“Жизнь моя - трепетное и радостное причастие вечному и временному, близкому и далёкому”, - писал И.А. Бунин. И, конечно, в своём творчестве писатель не мог пройти мимо Вечной Книги , ставшей для него источником глубоких мыслей и переживаний.

В 1903 году он пишет первое стихотворение на ветхозаветный сюжет - балладу «Самсон», а одно из последних стихотворений - «Искушение» (1952), напоминающее картины мастеров Возрождения: смущённая Ева, зыбко свивающийся по Древу Змей, Павлин и Лев, участвовавшие, по древним поверьям, в искушении Евы. Стихотворение, последней своей строчкой “о блаженном стыде искушаемых дев” заставляющее вспомнить рассказы из книги «Тёмные аллеи».

В 1907 году Бунин совершает путешествие по странам Востока, посещает Иерусалим, восклицая: “Есть ли в мире другая земля, где бы сочеталось столько дорогих для человеческого сердца воспоминаний!” Он пишет путевые очерки «Иудея», «Камень», «Шеол», «Пустыня дьявола», «Страна Содомская», вошедшие в сборник «Тень птицы». В это же время написаны и стихи, в которых Иудея предстаёт “раскрытой Книгой Бытия”: «Долина Иосафата», «Иерусалим», «На пути под Хевроном», «Гробница Рахили». В них есть высокая лексика библейских цитат, точные пейзажи, но есть и “грусть” и “трепет” непосредственного лирического переживания.

Я приближаюсь в сумраке несмело
И с трепетом целую мел и пыль
На этом камне, выпуклом и белом.
Сладчайшее из слов земных! Рахиль!

Переживание библейского сюжета от “первого лица” позволило Бунину написать в сонете «Благовестие о рождении Исаака» (интересно, что ещё два стихотворения - «Долина Иосафата» и «Иерихон» - тоже сонеты):

Я отделил для вестников телицу.
Ловя её, увидел я гробницу,
Пещеру, где оливковая жердь,
Пылая, озаряла двух почивших,
Гроб праотцев, Эдема нас лишивших,
И так сказал: “Рожденье чад есть смерть”.

Стихотворение «Столп огненный» (1906) основано на 21–22 стихах главы 13 книги «Исход»: “Господь же шёл пред ними днём в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днём и ночью. Не отлучался столп облачный днём и столп огненный ночью от лица народа”. И опять у Бунина ощущение пережитого лично.

В пустыне раскалённой мы блуждали,
Томительно нам знойный день светил,
Во мглистые сверкающие дали
Туманный столп пред нами уходил.

Но пала ночь - и скрылся столп туманный,
Мираж исчез, свободней дышит грудь -
И пламенем к Земле Обетованной
Нам Ягве указует путь!
(1903–1906)

Интересно, что туман в бунинской трактовке - морок, мираж, после исчезновения которого грудь дышит свободней, а путь к обетованной земле указывает пламя. Этот же мотив - “обманчивость приятного и тяжесть пути к истине” - и в стихотворении «Да исполнятся сроки»:

- Почто, о Боже, столько лет
Ты мучишь нас в пустыне знойной?
Где правый путь? Где отчий след
К стране родимой и спокойной?

- Мужайтесь, верные! Вперёд!
Я дал вам горький лист оливы,
Но слаще будет он, чем мёд,
От тех, чьи руки нечестивы.

Прямые коротки пути.
Потребна скорбь, потребно время,
Чтобы могло произрасти
На ниву брошенное семя.
(1916)

Вторая строфа стихотворения использует символику средневекового еврейского мидраша (комментария) к книге «Бытие»: “Выпущенный Ноем голубь вернулся со свежим масличным листом в клюве. И взмолился голубь к Господу, говоря:

Господи! Лучше корм, горький, как лист масличный, от Твоей руки, нежели сладкий, как мёд, из рук человеческих” (Агада. Сказания, притчи, изречения Талмуда и Мидрашей. М.: Раритет, 1993. Эту книгу составили И.Равницкий и Х.Н. Бялик, а поэт С.Фруг перевёл её на русский язык в 1910 году. Очевидно, что Бунин читал её внимательно. Его «Плач о Сионе» 1925 года - точное поэтическое переложение фрагмента этой книги.)

Историю создания этого стихотворения раскрывают Р.Тименчик и З.Копельман в статье «Вячеслав Иванов и поэзия Х.Н. Бялика» (НЛО. 1996. № 14): “В 1916 году И.А. Бунина пригласили участвовать в юбилейном номере газеты, посвящённом двадцатипятилетию литературной деятельности еврейского поэта Х.Н. Бялика. Бунин отказался переводить стихи Бялика, мотивируя свой отказ невозможностью переводить, не зная языка, о чём уведомил редактора письмом: «При всём моём искреннем желании исполнить Вашу просьбу и почтить Бялика, коего я считаю настоящим поэтом, что так чрезвычайно редко, ничего не могу написать о нём, ибо всё-таки знаю его только по переводам Жаботинского. Окажите любезность, сообщите, когда именно его юбилей и куда направить приветственную депешу». Депеша оказалась стихами «Да исполнятся сроки» с посвящением Х.Н. Бялику”.

И это не дежурное поздравление, а глубоко личная, выстраданная мысль о скорби и времени, необходимых для произрастания брошенного на ниву семени, и о соблазне “мёда из рука нечестивых”, о чём и написанное в том же 1916 году стихотворение «На исходе»:

Ходили в мире лже-Мессии, -
Я не прельстился, угадал,
Что блуд и срам их литургии
И речь - бряцающий кимвал.

Своекорыстные пророки,
Лжецы и скудные умы!
Звезда, что будет на востоке,
Ещё среди глубокой тьмы.

Но на исходе сроки ваши:
Вновь проклят старый мир - и вновь
Пьёт сатана из полной чаши
Идоложертвенную кровь!

О приближении кровавых времён пророчествовал Бунин в стихотворении «Господь скорбящий», написанном за несколько месяцев до начала Первой мировой войны:

Воззвал Господь: “И я завешу тьмою,
Как вретищем, мной созданную твердь,
Я потушу в ней солнце и сокрою
Лицо своё, да правит в мире смерть!”
(10 марта 1914)

Но через две недели там же, в Италии, в вечном городе Риме, он пишет стихотворение «Тора» о получении Скрижалей Завета. Великолепное, торжественное стихотворение о пламенном венце восприемника Торы (Моисея), проникнутое гордой уверенностью:

Не от него ль зажгли мы пламенники наши,
Ни света, ни огня не уменьшая в нём?

В “окаянные дни” России Бунин обращается к книге пророка Исаии и пишет стихотворение, дважды напечатанное потом в русских газетах («Киевская мысль», 1918; «Русская газета», Париж, 1924).

Возьмёт Господь у вас
Всю вашу мощь - отнимет трость и посох,
Питьё и хлеб, пророка и судью,
Вельможу и советника. Возьмёт
Господь у вас учёных и мудрейших,
Художников и искушённых в слове.
В начальников над городом поставит
Он отроков, и дети ваши будут
Главенствовать над вами, и народы
Восстанут друг на друга, дабы каждый
Был нищ и угнетаем. И над старцем
Глумиться будет юноша, а смерд -
Над бывшим царедворцем. И падёт
Сион во прах, зане язык его
И всякое деянье - срам и мерзость
Пред Господом, и выраженье лиц
Свидетельствуют против них, и смело,
Как некогда в Содоме, величают
Они свой грех. - Народ мой! На погибель
Вели тебя твои поводыри!

Такой же скорбью проникнут и «Плач о Сионе», написанный библейским стихом. Начинается он словами “Так сказал Господь: // - Вот без причины плакали вы. // Будет же вам плач из рода в роды”. А заканчивается потрясающим трагическим жестом: “Ангелы сокрыли лица свои в изгибе локтей, рыдая о погибшем Сионе” (опубликовано в Париже в газете «Возрождение» в 1925 году). Это произведение могло восприниматься современниками как настоящий плач о “погибели Земли русской”.

Мне уже приходилось цитировать (см.: «Литература». 1999. № 38) слова Ахматовой о том, что “Библия не сборник тем для сочинения стихов, и хотя каждый может в ней натолкнуться на что-то своё, собственное, но тогда это должно быть исключительно личным”.

Такое переживание Буниным библейского текста позволило ему “причаститься вечному и временному, близкому и далёкому”.

Введение

Библейские сюжеты в произведениях мировой литературы

1 Библейские мотивы в творчестве Ф. Достоевского

2 Библейские сюжеты в романе М. Булгаков «Мастер и Маргарита

Библейские сюжеты в произведениях изобразительного искусства

1 Библейские сюжеты в творчестве Рембрандта Харменсван Рейна

2 Библейские сюжеты в творчестве Микеланджело Меризи де Караваджо

3Библейские мотивы в произведениях Питера Брейгеля Старшего

4 Иван Николаевич Крамской "Христос в пустыне

5 Василий Дмитриевич Поленов «Христос и грешница (Кто из вас без греха?)»

6Андрей Петрович Рябушкин «Исцеление двух слепых» 1888 г

7 Бруни Федор Антонович "Медный змий"

8 Григорий Иванович Угрюмов «Изгнанная Агарь с малолетним сыном Измаилом в пустыне»

9 Библейские сюжеты в творчестве Марка Шагала

Заключение

Список использованных источников

Введение

Культура и религия - не случайные и внешние соседи. Внутренне они слитны с самого начала истории человечества. На раннем этапе культуры формирующееся сознание человека было мифологическим по своему содержанию и форме. Историки культуры свидетельствуют, что у ее истоков для наших предков были почти неотличимы факт и вымысел, наблюдение и иллюзия, реалия и воображение, действительность и легенда, практическое действие и магический ритуал, очевидность и миф. Такова мифология - мироощущение детства человечества. Массу своих архетипов (не столько в знаниях, сколько в верованиях) культура вынесла именно из мифологии. Один из таких архетипов - вера в чудесное.

«Религия, - пишет один из основателей современной (математической) логики А. Уайтхед, - является видением того, что находится по ту сторону, вне и внутри мимолетного потока непосредственно данных вещей; того, что обладает реальностью и все же ожидает реализации; того, что придает значение всему преходящему, само же ускользает от понимания; того, что представляется окончательным благом и в то же время находится вне пределов достигаемости; того, что служит высшим идеалом и является предметом безнадежных исканий».

Общество меняется несравненно быстрее, нежели религия. Благодаря своей проницаемости едва ли не во все сферы жизни, особой традиционности и инерционности, она выступает консервативным, сохраняющим началом общественной жизни и культуры. В ней немало реликтов, и все же в сфере культуры религию символизирует не архив - хранилище древностей, но именно действующий, питаемый реалиями прошлого и современности храм.

В религии органически сплетено сакральное (сверхъестественное) и священное (особенно чтимое). На ранних этапах развития человечества власть религии особенно выходила за ее непосредственные границы. Вплоть до позднего Средневековья Церковь охватывала едва ли не все культурные сферы. Она была одновременно школой и университетом, клубом и библиотекой, лекторием и филармонией. Эти учреждения культуры вызваны к жизни практическими нуждами общества, но их истоки находятся в лоне Церкви и во многом именно ею вскормлены.

Пожалуй, сильнее всего религия влияла на становление и развитие национального самосознания, на культуру этноса. Повсеместно быт и традиции формирующегося этноса, его язык и предания, даже сам строй национального мышления, окрашены верованиями предков. Их очаги, жилища, могилы составляли единое целое с жертвенниками. Первоисточник этнического самосознания - не только кровное родство, совместный труд и общежитие, но и общие ритуалы на святилищах.

В язычестве особенно глубоки корни сознания и подсознания этноса. Их питало единство представлений и обрядов тотемизма, культа предков, героев и вождей племени. Глубинные языческие корни этносов во многом определили облик позднее складывавшихся локальных религий и цивилизаций, неповторимое и консервативное своеобразие национальных культур.

Религиозное (в том числе языческое) наследие этносов стало одним из компонентов глобальных цивилизаций Запада и Востока. Правда, развитая цивилизация Запада, прошедшая школу Реформации и рационализма, в значительно меньшей мере окрашена религиозным (не только христианским, но и языческим) началом. В культуре же Востока религиозное и светское и поныне настолько тесно взаимосвязано, что почти неотличимо. Что же до России (Евразии по своим истокам и географическому положению), то ее культура, пожалуй, богаче большинства западных государств проявлениями язычества.

По всей видимости, религиозное начало - наиболее стойкое ядро национальной культуры в трагические периоды истории этноса (такие, например, как османское иго в Болгарии, разделы Польши). «Вера отцов» в особенности консолидирует нацию в испытаниях диаспоры (рассеяния, вынужденного проживания этноса вне родины).

Пробуждение национального самосознания обычно связано с оживлением интереса к отечественной религии. Именно это в последние годы происходит в нашей стране. На наш взгляд, не столько проповеди и шоу заезжих миссионеров, сколько обращение к истокам и реалиям отечественной культуры (в том числе к ценностям исконной религии) могут стать одной из опор духовного возрождения страны. Говоря о позитивности церковного влияния на развитие этноса, нельзя не отметить и те консервативные моменты, которые присущи его воздействию на культуру, как таковую. Учтем также, что религиозный фактор национальной культуры нередко становится «картой» политических игр и межнациональных столкновений. Религия равным образом может быть использована и для разжигания фанатичного национализма, и для умиротворения всех противоречий. Это зависит не непосредственно от самой религии, а от тех, кто использует ее «карту» в политике.

Сплетённость религиозного и национального в культуре этноса - явление общечеловеческое. Его надо воспринимать как объективную данность. Но вместе с тем неправомерно сводить национальные особенности культуры лишь к религиозному началу, отождествлять духовное возрождение нации со всеобщим воцерковлением. Культура каждого этноса обязательно включает и светские начала. Чем выше его религиозность - тем сильнее начала религиозные, чем влиятельней секуляризационные процессы - тем сильнее начала светскости и свободомыслия в культуре народа.

Церковь оставляет вехи в материальной культуре народа монастырским производством, храмовым строительством, изготовлением культового убранства и облачения, печатанием книг, наследием иконописи, фресок. Но в еще большей мере она оставляет след в духовности народа, т. е. в его самосознании, идеалах, моральных и художественных достояниях. О Церкви как о вместилище ранних учреждений культуры уже сказано выше. Здесь же отметим непосредственное и глубокое воздействие Церкви на сознание народа вероучением и ритуалом, музыкой богослужений и проповедью, исповедью и другими средствами психологического и нравственного влияния на паству.

Пожалуй, никто из исследователей не отрицал сильнейшего воздействия религии на культуру. Делая акцент на негативные аспекты такого влияния, Ф. Энгельс, тем не менее, назвал христианство «революционнейшим элементом в духовной истории человечества». Особое воздействие христианство оказало на западную цивилизацию. Ее часто так и именуют «христианской цивилизацией», хотя не все в ней, разумеется, определено этой религией. Именно здесь родилась наука и философия как теория, а рационализм стал характернейшей для Запада культурной традицией. Именно тут (особенно благодаря христианству!) человек впервые осознает себя как личность. Здесь осуществлялись грандиозные социальные революции, складывались новые формы общежития, стремительно развивалась техника, формировались институты демократии и распространялись по планете.

Прогресс культуры невозможен без смены привычной для многих парадигмы: противостояния и потрясения - двигатели прогресса. Согласие, сотрудничество, терпимость к различным позициям мировоззрения (толерантность) - вот, без чего нельзя спасти культуру человечества, обеспечить ее будущее. То, что объединяет верующих и неверующих, неизмеримо важнее того, что разделяет их мировоззрение. Общность истории, национальной судьбы, заботы о выходе из кризиса нашего государства и преодолении глобальных опасностей - что может быть более значимо для всех людей, независимо от их отношения к религии и свободомыслию?! Эта общность проясняется в терпеливом диалоге. Только диалог ведет к взаимопониманию, смене устаревших парадигм, побуждает к сотрудничеству во имя спасения культуры и будущего человечества.

1. Библейские сюжеты в произведениях мировой литературы

Вопрос влияния библейских текстов на творчество отдельных писателей стал рассматриваться в последние десятилетие двадцатого века. Появились статьи о роли Библии в жизни и творчестве А.С.Пушкина, Ф.М.Достоевского, М.Е.Салтыкова-Щедрина. Образы Библии неоднократно вдохновляли А.С.Пушкина. Поэт обращался к Библии, использовал в своих произведениях библейские темы, образы, стиль. Библейские реминисценции в поэзии А.С.Пушкина получают отражение в стихотворениях: «Десятая заповедь», «Из письма к Вигелю», «В крови горит огонь желанья», «Пророк», «Вертоград моей сестры» и др. В стихотворении «Пророк» поэт - это библейский пророк, посланец неба, исполненный волею Бога и наделенный им способностью видеть и слышать то, что недоступно телесному зрению и слуху. Стихотворение «В крови горит огонь желанья» родилось под влиянием одной из библейских книг - «Песни песней царя Соломона».

1.1 Библейские мотивы в творчестве Ф. Достоевского

библейский изобразительный искусство религиозный

Библия оказала влияние на формирование религиозно-философских взглядов Достоевского. Священное Писание стало своеобразной точкой отсчета в его творчестве. Как пишет один из исследователей В.Ляху: «На сегодняшний день не известно, как Достоевский работал с текстом Библии, но несомненно одно: он обращался к Писанию не только в душеспасительных, но и в специальных, творческих целях». Достоевский не просто заимствовал отдельные образы, или брал цитаты из Библии, между художественным миром Достоевского и миром Библии существует определенное родство, которое проявляется на уровне воздействия структурных особенностей Библии на структуру произведений Достоевского. Можно сделать вывод, что для Достоевского Библия была не просто настольной книгой, к которой писатель часто обращался, а источником вдохновения, источником для создания образов для своих произведений. Кроме этого Священное Писание служило для писателя средством выражения своих взглядов и своей философской концепции. Библейские цитаты можно встретить не только в художественных текстах, но и в публицистической литературе.

«Преступление и наказание» - один из идеологических романов Ф. Достоевского - пронизанный идеями христианства. Библейские мотивы придают роману общечеловеческое значение. Образа и мотивы из Библии подчинены единой идее и сгруппированы и полукруг определенных проблем. Одна из них - проблема судьбы человечества. Согласно современному писателю общество соотнесено в романе с апокалипсическими прогнозами. Образ Библии перенесен в видение героев. Так в эпилоге роман обрисовал ужасную картину: «… грезилось в болезни, будто весь мир обречен на жертву какой-то страшной неслыханной и невиданной язвы…» Если сравнить это описание с Апокалипсисом, то можно заметить очевидную похожесть описания конца времен и видение Раскольникова на каторге. Это описание помогает понять предупреждение автора о страшной пропасти бездуховности, к которой может попасть человечество, игнорируя мораль.

Поэтому тема духовного возрождения в романе связана с идеей Христа. Не случайно и Соня Мармеладова во время первого визита ее к Раскольникову читает ему историю о воскресении Лазаря: «Промолвил к ней Иисус: «Я воскресение и жизнь. Кто верует в Меня, - хотя и умрет, будет жить. И каждый, кто живет и кто верит в Меня, - во веки не умрет». Соня надеялась, что это побуждает Родиона, ослепленного, разочарованного, поверить и покаяться. Она мыслила как глубоко верующая христианка. Ведь путь к прощению и к воскресению духовному лежит через раскаяние и страдание. Она поэтому и советует Раскольникову сдаться власти, лишь бы принять на каторге страдания ради очищения. Не сразу герой понимает все, сначала даже опасается, что Соня назойливо будет проповедовать ему. Она была мудрее. Их обоих воскресила любовь. К Евангелию Раскольников поворачивается сам, стремясь найти там ответы на свои вопросы. Больнее всего в них - вопрос о справедливости в мире. В романе Мармеладов говорит тогда еще совсем другому Раскольникову, что «пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех понимал, он единый, он и судья». Это он о втором пришествии Христа говорил, так как верил, что после беззакония и несправедливости настанет Царство Бога, так как иначе не будет справедливости.

Итак, философская концепция Достоевского - это духовное возрождение человека через любовь-сочувствие к человеку и всему обществу, через проповедь христианской морали. И чтобы как можно лучше подать эту концепцию, писатель написал к своему произведению наиболее известные сюжеты и мотивы главной книги христианства- Библии.

Мы привыкли, что в литературных произведениях важными образами являются образа главных или второстепенных персонажей, т.е. людей, которые действуют в произведении. Через персонажей раскрываются основные проблемы литературного произведения, они воплощают в общие типы или являются неординарными личностями, второстепенные персонажи создают социальный фон, на котором развивается действие произведения и т.п. Но роман Ф. Достоевского «Преступление и наказание» есть по-настоящему уникальным явлением в русской мировой литературе. Важным образом в этом романе есть образ Петербурга - в котором происходят события.

Внимательный читатель имел возможность заметить, что образ Петербурга так или иначе выделяется во многих произведениях русской литературы. Вспомним пушкинскую поэму «всадник», в котором город Петербург фактически является отдельным персонажем. Петербурга не было бы и известных нам гоголевских «Петербургских повестей». Чем же привлекает писателей этот город? Почему именно он помогает им раскрыть темы и идеи произведений? Какие именно темы и идеи раскрываются через образ Петербурга?

Как возникает новый город? На определенном месте начинают селиться люди, поселок достраивается, увеличивается… Но не так было с Петербургом. Он известен нам как рукотворный город, построенный на болотах по приказу Петра I. Во время его лечения от болезней, которым оказывал содействие климат, и от тяжелой работы умерло много людей, фактически этот город на костях. Прямые улицы, созданные искусственно, величественные и малые здания… Все это не оставляет жизненного простора для существования простому человеку. Поэтому гибнут в Петербурге герои «Медного всадника» Пушкина, « Шинели» Гоголя. Этот город с собственной, жестокой и химерической, душой… Город-Фантом… Город-монстр…

В романе «Преступление и наказание» реалии Петербурга воспроизведены с топографической точностью, тем не менее часто они приобретают символическое значение, становясь, и частью ее. В романе мы видим другой Петербург (не те величественные модные сооружения) - город открывает свое ужасное дно, место существования морально опустошенных людей. Они стали такими не только через собственные недостатки, а потому, что город-фантом, город-монстр сделал их такими.

Кварталы, черные подъезды, дворы и подвалы населены людьми, в жизни которых безысходность, город «по венцы» полный жестокости, несправедливости, не существующей морали.

Изображая Петербург, Ф. Достоевский нарочно символизирует этот город. Символическое значения приобретают площадь, ступеньки домов (которые обязательно идут вниз: вниз, на самое дно жизни, в перспективе - в ад). Важной есть символика в изображении города - желтые болезненные цвета воссоздают сегодняшнее состояние героев, их моральный недуг, неуравновешенность, напряженные внутренние конфликты.

Я считаю, что для понимания художественного произведения важно уметь находить скрытые, но значащие образы, уметь различать так называемые «декорации» реалистически и символически нагруженные места действия. Именно таким городом-символом есть Петербург в романе «Преступление и наказание». Анализ значения этого образа помогает лучше понять глубокое содержание этого романа.

Читая произведения Достоевского, можно заметить, что они наполнены различными символами, ассоциациями. Огромное место среди них занимают мотивы и образы, заимствованные из Библии. Так, Раскольникову в романе "Преступление и наказание" грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве. О конце времен пророчествует "профессор Антихриста" Лебедев.

Предсказания и мифы Достоевский вводит в свои произведения для того, чтобы предостеречь человечество, стоящее на пороге глобальной катастрофы, Страшного суда, конца света. Герой романа "Бесы" Степан Трофимович Верховенский, переосмысливая евангельскую легенду, приходит к выводу: "Это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века!"

О вере говорится и з легенде о Фоме, которая появляется в "Братьях Карамазовых". Апостол Фома поверил в воскрешение Христа только после того, как увидел все своими глазами и вложил свои пальцы в раны от гвоздей на руках Иисуса. Но Достоевский убежден, что не чудо заставило Фому уверовать, ибо не чудо вызывает веру, а вера способствует появлению чуда. Поэтому, рассуждает писатель, и возрождение человека происходит не под влиянием некоего внешнего мистического чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа.

Христос не просто библейский образ в произведениях Достоевского. Писатель сознательно наделяет князя Мышкина в романе "Идиот" чертами Иисуса. В романе "Братья Карамазовы" Ивану Карамазову видится пришествие Христа. "Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".

Эти нравственные принципы исповедуют многие персонажи Достоевского, вставшие на путь духовного возрождения. Основной нравственный принцип счастливых людей, по Достоевскому, заключается в следующих словах: "Главное - люби других, как себя..."

Духовное возрождение через сострадательную любовь и деятельность - такова философская концепция Достоевского. И для раскрытия ее автор использует мифы и образы, заимствованные из Библии.

Для Достоевского использование библейских мифов и образов - не самоцель. Они служили иллюстрациями для его размышлений о трагических судьбах мира и России как части мировой цивилизации. Видел ли писатель пути, ведущие к оздоровлению общества, к смягчению нравов, к терпимости и милосердию? Безусловно. Залогом возрождения России он считал обращение к идее Христа. Тема духовного воскрешения личности, которую Достоевский считал главной в литературе, пронизывает все его произведения.

1.2 Библейские сюжеты в романе М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Роман Булгакова в значительной степени основан на осмыслении и переосмыслении евангельских и библейских идей и сюжетов.

В период написания романа Булгаков изучил не только текст Евангелий, но и многочисленные исторические источники об Иудее начала эры, иврит, неканонические толкования. Автор сознательно отступает от евангельского сюжета, предлагая свое видение библейских мотивов.

Самый спорный с библейской точки зрения образ - это образ Иешуа. С ним связаны центральные мотивы романа: мотив свободы, страданий и смерти, казни, прощения, милосердия. Эти мотивы получают в романе новое, булгаковское воплощение, порой очень далекое от традиционной библейской традиции.

Иешуа буквально означает Спаситель; Га-Ноцри означает "из Назарета", Назарет - город в Галилее, в котором жил святой Иосиф и где произошло Благовещение Пресвятой Деве Марии о рождении у нее Сына Божия. Сюда же возвратились после своего пребывания в Египте Иисус, Мария и Иосиф. Здесь прошло все детство и отрочество Иисуса. Таким образом, Булгаков глубоко забирается в библейские толкования.

Первое серьезное различие между библейским мотивом Спасителя и булгаковской трактовкой - это то, что Иешуа в романе не заявляет о своем мессианском предназначении, и никак не определяет своей божественной сущности, в то время как библейский Иисус говорит, например в беседе с фарисеями, что он не просто Мессия, а еще и Сын Божий: "Я и Отец - одно". Но некоторые строки романа, связанные с образом Иешуа, имеют прямую соотнесенность с Библией, например: "…возле того столбом загорелась пыль". Возможно, это описание рассчитано на ассоциацию с тринадцатой главой Библейской книги под названием "Исход", где рассказывается о выходе евреев из египетского плена, когда Бог двигался перед ними в виде облачного либо огненного столпа: "Господь же шел перед ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем, и ночью. Не отлучался столп облачный днем и столп огненный ночью от лица народа". Тогда это место в романе служит единственным указанием на божественную сущность Иешуа.

В романе встречается только один эпизод, напоминающий о совершаемых Иисусом евангельских чудесах. "Что такое истина?" - спрашивает Понтий Пилат у Иешуа. Этот вопрос в другом немного звучании встречается и в Евангелии от Иоанна: "Пилат сказал ему: "Итак, Ты царь?" Иисус отвечал: "Ты говоришь, что я царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает голоса моего". В булгаковском же романе Иешуа на этот вопрос отвечает: "Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова…Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет…". Исцеление Понтия Пилата - единственное исцеление и единственное чудо, совершенное Иешуа. 5

У Иисуса были ученики. За Иешуа же следовал лишь один Левий Матвей. Некоторые исследователи считают, что прообразом Левия Матвея стал библейский апостол Матфей, написавший первое Евангелие. До того, как Матфей стал учеником Иисуса, он был мытарем, то есть сборщиком податей, как и Левий Матвей. Известно, что Иисус в сопровождении своих учеников въехал на осле в Иерусалим. А когда в романе Пилат спрашивает Иешуа верно ли то, что он "через Сузские ворота верхом на осле" въехал в город, тот отвечает, что у него "и осла-то никакого нет". Пришел он в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто ему ничего не кричал, так как никто его тогда в Ершалаиме не знал.

Иешуа лишь немного был знаком с Иудой из Кириафа, предавшим его, а Иуда из Кариота являлся учеником Иисуса. Очевидно. Что Булгакова не так сильно волновали эти отношения, гораздо больше его занимал вопрос отношений Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата.

Во время суда над Иисусом лжесвидетели признавались перед Синедрионом: "…мы слышали, как он говорил: "Я разрушу храм сейрукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный". Булгаков делает попытку сделать своего героя пророком. Иешуа произносит такую фразу: "Я, игемон, говорил, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины…"

Серьезным отличием булгаковского героя от библейского Иисуса Христа является и то, что Иисус не избегает конфликтов. "Суть и тон его речей, - считает С.С.Аверинцев, - исключительны: слушающий должен либо уверовать, либо стать врагом… Отсюда неизбежность трагического конца". А слова и поступки Иешуа Га-Ноцри совершенно лишены агрессивности. Кредо его жизни заключается в таких словах: "Правду говорить легко и приятно". Правда для Иешуа состоит в том, что все люди добрые, но есть среди них несчастные. Он проповедует Любовь, а Иисус предстает Мессией, утверждающим Истину.

Следовательно, булгаковский Иешуа - не богочеловек, а человек, временами слабый, даже жалкий, чрезвычайно одинокий, но великий своим духом и всепобеждающей добротой. Он проповедует не все христианские догматы, а лишь идеи добра, значительные для христианства, но не составляющие всего христианского учения. От него нельзя услышать о будущем Царствии Божием, о Спасении грешников, о загробном воздаянии праведным и грешным. Булгаковский Спаситель земной, и ищет добро здесь, на грешной земле. В отличие от евангельского Иисуса, у Иешуа только один ученик, Левий Матвей, поскольку Булгаков полагает, что и одного человека в поколении, воспринявшего некую идею, достаточно, чтобы идея эта жила в веках. Библейские мотивы в образе Иешуа претерпели серьезное преломление.

Библия существенно повлияла на развитие всей литературы. Христианская вера уже до конца І столетия получила много приверженцев в мире. Во многих европейских странах были основаны христианские общины. Позднее, они были основаны в Малой Азии, Северной Африке, а со временем Христово учение распространилось по всему миру. Библия стала самой популярной книгой и существенно повлияла на развитие мировой литературы. Она переводилась многими языками, а сюжеты из Святого Писания стали основанием многих произведений. Из ветхозаветных героев большой популярностью пользовался царь Соломон. Его мудрость воспета во многих произведениях, а мифическое богатство стало темой произведений многих художников, в том числе и писателя Хагардта, произведения которого в наше время стали особенно популярными. В оригинальных произведениях русских авторов на переднем плане выступает мудрость Библии. Уже первейшие произведения свидетельствуют об осведомленности русичей о Святом Письме. Летописец Нестор, который написал «Повесть временных лет», рядом с целостной картиной исторических событий включил богословские трактаты, жития святых, рассказы, легенды, исторические пересказы, поучения, речи, которые стали не только иллюстрациями к летописи, а и добавили его произведению большей значимости, говорили, что человеческая история священна.

2. Библейские сюжеты в произведениях изобразительного искусства

.1 Библейские сюжеты в творчествеРембрандта Харменсван Рейна

Голландские живописцы впервые увидели человека таким, каков он есть в жизни, и отразили в искусстве различные стороны его повседневного бытия. Некоторые из них подошли к решению более сложной задачи - к тому, чтобы отразить красоту и значительность духовного мира обычного человека

Казалось бы, обращаясь к библейским и евангельским темам, Рембрандт уходит от изображения общества своего времени. На самом деле, его библейские и евангельские герои во многом напоминают современных ему простых людей, неизменно привлекающих симпатии художника. В его сознании библейские герои служат ярким олицетворением прекрасных человеческих качеств. Художник видит в них духовное величие, внутреннюю цельность, суровую простоту, большое благородство. Они совсем не похожи на мелочных, самодовольных бюргеров - его современников. Всё большее отражение в полотнах художника находят подлинные человеческие страсти, все чаще театральная драма, «ужасное» событие сменятся подлинной драмой жизни.

Эти новые черты отчетливо выступают в эрмитажной картине «Снятие с креста», написанной в 1634 году.

Ночь. Скорбная тишина. Молчаливая толпа людей окружила огромный крест, на котором распят Христос. Они пришли на Голгофу отдать последний долг своему учителю. При холодном свете факелов они снимают с креста его мертвое тело.

Один из мужчин, взобравшись по приставной лестнице, вытаскивает гвозди, с помощью которых Христос распят на перекладине; другие принимают на руки его сползающее вниз тело; женщины готовят ложе для останков, расстилая на земле большую тяжелую ткань. Все совершается неторопливо, в почтительном и печальном безмолвии. Различны переживания собравшихся: одни лица выражают горькое отчаяние, другие - мужественную скорбь, третьи - благоговейный ужас, но каждый из присутствующих людей глубоко проникнут значительностью события. Безгранична скорбь старика, принимающего мертвого Христа. Он держит его с заметным усилием, но очень бережно, осторожно, трогательно прикасаясь щекой к бездыханному телу. Изнемогает от горя Мария. Она не в силах стоять, теряет сознание, падает на руки заботливо обступивших ее людей. Мертвенно бледно ее изможденное лицо, сомкнуты веки, бессильно поникла ослабевшая кисть протянутой вперед руки.

Картина захватывает глубокой проникновенностью, жизненной правдой. Лишь преувеличенность некоторых движений и жестов напоминает о барочных увлечениях Рембрандта.

На протяжении 40-х годов Рембрандт несколько раз обращается к теме святого семейства. Одно из лучших решений этой темы - эрмитажная картина «Святое семейство», созданная художником в 1645 году. Евангельская сцена рождает у зрителя множество ассоциаций с повседневной народной жизнью, современной Рембрандту. Тишина, покой нарушаются лишь привычными звуками жизни дома. Потрескивают горящие дрова, слышится негромкий однообразный стук плотничьего топора. Комната окутана нежным полумраком; из разных источников мягко вливается свет, трепетно скользя по лицу Марии, освещая колыбель, придавая изображенному оттенок одухотворенности. Слегка пошевельнулся во сне ребенок, и женщина, повинуясь тонкому материнскому инстинкту, отрывается от чтения, приподнимает полог и озабоченно смотрит на малыша. Она - сама чуткость, сама настороженность. По существу, большая человечность и проникновенность картины создается лишь одним ее взглядом. Светлая возвышенность запечатленного мгновения сказывается и в том, что к матери и мальчику неслышно спускаются ангелы.

В 1660 году Рембрандт создает известную картину «Асур, Аман и Эсфирь». Сюжетом картины послужил библейский миф, известный под названием «Пир у Есфири». Аман, первый визирь и друг персидского царя Асура, жестоко оклеветал иудеев перед царем, надеясь добиться их истребления. Тогда царица Эсфирь, происходившая из Иудеи, вступилась за свой народ. Пригласив на пир Асура и Амана, она рассказала о клевете визиря, и перед царем раскрылось коварное лицо человека, которого он считал своим другом.

Художник изображает тот момент пира, когда Эсфирь закончила рассказ, и воцарилось глубокое, тягостное молчание. Печальны красивые глаза царицы. Не глядя на руки, Эсфирь машинально сминает платок. Она еще целиком во власти пережитого. Ей было мучительно трудно произнести слова обличения; как и царь, она верила визирю, относилась к нему, как к другу. Потрясен услышанным, горько разочарован Асур. Его большие глаза наполняются слезами. В то же время в нем пробуждается благородный гнев, и он властно сжимает скипетр.

В глубокой тени, в одиночестве изображен Аман. Невидимая пропасть отделила его от царя и царицы. Сознание обреченности давит его, как непосильный груз: он сидит, ссутулившись, опустив голову, закрыв глаза; рука, держащая чашу, бессильно лежит на столе. Его гнетет даже не страх смерти, а тяжкое сознание морального одиночества. Он понимает, что Асур и Эсфирь никогда не простят его, как ни тяжело им осуждать друга.

Если в картинах, посвященных истории Амана, результатом конфликта является непримиримое осуждение, как бы ни было тяжело оно для самих выносящих приговор, то о гуманном прощении и о глубоком раскаянии человека, совершившего горькую ошибку, повествует знаменитое произведение Рембрандта «Возвращение блудного сына». Произведение написано Рембрандтом в год смерти. Забытый современниками, совсем одинокий, он создает свое последнее гениальное творение.

Снова большая человеческая трагедия. После долгих скитаний во враждебном, неуютном мире с мольбой о прощении приходит к покинутому отцу блудный сын. Полный стыда и раскаяния, он стоит на коленях, оборванный, с бритой головой каторжника, в стоптанных сандалиях, демонстрируя зрителю огрубевшие пятки. Впервые за много лет ощутив тепло человеческой ласки, он прильнул к отцу, спрятал лицо у него на груди, стремясь забыться в отцовских объятиях. Ни удивления, ни возмущения не выражает старик; он давно простил сына и давно ждал этой встречи. Во взгляде его опущенных глаз можно прочесть и немой укор, и горестную смиренность. Он нежно склонился над сыном, опустив ему на спину слабые старческие руки. Снова Рембрандт воплощает свою мысль о том, что суровые испытания судьбы сближают людей. Выше заблуждений, обид, тщеславия оказываются любовь, доверие, взаимопонимание.

Но все же в этой встрече больше горя, чем радости: трагическая ошибка сына оставила слишком глубокий след в жизни и того, и другого. Сломлен не только сын, но и отец. Достаточно обратить внимание на выражение лица, горестно наклоненную голову, сгорбленную фигуру, поникшие старческие плечи, чтобы это почувствовать

«Возвращение блудного сына» - это как бы итог мудрых раздумий Рембрандта о мире и людях. Его пессимистическое отношение к действительности в последние годы жизни с одной стороны и ничем не сломленная вера в человека, в нравственную высоту его с другой с равной силой звучат в последнем произведении гениального художника.

2.2 Библейские сюжеты в творчестве Микеланджело Меризи де Караваджо

Среди картин Караваджо нет праздничных сюжетов - таких, как «Благовещение», «Обручение», «Введение в храм» , которые так любили мастера Возрождения. Его влекут темы трагические. На его полотнах люди страдают, испытывают жестокие мучения. Караваджо наблюдал эти тяготы жизни. На картине «Распятие святого Петра» мы видим казнь апостола, который был распят на кресте вниз головой. «Обращение Савла» показано безжалостное гонение на христиан, их смерть под пятой коня и момент озарения Савла. По пути в Дамаск его внезапно ослепил небесный луч, и, упав с коня, он услышал голос Христа: «Савл, за что ты гонишь меня?» После прозрения Савл становится одним из самых преданных учеников Христа - апостолом Павлом.

Как народную драму Караваджо показывает сцену «Положения во гроб». Безжизненное тело Христа бережно поддерживают ученики. Застывшая рука Спасителя свисает к гробовой плите, над черным пространством могилы.

В картинах Караваджо на евангельские сюжеты поражает будничный облик персонажей. В евангельских сценах он показывает жизнь простого народа. Современники Караваджо свидетельствуют: он призирал все, что не было скопировано с жизни. Художник называл такие картины безделушками, детскими и кукольными вещами.

Иконопись появилась на Руси в 10 в., после того как в 988 году Русь приняла от Византии новую религию - христианство. К этому времени в самой Византии иконопись окончательно превратилась в строго узаконенную, признанную канонической систему изображений. Поклонение иконе стало неотъемлемой частью христианского вероучения и богослужения. Таким образом, Русь получила икону как одно из оснований новой религии.

На протяжении веков иконы были единственными предметами живописи на Руси. Простой люд приобщался через них к искусству.

Изображая события из жизни Христа, Марии, апостолов, иконописцы находили мотивы, задевающие душу каждого человека, старались выразить свое представление о добре и зле.

Иконописец в своей работе следовал определенным правилам, например, он не мог сам придумать сюжет. Но это вовсе не означает, что живописец лишался возможности творить. Он мог добавить какие-то детали, по-своему «прочитать» церковный сюжет, подобрать сочетания красок. По этим деталям можно отличить стиль Андрея Рублева от стиля Феофана Грека или Дионисия.

ТРОИЦА

Вопрос о принадлежности того или иного произведения Рублеву служит ныне предметом оживленных научных дискуссий. Единственное достоверное произведение художника - икона «Троица». Все остальные работы с большей или меньшей степенью вероятности приписываются прославленному мастеру.

По христианскому вероучению, бог, будучи единым по существу, троичен в лицах. Первое лицо Троицы есть Бог отец, сотворивший небо и землю, все видимое и невидимое. Второе ее лицо - Бог-сын, Иисус Христос, принявший образ человеческий и сошедший с небес на землю ради спасения людей. Третье лицо - бог-дух святой, дающий жизнь всему сущему. Человеческому разуму непостижимо, как единое существует в трех лицах, поэтому учение о Троице входит в число основных догматов христианских религий и в качестве такого является объектов веры, а не предметом осмысления.

Истинный вид божества неизвестен человеку - бога же не видит никто (Иоанн,1,18). Однако, иногда, как гласит христианское предание, бог являлся людям, принимая для этого доступный человеку облик. Первым, кто увидел бога, был праведный старец Авраам. Бог явился к нему в облике трех ангелов. Авраам догадался, что под видом трех странников он принимает три лица Троицы. Исполнившись радости, он усадил их под сенью Мамврийского дуба, велел жене своей Сарре испечь из лучшей муки пресные хлебы, а отроку слуге - заколоть нежного тельца.

Именно этот библейский рассказ лег в основу иконографии Троицы. Она изображается в виде трех ангелов со странническими посохами в руках. Ангелы торжественно восседают за столом, уставленным яствами. Вдали виднеются палаты Авраама и легендарный Мамврийский дуб. Благочестивые Авраам и Сарра подносят крылатым странникам угощение.

В иконе Рублева поражает необыкновенная простота, немногословность, с какой воспроизведено библейское событие. Из ветхозаветного рассказа художник выбрал лишь те детали, которые дают представление, где и как происходило действие,- гора (символ пустыни), палаты Авраама и Мамврийский дуб. Подобную смелость в отношении к священному тексту напрасно искать в более ранних иконах. Древнерусская живопись, прежде без рассуждений следовавшая за священным текстом, ставившая своей задачей дать зримый образ всего, о чем повествуют Библия и Евангелие, в лице Рублева пренебрегла буквой Священного писания и попыталась раскрыть его философский смысл. Из искусства иллюстрирующего иконопись превратилась в искусство познающее.

На Руси в 14 - 15 веках учение о троичном божестве, представляющем едину силу, едину власть, едино господство, стало религиозным символом политического единения страны. Не случайно девизом Москвы на рубеже веков было: Троицей живем, движемся и есть мы. Этой же идеей проникнута и Троица Рублева, ставшая как бы нравственным символом новой Руси.

2.3 Библейские мотивы в произведениях Питера Брейгеля Старшего

Мало найдется в истории искусства личностей столь загадочных и неоднозначных, как Брейгель. Он не писал статей и трактатов, не оставил переписки и за исключением двух-трех близких по духу лиц не знал друзей. Брейгель не оставил портретов ни своей жены, ни детей, ни друзей. Полагают, что он иногда изображал самого себя среди собственных персонажей - однако никаких подтверждений тому нет. Его портреты, выгравированные его друзьями, не имеют сходства между собой.

Ренессансное представление о важности человеческой личности не вписывалось в художественные концепции Брейгеля. На своих рисунках и картинах он зачастую вообще скрывает лица, лишая фигуры всякой индивидуальности. Схожая тенденция прослеживается и в изображении библейских персонажей. Он сдвигает их куда-то вбок, скрывает среди обычных людей. Такими мы видим Марию и Господа на деревенской площади, Иоанна Крестителя с Христом в толпе народа, а "Поклонение волхвов" вообще скрыто за завесой снегопада.

Человек Брейгеля обладает свободой выбора, и ответственность за свои несчастья несет сам. Выбор между добром и злом, между верой и неверием человек вынужден делать постоянно, на протяжении всей жизни - так же, как были вынуждены делать этот выбор его предки и как делают его сегодня множество других людей. Отсюда - еще одна примета произведений Брейгеля, роднящая их с иконами, но очень редко встречающаяся в современном искусстве,- совмещение временных и пространственных пластов. На таких картинах, как "Шествие на Голгофу", "Перепись в Вифлееме", "Избиение младенцев", "Проповедь Иоанна Крестителя", "Обращение Павла", "Рождество", на гравюре "Успение Богоматери" библейские персонажи присутствуют среди современников Брейгеля, ведущих свою повседневную нормальную жизнь, библейские сцены разыгрываются на фоне фламандских городских и сельских пейзажей. Например, фигура согбенного под тяжестью креста Спасителя почти теряется среди множества других впечатлений любого из изображенных на картине людей, и люди эти делают свой нравственный выбор, не догадываясь, что видят перед собой Бога.

Шествие на Голгофу Перепись в Вифлееме

Годы творческой зрелости Брейгеля проходят в период обострения противоречий между Нидерландами и монархией Филиппа II, в условиях грозно нарастающей революционной ситуации. Антифеодальное движение сливается с национально-освободительной борьбой против владычества Испании. В 1561-1562 годах Брейгелем создаются картины, объединенные предчувствием надвигающихся исторических катаклизмов, "Триумф смерти" (Мадрид), "Падение мятежных ангелов" (Брюссель), "Безумная Грета", "Битва израильтян с филистимлянами".

В течение своей жизни Брейгель являлся жителем двух очень богатых городов - сначала Антверпена, а позже Брюсселя.

По темпу роста Антверпену не было равных в Европе, он стал новым финансовым и экономическим центром западного мира. В этом городе - базаре" c крупнейшим морским портом жило около тысячи иностранцев, к ним относились с подозрением. В ситуации, когда людей не объединяла ни вера, ни единая церковь, когда католики, протестанты, лютеране и анабаптисты жили по соседству, росло всеобщее чувство незащищенности и тревоги. Так образовалось "поликультурное общество", где особенно остро возникали проблемы общения, прежде всего на религиозной почве.

Антверпен был символом мира. Башней, отбрасывающей тень - вопреки всем законам природы - не на землю, а на небо.

Брейгель писал "Вавилонскую башню" по крайней мере, три раза. Сохранились Вавилонская башня (1563) и "Малая" Вавилонская башня (ок.1563). Гигантское строение было запечатлено дважды. Никогда ранее не удавалось художникам передать так живо чудовищную величину башни, размах строительства, превосходящего все ранее известное человеку.

В прославленных "Слепых" (1568) евангельская притча использована для воплощения идеи о слепом человечестве, лишившемся воли к борьбе и пассивно следующем за судьбой-фортуной. Вожак, возглавляющий цепочку калек-слепых, падает, остальные, спотыкаясь, неудержимо следуют за ним; судорожны их беспомощные жесты, в оцепенелых от ужаса лицах резко проступает печать разрушительных страстей и пороков, превращающая их в мертвенные маски. Прерывисто-неравномерный ритм движения фигур развивают тему неминуемой гибели. Однако по-прежнему контрастной альтернативой человеческой суете предстает безмятежно гармоническая природа заднего плана, своим идиллическим покоем, словно подсказывающая выход из трагического тупика.

2.4 Иван Николаевич Крамской "Христос в пустыне (1872)

Эта картина, появившаяся впервые на 2-ой Передвижной выставке в 1873 году, вызвала долго не утихавшую полемику. В центре каменистой пустыни под широким светлым небом сидит Иисус Христос, пребывающий в напряжённом, скорбном раздумье. Для многих современников полотно читалось как понятное иносказание: образ Христа был символом нравственного подвига, готовности к жертве во имя людей. Крамского неоднократно просили пояснить его произведение. Ответ художника поразил даже тех, кто считал, что после "Явления Христа народу" Александра Иванова притрагиваться к этой теме уже никто не может. Крамской писал, что хотел запечатлеть драматическую ситуацию нравственного выбора, тот неизбежный момент в жизни каждого человека, когда приходится решать - "пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу". Для Христа, изображенного Крамским, колебаний и выбора не существует. Крамской пишет не столько момент сомнений, сколько собирание внутренних сил. Эта картина о том, чего стоит человеку жить по совести при абсолютной невозможности для него поступать иначе.

2.5 Василий Дмитриевич Поленов «Христос и грешница (Кто из вас без греха?)» 1886-1887 гг

«На ступеньках Храма в Иерусалиме. Христос сидит на ступеньках, окруженный учениками; внимание Христа и учеников обращено на многочисленную толпу, предводительствуемую книжниками и фарисеями; возбужденная толпа выдвигает вперед женщину; старый фарисей указывает на женщину, изобличенную в прелюбодеянии, и спрашивает Христа, как поступить с ней, подлежащей по закону Моисея избиению камнями».

2.6 Андрей Петрович Рябушкин «Исцеление двух слепых» 1888 г

«Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов! Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их». Евангелие от Матфея 9:27-30

2.7 Бруни Федор Антонович "Медный змий" (1841)

В основе картины лежит ветхозаветный сюжет из 40-летнего странствия народа Израиля: После того как иудеи усомнились в способности Моисея вывести их из пустыни, Бог послал на них дождь из ядовитых змей. От укусов умерло множество сынов Израилевых, и тогда Господь приказал Моисею выставить на знамя медного змия. Каждый, взглянувший на него с верой, оставался жить.

Скользящий свет создает ощущение взволнованного движения толпы. Тонко сближенная гамма холодно-голубых, тускло-зеленых, серо-коричневых тонов придает единство метущимся фигурам. Библейский сюжет не получил у художника однозначного толкования. В изображении страдания народа можно видеть одновременно и осуждение жестокости библейского бога и неприятие народного бунта. Можно понять, что сам художник видел выход только в покорности Божественной воле.

2.8 Григорий Иванович Угрюмов «Изгнанная Агарь с малолетним сыном Измаилом в пустыне» 1785 г

И нашел ее Ангел Господень у источника воды в пустыне, у источника на дороге к Суру. И сказал ей: Агарь, служанка Сарина! откуда ты пришла и куда идешь? Она сказала: я бегу от лица Сары, госпожи моей. Ангел Господень сказал ей: возвратись к госпоже своей и покорись ей. И сказал ей Ангел Господень: умножая умножу потомство твое, так что нельзя будет и счесть его от множества. И еще сказал ей Ангел Господень: вот, ты беременна, и родишь сына, и наречешь ему имя Измаил, ибо услышал Господь страдание твое. Бытие 16:7-11

2.9 Библейские сюжеты в творчестве Марка Шагала

апреля 2011 года Кремлевском выставочном зале «Манеж» прошла выставка «Марк Шагал. Библейские сюжеты». В экспозиции были представлены 76 листов одной из самых значительных графических серий великого художника - иллюстрации к Библии, выполненные в технике черно-белой и цветной литографии.

«Еще в детстве я был пленен Библией, мне всегда казалось, да и теперь кажется, что это величайший источник поэзии на все времена. С той поры я искал ее отражение в жизни и в искусстве. Библия - эхо природы, тайну эту я и хотел передать.

Мне кажется, что в картинах этих запечатлена мечта не одного народа, а всего человечества. Они появились в результате знакомства с французским издателем Амбруазом Волларом и моей поездки в Палестину.

Не мое дело комментировать. Произведения искусства должны говорить сами за себя.

Если жизнь неизбежно клонится к концу, мы должны расцвечивать ее красками любви и надежды. В этой любви заключается социальная логика жизни и суть всякой религии.

Мне кажется, что совершенство в искусстве и жизни достижимо, если приникнуть к этому библейскому источнику. Если же руководствоваться логикой и заниматься голым конструированием, то ни в искусстве, ни в жизни не дождаться плодов.

Возможно, сюда придут молодые и не очень молодые люди, чтобы найти идеал братства и любви, который я стремился выразить своими формами и красками.

И возможно, здесь зазвучат слова любви, которую я ощущаю во всем. Быть может, прекратится вражда, и, как мать, нежно пестующая свое дитя, молодые и не очень молодые люди примутся созидать играющий новыми красками мир любви.

Осуществима ли эта мечта?

Но в искусстве, как и в жизни, нет ничего невозможного, если действия направляет Любовь»..

Несмотря на значительный интерес к творчеству мастера во всем мире, эта серия и до сегодняшнего дня является малоизвестной для широкого круга зрителей. Она была задумана Шагалом еще в 1920-е годы, но тогда художник, по его собственным словам, «не видел Библию а мечтал о ней». Чтобы «увидеть» литературное произведение, ему необходимо было прикоснуться к стоящей за этим произведением живой реальности.

Художник ведет зрителей через свое мировосприятие от Книги Бытия, цикла об Аврааме до Книг Пророков, ограничиваясь лаконичными, порой символическими названиями работ. Шагал создал в своих литографиях нечто подобное живописной фреске, свободно манипулируя пятном и контуром, постоянно переходящими одно в другое, обобщая форму, уплощая пространство и показывая действующие лица крупным планом. В цветных литографиях Шагал говорит праздничным и непосредственно -эмоциональным языком красок. В монохромных листах во всей полноте проявляется его владение магией черного и белого. Изображения кажутся окутанными серебристым свечением или увлекают в бездонные черные глубины.

Как современный художник, Шагал воплотил в библейских иллюстрациях в равной мере земное и небесное начала и осуществил прорыв от реального к сверхреальному, как бы объединив принципы искусства Нового времени и Средних веков. С другой стороны, Библия, оставаясь книгой для всех людей, едва ли не впервые предстала у него памятником еврейской культуры. Это выражалось в облике и пластике персонажей, в экстатической экспрессивности стиля, в характере шагаловского мистицизма, внутренне связанного с еврейской мистикой.

Шагал сумел передать присущее Ветхому Завету парадоксальное сочетание интимной связи человека с божеством и его бесконечной удаленности от трансцендентного Бога. Библейские образы Шагала выходят за пределы книжных иллюстраций и превращаются в «Библейское Послание», которое художник передавал во всех жанрах своего творчества. В июле 1973 года в Ницце был торжественно открыт музей Шагала -«Библейское Послание», - посвященный, главным образом, библейской теме в искусстве художника.

Заключение

Библия - это величайшая книга в истории человечества, которая вобрала народную мудрость, воплотила моральные основы человеческой жизни.

Эта книга не просто явление культуры, она - основа духовного бытия мира, именно в Библии - книге всех книг - можем найти пути решения таких проблем: жизнь и смерть, судьба и душа человека, добро и зло... Хотя она состоит из многих книг, разных по жанру, созданных в разные времена разными людьми, но по сути своей Библия является единой книгой, большой, вечной спутницей жизни многих людей всего мира более двух тысяч лет. Она учит нас, как жить, что можно делать, а чего нельзя; какими надо быть, что есть отрицательным в наших характерах. Именно Библия вдохновляла писателей всех времен и народов, так как много столетий они использовали ее темы, идеи, образы, сюжеты в своих произведениях.

Библейские материалы нашли широкое отображение в произведениях писателей древней литературы, потом новой, а теперь и современной.

Читая Библию, мы усваиваем духовные истины, понимаем художественную красоту религиозных текстов. Именно она вмещает в себя морально-этический и эстетический опыт человечества. Все разочарованные обращаются к этой книге, продолжают искать смысл своей жизни, земного существования, ответы на вечные вопросы и вместе с тем духовную опору в этом греховном, несправедливом мире.

Библия была и есть не только источником духовных истин, а и высокохудожественной книгой.

Библия сыграла величайшую роль в истории человечества. Под ее влиянием создавались шедевры мирового изобразительного искусства, литературы и музыки. Она повлияла на правоведение. Библию превозносили за литературный стиль, и многие люди науки и искусства высоко ценили ее.

Известный литературный критик В.Г. Белинский говорил, что Евангелие - это книга, в которой все сказано, все решено, после которой ни в чем нет сомнения, книга бессмертная, святая, книга вечной истины, вечной жизни. Он считал, что весь прогресс человечества, все успехи в науках, в философии, заключаются в большом проникновении в таинственную глубину этой божественной книги.

Великому поэту нашей земли А.С. Пушкину принадлежат следующие замечательные слова: «Есть книга, в которой каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира... Книга сия называется Евангелием - и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному влечению... Библия всемирна... Вот единственная книга в мире: в ней все есть».

Исаак Ньютон, знаменитый английский ученый, писал: «В Библии я вижу гораздо больше признаков достоверности, чем в каком бы то ни было труде по светской истории».

Библия - это неисчерпаемый источник, который удовлетворяет духовную жажду человечества. В изречениях Христа, в книгах заветов собраны знания, которые касаются самых потаенных душевных глубин человека. В этом и состоит общечеловеческое значение и вечная ценность Библии.

Список использованных источников

1.Аверинцев 1980 - Аверинцев С.С. Иисус Христос // Мифы народов мира. Т. I. - М.; 1980. С. 490-504.;

.Аверинцев 1983 - Аверинцев С.С. Истоки и развитие раннехристианской литературы // История всемирной литературы. Т. I. М.; 1983. С. 501-515.;

.Бахтин 1972 - Бахтин М.М Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Худож. лит., 1972. - 470 с.;

.Булгаков 1989 - Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: Роман. - М.: Высш. шк., 1989. -559 с.;

.Соколов 1991 - Соколов Б.В. Роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита»: Очерк творческой истории.;

.Поспелов 1972 - Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. -М., 1972 . - 271 с.;

7.. - Дата доступа: 10.01.2012.;

Http://www.christianart.ru/index. - Дата доступа: 4.01.2012.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Православная христианская вера глубоко повлияла на русскую литературу. Библейскими реминисценциями пестрят страницы русской литературы 18, 19 веков. Священное писание становится классическим запасником символов для поэтов серебряного века русской культуры, как верно отметит современный литературовед М.Л.Гаспаров. (1) О.Э.Мандельштам, много размышлявший над вопросами отношения религии и искусства, в статье «Скрябин и христианство» усматривает истоки неувядаемости европейской культуры в глубоком освоении христианских образов: «Своим характером вечной свежести и неувядаемости европейская культура обязана милости христианства в отношении к искусству (…) Христианство стало в совершенно свободное отношение к искусству, чего ни до него, ни после не сумела сделать никакая другая человеческая религия. (…) Подражание Христу – вот краеугольный камень христианской эстетики» (2). В этой же статье О.Э.Мандельштам верно обозначит христианское искусство как «действие, основанное на великой идее искупления», как «радостное богообщение», «подражание Христу», как «вечное возвращение к единственному творческому акту, положившему начало нашей исторической вере».

Внимание М.Волошина, А.Платонова, Б.Пильняка к онтологическим проблемам создало плодотворную почву для библейских ассоциаций и уподоблений. Художественный стиль Платонова в романе «Чевенгур», повестях «Котлован», «Ювенильное море», «Эфирный тракт», рассказах «Песчаная учительница», «Рассказ о многих интнрнсгых вещах», пьесе «Ноев ковчег (Каиново отродье)» вырастает из многих эстетических истоков и выражает принципиальные моменты его миропонимания. Кредо писателя – «Все возможно, и удается все, но главное – сеять души в людях». Мотивы и упоминания библейских сюжетов в прозе Платонова образуют значительный образно-стилистический пласт. К образу Иисуса Христа, гуманизму его нравственных заветов, деяний обращается Платонов уже в ранней статье «Христос и мы» (1920), в которой он говорит о милосердии и сострадании, о противоборстве злу: «Тут зло, но это зло так велико, что оно выходит из своих пределов и переходит в любовь – ту любовь, единственную силу, творящую жизнь, о которой всю свою жизнь говорил Иисус Христос и за которую пошел на крест» (3). В словах платоновской статьи «Царство Божие усилием берется» наблюдается прямой парафраз евангельских слов Христа - «Царство Небесное силою берется» (От Матф. 11/12) (На парафраз этих библейских слов в статье Платонова первым обратил внимание Е.Яблоков (4). Наиболее заметную роль в повести «Ювенильное море» Платонова играют ситуации и сюжеты, восходящие к Священному Писанию Нового Завета, в особенности – христологическая символика. Живую ассоциацию с евангельским текстом вызывают библейские цифры «двенадцать» и «семь». «Житейская нужда» (фраза Платонова), осознанная героем повести Вермо при виде «срубового колодезя» и женщин, «непрерывно вытаскивающих ручной силой воду из глубины земли» для питья людям и животным, наталкивает его на мысль – « достать материнскую воду» («…мы достанем наверх материнскую воду. Мы нальем здесь большое озеро из древней воды – она лежит глубоко отсюда в кристаллическом гробу»). Для того, чтобы осуществить задуманное, другой герой – зоотехник Високовский - «снял с пастбищ двенадцать пастухов в помощь техническим бригадам», а Вермо «составил бригаду в семь человек и сам стал в ее ряды» (5). Библейские цифры «двенадцать» и «семь» несут большую смысловую нагрузку, восходят к «Деяниям Святых Апостолов». Сошлемся на текст Библии: «Тогда двенадцать Апостолов, созвавши множество учеников, сказали: не хорошо нам, оставивши Слово Божие, пещись о столах» («Деяния Святых Апостолов». Гл.6/2). Цифра «семь» в сюжете «Ювенильного моря» о «бригаде в семь человек», созданной Вермо – есть прямой парафраз библейского сюжета о деяниях «семи человек изведанных»: «…Братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости: их поставим на эту службу» («Деяния Святых Апостолов». Гл.6 / 1-8). «Семь человек изведанных», «исполненных мудрости», будут распространять в библейском сюжете «Слово Божие» и «умножать число учеников в Иерусалиме». Среди семерых будет и Николай Антиохиец, «обращенный из язычников». Николаем зовут и героя платоновской повести «Ювенильное море», цель которого – «переустройство мира», облегчение жизни людей, живущих в безводной пустыне. Важно и то, что в пространстве повести происходит раздвижение рамок сознания Вермо, он освобождается от внедряемой системой классовой нетерпимости. Таким образом, прибегая к библейской символике Платонов определяет главное содержание жизненной программы своих героев в «Ювенильном море» – «достичь красоты всего освещенного мира», «достичь радости».. Устанавливается высоконравственная цель, порожденная болью за человека, любовью к нему, поисками пути к осуществлению «идеи жизни». Отсюда понятна закономерность обращения Платонова к христианской символике (О функции библейского мотива «живой воды» и «второго дня», других библейских образов: См.: 6).

Библейская символика, путешествуя по произведениям русской литературы, является не столько интегратором текста, а знаком связи времен. М.Волошин, запечатлевший наприятие любых форм насилия, в 1919 году, в дни общей суматохи, в дни бегства французов из Одессы, пишет стихотворение «Неопалимая Купина», в котором, прибегая к библейским, историческим, литературным реминисценциям, создает образ родной земли – «горит, не сгорая»: « Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,/ В русскую водоверть! / Не прикасайся до наших пожарищ! / Прикосновение – смерть. (…) / Мы погибаем, не умирая, / Дух обнажаем до дна./ Дивное диво – горит, не сгорая, / Неопалимая Купина!» (7). В поэтике стихотворения важная роль отводится библейскому образу Неопалимой Купины, горящему и не сгорающему терновому кусту, из которого Бог разговаривал с Моисеем и послал его вывести сынов Израилевых «в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед». Сошлемся на текст книги Ветхого Завета: «Моисей пас овец (…) и пришел к горе Божией Хориву и явился ему Ангел Господень в пламени из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст его не сгорает (…) Моисей захотел узнать, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть и сказал: «(…) не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исход, 3/1-7). Библейский архетип «Неопалимой Купины» поэтически переосмысливается Волошиным в символ России, - «святой» земли - «горит, не сгорая». В статье «Русская революция и грядущее единодержавие» (1919) Волошин подчеркнет связь своей поэзии с христианской культурой: «Особая предназначенность России подтверждается еще той охраняющей силой, которая бдела над ней в самые тяжелые моменты ее истории».

Своеобразно преломляя библейские сказания, облекая их в характерные художественные образы, писатели переосмысливают их, но глубинный сакраментальный смысл их остается неизменным. Прибегая к библейскому сюжету воскрешения Иисусом Христом Лазаря (От Иоанна, 11/43) в стихотворении «На дне преисподней»(1921), посвященном памяти А.Блока и Н.Гумилева, Волошин поднимает вопросы возрождения России, воскрешения человеческого в человеке, ответственности за судьбу своей земли:

(…)
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

Размышляя над характером собственной эпохи, исследуя вопросы этичности науки, художественно исследуя коллизию науки, человека и мира Волошин, Платонов, Пильняк обращаются к библейским мотивам, сюжетам и образам, выявляющим сходство их позиций по сущностным вопросам бытия. Для демонстрации духовных утрат, сопровождающих рост материальной культуры, они прибегают к библейскому сюжету о Каине и Авеле. Всех троих волнует «внутренняя установка» «носителей науки» (фразы Платонова из повести «Эфирный тракт». В концентрированной форме библейский мотив Каина как зачинателя материальной культуры прослеживается Волошиным в цикле «Усобицы» (1921-1923) и в цикле философских поэм «Путями Каина»(1922-1929). В стихотворении «Потомкам» (1922), имеющем подзаголовок «Во время террора», поэт погружается в исследование истоков ненависти, видя ее в разжигании классовой нетерпимости, потере человеком нравственных ориентиров: «Стал человек один другому – дьявол»), говорит о забвении христианских заповедей, о необходимости «преосуществления человека». Деяния современных «каинов» определяются поэтом, как деяния «ослушников законов естества», «в себе самих укравших наше солнце». В строках стихотворения «Четверть века» (1927) – «В шквалах убийств, в иступленьи усобиц / Я охранял всеединство любви» - наблюдаются следы аллюзии и ссылки на 1-ое Послание Иоанна (гл.3.п.4): «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем. Дети Божии и дети Диавола узнаются так. (…) Ибо таково благовествование, чтобы мы любили друг друга. Не так, как Каин, который был от лукавого, и убил брата своего. А за что убил? За то, что дела его были злы, а дела его брата праведны».

Рассуждая об этичности науки как наиважнейшей ступени на путях к духовному возрождению человека, писатели исходят из гуманных позиций - «носителями науки» не должны быть «выродки и ублюдки» (фразы из повести «Эфирный тракт»), использующие знания для истребления человечества. Мотив Каина служит в их произведениях для демонстрации духовных утрат, сопровождающих рост материальной культуры. В поэме «Кулак»(1922) цикла «Путями Каина» Волошин, прибегая к библейскому сюжету о Каине и Авеле (Бытие. 4/1) выводит родословную современных убийц, преступников от Каина – «предка всех убийств», «первоубийцы Каина»:

Так стал он предком всех убийц,
Преступников, пророков – зачинатель
Ремесел, искусств, науки и ересей (…)
Кулак – горсть пальцев, пясть руки,
Сжимающая сручье иль оружье, -
Вот сила Каина. (8).

В цикле Волошина «Путями Каина» (поэмы «Меч», «Таноб», «Война», «Порох», «Бунтовщик», «Государство» и др.) библейские мотивы функционируют как компонент динамической структуры, развиваются в соответствии с основным семантическим противопоставлением (жизнь – смерть; ненависть, зло – любовь; «забвение разума», «сила Каина» – милосердие, сострадание, разум; Бог - дьявол; культура – цивилизация; прогресс-регресс), углубляя и выявляя его. Поэт не приемлет цивилизации, основанной на слепой вере в науку, на первенстве материальности многих достижений науки и техники, воздействующих на нравственность людей самым пагубным образом, противоречащих морали, не приемлет цивилизации, когда налицо прогресс-регресс, ведущий к социальному расслоению, к бездуховности, к атомной угрозе. Мотив «первоубийцы Каина», «кулачного права» («В кулачном праве выросли законы / Прекрасные и кроткие в сравненьи / С законом пороха и правом пулемета») сменяется на страницах цикла по мере развертывания во времени мотивом «атомной угрозы», несущей гибель людям («Машина научила человека / Пристойно мыслить, здраво рассуждать / Она ему наглядно доказала, / Что духа нет, а есть лишь вещество, Что человек такая же машина, (…) / Что гений – вырожденье, что культура / увеличение потребностей, / Что идеал - / Благополучие и сытость, / Что есть единый мировой желудок / И нет иных богов, кроме него, (…) Все ополчилось против человека»). В поэме «Бунтовщик» этого же цикла Волошин выдвигает безальтернативную необходимость – сойти с пути «первоубийцы Каина»:

Вы взвесили и расщепили атом,
Вы в недра зла заклинили себя,
И ныне вы заложены, как мина,
Заряженная в недрах вещества! (…)
Ужель вам ждать, пока комками грязи
Не распадется мерзлая Земля?

Все зло вселенной должно,
Приняв в себя,
Собой преобразить (…)
Бог есть любовь (Выделено нами – В.С.)

В общем с Волошиным русле разработан и выдержан мотив Каина в исследовании онтологических проблем, этичности науки в прозе А. Платонова и Б. Пильняка. По Волошину, «Всякое новое знание и всякая новая сила, не уравновешенные отречением от личных выгод, становятся источником всяческих бед и катастроф» (9). Формула Платонова в разрешении вопросов этичности науки в концентрированном виде изложена в пьесе «Голос отца» - «В руках зверя и негодяя высокая техника была лишь оружием против человека». (10). Платоновская формула вбирает в себя ориентиры жизни человека, уходит своими корнями в широкий контекст мировой культуры, в историко-литературный контекст: здесь и размышления М.Волошина, и Д.С.Мережковского, и размышления Б.Пильняка в повести «Заволочье». Платонов исследует вопросы этичности науки на всем пространстве своего творческого пути – от ранних фантазий («Сатана сознания»(1921), повестей 20-х и 30-х годов («Эфирный тракт», «Ювенильное море») до последней, недописанной пьесы «Ноев ковчег (Каиново отродье)», над которой писатель работал в последний год жизни. В уста героя пьесы Генри Полигнойса Платонов вложит отрезвляющую фразу: «Неужели, чтобы быть человеком, надо быть убийцей?» (11). Девиз «Каина от науки», ученого Матиссена из повести Платонова «Эфирный тракт» (1926) – представителя «злой силы знаний»: «Я весь мир могу запугать, а потом овладею им и воссяду всемирным императором! А не то, всех перекрошу и пущу газом» (12). В то время как представители «сердечной науки», в авторской характеристике, - Михаил и Егор Кирпичниковы ищут разгадку бессмертия человека, мечтают при помощи науки «дать всем хлеб в рот, счастье в грудь и мудрость в мозг», другой талантливый ученый, Матиссен, способный «пускать машины мыслью», станет виновником гибели людей. Болид, «пущенный мыслью» Матиссена, упадет на океанский лайнер «Калифорния», на котором плыл старший Кирпичников на Родину. «Выродкам» от «могущественной науки» («Наука могущественна, а носители ее – выродки и ублюдки» (12,С. 138) Платонов противопоставляет в «Эфирном тракте» ученых, воспитавших в себе «жажду знания, как кровную страсть». Статус нравственного категорического императива приобретает формула представителя «сердечной науки», устами которого писатель разрешает исследуемую коллизию науки, человека и мира: «Сила сердца питает мозг, а мертвое сердце умерщвляет ум» (12,С. 168). Эта платоновская формула сопоставима с волошинской в разрешении аналогичной коллизии науки, человека и мира – «Твой Бог в тебе, /И не ищи другого / Ни в небесах, ни на земле: / Проверь / Весь внешний мир: / Везде закон, причинность, / Но нет любви: / Ее источник - Ты! / Бог есть любовь» (Поэма «Бунтовщик») (Выделено нами – В.С.).

Аналогичную функцию мотив Каина, как «повествовательная единица», основанная на библейских преданиях, несет в создании образа ученого, профессора Николая Кремнева из повести Б.Пильняка «Заволочье» (1925). Один из центральных эпизодов в повести о научной экспедиции на Шпицберген – убийство женщины-химика Елизаветы Андреевны начальником экспедиции Кремневым. Чаша весов с коллекциями и наблюдениями для Кремнева перевешивает другую – с конкретными людьми с их судьбами, желаниями, волей, любовью. Его позиция: «Мы делаем такую работу, которую до нас не делало человечество (…) Те коллекции и наблюдения, которые сделали мы, единственные в мире, и я должен сберечь их во что бы то ни стало» (13). Родословная Кремнева прослеживается Пильняком от библейского архетипа Каина, «убившего кочевника» - Авеля, пастыря овец (Бытие, 4/2). Кремнев несет в повести Пильняка идеологию «науки-деяния»; не задумываясь об ответственности, о цене знаний, настаивает членам экспедиции двигаться «вперед», платит человеческими жизнями за продолжение научных изысканий. И кораблекрушение, обрекшее экипаж на зимовку, грозящее гибелью для большинства членов экспедиции, Кремнев определит как «пустяки» («Да знаете ли… Пустяки, будем здесь ночевать год»). Отправляя часть отряда в обход острова на Шпицберген с научным заданием («Это будет иметь огромное научное значение») Кремнев «деловито», подобно библейскому Иуде, целуется со всеми и в то же время незаметно дает штурману Гречневому, назначенному им начальником похода, револьвер, советуя «из-за больных и переутомленных не останавливать похода». У Кремнева не дрогнет рука послать пулю в голову женщине и ее возлюбленному, слившихся в поцелуе, чтобы оставшиеся мужчины не передрались между собой и это не принесло бы вред научным целям экспедиции – изучению флоры, фауны Арктики, циклонов и антициклонов, рождающихся под 80-ой широтой. «Каинам от науки» Пильняк, как Волошин в поэзии, Платонов в прозе, противопоставляет метеоролога Саговского, Лачинова, безымянных людей «случайных экспедиций», ставивших избушки «для человека», ибо, «…не может быть ч у ж о г о человека, ибо человек человека встречает как брата, по признаку Ч е л о в е к (…) Всякий имеет право на жизнь».(13, с. 100). (Выделено жирным шрифтом нами – В.С.). Одна из таких избушек и спасет Лачинову жизнь (одному из трех оставшихся в живых в научной экспедиции) на его пути с острова: «Домики были открыты, в домиках – были винтовка, порох, пища и уголь, - чтобы человеку бороться за жизнь и не умереть: так делают люди» (13,с.100) (выделено - В.С.)

Использование библейских мотивов, как и большинства других, традиционно в русской литературе. Они встречаются в произведениях многих писателей, воспринимаясь как индивидуальное достояние писателя, так как каждый раз включаются в иную систему отношений, в своеобразный художественный мир. Анализ библейских мотивов на материале отдельных произведений 20- 30-х годов М.Волошина, А.Платонова, Б.Пильняка дал нам возможность отметить изменения и усложнения мотива как характерную особенность, раскрыть неповторимость художественного мира писателей, проникнуть в глубину их замысла, отметить сходство их позиций по сущностным вопросам бытия.

1. Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия серебряного века. Антология. – М.: Наука. 1993. С.7
2. Мандельштам О. Скрябин и христианство // Мандельштам О. Соч.: В 2 тт. – М.: Худ. лит. 1990. –Т.2. С.158
3. Платонов А. Христос и мы. // Платонов А. Сочинения. Научное издание. Т. 1. Книга вторая. Статьи. – М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27
4. Е.Яблоков. Комментарий к статье А.Платонова «Христос и мы». // Платонов А. Сочинения. Научное издание. Т.1. Книга вторая. – М.: ИМЛИ РАН. 2004. С.321
5. Платонов А. Ювенильное море» // Платонов А. Ювенильное море. Роман. Повести. – М.: Современник. 1995. С.75
6. Серафимова В.Д. Повесть «Ювенильное море» в контексте творчества А.Платонова. Диссерт. канд. филол н. – М., 1997.
7. Волошин М. Неопалимая Купина // Волошин М. Избранные стихотворения. – М.: Советская Россия. 1988. С.184
8. Волошин М. Кулак. Цикл «Путями Каина» / Волошин М. Избранные стихотворения. – М.: Советская Россия. 1988. С. 258.
9. ИРЛИ, ф.562,оп.1. ед. хр.389.
10. Платонов А. Голос отца. ЦГАЛИ, ф.2124, оп.1, ед. хр. 87, 13 лист
11. Платонов А. Ноев ковчег (Каиново отродье) / Публикация М.А.Платоновой. Подготовка текста и комментарий Н.В. Корниенко // Новый мир, 1993, №9. С.128

Обращение к Библии, христианству, парафразы старо- и новозаветных сюжетов, прославление подвигов библейских героев и житийных святых или, наоборот, демонстрация примеров душевного оскудения и жестокости, обсуждение вечных нравственных проблем, присущих, начиная с библейских, всем временам, - все это не прошло мимо русской литературы. Особенно сильный отклик получили эти темы, конечно, в переломные эпохи, трудные годины, каковых в истории России было немало. И это непосредственно отражено в литературе.

С одной стороны, с приходом христианства появились новые жанры, например, жития святых. С другой стороны, не утратился интерес к библейским сюжетам. Получают новое звучание истории, связанные с библейскими пророками. Переосмысливается Псалтырь. Особого внимания заслуживает Новый завет. В центре внимания писателей и поэтов - образы Христа, Богородицы. Библия приносит в литературу новые жанры, такие, как молитва, притча, которые переосмысливаются как на материале Ветхого и Нового заветов, так и в ситуациях современного автору времени.

Если говорить о поэзии Серебряного века, то, наверное, не найдется ни одного поэта, который бы не обращался к религиозной тематике. Остановимся на некоторых авторах подробнее. «Доказывать, что Анна Ахматова была христианским поэтом, не приходится. Слишком явна христианская тональность ее поэзии, слишком отчетливы свидетельства о ней или ее собственные, хотя редкие, высказывания». Пастернак в письме 1940 года называет ее «истинной христианкой." «<…> У нее, и в этом ее исключительность, не было эволюции в религиозных взглядах. Она не стала христианкой, она ею неизменно была всю жизнь».

Обращение к православным святыням, к православным традициям, к евангельским сюжетам присутствует в стихотворениях «Стал мне реже сниться, слава Богу», «Широко распахнуты ворота», цикл «Июль 1914», «Утешение», «Молитва».

В 30-е гг. А. Ахматова, стремясь осмыслить народную трагедию тоталитарного века, вновь прибегает к библейской теме. Она пишет похожее на псалом «Распятие».

«Стихотворению предпослан эпиграф из церковного песнопения: «Не рыдай Мене, Мать, во гробе зрящи». «Распятие» создавалось сначала как самостоятельное произведение, затем вошло в «Реквием» X главой. В 1 строфе на торжественной ноте повествуется о распятии Христа:

• Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: «Почто Мене оставил!» А Матери: «О, не рыдай Мене…»

Казнь Иисуса Ахматова называет «великим часом», потому что своей смертью Иисус искупил грехи людей и стало возможным (свершилось) духовное возрождение человечества.

Говоря о нравственно-этическом воспитании Марины Цветаевой, следует отметить, что в семье Цветаевых не было систематического религиозного воспитания (как оно описывается во многих воспоминаниях детства - церковные традиции, усердное посещение церквей, молитвы). По свидетельству Анастасии Цветаевой, родители праздновали христианские праздники (Рождество, Пасха), прививали любовь к ним детям, знакомили с библейскими легендами, евангельскими притчами, религиозными обрядами, но «все было облегчено», все было в такой форме, какой надлежит быть в русской интеллигентной семье.

Образ Иисуса Христа с детства волновал воображение Марины Цветаевой. Его чистота, жертвенность, любовь были тем эталоном нравственной красоты, который она пронесла сквозь всю свою жизнь. Множество библейских сюжетов переосмыслено Цветаевой: «Так Агарь в своей пустыне шепчет Измаилу…» («У камина, у камина…», 1917); «Обман сменяется обманом, Рахилью - Лия» («А человек идет за плугом…», 1919); «Читает стих Экклезиаста и не читает Песни Песней» («Старинное благоговенье», 1920); «Победоноснее царя Давида чернь раздвигать плечом» («Ученик», 1921); «Так по ночам, тревожа сон Давидов, // Захлебывался царь Саул» («Отрок», 1921); «Простоволосая Агарь - сижу, // В широкую печаль - гляжу» («Простоволосая Агарь…», 1921);

Проникнутость творчества Есенина христианскими темами и мотивами не случайна. Истоки такого интереса были заложены еще в детстве поэта. Большое влияние на него оказал семейный уклад - религиозность деда (Ф. А. Титова) и бабушек (Н. Е. Титовой и А. П. Есениной), матери (Т. Ф. Титовой).

Вместе с бабушкой Есенин совершал паломничества в близлежащие монастыри. В пути он знакомился с легендами, сказаниями, частушками, сказками. Сам поэт вспоминал в 1924 году: «Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года. Помню: лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: „Иди, ягодка, Бог счастье даст“».

Любопытно то, что Есенин в своём стихотворении совмещает Радуницу и Покров в единое и неразрывное целое, несмотря на их смысловое различие и удалённость друг от друга во времени: Радуница отмечается весной, Покров - осенью. Ответ на этот вопрос следует искать в переплетении языческой и христианской культур. Опираясь на эту традицию, Есенин в своём стихотворении объединяет два праздника: Радуницу и Покров, день поминовения предков и усыпления природы.

Религиозность Есенина связана прежде всего с патриотизмом, бесконечной любовью к родине. Лирический герой Есенина - это и хулиган, повеса, прожигающий жизнь, забывающий порой о Боге, но позже с сожалением вспоминающий о нем и кающийся:

• Я хочу при последней минуте Попросить тех, кто будет со мной, - Чтоб за все за грехи мои тяжкие, За неверие в благодать Положили меня в русской рубашке Под иконами умирать.

У русской органически христианской культуры есть одна особенность: она склонна осмыслять исторические потрясения, будь то война или внезапная и кардинальная смена власти, сравнивая их с событиями библейской истории: Преображением, распятием, Воскресением и, наконец, Апокалипсисом. После революции вся страна разделилась на два «лагеря»: на ее сторонников и на ее противников. Разумеется, в зависимости от этой позиции варьировалась и библейская образность в гражданских стихах. Так, для поэтов, революцию поддержавших, наиболее частыми стали мотивы Преображения, Воскресения, наступления Царствия Божия на земле.

В январе 1918 года А. А. Блок, призывавший «слушать музыку революции», пишет известную поэму «Двенадцать», в финале которой вдруг появляется «в белом венчике из роз впереди Исус Христос». И сколько есть литературоведов, ее исследующих, столько и трактовок образа Христа. «Се, Жених грядет в полунощи», то есть когда на часах - двенадцать, это еще один смысл названия поэмы. Сам Блок не мог объяснить возникновения этого образа. Знакомая поэта Н. И. Гаген -Торн вспоминала одно из первых чтений поэмы, когда Блоку был задан вопрос о смысле появления Христа в поэме. «Не знаю, - сказал Блок, высоко поднимая голову, - так мне привиделось. Я разъяснить не умею. Вижу так».

Кто то, как, например, Максимилиан Волошин, считает, что Христос предстает вовсе не возглавляющим отряд, а, напротив, гонимым и преследуемым красногвардейцами. Но более логичной выглядит версия о том, что в поэме имеет место символика крушения старого мира и Второго Пришествия.

Гораздо более прозрачным выглядит евангельский подтекст поэмы А. Белого «Христос воскрес!», который ясен уже из названия. По Белому, «именно в эти дни и часы/совершается/мировая/мистерия», в толковании которой уже нет места разночтениям: символика воскресения пронизывает весь текст поэмы.

Апокалипсические мотивы, были чрезвычайно распространены в поэзии противников революции. Таково стихотворение Ивана Бунина «На исходе» (1916), в котором поэт, точно предугадывает то, что произойдет через год.

И, наконец, немало стихотворений построены как отчаянная молитва ко Господу с просьбой покарать виновников случившегося в России, как ожидание Его прихода и возмездия. Подобные мотивы прослеживаются, к примеру, в лирике Максимилиана Волошина революционных лет. Так, стихотворение «Мир» 1917 года, где переворот сравнивается с предательством Иуды, начинается словами «С Россией кончено…» и оканчивается призывом:

Категория:

• Образование педагогов

• 6286 просмотров

ГОУ СОШ №672

Экзаменационный реферат

по литературе на тему:

«Библейские мотивы и сюжеты

в русской литературе ХIХ – XX веков».

Исполнитель: Нарышкина М. С. 11 «А» класс

Преподаватель: Пузанова Л. А.

Оценка: « »

Москва 2008

Введение.

«Все чрез Него начало быть...»

Книга книг... Так говорят о Библии, тем самым обозначая с предельной краткостью ее место в человеческий культуре.

Это Книга в самом общем, высшем и единичном значении, которое с незапамятных времен живет в сознании народов: Книга судеб, хранящая тайны жизни и предначертания будущего. Это Священное Писание, которое все христиане воспринимают как внушенное самим Богом. И это сокровищница мудрости для всех мыслящих людей Земли, каковы бы ни были их верования. Это книга-библиотека, которая более тысячи лет складывалась из многих словесных произведений, созданных разными авторами, на разных языках.

Это книга, которая вызвала к жизни бесчисленное множество других книг, где живут ее идеи и образы: переводов, переложений, произведений словесного искусства, толкований, исследований.

И с течением времени ее созидающая энергия не умаляется, но возрастает.

Каков источник этой животворной силы? Об этом думали многие мыслители, ученые и поэты. И вот что сказал А. С. Пушкин о Новом Завете (мысли его можно отнести и ко всей Библии): «Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедовано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелие, - и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие.»

С тех пор, как славянский перевод Евангелия, Псалтыри и других библейских книг, созданный великими просветителями Кириллом и Мефодием, появился на Руси, Библия стала первой и главной книгой русской культуры: по ней ребенок учился грамоте и мышлению, христианским истинам и нормам жизни, началам нравственности и основам словесного художества. Библия вошла в народное сознание, в повседневный быт и духовное бытие, в обыденную и высокую речь; она не воспринималась как переводная, но как родная и умеющая роднить людей всех языков.

Но в течение долгих десятилетий XX в. Библия в нашей стране оставалась гонимой, как это было в первые века новой эры, когда правители Римской империи пытались остановить распространение христианства.

Казалось, что длительное господство дикарского идолопоклонства, выступавшего под видом научного атеизма, отлучило массу читателей от Библии и отучило понимать ее. Но как только Книга книг вернулась в семьи, школы, библиотеки, стало ясно, что духовная связь с нею не утрачена. И прежде всего напомнил об этом сам, русский язык, в котором крылатые библейские слова устояли против натиска канцелярской мертвечины, безудержного сквернословия и помогли сберечь дух, разум и благозвучие родной речи.

Возвращение Библии позволило читателям совершить и еще одно открытие: оказалось, что вся русская литературная классика, от древности до современности, связана с Книгой книг, опирается на ее истины и заветы, нравственные и художественные ценности, соотносит с нею свои идеалы, приводит ее речения, притчи, легенды... Эта связь не всегда очевидна, но открывается в пристальном, отзывчивом чтении и вносит как бы новое измерение в «художественную вселенную», созидаемую словесным искусством.

Теперь мы заново вчитываемся и вдумываемся в Библию, накапливаем знания о ней, которые прежде постепенно осваивались в школьные годы. Давно известное мы постигаем как новое: ведь за каждой деталью видится огромный мир, остававшийся для нас далеким или вовсе неведомым.

Само название этой книги - драгоценный факт истории культуры. Оно произошло от слова biblos: это греческое имя египетского растения папирус, из которого в древности изготовляли хижины, лодки, множество других нужных вещей, а главное - материал для письма, опору человеческой памяти, важнейшую основу культуры.

Книгу, написанную на папирусе, греки называли he biblos, если же она была небольшой, говорили to biblion - книжечка, а во множественном числе - ta biblia. Потому-то первое значение слова Библия - собрание небольших книг. В этих книгах записаны легенды, заповеди, исторические свидетельства, песнопения, жизнеописания, молитвы, размышления, исследования, послания, поучения, пророчества... Авторы книг - пророки, священнослужители, цари, апостолы; имена большинства их обозначены, авторство иных книг установлено исследованиями ученых. И все библейские писатели - художники, владеющие убёждающей, живописной, музыкальной речью.

Книги христианской Библии делятся на две части, возникшие в разное время: 39 книг Ветхого (Древнего) Завета, (примерно X - III вв. до н.э.) и 27 книг Нового Завета (конец I - начало II в. н.э.). Эти части, написанные изначально на разных языках - древнееврейском, арамейском, греческом - неразделимы: они пронизаны единым стремлением, создают единый образ. Слово «завет» в Библии имеет особый смысл: это не только наставление, завещанное последователям, грядущим поколениям, но и договор Бога с людьми - договор о спасении человечества и земной жизни вообще.

Число литературных произведений на русском языке, содержащих размышления о Библии, ее образы и мотивы, чрезвычайно велико, даже перечислить их вряд ли возможно. Идея творящего слова пронизывает всю Библию - от Первой книги Моисеевой до Откровения Иоанна Богослова. Она торжественно и мощно выражена в Евангелии от Иоанна:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».

Библия и русская литература XIX века.

Именно в XIX веке духовная проблематика и библейские сюжеты особенно прочно входят в ткань европейской, русской и всей мировой культуры. Если бы попытаться только перечислить названия стихотворений, поэм, драм, повестей, которые за истекшие двести лет были посвящены библейской проблематике, то подобное перечисление заняло бы очень большое время, даже без характеристики и цитат.

В свое время Оноре Бальзак, подводя итог "Человеческой комедии", отмечал, что вся эпопея написана им в духе христианской религии, христианских законов и права. Но на самом деле в огромном, многотомном произведении Бальзака христианского духа мало. В нем есть многое, это действительно панорама человеческой жизни, но жизни приземленной, погруженной в быт, страсти, порой мелкие, и взлетов мы не видим. То же самое можно сказать и о Густаве Флобере, и о многих других западных писателях, у которых жизнеописания заслоняют вечные вопросы. Такова была динамика развития литературы на Западе в XIX веке. В XX веке картина меняется и начинаются вновь поиски вечного.

Русская литература XIX века в этом отношении выгодно отличается от литературы западной. Потому что от Василия Жуковского до Александра Блока она всегда была сосредоточена на жгучих нравственных проблемах, хотя и подходила к ним с разных точек зрения. Она всегда волновалась этими проблемами и редко могла останавливаться только на бытописании. Писатели, которые ограничивались житейскими сложностями, оказывались оттесненными к периферии. В центре читательского внимания всегда были писатели, тревожащиеся проблемами вечного.

"И в Духа Святаго, Господа Животворящего…" Духом этим наполнен был русский девятнадцатый век (даже когда бунтовал). Золотой век нашей литературы был веком христианского духа, добра, жалости, сострадания, милосердия, совести и покаяния - это и животворило его.

Василий Андреевич Жуковский (1783 - 1852)

Жуковского называют родоначальником новой русской поэзии. Владимир Соловьев писал, что его элегия "Сельское кладбище" "может считаться началом истинно человеческой поэзии в России после условного риторического творчества Державинской эпохи". В его личности и творчестве удивительно сочетание европейской образованности, романтизма и даже мистицизма - с твердой православной верой.

В нем не было ни лжи, ни раздвоенья, он все в себе мирил и совмещал, - писал о нем Ф.И. Тютчев. А Б.К. Зайцев, перу которого принадлежит литературная биография Жуковского, назвал его "единственным кандидатом в святые от литературы нашей". Чисто религиозных стихов у Жуковского немного, но его перу принадлежат довольно многочисленные прозаические рассуждения на духовные темы: "О молитве", "О внутренней жизни" и др.

Знаменателен и тот факт, что стихотворение Жуковского "Молитва русского народа" в переработанном варианте превратилось в гимн Российской империи: "Боже, царя храни".

Молитва русского народа.

Боже! Царя храни!

Славному долги дни

Дай на земли!

Гордых смирителю,

Слабых хранителю

Все ниспошли!

Перводержавную

Русь православную

Боже, храни"

Царство ей стройное,

В силе спокойное! –

Все же недостойное

Прочь отжени.

Воинство бранное,

Славой избранное,

Боже, храни!

Воинам мстителям,

Чести спасителям –

Миротворителям –

Долгие дни.

Мирных властителей,

Правды блюстителей,

Боже, храни!

Жизнь их примерную,

Нелицемерную,

Доблестям верную

Ты помяни!

О, Провидение!

Благословение

Нам ниспошли!

К благу стремление,

В счастье смирение,

В скорби терпение