). Будущий писатель был шестым ребенком в семье потомственного дворянина и отставного коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776-1851). Детские годы М. Е. Салтыкова прошли в отцовской усадьбе.
В 1836-1838 годах М. Е. Салтыков учился в московском Дворянском институте, в 1838-1844 годах - в Императорском Царскосельском (с 1843 года - Александровском) лицее. В годы учебы начал писать и печатать стихи.
По окончании лицея М. Е. Салтыков служил в канцелярии военного министерства (1844-1848). В 1840-х годах он пережил увлечение утопическим социализмом Ш. Фурье и Сен-Симона, сблизился с социалистическим кружком М. В. Петрашевского.
Первые повести М. Е. Салтыкова "Противоречия" (1847) и «Запутанное дело» (1848), исполненные острой социальной проблематики, вызвали недовольство властей. В апреле 1848 года писатель был арестован, а затем выслан на службу в Вятку (ныне ) «за вредный образ мыслей».
В М. Е. Салтыков занимал должность старшего чиновника особых поручений при губернаторе, с августа 1850 года был советником губернского правления. Из многочисленных служебных разъездов по Вятской и смежным губерниям он вынес богатый запас наблюдений над крестьянской жизнью и провинциальным чиновным миром.
После воцарения императора М. Е. Салтыкову было разрешено покинуть . В конце 1855 года он вернулся в в обстановке наступившего общественного подъема и сразу же возобновил прерванную ссылкой литературную работу. Огромный успех и известность писателю принесли «Губернские очерки» (1856-1857), опубликованные под именем «надворного советника Н. Щедрина». Этот псевдоним почти вытеснил подлинное имя автора в сознании современников.
В 1856-1858 годах М. Е. Салтыков-Щедрин служил чиновником особых поручений в министерстве внутренних дел, участвовал в подготовке крестьянской реформы. В 1858-1862 годах он занимал должности вице-губернатора в , затем в . Как администратор М. Е. Салтыков активно боролся с помещичьим произволом и коррупцией в чиновной среде. В начале 1862 года он вышел в отставку «по болезни».
В годы вице-губернаторства М. Е. Салтыков-Щедрин продолжал печатать рассказы, очерки, пьесы, сцены (с 1860 года чаще всего в журнале «Современник»). Большинство из них вошло в книги «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» (обе - 1863). Оставив службу, М. Е. Салтыков-Щедрин предпринял попытку издания собственного журнала «Русская правда», но не получил на это разрешения властей.
После ареста и 8-месячной приостановки издания «Современника» М. Е. Салтыков-Щедрин по приглашению стал одним из соредакторов журнала. Его ежемесячные обозрения «Наша общественная жизнь» остались выдающимся памятником русской публицистики и литературной критики 1860-х годов. В 1864 году из-за разногласий внутри руководства «Современника» М. Е. Салтыков вышел из его редакции, однако не прекращал авторского сотрудничества с изданием.
В 1865 году М. Е. Салтыков-Щедрин вернулся на государственную службу. В 1865-1868 годах он возглавлял Казенные палаты в , и . Наблюдения, сделанные на службе, легли в основу «Писем из провинции» и отчасти «Признаков времени» (оба -1869).
В 1868 году повелением М. Е. Салтыков был уволен в окончательную отставку с запрещением занимать какую-либо должность на государственной службе. Тогда же он принял приглашение стать участником обновленного журнала «Отечественные записки», призванного заменить закрытый в 1866 году «Современник». Шестнадцать лет работы М. Е. Салтыкова-Щедрина в «Отечественных записках» образуют центральную главу в биографии писателя. В 1878 году, после смерти , М. Е. Салтыков-Щедрин возглавил редакцию журнала.
1870-1880-е годы стали временем высших творческих достижений М. Е. Салтыкова-Щедрина. В это время им была написана сатирическая хроника «История одного города» (1869-1870), циклы очерков «Господа ташкентцы» (1869-1872), «Дневник провинциала в » (1872), «Благонамеренные речи» (1872-1876) и «Убежище Монрепо» (1878-1879), социально-психологический роман «Господа Головлевы» (1875-1880).
В 1875-1876 годах М. Е. Салтыков-Щедрин лечился за границей. Впоследствии он ездил в Европу в 1880, 1881, 1883 и 1885 годах, свои впечатления от поездок отразил в книге «За рубежом» (1880-1881). Борьбе с политической реакцией 1880-х годов были посвящены художественно-публицистические циклы писателя «Современная идиллия» (1877-1881), «Письма к тетеньке» (1881-1882) и «Пошехонские рассказы» (1883-1884).
В 1884 году издание «Отечественных записок» было запрещено. М. Е. Салтыков-Щедрин тяжело пережил закрытие журнала. Он вынужден был печататься в чуждых ему по направлению «Вестнике Европы» и «Русских ведомостях». В последние годы жизни им были созданы «Сказки» (1882-1886), в которых нашли отражение почти все главные темы его творчества. В романе-хронике «Пошехонская старина» (1887-1889) нашли отражение детские воспоминания писателя о быте родительского имения.
Родился в состоятельной семье Евграфа Васильевича Салтыкова, потомственного дворянина и коллежского советника, и Ольги Михайловны Забелиной. Получил домашнее образование – его первым наставником был крепостной художник Павел Соколов. Позднее образованием юного Михаила занимались гувернантка, священник, студент семинарии и его старшая сестра. В 10 лет Михаил Салтыков-Щедрин поступил в Московский дворянский институт, где продемонстрировал большие успехи в учебе.
В 1838 году Михаил Салтыков-Щедрин поступил в Царскосельский лицей. Там он за успехи в учебе был переведен на обучение за государственный счет. В лицее он начал писать «вольные» стихи, высмеивающие окружающие недостатки. Стихи были слабые, скоро будущий писатель перестал заниматься поэзией и не любил, когда ему напоминали о поэтических опытах юности.
В 1841 году было напечатано первое стихотворение «Лира».
В 1844 году, окончив лицей, Михаил Салтыков поступает на службу в канцелярию военного министерства, где он пишет вольнодумные произведения.
В 1847 году была напечатана первая повесть «Противоречия».
28 апреля 1848 году за повесть «Запутанное дело» Михаил Салтыков-Щедрин отправляется в служебный перевод в Вятку – подальше от столицы в ссылку. Там он имел безупречную рабочую репутацию, не брал взяток и, пользуясь большим успехом, был вхож во все дома.
В 1855 году, получив разрешение оставить Вятку, Михаил Салтыков-Щедрин уехал в Санкт-Петербург, где через год становится чиновником особых поручений при министре внутренних дел.
В 1858 году Михаил Салтыков-Щедрин назначается вице-губернатором в Рязань.
В 1860 году его перевели в Тверь в должности вице-губернатора. В этот же период он активно сотрудничает с журналами «Московский вестник», «Русский вестник», «Библиотека для чтения», «Современник».
В 1862 году Михаил Салтыков-Щедрин вышел в отставку и попробовал основать журнал в Москве. Но издательский проект не удался и он переехал в Санкт-Петербург.
В 1863 году он стал сотрудником журнала «Современник», но из-за микроскопических гонораров вынужден был снова вернуться на службу.
В 1864 году Михаил Салтыков-Щедрин был назначен председателем Пензенской казенной палаты, позднее был переведен в Тулу в той же должности.
В 1867 году в должности главы Казенной палаты переведен в Рязань.
В 1868 году он снова вышел в отставку в чине действительно статского советника и написал свои главные произведения «История одного города», «Пошехонская старина», «Дневник провинциала в Петербурге» «История одного города».
В 1877 году Михаил Салтыков-Щедрин становится главным редактором «Отечественных записок». Он путешествует по Европе и знакомится с Золя и Флобером.
В 1880 году напечатан роман «Господа Головлевы».
В 1884 году журнал «Отечественные записки» закрывается правительством и состояние здоровья Михаила Салтыков-Щедрина резко ухудшается. Он продолжительно болеет.
В 1889 году вышел роман «Пошехонская старина».
В мае 1889 года Михаил Салтыков-Щедрин заболел простудой и скончался 10 мая. Он был похоронен на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.
Биография
Ранние годы
Михаил Евграфович Салтыков родился 15(27) января 1826 года в старинной дворянской семье, в имении родителей, в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии . Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776-1851). Мать писателя, Ольга Михайловна Забелина (1801-1874), была дочерью московского дворянина Михаила Петровича Забелина (1765-1849) и Марфы Ивановны (1770-1814). Хотя в примечании к «Пошехонской старине » Салтыков и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Михаила Салтыкова позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер.
Первым учителем М. Е. Салтыкова был крепостной человек его родителей, живописец Павел Соколов; потом с ним занимались старшая сестра, священник соседнего села, гувернантка и студент Московской духовной академии . Десяти лет от роду он поступил в , а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей . Именно там он и начал свою деятельность писателя.
Начало литературной деятельности
В 1844 году окончил лицей по второму разряду (то есть с чином X класса), 17 из 22 учеников были исключены, потому что поведение их аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у Щедрина присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. В лицее под влиянием свежих ещё тогда Пушкинских преданий каждый курс имел своего поэта; на XIII курсе эту роль играл Салтыков. Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения » 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом; другие, напечатанные в «Современнике » (ред. Плетнёва) в 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее; все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений.
Ни одно из стихотворений Михаила Салтыкова (отчасти переводных, отчасти оригинальных) не носит на себе следов таланта; позднейшие по времени даже уступают более ранним. М. Е. Салтыков скоро понял, что у него нет призвания к поэзии, перестал писать стихи и не любил, когда ему о них напоминали. Однако в этих ученических упражнениях чувствуется искреннее настроение, большей частью грустное, меланхоличное (в тот период у знакомых Салтыков слыл под именем «мрачного лицеиста»).
В августе 1845 года Михаил Салтыков был зачислен на службу в канцелярию военного министра и только через два года получил там первое штатное место - помощника секретаря. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал - сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках » ), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март ).
Уже в библиографических заметках, несмотря на маловажность книг, по поводу которых они написаны, проглядывает образ мыслей автора - его отвращение к рутине, к прописной морали, к крепостному праву ; местами попадаются и блёстки насмешливого юмора.
В первой повести М. Е. Салтыкова, «Противоречия», которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. Герой повести, Нагибин - человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Страх перед этими мелочами и тогда, и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому, и самому Салтыкову - но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа - «женщина-кулак», Крошина - напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Михаила Салтыкова.
Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели », может быть, и «Бедных людей », но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например, изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). «Россия, - так размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом; «оно так, - отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными - но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина), облечённого особыми полномочиями для обуздания печати .
Вятка
Здоровье Михаила Евграфовича, расшатанное ещё с половины 1870-х годов, было глубоко подорвано запретом «Отечественных записок». Впечатление, произведенное на него этим событием, изображено им самим с большой силой в одной из сказок («Приключение с Крамольниковым», который «однажды утром, проснувшись, совершенно явственно ощутил, что его нет») и в первом «Пёстром письме», начинающемся словами: «несколько месяцев тому назад я совершению неожиданно лишился употребления языка»…
Редакционной работой М. Е. Салтыков занимался неутомимо и страстно, живо принимая к сердцу всё касающееся журнала. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»).
Незаменимой утратой был для него поэтому разрыв непосредственной связи между ним и публикой. Михаил Салтыков знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует - но этот читатель «заробел, затерялся в толпе, и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. «Болен я, - восклицает он в первой главе „Мелочей жизни“ . Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить». Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо, и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, - сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, - ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё… А теперь потрудитесь-ка их поискать!.. Надо же напомнить!»..). Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 года и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище , рядом с И. С. Тургеневым .
Основные мотивы творчества
«Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом, и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». В «поруганном образе раба» Салтыков признал образ человека. Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Михаила Салтыкова, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных»; заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Негодуя против «улицы» и «толпы», М. Е. Салтыков никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов». Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу; «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений. Немного, вообще, найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты были даже некрологи, посвящённые ему в некоторых органах печати. Союзником злобы являлось непонимание. Салтыкова называли «сказочником», его произведения - фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. Его низводили на степень фельетониста , забавника, карикатуриста , видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича ». М. Е. Салтыков как-то назвал свою манеру писать «рабьей»; это слово было подхвачено его противниками - и они уверяли, что благодаря «рабьему языку» сатирик мог болтать сколько угодно и о чём угодно, возбуждая не негодование, а смех, потешая даже тех, против кого направлены его удары. Идеалов, положительных стремлений у Михаила Салтыкова, по мнению его противников, не было: он занимался только «оплеванием», «перетасовывая и пережевывая» небольшое количество всем наскучивших тем. В основании подобных взглядов лежит в лучшем случае ряд явных недоразумений. Элемент фантастичности, часто встречающийся у Салтыкова, нисколько не уничтожает реальности его сатиры. Сквозь преувеличения ясно виднеется правда - да и самые преувеличения оказываются иногда не чем другим, как предугадываньем будущего. Многое из того, о чём мечтают, например, прожектеры в «Дневнике провинциала», несколько лет спустя перешло в действительность. Между тысячами страниц, написанных М. Е. Салтыковым, есть, конечно, и такие, к которым применимо название фельетона или карикатуры - но по небольшой и сравнительно неважной части нельзя судить о громадном целом. Встречаются у Салтыкова и резкие, грубые, даже бранные выражения, иногда, быть может, бьющие через край; но вежливости и сдержанности нельзя и требовать от сатиры. Рабий язык, говоря собственными словами Михаила Салтыкова, «нимало не затемняет его намерений»; они совершенно ясны для всякого, кто желает понять их. Его темы бесконечно разнообразны, расширяясь и обновляясь сообразно с требованиями времени. Есть у него, конечно, и повторения, зависящие отчасти от того, что он писал для журналов; но они оправдываются, в основном, важностью вопросов, к которым он возвращался. Соединительным звеном всех его сочинений служит стремление к идеалу, который он сам (в «Мелочах жизни») резюмирует тремя словами: «свобода, развитие, справедливость». Под концом жизни эта формула кажется ему недостаточною. «Что такое свобода, - говорит он, - без участия в благах жизни? Что такое развитие без ясно намеченной конечной цели? Что такое справедливость, лишённая огня самоотверженности и любви»? На самом деле любовь никогда не была чужда М. Е. Салтыкову: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья». Беспощадно преследуя зло, он внушает снисходительность к людям, в которых оно находит выражение часто помимо их сознания и воли. Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо». «Кто видит слезы крестьянки? Кто слышит, как они льются капля по капле? Их видит и слышит только русский крестьянский малютка, но в нём они оживляют нравственное чувство и полагают в его серце первые семена добра». Эта мысль, очевидно, давно овладела Салтыковым. В одной из самых ранних и самых лучших его сказок («Пропала совесть») совесть, которою все тяготятся и от которой все стараются отделаться, говорит своему последнему владельцу: «отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нём: авось он меня, неповинный младенец, приютит и выхолит, авось он меня в меру возраста своего произведёт да и в люди потом со мной выйдет - не погнушается… По этому её слову так и сделалось. Отыскал мещанинишка маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нём совесть. Растёт маленькое дитя, и вместе с ним растёт в нём и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нём большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама». Эти слова, полные не только любви, но и надежды, - завет, оставленный Михаилом Салтыковым русскому народу. В высокой степени своеобразны слог и язык М. Е. Салтыкова. Каждое выводимое им лицо говорит именно так, как подобает его характеру и положению. Слова Дерунова, например, дышат самоуверенностью и важностью, сознанием силы, не привыкшей встречать ни противодействия, ни даже возражений. Его речь - смесь елейных фраз, почёрпнутых из церковного обихода, отголосков прежней почтительности перед господами и нестерпимо резких нот доморощенной политико-экономической доктрины. Язык Разуваева относится к языку Дерунова, как первые каллиграфические упражнения школьника к прописям учителя. В словах Фединьки Неугодова можно различить и канцелярский формализм высшего полёта, и что-то салонное, и что-то Оффенбаховское. Когда Салтыков говорит от собственного своего лица, оригинальность его манеры чувствуется в расстановке и сочетании слов, в неожиданных сближениях, в быстрых переходах из одного тона в другой. Замечательно умение Салтыкова подыскать подходящую кличку для типа, для общественной группы, для образа действий («Столп», «Кандидат в столпы», «внутренние Ташкентцы», «Ташкентцы приготовительного класса», «Убежище Монрепо», «Ожидание поступков» и т. п.). Второй из упомянутых подходов, восходящий к идеям В. Б. Шкловского и формалистов, М. М. Бахтина указывает на то, что за узнаваемыми «реалистичными» сюжетными линиями и системой персонажей скрывается коллизия предельно абстрактных мировоззренческих концептов, в числе которых «жизнь» и «смерть». Их борьба в мире, исход которой писателю представлялся неочевидным и представлена с помощью разных средств в большей части текстов Щедрина. Следует отметить, что отдельное внимание писатель уделял мимикрии смерти, облекающейя во внешне жизненные формы. Отсюда мотив кукол и кукольности («Игрушечного дела людишки», Органчик и Прыщ в «Истории одного города»), зооморфные образы с разными видами переходов от человека к зверю (очеловеченные звери в «Сказках», звероподобные люди в «Господах Ташкентцах»). Экспансия смерти и формирует тотальную дегуманизацию жизненного пространства, которую отображает Щедрин. Неудивительна частота появления в текстах Щедрина мортальной темы. Эскалация мортальных образов, достигающая почти степени фантасмагории наблюдается в «Господах Головлёвых »: это не только многочисленные повторяющиеся физические смерти, но и угнетенное состояние природы, разрушение и тление вещей, разного рода видения и мечтания, расчёты Порфирия Владимирыча, когда «цифирь» не только теряет связь с реальностью, но переходит в своего рода фантастические видения, завершающиеся сдвигом временных пластов. Смерть и смертоносность в социальной реальности, где Щедрин болезненно остро видит отчуждение, ведущее к утрате человеком самого себя, оказывается только одним из случаев экспансии смертоносного, что заставляет отвлечь внимание только от «социального бытописательства». В таком случае реалистические внешние формы письма Михаила Салтыкова скрывают глубинную экзистенциальную направленность щедринского творчества, делают его сопоставимым с Э. Т. А. Гофманом, Ф. М. Достоевским и Ф. Кафкой. Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у М. Е. Салтыкова. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». Описаний у Салтыкова немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Собрание сочинений М. Е. Салтыкова с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 томах) в год его смерти () и выдержало с тех пор много изданий. Сочинения Михаила Салтыкова существуют и в переводах на иностранные языки, хотя своеобразный стиль Салтыкова представляет для переводчика чрезвычайные трудности. На немецкий язык переведены «Мелочи жизни» и «Господа Головлёвы» (в Универсальной библиотеке Реклама), а на французский - «Господа Головлёвы» и «Пошехонская старина» (в «Bibliothèque des auteurs étrangers», изд. «Nouvelle Parisienne»). ПамятьВ честь Михаила Салтыкова названы:
Адреса в Санкт-Петербурге
БиблиографияИсследователи творчестваПубликации текстов
Научное издание «Сказок»:
ЛитератураМемуары и воспоминания
|
Этого классика русской литературы больше всех цитируют и меньше всех читают. Мало кто может похвастаться, что прочитал его полностью. Но еще труднее вообразить человека, который на вопрос, кто его любимый писатель ответит: «Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин».
И тем не менее одно упоминание его имени неизменно вызывает смешанное чувство радости и некоторого стыда. Этот вечный писатель. Вечный потому, что его не обманешь, от него не уйдешь. Он «раздевает» всех и каждого -- донага, до срамоты. Но в основе этого не желчное желание критиковать, а абсолютная честность и знание человеческой натуры.
Современники Салтыкова-Щедрина его смерть в 1889 году не заметили. Все оказалось предельно будничным и по-своему естественным. Жил и был, что-то писал, что-то говорил, кому-то нравился, а кому-то нет. Тогда многим казалось, что жизнь остановилась и ждать изменений нет смысла. Но, как писал сам Михаил Евграфович о том времени, время стало пестрое. Пестрое потому, что не было и не просматривалось на ближайшую перспективу ни единой краски. Все раздробилось, атомизировалось, каждый был против каждого и против всех сразу. Но Салтыков-Щедрин все же делал вывод - ничего нового. Все одно природа человека неизменчива, и ничего хорошего и нового ждать не приходится.
К Салтыкову-Щедрину первым вернулся Александр Куприн. Вернулся через 22 года после смерти писателя в 1911 году в своем рассказе «Исполины». История рассказа проста и незамысловата. Пьяный учитель гимназии (а пьяный учитель гимназии - это герой «Губернских очерков» Салтыкова-Щедрина) ставит перед собой портреты Пушкина, Гоголя, Некрасова и начинает выставлять им оценки. Вдруг он замечает направленный на него из угла пронзительный и страшный взгляд. И ему показалось, что уста на портрете разомкнулись и произнесли такие слова, которые он не мог себе вообразить ни от одного из русских классиков. Проснувшись утром в холодном поту, учитель берет портрет Салтыкова-Щедрина и уносит его из класса в кладовую. Ему страшно от этого взгляда, портрет уничтожить нельзя - казенное имущество. Думается, что Куприн в этом рассказе выразил свое отношение к Салтыкову-Щедрину, в основе которого было прежде всего уважение. Каким бы жестоким и желчным ни был его покойный коллега, всем своим наследникам он оставил все-таки больную совесть за Россию. Именно больную, а не спокойную. И тем самым покинул своим преемникам тот импульс неравнодушия, который и сделал их великими писателями.
Незадолго до смерти Салтыков-Щедрин сказал одному и немногих своих близких друзей Унковскому: «Не жаль, что помрешь, а то, что после смерти помнить будут одни анекдоты». Как в воду глядел. Его слова, как почти и все произведения, оказались пророческими.
Отец, Евграф Васильевич Салтыков.
«Отец был по тогдашнему времени порядочно образован...
Вовсе не имел практического смысла и любил разводить на бобах.
В семействе нашем царствовала не то чтобы скупость, а какое-то упорное скопидомство».
М.Е. Салтыков-Щедрин.
Из всех русских писателей ХIХ века Салтыков-Щедрин мне кажется одним из самых сентиментальных. Его сентиментализм доведен до абсолюта, и именно по этой причине из-под его пера вышли самые циничнейшие русские памфлеты, сатира, написанная на грани дозволенного. Это - внутреннее переживание, когда он мучился за всех и все пропускал через себя. Невозможно себе представить, что после написанного этот крайне закрытый человек рыдал навзрыд от окружающей его жизни. Это чувство сложно объяснить, но можно понять. Если мы вспомним его «Пропала совесть» или «Правду», помещенную в странную сказку о том, как мальчик умирает от переполнения чувств от богослужения, потому что сердце его охвачено восторгом, и он не может этого перенести, то это и будет настоящий Щедрин. Тот, которого мы не замечали. А в основе его отношения к миру лежало высшее религиозное чувство - абсолютная вера в Бога.
Он не был ни западником, ни славянофилом. И его взгляд на окружающую российскую действительность вовсе не был проявлением неприятия режима. Да и борцом с ним он никогда не был. Более того, он сам являлся частью властной системы того времени, долгое время служил в должности вице-губернатора в Рязанской и Тверской губерниях.
Мать, Ольга Михайловна Забелина.
«Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернанток, ей приходилось карать.
Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижнею губою, решительная на руку, злая».
М.Е. Салтыков-Щедрин.
Это клише борца с царским режимом, накрепко приклеенное к Салтыкову в советское время, по инерции живо и сегодня. Его становление начиналось в Московском пансионе, и, как один из лучших учеников, он был переведен в Царскосельский лицей. А по правилам лицейского хорошего тона писать стихи было делом обязательным. В это трудно поверить, но Михаил Салтыков в лицейские годы страстно мечтал стать поэтом наравне с Пушкиным. И в тот самый тринадцатый лицейский выпуск, в чертову дюжину, Салтыков пишет стихи о русских равнинах, о ямщиках, о любви к родине.
Михаил Евграфович в детстве. Детские годы Салтыкова прошли в богатой помещичьей вотчине,
расположенной на границе Тверской и Ярославской губерний.
Как один из лучших выпускников лицея, он получает назначение сразу в военное министерство. И с первого дня службы всей своей душой питает лютую ненависть к этой работе. Как он сам потом утверждал, «написать двести прошений от незначащих людей незначащим людям - не значит состоять на государственной службе. Тем не менее государственная служба состояла в этом». Здесь сошлись две точки в юном Салтыкове, которые впоследствии многими будут рассматриваться как вечный нигилизм писателя ко всему общественному устройству. Но мне думается, что дело обстояло не совсем так. Внутренний дискомфорт Салтыкова состоял в космической дистанции между его блестящим образованием и реальной повседневностью. Избыток образования не всегда роскошь, чаще всего тяжелое бремя, вынести которое способен не каждый. Когда у вас в подчинении «специалисты по дырочкам и щелочкам», проще сказать - рота скоросшивателей, а в голове Фурье с его идеальными идеями социального устройства, внутренний дискомфорт обеспечен. Ему был близок по духу и Петрашевский с его кружком. Но судьба благоволила к Михаилу Евграфовичу. В пик николаевских репрессий 1848 года за две напечатанные в «Отечественных записках» повести «Противоречие» и «Запутанное дело» его направили в Вятку не преуспевающим чиновником, а составителем бессмысленных годовых отчетов. Этот город, который мы знаем как Киров, стал местом жизни для Салтыкова на целых семь лет. Это была своеобразная ссылка, она была бессрочной. Но писать ему не возбранялось. Именно здесь он возьмет свой литературный псевдоним Николай Щедрин, который впоследствии станет частью его фамилии. В «Губернских очерках» главный персонаж - это он сам, Щедрин, который по двенадцать месяцев в году ездит по губернским городам и весям. Ездит и все время плачет. Плачет не в буквальном смысле, он постоянно ноет от внутреннего дискомфорта.
Дом в Вятке на Вознесенской улице,
где М.Е. Салтыков проживал во время ссылки.
Фотография 1880 года.
Вятская ссылка закончилась не благодаря его постоянным письмам в Петербург, а по закону природы. Смерть Николая I дала России надежду и оттепель. Это определение принадлежит вовсе не Илье Эренбургу, как принято у нас считать до сих пор, а Федору Тютчеву. Салтыков в 1855 году был немедленно прощен. И более того, его «Губернские очерки», далеко не шедевр его литературного творчества, были немедленно напечатаны.
Сегодня нет единого мнения о том, какое произведение Салтыкова-Щедрина считать главным. Инерция советского времени и, прежде всего, то обстоятельство, что «Господа Головлевы» входили в обязательный школьный набор, оставляют первое место за этим романом. Основным доводом для этого сработало личное мнение вождя мирового пролетариата Владимира Ленина, что именно это произведение является лучшей панорамой русской жизни от деловой до светской, от крестьянской до чиновной. Но это лишь одно мнение. Есть и другое, наиболее популярное сегодня, что главным произведением Салтыкова-Щедрина является все же его роман «История одного города».
Петербург. Дом на Литейном проспекте,
где помещалась редакция «Отечественных записок».
Салтыков жил на переломе двух эпох. В русской общественной, я подчеркиваю, общественной, а не политической традиции всегда присутствовала некая заданность - синусоидальный цикл развития - то «заморозки», то «оттепель». То поворот к Западу, то возвращение к Востоку. И вечный поиск идеального общественного устройства.
Идея этого романа очень странного содержания пришла к Салтыкову после знакомства с Некрасовым. Они встретились в 1857 году и очень не понравились друг другу. Строго говоря, все выдающиеся русские писатели в реальной жизни были далеко не ангелы. Их произведения и они сами - разные вещи. И это очень мягко сказано. Николай Некрасов - личность незаурядная и противоречивая. У нас-то он был всегда чуть ли не революционером, защитником народа. А как быть с Некрасовым, который выходит к Панаеву и говорит: «Мы тут новичка освежаем». Освежают, это значит ощипывают. Приехал купец, проиграл десять тысяч рублей в карты и удрал. Вот беда-то у Некрасова! Но вопрос в другом - представить себе выпускника Царскосельского лицея Михаила Салтыкова ближайшим литературным сподвижником Некрасова крайне сложно. Но две человеческие крайности удивительным образом сошлись в профессиональном плане.
Журнальная работа требует аккуратности в своевременной сдаче текстов, и Некрасов вынужденно согласился принимать обзоры у Салтыкова. Его аккуратность и обязательность пришлись по душе главному редактору «Современника».
Жена Елизавета Аполлоновна Болтина.
Обзоры под названием «Наша современная жизнь» в «Отечественных записках» вскоре наскучили Салтыкову, и он решил писать их в метафорическом стиле. Для этого и был придуман город Глупов. Фабула романа была проста - сначала изображался дореформенный, а затем послереформенный город Глупов. Речь идет о реформах Александра II после отмены крепостного права.
Существует огромный разрыв между первой главой «Истории одного города» - иронической, крайне ернической, содержащей весь перечень градоначальников - и страшным финалом, который заканчивается воплем Угрюм-Бурчеева: «Оно пришло! История прекратила течение свое. Пришла на Россию последняя погибель». А как все прелестно начиналось.
Сын Константин.
Начинается с перечня градоначальников, один из которых увеличил население города в два раза, другой оказался с фаршированной головой, а третий и вовсе девицею. И что же, скажите вы? Да это же мы с вами, вся типология русской власти! И если первое лицо не соответствует этой парадигме общественной жизни, то есть нам с вами, хорошего не жди. Салтыков жестко и конкретно описывает всю типологию российский политических элементов. И основой для него является не критика политической власти, а анализ состояния общества. Мы понимаем, что Угрюм-Бурчеев - этот Николай I, на которого Салтыков был очень обижен за ссылку. Но дело не в этом.
Дочь Елизавета.
Написание романа для Салтыкова-Щедрина в тот момент было не главным смыслом его жизни. Новый император в качестве компенсации за вынужденную ссылку предложил неплохую и приличную должность вице-губернатора Тверской области. И Салтыков начал там преобразования. Следует отметить, что почти вся интеллектуальная элита того времени была убеждена, что нужно идти заниматься практическим хозяйством, все свои знания и опыт (которого не было) направить на развитие капитализма в стране. Окрыленный Салтыков писал: «Пять лет спустя, как только мужик будет освобожден, хозяйство процветет». Но не тут-то было. Сам Салтыков-Щедрин с купленным им поместьем Витенево разорился в считанные месяцы. Он искренне полагал, что должен лично подать пример свободного ведения хозяйства. Но никак не мог взять в толк, что одно дело - бороться на страницах журнала и в чиновничьей жизни за свободу крестьянина, а другое - научить его этой свободе. Самому узнать и научить других стать собственником. Для него было откровением, как свобода тут же стала волей.
Таким же романтиком был в то время и блистательный поэт Афанасий Фет. Но крестьяне его быстро обворовали. После чего он стал жесточайшим крепостником, и был обречен советским литературоведением на забвение. Но при жизни стал преуспевающим помещиком, по нашим меркам приличным хозяйственником, постоянно ругая Льва Толстого за излишний либерализм. А ведь до 70-х годов ХIХ века это был искренний либерал, который не понимал, с каким забитым, развращенным и коварным народом имеет дело.
Для Щедрина это было личным разочарованием. Он никак не мог понять и внутренне согласиться с тем, что данная народу свобода будет использована прежде всего для обмана. Он ведь задумывал «Историю одного города» как невинную шутку, а вышло очень страшное и мрачное пророчество. Его разочарование было тем более болезненным, что он не мог смириться с тем, что с мужиками он говорит на разных языках. А весь парадокс российской интеллектуальной элиты того времени состоял в том, что понимал суть происходящего один Николай Некрасов. Именно тот Некрасов, который написал «Кому на Руси жить хорошо».
Сегодня с экранов российского телевидения можно услышать мысль, достаточно диковатую, о том, что отмена крепостного права была политической ошибкой Александра II. Мне думается, что это глупость и подмена понятий. На мой взгляд, суть состоит в том, что свобода и демократия чего-то стоят. И каждый член общества не может получить ее по указу или распоряжению сверху. Ее нужно заработать, в том числе и головой. И именно это разочарование больше всего ранило Салтыкова-Щедрина.
Он угадал путь развития России минимум на век вперед. Интуицией, всей своей страстью и непримиримостью. У нас принято считать родоначальником русского модернизма Всеволода Гаршина. Если опираться на его опубликованные рассказы, это так. Но модерн, как художественное явление, держится на двух основаниях - слиянии творческого начала и реальной жизни и, как это ни печально (а это есть у Гаршина), на эстетеизации пошлости. По второму основанию Гаршин родоначальник. А как быть с первым? Мне думается, что первенство здесь принадлежит Салтыкову-Щедрину. Разумеется, он не был писателем-модернистом, Щедрин принадлежал к последним из могикан русского «золотого» литературного века. Но он четко угадал путь движения России.
Нас часто вводят в заблуждение, призывая к немедленной модернизации всей общественной жизни по западному образцу. Модерн - явление не западное. Западу он чужд в силу своего постепенного темпа развития. Модерн - явление, характерное для стран догоняющего типа эволюции. Он зародился в Российской, Австро-Венгерской, Германской империях и Швеции. Модерн литературный, художественный всегда предшествует модерну политическому. Он неизменный спутник социализма либо крушения государства. Крайне болезненного и трагического. Германская и Австро-Венгерская империи не выдержали испытание им и не пережили ХХ век. Российская империя трансформировалась в Советский Союз, который распался в конце ХХ века. Тот шведский социализм, о котором принято говорить сегодня, в чистом виде порождение модерна. Но шведы им переболели - спасла национальная традиция и мононациональность. Великая культура «серебряного века» в своем величии принесла и то, с чем многие смириться и в ХХI веке не могут - утрату христианских ориентиров - масскультуру, однополые браки и прочее.
Памятник М.Е. Салтыкову-Щедрину в Курске.
Салтыков-Щедрин чувствовал будущее и многое понимал. Его произведения многими воспринимаются как зашифрованные тексты. Но это не шифровка, а обобщение, поиск матрицы той истории, максимальной типизации, в которой мы сегодня живем. Все эти обобщения оформлены в форму диалогов.
Он умер рано, всего в 63 года. Это самопоедание дало о себе знать. Из всего пережитого Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин хотел написать свое главное произведение «Забытые слова». Он объяснял свое желание просто: «Сейчас много слов, которые уже никто и не помнит. Никто не помнит, что такое совесть, никто не помнит, что такое жертва, и уж вовсе не помнят Бога».
Салтыков-Щедрин как писатель - загадка для нас всех. В наше не очень читаемое время Михаил Салтыков-Щедрин остается самым популярным русским классиком. Наше время - это его второе литературное рождение. И он далеко не школьный и не детский писатель, не будем заблуждаться в этом, говоря «сказки Салтыкова-Щедрина». Первый сатирик России, а по сути - зеркало всего русского и российского общества, не кривое, хотя порой и неприятное, пережил свое время и вошел в умы каждого, невзирая на наше желание, на то, знаем мы про него или нет.
Щедрин, подлинная фамилия – Салтыков, был рожден в 1826г., в селе Спас-Угол Тверской губернии, сейчас Московская область, в фамильном имении.
Строжайшая экономия, родительские скандалы и ругань, жестокое обращение с крепостными – таков мир его детства, запечатленный в романе «Пошехонская старина».
Получив начальное образование в семье, учился писатель в Царскосельском Лицее, где готовили высших государственных чиновников. Там и проявились его литературные и поэтические способности.
По окончании учебы – служба, продолжавшаяся с небольшим перерывом до 1868г.
В 1848г. молодого чиновника, уже принимающего участие в литературно – общественной жизни столицы, едва не постигла участь Достоевского: Салтыков арестован за повести «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848). Он продолжает службу в Вятке, откуда возвращается после смерти Николая I, в 1855г.
В 1856 - 1857 годах сатирик, положив в основу впечатления от провинции и впервые используя излюбленную форму – цикл тесно связанных между собой рассказов и сцен, воплощает свой замысел – «Губернские очерки».
1858г. Салтыков – вице - губернатор Рязани, позже – Твери, а в 1865 - 1868 годах несет службу на серьезных постах в Пензе, Туле, той же Рязани. По свидетельствам современников, должностным лицом он был добропорядочным, неподкупным, ревностным. Но непримиримость, жесткость и негибкость, некоторый цинизм и колкость нрава, нежелание приспосабливаться к руководителям и сложившейся ситуации, стали причиной ухода с госслужбы.
Щедрин посвящает всего себя литературному ремеслу. Подлинный опыт жизни в глубинке и осведомленность об устройстве государственного аппарата изнутри, сделали писателя знатоком национальных устоев того времени. Появляются «Невинные рассказы», «Сатиры в прозе», «Помпадуры и помпадурши», гениальная «История одного города», по жанру ставшая сатирической пародией на исторический труд.
В 1863 - 1864 годах, временно отойдя от службы, Салтыков сотрудничает с Некрасовым в журнале «Современник». В 1868г. – становится соредактором «Отечественных записок», связав с этим журналом свою дальнейшую литературно – социальную деятельность. В 1880г. закончен социопсихологический роман «Господа Головлевы».
В 1884г. по решению правительства, популярные и демократические «Отечественные записки» закрывают. Писатель воспринимает это как личную жизненную катастрофу. Душевная рана, нанесенная запрещением издания, в которое было вложено столько сил и сердца, не зажила до его смерти в 1889г.
Несмотря на мучительную болезнь и угнетенное душевное состояние Салтыков продолжает сочинять. К этому времени относятся: «Пошехонская старина», «Мелочи жизни». Яркие, выразительные, острые по своей тематике сказки, образы которых стали нарицательными. Автор начинает «Забытые слова», в жанре стихотворной прозы, но смерть обрывает его работу.
Все труды классика объединены не жанровой принадлежностью, не тематикой и даже не особенным, саркастическим методом описания происходящего, а тем, что они являются своеобразными частями и фрагментами одного большого произведения, отобразившего русскую жизнь конца XIX века.
М. Е. Салтыков, благодаря силе и глубине разительного таланта – редкое, удивительное явление. Он по праву занимает особую нишу в литературе.
Очень краткая биография Салтыкова-Щедрина
М. Е. Салтыков-Щедрин был рожден в Тверской губернии в 1826 году. В возрасте 10 лет он начал обучение в Московском дворянском институте. Показав себя как отличного ученика, вскоре получил перевод в Царскосельский лицей.
В 19 лет Михаил поступил на военную службу, в канцелярию. В это время впервые начали публиковаться его произведения.
Был выслан на Вятку в 1848 году, поскольку его образ мыслей был многими не принят. Там он работал в должности старшего чиновника при губернаторе, а затем стал советником правления губернатора.
Только в 1856 году его ограничение на проживание было отменено. В это время Михаил возвратился в Петербург. Там он начал снова заниматься писательской деятельностью. Кроме этого, писатель работал в Министерстве внутренних дел и принимал участие в реформировании. В 1858 году Салтыков-Щедрин стал вице-губернатором в Рязани, а после – в Твери. В 36 лет он ушел в отставку, снова вернулся в Петербург и стал работать редактором журнала «Современник».
В течении нескольких лет он пытался вернуться на государственную службу, но попытки были неудачными.
Почти до самой смерти Михаил работал в журнале «Отечественные записки», сначала один из редакторов, а потом ответственным редактором журнала. В это время он создает свое известное произведение – «История одного города».