Имя Джона Рида, известного американского журналиста, написавшего книгу «10 дней, которые потрясли мир» о событиях Октября года, в советские времена знали почти все. Вездесущий репортер из далекой страны стал в России настоящим героем: непревзойденным летописцем революции, пламенным коммунистом и незаурядным человеком. Его биография даже вышла в серии «Жизнь замечательных людей», что было в ту пору немалой честью. Умерший в октябре 1920 года от сыпного тифа, молодой американец был похоронен у Кремлевской стены, где в то время хоронили героев революции. Его короткая, как вспышка, жизнь оставила яркий след и множество вопросов, на которые историки до сих пор не могут однозначно ответить.
Всего лишь неполных 33 года прожил Джон Рид, но его короткий и блистательный жизненный путь стал легендой, тайну которой пытались разгадать многие. Его произведения «Восставшая Мексика» и особенно «Десять дней, которые потрясли мир» в свое время были широко известны. Но каким человеком был их автор? «Почему случилось так, что мальчик, родившийся в богатой и привилегированной семье, отвернулся от материальных благ, которыми мог бы наслаждаться, и в столь полной мере стал жить жизнью угнетенных? Каким образом из окруженного чрезмерной заботой ребенка, хилого телом и слабого духом, вырос человек, смело скакавший под градом пуль и не боявшийся тюрем, куда попадал не раз за свою полную приключений жизнь? Каким образом мальчик, среди предков которого числились в основном прожженные бизнесмены… стал одним из самых выдающихся литературных талантов своего времени?» — писала в своих мемуарах соотечественница Рида Тамара Хови.
Джон Рид родился 22 октября 1887 года в американском городе Портленд на берегу Тихого океана, в семье богатого бизнесмена. Его отец был из той породы людей, которых Джек Лондон изображал в своих рассказах об американском Западе. Именно от своего отца Джон Рид унаследовал острый ум и смелый, мужественный дух.
Его блестящие дарования проявились рано, и по окончании школы он был отправлен учиться в самый знаменитый университет Америки — Гарвардский, где обучались дети только из самых богатых и привилегированных слоев общества. В стенах престижного Гарварда Джон Рид провел четыре года, умудрившись организовать среди студентов — отпрысков нуворишей и богачей — социалистический клуб! Когда об этом стало известно, наставники Д. Рида утешали себя мыслью, что социалистический клуб — не более чем простая мальчишеская блажь. «У него пройдет этот радикализм, — говорили они, — как только он выйдет из ворот колледжа на широкую арену жизни».
Когда Джон Рид окончил курс, получил ученую степень и вышел в широкий мир, он в невероятно короткий срок покорил его — своей энергией, энтузиазмом, любовью к жизни и, конечно, пером. Еще в университете в роли редактора сатирического листка «Lampoon» («Насмешник») он показал себя мастером легкого и блестящего стиля. Не ограничиваясь сатирой, он писал романтические стихи, которые читал на студенческих вечеринках. Со временем гордость Портленда, выпускник престижного Гарварда, поэт и любимец женщин, Джон Рид всерьез увлекся писательством.
Из-под его пера начали выходить драмы и рассказы. Литературное творчество привело Джона Рида в журналистику: он начал сотрудничать с изданиями левого политического направления — «New Review», «The Masses», «The Metropolitan Magazine». Издатели забрасывали молодого журналиста предложениями, крупные газеты все чаще заказывали ему обзоры важнейших событий зарубежной жизни. Тому, кто желал быть в курсе современной жизни, достаточно было следовать за Джоном Ридом, ибо всюду, где случалось что-нибудь значительное, неизменно появлялся он. Бунтарь по натуре, Рид всегда был там, где происходили стачки, забастовки и рабочие волнения. В 1912 г. он в бушующей Мексике, где на борьбу поднялась армия крестьян под командованием легендарного Панчо Вильи, в 1913 г. — в Патерсоне, где стачка текстильщиков перешла в открытое восстание. Весной 1914 г. Рид создал очерк «Война в Колорадо», в котором описал расправу над бастовавшими горняками в Ладлоу. Неслучайно чешско-австрийский писатель, антифашист Э. Э. Киш впоследствии назвал Джона Рида «журналистом на баррикадах».
С началом (1914-1918) Д. Рид поспевает всюду, где грохочут пушки. Опасность никогда его не пугала, напротив, она была его родной стихией. Молодой журналист всегда был в гуще событий, пробирался в запретные зоны, на передовые линии. Он пытался увидеть мировую войну с двух сторон — сначала глазами войск Антанты, а затем, перебравшись по другую сторону линии фронта, из немецких окопов. В момент вступления Америки в войну случилось так, что Риду сделали медицинскую операцию, в результате которой он лишился одной из почек. Врачи объявили его негодным для военной службы. «Потеря почки может освободить меня от службы в войне между двумя народами, — заявил он, — но она не освобождает меня от службы в войне между классами».
Джон Рид побывал в Италии, Франции, Англии, Германии, Греции, Сербии и в Российской империи, куда приехал в 1915 году и вскоре подвергся аресту за смелые разоблачения царского правительства.
В 1916 году Рид возвратился в США, где занялся редактированием революционного журнала «Массы». Но через год он снова поспешил в Россию, которая стояла на пороге революции. Казалось, уже в первых революционных стычках Петрограда американский журналист распознал приближение полномасштабной классовой войны.
В августе 1917 года вместе со своей женой, американской писательницей и журналисткой Луизой Брайант-Труллингер Джон Рид приехал в Петроград. Русская революция захватила его безраздельно! Большевики покорили американского бунтаря своей энергией и безоглядностью. Он писал о них с нескрываемой симпатией. Паспорт американского журналиста открывал ему двери по обе стороны баррикад. 25 октября 1917 года (в своей книге он использует даты по новому стилю и называет революцию Ноябрьской) Рид сначала проник в Зимний дворец, занятый юнкерами, а в конце дня он уже снова был здесь в составе красногвардейцев, идущих на штурм Зимнего. Он был вездесущ: на многочисленных митингах, на заседаниях различных комитетов, съездов, в Смольном и в Таврическом дворцах; встречался с Лениным, Троцким, Каменевым, с правыми и левыми… Обо всем этом он напишет в своей знаменитой книге «Десять дней, которые потрясли мир».
Материал для нее он собирал повсюду и какой только мог отыскать — комплекты газет, прокламаций, брошюр и плакатов. К плакатам он питал особенную страсть. Каждый раз, когда где-либо появлялся новый плакат, он, не задумываясь, срывал его со стены. В те дни плакаты печатались в таком множестве и с такой быстротой, что трудно было найти для всех место: эсеровские, меньшевистские и большевистские плакаты наклеивались один на другой, так что однажды Рид отодрал пласт в шестнадцать плакатов один под другим. Его друг и коллега А. Р. Вильямс, с которым Д. Рид работал в Бюро революционной пропаганды при Наркоминделе, вспоминал: «Ворвавшись в мою комнату и размахивая огромной бумажной плитой, он воскликнул: „Смотри! Одним махом я сцапал всю революцию и контрреволюцию!“».
«Десять дней, которые потрясли мир» Джон Рид написал уже в Америке, куда вернулся весной 1918 г. Книга была создана в рекордно короткий срок — менее чем за месяц: Рид работал целыми сутками. В предисловии к книге он писал: «В борьбе мои симпатии не были нейтральны. Но, рассказывая тех великих дней, я старался рассматривать события оком добросовестного летописца, заинтересованного в том, чтобы запечатлеть истину…Эта книга — сгусток истории, истории в том виде, в каком я наблюдал ее. Она не претендует на то, чтобы быть больше чем подробным отчетом о Ноябрьской революции, когда большевики во главе рабочих и солдат захватили в России государственную власть и передали ее в руки Советов. Большевики, представляется мне, — это не разрушительная сила, а единственная в России партия, обладающая созидательной программой и достаточной властью, чтобы провести ее в жизнь. Что бы ни думали иные о большевизме, неоспоримо, что русская революция есть одно из величайших событий в истории человечества, а возвышение большевиков — явление мирового значения. Точно так же, как историки разыскивают малейшие подробности о Парижской коммуне, так они захотят знать всё, что происходило в Петрограде в ноябре 1917 г., каким духом был в это время охвачен народ, каковы были, что говорили и что делали его вожди. Именно об этом я думал, когда писал настоящую книгу».
Опубликовать книгу, в которой необычно ярко и сильно были описаны первые дни революционных событий в России, оказалось сложно: несколько копий рукописей были конфискованы. Но в марте 1919 года ее все же удалось выпустить. На первом экземпляре Джон Рид написал: «Моему издателю Горацио Ливрайту, едва не разорившемуся при печатании этой книги». Отважный Ливрайт был единственным в Нью-Йорке, кто решился на публикацию «Десяти дней». Книга, имевшая всемирный резонанс, была высоко оценена В. И. Лениным: «Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида „Десять дней, которые потрясли мир“, я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата».
Книга о первых днях Октябрьской революции стала самым известным произведением Джона Рида. Может показаться странным, что подобную книгу о России смог написать иностранец, американец, не знающий языка народа, его быта… Но Рид не был сторонним равнодушным наблюдателем, он был страстным революционером, видевшим глубокий смысл в тех событиях. Это понимание дало ему ту остроту зрения, без которой нельзя было описать происходящее. Сейчас, спустя многие годы после Октябрьских событий, которые перевернули жизнь России, а затем и всего мира, можно по-разному относиться к «Десяти дням, которые потрясли мир», но истинно одно: книга написана искренне, ее автор свято верил в светлое будущее человечества. Отсюда его убеждение, что «русская революция есть одно из величайших событий в истории человечества, а возвышение большевиков — явление мирового значения». Вполне возможно, проживи Джон Рид дольше 33 лет, он бы разочаровался в большевистском перевороте, но ему не суждено было узнать ни о процессах 1937-1938 гг. в СССР, ни о сталинских лагерях, ни о трагедии всего народа.
После выхода своей книги Джон Рид совершил около двадцати агитационных поездок по Америке, выступая с пламенными речами на бесчисленных массовых собраниях в защиту Октябрьского переворота в России. Весной 1919 года он был избран редактором новой газеты «New York Communist». В августе — сентябре этого же года Рид принял участие в создании Коммунистической рабочей партии США, образовавшейся из отколовшегося левого крыла Социалистической партии. Осенью 1919 года «неистовый репортер» тайно приехал в Россию, работал в Москве, в Коминтерне, собирал материалы для новой книги, посвященной уже послеоктябрьскому периоду. В июле 1920 года он принял участие в работе II конгресса Коминтерна. Вскоре после этого «певец революции» Джон Рид заболел сыпным тифом и 19 октября 1920 года скончался. Ходили упорные слухи, что он был отравлен. Похоронен Джон Сайлас Рид у Кремлевской стены, где большевики хоронили самых преданных своих соратников. Над его могилой воздвигнут памятник в виде гранитной глыбы, на которой высечена лаконичная надпись: «Джон Рид, делегат III Интернационала, 1920».
В последние годы интерес к личности американского журналиста снова возрос, но сегодня его безупречная биография ставится некоторыми исследователями под сомнение. Так, например, историк из США Энтони Саттон пришел к сенсационному выводу, что Джон Рид, скорее всего, был «двойным агентом» — как Кремля, так и Уолл-стрит или же посредником между ними. С точки зрения Саттона, иначе трудно объяснить столь пристальное и благожелательное внимание весьма влиятельных в США лиц к обычному журналисту, одному из лидеров компартии США — на начальном этапе ее создания — и активному члену Исполкома Коминтерна. Не может не удивлять, отмечает историк, что как только Рид попадал в ту или иную передрягу, которых в его жизни случалось немало, тут же за него начинали хлопотать лица, которые, согласно общепринятой логике, за человека, откровенно сочувствующего большевикам, беспокоиться никак не могли. Судя по данным Саттона, тесная связь с крупным американским капиталом и Белым домом возникла у Джона Рида еще во времена мексиканской революции. Во всяком случае, пишет Саттон, «когда во время Первой мировой войны журналиста задержали еще в царской России с рекомендательными письмами из Бухареста, которые он вез антироссийски настроенным лицам в Галицию, за него вступилась не только редакция его родного журнала „Метрополитэн“, что вполне естественно, но и хозяева издания — крупнейшие банкиры США, после чего Рид был немедленно отпущен на свободу». Саттон свидетельствует, что в архиве американского Госдепартамента хранятся документы о неоднократных арестах и задержаниях Джона Рида (в Норвегии, Финляндии) и дальнейших его освобождениях после вмешательства журнала «Метрополитэн» и Госдепа США, а также Уильяма Франклина Сэндса, который являлся исполнительным секретарем «Америкэн Интернэшнл Корпорейшн» и был весьма влиятельной особой в деловом мире Америки. Наиболее вероятной гипотезой, с точки зрения Э. Саттона, является то, что «Джон Рид был в действительности агентом Моргана — возможно, лишь наполовину знающим о своей двойной роли, — что его антикапиталистические статьи поддерживали ценный миф о том, что все капиталисты находятся в постоянной вражде со всеми социалистическими революционерами».
Историкам сложно выяснить правду, но, вероятно, придется это сделать. Тем более, что, помимо изысканий Саттона, появляются и другие работы о жизни Джона Рида. Например, о том, что в архивах компартии США якобы хранятся свидетельства активного участия Джона Рида в отмывании денег, которые Россия пересылала в Америку. Так что на вопрос о том, кто же в действительности похоронен у Кремлевской стены на Красной площади в Москве — пламенный коммунист, агент американских магнатов или «двойной агент», — историки не дали точного ответа и продолжают об этом спорить.
В. М. Скляренко, И. А. Рудычева, В. В. Сядро. 50 знаменитых загадок истории XX века
Для того чтобы он подготовился к поступлению в колледж, так как его отец, который никогда не ходил в университет, хотел чтобы его сыновья учились в Гарварде .
Первая попытка Джона поступить в университет провалилась, но поступил со второй, и уже осенью 1906 года он начал своё обучение в Гарварде . Высокий, красивый, весёлый, Джон принимал участие практически во всех студенческих мероприятиях. Он был членом команды чирлидеров , членом команды пловцов и участвовал в заседаниях Драматического клуба. Он был членом редколлегии студенческого журнала Lampoon и Harvard Monthly , а также был президентом студенческого хора Гарварда. Джон не был членом университетской команды по футболу, но преуспел в менее престижных видах спорта, таких как плавание и водное поло .
Рид также принимал участие в собраниях Клуба Социалистов, где президентом был его друг Уолтер Липпман . Несмотря на то, что Рид так и не стал членом этого клуба, эти собрания оказали определённое влияние на его взгляды. Клуб был абсолютно легален, и постоянно критиковал руководство университета за то, что оно не платило всем работникам университета прожиточный минимум, и ходатайствовали о создании курса о социализме .
Рид окончил Гарвард в 1910 году и тем же летом отправился в путешествие. В ходе своего путешествия он посетил Англию , Францию и Испанию .
Начало репортёрской карьеры
Джон Рид хотел стать журналистом, и решил, что самое подходящее место для репортёрской карьеры - это Нью-Йорк , где были сконцентрированы все важнейшие издания того времени. Благодаря университетскому знакомству с журналистом Линкольном Стеффенсом , который занимался журналистскими разоблачениями и который высоко ценил Джона за его ум и талант, сделать первый шаг было проще. Стеффенс помог Риду занять не самый значительный пост в журнале American Magazine - в обязанности Джона входили чтение рукописей, корректура , а затем и редакторская работа. Чтобы заработать больше, Джон занял пост управляющего в недавно открытом, ежеквартальном журнале Landscape Architecture .
Военный корреспондент
Практически сразу же после начала Первой мировой войны Джон Рид в качестве репортёра Metropolitan отправляется в нейтральную (в тот момент) Италию . Рид встретился с Мейбл Додж, ставшей его любовницей, и вместе они отправились в Париж . Рид полагал, что война - это лишь новый виток торговой борьбы между империалистами. Джон не сочувствовал никому из участников войны. В неподписанной статье «Война торговцев», которая была опубликована в сентябре 1914 года в The Masses , Джон писал :
Настоящая война, для которой эта вспышка смерти и разрушений - всего лишь инцидент, началась давно. Война шла десятки лет, но мы не замечали сражений этой войны. Это война торговцев.
Мы, социалисты, должны надеяться, нет - верить, что из-за этих ужасных кровопролитий и страшных разрушений, произойдут глобальные социальные изменения, и мы ещё на шаг приблизимся к нашей мечте - Миру среди Людей
Во Франции Джон Рид пребывал в апатии из-за цензуры , введённой на время войны, а также из-за того, что ему было очень сложно попасть на фронт. Рид и Мейбл отправились в Лондон , откуда Мейбл отправляется в Нью-Йорк, чтобы оттуда помогать Джону. Правда пребывание в Европе, благодаря Мэйбл, позволило Риду познакомиться с рядом выдающихся деятелей культуры, такими, например, как Пабло Пикассо и Артур Рубинштейн .
Тем летом Джон Рид поддержал президента Вудро Вильсона в его намерении баллотироваться на второй срок, так как Рид полагал, что Вильсон выполнит своё обещание и не допустит вступления США в войну .
1916 год оказался для Джона наполненным разнообразными событиям - женитьба на Луизе Брайант в Пикскилле (англ : Peekskill, New York) в ноябре; операция по удалению почки, проведенная в клинике Джона Хопкинса в Балтиморе , где Джон оставался до конца декабря . В 1916 году Джон также опубликовал за свой счёт книгу Тамерлан и другие стихотворения тиражом в 500 экземпляров.
Пока страна приближалась к войне, Рид становится ещё более радикальным: его отношения с Metropolitan были закончены. Джон закладывает часы своего покойного отца, а также продает свой коттедж в Кейп-Коде (полуостров, очаровательное место к югу от Бостона) стороннице контроля за рождаемостью Маргарет Сэнгер .
В июле и августе 1917 года Рид продолжал писать агрессивные и злые статьи для Masses , который отказалась доставлять по почте Почтовая служба США . Также Джон Рид писал для журнала Seven Arts , который, в конце концов, лишился финансовой поддержки из-за статей Рида, а также одной статьи Рэндолфа Борна - в результате журнал перестал выходить . Дж. Рид был ошеломлен провоенными милитаристскими настроениями, популярными в стране - его карьера рушилась.
Свидетель революции
17 августа 1917 года Джон Рид и Луиза Брайант отплыли из Нью-Йорка в Европу, предварительно заверив Государственный департамент США , что они не будут представлять Социалистическую партию на предстоящей конференции в Стокгольме . Джон и Луиза хотели посетить Россию в качестве журналистов, чтобы засвидетельствовать происходящее там, а также для того чтобы собрать материал для репортажа о событиях происходящих в молодой российской республике. Путешествуя через Финляндию , пара прибыла в Петроград сразу после неудачной попытки военного переворота Л. Г. Корнилова . Джон и Луиза оказались в эпицентре Октябрьской революции.
Ситуация с продовольствием была очень сложной, Джон позже писал:
Большевики, ратовавшие за создание правительства, полностью состоящего из социалистов, а также за немедленное прекращения участия России в войне, стремились к передаче власти Керенским съезду Советов , который должен был быть созван в октябре 1917 года . Керенский усматривал в этом стремление отстранить его от власти и принял решение закрыть газеты большевиков, приказал арестовать большевистских лидеров, собрался отправить войска Петроградского гарнизона, который считался ненадежным, обратно на фронт. Военно-революционный комитет Советов, в котором большинство составляли большевики, готовился к захвату власти от имени будущего съезда. В 11 часов вечером 7 ноября 1917 года был захвачен Зимний дворец, резиденция правительства Керенского; Рид и Брайант присутствовали во время захвата Зимнего дворца .
Джон Рид был активным сторонником нового революционного социалистического правительства; он участвовал в работе Наркомата иностранных дел , переводя указы и новости о действиях нового правительства на английский язык. «Я также принимал участие в сборе материалов и данных и распространении документов, которые шли в немецкие окопы», – позже вспоминал Рид . К декабрю его средства были почти исчерпаны, и он стал работать на американца Раймонда Роббинса - представителя Красного Креста . Роббинс хотел создать газету которая защищала бы американские интересы; Рид согласился, но в первом номере газеты, который подготавливал к печати именно он, Рид разместил предупреждение прямо под заголовком: «Эта газета посвящена защите интересов американского капитала» .
Джон был близко знаком со многими членами нового правительства. Он встретился с Львом Троцким и познакомился с Лениным во время разгона Учредительного собрания (6) 19 января 1918 года .
Позднее он написал книгу об этих событиях в России - «», о которой В. И. Ленин отозвался следующим образом:
Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида: «Десять дней, которые потрясли весь мир», я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространённой в миллионах экземпляров и переведённой на все языки, так как она даёт правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата .
Последние годы жизни
Память
Именем Джона Рида названы улицы в Серпухове , Чехове , Астрахани , в Невском районе Санкт-Петербурга .
Узбекский писатель, драматург и журналист Джонрид Мухитдинович Абдуллаханов получил имя в честь Джона Рида.
Адреса в Петрограде
- 1917- - Троицкая улица, 23, кв. 36.
Адреса в Москве
- Гагаринский переулок , 11 (бывший дом архитектора Н. Г. Фалеева).
Семья
В 1916 году женился на Луизе Брайант . Детей в браке не было.
Произведения
- Рид Дж. Избранное: в 2-х кн.: кн.1. Десять дней, которые потрясли мир ; Восставшая Мексика [Текст]: пер. с англ. / Дж. Рид. - М.: Политиздат , 1987. - 543 с.
- Рид Дж. Избранное: в 2-х кн.: кн.2. Очерки. Статьи. Стихотворения. Автобиография. Письма. Воспоминания о Джоне Риде [Текст]: пер. с англ. / Дж. Рид. - М.: Политиздат , 1987. - 527 с.
- Рид Дж. Избранные произведения [Текст]: пер. с англ. / Дж. Рид. - М.: изд-во иностранной лит., 1957. - 254 с.
- Рид, Джон . 10 дней, которые потрясли мир. С предисловиями В. И. Ленина и Н. К. Крупской. - М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1957. - 352 с.
Экранизации и инсценировки
- В 1927 году Сергей Эйзенштейн выпустил первую, немую экранизацию (название по замыслу «Десять дней, которые потрясли мир »; в прокат фильм вышел под названием «Октябрь ».)
- На основе книги Д. Рида был снят первый послесталинский фильм об Октябрьской революции «В дни Октября» , 1958, где он (в исполнении актёра А. Федоринова) является одним из действующих лиц.
- «Правду! Ничего кроме правды!» Д. Н. Аль . На сцене Большого драматического театра им. Г. А. Товстоногова Джона Рида играет народный артист СССР Неведомский Леонид Витальевич .
- На основе книг и биографии Джона Рида режиссёр Сергей Бондарчук снял дилогию «Красные колокола». К/с: «Мосфильм» (СССР), «Каносите-2» (Мексика), «Видес Интернейшнл» (Италия), В роли Джона Рида - Франко Неро :
- - Фильм 1. Мексика в огне
- - Фильм 2. Я видел рождение нового мира
- Биография Джона Рида легла в основу фильма Уоррена Битти «Красные» , где последний снялся в главной роли.
Напишите отзыв о статье "Рид, Джон"
Примечания
- Granville Hicks with John Stuart, John Reed: The Making of a Revolutionary. New York: Macmillan, 1936. Page 1.(en)
- Hicks with Stuart, John Reed, pg. 2.
- Eric Homberger, John Reed. Manchester: Manchester University Press, 1990. Pages 7-8
- Homberger, John Reed, pg. 8
- Homberger, John Reed, pg. 9
- Hornberger, John Reed, pg. 12.
- Hicks with Stuart, John Reed, page 33
- Hicks with Stuart, John Reed, pg. 51
- Hicks with Stuart, John Reed, pg. 65
- Hicks with Stuart, John Reed, pg. 66
- Homberger, John Reed, pg. 49.
- Homberger, John Reed, pg. 55.
- Homberger, John Reed, pg. 69.
- Homberger, John Reed, pp. 75-76.
- John Reed, «The Trader’s War», The Masses, v. 5, no. 12, whole no. 40 (Sept. 1914), pp. 16-17. The article appears without a byline, attributed to «a well-known American author and war correspondent who is compelled by arrangements with another publication to withhold his name.»
- Дангулов А. С., Дангулов С. А. Легендарный Джон Рид. - М .: Советская Россия, 1978.
- Homberger, John Reed, pg. 114.
- Homberger, John Reed, pp. 112-116.
- Homberger, John Reed, pg. 118.
- Homberger, John Reed, pg. 122.
- Homberger, John Reed, pp. 128-129.
- Testimony of John Reed, Brewing and Liquor Interests and German and Bolshevik Propaganda: Report and Hearings of the Subcommittee on the Judiciary, United States Senate…, vol 3. pg. 563. Hereafter: Overman Committee Report, v. 3.
- Testimony of John Reed, Overman Committee Report, v. 3, pg. 575.
- Testimony of John Reed, Overman Committee Report, v. 3, pg. 569.
- Testimony of John Reed, Overman Committee Report, v. 3, pg. 570.
- Testimony of John Reed, Overman Committee Report, v. 3, p. 565.
- Homberger, John Reed, pp. 159-60
- Из предисловия к изданию: Дж. Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1957.
- Абрамов Алексей Сергеевич. У Кремлёвской стены. - М .: Издательство политической литературы, 1987.
Литература
- Гиленсон, Б. А. Джон Рид у истоков социалистического реализма в литературе США. - М.: Высш. шк., 1987. - 111, c.
- Гладков Т. К. Джон Рид. М.: Мол. гвардия, 1962. - 288 с. - (ЖЗЛ. Вып.14 (347)).
- Дангулов А. С., Дангулов С. А. Легендарный Джон Рид - М.: Сов. Россия, 1982. - 288 с.
- Киреева И. В. Дооктябрьское творчество Дж. Рида (к проблеме метода) // Лит. связи и традиции. Уч. зап. Горьк. ун-та, вып. 160. - Горький, 1973.
- Киреева И. В. Литературное творчество Джона Рида. Горький, 1974. - 150 с.
- Краснов И. М. Джон Рид: правда о Красной России. М.: Сов. Россия, 1987. - 304 с.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Рид, Джон
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Рид Джон (1887-1920). Американский писатель, журналист. Один из организаторов коммунистической партии США (1919).
Член Исполкома Коминтерна. Рид родился в г. Портленде (США) в семье богатого бизнесмена. После окончания Гарвардского университета он стал сотрудником ведущих американских газет. В 1913 г. участвовал в буржуазно-демократической революции в Мексике. В книге «Революционная Мексика» он выступил против вмешательства США во внутренние дела этой страны. Осенью 1917 г. приехал в Россию. Участник Октябрьской революции в Петрограде. Вернувшись на родину, Рид совершил около двадцати агитационных поездок по стране, выступая в защиту Октябрьской революции. Осенью 1919 г. «неистовый репортер» снова приехал в Петроград, участвовал в работе II конгресса Коммунистического Интернационала. Летописец Октября ездил по России, собирая материал для своей новой книги. Умер в Москве от тифа. Похоронен на Красной площади у Кремлевской стены. Он был женат на американской писательнице Луизе Брайант-Труллингер (1890-1936).
Рид - автор одного из лучших историко-мемуарных трудов об Октябрьской революции «Десять дней, которые потрясли мир» (Reed J. Ten Days that Shook the World. New York, 1919). В своем «документально точном и правдивом повествовании» американский журналист вполне объективно отразил истинную роль почти каждого из ведущих участников событий 1917 г. Как известно, Ленин высоко оценивал книгу американского журналиста-коммуниста и даже написал предисловие к ней. Он рекомендовал издать ее в миллионах экземпляров на всех языках планеты. Русский перевод книги Рида появился на книжных полках в 1923 г., и Сталин сразу же невзлюбил ее. Дело в том, что в книге не упоминается имя Сталина среди руководителей восстания. Книга была подвергнута критике, а позднее замурована в спецфондах. Более четверти века она была предана забвению; переиздание было осуществлено только четыре года спустя после смерти Сталина, в 1957 г.
20 лет назад, 13 июня 1986, при загадочных обстоятельствах погиб Дин Рид, американский певец и актер, хорошо известный в Советском Союзе. Помимо того, что Дин Рид был известным певцом и актером, всю свою жизнь он боролся за свои политические убеждения, во многих странах его арестовывали, отказывали в визе.
Как певца и актера на родине Дина Рида не приняли, в США он был известен только как пловец и бегун. Большую часть своей жизни Дин Рид прожил за пределами родины. Певец жил в Латинской Америке, Италии, ГДР, СССР.
В Латинской Америке Дин Рид прожил четыре года, выступая с концертами и снимаясь в фильмах. Параллельно Рид стал активно участвовать в политике: началось все с того, что вместе с Валентиной Терешковой он принял участие в ток-шоу, активно выступая против войны во Вьетнаме, а также против военной помощи режиму в Панаме и Сальвадоре. В результате певец попал за решетку - по официальной версии, за хулиганство.
В 1965 году в Хельсинки проходил Всемирный Конгресс сторонников мира, и Дин Рид принимает в нем участие. Вскоре после этого он впервые приезжает в СССР, куда возвращается не один раз. В частности, дает концерты на БАМе. В одном из своих интервью он пошутил: "Мой соотечественник Джон Рид написал знаменитую книгу о России "Десять дней, которые потрясли мир". И хотя я, в отличие от своего однофамильца, не писатель, я бы мог написать небольшую книжку под названием "Девятнадцать дней на БАМе, которые потрясли Дина Рида". О поездке был снят документально-музыкальный фильм "Я желаю вам счастья".
Также в 1965 году в Аргентине за участие в Конгрессе и поездку в СССР Дина Рида террористы в течение двух месяцев обстреливали из пулемета его дом.
Одной из самых экстравагантных выходок Дина считают его выступление 1 сентября 1970 года у здания посольства США в столице Чили. Дин принес с собой ведро и порошок, а потом выстирал флаг США, объясняя поступок тем, что смывает с флага кровь тысяч вьетнамцев. Полицейские вырвали из рук Дина флаг, а самого арестовали.
После Латинской Америки Рид в течение трех лет жил в Италии. В это же время он снова приезжал в Советский Союз: после участия в Стокгольмской конференции в апреле 1970 года Дин Рид снова был приглашен в Москву Советским Комитетом защиты мира, чтобы принять участие в пленуме Всемирного Совета Мира в честь столетия со дня рождения В.И. Ленина.
В 1978 году в США Рида снова арестовывают. На этот раз за участие в митинге фермеров против захвата их земель концерном. Певец объявил голодовку - он не принимал пищу 11 дней. Известно, что директору тюрьмы звонили высокопоставленные лица из Кремля и лично интересовались здоровьем Рида. Через 12 дней он был освобожден прямо в зале суда.
В Советском Союзе в этом же году ему была вручена медаль Комитета защиты мира "Борцу за мир", присуждена премия Ленинского комсомола. Певец очень хотел жить в СССР - здесь у него была любимая женщина, эстонка Эва Киви, но советское правительство отказало, мотивировав это тем, что у американского певца не должно быть жены на территории страны. Тем не менее, некоторое время он фактически прожил в Советском Союзе.
С 1981 года Рид живет в ГДР на "вилле у озера" вместе с женой, немецкой актрисой Ренатой Блюме. Продолжая сниматься в фильмах, режиссировать свои картины, петь, он так и не оставляет политическую борьбу.
В 1983 году правительство Пиночета во второй раз высылает Рида из Чили и запрещает ему въезд в страну. Причиной стали два концерта, данные для студентов Сантьяго и шахтеров Ранкагуа. Известно, кстати, что билет на его выступление стоил 1 кг продуктов для поддержки уволенных шахтеров.
13 июня 1986 года Дин Рид был убит. Обстоятельства смерти певца до сих пор не прояснены до конца.
Версии
Данные следствия противоречивы, а официальный вывод сделали простой - самоубийство. Версии гибели певца были самые разные. Сразу после известия о его смерти "правые" газеты написали о том, что смерть Дина Рида якобы связана с "террористической деятельностью спецслужб коммунистического режима ГДР". О версиях убийства Дина Рида пишет во вторник РИА "Новости" .
По словам автора, Вечавковский находился в квартире певца в момент его гибели и подходил к телефону вместо хозяев. Знает он и школьную подругу Рида Дикси Ллойд. Именно эта женщина, по мнению автора статьи, выступает в качестве "главного обвинителя". Якобы Ллойд заявляла, что не верит ни в самоубийство, ни в несчастный случай. Она была убеждена, что его убили, потому что он открыто говорил о желании вернуться в США после 14-летнего пребывания на Востоке.
В статье из "Литературной газеты" от 16 июля 1986 года приводились слова Ренаты Блюме, опровергающей все эти сведения: "Я никогда не встречалась и не разговаривала по телефону с Миллером. Никакого Вечавковского я не видела и никогда о нем не слышала. Любые предположения о том, что моего мужа убили - самая отвратительная клевета. Такие домыслы только оскорбляют память о Дине, причиняя боль мне и нашей дочери. Мой муж утонул. Его нашли в озере мертвым. В последнее время у Дина резко ухудшилось здоровье: у него было больное сердце. Что касается предположения, что он хотел вернуться в США - и это абсолютная ложь. Ничего подобного он делать не собирался. Он жил мыслью о новом фильме. Он очень любил нашу дочь. Я считаю подлым иезуитством спекулировать на смерти моего мужа и очень надеюсь, что вы точно передадите мои слова".
С другой стороны в январе 2001 года в журнале SUPERILLU было опубликовано интервью госпожи Блюме, в котором она опровергает версию о самоубийстве, склоняясь к тому, что это был несчастный случай. Между тем, СМИ приводили слова Ренаты из частной беседы, в которой она говорила о том, что ее мужа зарезали, нанеся пять ударов ножом.
По официальной версии, поссорившись с женой, Дин порезал себе руку и уехал из дома. Его машина врезалась в дерево, а певец вылетел из нее и упал в воду. Поверить в то, что чемпион по плаванию утонул, трудно, тут и появилось дополнение: был без сознания от удара.
Известно, что приехавшей из Америки матери певца сначала отказались предъявить тело, объясняя, что лицо Дина изъедено рыбами. Три дня мать требовала показать труп сына, а когда увидела, обомлела: "Он не был раздут и не выглядел как утопленник". По другим сведениям, тело певца так никому и не показали, а кремировали сразу после обнародования "официальной" версии.
В 1990 году появились сведения, что Дин, разочарованный в социализме, покончил с собой, приняв снотворное. Эва Киви уверена, что ее любимого сначала отравили, а потом бросили в озеро.
Олег Смирнов, бессменный переводчик Дина Рида в СССР в интервью газете "Аргументы и Факты" заметил, что его нашли в теплой куртке, в то время как в Берлине была сильная жара в тот день. Кроме того, он вспомнил о том, что после смерти Рида "в связи с фальсификацией данных о смерти отца его дочь от первого брака начала судебный процесс: "Штат Калифорния против правительства ГДР". Процесс остановился после распада ГДР.
Не так давно появилась еще одна версия: что Дин был завербован КГБ, а вербовал его в ГДР лично резидент - Путин. В одной из латиноамериканских стран разрабатывалась операция, где восстание должен был поднять именно Дин. ЦРУ, узнав об этом, ликвидировало опасного агента.
20 годов назад не стало человека, который по популярности мог сравниться с самим Элвисом Пресли. 13 июня 1986 при таинственных обстоятельствах умер Дин Рид, южноамериканский певец и актер, отлично узнаваемый в Русском Союзе.
Кроме того, что Дин Рид был известным певцом и актером, всю свою жизнь он боролся за свои политические убеждения, в почти всех странах его арестовывали, отказывали в визе. Янки он был только по рождению. Как певца и актера на родине его не приняли, в США он был известен только как пловец и бегун. Огромную часть собственной жизни Дин Рид прожил за пределами родины: Латинская Америка, Италия, ГДР, СССР по очереди воспринимали его у себя в гостях.
В Латинской Америке он прожил четыре года, выступая с концертами и снимаясь в фильмах. Параллельно Рид стал интенсивно участвовать в политике: началось все с того, что совместно с Валентиной Терешковой он принял роль в ток-шоу, интенсивно выступая против войны во Вьетнаме, также против военной помощи режиму в Панаме и Сальвадоре. Как итог – певец попал за решетку. Вобщем, по официальной версии, за хулиганство.
В 1965 году в Хельсинки проходит Глобальный Конгресс приверженцев мира, и Дин Рид воспринимает в нем роль. Скоро после чего он в первый раз приезжает в СССР, куда не один раз будет ворачиваться. Певец ездил с концертами на БАМ, многим наверное запомнились не один раз транслируемые по русскому и российскому телевидению кадры – Дин Рин поет и играет на гитаре на крыше теплушки. В одном из собственных интервью он пошутил: "Мой соотечественник Джон Рид написал известную книжку о Рф "10 дней, которые потрясли мир". И хотя я, в отличие от собственного однофамильца, не писатель, я бы мог написать маленькую книгу под заглавием "Девятнадцать дней на БАМе, которые потрясли Дина Рида". О поездке был снят документально-музыкальный кинофильм "Я желаю вам счастья".
Кстати, в том же 1965 году в Аргентине за роль в Конгрессе и поездку в СССР Рида чуток было не уничтожили: фашиствующие террористы в течение 2-ух месяцев обстреливали из пулемета дом певца и его самого.
Одной из самых экстравагантных выходок Дина считают его выступление 1 сентября 1970 года у строения посольства США в столице Чили. Дин принес с собой ведро и порошок, а позже выстирал флаг США, объясняя поступок тем, что смывает с флага кровь тыщ вьетнамцев. Полицейские вырвали из рук Дина флаг, а самого арестовали.
После Латинской Америки его домом стала Италия. На три года. И он опять приезжает в Русский Альянс: после роли в Стокгольмской конференции в апреле 1970 года Дин Рид опять был приглашен в Москву Русским Комитетом защиты мира, чтоб принять роль в пленуме Глобального Совета Мира в честь столетия со денька рождения В.И. Ленина.
В 1978 году в США его опять арестовывают. Сейчас за роль в митинге фермеров против захвата их земель концерном. Певец объявил голодовку (она продолжалась одиннадцать дней). Понятно, что директору кутузки звонили высокопоставленные лица из Кремля и лично интересовались здоровьем Рида. Через 12 дней он был освобожден прямо в зале суда. А в Русском Союзе в этом же году – награжден. Дину Риду была вручена медаль Русского комитета защиты мира "Бойцу за мир", присуждена премия Ленинского комсомола. Певец очень желал жить в СССР – тут у него была возлюбленная дама, эстонка Эва Киви, но русское правительство отказало, мотивировав это тем, что у южноамериканского певца не должно быть супруги на местности страны. Все же, некое время он практически прожил в Русском Союзе.
С 1981 года Рид живет в ГДР на "вилле у озера" совместно с супругой, германской актрисой Ренатой Блюме. Продолжая сниматься в фильмах, режиссировать свои картины, петь, он так и не оставляет политическую борьбу.
В 1983 году правительство Пиночета во 2-ой раз отправляет Рида из Чили и воспрещает ему заезд в страну, сейчас уже навечно. Предпосылкой стали два концерта, данные для студентов Сантьяго и шахтеров Ранкагуа. Понятно, кстати, что билет на его выступление стоил 1 кг товаров для поддержки уволенных шахтеров.
13 июня 1986 года его жизнь оборвалась. Происшествия погибели певца до сего времени непонятны: показания родственников очень разнятся, данные следствия противоречивы, а официальный вывод сделали обычный – суицид.
Версии смерти певца были самые различные. Сходу после известия о его погибели "правые" газеты написали о том, что погибель Дина Рида типо связана с "террористической деятельностью спецслужб коммунистического режима ГДР".
Британская газета "Санди Таймс", которая опубликовала статью "спеца по культуре Восточного блока" Рассела Миллера, приводит слова из дискуссий с супругой Рида, с режиссером кинофильма, в каком собирался сняться Рид, некоторым Вечавковским. По словам создателя, Вечавковский находился в квартире певца в момент его смерти и подходил к телефону заместо владельцев. Знает он и школьную подругу Рида Дикси Ллойд. Эта самая дама, по воззрению создателя статьи, выступает в качестве "головного обвинителя". "Одним из малочисленных друзей в его родной стране была Дикси Ллойд, женщина-бизнесмен из Денвера, в свое время работавшая менеджером у Дина Рида. Она не верует ни в суицид, ни в злосчастный случай. Она убеждена, что его уничтожили, так как он открыто гласил о желании возвратиться в США после 14-летнего пребывания на Востоке."
В статье из "Литературной газеты" от 16 июля 1986 года приводятся слова Ренаты Блюме, опровергающей все эти сведения: "Я никогда не встречалась и не разговаривала по телефону с Миллером. Никакого Вечавковского я не лицезрела и никогда о нем не слышала. Любые догадки о том, что моего супруга уничтожили - самая мерзкая инсинуация. Такие домыслы только обижают память о Дине, причиняя боль мне и нашей дочери. Мой супруг утоп. Его отыскали в озере мертвым. В ближайшее время у Дина резко усугубилось здоровье: у него было нездоровое сердечко. Что касается догадки, что он желал возвратиться в США - и это абсолютная ересь. Ничего подобного он делать не собирался. Он жил идеей о новеньком кинофильме. Он очень обожал нашу дочь. Я считаю подлым иезуитством спекулировать на погибели моего супруга и очень надеюсь, что вы точно передадите мои слова".
С другой стороны в январе 2001 года в журнальчике "SUPERILLU" было размещено интервью госпожи Блюме, в каком она опровергает версию о самоубийстве, склоняясь к тому, что это был злосчастный случай. Меж тем, СМИ приводили слова Ренаты из личной беседы, в какой она гласила о том, что ее супруга зарезали, нанеся 5 ударов ножиком.
Официальная версия звучат так: поссорившись с супругой, Дин порезал для себя руку и уехал из дома. Его машина врезалась в дерево, а певец вылетел из нее и свалился в воду. Поверить в то, что фаворит по плаванию утоп, тяжело, здесь и появилось дополнение: был без сознания от удара.
Понятно, что прибывшей из Америки мамы певца поначалу отказались предъявить тело, объясняя, что лицо Дина изъедено рыбами. Три денька мама добивалась показать труп отпрыска, а когда увидела, обомлела: "Он не был раздут и не смотрелся как утопленник". По другим сведениям, тело певца так никому и не проявили, а кремировали сходу после обнародования "официальной" версии.
В 1990 году появились сведения, что Дин, разочарованный в социализме, покончил с собой, приняв снотворное. Эва Киви уверена, что ее возлюбленного поначалу отравили, а позже бросили в озеро.
Олег Смирнов, бессменный переводчик Дина Рида в СССР в интервью газете "Аргументы и Факты" увидел, что его отыскали в теплой куртке, в то время как в Берлине была мощная жара в тот денек. Не считая того, он вспомнил о том, что после погибели Рида "в связи с фальсификацией данных о погибели отца его дочь от первого брака начала суд: "Штат Калифорния против правительства ГДР". Процесс тормознул после распада ГДР.
Биография Дина Рида - http://msd/chsdnw.php?chsdnew=1792