявшими вдоль каналов. Генерал в это время обычно из дому уезжал. А потом уезжала она.
В Москве, поселившись в Рогожской слободе, вблизи Николаевского вокзала, Софья Перовская сама руководила подкопом и установкой мощной мины. Однако Император находился не в первом поезде - обычно их всегда ехало два - как он это делал всегда, а во втором. Смена поездов была чисто случайной, из-за мелкой технической поломки возле Харькова. Вместо Царя взорвался вагон с апельсинами и вином.
В начале декабря Варвара Степановна передала дочери, что в близком будущем Государь ожидает прибытия в Петербург брата Императрицы Марии Александровны болгарского князя Александра Баттенбергского. Как раз в это время под императорской столовой ремонтировали винные погреба. Через Желябова Софья нашла столяра Степана Халтурина и устроила его на работу по ремонту Зимнего дворца. Всю вторую половину января он носил изготовленную Кибальчичем взрывчатку в Зимний дворец и прятал ее в винном погребе, стены которого облицовывал. Варвара Степановна передала, что 16 февраля в Зимнем дворце будет торжественный ужин в честь князя Александра Баттенбергского, на котором должна присутствовать вся Императорская фамилия, кроме тяжело больной Императрицы, которая в это время уже не вставала с постели. Взрыв должен был произойти ровно в 6 часов 20 минут вечера, когда гессенский принц должен был наносить визит своей Августейшей сестре, а Император с семейством, включая Наследника, ждать его в царской столовой. Однако, Александр Второй решил ожидать в своем кабинете и вышел встречать князя на парадную лестницу. В этот момент в столовой раздался взрыв, от которого погибли одиннадцать солдат охранявшей встречу финляндской пехоты, а тридцать было тяжело ранено. Столовая была разрушена полностью, из подвалов по всему дворцу валил дым.
Когда зимой 1881 года член «Народной воли» Григорий Гольденберг дал подробные показания на организацию (ему было обещано прощение и привлечение к работе над будущими реформами), Софья и Желябов по совету Варвары Степановны и получив от нее деньги, сняли на Малой Садовой улице, по которой Император каждое воскресенье ехал домой после развода караулов, магазин с прилегающей к нему квартирой под именем супругов Кобозевых и заплатили за три месяца вперед, сказав хозяевам, что собираются открыть молочную. Выставив в витрине жестянки с маслом, сметаной и сыром, они приступили к рытью подземного хода под Малой Садовой, в центре которого вскоре Кибальчич сам установил свое приспособление, заряженное восьмьюдесятью фунтами динамита.
Софья Львовна, обладавшая ясным и трезвым умом (она не любила стихов и, в отличие от других народоволок-эманципе , не курила и не пила водки, легко всегда в этом еще сходя и за раскольницу) была совершенно убеждена в том, что никакого действительного успеха дело иметь не будет, а сама она погибнет либо в петле, либо от пули, либо в чахотке, а потому нужно стремиться к самому по себе лишению жизни всех тиранов и сатрапов - от собственного отца, которого возненавидела с того дня, когда он собственноручно за связь со студентом-учителем музыки оттаскал ее за волосы по паркету (впрочем, Варваре Степановне она обещала этого никогда не делать, да и, обожаямамулю , единственное существо, к которому она ощущала привязанность, никогда бы этого не сделала, разве что по смерти Варвары Степановны, вослед, вдогонку ) до главного тирана - Царя как Отца отечества, особенно мстя ему за то, что новая жена - и, скорее всего, будущая Императрица - сама годится ему в дочери . Екатерину Долгорукову она, утратившая когда-то веру в Бога, совершенно набожно и благочестиво считала предметом нечистой страсти и, ненавидя ее, как и Царя, в то же время готова была мстить за ее, княгини, поруганную, как она считала, честь. Поруганную ею же, княжной, самой, спутавшейся с Романовым. Хотя ведь и Долгорукова в сравнении с Эсфирью тоже принцесса похуже …
Странным образом единосущность и нераздельность судеб Екатерины Долгоруковой и Софьи Перовской проходила именно по лини ненавистного отца Софьи Львовны: мать Екатерины Михайловны, Вера Вишневская, происходила как раз от того самого полковника Вишневского, который привез из Малороссии пастуха Алешу Розума, будущего Алексея Разумовского. Предок Софьи Львовны был привезен предком Екатерины Михайловны, и простить это барыне - хотя сама она уже тоже барыня - барышня, точнее, - в этом все дело - она не могла.
Она вообще никогда никому не прощала. В отличие от остальных членов «Народной воли», желавших народу лучшей жизни , целью ее жизни было лишение жизни .
Она, отвергнувшая вместе со всем ненавистным старым режимом также и Православную Церковь, знала ли, о чем на самом деле молится в этой Церкви ее безконечно любимая мама Варвара Степановна? Кому издревле велено поразить царя велия и убить царя крепкаго и разорить все царства ханаанския?
В последние три года Софья Львовна обрела силу полностью повелевать вовлеченными в одно с ней дело грядущего народного счастья мужчинами. Это касалось, прежде всего, конечно, самого дела . В 1879 году она сказала Александру Соловьеву перед тем, как послать его к Зимнему дворцу со спрятанными под учительский вицмундир заряженным револьвером:
Надеюсь, вы понимаете, что живым вам лучше не возвращаться. А станете болтать - везде достанем.
Это не было пустыми словами. Софья Львовна была вхожа в любые инстанции, даже тогда, когда числилась в бегах. Могла ли она сама прийти к Царю? Могла. Но она уже знала, что убить его нужно и можно - и, возможно, ибо нигде более пуля не возьмет, - именно на Екатерининском канале .
После таких же, как и Соловьеву, слов, сказанных ею студенту Поликарпову, потерпевшему затем неудачу при ликвидации полицейского агента Сембрандского, студент, расстреляв весь барабан о стальной панцирь агента, отправил последнюю пулю в себя.
Софья ненавидела не только русскую действительность - она ненавидела действительность вообще. Как взглянешь вокруг, так и пахнет отовсюду мертвым, глубоким сном. Нигде не видишь мыслительной деятельной работы и жизни - всюду одинаково. Точно мертвая тишина, которую завели раз и навсегда, и она так уже и двигается по заведенному . Это писала она в 1872 году из маленького волжского городка Ставрополя, где служила учительницей.
Убить Императора или быть убитой по приказу Императора. Разтерзанной львами. Раздробленной по частям на шевалете, лошадке. Не одно ли это и то же?
Различие единственно. Она не была девой.
Она ненавидела мир, в котором нет времени, точнее, мир, в котором время идет по кругу . Циклическое время.
Библейская, пророческая ненависть.
Тишина. Страж этой тишины - удерживающий тишину - Царь. Убить Царя.
В Петербурге еще несколько десятилетий говорили, что Софья Перовская не умерла, и то ли повесили не ее, то ли вообще не вешали. «Жива она, не жива, - говорили старики, - кто там знает?» Каждый год в марте, когда на улицах темно и пусто, дикий ветер и мокрый снег слепят глаза, и прохожие избегают появляться на улицах, на крутом мостике Екатерининского канала - канала Грибоедова - вновь и вновь появляется Софья Перовская и, как тогда, Первого марта, снова взмахивает своим белоснежным платочком. Кто-то считает - к счастью, кто-то - к беде. Глеб Вёрстин вначале думал попытаться подстеречь ее с камерой, но потом от этой идеи отказался.
Но абсолютно прямая, словно бьющий издревле луч, направленность всего существования Софьи Львовны, ненавидевшей движение по кругу , касалось не только дела. Противиться ее требованиям для состоявших в организации мужчин, которые начинали мгновенно испытывать под ее взором смешанное с подчревным ужасом желание, было невозможно. И дело не в том, что среди всех их царила «свободная любовь» по идейным соображениям , а совсем в ином: для Перовской то, что именовалось развратом, было не идейно определяемым поведением, как, например, для ее подруги Анны Якимовой, втайне мечтавшей о муже и детях, а в том, что ее перевернуто царственный выбор был совершен ею до ее собственного бытия , и дело тут было вовсе не в признании или отрицании брака, о чем любили до хрипоты спорить соратники, а совершенно в ином .
Прежде рождения, прежде самого зачатия был совершен ею выбор не Еввы, а Лилит: «Не хочу под ним быть». Она всегда была вопреки стародедовскому - по отцу - завету -над ним. Над любым .
Царственно нисходя , Софья Львовна также и предметы утоления жажды своей искала в низах - среди разночинной молодежи, неимущих студентов, а то и вовсе фабричных и подсобных рабочих, разносчиков и даже городских бродяг. Черна аз и чермена , и, хотя с виду она с каждым годом все более теряла природную красоту юности, став, какой еенекоторые видели, к двадцати восьми годам едва ли не обугленной, пепельной, нисходящая страсть ее всегда бывала подобной жемчужине в грязи .
Впервые это произошло у Сони, когда она еще не была совершеннолетней, - с тем самым учителем музыки, студентом-разночинцем, из-за которого вышла наружу ее ненависть к отцу, причем, юноша оказался покалечен: его сбивчивые потом объяснения сводились к тому, что он, не желая греха и пытаясь бежать, упал и сломал ногу. Так или иначе,ангел София , с детства питая еще одну страсть - к хирургии - тут же, на месте, зафиксировала перелом, наложила предгипсовую повязку и сразу же овладела им, лежавшим перед ней на спине. В субботу студента по распоряжению генерала Перовского высекли на конюшне, а затем уволили из университета с волчьим билетом.
На самом деле Лев Львович был крайне отходчив и добродушен, и через неделю был готов простить студента и, конечно же, простил Соню. Но не простила она. Сказав отцу, что уходит на панель , она покинула дом и оказалась в небольшом волжском городке Ставрополе, где служила учительницей и, как сама вспоминала, рыскала по лесам . Обыкновенно, окончив занятия в школе и пообедав, она отправлялась в близлежащий бор и оставалась там, в синеватой сосновой зелени, медленно к вечеру обращающуюся зеленоватой синевой, до самой глубокой ночи. Грибники и ягодники часто встречали Перовскую в лесу, спавшую на голой земле, собиравшую цветы и травы. О ней стали говорить - колдунья… За ней следили парни, подкарауливали и похвалялись убить. Узнав об этом, ученицы сообщили ей, прося не забираться в чащу. Но она по-прежнему уходила в бор или переплывала в лодке за Волгу и часто оставалась там, во лугах, лугах зеленых , ночевать. И было это не от мамы, не библейское , а на самом деле от ненавистного отца, точнее, еще от Алешки Розума, Олелька, Леля, хохлацкого пастушонка. Ой, мати-пустыня …
Чуждая земле, Софья погружалась в сырую землю и становилась ею.
Способную не просто сыграть таковую, а поистине быть бабой из низов - из того самого чернозема, черного чернее черной черни , из недр философского торфа, turba - из жены сверху оборачиваться женой снизу. Нижними водами .
Когда заговорщики, готовя подкоп для взрыва царского поезда, жили у Рогожской заставы, Софья Львовна сказалась мещанкой Мариной Ивановной Сухоруковой. Когда в ее доме случился пожар, соседи ринулись помогать ей выносить вещи. Еще минута, и все принадлежность заговора - шнуры, взрывчатка, механизмы для подкопа - были бы обнаружены. Перовская схватила икону, выбежала во двор и по-бабьи заголосила: «Не трогайте, не трогайте, Божья воля!» Народ расступился и начал расходиться.
Многие из товарищей Софьи - Рысаков, да даже и гражданский супруг ее Андрей Желабов - на дне души, скрывая, - верили в Бога. Софья любила им говорить: русские мужики крестятся на кресты и купола потому, что сделаны они из золота . А ведь золото и кровь одно - это она шептала уже по ночам Андрею Желябову в лицо, и, когда после взрыва в Зимнем дворце Желябов с Халтуриным, скрывшись от преследования, пришли вместе на похороны убитых взрывом финляндцев и увидели, как Государь плакал у их могилы, а потом повернулся к свите и сказал, что такое с ним было только под Плевной, на поле боя, Желябов проговорил своему спутнику: «Жалко, мало положили!»
Единственным мужчиной, к которому Перовской не удалось снизойти , был Игнатий Гриневицкий, поляк, давший когда-то в костеле обет верности своей невесте - тоже Софье, Софье Миллер. Гриневицкий, Котик, как его звали товарищи и особенно нежно - пожалуй, единственный, кого она звала нежно, - Софья Перовская… Котик, котенька-коток… Незадолго до последнего выхода на дело Перовская, блистая глазами, рассказывала Гриневицкому о свободе любви и требовала доказать преданность лично ей, но поляк ответил, что он католик, девственник и верен своей невесте, и Перовская захохотала, совсем не как раскольница, а как бедовая, лихая ткачиха, а потом тихо прошептала, что он, Котик, еще пожалеет об этом. Накануне она лично назначила Гриневицкому второй выстрел.
«Софѝя» - было последнее слово, которое он произнес.
Одной только женщине Софья Перовская, проповедовавшая свободу любви , в этой свободе отказывала. Это была княгиня Екатерина Долгорукова, в разговорах о которой в Софье Львовне неожиданно просыпалась торгующая зеленью охтенка. «Безпутные-распутные! - в лицах пересказывала она народные толки о ндравах скубентов . - Добрый царь-государь их оч-чень путный! При живой жене с другой живет, во дворце ее поселил, детей от нее прижил. По слухам, только и ждет, когда помрет жена, чтобы с этой повенчаться!»
Охтенка? Какая там охтенка… Она же Веселовская, ее предки уже удавили одного Романова. А эта… Принцесса похуже? Почему тогда, когда ее издалека увидела, не могла оторвать взгляда? И та тоже взглянула, но так, мельком…
Удавил бы Веселовский царевича Алексея, если бы тот был не Романов, а Долгоруков?
В 1967 году на том же «Мосфильме» был создан фильм «Софья Перовская», который воспел, в полном соответствии с советскими идеологическими установками аскетический, подлинно христианский образ чистой Сонечки , девы-мученицы Золотой Легенды , Софии как образа премудрости и целомудрия, голубки над бездной , где между голубкой ибездной пролегала еще одна непереходимая бездна , вопреки тому, что голубка и бездна суть одно . Режиссером фильма был Лео Арнштам, а музыку к нему написал Дмитрий Дмитриевич Шостакович. «Как далеко ушел он от “Носа” и “Леди Макбет Мценского уезда”», - посмеиваясь, рассказывал об этом Игнату Глеб Вёрстин.
На Семеновском плацу, всходя на виселицу, Софья Перовская и ее гражданский супруг , крестьянский сын Андрей Желябов, от исповеди и причастия отказались.
Когда осужденных вели на плац, ярко светило солнце. Увидев виселицу, Перовская зашаталась. Первым повесили Рысакова. Она смотрела на это равнодушно, и только когда палачи наложили ей на шею веревку, в ней проснулся инстинкт самосохранения. Она сильно уцепилась ногами за какую-то выступающую часть верхней половины лестницы и так крепко держала ее, что два дюжих палача с трудом вырвали лестницу от почти приросших к ней ног Софьи Перовской.
По-лу-чи-ла до-маш-нее об-ра-зо-ва-ние. В 1869 году в Санкт-Пе-тер-бур-ге по-сту-пи-ла на Алар-чин-ские жен-ские кур-сы, ув-лек-лась ре-во-люционными идея-ми. В конце 1870 годов по-рва-ла с от-цом и уш-ла из до-ма. Воз-гла-ви-ла кру-жок са-мо-об-ра-зо-вания из кур-си-сток, ко-то-рый ста-рал-ся «раз-ви-вать в жен-ской мо-ло-дё-жи дух про-тес-та» про-тив «дес-по-тиз-ма» и по-сте-пен-но при-об-рёл ре-во-люционно-на-род-нический ха-рак-тер. Ле-том 1871 года кру-жок Перовской объ-еди-нил-ся с круж-ком М.А. На-тан-со-на, по-ло-жив на-ча-ло пе-тербургской груп-пе Боль-шо-го общества про-па-ган-ды («чай-ков-цев»); Перовская вхо-ди-ла в его ко-мис-сию по не-ле-галь-ной свя-зи с за-гра-ни-цей, со-дер-жа-ла кон-спи-ра-тив-ные квар-ти-ры, ве-да-ла сношениями с по-ли-ти-ческими уз-ни-ка-ми, ве-ла про-па-ган-ду сре-ди ра-бочих (в чис-ле рас-про-па-ган-ди-ро-ван-ных ею - П.А. Алек-се-ев). В 1872-1873 годуу, го-то-вясь к «хо-ж-де-нию в на-род» , рас-про-стра-ня-ла на-род-нические идеи сре-ди кре-сть-ян Твер-ской и Са-мар-ской гу-бер-ний под ви-дом ос-по-при-ви-ва-тель-ни-цы и учи-тель-ни-цы. В январе 1874 года аре-сто-ва-на, но за от-сут-ст-ви-ем улик в ию-не ос-во-бо-ж-де-на до су-да на по-ру-ки от-ца.
В 1874-1877 годах ис-ка-ла но-вые пу-ти к сбли-же-нию с на-ро-дом: окон-чи-ла фельд-шер-ские кур-сы и слу-жи-ла се-ст-рой ми-ло-сер-дия в зем-ской боль-ни-це Сим-фе-ро-по-ля, за-ведуя дву-мя ба-ра-ка-ми Общества по-пе-че-ния о ра-не-ных и боль-ных вои-нах. В 1877 году дос-тав-ле-на в Санкт-Пе-тер-бург на суд по делу о «хо-ж-де-нии в на-род» («про-цесс 193-х», 1877-1878 годы), оп-рав-да-на за не-дос-тат-ком улик. Ле-том 1878 году всту-пи-ла в тай-ное общество «Зем-ля и во-ля» 1870-х годов. В ав-гу-сте вновь аре-сто-ва-на и вы-сла-на в город По-ве-нец Оло-нец-кой губернии, но по до-ро-ге бе-жа-ла, пе-ре-шла на не-ле-галь-ное по-ло-же-ние. Вес-ной 1879 года уча-ст-во-ва-ла в соз-да-нии зем-ле-воль-че-ско-го круж-ка в Харь-ко-ве. Ле-том то-го же го-да на Во-ро-неж-ском съез-де «Зем-ли и во-ли» под-дер-жа-ла «де-ре-вен-щи-ков», но по-сле рас-ко-ла ор-га-ни-за-ции под влия-ни-ем каз-ней на-род-ни-ков (13 человек в апреле-августе 1879 года) всту-пи-ла в пар-тию «На-род-ная во-ля» и осе-нью бы-ла избра-на членом Ис-пол-нительного комитета пер-во-го со-ста-ва, а за-тем членом Рас-по-ря-дительной ко-мис-сии.
По ре-ше-нию Ис-пол-нительного комитета, вы-нес-ше-го 26 августа (7 сентября) 1879 года смерт-ный при-го-вор императору Алек-сан-д-ру II , уча-ст-во-ва-ла в под-го-тов-ке двух не-удав-ших-ся по-ку-ше-ний на им-пе-ра-то-ра - на Мо-с-ков-ско-Кур-ской железной дороге (1879 год) и в Одес-се (1880 год). Вы-дви-ну-лась на од-но из пер-вых мест в пар-тии. Вы-сту-па-ла за ши-ро-кое объ-е-ди-не-ние всех ан-ти-пра-ви-тельственных сил (вклю-чая ли-бе-ра-лов) и за мно-го-об-ра-зие форм по-ли-тической борь-бы. Уча-ст-во-ва-ла в со-зда-нии Ра-бо-чей и Во-ен-ной ор-га-ни-за-ций «На-род-ной во-ли», в из-да-тель-ской дея-тель-но-сти пар-тии, ве-ла про-па-ган-ду сре-ди ин-тел-ли-ген-ции, ра-бо-чих, во-ен-ных, соз-да-ва-ла сту-денческие круж-ки. Воз-гла-ви-ла под-го-тов-ку ца-ре-убий-ст-ва по-сле аре-ста А.И. Же-ля-бо-ва , её бли-жай-ше-го со-рат-ни-ка и гражданского му-жа. Ру-ко-во-ди-ла по-ку-ше-ни-ем 1(13) марта 1881, в ре-зуль-та-те ко-то-ро-го Алек-сандр II был смер-тель-но ра-нен. От-кло-ни-ла на-стой-чи-вые пред-ло-же-ния дру-зей скрыть-ся за гра-ни-цей. Уча-ст-во-ва-ла в об-су-ж-де-нии про-ек-тов пись-ма Ис-пол-нительного комитета «На-род-ной во-ли» но-во-му императору Алек-сан-д-ру III с тре-бо-ва-ни-ем со-зы-ва Уч-ре-дительного со-б-ра-ния. 10(22) марта 1881 года аре-сто-ва-на. На «про-цес-се пер-во-мар-тов-цев» в Осо-бом при-сут-ст-вии Пра-ви-тель-ст-вую-ще-го Се-на-та 26-29 марта (7-10 апреля) 1881 года ве-ла се-бя му-же-ст-вен-но, от-вер-га-ла об-ви-не-ния про-ку-ро-ра Н.В. Му-равь-ё-ва (то-ва-ри-ща её дет-ских лет) в без-нрав-ст-вен-но-сти и жес-то-ко-сти «На-род-ной во-ли». Каз-не-на че-рез по-ве-ше-ние вме-сте с Же-ля-бо-вым, Н.И. Ки-баль-чи-чем, Т.М. Ми-хай-ло-вым, Н.И. Ры-са-ко-вым на Се-мё-нов-ском пла-цу.
Перовская - пер-вая в Рос-сии жен-щи-на, каз-нён-ная по по-ли-тическому де-лу. В ре-во-люционных кру-гах её имя ста-ло ле-ген-дар-ным и бы-ло ок-ру-же-но оре-о-лом му-че-ни-че-ст-ва. Не-ор-ди-нар-ная лич-ность и дра-ма-тизм судь-бы Перовской при-вле-ка-ли вни-ма-ние пи-са-те-лей и по-этов, ху-дож-ни-ков и ре-жис-сё-ров.
Ис-точники:
С. Л. Пе-ров-ская (Ма-те-ри-ал для био-гра-фии). [Же-не-ва], 1882;
Де-ло 1 мар-та 1881 г. Про-цесс Же-ля-бо-ва, Пе-ров-ской и др. СПб., 1906;
Пе-ров-ский В.Л. Вос-по-ми-на-ния о се-ст-ре (С. Пе-ров-ской). М.; Л., 1927;
Фиг-нер В.Н. За-пе-чат-лен-ный труд: Вос-по-ми-на-ния. М., 1964. Т. 1;
Не-из-вест-ные за-мет-ки С. Пе-ров-ской // Со-вет-ские ар-хи-вы. 1983. № 3;
«На-род-ная во-ля» и «Чер-ный пе-ре-дел». Вос-по-ми-на-ния уча-ст-ни-ков ре-во-лю-ци-он-но-го дви-же-ния в Пе-тер-бур-ге в 1879-1882 гг. Л., 1989.
Перовская входила в народническую организацию "Земля и воля", а после ее раскола стала членом Исполнительного комитета "Народной воли". Принимала активное участие в террористической деятельности народовольцев.
«1 марта 1881 года, в воскресенье, в третьем часу пополудни в Петербурге, на набережной Екатерининского канала, против сада Михайловского дворца, совершилось величайшее злодеяние, жертвою которого пал государь-император Александр Николаевич». Так о событии, которое буквально потрясло Российскую империю, было написано в обвинительном заключении, которое огласил на суде прокурор Н. Муравьев.
В ходе процесса он с негодованием обвинял Софью Перовскую, организовавшую покушение на императора, в безнравственности и невиданной жестокости, требуя, вопреки существовавшим в ту пору обычаям, приговорить ее к смертной казни.
Насколько он был прав? Сейчас в многочисленных публикациях, посвященных Софье Перовской, она предстает то фанатичной революционеркой, то слабой женщиной, которую подчинил своей воле Андрей Желябов .
Однако если судить по воспоминаниям людей, которые хорошо ее знали, если проследить всю ее короткую жизно, то окажется, что сложившиеся штампы не соответствует действительности.
Софья Перовская родилась в 1853 году в Петербурге. Ее отец Лев Николаевич в ту пору служил в государственном банке, и, судя по всему, успешно, так как через три года был переведен в Псков на должность вице-губернатора. Его дом в Пскове находился рядом с домом губернатора Муравьева, а потому маленькая Соня Перовская часто играла со своим сверстником, будущим прокурором Колей Муравьевым. Как-то они переправлялись на пароме через глубокий пруд, и Коля упал в воду. Соня первой бросилась ему на помощь и помогла выбраться из воды. Ее брат Василий Перовский спустя полвека писал: «Вообще, сколько я ни припоминаю, но никогда не мог вспомнить, чтобы Соня когда-нибудь чего-либо испугалась или вообще трусила».
В 1858 году умер бывший таврический губернатор и градоначальник Феодосии Николай Иванович Перовский, который был дедом Софьи. Вскоре ее отец, вступив в наследство, выхлопотал себе перевод в Симферополь на должность вице-губернатора. Переезд в Крым пагубным образом сказался на взаимоотношениях в семье Перовских. По отзывам современников, Лев Николаевич был честным и добрым человеком, но со слабым характером. Выйдя в отставку после службы в армии, он женился на милой и скромной девушке Варваре Веселовской, происходившей из обедневшего дворянского рода. О более выгодной партии он и не помышлял. Конечно, род Перовских считался знатным - дед Льва Николаевича приходился родным племянником морганатическому мужу императрицы Елизаветы графу Алексею Григорьевичу Разумовскому. Однако в высшем свете было хорошо известно, что, прежде чем сделать головокружительную карьеру и стать супругом императрицы, Алексей Григорьевич был всего-навсего певчим придворной церкви, а еще раньше пастухом. Поэтому в среде российской знати отношение к Перовским было весьма пренебрежительным. Однако в Крыму вице-губернатор Лев Перовский по должности должен был участвовать в великосветских приемах, которые устраивала в своих имениях петербургская знать. Близость к тогдашним сливкам общества вскружила ему голову, он начал жить на широкую ногу, а на жене и детях срывать злость из-за напрасно загубленных лет.
В 1861 году благодаря новым знакомствам Лев Николаевич получил чин действительного статского советника и был назначен губернатором Санкт-Петербургской губернии, но через пять лет его сняли с этой должности в связи с покушением Дмитрия Каракозова на императора Александра II. Отношения в семье стали еще более напряженными. Те, кто знал Софью Перовскую в это время, отмечали ее взгляд исподлобья, похожий на взгляд затравленного зверька. Отношения Софьи с отцом еще более осложнились, после того как она отказалась учиться в Смольном институте благородных девиц и поступила на высшие женские курсы, организованные для подготовки к учебе в университете. Ее подруга вспоминала, как однажды Перовская сказала ей: «Я бы хотела изучить психиатрию и быть психиатром, и надеюсь, что это мне удастся». Но этим мечтам не суждено было сбыться. После очередного скандала в семье Софья была вынуждена уйти из отчего дома.
Обычно именно этот момент в жизни Софьи Перовской считается началом ее революционной деятельности, но это не так. Оставшись без средств к существованию, Софья решила сдать экзамен и получить квалификацию земской учительницей. Испытание она прошла успешно, однако диплом не получила. Видимо, этому воспрепятствовал ее отец. Тем не менее, Софья уехала в село Едимоново Тверской губернии, где год работала помощницей учительницы при народной школе. В Твери она получила диплом и вернулась в Петербург, где стала обучать грамоте рабочих. В январе 1874 года ее арестовали.
Действовавшее в ту пору «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» гласило: «За произнесение публично речей, в коих усиливаются оспаривать или подвергать сомнению неприкосновенность прав верховной власти, виновные в том подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от четырех до шести лет». К счастью, она была выпущена на поруки отца и, пообещав ему навсегда забыть об учительской профессии, уехала в Крым, где к тому времени обосновалась ее мать.
Без дела Софья сидеть не хотела, а потому после окончания фельдшерских курсов Н.ПА.Арендта устроилась в симферопольскую земскую больницу. Жила она в доме своего брата Николая, который работал в Симферополе адвокатом. Судя по всему, работа в больнице и сам Крым Софье Перовской очень нравились. Она даже изменилась внешне. Ее знакомая с удивлением отметила: «Прежний недоверчивый взгляд исподлобья куда-то совсем исчез, глаза смотрели открыто, добродушно. Лицо стало мягче, женственнее, потеряло свою строгость».
Так прошло три года, и Софья уже начала подумывать о том, чтобы воплотить в жизнь свою мечту и получить медицинское образование, но в августе 1877 года она была арестована и препровождена в Петербург для показательного процесса «о пропаганде в империи». К суду были привлечены 193 участника знаменитого «хождения в народ». В ходе судебного расследования Софья Перовская была оправдана, в мае 1878 года вернулась в Крым. Однако через несколько дней на глазах у матери, которую Софья нежно любила, ее вновь арестовали и отправили в административную ссылку в Олонецкую губернию (нынешняя Карелия). Все надежды Софьи Перовской на мирную и счастливую жизнь рухнули.
По дороге в ссылку она сбежала от сопровождавших ее жандармов и вскоре влилась в ряды революционеров. Осенью 1879 года Софья была избрана членом исполкома организации «Народная воля». При упоминании об этом сразу представляется этакая пламенная революционерка, чей, как писал Александр Блок , «милый, нежный взор горит отвагой и печалью». Однако Перовская была вовсе не такой. Петр Кропоткин вспоминал: «Со всеми женщинами в кружке у нас были прекрасные товарищеские отношения. Но Соню Перовскую мы все любили. При виде ее у каждого из нас лицо расцветало в широкую улыбку». Одна из ее подруг-революционерок рассказывала: «Чувство долга было развито в Перовской очень сильно, но она никогда не была педанткой; напротив, в свободное время очень любила поболтать, а хохотала она так звонко и заразительно, по-детски, что всем окружавшим ее становилось весело».
Высказывается мнение, что Софья Перовская приняла участие в нескольких покушениях на императора Александра II исключительно под воздействием Андрея Желябова, который буквально подавлял ее волю. Первым, кто высказал эту версию, был член исполкома «Народной воли» Лев Тихомиров: «Дожил я, наконец, до того, что видел Перовскую в полном порабощении - у Желябова. Это была женщина: полюбила Желябова всей душой и стала его рабой». Но у Тихомирова были с Перовской личные счеты - он пытался за ней волочиться, но она его отвергла, назвав бабником. Самое обидное было в том, что она предпочла Желябова, которого Тихомиров в пору учебы в керченском реальном училище за человека не считал, так как тот происходил из дворовых крестьян. Тихомиров вообще был человеком непорядочным - в 1888 году он порвал с революционным движением, стал убежденным монархистом, сотрудничал с царским правительством, а после революции, ссылаясь на свои заслуги, выпрашивал у большевиков дополнительный паек.
Что же касается Желябова, то он долгое время отвергал идею террора против царских сановников, отстаивая необходимость широкой пропаганды в народе. Еще в начале 1879 года он говорил: «Я отправлюсь в приволжские губернии и встану во главе крестьянского восстания, я чувствую в себе достаточно сил для такой задачи». Однако вскоре Желябов заявил о необходимости создания боевой организации, чем немало удивил своих соратников, которые терялись в догадках, что с ним случилось. Ответ на этот вопрос очевиден, если учесть, что как раз в это время Желябов близко сошелся с Перовской.
Несколько попыток покушения на жизнь Александра II оказались безуспешными. Зимой 1881 года наблюдательная группа, действовавшая под руководством Перовской, установила, что по воскресеньям император регулярно выезжает в Михайловский манеж. На этом маршруте решено было заложить мину, а если Александр II останется жив, забросать его бомбами. С большой вероятностью и это покушение оказалось бы неудачным, так как подготовка к нему велась Желябовым из рук вон плохо, но случилось непредвиденное - 27 февраля Андрей Желябов был арестован.
За дело взялась Перовская, которая проявила незаурядные организаторские способности и редкостное хладнокровие. Когда выяснилось, что царь не поехал по обычному маршруту, все участники покушения собрались было сворачиваться, но Перовская вновь расставила их по боевым позициям.
Взмахом платка она подала сигнал о приближении кареты Александра II. Первым бросил бомбу под царский экипаж Николай Рысаков , но взрыв, ранивший нескольких человек из числа сопровождающих царя казаков и прохожих, не задел императора. Выбравшись из разбитой кареты, царь подошел к раненым. В этот момент второй террорист, Игнатий Гриневицкий , бросил бомбу под ноги Александра II. Император, как утверждали некоторые свидетели, умер на месте, а Гриневицкий несколько часов спустя.
О том, заслужил ли Александр II такую участь, бытуют разные мнения. Утверждается, например, что он ехал подписывать долгожданную конституцию, но в действительности документ, подготовленный министром Лорис-Меликовым, не предусматривал формирование парламента. «Не о конституции тут у нас идет речь. Нет ее и тени», - с сожалением писал генерал Милютин. Кроме того, Александр II вошел в русскую историю не только как освободитель, но и как вешатель. Только в 1879 году состоялись 16 казней за «принадлежность к преступному сообществу», сотни граждан были отправлены на каторгу лишь за «имение у себя» революционных прокламаций. В том числе была искалечена судьба Перовской. А женщин, как известно, обижать нельзя, это чревато непредсказуемыми последствиями.
Софья Перовская могла уехать из Петербурга, но она не оставляла надежду освободить соратников. Тем временем царским следователям удалось расколоть 19-летнего Рысакова и получить от него имена революционеров, участвовавших в акции. Вскоре Перовская была арестована. На процессе она вела себя сдержанно, но с таким самообладанием и достоинством, что государственный секретарь Е. Перетц, наблюдая за ней в дни суда, заключил: «Она должна владеть замечательной силой воли и влиянием на других».
Казнь состоялась 3 апреля 1881 года. Вместе с Софьей Перовской на эшафот взошли А. Желябов, Н. Кибальчич, Т. Михайлов и Н. Рысаков.
Перед смертью Перовская написала письмо своей матушке: «Я жила так, как подсказывали мне мои убеждения, поступать же против них я была не в состоянии, поэтому со спокойной совестью ожидаю все предстоящее мне… Ты знаешь, что с самого детства ты была всегда моей самой постоянной и высокой любовью. Беспокойство о тебе было для меня всегда самым большим горем. Я надеюсь, родная моя, что ты успокоишься, простишь хоть частью все то горе, что я тебе причиняю, и не станешь меня сильно бранить. Твой упрек единственно для меня тягостный».
В последние годы международный терроризм характеризуется как одна из главных глобальных проблем. Многочисленные террористические акции с конца 90-х гг. XX в. потрясли и Россию: Буденновск, Первомайское, взрывы домов и захват концертного зала в Москве, гибель сотен школьников в Беслане и т. д. Гнев, страх, недоумение слились в восприятии россиянами всех этих событий, широко освещавшихся средствами массовой информации.
В стремлении понять природу современного терроризма отечественные авторы заглянули в прошлое и сделали вывод, что Россия является родиной терроризма, так как именно российские революционеры выступили в качестве теоретиков и практиков революционного террора.
С. Л. Перовская и А. И. Желябов
1 марта 1881 г. царь-освободитель Александр II выехал от Михайловского дворца и буквально через несколько минут его экипаж на набережной Екатерининского канала подвергся атаке террористов. Бомба, брошенная Рысаковым, убила и ранила немало людей из царского конвоя и из числа прохожих, разбила царскую карету, из которой… вышел живой и невредимый император. Он направился к человеку, который стоял неподалеку. Это был второй «метальщик» Игнатий Гриневицкий. Вроде царь сказал, думая, что опасность миновала: «Ну, слава Богу!» И вроде бы террорист-самоубийца ответил: «А слава ли Богу?» И бросил метательный снаряд между собой и императором. Покушавшийся погиб на месте, а царь в страшных мучениях скончался через непродолжительное время на глазах своей семьи.
Кто же были эти люди, осмелившиеся поднять руку на Государя, «помазанника божьего», совершившие самый тяжкий грех – убийство? Что собой представляли российские террористы? Действительно ли Россия – «родина терроризма»?
Лидер группы отчаянных революционеров Андрей Иванович Желябов (1851-1881) происходил из крепостных крестьян. При выпуске из Александровской гимназии в Керчи был «по недостатку благонадежности» удостоен не золотой, а серебряной медали. За организацию нелегального студенческого кружка, как «руководитель и главный деятель» студенческих волнений в 1871 г. был исключен из Новороссийского университета (в Одессе) и выслан на родину. Затем вел революционную пропаганду среди интеллигенции и рабочих, ведал доставкой нелегальной литературы, собирал средства и отправлял добровольцев на Балканы. Его арестовали, судили в Петербурге в 1877 г. на «процессе 193-х», но оправдали «за отсутствием улик».
В 1879-1880 гг. Желябов являлся членом «Земли и воли», затем «Народной воли», членом-учредителем Исполнительного комитета, который вынес смертный приговор Александру II. Желябов был сторонником многообразия форм политической борьбы, допускал террор лишь как вспомогательное средство, как прелюдию и ускоритель народной революции. Под его руководством подготовлено несколько покушений на императора, но 27 февраля 1881 г. он был арестован.
Желябов потребовал приобщить его к делу «первомартовцев» и рассчитывал на рассмотрение дела судом присяжных. Он был уверен, что суд общественной совести не только оправдает народовольцев, но и выразит им «признательность отечества за деятельность особо полезную». На суде Желябов обличал «белый террор», который подавил мирную пропаганду социалистических идей. Он говорил, что, не веря в Бога, признает сущность учения Христа, а поскольку вера без дел мертва, то он хотел делом помочь униженным и оскорбленным нуждающимся труженикам. Желябов был повешен вместе с другими на Семеновском плацу в Петербурге и тайно похоронен на Преображенском кладбище.
Руководила действиями бомбистов гражданская жена Желябова Софья Львовна Перовская (1853-1881). Генеральская, губернаторская дочь выбрала путь революционерки. Она бежала из родительского дома от отца-самодура в 18 лет. Была учительницей в Тверской и Самарской губерниях, а также оспо-прививательницей. Вела революционную пропаганду среди рабочих Петербурга. После нескольких арестов и процесса «193-х» перешла на нелегальное положение. Миловидная, белокурая девушка с пухленькими розовыми щечками, с высоким выпуклым лбом и голубыми глазами выбрала путь аскетизма, самоограничений, тяжелой борьбы. Софья Перовская руководила действиями «метальщиков» 1 марта 1881 г.
«Я о своей участи нисколько не горюю, совершенно спокойно встречаю ее. <…> Я жила так, как подсказывали мне убеждения; поступать же против я была не в состоянии; поэтому со спокойной совестью ожидаю все предстоящее мне. <…> До свидания же, моя дорогая, повторяю свою просьбу: не терзай, не мучай себя из-за меня; моя участь вовсе не такая плачевная, и тебе из-за меня горевать не стоит…», – писала она матери накануне казни. Софья Перовская стала первой русской женщиной, казненной по политическому делу.
Удивительными способностями обладал Николай Иванович Кибальчич (1853-1881). Он сначала поступил в Петербургский институт инженеров путей сообщения, но затем перевелся в Медико-хирургическую академию. Вел пропаганду среди крестьян, бывал арестован, сидел в тюрьме. В «Народной воле» (с 1879) он создал динамитную мастерскую, готовил снаряды для всех террористических актов народовольцев. Его партийным псевдонимом был «Техник».
Свободный труд на благо Родины Кибальчич считал идеалом, но его способностям не было суждено быть востребованными. «Ту изобретательность, которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли, на улучшение сельскохозяйственных орудий и т. д.», – говорил он на суде по делу «первомартовцев». На суде эксперты восхищались метательными снарядами Кибальчича и сожалели, что таких гранат нет на вооружении русской армии. Знаменитый генерал Тотлебен отзывался о Кибальчиче и Желябове еще более категорично: «Что бы там ни было, что бы они ни совершили, но таких людей нельзя вешать. А Кибальчича я бы засадил крепко-накрепко до конца его дней, но при этом предоставил бы ему полную возможность работать над своими техническими изобретениями». Так появилась идея создания «шарашки» для проштрафившихся выдающихся людей, которых можно использовать для нужд государства. Эту идею, как известно, реализовали И. В. Сталин и Л. П. Берия, которые знали, что Туполев, Королев и другие ученые никаких террористических актов не замышляли, а их золотые головы можно использовать по назначению. Незадолго до казни Кибальчич закончил расчеты для полета космического аппарата и ждал отзывов специалистов. Не дождался.
Во второй половине XX в. многие советские ученые, изобретатели и инженеры, работавшие в военно-промышленном комплексе (ВПК), сожалели, что им не пришлось себя проявить в сфере гражданского производства. Но приоритеты определяла высшая власть в стране.
Мало кому известно имя Николая Васильевича Клеточникова (1846-1883). Он происходил из дворян. Болел туберкулезом, не смог завершить обучение в университете. Осенью 1878 г. предложил себя в качестве исполнителя террористического акта, но по заданию «Земли и воли» поступил на службу в Третье отделение, где получил доступ к секретным материалам политической полиции. Клеточников пользовался полным доверием начальства и в течение двух лет информировал революционеров о планах полиции, готовившихся обысках и арестах, раскрыл многих агентов полиции. Его арестовали в январе 1881 г., приговорили к смертной казни, замененной вечной каторгой. Клеточников умер в Алексеевском равелине Петропавловской крепости после голодовки протеста против жестокого тюремного режима.
Люди разного социального происхождения (их называли разночинцами), народники, как и многие современные россияне, хорошо знали теорию общественного договора. Отличие в подходе к теории общественного договора россиян начала XXI в. от россиян XIX в. заключается в том, что современная политическая элита через средства массовой информации в начале XXI в. внушает населению, что революция – это абсолютное зло. А народники в последней трети XIX в. еще помнили рассуждения Ж.-Ж. Руссо, Монтескье и других философов о том, что у народа есть право на революцию, на свержение тех, кто по «общественному договору» получил право на управление, но не справился со своими обязанностями. Народники считали, что в борьбе с зарвавшейся властью следует применять различные средства, включая террор.
России вряд ли приходится претендовать на то, что она является «родиной террора» (как и «родиной слонов»). Слово «террор» в переводе на русский язык означает «устрашение». В этом смысле террор являлся и является неотъемлемым элементом внутренней и внешней политики абсолютного большинства государств.
В Древнем Риме (позже у монголов) воины подразделения, струсившего и побежавшего от врага на поле боя, подвергались «децимации» – казнили каждого десятого. На «врагов народа» в Древнем Риме составлялись «проскрипции» – специальные списки, по которым любого «проскрибированного» можно было убить. С жестоких «террористических актов» начала свое правление княгиня Ольга. Террористическим был режим Золотой Орды на русских землях. Появилась практика заложничества. Орудием террора в руках Ивана Грозного стала опричнина. В XVII-XVIII вв. в застенках, на виселицах, плахах, кольях, кострах, подвешенные на крючья за ребро тысячами гибли не только фальшивомонетчики (им горло заливали расплавленным металлом), убийцы, воры, но и участники народных восстаний, старообрядцы, просто оболганные доносчиками люди. Убийство С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. стало поводом для «большого террора», для «ежовщины». Любого, кто выступает против существующей власти, можно назвать террористом.
Народовольцы Желябов, Перовская, Кибальчич, Клеточников и другие не захватывали заложников, не воевали с безоружными женщинами и детьми, не получали деньги от зарубежных спецслужб и фондов. Их терроризм носил кустарный, примитивный характер. Их главным и единственным «ресурсом» была собственная жизнь. И они отдали свои жизни за лучшую жизнь для простого народа, за лучшее будущее для своей страны. Напрасно?