Биография (КЕЭ, том Доп.3, кол. 241–242 )
Вырос в семье богатого владельца бумажной фабрики. Мать прививала Краусу любовь к культуре, с школьных лет он увлекался театром, но врожденный физический недостаток препятствовал актерской карьере. Краус изучал философию и филологию в Венском университете. С 1892 г. публиковал в австрийской и германской периодике литературные и театральные обзоры. В 1899 г. основал журнал «Факел», редактором (с 1912 г. - и единственным автором) которого оставался до конца жизни. Журнал пользовался большим успехом и принес Краусу славу «немецкого Ювенала». В литературно-политических обзорах он остроумно и язвительно высмеивал все, что считал проявлениями вырождения европейской, в том числе австрийской культуры: от лицемерия либеральной прессы до учения З. Фрейда и психоанализа.
Краус был непримиримым противником милитаризма и после Первой мировой войны обличал сторонников реванша, а также социалистов и церковь, которые предали идеалы мира. Эта позиция нашла выражение в наиболее известном драматическом произведении Крауса - драме «Последние дни человечества» (1919), проникнутой апокалиптическим предчувствием грядущей катастрофы.
Краус постоянно боролся за сохранение чистоты языка, считая его важнейшим фактором не только в эстетической, но и в этической сфере. Статьи и эссе на эту тему вошли в посмертно изданный сборник «Язык» (1937). Лирические стихотворения (девять книг) и афоризмы (четыре книги) самого Крауса считаются образцом литературного стиля. И в политике, и в искусстве Краус нередко оказывался в стороне от главенствующих тенденций времени. Так, в период господства реалистической драмы он выдвинул принципы поэтического театра, повлиявшие на творчество Б. Брехта. А. Шёнберг считал Крауса личностью, у которой больше, чем у кого-либо другого, можно учиться самобытности.
В 1898 г. Краус объявил о выходе из еврейской общины, в 1911 г. крестился, а в 1923 г. заявил об отходе от католичества. Резкие выпады против ряда выдающихся евреев и сионизма (памфлет «Одна крона для Сиона», 1898), возражения против пересмотра дела Дрейфуса, публикации в «Факеле» О. Вейнингера и Х. С. Чемберлена (см. Расизм) - все это давало основания считать Крауса антисемитом (см. Антисемитизм), стыдящимся своего происхождения. Он придерживался космополитических взглядов, был противником всякого национализма и защищал достоинство человека как личности, а не как представителя какой-либо нации. Однако, когда в 1933 г. Управление радиовещания Германии обратилось к Краусу с просьбой использовать его переводы сонетов Шекспира, он саркастически ответил, что переводил с иврита, поэтому такая передача будет противоречить «нынешним нормам» режима.
Начиная с 1923 г., Краус неоднократно предупреждал о том, как опасен Гитлер, писал об угрозе пангерманизма и аншлюса Австрии. В ярком памфлете «Почему не выходит “Факел”» (1933) Краус писал о несовместимости идеологии гитлеризма с законами немецкого языка. В последние годы жизни Краус полагал, что иудаизм и христианство должны вместе бороться против расизма.
Избранные сочинения
На русском языке
* Детерминизм/ Пер. Виктора Топорова// Западноевропейская поэзия XX века. М.: Художественная литература, 1977, с.29
Литература
* Zohn H. Karl Kraus. New York: Twayne Publishers, 1971
* Timms E. Karl Kraus, apocalyptic satirist: culture and catastrophe in Habsburg Vienna. New Haven: Yale UP, 1986
* Zohn H. Karl Kraus and the critics. Columbia: Camden House, 1997
* Carr G.J., Timms E. Karl Kraus und Die Fackel: Aufsatze zur Rezeptionsgeschichte = Reading Karl Kraus: essays on the reception of Die Fackel. Munchen: Iudicium, 2001
* Bouveresse J. Schmock ou Le triomphe du journalisme: la grande bataille de Karl Kraus, Paris: Seuil, 2001
* Rothe F. Karl Kraus: die Biographie. Munchen: Piper, 2003
* Timms E. Karl Kraus und der Kampf ums Recht. Wien: Picus, 2006
* Ganahl S. Ich gegen Babylon: Karl Kraus und die Presse im Fin de Siecle. Wien: Picus, 2006
* Reitter P. The anti-journalist: Karl Kraus and Jewish self-fashioning in fin-de-siecle Europe. Chicago: The University of Chicago Press, 2008
* Канетти Э. Карл Краус, школа сопротивления// Канетти Э. Человек нашего столетия. Художественная публицистика. М.: Прогресс, 1990, с.34-43
* Беньямин В. Карл Краус// Беньямин В. Маски времени. Эссе о культуре и литературе. СПб: Симпозиум, 2004, с.313-358
* Джонстон У. М. Поклонение языку у Карла Крауса: проклятие фотографической памяти// Джонстон У. М. Австрийский Ренессанс: Интеллектуальная и социальная история Австро-Венгрии 1848-1938. М.: Московская школа политических исследований, 2004, с.306-310
Биография
Краус рано пришел к выводу о том, что раздражавшие его явления венской культурной жизни, поначалу лишь дававшие повод для демонстрации его полемического таланта, на деле симптомы глубокой испорченности общества. В 1899 он начал издавать собственный журнал «Факел» («Die Fackel»), по материалам которого выпустил тома избранных публикаций: Мораль и преступность (Sittlichkeit und Kriminalitat, 1908), Китайская стена (Die chinesische Mauer, 1910), Страшный суд (Weltgericht, 1919), Крушение мира от черной магии (Untergang der Welt durch schwarze Magie, 1922), Литература и ложь (Literatur und Luge, 1929), Язык (Die Sprache, 1937).
Крупнейшее произведение Крауса-драматурга, Последние дни человечества (Die letzten Tage der Menschheit), написано во время Первой мировой войны и опубликовано в 1919. Среди других его пьес – Литература (Literature, 1921), Театр мечты, (Traumtheater, 1922), Кукуландия на облаках (Wolkenkuckucksheim). В 1952 впервые опубликована Третья Вальпургиева ночь (Die Dritte Walpurgischnacht) – выпуск «Факела», созданный еще в первые месяцы после прихода Гитлера к власти в Германии.
Сатира Крауса питалась противоречием между изначальной чистотой языка и его стилистическим и смысловым искажением под пером пишущих. Он указывал на порчу языка в среде чиновников, политиков, писателей и журналистов, полагая, что зло мира неизбежно вытекает из вечного несоответствия между чистотой слова и нечистыми намерениями публичной речи. Воплощением подобной опасности была в его глазах гитлеровская Германия. Многие критики воспринимают Крауса как адепта вневременных добродетелей, а его критику частных пороков – как защиту абстрактной духовной непогрешимости.
Биография (Большая Советская Энциклопедия )
Краус Карл (28.04.1874 - 12.06.1936), австрийский писатель, публицист, филолог. Выступил с сатирическим памфлетом "Разрушенная литература" (1897) против венских декадентов. Издавал и редактировал журнал "Факкель" ("Die Fackel", 1899-1936), в котором полемизировал с буржуазными философскими, политическими и эстетическими идеями.
Опубликовал много эссе и статей по вопросам литературы и языка, сборники сатирических фельетонов и афоризмов на темы международной и австрийской жизни. Вершина творчества Крауса - философская антивоенная драма "Последние дни человечества" (1918-1919). В памфлете "Непобедимые" (1928) Краус прославлял венских рабочих, штурмовавших летом 1927 реакционный суд.
Написанные в духе философской лирики И. В. Гёте стихи Крауса часто близки импрессионистской поэзии X. Моргенштерна и Д. Ф. Лилиенкрона. Стиль Крауса насыщен метафорами, контрастными сопоставлениями. С о ч.: Werke, Bd (1-9), Munch., 1955-61. Лит.: Iggers W. A., Karl Kraus. A Viennese critic of the twentieth century, The Hague, 1967 (библ. с. 230-45); Engelmann P., Dem Andenken an Karl Kraus, W., ; Kuhn C., Karl Kraus als Lyriker, P., 1968.
Биография (ru.wikipedia.org )
Родился в Богемии, в богатой еврейской семье, в 1877 переехавшей в Вену. В 1892 поступил на юридический факультет, в этот же период выступил как литературный критик, пробовал свои силы на сцене. В 1894 перешел на факультет философии и литературы, в 1896 оставил университет, не получив диплома.
В этот период подружился с Петером Альтенбергом, вошел в кружок Молодая Вена (Герман Бар, Гофмансталь, Шницлер, Феликс Зальтен и др.). Через год порвал с ним, опубликовав памфлет Die demolierte Literatur. Выступил с резким отвержением сионизма Теодора Герцля. В 1899 начал издавать собственный журнал «Факел», который выпускал вплоть до смерти, сделал его влиятельнейшим изданием эпохи.
На его страницах публиковались крупнейшие писатели и художники: Альтенберг, Демель, Кокошка, Ласкер-Шюлер, Генрих Манн, Шёнберг, Стриндберг, Тракль, Верфель, Оскар Уайльд и др. С 1911 Краус стал в журнале единственным автором. В том же году он принял католицизм. Параллельно Краус выступал с публичными лекциями и чтениями - до 1936 он дал около 1700 подобных сольных представлений не только в Вене, но в Берлине и Праге. В 1923 он покинул католическую церковь.
Крупнейшим произведением Крауса стала сатирическая драма в жанре «мирового обозрения» «Последние дни человечества» (1915-1919), во многом построенная на актуальных материалах европейских газет. Кроме того, Краус известен своими афоризмами (собраны в книге «Обращенное в слово», нем. Beim Wort genommen, 1955).
Карл Краус
(1874-1936 гг.)
Агитатор владеет словом. Художником владеет слово.
Актер-мужчина обладает талантом носить маску. Но изменчивость женского облика – сама по себе талант. Актрисы, которые носят маски, – это уже не женщины, а актеры.
Актриса – женщина в квадрате, актер – мужчина, из которого извлечен корень.
Аморальность мужчины берет верх над безнравственностью женщины.
Афоризм нельзя продиктовать машинистке. Было бы слишком долго.
Афоризм никогда не содержит всей правды: в нем либо полправды, либо полторы.
Безнравственность содержанки проявляется в том, что она верна своему покровителю.
Бессмертие – единственное, что не терпит отсрочки.
Бесстыжий художник, который, прикинувшись соблазнителем, заманивает девушку в свою мастерскую и там ее пишет.
Библиофил имеет такое же отношение к литературе, как филателист к географии.
Близится время, когда золотое руно будут заказывать у золотого тельца!
Боже, прости им, ибо ведают, что творят!
В глазах женщины должны отражаться не ее мысли, а мои.
В женщине духовного столько же, сколько телесного в зеркале.
В наше время даже порядочный человек – если, конечно, он этого не афиширует, – может приобрести хорошую репутацию.
В пустую голову входит много знаний.
В шовинизме антипатична не столько неприязнь к чужакам, сколько любовь к своим.
Влюбившийся сердцеед подобен заразившемуся врачу. Профессиональный риск.
Воздержание не проходит бесследно. У одних появляются прыщи, у других – законы об охране нравственности.
Война – это сначала надежда, что нам будет хорошо; потом – ожидание, что им будет хуже; затем – удовлетворение тем, что им не лучше, чем нам; и наконец – неожиданное открытие, что плохо и нам, и им.
Вполне естественно умереть за отечество, в котором жить невозможно.
Врачи легко определяют помешательство: стоит им поместить пациента в психлечебницу, как он тут же проявляет признаки сильнейшего беспокойства.
Газета – консервы времени.
Генрих Гейне так ослабил корсет немецкой речи, что теперь даже самый заурядный галантерейщик может ласкать ее груди.
Греческие мыслители чувствовали себя превосходно в обществе девок. Германские филистеры жить не могут без дам.
Гуманность – это прачка общества, которая полощет в слезах его грязное белье.
Да, конечно, собака – образец верности. Но почему она должна служить нам примером? Ведь она верна человеку, а не другой собаке.
Даже ребенок и женщина могут сказать правду. И только если их слова подтвердят другие дети или женщины, следует усомниться в их достоверности.
Держать в доме диких животных запрещено, а от домашних мне мало радости, так что лучше уж я останусь холостяком.
Дети играют в солдат. Это понятно. Но почему солдаты играют в детей?
До чего же чудесно, когда девушка забывает, что она хорошо воспитана!
Дьявол – большой оптимист, если думает, что людей еще можно ухудшить.
Его убеждения были ему дороже всего, даже дороже жизни. Но он был человеком самоотверженным и, когда это потребовалось, охотно отдал свои убеждения за свою жизнь.
Единственное искусство, о котором может судить публика, это искусство театра. Отдельный зритель, а уж особенно критик, несет чепуху, но все вместе правы. В литературе – наоборот.
Если в предложении есть опечатка и оно тем не менее сохраняет смысл, значит, в нем не было мысли.
Если не знаешь, как поступать, – поступай правильно.
Если уж верить в то, чего увидеть нельзя, то по мне лучше верить в чудеса, чем в бактерии.
Если человек поступает по-свински, он говорит: «Помилуйте, я всего лишь человек!» Но если с ним поступают по-свински, он восклицает: «Позвольте, я ведь тоже человек!»
Есть в государстве лица, о которых ничего не известно, кроме того, что их не позволено оскорблять.
Есть люди, которые никогда не простят нищему, что не дали ему ничего.
Есть люди, которые становятся умнее, если в течение восьми дней подряд не скажут никому ни единого слова.
Женская чувственность – источник, в котором обновляется мужская духовность.
Женское вожделение и мужское – все равно что эпос и эпиграмма.
Женщина должна выглядеть настолько умной, чтобы ее глупость оказалась приятным сюрпризом.
Женщина иногда вполне годится как заменитель мастурбации. Но, разумеется, это требует большого усилия воображения.
Женщина не должна быть того же мнения, что и я. Она вообще не должна иметь мнения.
Женщина принимает одного за всех, мужчина – всех за одну.
Женщина, которая не может подурнеть, не может считаться красивой.
Жизнь – это усилие, заслуживающее лучшего применения.
Журналисты пишут, потому что им нечего сказать, и им есть что сказать, потому что они пишут.
Задача искусства – протирать нам глаза.
Законченный прохиндей тот, кто не совершил всех свинств, которые ему приписываются. Тот, за кем отказываются признать свинства, которые он совершил, – прохиндей лишь наполовину.
И в искусстве бедному ничего не позволено брать у богатого, а богатый у бедного может взять все.
Иные писатели всего лишь на двадцати страницах могут выразить то, для чего мне иногда требуются целых две строки.
Искусство – это то, чем мир станет, а не то, что он есть.
Искусство – это таинство рождения старого слова.
Историк – не всегда пророк, предсказывающий назад, но журналист – это всегда человек, который потом знал все заранее.
Историк – это нередко журналист, обращенный вспять.
Иудин поцелуй, которым христианство наградило человеческий дух, был последним половым актом, в котором оно принимало участие.
Каждый любовный поэт творит женщину из ребра мужчины.
Каждое супружество – мезальянс.
Как управляется мир и разгораются войны? Дипломаты лгут журналистам и верят своей же лжи, читая ее в газетах.
Карьера – это лошадь, въезжающая во врата вечности без всадника.
Когда какая-либо культура чувствует, что приходит ее конец, она посылает за священником.
Кокошка написал мой портрет. Вполне возможно, что знакомые меня не узнают. Но незнакомые узнают наверное.
Косметика есть наука о космосе женщины.
Кто не роет яму другому, сам в нее попадет.
Куколка – это слово означает еще и личинку насекомого.
Лихтенберг копает глубже, чем кто бы то ни было, но не выходит наружу. Он говорит из-под земли. Слышит его лишь тот, кто сам глубоко копает.
Ложные аргументы могут обосновывать настоящую ненависть.
Ложь во спасение извинительна. Нельзя прощать лишь того, кто говорит правду, когда его об этом не просят.
Лучше всего не быть обокраденным. По крайней мере, не будет неприятностей с полицией.
Любовь и искусство заключают в свои объятия не прекрасное, а то, что становится прекрасным благодаря им.
Маленькие станции очень гордятся тем, что скорые поезда должны проходить мимо них.
Медицина: кошелек и жизнь!
Меня посетило ужасающее видение: энциклопедия подошла к эрудиту и раскрыла его.
Мир – это тюрьма, в которой одиночная камера приятнее прочих.
Мне знакомы сентиментальные писатели определенного сорта – плоские и вонючие. Клопы из матрасной могилы Гейне.
Многие домогаются места под солнцем. Но немногие помнят, что солнце заходит, как только это место добыто.
Многие разделяют мои взгляды. Но я не разделяю их с ними.
Многие таланты сохранили свою скороспелость до преклонного возраста.
Мой язык – уличная девка, которой я возвращаю девственность.
Мораль – это склонность выплеснуть ванну вместе с ребенком.
Мораль в области пола – это выход из положения, найденный персидским царем, который заковал море в цепи.
Мораль говорит: «Не смотри сюда!» И это устраивает обе стороны.
Мы были достаточно развиты, чтобы построить машину, но чересчур примитивны, чтобы ею пользоваться.
Мысль – это то, чего не хватает банальности, чтобы стать мыслью.
На журналиста срочность действует возбуждающе. Он пишет хуже, если у него есть время.
На суждения сноба нельзя полагаться. То, что он хвалит, может оказаться настоящим искусством.
Наказание должно преподать урок тем, кто не желает грешить.
Написать афоризм, если умеешь это делать, нередко весьма трудно. Куда легче написать афоризм, если не умеешь этого.
Настоящая верность скорее отступится от друга, чем от врага.
Настоящий портрет тот, по которому можно узнать, какого художника он изображает.
Настоящий портретист использует свою модель так же, как плохой портретист – фотографии своей модели. Без маленькой помощи не обойтись.
Наука – это спектральный анализ; искусство – синтез света.
Не доверяй женщине, которую удалось уличить в верности. Сегодня она верна тебе, завтра – другому.
Не иметь ни одной мысли и суметь ее выразить – вот что создает журналиста.
Невинность – идеал тех, кто любит лишать невинности.
Некоторые женщины вовсе не красивы, а только так выглядят.
Немецкий язык – самый глубокий, немецкая речь – самая поверхностная.
Неподвижность сильнее всего заметна, когда плохой художник изображает движение. Хороший художник способен нарисовать бегуна без ног.
Нет на свете более несчастного существа, чем фетишист, который тоскует по женской туфельке, а вынужден иметь дело со всей женщиной.
Ни одна сила на свете не сравнится с энергией, с которой многие защищают свои слабости.
Ничто так не доказывает ложность теории, как ее применимость на практике.
Нужно всякий раз писать так, будто пишешь в первый и последний раз. Сказать так много, словно это твое прощание, и так хорошо, словно это дебют.
Образование – это то, что большинство получает, некоторые передают и лишь немногие имеют.
Общая сумма идей литературного сочинения есть результат умножения, а не сложения.
Один пишет, потому что видит, другой – потому что слышит.
Одна из наиболее распространенных болезней – ставить диагноз.
Omne animal tristi. Такова христианская мораль. Но и они лишь post, а не propter hoc.
Он много бы дал ей за то, чтобы она любила его не за то, что он ей дает.
Он скорее простит тебе подлость, которую он тебе сделал, чем добро, которое ты сделал ему.
Она сказала себе: переспать с ним – пожалуй, но без фамильярности!
Они смотрят на женщину как на живительный напиток. Что женщин самих мучит жажда, они замечать не желают.
Они судят, дабы не быть судимыми.
От пустоты сердца глаголят уста. (По канве библейского изречения «От избытка сердца глаголят уста».)
Парламентаризм – это перевод политической проституции на казарменное положение.
Перевести произведение с одного языка на другой – все равно что снять с него кожу, перевести через границу и там нарядить в национальный костюм.
Печать – провидение безбожного времени, причем веру во всеведение и всеприсутствие она превратила в твердое убеждение.
Печать – у них, биржа – у них, а теперь у них еще и подсознание!
Плохо подавленная сексуальность привела в расстройство не один домашний бюджет, а хорошо подавленная – мировой порядок.
«Покончим с иллюзиями!» – с этого-то они и начинаются.
Поэт, который читает, выглядит, как повар, который ест.
«Права женщин» – это обязанности мужчин.
Прекрасно умереть за идею. Если только это не та идея, за счет которой живут и от которой умирают.
При мысли, что одно и то же орудие послужило для написания «Критики чистого разума» и отчетов о гастролях Венского мужского хора, сразу перестаешь роптать и только возносишь хвалу Всевышнему.
Прогресс изготовляет бумажники из человеческой кожи. (Написано в 1909 г.)
Прогресс празднует пирровы победы над природой.
Проститутки на улицах ведут себя так бесстыдно, что отсюда можно заключить, как ведут себя почтенные граждане у себя дома.
Психоанализ – болезнь эмансипированных евреев; религиозные евреи довольствуются диабетом.
Психоанализ и есть тот самый недуг, от которого он берется нас излечить.
Психоанализ определенного рода – занятие похотливых рационалистов, которые сводят к сексуальным мотивам все на свете, за исключением собственного занятия.
Психоаналитик – это исповедник, способный отпустить даже грехи отцов.
Психоаналитики роются в наших сновидениях, словно в наших карманах.
Психология – это омнибус, конвоирующий воздушный корабль.
Публика не все готова стерпеть. Она с негодованием отвергает безнравственное сочинение, если заметит в нем какую-либо культурную цель.
Раб! Она делает с ним все, чего он хочет.
Разговоры парикмахеров неопровержимо доказывают, что головы существуют для того, чтобы на них росли волосы.
Размеры неблагодарности часто никак не соотносятся с размерами оказанного благодеяния.
Раньше декорации были картонные, а актеры настоящие. Теперь декорации совсем как живые, но актеры картонные.
Ревность – это собачий лай, который приманивает вора.
С женщинами я охотно веду монолог. Но диалог с самим собой увлекательнее.
Самые лучшие женщины те, с которыми меньше всего говоришь.
Сатира, которую цензор способен понять, заслуживает запрета.
Сверхчеловек – идеал преждевременный, поскольку предполагает существование человека.
Своей сатирой я делаю маленьких людишек такими большими, что они уже оказываются достойными объектами моей сатиры.
Семейная жизнь есть вмешательство в личную жизнь.
Секрет агитатора: поглупеть настолько, чтобы слушатели поверили, что они так же умны, как и он.
Сексуальное просвещение оправданно хотя бы потому, что девушки могут недостаточно рано узнать, как дети не приходят на свет.
Сентиментальная ирония – это собака, которая воет на луну, одновременно писая на могилы.
Скандал начинается тогда, когда полиция кладет ему конец.
Скорее простят некрасивую ногу, чем некрасивый чулок!
Скромность – право художника, тщеславие составляет его обязанность.
Слабый сомневается перед тем, как принять решение; сильный – после.
«Соблазнитель», гордящийся тем, что открывает женщине тайны любви, подобен иностранцу, который является на вокзал и берется показать местному экскурсоводу все городские достопримечательности.
Современная литература – рецепт, который выписывается пациентами.
Современная музыка похожа на женщину, которая свои природные изъяны восполняет безупречным знанием санскрита.
Современные режиссеры не знают, что на сцене темнота должна быть видна.
Состояние, в котором мы живем, и есть настоящий – то есть стабильный – конец света.
Спрашивай ближнего только о том, что сам знаешь лучше. Тогда от его совета может быть польза.
Стимул технического прогресса – наша беззащитность перед техникой.
Сутенер – исполнительный орган безнравственности. Исполнительный орган нравственности – шантажист.
Существуют мужчины, способные обмануться любой женщиной.
То, что живет благодаря материалу, умирает вместе с материалом. То, что живет в языке, умирает вместе с языком.
Только язык, пораженный раком, проявляет склонность к новообразованиям.
Тот, кто способен писать афоризмы, не должен размениваться на трактаты.
Труднее всего пробраться назад через границу возраста.
Трудно поверить, до чего непросто претворить действие в мысль!
У женщин есть хотя бы наряды. А чем могут прикрыть свою пустоту мужчины?
У зевающего животного человеческое лицо.
У танцовщиц секс в ногах, у теноров – в гортани. Поэтому теноры разочаровывают женщин, а танцовщицы – мужчин.
Умный уступает, но умен он задним числом.
Фантазия не строит воздушных замков, она перестраивает в воздушные замки бараки.
Хорош мир, в котором мужчины исполнение своих заветных желаний ставят в упрек женщинам!
Хороший психолог легко введет тебя в свое положение.
Художник – это человек, которым может решение превратить в проблему.
Ценность образования ярче всего проявляется тогда, когда образованные высказываются о вещах, которые лежат вне области их образования.
Чем больше предлагается ассоциаций, тем меньше способность к ассоциациям.
Через своих подражателей многие доказали, что они не оригинальны.
Черным по белому: так выглядит в наше время ложь.
Что значит Девятая симфония по сравненью с мотивчиком, который напевают дуэтом уличная шарманка и воспоминание!
Что нас мучит – это упущенные возможности. Быть уверенным в невозможности чего-либо – уже облегчение.
Что переварили учителя, тем питаются ученики.
Что с первого взгляда отличает Берлин от Вены? В Берлине иллюзии сооружают из бросового материала, тогда как в Вене для кича берется только самое лучшее.
Что такое историк? Человек, который пишет слишком плохо, чтобы зарабатывать на хлеб журналистикой.
Эротика есть преодоление препятствий, а самое соблазнительное и самое популярное из них – мораль.
Эрудиты, должно быть, живут в убеждении, что в работе столяра главное – количество стружки.
Я долго остаюсь под впечатлением, которое я произвел на женщину.
Я могу сказать с гордостью, что целые дни и ночи занимался тем, чтобы ничего не читать, и с железной энергией употреблял каждую свободную минуту на то, чтобы все больше и больше пополнять свою энциклопедическую необразованность.
Я знаю страну, где автоматы по воскресеньям отдыхают, а в будни не работают.
Я не здороваюсь со многими людьми, хотя я совсем их не знаю.
Я не люблю вмешиваться в свои личные дела.
Я, слава богу, часто попадаю выше цели и редко – рядом с целью.
Одна из самых распространенных болезней – ставить диагноз.
Наши поступки менее добры и менее порочны, чем наши желания.
Я не за женщин, но против мужчин.
От своего города я требую: асфальта, канализации и горячей воды. Что касается культуры, то культурен я сам.
Слабый человек сомневается перед тем, как принять решение; сильный – после.
Из книги Все монархи мира. Западная Европа автора Рыжов Константин ВладиславовичКарл V Из рода Габсбургов. Король Испаиии в 1516-1556 гг. Немецкий король в 1519-1531 гг. Император «Священной Римской империи» в 1519-1556 гг. Филиппа I и Хуанны Арагонской.Ж.: с 10 марта 1526 г. Изабелла Португальская (род. 1503 г. ум. 1539 г.).Род. 24 февр. 1500 г. ум. 21 сент. 1558 г.Карл родился в Генте.
Из книги Большая Советская Энциклопедия (КР) автора БСЭКарл VI Император «Священной Римской империи», король Немецкий, король Венгрии и Чехии из династии Габсбургов, прививший в 1711 -1740 гг. Сын Леопольда I и Элеоноры Пфальц-Нойбургской.Ж.: с 23 апр. 1708 г. Елизавета Христина, дочь герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского Людвига
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ОР) автора БСЭКарл VII Немецкий король и император «Священной Римской империи», правивший в 1742-1745 гг. Сын курфюрста Баварского Макса Эмануэля и Терезы Кунигунды Собесской.Ж.: с 5 окт. 1722 г. Мария Амалия, дочь императора Иосифа I (род. 1701 г. ум. 1756 г.).Род. 6 авг, 1697 г. ум. 20 янв. 1745 г.Карл Альберт,
Из книги Афоризмы автора Ермишин ОлегКарл I Король Англии и Шотландии из династии Стюартов, правивший в 1625 – 1648 гг. Сын Иакова I и Анны Датской.Ж.: с 12 июня 1625 г. Генриетта Мария, дочь короля Франции Генриха IV (род. 1609 г. ум. 1669 г.).Род. 29 ноября 1600 г. ум. 30 янв. 1649 г.Карл был третьим сыном короля Иакова I и сделался
Из книги Словарь современных цитат автораКарл II Король Англии и Шотландии из династии Стюартов, правивший в 1660– 1685 гг. Сын Карла I и Генриетты Французской.Ж.: с 1662 г. Екатерина, дочь короля Португалии Жуана IV (род. 1638 г. ум. 1705 г.).Род. 29 мая 1630 г. ум. 16 февр. 1685 г.В самом начале революции малолетнего Карла отвезли в
Из книги Формула успеха. Настольная книга лидера для достижения вершины автора Кондрашов Анатолий ПавловичКарл I Король Испании.См.Карл VИмператор «Священной Римской
Из книги 100 великих полководцев Западной Европы автора Шишов Алексей ВасильевичКарл II Король Испании из династии Габсбургов, правивший в 1665-1700 гг. Сын Филиппа IV и Анны Марии Австрийской.Ж.: 1) с 1679 г. Мария Луиза, дочь герцога Орлеанского Филиппа I (род. 1662 г. ум. 1689 г.); 2) с 1690 г. Анна Мария, дочь Филиппа Вильгельма Небургского (род. 1667 г. ум. 1740г.).Род. 1661 г. ум. 1
Из книги Всемирная история в изречениях и цитатах автора Душенко Константин Васильевич Из книги автора Из книги автораОрф Карл Орф (Orff) Карл (р. 10.7.1895, Мюнхен), немецкий композитор, педагог, театральный деятель и драматург (ФРГ). В 1913-14 учился композиции в мюнхенской Академии музыкального искусства, совершенствовался у Г. Каминского. Работал капельмейстером драматического театра Мюнхена,
Из книги автораКарл Краус (1874-1936 гг.) писатель Авторы газетных колонок – это несостоявшиеся торговцы мелким галантерейным товаром. Родители вынудили их заняться более интеллигентной профессией, но врожденный талант все-таки пробивает себе дорогу.Агитатор владеет словом. Художником
Из книги автораКРАУС Карл (Kraus, Karl, 1874-1936), австрийский писатель и журналист 223 * Интеллигентная бестия. // Intelligenzbestie. В сатирической статье Крауса, написанной в связи с похищением «Моны Лизы» из Лувра («Мона Лиза и победитель», 30 сент. 1911), предлагалось «прикончить мировую бестию
Из книги автораКРАУС Карл Краус (1874–1936) – австрийский журналист, сатирик, эссеист, афорист, драматург и поэт.* * * В сомнительных случаях следует предпочитать правильный вариант. Секрет успеха демагога: надо стать таким же глупым, как его аудитория, чтобы она сочла себя такой же
Из книги автора Из книги автораКАРЛ I (Charles I, 1600–1649),английский король с 1625 г.27Никогда не защищайся и не оправдывайся, прежде чем тебя обвинят.Письмо к лорду Уэнтуэрту от 3 сент. 1636 г.? Jay, p. 8228Вижу, все пташки улетели.Слова короля в Палате общин 4 янв. 1642 г., после неудачной попытки арестовать пятерых
Из книги автораКРАУС, Карл (Kraus, Karl, 1874–1936),австрийский писатель и журналист176Прикончить мировую бестию интеллигенции, которая своей ненавистью губит художника и питает искусство.«Мона Лиза и победитель», сатирическая статья(30 сент. 1911)? Kraus K. Aphorismen und Gedichte. – Berlin, 1974, S.
Показано 15 из 15
Безделие; самая зияющая пустота, самый опустошающий крест. Поэтому я - может быть - не люблю деревни и счастливой любви.
«Лицом к деревне» -
заданье дано, -
за гусли,
поэты-други!
Поймите ж -
лицо у меня
одно -
оно лицо, а не флюгер.
Виноват я перед тобой, милый Герцен, давно к тебе не писал, хотя часто вспоминал о тебе; но я всё это время провел в деревне, в совершенном уединении - а уединение производит во мне всякий раз невыразимую лень, которую на поэтическом языке называют тишиной, погружением в тишину и т. д.
Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
В давно исчезнувшие лета
Философ басню написал
О двух горшках. Когда б он знал,
Как здесь подходит басня эта!
Один был глиняный горшок,
Другой - чугунный или медный;
Их у одной деревни бедной
На берег выбросил поток.
И глиняный посторонился
Чугунного, боясь, что тот
Его толкнёт и разобьёт.
Урок бы многим пригодился:
В сравненье с женщиной мужчина -
Горшок чугунный; если с ней
Он стукнется чуть-чуть сильней,
То цел чугун, а бьётся глина.
Подруга, дурнея лицом, поселись в деревне.
Зеркальце там не слыхало ни о какой царевне.
Речка тоже рябит; а земля в морщинах -
и думать забыла, поди, о своих мужчинах.
<...>
Езжай в деревню, подруга. В поле, тем паче в роще
в землю смотреть и одеваться проще.
Там у тебя одной на сто вёрст помада,
но вынимать её всё равно не надо.
От людей на деревне не спрятаться,
Нет в деревне секретов у нас, -
Не сойтись, разойтись, не сосвататься
В стороне от придирчивых глаз.
Я работал в деревне и жил с мужиками.
Замлела я вся, бабы! Это же он в первый раз мне по-человечески в любви признался. Схватила я его на руки вместе с бревном! Иду по улице! Его целую! Бревно целую! А бабы из окон повылупливались - завидывают! А как на поле ромашковое вышли, гляжу - Нинка своего на закорках тащит. Тамарка своего батогами гонить. Даже Федотовна старика своего на тележке прёть! И все целуются - обнимаются! Мужики ромашки рвут и в бошки себе втыкивают! А ночью такой визг по деревне стоял - соловьи заслушались, собаки на луну завыли, петухи утро проспали, а в коровах молоко прокисло. Вот оно что любовь!
Живу в большом городе и чувствую себя как в деревне - все узнают. Хожу, со всеми здороваюсь. Не могу отказать в автографе или просьбе сфотографироваться со мной. Мне это не мешает. Я знал, на что шел, когда мордой в телевизор тыкался.
Русская женщина всегда одинакова: и в городе, и в деревне она что-то вечно ищет, какую-то потерянную булавку, и никак не может умолчать, что находка этой булавки может спасти мир.
Встречаются, чтоб расставаться,
Влюбляются, чтоб разлюбить.
Мне хочется расхохотаться
И разрыдаться, и не жить!
Клянутся, чтоб нарушить клятвы,
Мечтают, чтоб клянуть мечты...
О, горе тем, кому понятны
Все наслаждения тщеты.
В деревне хочется столицы...
В столице хочется души...
И всюду человечьи лица
Бесчеловеческой души...
Как часто красота уродна
И есть в уродстве красота...
Как часто низость благородна
И злы невинные уста.
Так как же не расхохотаться,
Не разрыдаться, как же жить,
Когда возможно расставаться,
Когда возможно разлюбить?
Моя деревня пахнет многим, многим,
Все запахи ее не посчитать.
Когда я уставал с большой дороги,
Деревнею хотелось подышать.
Я помню запах чудной зимней ночи,
а он ни с чем в сравненье не идет.
Вот прялка неназойливо стрекочет,
А мама нить суровую прядет.
Из печки пахнет свежим, теплым хлебом,
Топленым и душистым молоком.
То запахи с божественного неба,
И нужно ли мечтать еще о чем.
А мая нет без запаха сирени,
Без утреннего запаха росы.
Без радуги и дождика весеннего,
Раскатистого грохота грозы.
Вот летний зной душистой пахнет мятой,
и запах чабреца идёт с полей.
И как цветочки, сельские девчата,
подруги давней юности моей.
Осенний вечер пахнет хороводом,
гармошкою и песней у реки.
Те запахи веселья и природы
для сердца деревенского близки.
Как нежно пахнут белые березы,
Нет русской деревеньки без берез.
Пусть иногда есть запахи навоза,
Где хлеб растет, там пахнет и навоз.
Люблю вдыхать все запахи с дороги,
вернувшись снова в сельские края.
Здесь пахнут мамой отчие пороги,
Деревней пахнет родина моя.
Петр Черных
Вот моя деревня,
Вот мой дом родной.
Вот качусь я в санках
По горе крутой…
Иван Суриков
Я люблю село родное,
Я люблю свой дивный край,
Дом на холмике высоком,
На окне цветёт герань.
Я люблю леса и речку,
И тропинку вдоль полей,
И пьянящий запах сена,
И жужжание шмелей.
Я люблю весны цветенье
И осенний листопад.
Я люблю зимы творенье,
Летний зной и снегопад.
Нет роднее в мире края
Где бы был так счастлив я.
Никогда я не забуду
Сердцу милые места.
Паранин Валерий
Что такое деревня?
Это зори-закаты румяные,
Чистый воздух, река и утес
Это травы, на поле просторном духмяные.
Я в деревне родился и рос.
Ты такая родная:
То ты в белом, то снова зеленая,
Ночью снишься, и сердце зовет
Мне спокойно, душа здесь умиротворенная,
Потому что она здесь живет.
Что такое — деревня?
Это встречи на улице частые.
И характер у каждого свой.
Утром рано петухи вас разбудят горластые,
И начнется ваш день трудовой.
И опять над деревней
Злые духи и ветры куражатся.
Поредели леса и стада.
Но я верю, судьба благосклонной окажется —
Снова счастье заглянет сюда.
Что такое – деревня?
Труд крестьянский до пота соленого.
А сметану здесь режут ножом.
И от края, стволами берез побеленного,
Я в восторге, я им поражен.
Борисенко А.
В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне Он — в избытке. В чугуне
Он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдает
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолет
объездчику, стреляющему в утку.
Возможность же все это наблюдать,
к осеннему прислушиваясь свисту,
единственная, в общем, благодать,
доступная в деревне атеисту.
Иосиф Бродский
Люблю деревню я и лето:
И говор вод, и тень дубров,
И благовоние цветов;
Какой душе не мило это?
Быть так, прощаю комаров!
Но признаюсь - пустыни житель,
Покой пустынный в ней любя,
Комар двуногий, гость-мучитель,
Нет, не прощаю я тебя!
Баратынский Евгений
В деревне благодарен дому
И благодарен кровле, благодарен печке,
Особенно когда деревья гнутся долу
И ветер гасит звезды, словно свечки.
Сверчку в деревне благодарен,
И фитилю, и керосину.
Особенно когда пурга ударит
Во всю медвежью голосину.
Соседу благодарен и соседке,
Сторожевой собаке.
Особенно когда луна сквозь ветки
Глядит во мраке.
И благодарен верному уму
И доброму письму в деревне…
Любви благодаренье и всему,
Всему - благодаренье!
Самойлов Давид
Деревня спит. Оснеженные крыши —
Развёрнутые флаги перемирья.
Всё тихо так, что быть не может тише.
В сухих кустах рисуется сатирья
Угрозья головы. Блестят полозья
Вверх перевёрнутых саней. В надмирье
Летит душа. Исполнен ум безгрезья.
Игорь Северянин
Любимое село!
Родимый сердца уголок,
Хочу поздравить с юбилеем!
И крикнуть громко, как пастух в рожок:
— Люблю тебя, прекрасное селение!
Здесь родилась, живу
И в школу уж в 7-й хожу.
Хоть всю страну пешком я обойду,
Но лучшего села нигде я не найду.
Ковалевская Дарья
Люблю бывать в родной деревне,
Там в палисадниках деревья.
Там в огородах «журавли»,
Чтоб брать из недр сок земли.
Там на окошках занавески,
За занавесками герань.
Там даже окрик самый резкий
Не ощущается как брань.
Там каждый, встретившись с тобой,
Поднимет кепку над собой.
А на столбах, как страж ворот,
Поет петух, иль дремлет кот.
Там можно встретить амазонок
На резвоскачущих конях…
Там голос Родины с пелёнок
Вошёл в меня.
Никон Сочихин
Деревня, а по сути дела - весь.
История не проходила здесь.
Не то двадцатый век, не то двадцатый
до Рождества Христова, и стрельчатый
готический седой сосновый бор
гудит с тех пор и до сих пор.
Не то двадцатый век, не то второй.
Забытая старинною игрой
в историю
извечная избенка
и тихий безнадежный плач ребенка.
Земля и небо. Между - человек.
Деталей нет. Невесть который век.
Слуцкий Борис
В деревне, чуть заря вечерняя займётся,
Играет молодёжь, сплетаясь в хоровод,
Звучит гармоника, и песня раздаётся
Такая грустная, что за сердце берёт.
Но грусть сроднилася с крестьянскою душою,
Она всегда в груди измученной живёт
И разгоняется лишь песнею родною.
Отпряжён от сохи, средь поля конь усталый
Пасётся в табуне; вхожу я тихо в дом,
Чтоб за ночь отдохнуть и чтоб на зорьке алой
Проснуться и опять с товарищем-конём
На поле целый день трудиться с силой новой,
Взрывая борозды, иль, срезав рожь серпом,
Душистые снопы возить на ток готовый.
А тёплый вечер так порой душист и ясен,
Когда разносится народной песни стих.
О, как её язык и звучен и прекрасен,
Как много слышится в ней мук пережитых
Спиридон Дрожжин
Хорошо в деревне летом,
Чистый воздух, свежий ветер.
Выйдешь утром на крыльцо —
Аромат цветов в лицо.
Куры ходят по двору,
Свинка шлёт привет: «Хрю — хрю».
Добродушная корова
Молока мне даст парного.
За забором у соседа
Индюки ведут беседу.
А какая вкуснота
Кушать ягоды с куста!
Чёрная смородина
Для меня особенна!
За околицей речушка,
Устилают дно ракушки.
Машет крыльями гусак:
«Уходи подальше враг!»
Принимает грозный вид.
И по страшному шипит.
За рекою сразу лес.
Грибникам в нём интерес.
На полянках земляника,
Краснобока, краснолика.
А над нею стрекоза
Улетает в небеса.
Хорошо в деревне летом,
Взрослым хорошо и детям.
Серёжкин Сергей
Земляки покидают деревни,
Перевозят в поселки жилье,
Оставляя одни лишь деревья
Да плетней и заборов гнилье.
От селений иных по избушке
Уцелело, и мест не узнать,
И, пугаясь безлюдья, старушки
Здесь друг к другу идут ночевать.
И уже говорят в сельсовете
И в райцентре, что скоро земля,
Где стоят еще домики эти,
Отойдет под луга и поля.
Жизнь велит, жизнь выносит решенья,
Жизнь дает на вопросы ответ.
И одни умирают селенья,
А другие родятся на свет.
Николаи Кутов
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве!
Там будут старые деревья,
Там будут яблоки в траве.
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в прах,
И мать убитого солдата
С позорной пенсией в руках!
И два горшка на частоколе,
И пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли!
И пусть поёт в тоске и боли
Непротрезвевший гармонист
О непонятной русской доле
Под тихий плач и ветра свист!
Пусть рядом робко встанут дети,
Что в деревнях ещё растут, —
В наследство им на белом свете —
Всё тот же чёрный рабский труд!
Присядуд бабы на скамейку,
И всё в них будет как всегда:
И сапоги, и телогрейки
И взгляд потухший в «никуда»!..
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждёт свой смертный час!
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы —
Одно лишь «Господи, помилуй!»
И вера в праведность судьбы.
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве…
Там будут старые деревья
И будут яблоки в траве…
Хотя проклинает проезжий
Дороги моих побережий,
Люблю я деревню Николу,
Где кончил начальную школу!
Бывает, что пыльный мальчишка
За гостем приезжим по следу
В дорогу торопится слишком:
— Я тоже отсюда уеду!
Среди удивленных девчонок
Храбрится, едва из пеленок:
— Ну что по провинции шляться?
В столицу пора отправляться!
Когда ж повзрослеет в столице,
Посмотрит на жизнь за границей,
Тогда он оценит Николу,
Где кончил начальную школу…
Рубцов Николай
Моё село родное,
Мой дом возле реки.
Вода совсем уж рядом
Течёт, шумит, блестит.
И яркие стрекозы
Над камышом снуют.
Так радует картина,
А на душе – уют!
Видны холмы зеленые.
Деревья там растут,
Лисицы, волки, зайцы –
все обитают тут,
Село моё любимое!
Тебе уж 200 лет!
Но для меня на свете
Чудесней края нет!
Бурьян Виктория
Люблю тебя, земля моя родная!
Ты песнею живёшь в душе моей.
По лужам бегала я здесь босая,
И для меня нет уголка милей.
Сейчас, хотя прошли уж годы,
К деревне часто прихожу родной.
Я вижу всё, дома и огороды,
И баньки на пригорке над рекой.
По чёрному топились наши бани,
Мне кажется, я слышу запах тот.
Вот мама выглянет в окно из-за герани,
Меня как прежде в баню позовёт.
Но нет домов, и баньки все исчезли,
Черёмухи, как прежде здесь растут.
И соловьи свои лихие песни,
По вечерам в их зарослях поют.
Пойте, птицы! Мы слушать вас любили.
Пусть всюду раздаётся птичья звень!
Вы ни причём, мы, люди, загубили
В округе много милых деревень.
Крючкова Н.
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребенком
Запрягался в наши сани.
Сергей Есенин
Мой край забытых Богом деревень,
Ромашковых просторов и лесов,
Где Горбачёвский ветер перемен
Не уничтожил жизненных основ.
Здесь нараспашку души и дома
Всегда найдутся хлеб и молоко
Для путника раскроют закрома
Не важно, что он людям незнаком.
В избе расстелют чистую постель.
А хочешь, спать ложись на сеновал.
Все двери в дом открыты для гостей,
их на замок никто не закрывал.
Развеял ветер колею дорог.
В лугах зарос родной тропинки след.
Хозяев нет, рассыпался порог.
Да и деревни, тоже больше нет.
Я в брошенный колодец загляну,
Где сруб замшелый прячется во мгле.
Грохочет цепь, спускаясь в глубину,
Ведро воды я зачерпну себе.
И пью я эту воду через край,
Дробь выбивают зубы о ведро,
Мне силы дарит заповедный край
С водой, вливаясь в грешное нутро.
Шумят листвой седые тополя,
Стрекочет хор кузнечиков в траве.
Мне это солнце, небо и земля
Дороже жизни и всего родней.
Соловьёв Юрий
Есть в России деревеньки,
Что от мира далеки.
Потихоньку, помаленьку
В них стареют старики.
Детство – где-то за рекою,
Юность в сумерках живет…
Кто их поит? Кто их кормит?
Кто им песенки поёт?
Только дождь, заблудший в лето,
Птичий говор в тишине,
Только небо зимним светом,
Да герани на окне.
Но не въелось горе в лица,
И тоски тяжелой нет:
Видно, что-то все же снится,
Что-то доброе, как свет.
Видно, нам во грех не ставят.
Что не чувствуем греха,
И иссохшими перстами
Крестят нас издалека.
Эрнст Усманов
День густеет, вот уж вечер
С колотушкой по двору
В армяке суконном ходит
И пугает детвору.
Растомилась мамалыга,
Просится из чугунка.
Вдруг — по крыше старой риги
Катится в окно луна,
Желтым маслом лезет в кашу.
Будет ужин — хоть куда!
И шипит от гренок с луком
На столе сковорода.
Детки тятю ждут на ужин,
За столом расселись в ряд.
Слышат: на крыльце ступени
От шагов его скрипят.
Старший младшей поправляет
Нахлобученный чепец.
В это время, улыбаясь,
Входит в горницу отец.
И кладет на стол подарки,
Что из города привез,
И смеются деда с бабкой,
И хвостатит старый пес.
На груди скрестивши руки,
Мамка у окна стоит,
Только кот на теплой печке
Ничего не говорит.
Терентiй Травнiкъ
Село моё! Село родное!
Тропа и ива над рекою.
А за берёзками во ржи
Синеют звёзды-васильки.
Ромашек белых облака
Манят до осени в луга.
Прозрачный воздух опьяняет,
А ветер в камышах играет.
Щемит сердечко не от боли,
От пенья расписной гармони.
Село моё! Село родное!
Мой старый дом. Моё подворье.
Кусты сирени у крыльца.
Скамейка старая отца.
Колодец с воротом скрипучим,
Водой холодной – самой лучшей.
Тепло хранит мой старый дом.
Растёт рябина под окном.
Мне всё до боли здесь знакомо.
Всё это свыше дано — Богом.
Село моё! Село родное!
Над Цною — небо голубое.
Берёзок стройных полоса.
Алмазом светится роса.
Туман струится молоком.
Здесь я жила. Здесь отчий дом.
Здесь моё детство протекало.
Здесь в люльке мать меня качала.
Росла с бесхитростной душой.
Село моё! Мой край родной!
Люблю я вечером к деревне подъезжать,
Над старой церковью глазами провожать
Ворон играющую стаю;
Среди больших полей, заповедных лугов,
На тихих берегах заливов и прудов
Люблю прислушиваться лаю
Собак недремлющих, мычанью тяжких стад;
Люблю заброшенный и запустелый сад
И лип незыблемые тени;
Не дрогнет воздуха стеклянная волна;
Стоишь и слушаешь - и грудь упоена
Блаженством безмятежной лени…
Задумчиво глядишь на лица мужиков -
И понимаешь их; предаться сам готов
Их бедному, простому быту…
Идет к колодезю старуха за водой;
Высокий шест скрипит и гнется; чередой
Подходят лошади к корыту…
Вот песню затянул проезжий… Грустный звук!
Но лихо вскрикнул он - и только слышен стук
Колес его телеги тряской;
Выходит девушка на низкое крыльцо -
И на зарю глядит… и круглое лицо
Зарделось алой, яркой краской.
Качаясь медленно, с пригорка, за селом,
Огромные возы спускаются гуськом
С пахучей данью пышной нивы;
За конопляником зеленым и густым
Бегут, одетые туманом голубым,
Степей широкие разливы.
Та степь - конца ей нет… раскинулась, лежит…
Струистый ветерок бежит, не пробежит…
Земля томится, небо млеет…
И леса длинного подернутся бока
Багрянцем золотым, и ропщет он слегка,
И утихает, и синеет…
Иван Тургенев
Дребезжит на рытвинах старое крыло,
Скрылось за оврагами дедово село.
Я качу по тропочке свой велосипед,
за спиною тянется шин рифлёный след.
Впереди баюкает плавная волна
Нежные соцветия молодого льна.
Северное солнышко льётся на поля,
Пахнет мокрой глиною сонная земля.
Миру демонстрируя пышный свой наряд,
Облака неспешные надо мной парят.
И скользит бесплотная облачная тень
По долинам солнечным, крышам деревень…
По тропинке узенькой, оставляя след,
не спеша, вперед качу свой велосипед.
Соловьёв Юрий
Я смутно помню деревенский дом,
Большую прялку с нежною куделью,
И в красных розах полог над постелью,
И яблони в сугробах за окном.
А мама вышивала у огня…
Блестел наперсток, вспыхивали блики.
Я вслушивалась в сказку - и меня
Потряс однажды смысл ее великий.
И стала жить я сердцем в сказке той,
Где нелюбовь, пройдя все испытанья,
Однажды обернулась красотой
По волшебству любви и состраданья.
Как я любила нашу глухомань,
Сады над вьюгой, в крупных звездах ночи!
А на окне у нас росла герань -
Из вещей сказки аленький цветочек.
Как много лет прошло!..
Как много дум
Продумано,
Как горестны утраты!..
Но родники истоков вечно святы:
Они поили сердце нам и ум.
Я верю в силу простодушных слов,
Я верю до сих пор, как верят дети:
В любой беде, в любое лихолетье
Тоску и ужас победит любовь.
Проклюнется из сказки в добрый час,
Разгонит мрак глухой, ненастной ночи
И милую красу еще не раз
Спасет от смерти аленький цветочек.
Элида Дубровина
Люблю я приют ваш печальный,
И вечер деревни глухой,
И за летом благовест дальный,
И кровлю, и крест золотой.
Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар,
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.
Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки;
На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком;
И милой, застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд;
Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек
И речи замедленный ход;
И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою!
Афанасий Фет
Тихая улица посреди села,
Домик деревянный, рядом тополя.
Два куста сирени,
Вишня под окном.
Здесь провел я детство
С матерью, отцом.
Бегал на рыбалку,
По грибы ходил,
У костра ночного
Комаров кормил…
Часто вспоминаю
Я милые места,
Детство беззаботное,
Мать свою, отца.
Два куста сирени,
Вишню под окном
И друзей-товарищей
В том селе родном…
Все, что сердцу дорого –
В памяти храню.
Маленькую Родину
Я помню и люблю.
Арсенина Е.
Что бегала по лужам я в детстве босиком.
За десять километров, в любую непогоду,
С детьми ходила в школу, туда-сюда, пешком.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Что деревянной ложкой хлебала суп и щи.
И способом надёжным, проверенным, народным,
Лечила меня мама на «огненной» печи.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Ходила за грибами в соседние леса,
И ощущала счастье, душа моя, свободу,
Когда, упав на травы, глядела в небеса.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Что в бедности, в работе, пришлось когда-то жить,
Но только научили, прожитые там годы,
Любви и уважению, и труд людей ценить.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Скажу вам без кокетства, что этим я горжусь!
И чувствую душою, что я - дитя природы…
Пусть даже деревенщиной меня считают, пусть.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Теперь таких закатов мне видеть не пришлось.
И не сотрут из памяти деревню мою годы.
Спасибо тебе, Господи, что жить там довелось.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Так значит принимайте такой, какая есть.
Меняться я не стану кому-то там в угоду.
Родилась я в деревне, и мне хвала и честь.
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча,
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный, зарею пролитый,
Соберет его черная горсть.
Не живые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье,
Панихидный справляя пляс.
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час!
Сергей Есенин
Что за отчаянные крики,
И гам, и трепетанье крыл?
Кто этот гвалт безумно дикий
Так неуместно возбудил?
Ручных гусей и уток стая
Вдруг одичала и летит.
Летит — куда, сама не зная,
И как шальная голосит.
Какой внезапною тревогой
Звучат все эти голоса!
Не пес, а бес четвероногий,
Бес, обернувшийся во пса,
В порыве буйства, для забавы,
Самоуверенный нахал,
Смутил покой их величавый
И их размыкал, разогнал!
И словно сам он, вслед за ними,
Для довершения обид,
С своими нервами стальными,
На воздух взвившись, полетит!
Какой же смысл в движенье этом?
Зачем вся эта трата сил?
Зачем испуг таким полетом
Гусей и уток окрылил?
Да, тут есть цель! В ленивом стаде
Замечен страшный был застой,
И нужен стал, прогресса ради,
Внезапный натиск роковой.
И вот благое провиденье
С цепи спустило сорванца,
Чтоб крыл своих предназначенье
Не позабыть им до конца.
Так современных проявлений
Смысл иногда и бестолков,-
Но тот же современный гений
Всегда их выяснить готов.
Иной, ты скажешь, просто лает,
А он свершает высший долг —
Он, осмысляя, развивает
Утиный и гусиный толк.
Федор Тютчев
Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой — я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой — люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…
Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединеньи величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
Александр Пушкин
В деревне
Право, не клуб ли вороньего рода
Около нашего нынче прихода?
Вот и сегодня… ну просто беда!
Глупое карканье, дикие стоны…
Кажется, с целого света вороны
По вечерам прилетают сюда.
Вот и еще, и еще эскадроны…
Рядышком сели на купол, на крест,
На колокольне, на ближней избушке, —
Вон у плетня покачнувшийся шест:
Две уместились на самой верхушке,
Крыльями машут… Все то же опять,
Что и вчера… посидят, и в дорогу!
Полно лениться! ворон наблюдать!
Черные тучи ушли, слава богу,
Ветер смирился: пройдусь до полей.
С самого утра унылый, дождливый,
Выдался нынче денек несчастливый:
Даром в болоте промок до костей,
Вздумал работать, да труд не дается,
Глядь, уж и вечер — вороны летят…
Две старушонки сошлись у колодца,
Дай-ка послушаю, что говорят…
— Здравствуй, родная. — «Как можется, кумушка?
Всё еще плачешь никак?
Ходит, знать, по сердцу горькая думушка,
Словно хозяин-большак?»
— Как же не плакать? Пропала я, грешная!
Душенька ноет, болит…
Умер, Касьяновна, умер, сердешная,
Умер и в землю зарыт!
Ведь наскочил же на экую гадину!
Сын ли мой не был удал?
Сорок медведей поддел на рогатину —
На сорок первом сплошал!
Росту большого, рука что железная,
Плечи — косая сажень;
Умер, Касьяновна, умер, болезная, —
Вот уж тринадцатый день!
Шкуру с медведя-то содрали, продали;
Деньги — семнадцать рублей —
За душу бедного Савушки подали,
Царство небесное ей!
Добрая барыня Марья Романовна
На панихиду дала…
Умер, голубушка, умер, Касьяновна, —
Чуть я домой добрела.
Ветер шатает избенку убогую,
Весь развалился овин…
Словно шальная, пошла я дорогою:
Не попадется ли сын?
Взял бы топорик — беда поправимая, —
Мать бы утешил свою…
Надо ль? топор продаю.
Кто приголубит старуху безродную?
Вся обнищала вконец!
В осень ненастную, в зиму холодную
Кто запасет мне дровец?
Кто, как доносится теплая шубушка,
Зайчиков новых набьет?
Умер, Касьяновна, умер, голубушка, —
Даром ружье пропадет!
Веришь, родная: с тоской да с заботами
Так опостылел мне свет!
Лягу в каморку, покроюсь тенетами,
Словно как саваном… Нет!
Смерть не приходит… Брожу нелюдимая,
Попусту жалоблю всех…
Умер, Касьяновна, умер, родимая, —
Эх! кабы только не грех…
Ну, да и так… дай бог зиму промаяться,
Свежей травы мне не мять!
Скоро избенка совсем расшатается,
Некому поле вспахать.
В город сбирается Марья Романовна,
По миру сил нет ходить…
Умер, голубушка, умер, Касьяновна,
И не велел долго жить!
Плачет старуха. А мне что за дело?
Что и жалеть, коли нечем помочь?..
Слабо мое изнуренное тело,
Время ко сну. Недолга моя ночь:
Завтра раненько пойду на охоту,
До свету надо крепче уснуть…
Вот и вороны готовы к отлету,
Кончился раут… Ну, трогайся в путь!
Вот поднялись и закаркали разом.
— Слушай, равняйся! — Вся стая летит:
Кажется будто меж небом и глазом
Чёрная сетка висит.
Николай Некрасов
Моя деревня пахнет многим, многим,
Все запахи ее не посчитать.
Когда я уставал с большой дороги,
Деревнею хотелось подышать.
Я помню запах чудной зимней ночи,
а он ни с чем в сравненье не идет.
Вот прялка неназойливо стрекочет,
А мама нить суровую прядет.
Из печки пахнет свежим, теплым хлебом,
Топленым и душистым молоком.
То запахи с божественного неба,
И нужно ли мечтать еще о чем.
А мая нет без запаха сирени,
Без утреннего запаха росы.
Без радуги и дождика весеннего,
Раскатистого грохота грозы.
Вот летний зной душистой пахнет мятой,
и запах чабреца идёт с полей.
И как цветочки, сельские девчата,
подруги давней юности моей.
Осенний вечер пахнет хороводом,
гармошкою и песней у реки.
Те запахи веселья и природы
для сердца деревенского близки.
Как нежно пахнут белые березы,
Нет русской деревеньки без берез.
Пусть иногда есть запахи навоза,
Где хлеб растет, там пахнет и навоз.
Люблю вдыхать все запахи с дороги,
вернувшись снова в сельские края.
Здесь пахнут мамой отчие пороги,
Деревней пахнет родина моя.
Петр Черных
Вот моя деревня,
Вот мой дом родной.
Вот качусь я в санках
По горе крутой…
Иван Суриков
Я люблю село родное,
Я люблю свой дивный край,
Дом на холмике высоком,
На окне цветёт герань.
Я люблю леса и речку,
И тропинку вдоль полей,
И пьянящий запах сена,
И жужжание шмелей.
Я люблю весны цветенье
И осенний листопад.
Я люблю зимы творенье,
Летний зной и снегопад.
Нет роднее в мире края
Где бы был так счастлив я.
Никогда я не забуду
Сердцу милые места.
Паранин Валерий
Что такое деревня?
Это зори-закаты румяные,
Чистый воздух, река и утес
Это травы, на поле просторном духмяные.
Я в деревне родился и рос.
Ты такая родная:
То ты в белом, то снова зеленая,
Ночью снишься, и сердце зовет
Мне спокойно, душа здесь умиротворенная,
Потому что она здесь живет.
Что такое — деревня?
Это встречи на улице частые.
И характер у каждого свой.
Утром рано петухи вас разбудят горластые,
И начнется ваш день трудовой.
И опять над деревней
Злые духи и ветры куражатся.
Поредели леса и стада.
Но я верю, судьба благосклонной окажется —
Снова счастье заглянет сюда.
Что такое – деревня?
Труд крестьянский до пота соленого.
А сметану здесь режут ножом.
И от края, стволами берез побеленного,
Я в восторге, я им поражен.
Борисенко А.
В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне Он — в избытке. В чугуне
Он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдает
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолет
объездчику, стреляющему в утку.
Возможность же все это наблюдать,
к осеннему прислушиваясь свисту,
единственная, в общем, благодать,
доступная в деревне атеисту.
Иосиф Бродский
Люблю деревню я и лето:
И говор вод, и тень дубров,
И благовоние цветов;
Какой душе не мило это?
Быть так, прощаю комаров!
Но признаюсь - пустыни житель,
Покой пустынный в ней любя,
Комар двуногий, гость-мучитель,
Нет, не прощаю я тебя!
Баратынский Евгений
В деревне благодарен дому
И благодарен кровле, благодарен печке,
Особенно когда деревья гнутся долу
И ветер гасит звезды, словно свечки.
Сверчку в деревне благодарен,
И фитилю, и керосину.
Особенно когда пурга ударит
Во всю медвежью голосину.
Соседу благодарен и соседке,
Сторожевой собаке.
Особенно когда луна сквозь ветки
Глядит во мраке.
И благодарен верному уму
И доброму письму в деревне…
Любви благодаренье и всему,
Всему - благодаренье!
Самойлов Давид
Деревня спит. Оснеженные крыши —
Развёрнутые флаги перемирья.
Всё тихо так, что быть не может тише.
В сухих кустах рисуется сатирья
Угрозья головы. Блестят полозья
Вверх перевёрнутых саней. В надмирье
Летит душа. Исполнен ум безгрезья.
Игорь Северянин
Любимое село!
Родимый сердца уголок,
Хочу поздравить с юбилеем!
И крикнуть громко, как пастух в рожок:
— Люблю тебя, прекрасное селение!
Здесь родилась, живу
И в школу уж в 7-й хожу.
Хоть всю страну пешком я обойду,
Но лучшего села нигде я не найду.
Ковалевская Дарья
Люблю бывать в родной деревне,
Там в палисадниках деревья.
Там в огородах «журавли»,
Чтоб брать из недр сок земли.
Там на окошках занавески,
За занавесками герань.
Там даже окрик самый резкий
Не ощущается как брань.
Там каждый, встретившись с тобой,
Поднимет кепку над собой.
А на столбах, как страж ворот,
Поет петух, иль дремлет кот.
Там можно встретить амазонок
На резвоскачущих конях…
Там голос Родины с пелёнок
Вошёл в меня.
Никон Сочихин
Деревня, а по сути дела - весь.
История не проходила здесь.
Не то двадцатый век, не то двадцатый
до Рождества Христова, и стрельчатый
готический седой сосновый бор
гудит с тех пор и до сих пор.
Не то двадцатый век, не то второй.
Забытая старинною игрой
в историю
извечная избенка
и тихий безнадежный плач ребенка.
Земля и небо. Между - человек.
Деталей нет. Невесть который век.
Слуцкий Борис
В деревне, чуть заря вечерняя займётся,
Играет молодёжь, сплетаясь в хоровод,
Звучит гармоника, и песня раздаётся
Такая грустная, что за сердце берёт.
Но грусть сроднилася с крестьянскою душою,
Она всегда в груди измученной живёт
И разгоняется лишь песнею родною.
Отпряжён от сохи, средь поля конь усталый
Пасётся в табуне; вхожу я тихо в дом,
Чтоб за ночь отдохнуть и чтоб на зорьке алой
Проснуться и опять с товарищем-конём
На поле целый день трудиться с силой новой,
Взрывая борозды, иль, срезав рожь серпом,
Душистые снопы возить на ток готовый.
А тёплый вечер так порой душист и ясен,
Когда разносится народной песни стих.
О, как её язык и звучен и прекрасен,
Как много слышится в ней мук пережитых
Спиридон Дрожжин
Хорошо в деревне летом,
Чистый воздух, свежий ветер.
Выйдешь утром на крыльцо —
Аромат цветов в лицо.
Куры ходят по двору,
Свинка шлёт привет: «Хрю — хрю».
Добродушная корова
Молока мне даст парного.
За забором у соседа
Индюки ведут беседу.
А какая вкуснота
Кушать ягоды с куста!
Чёрная смородина
Для меня особенна!
За околицей речушка,
Устилают дно ракушки.
Машет крыльями гусак:
«Уходи подальше враг!»
Принимает грозный вид.
И по страшному шипит.
За рекою сразу лес.
Грибникам в нём интерес.
На полянках земляника,
Краснобока, краснолика.
А над нею стрекоза
Улетает в небеса.
Хорошо в деревне летом,
Взрослым хорошо и детям.
Серёжкин Сергей
Земляки покидают деревни,
Перевозят в поселки жилье,
Оставляя одни лишь деревья
Да плетней и заборов гнилье.
От селений иных по избушке
Уцелело, и мест не узнать,
И, пугаясь безлюдья, старушки
Здесь друг к другу идут ночевать.
И уже говорят в сельсовете
И в райцентре, что скоро земля,
Где стоят еще домики эти,
Отойдет под луга и поля.
Жизнь велит, жизнь выносит решенья,
Жизнь дает на вопросы ответ.
И одни умирают селенья,
А другие родятся на свет.
Николаи Кутов
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве!
Там будут старые деревья,
Там будут яблоки в траве.
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в прах,
И мать убитого солдата
С позорной пенсией в руках!
И два горшка на частоколе,
И пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли!
И пусть поёт в тоске и боли
Непротрезвевший гармонист
О непонятной русской доле
Под тихий плач и ветра свист!
Пусть рядом робко встанут дети,
Что в деревнях ещё растут, —
В наследство им на белом свете —
Всё тот же чёрный рабский труд!
Присядуд бабы на скамейку,
И всё в них будет как всегда:
И сапоги, и телогрейки
И взгляд потухший в «никуда»!..
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждёт свой смертный час!
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы —
Одно лишь «Господи, помилуй!»
И вера в праведность судьбы.
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве…
Там будут старые деревья
И будут яблоки в траве…
Хотя проклинает проезжий
Дороги моих побережий,
Люблю я деревню Николу,
Где кончил начальную школу!
Бывает, что пыльный мальчишка
За гостем приезжим по следу
В дорогу торопится слишком:
— Я тоже отсюда уеду!
Среди удивленных девчонок
Храбрится, едва из пеленок:
— Ну что по провинции шляться?
В столицу пора отправляться!
Когда ж повзрослеет в столице,
Посмотрит на жизнь за границей,
Тогда он оценит Николу,
Где кончил начальную школу…
Рубцов Николай
Моё село родное,
Мой дом возле реки.
Вода совсем уж рядом
Течёт, шумит, блестит.
И яркие стрекозы
Над камышом снуют.
Так радует картина,
А на душе – уют!
Видны холмы зеленые.
Деревья там растут,
Лисицы, волки, зайцы –
все обитают тут,
Село моё любимое!
Тебе уж 200 лет!
Но для меня на свете
Чудесней края нет!
Бурьян Виктория
Люблю тебя, земля моя родная!
Ты песнею живёшь в душе моей.
По лужам бегала я здесь босая,
И для меня нет уголка милей.
Сейчас, хотя прошли уж годы,
К деревне часто прихожу родной.
Я вижу всё, дома и огороды,
И баньки на пригорке над рекой.
По чёрному топились наши бани,
Мне кажется, я слышу запах тот.
Вот мама выглянет в окно из-за герани,
Меня как прежде в баню позовёт.
Но нет домов, и баньки все исчезли,
Черёмухи, как прежде здесь растут.
И соловьи свои лихие песни,
По вечерам в их зарослях поют.
Пойте, птицы! Мы слушать вас любили.
Пусть всюду раздаётся птичья звень!
Вы ни причём, мы, люди, загубили
В округе много милых деревень.
Крючкова Н.
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребенком
Запрягался в наши сани.
Сергей Есенин
Мой край забытых Богом деревень,
Ромашковых просторов и лесов,
Где Горбачёвский ветер перемен
Не уничтожил жизненных основ.
Здесь нараспашку души и дома
Всегда найдутся хлеб и молоко
Для путника раскроют закрома
Не важно, что он людям незнаком.
В избе расстелют чистую постель.
А хочешь, спать ложись на сеновал.
Все двери в дом открыты для гостей,
их на замок никто не закрывал.
Развеял ветер колею дорог.
В лугах зарос родной тропинки след.
Хозяев нет, рассыпался порог.
Да и деревни, тоже больше нет.
Я в брошенный колодец загляну,
Где сруб замшелый прячется во мгле.
Грохочет цепь, спускаясь в глубину,
Ведро воды я зачерпну себе.
И пью я эту воду через край,
Дробь выбивают зубы о ведро,
Мне силы дарит заповедный край
С водой, вливаясь в грешное нутро.
Шумят листвой седые тополя,
Стрекочет хор кузнечиков в траве.
Мне это солнце, небо и земля
Дороже жизни и всего родней.
Соловьёв Юрий
Есть в России деревеньки,
Что от мира далеки.
Потихоньку, помаленьку
В них стареют старики.
Детство – где-то за рекою,
Юность в сумерках живет…
Кто их поит? Кто их кормит?
Кто им песенки поёт?
Только дождь, заблудший в лето,
Птичий говор в тишине,
Только небо зимним светом,
Да герани на окне.
Но не въелось горе в лица,
И тоски тяжелой нет:
Видно, что-то все же снится,
Что-то доброе, как свет.
Видно, нам во грех не ставят.
Что не чувствуем греха,
И иссохшими перстами
Крестят нас издалека.
Эрнст Усманов
День густеет, вот уж вечер
С колотушкой по двору
В армяке суконном ходит
И пугает детвору.
Растомилась мамалыга,
Просится из чугунка.
Вдруг — по крыше старой риги
Катится в окно луна,
Желтым маслом лезет в кашу.
Будет ужин — хоть куда!
И шипит от гренок с луком
На столе сковорода.
Детки тятю ждут на ужин,
За столом расселись в ряд.
Слышат: на крыльце ступени
От шагов его скрипят.
Старший младшей поправляет
Нахлобученный чепец.
В это время, улыбаясь,
Входит в горницу отец.
И кладет на стол подарки,
Что из города привез,
И смеются деда с бабкой,
И хвостатит старый пес.
На груди скрестивши руки,
Мамка у окна стоит,
Только кот на теплой печке
Ничего не говорит.
Терентiй Травнiкъ
Село моё! Село родное!
Тропа и ива над рекою.
А за берёзками во ржи
Синеют звёзды-васильки.
Ромашек белых облака
Манят до осени в луга.
Прозрачный воздух опьяняет,
А ветер в камышах играет.
Щемит сердечко не от боли,
От пенья расписной гармони.
Село моё! Село родное!
Мой старый дом. Моё подворье.
Кусты сирени у крыльца.
Скамейка старая отца.
Колодец с воротом скрипучим,
Водой холодной – самой лучшей.
Тепло хранит мой старый дом.
Растёт рябина под окном.
Мне всё до боли здесь знакомо.
Всё это свыше дано — Богом.
Село моё! Село родное!
Над Цною — небо голубое.
Берёзок стройных полоса.
Алмазом светится роса.
Туман струится молоком.
Здесь я жила. Здесь отчий дом.
Здесь моё детство протекало.
Здесь в люльке мать меня качала.
Росла с бесхитростной душой.
Село моё! Мой край родной!
Люблю я вечером к деревне подъезжать,
Над старой церковью глазами провожать
Ворон играющую стаю;
Среди больших полей, заповедных лугов,
На тихих берегах заливов и прудов
Люблю прислушиваться лаю
Собак недремлющих, мычанью тяжких стад;
Люблю заброшенный и запустелый сад
И лип незыблемые тени;
Не дрогнет воздуха стеклянная волна;
Стоишь и слушаешь - и грудь упоена
Блаженством безмятежной лени…
Задумчиво глядишь на лица мужиков -
И понимаешь их; предаться сам готов
Их бедному, простому быту…
Идет к колодезю старуха за водой;
Высокий шест скрипит и гнется; чередой
Подходят лошади к корыту…
Вот песню затянул проезжий… Грустный звук!
Но лихо вскрикнул он - и только слышен стук
Колес его телеги тряской;
Выходит девушка на низкое крыльцо -
И на зарю глядит… и круглое лицо
Зарделось алой, яркой краской.
Качаясь медленно, с пригорка, за селом,
Огромные возы спускаются гуськом
С пахучей данью пышной нивы;
За конопляником зеленым и густым
Бегут, одетые туманом голубым,
Степей широкие разливы.
Та степь - конца ей нет… раскинулась, лежит…
Струистый ветерок бежит, не пробежит…
Земля томится, небо млеет…
И леса длинного подернутся бока
Багрянцем золотым, и ропщет он слегка,
И утихает, и синеет…
Иван Тургенев
Дребезжит на рытвинах старое крыло,
Скрылось за оврагами дедово село.
Я качу по тропочке свой велосипед,
за спиною тянется шин рифлёный след.
Впереди баюкает плавная волна
Нежные соцветия молодого льна.
Северное солнышко льётся на поля,
Пахнет мокрой глиною сонная земля.
Миру демонстрируя пышный свой наряд,
Облака неспешные надо мной парят.
И скользит бесплотная облачная тень
По долинам солнечным, крышам деревень…
По тропинке узенькой, оставляя след,
не спеша, вперед качу свой велосипед.
Соловьёв Юрий
Я смутно помню деревенский дом,
Большую прялку с нежною куделью,
И в красных розах полог над постелью,
И яблони в сугробах за окном.
А мама вышивала у огня…
Блестел наперсток, вспыхивали блики.
Я вслушивалась в сказку - и меня
Потряс однажды смысл ее великий.
И стала жить я сердцем в сказке той,
Где нелюбовь, пройдя все испытанья,
Однажды обернулась красотой
По волшебству любви и состраданья.
Как я любила нашу глухомань,
Сады над вьюгой, в крупных звездах ночи!
А на окне у нас росла герань -
Из вещей сказки аленький цветочек.
Как много лет прошло!..
Как много дум
Продумано,
Как горестны утраты!..
Но родники истоков вечно святы:
Они поили сердце нам и ум.
Я верю в силу простодушных слов,
Я верю до сих пор, как верят дети:
В любой беде, в любое лихолетье
Тоску и ужас победит любовь.
Проклюнется из сказки в добрый час,
Разгонит мрак глухой, ненастной ночи
И милую красу еще не раз
Спасет от смерти аленький цветочек.
Элида Дубровина
Люблю я приют ваш печальный,
И вечер деревни глухой,
И за летом благовест дальный,
И кровлю, и крест золотой.
Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар,
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.
Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки;
На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком;
И милой, застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд;
Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек
И речи замедленный ход;
И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою!
Афанасий Фет
Тихая улица посреди села,
Домик деревянный, рядом тополя.
Два куста сирени,
Вишня под окном.
Здесь провел я детство
С матерью, отцом.
Бегал на рыбалку,
По грибы ходил,
У костра ночного
Комаров кормил…
Часто вспоминаю
Я милые места,
Детство беззаботное,
Мать свою, отца.
Два куста сирени,
Вишню под окном
И друзей-товарищей
В том селе родном…
Все, что сердцу дорого –
В памяти храню.
Маленькую Родину
Я помню и люблю.
Арсенина Е.
Что бегала по лужам я в детстве босиком.
За десять километров, в любую непогоду,
С детьми ходила в школу, туда-сюда, пешком.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Что деревянной ложкой хлебала суп и щи.
И способом надёжным, проверенным, народным,
Лечила меня мама на «огненной» печи.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Ходила за грибами в соседние леса,
И ощущала счастье, душа моя, свободу,
Когда, упав на травы, глядела в небеса.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Что в бедности, в работе, пришлось когда-то жить,
Но только научили, прожитые там годы,
Любви и уважению, и труд людей ценить.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Скажу вам без кокетства, что этим я горжусь!
И чувствую душою, что я - дитя природы…
Пусть даже деревенщиной меня считают, пусть.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Теперь таких закатов мне видеть не пришлось.
И не сотрут из памяти деревню мою годы.
Спасибо тебе, Господи, что жить там довелось.
А я и не скрываю, что из деревни родом,
Так значит принимайте такой, какая есть.
Меняться я не стану кому-то там в угоду.
Родилась я в деревне, и мне хвала и честь.
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча,
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный, зарею пролитый,
Соберет его черная горсть.
Не живые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье,
Панихидный справляя пляс.
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час!
Сергей Есенин
Что за отчаянные крики,
И гам, и трепетанье крыл?
Кто этот гвалт безумно дикий
Так неуместно возбудил?
Ручных гусей и уток стая
Вдруг одичала и летит.
Летит — куда, сама не зная,
И как шальная голосит.
Какой внезапною тревогой
Звучат все эти голоса!
Не пес, а бес четвероногий,
Бес, обернувшийся во пса,
В порыве буйства, для забавы,
Самоуверенный нахал,
Смутил покой их величавый
И их размыкал, разогнал!
И словно сам он, вслед за ними,
Для довершения обид,
С своими нервами стальными,
На воздух взвившись, полетит!
Какой же смысл в движенье этом?
Зачем вся эта трата сил?
Зачем испуг таким полетом
Гусей и уток окрылил?
Да, тут есть цель! В ленивом стаде
Замечен страшный был застой,
И нужен стал, прогресса ради,
Внезапный натиск роковой.
И вот благое провиденье
С цепи спустило сорванца,
Чтоб крыл своих предназначенье
Не позабыть им до конца.
Так современных проявлений
Смысл иногда и бестолков,-
Но тот же современный гений
Всегда их выяснить готов.
Иной, ты скажешь, просто лает,
А он свершает высший долг —
Он, осмысляя, развивает
Утиный и гусиный толк.
Федор Тютчев
Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой — я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой — люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…
Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединеньи величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
Александр Пушкин
В деревне
Право, не клуб ли вороньего рода
Около нашего нынче прихода?
Вот и сегодня… ну просто беда!
Глупое карканье, дикие стоны…
Кажется, с целого света вороны
По вечерам прилетают сюда.
Вот и еще, и еще эскадроны…
Рядышком сели на купол, на крест,
На колокольне, на ближней избушке, —
Вон у плетня покачнувшийся шест:
Две уместились на самой верхушке,
Крыльями машут… Все то же опять,
Что и вчера… посидят, и в дорогу!
Полно лениться! ворон наблюдать!
Черные тучи ушли, слава богу,
Ветер смирился: пройдусь до полей.
С самого утра унылый, дождливый,
Выдался нынче денек несчастливый:
Даром в болоте промок до костей,
Вздумал работать, да труд не дается,
Глядь, уж и вечер — вороны летят…
Две старушонки сошлись у колодца,
Дай-ка послушаю, что говорят…
— Здравствуй, родная. — «Как можется, кумушка?
Всё еще плачешь никак?
Ходит, знать, по сердцу горькая думушка,
Словно хозяин-большак?»
— Как же не плакать? Пропала я, грешная!
Душенька ноет, болит…
Умер, Касьяновна, умер, сердешная,
Умер и в землю зарыт!
Ведь наскочил же на экую гадину!
Сын ли мой не был удал?
Сорок медведей поддел на рогатину —
На сорок первом сплошал!
Росту большого, рука что железная,
Плечи — косая сажень;
Умер, Касьяновна, умер, болезная, —
Вот уж тринадцатый день!
Шкуру с медведя-то содрали, продали;
Деньги — семнадцать рублей —
За душу бедного Савушки подали,
Царство небесное ей!
Добрая барыня Марья Романовна
На панихиду дала…
Умер, голубушка, умер, Касьяновна, —
Чуть я домой добрела.
Ветер шатает избенку убогую,
Весь развалился овин…
Словно шальная, пошла я дорогою:
Не попадется ли сын?
Взял бы топорик — беда поправимая, —
Мать бы утешил свою…
Надо ль? топор продаю.
Кто приголубит старуху безродную?
Вся обнищала вконец!
В осень ненастную, в зиму холодную
Кто запасет мне дровец?
Кто, как доносится теплая шубушка,
Зайчиков новых набьет?
Умер, Касьяновна, умер, голубушка, —
Даром ружье пропадет!
Веришь, родная: с тоской да с заботами
Так опостылел мне свет!
Лягу в каморку, покроюсь тенетами,
Словно как саваном… Нет!
Смерть не приходит… Брожу нелюдимая,
Попусту жалоблю всех…
Умер, Касьяновна, умер, родимая, —
Эх! кабы только не грех…
Ну, да и так… дай бог зиму промаяться,
Свежей травы мне не мять!
Скоро избенка совсем расшатается,
Некому поле вспахать.
В город сбирается Марья Романовна,
По миру сил нет ходить…
Умер, голубушка, умер, Касьяновна,
И не велел долго жить!
Плачет старуха. А мне что за дело?
Что и жалеть, коли нечем помочь?..
Слабо мое изнуренное тело,
Время ко сну. Недолга моя ночь:
Завтра раненько пойду на охоту,
До свету надо крепче уснуть…
Вот и вороны готовы к отлету,
Кончился раут… Ну, трогайся в путь!
Вот поднялись и закаркали разом.
— Слушай, равняйся! — Вся стая летит:
Кажется будто меж небом и глазом
Чёрная сетка висит.
Николай Некрасов